Мальчик. А где так поздно отец? Ципора. За отца можешь не волноваться. Что будет с бедной тетей?! 30. Интерьер. Кухня в чьей-то квартире. День. Семья толпится в кухне. Моложавая, не без шарма, женщина и ее двое детей с уважением наблюдают, как Дов ловко устанавливает новый холодильник. Дов (требовательным тоном, не оглядываясь). От-вертку! Женщина с готовностью бросается к его сумке с инструментами и подает ему отвертку. Дов. Плоскогубцы! Дети мигом бросаются выполнять его требование. Семейство любуется Довом, а он то и дело останавливает на хозяйке свой наметанный глаз. Дов. Мне любопытно, где ваш муж? Почему его нет дома, когда привезли холодильник? Это мужское дело - проследить, чтоб работа была сделана как надо, а не лишь бы как. Женщина (не поднимая глаз). Вы не сделаете работу плохо. Дов. Это почему же? Женщина. Потому что у вас лицо порядочного человека... джентльмена. Дов. Как вы наблюдательны. А если это только видимость... Чтобы притупить бдительность. Женщина. Ну что вы! Я в людях разбираюсь. Дов. Ладно. Иногда и женщины говорят дело. Но все же меня интересует, где ваш муж? Женщина. Где может быть здоровый, не совсем старый мужчина в этой стране? Дов. Все ясно! Я сам недавно отбухал месяц на военной службе. Но вот дети почему не в школе? Женщина. Им очень хотелось посмотреть, как вы будете устанавливать новый холодильник. Дов. Нехорошо! Место детей - в школе. (Обращается к детям.) Надеюсь, завтра вы не пропустите занятий? Дети. Не пропустим! Дов. А то ведь как получается? Стоит отцу отлучиться, и они уже творят, что хотят. Ох, дети, дети. Горе с вами. Ладно. Бегите на улицу, нечего слушать, о чем взрослые болтают. Дети убегают, а Дов, закрыв за ними дверь, приближается к женщине, вгоняя ее в краску. Дов. Завтра я еще загляну. Женщина (смущенно). Зачем? Разве вы не закончили работу? Дов. Холодильник работает как часы. Можете поло- житься на меня. Но никому не помешает, если я еще раз все проверю... в действии. Ради женщины, такой, как вы, покопаться еще раз в холодильнике, не составит для меня труда, а, напротив, доставит удовольствие. Так что завтра утром ждите. Будете ждать? Женщина (после долгого молчания). Буду... И детей отправлю в школу... 31. Интерьер. Спальня в доме Дова. Ночь. Свет ночника еле озаряет лежащих на большой кровати Дова и Ципору. Дов пытается обнять ее, но она отталкивает его, ударив локтем по лбу. Дов потирает ушибленное место. Ципора. У меня нет больше сил... каждую ночь выносить твои приставания. Ты не можешь спокойно лежать рядом с женщиной. Ну хоть одну ночь без этого! Сделай перерыв. Ты же меня в гроб загонишь. Дов. Я люблю тебя. Как в первую ночь двадцать лет назад. Ципора. Посмотри на свою седую бороду. Я молю бога, чтоб нашлась такая женщина, которая хоть бы на одну ночь отвлекла тебя от меня. Дов. Бог такую женщину еще не создал. Я - однолюб. 32. Интерьер. Другая кухня. День. Большой холодильник лежит на боку. Дов работает в пустой кухне. Из соседней комнаты доносятся голоса, переходящие в женский плач. Дов вскакивает с пола, распахивает дверь. В гостиной плачут две женщины и девочка. Старшая женщина, давясь слезами, отвечает на немой вопрос Дова. Женщина. Вы не слушали радио? Сын наших соседей убит. Такой мальчик! Уже кончал службу в армии. Его ждали домой через неделю. Женщины, всхлипывая, поспешили на лестничную площадку. На лестнице толпятся плачущие люди. Из спальни бесшумно появился двухлетний малыш. Мальчик. Где мама? Почему все плачут? Дов берет мальчика на руки, нежно прижимает маленькую головку к своей бороде, пытается что-то сказать, но слезы не дают ему вымолвить ни слова. 33. Экстерьер. Лоджия в квартире Дова. Вечер. Дов, его семья и несколько гостей сидят за столом на открытой лоджии. Они поют хором, слегка фальшивя, но с душой. Расчувствовавшийся Дов обнимает жену за талию, пока она разливает по чашкам чай. Всем уютно и хорошо. На других балконах и лоджиях тоже сияют огни. Люди ужинают, слышны песни разных стран, откуда съехались в Израиль со всех концов света эти люди. И все это напоминает международный фестиваль. На тротуаре, под лоджией Дова, виден в свете уличного фонаря полицейский. Он смотрит на часы и задирает голову. Полицейский. Все! Тихо! Людям время спать. Песня обрывается. Дов перегибается через перила и приветливо машет полицейскому. Дов (оборачиваясь к своим гостям). Полицейский - тоже человек. Ему скучно на дежурстве, тянет потрепаться с людьми. Вот за что я люблю Израиль! Даже полицейский здесь - еврей. А что может сделать еврей другому еврею? Он нарочно роняет через перила кожуру от банана, и та приземляется точно на голову полицейскому. Тот взрывается ругательствами и грозит Дову кулаком. Дов бросает целый банан, и полицейский ловит его обеими руками. Дов. Ну, что я вам говорил? Где еще такое возможно? Только в Израиле. Он - полицейский, но не антисемит. В лоджии снова запевают песню, и Дов перекрывает своим баритоном остальные голоса. На других балконах тоже оживает музыка. Полицейский внизу за обе щеки уплетает банан. 34. Экстерьер. Пляж. День. Панорама отелей-небоскребов на набережной Тель-Авива, а между ними и синим морем - золотой пляж, густо усеянный телами загорающих. Среди них - наслаждающиеся свиданием Рома и аптекарша. Они лежат на спинах рядышком, жмурясь от счастья и касаясь пальцами друг друга. Аптекарша. Ты уверен, что твои уехали? Рома. Дорогая, я что, сам себе враг? Я их проводил. А теща - за океаном. Вернемся с пляжа - нас ждет шикарный ужин, приготовленный моими руками... Букеты цветов... райская музыка... Ты любишь русскую музыку? Аптекарша. Я люблю все, что ты любишь. Я тебя люблю. Рома. И я тебя. Хоть мы еще ни разу не были вместе. Аптекарша. Эта ночь будет нашей. Я сгораю от нетерпения. Рома. Ия... Загоравший рядом мужчина прерывает их воркование. Мужчина. Послушайте, голубки. Во-первых, сбавьте тон. Я даже возбудился от вашего воркования. А во-вторых, у вас есть шанс не дождаться ночи и не отведать кушаний, приготовленных этим влюбленным джентльменом. Тут прошли два араба и оставили в песке сумку. Аптекарша. А какое нам дело до этой сумки? Мужчина. А такое, что там что-то тикает. Я, в отличие от вас, не оглох от любви. Рома. Ну и что, что тикает? Мужчина. А то, что в сумке - бомба с часовым механизмом. Стоило мужчине это произнести, как паника охватила пляж и полуодетые люди ринулись подальше от злополучного места. Голоса. Полиция! Звоните в полицию! Опустел край пляжа у воды, а толпа полукругом теснится на безопасном расстоянии от места, где синеет на желтом песке сумка. И вдруг из толпы выбегает крохотная голая девчушка и направляется к сумке. Девочка. Моя кукла! Там моя кукла! Кукла, действительно, лежит невдалеке от синей сумки, и девочка на глазах у застывших от ужаса людей шаг за шагом приближается к ней. Рома, как верный рыцарь, попрощался взглядом со своей возлюбленной и на виду у ахнувшей толпы ринулся вслед за ребенком. В нескольких шагах от сумки он ее догнал девочку, схватил ее на руки и даже куклу успел прихватить, а затем осторожно, на цыпочках, зашагал обратно. Толпа встретила его аплодисментами. Мать девочки повисла у него на шее. Оказавшийся на пляже, полуодетый, журналист сунул к губам Ромы микрофон для интервью. И Рома, с трудом переводя дух от пережитой опасности, не преминул сообщить, что он - русский еврей, а они, русские евреи, так воспитаны, что любой на его месте сделал бы то же самое. У людей увлажнились глаза от восхищения русскими евреями. Тем временем явилась полиция и обезвредила сумку. В ней оказались обыкновенные бананы и большой будильник, кстати, российского производства. Рома (удивленно). - Это же моя сумка... И мой будильник! Как я забыл? Мужчина, первым поднявший панику, подошел к Роме и натянул ему панаму на нос. Мужчина. Если каждый русский еврей такой же рассеянный поц, нам в этой стране скучать не придется. 35. Интерьер. Лестничная площадка. Вечер. Рома, с огромным букетом в руках, пытается, не уронив цветов, открыть ключами дверь своей квартиры. Из квартиры напротив высунула голову любопытная соседка. Соседка. Рома! Какой букет! Ваша жена в отъезде, не правда ли? Я сама с ней прощалась позавчера. Интересно, для кого вы не пожалели денег на такой роскошный букет? Рома. А разве нет в мире других женщин, достойных таких цветов? У соседки закатились глаза под веки от такого циничного откровения. Рома; Например, моя любимая теща, которую я жду не дождусь из-за океана. Соседка. Неужели самолет освободили? И все пассажиры живы-здоровы и возвращаются домой? Рома. Пока еще нет. Но я не теряю надежды. Соседка. У вас золотое сердце, мой дорогой сосед. Я завидую вашей жене и теще. Господи, жить рядом с таким сокровищем! Рома. Ну-ну. Это уж слишком... Не надо меня перехваливать. Соседка. Таких, как вы, сейчас надо днем с огнем искать. А скоро таких вообще не будет. 36. Интерьер. Салон самолета. День. В салоне захваченного террористами самолета изнывают пассажиры. Два террориста прогуливаются по проходу между кресел, насмешливо оглядывая пассажиров. Американская тетя жены Дова дремлет рядом с тещей Ромы. Тетя. Пить! Террорист. На том свете напьешься. Теща. Почему оскорбляете женщину? Террорист. Она не женщина, а труп. Теща. Заткнись, гад. Еб твою мать! У террориста глаза поползли из орбит. Террорист. Как вы сказали? Еб твою мать? Я учился в Москве. Вы - русская? Теща. А кто же еще? Террорист. Так что ж вы здесь делаете... с грязными евреями? Вас надо немедленно освободить. Мы - палестинцы - обожаем русских. Пойдемте, дорогая. Он попытался было помочь ей подняться из кресла, но теща, улучив момент, двинула его локтем по роже, и он свалился в проходе. С необыкновенной ловкостью она схватила его автомат, встала ему на грудь, прижав к полу всем своим весом. Теща. Евреи! Хватай другого! Вперед, соколики! С нами бог! Евреи кучей навалились на второго террориста, а теща, стоя на поверженном арабе, как знаменем, махала автоматом над головой, и сладчайший русский мат сотрясал салон самолета. 37. Интерьер. Квартира Ромы. Вечер. Рома старательно завершает последние приготовления к приему горячо желанной гостьи - красотки из аптеки. Рома превзошел себя в усердии. В доме все блестит и сверкает. На Роме - фартук жены, мужчина суетится, наводя глянец на натертой до сияния мебели, расставляет вазы с цветами. На столе - две салфетки и два прибора. Бережно, как заботливая домохозяйка, Рома протирает полотенцем каждую ложечку, каждую вилочку, пританцовывая при этом под тихую музыку, льющуюся из магнитофона. Даже прошелся пылесосом по ковру и сиденьям стульев. Затем принимает душ, немилосердно мажет тело одеколоном и дезодорантом. Из гостиной послышался голос. Но не женский, а мужской. Рома, закутанный в мохнатую простыню, выскочил из ванной и обнаружил разгуливающего по гостиной своего друга и покровителя Дова. Рома. Как ты вошел? Дов. В дверь. Как любой нормальный человек. Дверь была не заперта. Рома. Моя рассеянность меня погубит. Но ты тоже хорош. Валишься с неба без приглашения... В самый неудачный момент. Дов. Наоборот. Я пришел как раз вовремя. Два прибора на столе. Из кухни тянет таким ароматом... Разве ты не меня ожидаешь к ужину? Рома. Черти на том свете ожидают тебя. Вот что, убирайся поскорее! Ты все погубишь. Дов. Все понял: ожидаешь даму. Ну, малый, ты хочешь меня превзойти. Рома. Это не состязание. Это - любовь. И тебе такая никогда и не снилась. Если она застанет тебя здесь - все пропало. Я умру от инфаркта не сходя с места. И моя смерть будет на твоей совести. Дов. Ясно. Ухожу. Но только одно слово. Кто? Я знаю ее? Рома. Нет. Это не по тебе. На весь Израиль одна такая женщина. Ну, может быть... две. Дов. Вторая - Голда Меир. Рома. Сматывайся отсюда. Такого случая больше не будет. Ее муж в отъезде. И моя семейка укатила. Beef Беги. Маленький Рома уперся, как в шкаф, обеими руками в Дова и толкает его к выходу. Пятясь, Дов чуть не сбил с ног женщину, к приходу которой так торжественно готовился Рома. Дов (в восхищении). Добрый вечер! Проходите, пожалуйста. И помчался вниз по лестнице. Полуодетый Рома запер за гостьей дверь. Аптекарша. Кто это был? Рома. Приятель. Коллега по работе. Ввалился без приглашения, как снег на голову. Аптекарша. Я его где-то видела. Он знает меня... Рома (ревниво). Устанавливал у тебя холодильник? Аптекарша. Он знает моего мужа. Рома. Такого быть не может. Что общего может быть у грузчика с твоим мужем-бизнесменом? Где они могли пересечься? Аптекарша. Они хорошо знают друг друга. Я вспомнила. Они вместе служили в армии, и однажды мой муж меня представил ему... на банкете ветеранов. Я сожалею, но мне лучше уйти. Рома. Ни в коем случае! Он же все равно тебя видел. Семь бед - один ответ. Клянусь, он будет держать язык за зубами. Аптекарша. Доверяешь ему? Рома. Как самому себе. Аптекарша. Ладно. Ты успокоил меня. Но почему ты стоишь как пришибленный? Рома. А что прикажешь делать? Аптекарша. Поцелуй меня. Я в твоем доме. Рома. Ах, да! Он заключил ее в объятия и закружил по гостиной, целуя и смеясь. Внезапно зазвонил дверной звонок. Рома замер, но но разжал объятий. А звонок не унимался, все трезвонил, настойчиво и нетерпеливо. Аптекарша и Рома, словно в танцевальном дуэте, на цыпочках синхронно двинулись к другой комнате. Рома. Жди здесь. Погляжу, кто это. В любом случае не волнуйся, я тебя в обиду не дам. И, браво расправив плечи, закрыл за нею дверь. Затравленно глянул на входную дверь, где все не унимался звонок, и с обреченным видом, как на казнь, пошел навстречу судьбе. Рома. Кто там? Голос соседки. Рома? С каких это пор вы боитесь открыть дверь своей соседке? Рома. А что нужно соседке в такой поздний час, когда моя жена в отъезде? Голос соседки. Вы спятили... Должно быть, от радости. Я не намерена отбить вас у жены. У меня есть муж... хороший или плохой... это наши проблемы... но уж так и домучаюсь до могилы. Не умолкая, она вкатывается в открытую Ромой дверь и, увидев накрытый стол, приходит в восторг. Соседка. Какая вы прелесть! Приготовили пиршество... Вы, конечно, знаете новости? Рома. Что еще стряслось? Соседка. Вы не слушали радио? Потрясающая новость! Я зашла, чтобы вас поздравить. Сейчас будете прыгать от радости. Ваша теща - свободна! Все пассажиры захваченного самолета освобождены. Потрясающе! Но с ужином вы явно поторопились. По крайней мере понадобятся сутки, чтоб их всех доставить в Израиль. И ваши цветы завянут, пока теща войдет в эту дверь. Рома в ужасе глянул на дверь, представляя, как она распахнется и на пороге возникнет грозная фигура тещи. Рома. Послушайте, возьмите цветы. За то, что принесли такую хорошую новость. А я завтра куплю другие... для тещи. Соседка. Спасибо, дорогой. Я принесу их домой, и пусть мой ненаглядный муженек взовьется до потолка. Скажу, что это дар моего обожателя. Букет источает аромат безумной любви, томной страсти и всяких других прелестей, которыми мой благоверный меня не балует. Таких мужей, как вы, нет на земле. Повезло лишь вашей жене... и теще. Но я, как женщина, рада хоть за них. Выпроводив соседку и заперев дверь, Рома в изнеможении рухнул в кресло. Аптекарша вышла из соседней комнаты. Аптекарша. Боже, как ты бледен! Рома попытался выдавить улыбку. Рома. Еще чудо, как я жив остался после такого сюрприза. Мою тещу никакая холера не берет. Даже арабские террористы спасовали перед ней. Аптекарша. Прими таблетку. Это от сердца. Она достает из сумочки упаковку таблеток. Рома (отводя ее руку с таблетками). Чепуха! Сердечные таблетки - мне? Смешно. Я их ни разу не принимал и, бог даст, еще долго не буду. Аптекарша. Но наступает момент... Рома. Не для меня. У меня вместо сердца пламенный мотор. Единственное, в чем нуждается мое сердце, - это любовь. И сегодня мое сердце получит слоновую дозу любви. Он снова включил музыку, и они с аптекаршей закружились в вальсе по ковру. Аптекарша. Хочу танцевать без обуви. Аптекарша (не прерывая танца, снимает обувь и швыряет ее через плечо в угол, при этом страстно прижимаясь к Роме.). Надеюсь, никто больше нас не потревожит? Не отрывая влюбленных взглядов друг от друга, они торжественно и благоговейно присаживаются к столу. Рома разлил по бокалам вино, они чокнулись, и аптекарша, прежде чем пригубить, перегнулась через стол и поцеловала его. Рома закатил глаза от страсти. Рома. Можно сойти с ума. Только наш еврейский бог мог устроить нам с тобой такой подарок - сделать так, чтоб наши пути пересеклись. Аптекарша. Ты уверен, что наш еврейский бог порой не ошибается? Рома. Как ты можешь? Это - святотатство. Аптекарша. Нет, милый, это житейский опыт. Если б наш старенький бог не был таким рассеянным, он бы поместил наш Израиль не в пустыне, да еще с такими соседями, а в каком-нибудь месте поприличней. Рома, перегнувшись через стол, прикрыл ей уста ладонью. Рома. Ни слова, дорогая, забудем обо всем. Пусть весь мир сходит с ума. Он для нас не существует. Только мы вдвоем при свете этой свечи. Я это видел в кино. Из жизни аристократов. Элегантно, без спешки. У нас целая ночь впереди. Мы будем пить и есть. Мы будем танцевать. Потом снова пить и снова танцевать. Аптекарша. А потом? Рома. А потом... Он зажмурил глаза и замурлыкал, как кот. Стенные часы стали отбивать полночь. Аптекарша. Ты уверен, что нам никто не помешает? Рома. Кто может сунуться сюда после полуночи? Кто может переступить мой порог? Это будет последний шаг в его жизни. Не успел он это произнести, как над дверью заверещал звонок. Аптекарша. Не шевелись. Тебя нет дома. Рома. Кто бы это мог быть? Так поздно? Аптекарша. Твоя жена вернулась? Рома. Нет, у нее есть ключи. Зачем ей звонить? А звонок не унимается. Рома. Должно быть, почтальон... возможно, телеграмма. Аптекарша. Тогда открой. Он поднимет на ноги весь дом. Рома, как лунатик, натянул на себя рубашку и, без штанов, направился к двери. Аптекарша юркнула в спальню и закрылась. Звонок продолжал настойчиво трезвонить. Рома. Кто там? Женский голос за дверью. Это я! Рома. Кто - я? Голос тещи. Уже забыл? Твоя любимая теща! Рома рукавом вытер пот со лба. Нервно оглядел гостиную. Подобрал брюки и натянул их на себя. Увидел туфли аптекарши, сгреб их и швырнул в спальню. Теща за дверью. Ты что, зятек? Не ожидал, что я живой вернусь? Дудки! Буди жену, моих ненаглядных внучат. Уж они-то обрадуются. Рома, в состоянии почти невменяемом, открыл дверь. Теща стояла с двумя чемоданами на пороге, за ней - чернявый еврей с пейсами, нагруженный сумками и пакетами. Теща (еврею). Вносите в дом. А ты посторонись, дай человеку пронести подарки. Тут и для тебя есть кое-что. Рома. Самый большой подарок для меня - вы сами. Живая и невредимая. Теща. А что со мной сделается? Еврей (внося вещи). У вас теща -- таких еще надо поискать. Ею гордится еврейский народ. Рома. И я. Еврей. И я тоже. Теща. Тогда - будьте здоровы. Спасибо за помощь. Нам надо с зятьком потолковать. Соскучилась. Еврей удалился, а теща устало опустилась на стул и пытливо глянула на зятя. Теща. А теперь - как на духу, тут посторонних нет. Ты отчего такой бледный? Случилось что с детишками? Рома. Ничего. Все здоровы. А ваша дочь с детишками в отъезде. Автотур по стране, бесплатный, для новых иммигрантов. Как отказаться? Теща. Правильно сделали. От волнений обо мне избавлены. Когда будут дома? Рома. Завтра. Теща. Значит, ты за хозяина? Ну, зятек, принимай гостью. Чайку согрей. А тут, я гляжу, все приготовлено. Это для меня? Рома. Тише. Не разбудите... Теща. В доме кто-то есть? Рома. Думаете, вы первая гостья сегодня? Вечером друг мой из Хайфы нагрянул. Теща (оглянувшись на двери спальни, шепотом). И он спит там? Рома. Не он. Его жена. Теща. А где он? Они шепчутся, как два заговорщика. Рома. Он отправился искать комнату в отеле. Теща. Зачем? Что у нас места мало? Рома. Я ему то же самое сказал. Но надо знать этого человека. Не хочу обременять тебя, говорит. А я говорю, квартира пустая, жена и дети в отъезде... Но он ни в какую. Упрям, как осел. Дружба дружбой, говорит, но мы пойдем в отель. Теща. Ненормальный. Как говорят у нас, в России: в тесноте, но не в обиде. Рома. Именно то, что я ему говорил. Он не из России. Всякие цирлих-манирлих. Куда, говорю, пойдешь среди ночи? Самый пик туристского сезона. Где сейчас найдешь свободную комнату? Теща. А что он говорит? Рома. Ушел. Как я его ни уламывал. А жена здесь. Думаю, спит. Теща. А может быть, и не спит. Мы своим шумом, наверное, ее разбудили. Бедная женщина. У нее совершенно ненормальный муж. Позови ее с нами чайку попить. Угощу американским тортом. Рома. Надо проверить. Если не спит. Он легонько приоткрыл дверь в спальню. Аптекарша, одетая, стояла за дверью с испуганным лицом. Рома (громко, чтоб слышала теща). О, вы не спите? А у нас гости. Теща вернулась из Америки. И она говорит, что ваш муж ненормальный. Среди ночи искать комнату в разгар туристского сезона. Если вам не трудно, выйдите к нам, познакомьтесь с моей тещей. Да и стаканчик чаю выпьете с нами. Глазами и руками он дает аптекарше инструкцию, как себя вести. Аптекарша вышла из спальни, деликатно позевывая, словно ее пробудили от сладкого сна. Теща (сочувственно). Бедная девочка! Ваш муж полоумный... Аптекарша согласно кивает, чем окончательно завоевывает сердце Роминой тещи. Теща. Вы - прелесть! После сна, как полевой цветок, окропленный росой... у вас муж - идиот. Оставить такое сокровище... ночью... с посторонним мужчиной... Аптекарша (робко). Но они же друзья с моим мужем... Теща. В этом деле друзей не бывает. Особенно с таким, как мой зятек. Ни одну юбку не пропустит. Я была категорически против их замужества... Рома (перебивая). Ну, не совсем по этой причине... Теща. А по какой? Рома. Вы не хотели зятя-еврея. Теща. Я? Рома. А кто еще в нашей семье антисемит? Теща. Ладно. Что правда, то правда. Была. Пока не приехала сюда, в Израиль. И перешла в иудейскую веру. Но кто старое вспомнит... Рома. А чего же вы меня старым попрекаете? Меня, семейного человека, отца двоих детей. А что касается... в молодости... Теща. Все! Убедил. Мы про нашу гостью совсем забыли. Прошу к столу! Она извлекла из пакетов разные вкусности. Рома разлил чай по чашкам. И вот они втроем уютно сидят за столом. Теща. Да, пожалуй, только в Израиле еще сильна семейная мораль, традиции. А уж в России... или в той же Америке... Господи! Сплошной разврат. Там попробуй оставь такую красотку без присмотра - и все! Пиши - пропало! Трахнут ее за милую душу! Муж в рогах, как олень. И семья - под откос. Остаются сиротки, одинокие матери. Господи, сохрани нашу святую землю в этом море разврата, удержи нас от соблазна, дай быть чистыми пред твоими светлыми очами. (Внезапно.) Я хочу видеть вашего мужа. Я хочу лично сказать ему пару слов. Зачем отель? Отоспится у нас, а завтра, если ему уж так хочется, переберетесь в отель. Аптекарша. Представляю, как он измучился. Рома. Как я его разыщу? Теща. А для чего телефонная книга? Обзвони подряд все отели. Я уверена, он спит где-нибудь в кресле, дожидаясь, пока освободится комната. Рома украдкой переглянулся с аптекаршей. Теща. Все! Иди и звони! Я не могу видеть, как страдает эта женщина. Я не пойду спать, пока ты не доставишь его сюда. Аптекарша. Попытайтесь... Может, вам удастся разыскать его. Теща. Не стой столбом! Глянь на нее. Она чуть не плачет. Бедная крошка! Теща обняла ее, гладит, как маленькую. Теща. Мы найдем твоего мужа. Из-под земли достанем. (Роме.) Иди и звони! Кому говорят? А то я сяду за телефон сама! Рома. Иду, иду. А ведь это не плохая идея. Пойду в спальню, чтоб вам не мешать. 38. Интерьер. Спальня в доме Дова. Ночь. Дов спит один наоупружеском ложе. Телефонный звонок вырвал его из сна. Он долго глядит на часы, пожимает плечами и, чертыхаясь, поднимает трубку с аппарата. Дов. Слушаю. Кто? Ты, Рома? Что случилось? Чего ты там шепчешь? Не можашь громко говорить? Ладно, слушаю. Объясни толком. Жена моя в аэропорту, встречает тетю из Америки. Твоя теща этим же самолетом прилетела? Цирк! Так, так. Я могу помочь тебе? Как? Ах, так. Я ее муж... И пошел поискать место в отеле? Надо быть идиотом... Думаешь, я подхожу для этой роли? Ну, ну... чего не сделаешь ради товарища. Ладно. Держись. Когда я буду? Ну, сначала надо одеться, потом ехать через весь Тель-Авив... 39. Интерьер. Квартира Ромы. Ночь. За столом сидят уже четверо. Теща. Аптекарша. Рома. И Дов. Теща. Вы - идиот! Оставить такую красавицу с чужим мужчиной... на всю ночь... Дов. Я ему доверяю. Мы ведь друзья. Теща. Посмотри на свою жену. До чего ты ее довел? Как она извелась. Дов погладил аптекаршу по головке, поцеловал в лобик. Теща. Я бы убила такого мужа. Дов. И я тоже. Beef Спасибо! Скоро утро. Пора спать. И громко зевнул. Теща. Спать, спать, спать. Вы с женой - в спальню. Я - к себе. А ты, Рома, ляжешь на диване в гостиной. Дов помог аптекарше встать из-за стола и, обняв ее за талию, повел в спальню. Гостиная опустела. Рома ворочается на диване, не может уснуть. Встает, босиком шлепает к двери спальни, прислушивается. Оттуда доносятся стоны и скрип кровати. Теща (доносится до Ромы ее восторженный шепот). Вот любит! Вот любит! В ночной рубашке, она стоит за Ромой. Рома хватается рукой за сердце. Рома. Что-то с сердцем.., Теща. Дать таблетку? Рома. У меня есть. Теща. С каких пор? Раньше не принимал таблеток. Рома. Всему свое время. От такой жизни... Он садится на диван, жалкий, несчастный. Глотает таблетку. Теща протягивает ему стакан с водой. 40. Экстерьер. Ночная улица. Мчится такси. В машине Ципора и ее американская тетя. Тетя. Ничего. Успеем отоспаться. Заедем сначала к этой героической женщине, Я хочу тебя с ней познакомить. Она спасла нам всем жизнь. Вот ее адрес. А твой муж... Ну, что твой муж? Мы ему все объясним. 41. Интерьер. Квартира Ромы. Теща заботливо укрывает Рому пледом. Прислушивается к любовным стонам из спальни. Теща. Вот любит! Вот любит! Мужик! Не тебе чета. 42. Интерьер. Лестничная клетка в доме Ромы. По лестнице с вещами поднимаются жена Ромы с детьми. Нагоняют на площадке Ципору с тетей, ищущих квартиру Ромы. Знакомятся. Ахают, охают перед дверью. 43. Интерьер. Квартира. За окном рассвет. Рома не спит. Он лежит на диване, слезы текут из его глаз, как у обиженного ребенка. Радио заговорило. Читают последние известия. И при словах диктора "...на нашей стороне потерь нет" улыбка проступает на измученном лице Ромы, улыбка с еще не высохшими слезами. Из радио, нарастая, несется мелодия песни "Хава Нагила". Рома, шевеля бровями, словно пританцовывает в ее ритме. И поначалу даже не слышит несмолкающий звонок в дверь. БЕЛЫЕ ДЮНЫ Пролог Узкая коса вытянула свой песчаный язык далеко в море. На самом острие - старинный маяк, ночью и в тумане посылающий морякам спасительные вспышки света. Синее море. Ясное небо. Сосны среди дюн. Красота и покой. Безлюдье. Лишь порой пронесется по дюнам табун одичавших лошадей. Озираясь, выйдет к воде семейство оленей. На воду садятся, тормозя красными лапами, белые лебеди. И в диссонанс этой гармонии - пьяная песня. Ломая хрупкие стебли цветов, нетвердо передвигаются высокие рыбацкие сапоги. Старый рыбак, морщинистый и беззубый, еле плетется среди дивной природы. В плетеной сумке за его спиной бьется живая рыба. И пока сменяются титры фильма, он зигзагами прокладывает себе путь среди дюн и сосен, протянутых для сушки рыбацких сетей, покачивающихся на слабой волне катеров и лодок, пришвартованных к причалу. А вот и первое здание - Длинный барак с вывеской: "Клуб". 1. Интерьер. Кинозал клуба. Вечер. Конус луча от проектора к экрану колеблет клубы табачного дыма. На скамьях - жители рыбацкого поселка впились глазами в экран. Старухи, онемев от восторга, девчата, хихикая от смущения, парни, скабрезно поглядывая на девчат. На экране - заграничная картина. Весьма откровенный по тем временам эпизод. Он и она, полуодетые, иступ-ленно тискают друг друга, захлебываются в поцелуях. Его рука шарит под ее юбкой, все выше и выше обнажая бедро. Две белесые круглощекие девчонки, похожие на близнецов, уставились на экран во все глаза, онемев от восторга. По колену одной из них шарит мужская рука и, словно повторяя все, что показывают на экране, пробирается под юбку. То же самое происходит на бедре другой девчонки. Мужская рука вздернула юбку далеко выше колен. Два молодых человека, явно городского облика, прижали с обеих сторон поселковых девчонок, а те лишь для вида отбиваются и от нашептываний на ушко прыскают в кулак. Девушкам льстит, что у них такие кавалеры. Им смешно и приятно, а уж от того, что они видят на экране, и вовсе голова кругом идет. Молодые люди - московские журналисты Олег и Федя, не дураки выпить и погулять с туземными Дульсинея-ми, чуть снисходительно и лениво потискивают их в темноте, безошибочно зная, чем все завершится. Девушка, сидевшая на несколько скамей ближе к экрану, поднялась, нагнув голову под дымным лучом, и, переступая через ноги, стала пробираться к выходу. Олег и Федя следят не за фильмом, а за ней, благо ее головка ярко высвечена конусом света, бросая на экран чернеющий силуэт. Зрители зашикали на девушку, и она нагнула голову, исчезнув из луча. Но журналисты успели ее разглядеть. Она не похожа на поселковых девиц, явно заезжая, со строгим и красивым профилем. Олег кивнул Феде, и тот понял его без слов. Тоже поднялся и попер через ноги зрителей на выход. Олег пересел и занял место между девчонками, обнял обеих за плечи и по-хозяйски прижал к себе. Девчонки, не скрывая удовольствия, закатились беспечным счастливым смехом. На экране: герой завалил на кровать полураздетую героиню. 2. Экстерьер. Дорога среди дюн. Ночь. Луна ярко светит над косой. Желтый песок и черные тени. Вдали пульсирует луч маяка. Федя быстро нагоняет девушку, пристраивается рядом. Она демонстративно его не замечает. Федя. Нам бы следовало быть поласковее друг с другом: и вы и мы здесь залетные птицы. Валя. Из Москвы? Федя. Угадали. Странствующие рыцари от журналистики. Я - фотокорреспондент, мой коллега - подающий надежды писатель. Сработаем здесь пару очерков из жизни туземцев - детей моря. И подадимся еще куда-нибудь. В горы... А может, в тундру... Валя. Верно, залетные птицы. Ая тут до осени. Преддипломная практика.' Фе д я. Вот и познакомились. А то тут такая дыра - не с кем словом перемолвиться. Валя. Молчание - это прекрасно. Разве не так? Я предпочитаю общаться... с птицами... зверьем. Я - биолог. Федя. Ну, пожалуйста, не обойдите вниманием царя природы - человека. Дайте душу отвести с прелестной русалочкой. Валя. Пошло. Федя. Согласен. Виноват. Можно вопрос? Валя. Последний. Вот тут я живу. Федя. На маяке? Валя. Снимаю комнату у стариков-смотрителей.. Федя. Романтично. Простите, опять сказал пошлость. Валя. Я жду. Вы хотели что-то спросить. Федя. Ах, да! Вы почему ушли, не досмотрев фильм? Валя. Авы? Федя. Чтоб вас догнать. Валя. А я? Потому что не люблю подглядывать в замочную скважину. Федя. Понимаю. Устали от секса. Валя. На экране. Федя. А в жизни? Валя. Не знаю. Не пробовала. Федя. Постойте-постойте. Вы - невинны? Валя. Да, милостивый государь. И не вижу в этом ничего зазорного. Федя. Никто вас не смог соблазнить? Валя. Нет. Боялись обжечься. Федя. Дожидаетесь большой любви? Валя. И дождусь. Федя. А если не дождетесь? Такой вариант не допускаете? Валя. Значит, не судьба. Но размениваться не стану. Запомните и не стройте иллюзий. Зря время потеряете. И для газеты ничего не сделаете. Федя. А мы постараемся сочетать полезное с приятным. Валя. Желаю удачи. И не трудитесь меня дальше провожать. Вон уж старики беспокоятся. В стене маяка открылось окно, под луной белела седая голова. Старик: Валя-я! Валя. Я - здесь. Старик. Иди домой. Не тоже тебе так поздно одной... Валя. Лихие люди меня не тронут. Обожгутся. Старик, (ворчливо). Обожгутся. Все ты знаешь. Ну, давай. А то старуха беспокоится. Спать не идет. 3. Экстерьер. Маяк. Ночь. Федя взбирается по выступам почти отвесной стены маяка. Вот и освещенное окошко метрах в пяти от земли. Он прилип к стеклу, вцепившись руками в неровности стены.' 4. Интерьер. Комната Вали на маяке. Через окно. Ночь. Перед мутноватым зеркалом в овальной раме над железной койкой Валя раздевается, готовясь ко сну. Снимает вещь за вещью, пока не остается в бюстгальтере и трусиках. Смотрится с любопытством в зеркало, изучая свое тело. Потом несмело снимает бюстгальтер, поглаживает ла- донями крепкие грудки. Она уже стоит против окна. Но с закрытыми глазами. За окном зашумело. 5. Экстерьер. Маяк. Ночь. Федя сорвался со стены и шлепнулся в песок. И, вскочив на ноги, помчался от маяка. 6. Экстерьер. Дюны. Ночь. Федя и Олег прикуривают. Они одни в дюнах. Луна высоко в небе. Федя. Недотрога. Целина. Непочатая девчонка. Олег. Ты-то как определил? Федя. Сама сказала. Олег. Так вот прямо взяла и сказала? Федя. Именно так. Мол, не тратьте силы. Я вам, ребятки, не по зубам. Студентка. Свихнулась от ученья. Олег. Здешняя? Федя. Нет. Наша землячка. Ух, и девка! Само естество. Кто раскупорит - оторвет приз. Олег. Ну уж! Мы с тобой лучших что ль не видали? Федя. Нет, Олег. В ней есть что-то такое... Ну, как тебе сказать... Вот не идет из головы... хоть ты тресни. О л ег. Ладно, Федя. Нет таких крепостей, которых бы большевики не взяли! Согласен? Я возьму этот приз... и посвящу тебе. Идет? Но с твоей помощью. Пошли! Рыбаки на уху звали. 7. Экстерьер. Дюны. Ночь. Недалеко от берега пылает костер. На огне в чугунном котле закипает уха. Вкруговую залегли рыбаки. В песке - ящик водки. Пьют из одного стакана. Выпив, передают соседу, и старый рыбак, вроде тамады, наливает Олегу и Феде. С рыбаками на равных пьют две девчонки, что сидели с журналистами в клубе. Пьют и хихикают. Ибо здесь столичные гости - Олег и Федя, и им лестно их внимание. Старый рыбак (гостям). Вот так мы, ребятки, живем. Работаем и... пьем. Денег хватает. А вот жизни - никакой. То ли дело у вас, в столице... Федя. В столицах, отец, денег - дефицит. Не разбежишься на городском жалованьи. Старый рыбак. А ты смекай. К чему я клоню? У вас - жизнь, у нас - деньги. Парень ты холостой. Возьми мою дочку, вези в столицу. Любую - на выбор. Пусть поживет барыней. А я тебя озолочу. Мне куда деньги-то девать? Олег. Ох, мудер ты, старик. А что, идея очень даже прогрессивная. Ты не ему - мне свою дочь отдай. Старый рыбак. Бери, ежели свободен. Ну, выбирай! Девчонки хихикают, смущенно прячут глаза. Олег. Не могу сделать выбор. Обе хороши. Старый рыбак. Отдал бы обеих. Чтоб ни одной не было завидно. Да не магометанин я. У нас, у православных, одна жена положена. Девчонки по очереди опорожнили стакан с водкой и захохотали, прикрывая разгоревшиеся лица руками. 8. Экстерьер. Берег моря. Ночь. Вдали слышна пьяная песня рыбаков. А здесь - пустынно. Никого, лишь вода серебрится под луной, набегая на песок. Обе девушки - дочки рыбака - у самой кромки воды со смехом сбрасывают с себя платьишки и остаются нагими, как мать родила. С хмельными визгами и хохотом бросаются в море и бегут по мелководью туда, где глубоко. Из дюн возникают Олег и Федя. И, на ходу раздеваясь, раскидывают по песку свои вещи и устремляются за ними. Девчонки визжат. А потом при лунном свете они, как дикие козы, носятся нагишом по дюнам, а Олег и Федя, как фавны, преследуют их. Хохот. Ликующие вопли. Яркая луна. Золотой песок. Серебристое море. Песня рыбаков. Морщинистые, дубленые ветром лица, скульптурные головы в бликах от костра. Древняя Эллада. Время мифов и легенд. 9. Интерьер. Сеновал. Ночь. Сквозь щели в крыше лунные полосы вырывают из душистого мрака то мужской торс, то женскую грудь, то бедра. И Олег и Федя любятся с девчонками друг у друга на виду. Хохот, стоны. Потом мужчины, не одеваясь, сидят снаружи у раскрытых дверей сеновала. Перекур. А в глубине - разметались во сне обе девчонки. Олег. Полюбуйся, Федя. Дети природы. Насладились и спят безмятежно. Я им завидую. Федя. А я - нет. Они еще не произошли. Протоплазма, амебы. Цивилизация их своим крылом не коснулась. Олег. И слава богу. Оттого им так легко, так радостно. Как мотыльки порхают они по жизни, радуются солнышку, луне, морю, росе, цветам. А мы? Кто мы? Самоеды. Как кислоты наглотались. Копаемся в себе, пока не проковыряем в душе дырку. Во всем ищем смысла, которого нет. А они не утруждают свои звонкие головки пустыми поисками. Живут, как живется. И рады! Вот в чем смысл. И это, Федя, дороже всего. 10. Экстерьер. Море. Рыбацкие лодки. Раннее утро. На застывшем, как зеркало, море вырисовываются в тумане рыбацкие лодки. Серебрится рыба в сетях, бьется на дне лодок. Рыбаки в высоких сапогах тянут сети. Среди них обе девчонки, обутые так же. И тоже работают, не уступая мужчинам. В одной из лодок - Олег и Федя. Федя фотографирует. Олег с похмелья жует соленый огурец. Девчонки, завидев, что на них направлен объектив, хохочут, скаля белые крепкие зубы. Олег. Хороши, канашки. Ты какую ночью? Федя. А кто разберет? Пожалуй, левую... Нет, правую. Олег. Правую я... А может, и левую. В любом случае, мы с тобой, Федя, породнились. Чайки с криками носятся над сетями. 11. Экстерьер. Пустынный берег. Утро. Над водой - полупрозрачной кисеей навис туман. Валя одна у воды. Нагая. Спиной к нам. Оглянулась по сторонам и пошла в воду, грациозно ступая стройными ногами. Федя затаился за дюной и прилип к фотокамере. Щелк. Щелк. Щелк. Валя плавно входит в туман, и ее тело постепенно растворяется в нем. Федя восхищенно качает головой и, закрыв колпачком объектив, припускается бегом от моря. 12. Экстерьер. Сосны у мотеля. День. Федя пробегает мимо бронзовых львов, стерегущих ступени мотеля, взбегает по наружной лестнице. 13. Интерьер. Комната в мотеле. День. Федя выходит из-за ширмы с еще влажными фотографиями в руках. Подсаживается к лежащему в постели Олегу, раскладывает фотографии на простыне: Валя входит в воду, полувидна в тумане. Олег. Все! Больше сомнений нет. Идем на абордаж. Это уже дело нашей чести. Ты ведешь артподготовку, я - вхожу в прорыв. 14. Экстерьер. У маяка. День. Валя держит в руках фотографии, на которых она, нагая, входит в воду. Федя заглядывает через ее плечо и при этом ловит выражение ее лица. Федя. Редкая удача. Хо