елом наступил спустя три недели. Случилось то, чем отец грозился уже давно: ему стукнуло шестьдесят пять. Отмечали у него в офисе. Из-за снега мой автобус опоздал на час. К тому времени, когда я добрался, большинство гостей уже успело основательно набраться. Вокруг меня колыхалось море серого твида. Каждый рассказывал, какой чудный парень - мой отец. Похоже, они собирались еще и спеть об этом. Я вел себя, как полагается. Я беседовал с партнерами отца и с их родственниками. Вначале - мистер Уорд, дружественное ископаемое с такими же ископаемыми в будущем детьми. Потом Сеймуры - некогда жизнерадостная пара, теперь озабоченная только одной проблемой: Эверетт, их единственный сын, служил пилотом во Вьетнаме. Мама стояла рядом с отцом, принимая гонцов с дальних флангов Бэрреттовского предприятия. Появился там даже кто-то из профсоюза текстильщиков. Узнать его оказалось несложно. Джейми Фрэнсис был единственным из гостей, не одетым в костюм от Брукса или Дж.Пресс. - Жаль, что ты поздно, - сказал Джейми, - я бы хотел, чтоб ты слышал мою речь. Смотри - все правление уже здесь. Он показал на стол. Золотые часы на нем показывали 6:15. - Твой отец - хороший человек. Ты должен гордиться, - продолжал он, - Я сижу с ним за одним столом уже почти тридцать лет, и могу сказать тебе, что никого лучше среди них нет. Я кивнул. Похоже, Джейми собирался прокрутить для меня повтор своего выступления. - Если вспомнить пятидесятые. Собственники разбегались, как крысы и переводили предприятия на Юг. Оставляя своих людей на произвол судьбы. Это не преувеличение. Промышленные центры Новой Англии теперь - почти города-призраки. - Но твой отец усадил нас тогда и сказал: "Мы остаемся. Теперь помогите нам выдержать конкуренцию". - И? - сказал я, как будто он нуждался в поощрении. - Нам требовались новые машины. Ни один банк не решился финансировать этого. Он перевел дыхание. - Тогда мистер Бэрретт рискнул собственными деньгами. Триста миллионов баксов, чтобы спасти нашу работу. Отец никогда не рассказывал об этом. Но и я никогда не спрашивал. - Конечно, ему сейчас нелегко приходится, - сказал Джейми. - Почему? Он посмотрел на меня и произнес всего два слога: - Гонконг. Я кивнул. Он продолжал: - И Формоза. И теперь это началось в Южной Корее. Что за черт! - Да, мистер Фрэнсис. Это нечестная игра. И я знал, что говорю. - Я бы высказался и покрепче, если бы не был в гостях у твоего отца. Он на самом деле хороший человек, Оливер. Не такой, прошу прощения, как некоторые другие Бэрреты. - Да, - сказал я. - Честно говоря, - добавил Джейми, - мне кажется именно поэтому он так старается быть честным с нами. Внезапно я посмотрел на своего отца и увидел совершенно другого человека. Единственного, кто разделял со мною чувство, которое я никогда не подозревал в нем. Но в отличие от меня он сделал намного больше, а не просто говорил о нем. Справедливость восторжествовала в ноябре. После нескольких сезонов неудач Гарвард надрал задницу Йелю в футболе. Четырнадцать - двеннадцать. Решающими факторами стали Господь Бог и наша линия защиты. Первый наслал могучие ветры, дабы воспрепятствовать игре Масси, вторая остановила финальный прорыв Эли. Наша трибуна на Солджерс Филд расцветала улыбками. - Хорошо, - сказал отец, когда мы возвращались в Бостон. - Не просто хорошо - потрясающе! - ответил я. Верный признак того, что взрослеешь: начинаешь болеть за Гарвард всерьез. Но, как я и сказал, главное - мы выиграли. Отец припарковался у своего офиса на Стейт-Стрит. И мы направились в ресторан, чтоб насладиться лобстером и банальностями. Он шагал энергично, как всегда. Несмотря на возраст, пять дней в неделю он занимался греблей на Чарльзе. Он был в форме. Наш разговор тщательно удерживался в русле футбольной тематики. Отец никогда не спрашивал (я уверен, что и не спросит) о том, чем кончилась история с Марси. Как не затронет и других тем, которые считает запретными. Так что в наступление пошел я. Когда мы проходили мимо офиса "Бэрретт, Уорд и Сеймур", я сказал: - Отец? - Да? - Я хотел бы поговорить с тобой о... Фирме. Отец посмотрел на меня. Он не улыбнулся. Но это стоило ему напряжения всех мышц. Атлеты, вроде него не расслабляются, пока не пересекут финишную черту. Это не было внезапным порывом. Но я никогда не рассказывал отцу, какими сложными путями пришел к решению стать...частью Дела. И сколько времени заняло это решение. Я обдумывал его каждый день (и каждую ночь) , с тех пор, как вернулся с того дня рождения, больше полугода назад. Начать с того, что я никогда не смогу снова полюбить Нью-Йорк. Это не тот город, который может вылечить от одиночества. А то, что мне было нужно больше всего - вернуться к людям. Куда-нибудь. И, может быть дело не в том, что я посмотрел на свою семью другими глазами. Может, мне просто хотелось домой. Я перепробовал так много разного, лишь бы не быть тем, кто я есть. А я - Оливер Бэрретт. Четвертый. 37. Декабрь, 1976 Я в Бостоне уже почти пять лет. Работал в паре с отцом, пока он не ушел в отставку. Признаюсь, первое время мне не хватало моей адвокатской практики. Но, по мере того, как я входил в курс дел, пришло понимание, что то, чем занимаются "Бэрретт, Уорд и Сеймур" - не менее важно. Компании, которым мы помогаем оставаться на плаву - это ведь новые рабочие места. Есть, чем гордиться. Кстати, о рабочих местах. Все наши предприятия в Фол Ривер процветают. Единственное место, где тамошних рабочих преследуют неудачи - на футбольном поле. Каждое лето рядовые работники встречаются там с командой правления. С момента моего вступления в должность, победам рабочего класса на этом фронте пришел конец. Думаю, они всей душой ждут, когда я уйду на покой. "Уолл Стрит Джорнал" не упоминает всех финансируемых нами предприятий. Ничего не пишут, например, о "Булочной Фила"...в Форт-Лоудердэйл. Серые и холодные зимы Крэнстона осточертели и Филу, а лето во Флориде оказалось слишком сильным соблазном. Он звонит мне раз в месяц. Я интересуюсь его социальной жизнью, зная, что в тех местах масса подходящих леди. Он уходит от ответа с неизменным: "Поживем - увидим". И быстро переводит разговор уже на мою социальную жизнь. А с ней все отлично. Я живу на Бикон Хилл, мечте всех выпускников колледжей. Заводить друзей не слишком сложно. И не только из бизнесса. Ко мне часто заглядывает Стенли Ньюман, джаз-пианист. Или Джианни Барнеа, почти-что-великий художник. И, разумеется, я не теряю связей со старыми друзьями. У Симпсонов маленький сын, и Гвен ждет второго. Они останавливаются у меня, когда заезжают в Бостон на фубол, или что-то вроде. (Комнат у меня достаточно). Стив говорил, Джоанна Стейн вышла замуж за Мартина Яаффе, офтальмолога и гобоиста. Они живут на Побережии. Согласно заметке, промелькнувшей в "Таймс", недавно состоялась свадьба мисс Биннендэйл. Парня зовут Престон Элдер (тридцать семь лет, адвокат из Вашингтона ). Полагаю, матримониальная эпидемия в конце концов затронет и меня. В последнее время я часто стал встречаться с Анни Гилберт, моей дальней кузиной. Насколько это серьезно, пока сказать не могу. Тем временем, спасибо всем хоккейным болельщикам, проголосовавшим за меня, я - шэф команды Гарварда. Это - хороший повод заезжать в Кембридж и притворяться тем, кем я перестал быть. Студенты выглядят намного моложе и немного хипповее. Но кто я, чтобы судить об этом? Моя должность обязывает носить галстук. Итак, жизнь прекрасна и удивительна. Дни насыщенны до предела. Я получаю массу удовольствия от своей работы. Да, я Бэрретт и это моя Ответственность. Я до сих пор в отличной форме. Бегаю вдоль русла Чарльза каждый вечер. Сделав пять миль, я могу видеть огни Гарварда - прямо по ту сторону реки. И те места, где я был когда-то счастлив. Я ухожу в темноту, вспоминая все, просто, чтобы убить время. Иногда я спрашиваю себя, что было бы со мной, если б Дженни была жива. И отвечаю: Я тоже был бы жив.