| королева, в свои сети | принца Перекориля! | принцесса, | | графиня. - Отдайте ей рубище, в котором она пришла к нам, и вытолкайте ее взашей! - кричит королева. - Нет, не уйдет она в туфлях, которые я великодушно дала ей поносить! - вторит принцесса. Что правда, то правда: туфли ее высочества были непомерно велики Бетсинде. - Иди, чего стоишь, мерзкая девчонка! - И разъяренная Спускунет схватила кочергу своей государыни и погнала Бетсинду к себе в спальню. Графиня подошла к стеклянному ларцу, в котором все эти годы хранила ветхую накидку и башмачок Бетсинды и сказала: - Забирай свое тряпье, прощелыжка! Сними все, что ты получила от честных людей, и вон со двора! - И она сорвала с бедняжки почти всю ее одежду и велела ей убираться. Бетсинда набросила на плечи накидку, на которой еще виднелась полустертая вышивка ПРИН... РОЗАЛ... а дальше была огромная дыра. Вся ее обувь теперь состояла из одного крохотного детского башмачка; она только и могла, что повесить его на шею; благо уцелел один шнурок. - Дайте мне, пожалуйста, хоть какие-нибудь туфли, сударыня, ведь на дворе снег! - взмолилась девушка. - Ничего ты не получишь, негодная! - ответила Спускунет и погнала ее кочергой вон из комнаты прямо на холодную лестницу, оттуда - в нетопленную прихожую и вытолкала за дверь на мороз. Даже дверной молоток и тот запла.кал от жалости к бедняжке! Но добрая фея устроила так, что мягкий снег грел ножки маленькой Бетсинды, и она поплотнее закуталась в обрывки своей мантии и ушла. Гость взошел на эшафот, А король все ест и пьет. - А теперь можно подумать о завтраке, - говорит королева, большая любительница поесть, - Какое платье мне надеть, маменька, розовое или салатное? - спрашивает Анжелика. - Какое, по-вашему, больше понравится нашему милому гостю? - Сударыня королева! - кричит из своей гардеробной король. - Прикажите подать на завтрак сосиски! Не забудьте, что у нас гостит принц Обалду! И все стали готовиться к завтраку. Пробило девять, и семья собралась в столовой, только принц Обалду пока что отсутствовал. Чайник напевал свою песенку; булочки дымились (целая гора булочек!); яйца были сварены; еще на столе стояла банка с малиновым вареньем и кофе, а на маленьком столике - язык и аппетитнейшего вида цыпленок. Повар Акулинер внес в столовую сосиски. Как они благоухали! - А где же Обалду? - осведомился король. - Джон, где его высочество? Джон отвечал, что он носил их великородию воду для бритья, платье и всякое там прочее, только в комнате их не было: видно, вышли пройтись. - Это натощак-то да по снегу?! Вздор! - возмущается король; втыкая вилку в сосиску. - Скушайте одну, дорогая. А ты не хочешь колбаски, Анжелика? Принцесса взяла одну колбаску - она была до них большая охотница, и в эту минуту в комнату вошел Развороль, а с ним капитан Атаккуй; у обоих был ужасно встревоженный вид. - Ваше величество!.. - возглашает Развороль, - Боюсь, что... - Доложишь после завтрака, Бори, - прерывает его король. - На тощий живот дела не идут. Еще сахарку, сударыня королева! - Боюсь, что после завтрака будет поздно, ваше величество, - настаивает Развороль. - Его... его... в половине десятого казнят. - Да перестаньте вы говорить про казнь, бездушное животное, вы портите мне аппетит! - восклицает принцесса. - Подай мне горчицы, Джон. А кого это казнят? - Казнят принца, ваше величество, - шепчет королю Развороль. - Сказано тебе: о делах после завтрака! - произносит Храбус, став мрачнее тучи. - Но ведь нам тогда уж никак не избежать войны, ваше величество, - настаивает министр. - Его отец, венценосный Заграбастал... - Какой еще Заграбастал?! - удивляется король. - Когда это отцом Перекориля был Заграбастал? Его отцом был мой брат, царственный Сейвио. - Но ведь казнят принца Обалду, ваше величество, а совсем не Перекориля, - продолжает первый министр, - Вы велели казнить принца, я и взял этого... балду, - доложил Атаккуй. - Мог ли я подумать, что ваше величество хочет погубить собственного племянника. Вместо ответа король запустил в голову Атаккуя тарелкой с сосисками. - Ай-ай-ай! - завизжала принцесса и без чувств рухнула на пол. - Полейте на ее высочество из чайника, - приказал король; и действительно, кипяток скоро привел Анжелику в сознание. Его величество посмотрел на часы, сверил их с теми, что стояли в гостиной, а также с церковными, что на площади, перед окнами; затем подкрутил завод и вторично на них взглянул. - Весь вопрос в том, - сказал он, - спешат мои часы или отстают. Если отстают, мы меняем продолжать завтракать. А если спешат, тогда есть еще надежда спасти принца Обалду. Вот ведь история! Право, Атаккуй, меня так и подмывает казнить и тебя заодно. - Я только выполнял свой долг, ваше величество. Солдат знает одно: приказ. Не ждал я, что в награду за сорок семь лет верной службы государь вздумает казнить меня, как какого-нибудь разбойника! - Да пропади вы все пропадом!.. Вам что, невдомек, что, пока вы тут препираетесь, палач казнит моего Обалду! - завопила принцесса. - А девочка, ей-богу, права, как всегда. И до чего же я забывчив!.. - говорит король, опять взглядывая на часы. - Ага! Слышите, бьют в барабаны! Вот ведь история! - Вы осел, папенька! Пишите скорее приказ о помиловании, и я побегу с ним туда! - кричит принцесса, и она достала бумагу, перо и чернила и положила все это перед королем. - Очков нет! Что за оказия! - воскликнул монарх. - Поднимись ко мне в спальню, Анжелика, и поищи под подушкой, только под моей - не под маминой. Там лежат ключи. Ты принеси их... Да погоди!.. Ну что за торопыги эти девчонки! Анжелики уже не было в комнате, и пока его величество доедал булочку, она единым духом взлетела по лестнице, схватила ключи и вернулась назад. - А теперь, душенька, - говорит ее родитель, - ступай-ка опять наверх и достань очки из моей конторки. Если бы ты меня дослушала... Тьфу, ты! Опять убежала. Анжелика! ВЕРНИСЬ! Когда король повысил голос, она поняла, что надо послушаться, и вернулась. - Сколько раз я тебе говорил, милочка, чтобы ты, выходя из комнаты, затворяла за собой дверь. Вот так, молодец! Теперь иди. Наконец конторка была отперта, очки принесены, король очинил перо, подписал приказ о помиловании, и Анжелика схватила его и метнулась к двери. - Лучше бы ты осталась и докушала булочки, детка. Что толку бежать? Все равно не поспеешь. Передайте-ка мне, пожалуйста, малиновое варенье, - говорил монарх. - Вот: бом, бом! Бьет половину. Так я и знал. Спасся принц от палача, От секиры, от меча. Тем временем Анжелика бежала, бежала, бежала и бежала. Она бежала вверх по Фор-стрит и вниз по Хайстрит, через рыночную площадь, вниз налево и через мост, попала в тупик и кинулась обратно, в обход замка, оставила справа мелочную лавку, что напротив фонарного столба, обогнула площадь и наконец очутилась у Лобного места, где, к великому ее ужасу, Обалду уже положил голову на плаху! Палач занес топор, но в этот миг появилась задыхающаяся от бега принцесса и возвестила о помиловании. - Жизнь! - закричала принцесса. - Жизнь! - завопили все кругом. С легкостью фонарщика она взлетела по лесенке на эшафот, бросилась без стеснения на шею Обалду и воскликнула: - О мой принц! Мой суженый! Моя любовь! Мой Обалду! Твоя Анжелика поспела вовремя и спасла твою бесценную жизнь, мой цветочек, - не дала тебе истечь кровью! Если бы с тобой случилась беда, Анжелика тоже ушла бы из этого мира и приняла смерть, как избавление от разлуки. - Ну, кому что нравится, - промолвил Обалду; у него был такой несчастный и растерянный вид, что принцесса с нежной заботливостью спросила о причине его беспокойства. - Видишь ли, Анжелика, - отвечал он, - я здесь сутки, и такая тут у вас кутерьма да свистопляска - все бранятся, дерутся, рубят головы, светопреставление, да и только, - вот и потянуло меня домой, в Понтию. - Сперва женись на мне, мой дружочек. Впрочем, когда ты со мной, я и здесь точно в Понтии, мой отважный прекрасный Обалду! - Что ж, пожалуй, нам надо пожениться, - говорит Обалду. - Послушайте, святой отец, раз уж вы все равно пришли, так, может, вместо того чтобы читать отходную, вы нас обвенчаете? Чему быть, того не миновать. Это доставит удовольствие Анжелике, а чтоб дальше была тишь да гладь, вернемся-ка и докончим наш завтрак. Дожидаясь смерти, Обалду не выпускал изо рта розы. То была волшебная роза, и матушка велела ему никогда с нею не расставаться. Вот он и держал ее в зубах, даже положивши голову на плаху, и все не переставал надеяться, что вдруг откуда-нибудь придет счастливое избавление. Но когда он заговорил с Анжеликой, то забыл про цветок и, конечно, обронил его. Чувствительная принцесса мгновенно нагнулась и схватила его. Обалду теперь женат, Так вернемся же назад. - Что за душистая роза! - вскричала она. - Эта роза расцвела в устах моего Обалду, и теперь я с ней не расстанусь! - И она спрятала ее на груди. Не мог же принц забрать у нее назад свою розу. И они отправились завтракать; а пока они шли, Анжелика казалась ему все краше и краше. Он горел желанием назвать ее своей женой, но теперь, как ни странно. -Анжелика была совершенно равнодушна к нему. Он стоял на коленях, целовал ее руку, просил и умолял, плакал от любви, а она все твердила, что со свадьбой, право же, некуда спешить. Он больше не казался ей красивым, ну ни капельки, даже наоборот; и умным тоже - дурак, да и только; и воспитан не так хорошо, как ее кузен, да чего там - просто мужлан!.. Но уж лучше я прикушу язык, ибо тут король Храбус завопил страшным голосом: - Вздор!.. Хватит с нас этой канители! Зовите архиепископа, и пусть он их тут же обвенчает! Они поженились и, надо надеяться, будут счастливы. Глава XII, о том, что было дальше с Бетсиндой А Бетсинда все шла и шла; миновала городские ворота и двинулась по столбовой дороге, что вела в Понтию, в ту же сторону, куда держал путь Перекориль. - Ах!.. - вырвалось у нее, когда мимо проехал дилижанс и она услышала милые звуки рожка. - Если б мне ехать в этой карете! - Но звеневшие бубенцами лошади тут же умчали дилижанс. Девушка и ведать не ведала, кто сидел в этой карете, а между тем как раз о нем, без сомнения, она думала, днем и ночью. Тут ее догнала ехавшая с рынка пустая повозка; возница был парень добрый и, увидев, что по дорого устало бредет босоногая красотка, радушно предложил подвезти ее. Он сказал, что живет на опушке леса, где старик его лесником, и что если ей в ту же сторону, он ее подвезет. Маленькой Бетсинде было все равно, в какую сторону ехать, и она с благодарностью согласилась. Парень накрыл ей ноги холстиной, дал хлеба с салом к разговаривал с ней участливо. Но она оставалась печальной и никак не могла согреться. Так они ехали и ехали; уже завечерело, черные ветви сосен отяжелели от снега, и тут наконец им приветно засветили окна сторожки: и вот они подкатили к крыльцу и вошли. Лесник был стар, и у него была куча детей, - они как раз ужинали горячим молоком с накрошенным хлебом, когда приехал их старший брат. Малыши пустились скакать и хлопать в ладоши: брат привез им из города игрушки (они ведь были послушные дети). А когда они увидели хорошенькую незнакомку, они подбежали к ней, усадили ее у очага, растерли ее усталые ноги и угостили ее молоком с хлебом. В лес Бетсинда забрела, Друга старого нашла. - Поглядите, отец, на эту бедняжку, - говорили они леснику. - Какие у нее холодные ножки! И. белые, как молоко! А накидка-то какая чудная, поглядите, в точности, как тот бархатный лоскут, что висит у нас в шкафу: помните, вы нашли его в лесу в тот день, когда король Заграбастал убил маленьких львят. Ой, глядите, а на шее у нее - синий бархатный башмачок, совсем такой, как вы подобрали в лесу, - вы ведь столько раз нам его показывали. - Что вы там болтаете про башмачки и накидку? - удивился старый лесник. Тут Бетсинда рассказала, что ее малюткой бросили, с городе в этой накидке и одном башмачке. Что люди, которые потом взяли се к себе, беспричинно, как она надеется, прогневались на нее. Они выгнали ее из дому в старой одежде, вот так она и очутилась здесь. Кажется, она когда-то жила в лесу, в львиной пещере, впрочем, может быть, это ей только приснилось: уж очень все это чудно и диковинно; а еще до того она жила в красивом-прекрасивом доме, ничуть не хуже королевского дворца в столице. Когда лесник все это услышал, он прямо рот разинул от изумления. Он открыл шкаф и вынул из чулка пятишиллинговую монету с портретом покойного Кавальфора; старик клялся, что девушка - точная его копия. Потом он достал башмачок и старый бархатный лоскут и сравнил их с вещами Бетсинды. Внутри ее башмачка стояло "Хопкипс, поставщик двора"; та же надпись была и на втором башмачке. На плаще пришелицы с изнанки было вышито: "Прин... Розаль..."; на лоскуте виднелось; "цесса... ба... Артикул 246". Так что, приложивши куски друг к другу, можно было прочесть: "ПРИНЦЕССА РОЗАЛЬБА АРТИКУЛ 246". Увидав все это, добрый старик упал на колени и воскликнул: - О принцесса! О моя милостивая госпожа! Законная владычица Понтии... Приветствую тебя и присягаю тебе на верность! - В знак этого он трижды потерся об пол своим почтенным носом и поставил ее ножку себе на голову. - О мой добрый лесник, - сказала она, - видно, ты был сановником при дворе моего родителя! Дело в том, что в бытность свою жалкой изгнанницей Бетсиндой, законная повелительница Понтии Розальба прочла много книг о придворных обычаях разных стран и народов. - Ах, моя милостивая госпожа, так ведь я же бедный лорд Шпинат, который вот уже пятнадцать лет, как живет здесь простым лесником. С той поры, как тиран Заграбастал (чтоб ему околеть, архиплуту!) лишил меня должности первого камергера. Все, кто смелы и честны, За Розальбу встать должны! - Вас - Главного хранителя королевской зубочистки и Попечителя высочайшей табакерки, - как же, я знаю! Эти посты вы занимали при моем августейшем батюшке. Возвращаю вам их, лорд Шпинат! Еще жалую вам Орден Тыквы второй степени, - (первой награждали только царственных особ). - Встаньте же, маркиз де Шпинат!" И королева за неимением меча с неописуемой величавостью взмахнула оловянной ложкой (той самой, которой ела молоко с хлебом) над лысиной старого придворного, из чьих глаз уже натекло целое озерцо слез и чьи милые дети пошли в тот день спать маркизами: теперь они звались Бартоломео, Убальдо, Катарина и Октавия де Шпинат. Королева проявила просто удивительное знание национальной истории и отечественного дворянства. - Семейство де Спаржи, наверное, за нас, - рассуждала она. - Их всегда привечали при отцовском дворе. А вот Артишоки, те всегда поворачиваются к восходящему солнцу! Весь род Кислокапустиц, конечно, нам предан: король Кавальфор очень их жаловал. Так Розальба перебрала все дворянство и знать Понтии, - вот сколь полезными оказались сведения, приобретенные ею в изгнании! Старый маркиз де Шпинат объявил, что готов за них всех поручиться: страна изнывает под властью Заграбастала и жаждет возвращения законной династии; и хотя был уже поздний час, маркиз послал своих детей, знавших в лесу все тропинки, позвать кое-кого из дворян; когда же в дом воротился его старший сын, - он чистил лошадь и задавал ей корм, - маркиз велел ему натянуть сапоги, сесть в седло и скакать туда-то и туда-то, к тем-то и тем-то. Когда юноша узнал, кого он привез в своей повозке, он тоже укал на колени, поставил себе на голову ножку со величества и тоже оросил пол слезами. Он влюбился в нее без памяти, как всякий, кто теперь ее видел, - например, юные лорды Бартоломео и Убальдо, которые то и дело из ревности принимались лупить друг друга по макушке; а также все понтийские пэры, что сохранили верность Кавальфорам и по сигналу маркиза де Шпинат уже начали стекаться с запада и с востока. Это были все больше такие старички, что ее величеству не пришло в голову заподозрить их в глупой страсти, и она и ведать не ведала, как жестоко их ранит ее красота, пока один слепой лорд. тоже ей преданный, не открыл ей всей правды; с той поры она носила на лице вуаль, чтобы ненароком не вскружить кому-нибудь голову. Она тайно разъезжала по замкам своих приверженцев, а те, в свою очередь, навещали друг друга, сходились на сходки, сочиняли воззвания и протесты, делили между собой лучшие должности в государстве и решали, кого из противников надо будет казнить, когда королева возвратит себе отцовский престол. Так что примерно через год они были готовы двинуться на врага. У людей такой уж нрав: С кем победа - тот и прав. Сказать по правде, партия Верных состояла почти из одних стариков и инвалидов; они разгуливали по стране, размахивая флагами и ржавыми мечами и выкрикивали: "Боже, храни королеву!"; и, поскольку Заграбастал был в то время в каком-то набеге, им сначала никто не мешал. Народ, конечно, восторженно приветствовал королеву при встрече, однако в иное время был куда хладнокровней, ибо многие еще помнили, что налогов при Кавальфоре брали ничуть не меньше, чем сейчас. Глава XIII, в которой королева Розальба попадает в замок графа Окаяна Удалого Ее величество королева Розальба щедро раздавала своим приверженцам титулы маркизов, графов, баронов и награждала их Орденом Тыквы - больше-то ей давать было нечего. Они составили ее придворный круг, нарядили ее в платье из бумажного бархата, на голову ей надели корону из золотой бумаги, а сами все спорили о должностях в государстве, о чинах, титулах и правах, ну так спорили - прямо страх! Еще и месяца не прошло, а бедная королева была уже по горло сыта своей властью и порою, быть может, сожалела даже, что она больше не служанка. Впрочем, как говорится, положение обязывает, и королеве пришлось исполнять свой долг. Вам уже известно, как случилось, что войска узурпатора не выступили против армии Верных. Двигалась эта армия с быстротой, доступной ее подагрическим командирам, и на каждого солдата в ней приходилось по два офицера. Так наконец она достигла земель одного могущественного феодала, который пока еще не примкнул к королеве, но Верные надеялись на пего, так как он всегда был не в ладах с Заграбасталом. Именитый Окаян Был ужасный грубиян! Когда они подошли к воротам его парка, он послал сказать, что просит ее величество быть его гостьей. Он был очень силен в ратном деле, звали его граф Окаян, и шлем у него был до того тяжелый, что его носили за ним два крепких арапчонка. Он преклонил колена перед королевой и сказал: - Сударыня и госпожа! У понтийской знати в обычае выказывать все знаки почтения коронованным особам, кто бы они ни были. В лучах вашей славы и мы ярче светим. А посему Окаян Удалой преклоняет колена перед первой дамой в государстве. На это Розальба ответила: - Вы бесконечно добры, граф Окаян Удалой. - Но в сердце ее закрался страх: так хмуро глядел на нее этот коленопреклоненный человек с торчащими усами. - Первый князь империи, сударыня, приветствует свою повелительницу, - продолжал он. - Мой род, право, не хуже вашего. Я свободен, сударыня, я предлагаю вам руку, и сердце, я мой рыцарский меч! Три мои жены спят под сводами фамильного склепа. Последняя угасла лишь год назад, и душа моя жаждет новой подруги! Удостойте меня согласием, и я клятвенно обещаю вам принести на свадебный пир голову короля Заграбастала, глаза и нос его сына принца Обалду, уши и правую руку узурпатора Пафлагонии; и тогда обеими этими странами будете править вы, то есть МЫ! Соглашайтесь! Окаян не привык слышать "нет". Да я и не жду подобного ответа: последствия его были бы страшны! Ужасающие убийства, разорение всей страны, беспощадная тирания, невиданные пытки, бедствия, подати для всего населения - вот что может породить гнев Окаяна! Но я читаю согласие в ясных очах моей королевы, их блеск наполняет мою душу восторгом! - О, сэр!.. - пролепетала Розальба, в страхе вырывая у него свою руку. - Вы очень добры, ваше сиятельство, но сердце мое, к сожалению, уже отдано юноше по имени принц... Перекориль, и только ему буду я женой. Столько бедствий - страх берет! Кто бедняжечку спасет? Тут Окаян впал в неописуемую ярость. Он вскочил на ноги, заскрежетал зубами, так что из уст его вырвалось пламя, а вместе с ним поток столь громких, сильных и недостойных выражений, что я не решаюсь их повторить. - Р-р-р-раз так!.. Сто чертей! Окаян Удалой услыхал "нет"! О, месть моя будет беспримерна! Вы первая зальетесь слезами, сударыня! - И, как мячики подкидывая ногами арапчат, оп ринулся вон, а впереди него летели усы. Тайный совет ее величества пришел в ужас, и, как позже выяснилось, не зря, когда увидел, что из дому выскочил разъяренный Окаян, подбрасывая ногами бедных арапчат. Упавшие духом бунтари двинулись прочь от ворот парка, но спустя полчаса этот предерзкий беззаконник с кучкой своих приспешников настиг их и принялся крушить направо и налево, - их били, колотили, дубасили, громили, наконец самою королеву взяли в полон, остальных же ее Верных отогнали бог весть куда. Бедняжка Розальба! Ее победитель Окаян даже не пожелал взглянуть на нее. - Пригоните фургон, - приказал он конюхам, - засадите в него эту чертовку и свезите его величеству королю Заграбасталу, да смотрите поклонитесь ему от меня. Вместе с прекрасной пленницей Окаян послал Заграбасталу письмо, полное раболепных клятв и притворной лести, из которого тому надлежало понять, что этот подлый обманщик денно и нощно молит бога о здравии монарха и всей его августейшей семьи. Дальше Окаян обещал верой и правдой послужить трону и просил всегда помнить, что он - его надежный и преданный защитник. Но король Заграбастал был стреляный воробей, такого на мякине не проведешь, и мы еще услышим, как этот деспот обошелся со своим строптивым вассалом. Где же слыхано, чтобы такие пройдохи хоть сколько-нибудь допряли друг другу! Вот еще жених сыскался! Где наш принц? Куда давался? А нашу бедную королеву, как Марджори Доу, бросили на солому в темном фургоне и повезли в дальний путь до самого замка короля Заграбастала, который вернутся уже восвояси, разбив всех своих недругов, - большинство из них поубивал, а иных, побогаче, захватил в плен, надеясь пыткой вырвать у них признание, где спрятаны их деньги. Их вопли и стенания доносились до темницы, в которую заточили Розальбу. О, это была ужасная темница: она кишела мышами, простыми и летучими, жабами, крысами, лягушками, клопами, блохами, москитами, змеями и прочими мерзкими тварями. В ней царил полный мрак, иначе тюремщики увидели бы Розальбу и влюбились в нее, что, кстати, и случилось с совой, жившей под кровлей башни, и еще с кошкой, - ведь кошки, как известно, видят в темноте, - эта глаз не сводила с Розальбы и не шла к своей хозяйке, жене тюремного надзирателя. Обитавшие в темнице жабы приползли и целовали ножки Розальбы, а гадюки обвились вокруг ее шеи и рук и вообще не думали ее жалить, так прелестна была бедняжка даже в несчастье. Наконец, по прошествии многих часов, дверь темницы отворилась, и вошел гроза своих подданных - король награбастал. Но что он сказал и как поступил, вы узнаете позже, а сейчас нам пора вернуться к принцу Перекорилю. Глава XIV, о том, что было с Перекорилем Мысль о женитьбе на старой карге Спускунет до того ужаснула Перекориля, что он бросился к себе в комнату, уложил сундучок, вызвал двух носильщиков и в мгновение ока был на почтовой станции. Его счастье, что он не мешкал со сборами, вмиг уложил вещи и уехал с первой каретой; ибо, как только обнаружилось, что Обалду схватили по ошибке, этот аспид Развороль послал к Перекорилю двух полицейских, которым было ведено отвести его в Ньюгетскую тюрьму и еще до полудня обезглавить. Через час с небольшим карета покинула земли Пафлагонии, а те, кого послал и вдогон, наверно, не слишком спешили, - в стране многие сочувствовали принцу, сыну прежнего монарха: ведь тот, при всех своих слабостях, был куда лучше брата, нынешнего короля Пафлагонии - человека ленивого, деспотичного, вздорного, нерадивого и алчного. Храбус сейчас был весь поглощен торжествами, балами, маскарадами, охотами и другими забавами, которые полагал нужным устраивать в честь свадьбы своей дочери с принцем Обалду, и, будем надеяться, не очень жалел в душе, что племянник его избег казни. Принцу - кто того не знает - Быть учтивым подобает. Погода стояла холодная, землю покрыл снег, и наш беглец, звавшийся теперь попросту мистер Кориль, был рад-радешенек, что покойно сидит в почтовой карете между кондуктором и еще одним пассажиром. На первой же станции, где они остановились сменить лошадей, к дилижансу подошла неказистая простолюдинка с кошелкой на руке и спросила, не найдется ли ей местечка. Внутри все было занято, и женщине сказали, что, если ей к спеху, пусть едет наверху, а пассажир, сидевший рядом с Перекорилем (видимо, изрядный наглец), высунулся из окошка и прокричал ей: - Самая погодка прокатиться на империале! С ветерком, голубушка! Бедная женщина сильно кашляла, и Перекориль ее пожалел. - Я уступлю ей свое место, - сказал он. - Не ехать же ей на холоде при таком кашле. На что сидевший с ним рядом грубиян заметил: - А ты и рад ее пригреть! Только больно ты ей нужен, шляпа! В ответ на это Перекориль схватил грубияна за нос, дал ему оплеуху и наградил фонарем - пусть в другой раз попробует назвать его шляпой! Потом он весело вскочил на империал и уютно устроился в сене. Грубиян сошел на следующей остановке, и тогда Перекориль опять занял свое место внутри и вступил в разговор с соседкой. Она оказалась приятной, осведомленной и начитанной собеседницей. Они ехали вместе весь день, и она угощала нашего путника всякой всячиной, припасенной в кошелке, - не кошелка, а прямо целая кладовая! Захотел он пить - и на свет появилась бутылка в полкварты Бассова легкого пива и серебряная кружечка. Проголодался - она достала холодную курицу, несколько ломтиков ветчины, хлеба, соли и кусок холодного пудинга с изюмом - прямо пальчики оближешь, - а потом дала ему запить все это стаканчиком бренди. Пока они ехали вместе, странная простолюдинка беседовала с Перекорилем о том, о сем, и бедный принц выказал при этом столько же невежества, сколько она - познаний. Покраснев до корней волос, он признался соседке, что совсем не учен, на что та ответила: - Милый мой Пере... Добрейший мой мистер Кориль, вы еще молоды, у вас вся жизнь впереди. Вам только учиться да учиться! Как знать, быть может, настанет день, когда вам понадобится вся эта премудрость. Скажем, когда вас призовут обратно, - ведь бывало же такое с другими. - Помилуй бог, да разве вы меня знаете, сударыня?! - восклицает принц. - Я много чего знаю, - говорит она. - Я была кой у кого на крестинах, и однажды меня выставили за дверь. Я знавала людей, испорченных удачей, и таких, кто, надеюсь, стал лучше в беде. Вот вам мой совет: поселитесь в том городе, где карета остановится на ночь. Живите там, учитесь и не забывайте старого друга, к которому были добры. - Кто же этот мой друг? - спрашивает Перекориль. - Если вам будет в чем нужда, - продолжает его собеседница, - загляните в эту сумку - я дарю ее вам - и будьте благодарны... - Но кому же, кому, сударыня? - настаивает принц. - Черной Палочке, - ответила его спутница и вылетела в окно. Перекориль спросил кондуктора, не знает ли он, куда девалась та дама. - Это вы про кого? - удивился тот. - Вроде только и была здесь одна старушка, да она сошла на прошлой остановке. Чудо-сумка! Вот житье! Где бы только взять ее? И Перекориль решил, что все это ему приснилось. Однако на коленях у него лежала кошелка - подарок Черной Палочки; и вот, когда они прибыли в город, он прихватил ее с собой и двинулся в гостиницу. Принца поместили в какой-то жалкой каморке, но, проснувшись поутру, он сперва подумал, что все еще дома, во дворце, и принялся кричать: - Джон, Чарльз, Томас! Мой шоколад, шлафрок, шлепанцы!.. Но никто не явился. Колокольчика не было, и вот он вышел на площадку и стал звать слугу. Снизу поднялась хозяйка. - Чего это вы орете на весь дом, молодой человек? - спрашивает она. - Ни теплой воды, ни слуг, даже обувь не чищена!.. - Ха-ха-ха! А ты возьми да почисть, - говорит хозяйка. - Уж больно ваш брат студент нос дерет. Но до такого бесстыдства еще никто не доходил! - Я немедленно покину ваш дом! - заявляет принц. - Скатертью дорожка, молодой человек! Плати по счету и убирайся. У нас тут благородные селятся, не тебе чета! - Вам бы медвежатник держать, - сказал Перекориль, - а вместо вывески портрет свой повесить! Хозяйка "медвежатника" с рычанием удалилась. Перекориль вернулся к себе в комнату, и первое, что он увидел, была волшебная сумка, и ему показалось, что, когда он вошел, она чуточку подпрыгнула на столе. "Может, там сыщется что-нибудь на завтрак, - подумал Перекориль. - Денег-то у меня кот наплакал". Он раскрыл кошелку, и знаете, что там было? Щетка для обуви и банка ваксы Уоррена, на которой стояли такие стишки: Чисти обувь, бедняк, не тужи И обратно меня положи. Перекориль рассмеялся, вычистил башмаки и убрал на место банку и щетку. Когда он оделся, сумка опять подпрыгнула, и он подошел и вынул из нее: 1. Скатерть и салфетку. 2. Сахарницу, полную лучшего колотого сахара. 3, 4, 6, 8, 10. Две вилки, две чайные ложечки, два ножа, сахарные щипчики и ножик для масла - все с меткой "П". 11, 12, 13. Чайную чашку с блюдцем и полоскательницу. 14. Кувшинчик сладких сливок. 15. Чайницу с черным и зеленым чаем. 16. Большущий чайник, полный кипятка. 17. Кастрюлечку, а в ней три яйца, сваренных как раз, как он любил. 18. Четверть фунта наилучшего Эппингова масла. 19. Ржаной хлеб. Ну чем не сытный завтрак, и кто едал лучший? Покончив с едой, Перекориль побросал все оставшееся в кошелку и отправился на поиски жилья. Я забыл сказать вам, что город этот назывался Босфор и был славен своим университетом. Ешь всегда пирог с паштетом, Он полезен, знай об этом. Он снял скромную квартиру напротив университета, оплатил счет в гостинице и немедленно перебрался в новое жилье, захватив свой сундучок и саквояж; не забыл он, конечно, и волшебную сумку. Когда он открыл сундучок, куда, помнится, сложил при отъезде свое лучшее платье, он обнаружил в нем одни лишь книги; и в первой, которую он открыл, говорилось: Наряд тешит взоры, а чтение - ум И пищу дает для полезнейших дум. В кошелке, куда Перекориль не преминул заглянуть, лежали корпорантская шапочка и мантия, чистая тетрадь, перья, чернильница и Джонсонов лексикон, каковой был принцу особенно нужен, поскольку его грамотность оставляла желать лучшего. И вот наш мистер Кориль сел за книги и трудился без устали целый год и скоро стал примером для всего босфорского студенчества. Он не участвовал нк в каких студенческих беспорядках. Наставники его хвалили, товарищи тоже его любили; и когда на экзаменах он получил награды по всем предметам, как-то: по грамматике, чистописанию, истории, катехизису, арифметике, французскому и латыни, а также за отменное поведение, - все его однокантики крикнули: - Ура! Ура! Кориль, наш гонец, всем молодец! Слава, слава, слава! - И он приволок домой целую кучу венков, медалей) книг и почетных знаков. Ну и новости, друзья, Прочитал в газетах я! Через день после экзаменов, когда он с двумя приятелями веселился в кофейне (сказал ли я вам, что каждую субботу вечером он находил в сумке достаточно денег, чтобы заплатить по счетам, и еще гинею на карманные расходы, - сказал или позабыл, а ведь это так же неоспоримо, как дважды двадцать-сорок пять), он вдруг ненароком заглянул в "Босфорские новости" и без труда прочитал (он теперь читал и писал даже самые длинные слова) вот что: "РОМАНТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ Небывалые события произошли по соседству с нами, в Понтии, и повергли в волнение всю эту страну. Напомним, что когда ныне здравствующий и почитаемый государь Понтии, его величество Заграбастал, разбил в кровопролитной битве при Бабахе короля Кавальфора и воссел на престол, единственная дочь покойного монарха, принцесса Розальба, исчезла из дворца, захваченного победителями, и, судя по слухам, заблудилась в лесу, где была растерзана свирепыми львами (двух последних из них недавно поймали и засадили в Тауэр, но к тому времени они уже съели множество людей). Его величество Заграбастал, человек редкостной доброты, весьма сокрушался о гибели невинной малютки: сей милосердный монарх, конечно, не оставил бы ее без присмотра. Однако ее смерть не вызывала сомнений. Клочья ее плаща и башмачок были найдены в лесу на охоте, во время которой бесстрашный повелитель Понтии собственноручно сразил двух львят. Оставшиеся от малютки вещи подобрал и сберег барон де Шпинат, некогда служивший при короле Кавальфоре. Барон попал в немилость из-за своей приверженности старой династии и несколько лет прожил в лесу в скромной роли дровосека на самой окраине Понтии. В прошлый вторник кучка джентльменов, верных прежнему дому, в том числе и барон Шпинат, вышла во всеоружии с криками: "Боже, храни Розальбу, первую понтийскую королеву!" - а в середине шла дама, как сообщают, необычайной красоты. И если подлинность этой истории внушает некоторые сомнения, то романтичность ее бесспорна. Особа, величающая себя Розальбой, утверждает, будто пятнадцать лет назад ее вывезла из лесу женщина в колеснице, запряженной драконами (эта часть рассказа, разумеется, не соответствует действительности); она якобы оставила малютку в дворцовом саду Бломбодинги, где ее нашла принцесса Анжелика, ныне супруга наследника Понтии его высочества, принца Обалду, и с бесподобным милосердием, всегда отличавшим дочь пафлагонского монарха, предоставила сироте кров и убежище. Пришелица без роду и племени и почти без одежды осталась во дворце, жила там в служанках под именем Бетсинды и была даже обучена наукам. За какую-то провинность ее уволили, и она ушла, не преминув захватить с собой башмачок и обрывок плаща, что были на пей в день ее появления во дворце. По ее словам, она покинула Бломбодингу с год назад и все это время жила у Шпипатов. В то же утро, когда она ушла из столицы, королевский племянник принц Перекориль, юноша, прямо скажем, не слишком примерный и даровитый, тоже покинул Бломбодингу, и с тех пор о нем ни слуху ни духу". - Ну и история! - вскричали вместе студенты Смит и Джонс, закадычные друзья Перекориля. - Слушайте дальше! - И Перекориль прочел: "ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК Нам стало известно, что отряд, предводительствусмый бароном Шпинатом, окружен и разбит сиятельным генералом Окаяном, а самозванная принцесса взята в плен и отправлена в столицу". "УНИВЕРСИТЕТСКИЕ НОВОСТИ Вчера в университете студент Кориль, юноша редких способностей, выступил с речью на латыни и был удостоен деревянной ложки - высшей университетской награды, - которую вручил ему ректор Босфора доктор Остолоп". - Ну, это мелочи! - сказал Перекориль, чем-то очень встревоженный. - Пойдемте ко мне, друзья мои. Отважный Смит, бесстрашный Джонс, сотоварищи моих школьных дней, моих трудных учений, я открою вам тайну, которая изумит вас. - Говори, не тяни, друг! - вскричал Смит Горячка. ~ Выкладывай, старина, - сказал Весельчак Джонс. Перекориль с царственным величием пресек эту понятную, но теперь неуместную фамильярность. - Друзья мои, Смит и Джонс, - сказал принц, - к чему доле скрываться? Итак, я не скромный студент Кориль, я - потомок королей. - Atavis edite regibus! {Рожденный царскими предками (лат.).} Каков!.. - вскричал Джонс; он чуть было не сказал "каков пострел!", но в испуге умолк на полуслове - так сверкнули на него королевские очи. - Друзья, - продолжал принц, - я и есть Перекориль Пафлагонский. Не преклоняй колена, Смит, и ты, мой верный Джонс, - на людях мы! Когда я был еще младенцем, бесчестный дядя мой похитил у меня отцовскую корону и взрастил меня в незнанье прав моих, как это было с Гамлетом когда-то, злосчастным принцем, жившим в Эльсиноре. И если начинал я сомневаться, то дядя говорил, что все уладит скоро. Я браком сочетаться должен был с его наследницею Анжеликой; тогда б мы с ней воссели на престол. То ложь была, фальшивые слова - фальшивые, как сердце Анжелики, ее власы, румянец, зубы! Она хоть и косила, но узрела младого Обалду, наследного глупца, и предпочла понтийца мне. Тогда и я свой взор к Бетсинде обратил, она же вдруг Розальбой обернулась. Тут понял я, какое совершенство эта дева, богиня юности, лесная нимфа, - такую лишь во сне узреть возможно... - И дальше в таком роде. (Я привожу лишь часть этой речи, весьма изысканной, но длинноватой; и поскольку Смит и Джонс впервые слышали о событиях, уже известных моему любезному читателю, я опускаю подробности и продолжаю свой рассказ.) Друзья поспешили вместе с принцем в его жилище, сильно взволнованные этой новостью, а также, без сомнения, тем, в каком возвышенном стиле повествовал обо всем этом наш высокородный рассказчик; и вот они поднялись в комнату, где он столько дней и ночей провел над книгами. На письменном столе лежала его заветная, сумка, которая до того вытянулась в длину, что принцу сразу бросилось это в глаза. Он подошел к ней, раскрыл ее, и знаете, что он обнаружил? Длинный, блестящий, остроконечный меч с золотой рукоятью, в алых бархатных ножнах, а по ним вышивка: "Розальба навеки!" Как же тут сидеть на месте? Принц спешит помочь невесте! Он выхватил меч из ножен, - от блеска его в комнате стало светло, - и прокричал: - Розальба навеки! Его восклицание подхватили Смит и Джонс, на сей раз, правда, вполне почтительно и уж после его высочества. Тут внезапно со звоном открылся его сундучок, и наружу выглянули три с