туемся и посмотрим. Там в порту ко шек - видимо-невидимо. Выпустим Мартына на причал и проверим - такое ли сильное излучение нашего Главного Компьютера?.. - сказал Мастер. "А не пошли бы вы со своим излучением подальше? Береженого Бог бережет", - подумал я и немедленно перепрыгнул с Компьютера на какую-то ровную плоскость, рядом с которой был расположен большой наклонный пульт управления со множеством разноцветных рычажков и кнопок. - Очень самостоятельный Котяра! - восхитился Второй помощник. - Словно понял, чем рискует... - А вдруг действительно понял? - улыбнулся Мастер. - Кэп! А в Лох-Несское чудовище вы не верите? - Верю. - А в летающие тарелки? - Тоже. Следи за курсом внимательней. - Есть следить за курсом! А если вы его в Абердине на причал выпустите, а он возьмет и убежит. Что тогда? - Не убежит, - твердо сказал Мастер. - Ему в Нью-Йорк нужно. - Ну, вы даете, Александр Иванович!.. Теперь захода в Абердин, почти на самый север Великобритании, все ждали с нездоровым нетерпением. По словам Мастера и из болтовни на капитанском мостике я понял, что в Абердине "Академик Абрам Ф. Иоффе" должен был оставить англичанам около двадцати контейнеров, а у англичан забрать какой-то груз для канадского порта Сент-Джонс в районе острова Ньюфаундленд. У себя в каюте, когда мы оставались только вдвоем. Мастер мне даже по карте пытался показать - как и куда мы плывем и в какие порты будем заходить. Правда, от Абердина до Сент-Джонса через Атлантику нужно было еще чухать чуть ли не неделю, зато от Ньюфаундленда до Нью-Йорка - вообще пара пустых!.. Двое с половиной суток - и мы, как говорится, тама! И... - Здравствуй, Шурочка! Здравствуй, дорогой мой Плоткин, новоиспеченный Американец! Как же я по тебе соскучился!.. Сколько же мне нужно тебе рассказать, Шурик... Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить! Как выражался Водила - "Рано Пташечка запела, как бы Кошечка не съела..." Тут как раз все наоборот: в смысле, "Пташечка" - это я, а "Кошечка" - СУДЬБА. Так мне растолковал Водила, когда я излишне легкомысленно высказался по какому-то сомнительному поводу. В Абердине же, помимо сдачи одного груза и приемки другого, Мастер и его помощники собирались еще проверить меня на английских Кошках. Так ли влияет излучение Главного Компьютера на сексуальную мощь Живого Организма? Не скрою, я слегка нервничал. Несмотря на то что на этом "Академике Абраме..." я уже успел и отдохнуть, и отожраться в спокойной и доброжелательной обстановке, несмотря на то что ощущение "последней финишной прямой" наполняло мою душу миром и благостью, - ночной рассказ молоденького Штурмана о страшноватом треугольнике - Он, Его Жена и Микроволновая Печь - заставлял меня беспокоиться за собственные возможности в сфере Большого Секса. Хотя, если бы я логически сопоставил все двадцать четыре года, которые плавает мой Мастер и каждый день общается то с Радаром, то с Главным Компьютером, то еще с каким-нибудь Излучателем, с тем, как чуть ли не каждую ночь, а порою и пару раз в день, буфетчица Люся захлебывается в тоненьких взвизгах в Капитанской постели, - я на все эти ИЗЛУЧАТЕЛИ должен был бы, извините за выражение, ХВОСТ ПОЛОЖИТЬ! И не нервничать... Тем более что трахаться хотелось - ну, просто ужжжжасно! Поэтому, когда до Абердина оставалось всего несколько часов хода и я лежал в низком кожаном кресле Капитанского кабинета, а из-за закрытой двери спальни доносились тоненькое взвизгивание Люси и половой рык Мастера, мне показалось, что по Северному морю мы тащимся невероятно медленно. И тогда я подумал, что неплохо было бы хоть немного увеличить скорость и пораньше подойти к Абердину. Где, как утверждал Мастер, Кошек - видимо-невидимо! Клянусь, я только ПОДУМАЛ! Как вдруг услышал, что машина нашего "...Ф. Иоффе" заработала мощнее и громче, а поглядев в иллюминатор, увидел, что мы стали двигаться намного быстрее. В ту же секунду резко оборвался ритмичный скрип Капитанской кровати, испуганно затихла Люся, и я почти увидел сквозь стену, как Мастер своей мускулистой мохнатой лапой схватил трубку телефона внутренней связи и рявкнул жутковатым голосом: - В чем дело?!.. Почему ход увеличили? Старшего механика на связь! Дед!.. Что за самодеятельность?!.. Ты про расход топлива думаешь? Про расчетное время прихода в порт помнишь?! Кто ПРИКАЗАЛ? Я ПРИКАЗАЛ??? То есть как это - ТЫ ПОЧУВСТВОВАЛ, ЧТО Я ПРИКАЗАЛ УВЕЛИЧИТЬ ХОД?!! Ты в своем уме?! Я понимал, понимал, что в чем-то я тут виноват... Неужели только в том, что ИЗЛИШНЕ СИЛЬНО захотел как можно быстрее трахнуть неведомую мне английскую Кошку? Боже мой, я что-то явно нарушил! А может быть, ОТКРЫЛ?! Может быть, я в себе самом что-то ТАКОЕ ОТКРЫЛ, что поставит меня в один ряд с такими светилами науки, как Ричард Шелдрейс, как Конрад Лоренц!.. А Мастер уже натягивал свой тренировочный костюм, напяливал кроссовки, чтобы немедленно взлететь на мостик и всыпать вахтенному штурману, а потом вниз - в машинное отделение, поглядеть на Старшего Механика, который не СЛЫШИТ приказы Капитана, а ЧУВСТВУЕТ ИХ!.. И это все устроил я. Разъяренный Мастер распахнул дверь спальни и натолкнулся в моей морде на четкую картину "Осознание своей вины Котом", так прекрасно описаную Конрадом Лоренцом в его замечательной книге "Человек находит друга", - уши прижаты к затылку, хвост непроизвольно прячется между задних лап Кота, сознающего свою вину... Только глянув на меня, Мастер замер на месте, словно наткнулся на стену. Несколько секунд, которые он смотрел, не мигая, в мои глаза, показались мне вечностью. Сейчас я должен признаться, что это были не самые приятные секунды в моей жизни. Все-таки КОТ есть КОТ! Теперь-то я свято убежден, что в своей ПРОШЛОЙ жизни Мастер был абсолютным КОТОМ!.. Он намного раньше меня сообразил, ЧТО произошло, прикрыл дверь спальни, чтобы не делать Люсю свидетельницей нашей первой размолвки, и негромко спросил меня: - Твоих лап дело? Я отвел глаза в сторону и промолчал. - Мартын! Я тебя как Кота спрашиваю - твоих лап дело? - Я только ПОДУМАЛ, что неплохо бы... - замямлил я. Но Мастер меня оборвал решительно и жестко: - Так вот, заруби у себя на носу: в море, на этом судне, прежде чем ПОДУМАТЬ, ты должен спросить у меня разрешения. Понял? - Есть спросить у вас разрешения, - ответил я ему так, как ему отвечали на судне все. Ну, что мне сказать об английских портовых Кошках? Кошки как Кошки. Ничего особенного. Как говорил Шура, не фонтан... Прямо скажем - не наши Кошки. Это я не в упрек, а ради четкого разграничения национальных особенностей. Не более того. Наши российские Кошки к половому акту относятся взволнованно и трепетно - как к восхождению на Голгофу. Как к некоему акту самопожертвования. А в глазах трахающего их Кота они больше всего на свете боятся потерять уважение, которого они, по их мнению, несомненно заслуживают. Вопрос "А ты меня потом уважать будешь?" - я в своей жизни слышал чуть ли не от каждой русской Кошки. Шура был убежден, что такое преувеличенное отношение к собственной Личности возникло в Кошках под влиянием очень давнего и достаточно сомнительного утверждения, что "Отныне любая кухарка сможет управлять Государством!.." Естественно, я не имею в виду разных Кошек-потаскух, которых у нас развелось за последнее время немеряно! Не похожи английские Кошки и на немецких - сытых, равнодушных, туповатых исполнительниц природного Кошачьего долга, относящихся к трахательному процессу как к обременительной обязанности вроде уплаты налогов. Платить - не хочется, а не платить - опасно. Какое уж тут удовольствие?.. Боюсь судить обо всех французских Кошках по той аристократической поблядушке в бантиках, которую я поимел в кустах на бензозаправочной станции при Германском автобане А-7 Гамбург-Мюнхен. Ибо если все французские Кошки хотя бы слегка похожи на эту избалованную и распущенную тварь, то мне остается только пожалеть Францию - страну мечты моего Шуры Плоткина. Длинношерстую Персианку - личную Кошку губернатора острова Борнео, которая, честно признаться, трахнула меня сама в петербургском Кошачье-Собачьем отеле господина Пилипенко, - я просто не помню. Помню только, что от усталости и какой-то докторской успокоительной таблетки я был крайне половонекачественен и дико хотел спать! Так что тут степени сравнения у меня - никакой. Английские же Кошки... Я опять-таки должен заметить, что говорю лишь обАбердинских, провинциальных, портовых Кошках, и вовсе не переношу свои оценки на все Кошачье сословие Соединенного Королевства Великобритании. Так вот, абердинские портовые Кошки были деловиты, решительны и очень точно знали, чего они хотят. А хотели они, как мне показалось, только меня! Еще когда я спускался по трапу... Стоп! Я чуточку переувлекся сравнительным анализом национальных Кошачьих особенностей и повел себя явно несправедливо в отношении "Академика Абрама Ф. Иоффе" и его Мастера. Не сказать о них хотя бы несколько слов, в ситуации подхода к берегу Англии, было бы непростительным хамством. За два часа до прихода в Абердин я был негласно для всех и торжественно для нас двоих - меня и Мастера - прощен за ВОЛЬНОДУМСТВО, так неожиданно нарушившее строжайшие правила морского судоходства, и получил разрешение присутствовать на капитанском мостике во время подхода к берегу Англии. Вот когда я увидел нашего Мастера во всем профессиональном блеске! Как он подводил судно к причалу, как швартовал своего "Академика Абрама...", на каком прекрасном английском языке разговаривал с берегом и как никто пикнуть не смел на мостике, когда Мастер негромким голосом отдавал приказания своим, а в ответ только и слышалось: "Есть!", "Есть!", "Есть!"... И тут уже никаких хиханеки хаханек, никакой посторонней болтовни... Я-то чувствовал, каких нервных затрат, какого внутреннего напряжения стоит Мастеру этот негромкий голос, это абсолютное внешнее спокойствие и демонстрация беспредельной уверенности в точности своих решений, приказов и действий! Но он был НАСТОЯЩИМ КОТОМ! Внутренний напряг Мастера автоматически передался мне и выразился в том, что меня вдруг одолела нервная зевота и, как обычно, стал мелко подрагивать кончик хвоста. Мастер заметил это и сказал мне МЫСЛЕННО, по-Шелдрейсовски: - Не дергайся, Мартын. Возьми себя в лапы. Все будет о'кей! Все и было "о'кей". Через полчаса наш "Академик Абрам Ф. Иоффе" стоял у причала Абердинского порта. Огромные подъемные краны перегружали контейнеры с судна на твердую английскую землю. Две трети команды под водительством Дракона-Боцмана и Второго помощника занимались разгрузкой, а Мастер в теплой меховой куртке с капюшоном стоял на палубе, покуривал свой "Данхилл" и по-английски болтал со знакомым Представителем порта. Я же в это время уже спускался по трапу, собираясь без промедления окунуться в пучину плотских наслаждений. Еще при швартовке я увидел на причале штук двадцать Котов и Кошек, смотревших на меня снизу вверх. Причем Коты смотрели хмуро, заранее ощущая во мне соперника, а Кошки - с откровенным призывным вожделением. Когда я уже миновал половину трапа, Мастер поанглийски извинился перед Представителем Абердинского порта и крикнул мне по-русски: - Не дрейфь, Мартын! В Главном Компьютере излучения не больше, чем в обычном телевизоре... Не посрами чести русского флота! Затем вытащил из кармана уоки-токи и сказал куда-то внутрь судна: - Третьего помощника ко мне! Я еще не успел ступить на твердую английскую землю, как тот молоденький Штурманец, он же Третий помощник, у которого были какие-то заморочки с женой и микровелле, появился рядом с Мастером. Мастер показал ему на меня и назидательно сказал: - Смотри в оба. Это чтобы ты потом не клеветал на микроволновые печи. К сожалению, мне пришлось начать с того, что я был вынужден намахать по харе одному особо настырному Коту-англичанину и пугнуть еще парочку рисковых ребят-Котов, которым на секунду показалось, что они могут воспрепятствовать моему неукротимому желанию, как говорил Шура, "слиться в едином экстазе" с двумя-тремя англичаночками. И начать вон с той рыженькой... Последнее время меня очень тянет на рыжих Кошек! Одним словом - "Моряк сошел на берег..." Я знаю (об этом мне еще Шура Плоткин не раз говорил), что существует целая армия Читателей, которая с наслаждением грязно матерится, предается разнузданному разврату, пьянству, наркомании, однако как только встречает описание куда более скромных действий в литературе, так они становятся моментально святее Папы Римского (убей Бог, кто это - понятия не имею!) и обрушивают на головы Авторов, Редакции и Издательств тучи гневных писем с требованиями истребить эти книги, Авторов сжечь и развеять их прах по ветру, дабы остальным было неповадно... Поэтому, как говорил Шура, "не будем дразнить гусей". Хотя я бы всем этим "гусям" глотки перекусил. Ненавижу фальшь в любом ее проявлении! Итак, во избежание возможных эксцессов, ограничимся сухим и беспристрастным отчетом. Так, как это можно было бы записать в вахтенном журнале того же "Академика Абрама Ф. Иоффе": 1. За время десятичасовой стоянки в английском порту Абердин выгружено 21 (двадцать один) 40-футовый контейнер и принято на борт судна 7 (семь) 40-футовых контейнеров для порта Сент-Джонс (Канада). 2. За это же время КОТ МАРТЫН, приписанный к судну "Академик Абрам Ф. Иоффе", произвел 1 (одну) крупную драку и 2 (две) мелкие драки с 5 (пятью) Котами английского порта Абердин. 3. За время стоянки в порту КОТОМ МАРТЫНОМ употреблены в половом отношении 6 (шесть) Кошек - подданых Великобритании. 2 (две) Кошки по 3 (три) раза, 1 (одна) Кошка - 2 (два) раза, и 3 (три) Кошки по 1 (одному) разу. 4. К отходу судна из английского порта Абердин для дальнейшего следования КОТ МАРТЫН был собственноручно перенесен Капитаном судна "Академик Абрам Ф. Иоффе" на борт вышеназванного судна и для восстановления утраченных сил был передан на судовой камбуз под наблюдение Буфетчицы и Повара. Надеюсь, что такая форма записи устроит кого угодно... За то время, которое я проторчал на Капитанском мостике - с Мастером или без Мастера, с его Помощниками-штурманами, - я так часто заглядывал в мореходные карты, так часто слышал, что у нас осталось позади, где мы идем в настоящий момент и какие "цоресы" (Шурина поговорочка!..) нас ждут впереди, что уже к выходу из Абердина я мог бы самостоятельно, не очень подробно, но и без особой путаницы, объяснить все происходящее в эту секунду с нашим дорогим "Академиком Абрамом...". Ну, например: как только мы вышли из Абердина, мы достаточно долго пересекали залив Мори-Ферт в самом его широком месте и четко перли к Оркнейским островам в пролив Пентленд-Ферт, который находится как раз между этими островами и самойсамой северной оконечностью Англии. Нужно сказать, что весь командный состав во главе с Мастером все это время торчал на мостике и очень даже держал "ушки на макушке" из-за каких-то жутких "приливных" течений в этом сволочном проливе! Только когда мы, оставляя Оркнейские острова по правому борту, а всю Великобританию - по левому, прошли этот чертов Пентленд-Фертский пролив и, обогнув мыс Рат, наконец-то вышли в открытый океан, - все вздохнули с облегчением, и народ на мостике как-то сам собою рассосался, оставляя только вахтенного штурмана, Старшего помощника и когото из матросов. С команды тоже спала нервная напряженка, судовая жизнь вошла в почти спокойную буднично-морскую колею, и вот тогда-то по "Академику Абраму Ф. Иоффе", от носа до кормы, проникая во все закоулки огромного контейнеровоза, вихрем понеслись легенды и сказки о моем пребывании в порту Абердин! Так как мой английский сексзагул наблюдал почти весь командный состав "Академика Абрама..." и большая часть палубной команды, то следующие пять с половиной суток, которые мы шли через холодную и бескрайнюю Атлантику к берегам Канады, я был героем судна и ежесекундно купался в лучах собственной половой славы со всеми вытекающими отсюда последствиями. Машинная команда - механики и мотористы, - короче, "маслопупы", не имевшие возможности наблюдать за моими береговыми подвигами, были вынуждены довольствоваться самой что ни есть недобросовестной информацией, которую они получали от "рогачей" - палубной команды. По словам этих врунов и фантазеров, число "оприходованных" мною английских Кошек, в их рассказах "маслопупам", доходило до семидесяти-семидесяти пяти! А число "убитых" мною и "сброшенных в море" Абердинских Котов варьировалось где-то от двадцати пяти до пятидесяти... От этого беззастенчивого вранья и несусветного бреда даже у меня вяли уши. Так и подмывало гаркнуть по-Шелдрейсовски: - А ну, кончайте трепаться, врунишки нахальные! Тем более что большинство команды было по-детски внушаемо. Но я помнил слово, данное мною Мастеру в первый день нашего знакомства, - ни с кем на судне в Контакт не вступать. И молчал. Самое же забавное, что Мартыном меня называли только на Капитанском мостике. И подозреваю - лишь потому, что так называл меня Мастер. Все же остальные называли меня просто - Кыся. Даже буфетчица Люся, прибирая капитанскую каюту в отсутствие Мастера, иногда шептала мне: - Господи, Кыся... Что же мне делать? Я же так его люблю! А он... Ну, что делать, Кыся?.. Что делать? А что я мог ей ответить?!.. Что вообще можно сказать женщине в такой ситуации? Ну, сочувственно лизнул пару раз ей руку - так она даже расплакалась! Хотел я ей процитировать старую французскую пословицу, которую часто вспоминал Фридрих фон Тифенбах. По-нашему, по-русски, она звучит как "Каждый в жизни несет свой крест". Но и этого я не рискнул сделать. Как говорил Водила: назвался груздем - полезай в кузов. Дал слово - держись!.. Зато Мастер после того случая, когда я лишь одним своим ЖЕЛАНИЕМ КОШКИ, одной лишь настойчивой МЫСЛИШКОЙ сумел ускорить ход нашего "Академика Абрама...", Мастер наш, суровый и немногословный Котяра, буквально рот не закрывал. Естественно, когда мы оставались с глазу на глаз... Более любопытного Кота я в жизни не встречал! Ему было интересно все - и про Конрада Лоренца, и про Ричарда Шелдрейса, и про Шуру Плоткина, и про мои, не всегда объяснимые, действия и ощущения. Мастер с удивлением сопоставлял собственные чувства и поступки, оказывается, тоже не всегда соответствующие здравому смыслу, с тем, что я рассказывал о себе, и каждый раз (Я ЭТО ЯСНО ВИДЕЛ!..) был потрясен сходством наших душ и характеров... Однако вовсе не нужно думать, что Мастер только и делал, что потрясался и всплескивал руками. Ничего подобного! Мастер обнаружил такое блистательное знание истории Котов и Кошек, что это мне приходилось ахать и всплескивать лапами от восхищения! От восхищения, к которому примешивалось искреннее чувство стыда за себя и моего Шуру Плоткина, за то, что мы, выучив наизусть и Конрада Лоренца, и Ричарда Шелдрейса, ни разу не удосужились открыть книгу своего, русского, замечательнейшего мужика - Игоря Акимушкина. А вот у Мастера эта книга была настольной. Как, кстати, старая, затрепанная, дурацкая книжка В. Кунина "Иванов и Рабинович, или Ай гоу ту Хайфа!.." Кунин сочинил ее в сладком начале перестройки, и речь там шла о двух пожилых идиотах, которые, не умея плавать и впервые увидев море, отправились на яхте в Израиль. Один из них когда-то был шиномонтажником у нас в Ленинграде. И выяснилось, что Мастер его хорошо знал и даже чинил у него свои автомобильные колеса. Помню, Шура читал эту кретинскую книжку и что-то очень хихикал. Я попросил почитать мне ее вслух, а Шура отмахнулся и сказал: - Тебе, Мартышка, это будет неинтересно... И в двух словах рассказал, про что там. Тогда я сразу понял, что книжка дурацкая, и потерял к ней всякое любопытство. А вот сейчас, посредине Атлантического океана, в Капитанской каюте российского контейнеровоза "Академик Абрам Ф. Иоффе", на рабочем столе Мастера я обнаруживаю это старье В. Кунина и потрясающую книгу этого... Ну, как его?!.. Игоря Акимушкина! - Вот слушай, слушай, Мартын! - возбужденно говорил Мастер, раскрывая книгу Акимушкина. - Слушай, что он пишет: "...уже в шестнадцатом веке до нашей эры, в долине Среднего и Нижнего Нила... (это река такая в Африке) ...и Нижнего Нила домашняя кошка стала очень популярным и любимым животным". И еще! "Особая, прямо-таки райская судьба ожидала кошку в Египте: жрецы произвели ее в ранг священных животных!.." - Что такое "жрецы"? - спросил я. - Как бы тебе объяснить? - Мастер даже слегка растерялся. - Что такое "идеология", ты знаешь? - Нет. - Хорошо. Ближайший пример: совсем недавно на всех наших судах была должность Первого помощника Капитана по политической части. Не моряк, не судоводитель - коммунист. Знаешь, что это? - Шура мне как-то объяснял, но я забыл... - Быстро вы все, ребята, забываете!.. Ну, да авось вам еще напомнят, не дай Бог... Короче, этот Первый помощник следил за тем, чтобы все считали, что у НАС все очень хорошо, а у НИХ - все ужасно плохо. У НАС - блеск и сияющие дали, а у НИХ - тьматьмущая и безысходный тупик! А кто в этом сомневается, то Первый помощник потом на берегу доложит КОМУ СЛЕДУЕТ и КУДА СЛЕДУЕТ, и хер этот сомневающийся потом выйдет в море! - Это и есть - "Жрец"? - удивился я. - Конечно! И Замполиты, и Жрецы - создатели легенд: "Мы - лучшие в мире!", "Кошки - священные животные!.." Теперь понял? - Почти. Читайте дальше... - "Суровые законы Древнего Египта без пощады карали всех, кто причинил вред Кошке. За ее убийство назначалась смертная казнь. При пожаре из горящего дома первым делом спасали Кошек, а только потом - имущество..." - Разумно, - заметил я. - Разумно и справедливо. А то одному моему петербургскому приятелю Коту какой-то подонок отрубил хвост!.. Не было на эту сволочь законов древнего Египта! Вы знаете, Мастер, мне очень нравится эта книга. Но у меня есть одна претензия к Автору... - Какая? - поинтересовался Мастер. - Он все время пишет - "Кошки", "Кошки". В то время как Кошка... Как бы это поделикатнее?.. В то время как Кошка - существо хотя и Воспроизводящего, но все-таки Вспомогательного типа. КОТ же при этом - Особа Основополагающая. И не заметить этого... - Ах, Мартын, гордыня тебя погубит!.. - рассмеялся Мастер, но тут же серьезно сказал: - Мне тоже это поначалу не очень понравилось. Но потом я понял, что словом "Кошка" Автор объединяет весь, так сказать, Вид. Смотри, что пишет он дальше... Мастер нашел нужную строку и с удовольствием прочитал: - "В конце четвертого века римский писатель Палладиус впервые ввел в употребление слово "Каттуе" вместо старого латинского наименования Кошки "фелис". Полагают, что от "Каттуса" ведут начало и английское "Кэт", и немецкий "Катер", и русское "Кот". Как видишь, Автор вовремя вспомнил, что Кот есть Кот, как ты справедливо заметил, - Особа Основополагающая! И, клянусь всем для меня святым, Мастер с нескрываемым Котовым достоинством легко и аккуратно разгладил свои франтовые усики!.. Он отложил книгу в сторону и, глядя сквозь меня, словно всматриваясь в тысячелетние дали древности, негромко продолжил: - И знаешь, Мартын, ведь в Вавилоне домашние Коты появились лишь во втором тысячелетии до нашей эры. Отсюда они попали в Индию, позднее - в Китай, на Крит, в Грецию... Мы там, кстати, в прошлом году неделю на ремонте стояли. Цены там на Котов были безумные!.. Не в прошлом году, а до нашей эры. Иметь Кота тогда считалось там роскошью. Человек, в доме которого жил Кот, заведомо оценивался, как личность незаурядная!.. Я вдруг понял, почему Мастер перестал мне читать книгу этого Акимушкина, а взялся пересказывать ее своими словами. У Акимушкина, наверное, было повсюду написано это безликое объединяющее слово - "Кошка", и ни разу не было упомянуто слово "Кот". Мастер решил, что в вольном пересказе он имеет право на вольную редактуру. Называя Акимушкинских "Кошек" "Котами", он таким образом щадил мое слегка уязвленное самолюбие и примирял меня с Автором. Это было очень трогательно с его стороны и ничуть не нарушало моего интереса ко всему, о чем он рассказывал. А рассказывал он поразительные вещи! Я узнал, что с началом Христианства Коты и Кошки из "Божественных созданий" превратились в "темные силы", в "исчадье ада", в "пособников" колдунов и ведьм и подвергались жесточайшему и идиотскому истреблению. По всей католической Европе, во все христианские праздники живьем сжигали и закапывали Котов в землю, жарили их на железных прутьях!.. А во Фландрии, в городе Иперн, Котов сбрасывали с высокой башни!.. Этот дикий обычай был введен жестоким кретином графом Болдуином Фландрским и просуществовал, благодаря этому идиоту, этому подонку и мерзавцу, начиная с десятого века еще сотни лет.. До самого Ренессанса продолжалось массовое истребление Котов, нелепые судилища над ними и жесточайшие расправы. Мне чуть дурно не стало от всех этих подробностей. Я припомнил кое-какие не очень трезвые рассказы Шуры и прервал Мастера: - Мне мой Плоткин как-то не раз говорил, что с Людьми было тоже нечто подобное... - В сравнении с недавним российским прошлым, средневековая трагедия Котов и Кошек была, как говорят твои друзья-немцы, - Киндершпиль - детские игры, - жестко усмехнулся Мастер. - Если в средние века Коты погибали сотнями тысяч, то только за последние восемьдесят лет Россия сожрала более пятидесяти миллионов своих собственных Человеков, перемалывая их в бездарных войнах, лагерях и тюрьмах... Я не знал, что такое "сотни тысяч" Котов. Понятия не имел, что такое "пятьдесят миллионов" Человеков. Но лишь по интонации Мастера, по внутреннему нервному напряжению, с которым он произнес эти слова, я понял, что "сотни тысяч" умерщвленных Котов - это капля в океане "пятидесяти миллионов" загубленных Человеческих жизней... - Господи!.. Что же делать? - прошептал я, впадая в глубочайшее уныние. - И вам, и нам?.. - Наверное, ждать Возрождения. Почему бы ему не возникнуть еще раз? - тут же ответил Мастер. - Или попытаться создать Ренессанс собственными руками и лапами. Кстати, пара забавных примеров из эпохи Возрождения: Кольбер, французский политик Людовика Четырнадцатого, садясь за работу, окружал себя Котами. И тогда Кольбер обретал душевное равновесие и покой... Кардинал Ришелье - просто обожал Кошек. И Котов, разумеется... А прошлый век? Скульпторы, художники, поэты, пораженные грацией, красотой и пластичностью Кетового племени, чуть с ума не сошли! Швейцарец Готфрид Минд - "Кошачий Рафаэль" - всю жизнь рисовал только Котов. Француз Теофил Штайнлайн выпустил роскошный альбом рисунков под названием "Кот"... Последователи нового "кошачьего" культа собирались в Париже на Монмартре, в кафе "Черный кот"... Ну, и так далее. - Потрясающе... - пробормотал я. И подумал, как мы любим счастливые финалы!.. - А в странах, где господствовал ислам, Коты и Кошки пользовались буквально королевским почетом, - сказал Мастер. - В отличие от Собак, которых ислам считал "презренными". Мне показалось, что "Ислам" - это имя Человека, руководителя каких-то нескольких стран. И мне понравилась его мысль о "презренных" Собаках. Я и брякнул: - И этот Ислам совершенно прав! Но тут же вдруг неожиданно вспомнил свою подружку собачку Дженни, своего корешка мюнхенского полицейского Рэкса, парочку русских Псов, с которыми у меня в свое время сложились приятельские отношения, и подумал, что от мыслишки этого Ислама очень даже потягивает расистским душком... Мастер тут же просек, о чем я думал, закурил свой "Данхилл" и брезгливо произнес: - Проявление нетерпимости к другому Виду - это очень неинтеллигентно, Мартын. Где-то на уровне антисемитизма. Так что подумай над этим. А я пойду осмотрю судно. Ты со мной? - Нет, - сгорая от стыда и проклиная себя за поспешную похвалу Исламу, сказал я. - Я полежу, подумаю... - Это иногда полезно, - саркастически ухмыльнулся Мастер и вышел из каюты. "Недолго мучилась старушка в бандита опытных руках", - часто говорил Шура, когда хотел подчеркнуть быстротечность той или иной ситуации. Через пару часов в каюту вернулся Мастер, проглядел какие-то записи, сделал в них ряд пометок и поманил меня пальцем к себе. Я вспрыгнул к нему на рабочий стол и сел рядом со стопкой судовых документов, тихо и скромно поджав хвост. Вообще-то, на рабочий стол Мастера вспрыгивать было нежелательно. Я получал на это разрешение только лишь в минусы особого к себе расположения. Вот и сейчас Мастер, словно этот... Как его?!.. Людовик (забыл номер!)... Или нет! Кольбер, что ли? Кто там при ком был? Совсем из головы вылетело! Кольбер, кажется... Вот Мастер, будто Кольбер, и окружил себя мною. Но не стал, как тот французский тип, немедленно работать, а протянул мне руку (мне почемуто тут же подумалось: как кардинал Ришелье!) и спросил, глядя мне прямо в глаза: - Осознал? - Да... - тихо ответил я. - Тогда - лапу! Я подал ему свою правую лапу. Он уважительно и осторожно ее пожал, а я, в благодарность за прощение, потерся своим рваным ухом о его синий якорек, наколотый, как он рассказывал, давным-давно, - еще на первом курсе мореходного училища. По сравнению с подходами к канадскому острову Ньюфаундленд, проход по английскому проливу Пентленд-Ферт с его опасными "приливными течениями" смахивал на воскресную прогулку по Летнему саду. Шура как-то пару лет тому назад возил меня туда осенним теплым днем, тыкал носом в скопище грязно-серых скульптур, которых там до хрена и больше, и очень обижался, когда я не проявлял к ним никакого интереса, чего бы Шура там про них ни рассказывал. Мне, вообще, Летний сад совсем не понравился. Куча детей - все они обязательно хотят тебя схватить, потискать, дернуть за хвост. Защититься практически невозможно. Не будешь же ты отбиваться от них когтями или клыками - дети же! А постоянно смыливаться от них - унизительно. Уйма маленьких Собачонок (больших в Летний сад, слава Богу, не пускают...), которые, увидев обычного, нормального Кота вроде меня, прямо-таки обсираются от злости и страха! И их визгливые тявканья заполняют все аллеи этого Летнего сада до такой степени, что хочется заткнуть уши, броситься в воду, переплыть Неву и сразу оказаться на Петроградской стороне - только бы не слышать их визг!.. В небольшом пруду, давно не чищенном и заросшем зеленой ряской, плавают преисполненные спесивой важностью Лебеди. Один взгляд на них - и ты понимаешь, что перед тобой скопище длинношеих идиотов, которые только по недоразумению могут считаться "Царственной птицей". Так назвал их Шура. Странно, что Шура - существо ироничное и наблюдательное - не увидел, с какой тупой и холуйской поспешностью эта так называемая "Царственная птица" подгребает к берегу, когда какой-нибудь тип протянет ей крохотный кусочек засохшей хлебной корочки!.. "Царственная птица" с абсолютно лакейской сущностью, да еще с постоянно изогнутой вопросительным знаком длиннющей шеей - ничего более нелепого, по-моему, природа не создавала... Единственное, что меня в какой-то степени примирило с Летним садом, - это памятник одному толстому Старику в окружении кучи Животных! Причем в большинстве своем таких Животных, которых я никогда в своей жизни не видел. Шура жутко обрадовался, что хоть что-то меня заинтересовало в Летнем саду, и стал водить меня вокруг памятника и рассказывать про этого Старика всякие истории. Как он писал про Животных, а Люди все принимали на свой счет. Какой он был неряха, обжора, и какой он был все равно грандиозный Старик, хотя и служил всего лишь библиотекарем!.. Шура даже почитал мне стихи этого Старика - про Кота и Повара, где Повар выглядит абсолютным дебилом, а Кот - откровенным наглецом. А потом Шура рассказал мне, что одновременно с этим российским Стариком во Франции жил точно такой же чудак. Тоже писал про Животных, имея в виду Людей. И вот, дескать, по сей день никто не может точно сказать, кто у кого чего слямзил! Наш русский Старик у Француза - или Француз "кинул" нашего Старика... Тем не менее и тому и другому поставили по памятнику: нашему - в Летнем саду, а Французу - гдето во Франции. Потому что они оба считаются "классиками". Тьфу, черт меня подери! Прошу прощения. Разболтался не по делу... Казалось, нашел вроде бы удачное сравнение про Летний сад, и валяй дальше - про подходы к водам Ньюфаундленда... АН нет! Вспомнил Летний сад - вспомнил Шуру. В голову полезли аллеи, скульптуры, кретины Лебеди, памятник толстому Старику с Животными, дети, Собачки, Нева... И потянуло на НОСТАЛЬГИЮ. Причем ведь отчетливо понимаю, что это НОСТАЛЬГИЯ уже не по Летнему саду, не по его аллеям, наполненным визгом карманных Собачек и криками бабушек и дедушек: "Деточка, оставь Кысю в покое!.." Даже не по тому памятнику толстому Старику с Животными. Еще тогда, когда мне все это грезилось наяву или возникало в тревожных снах в Германии: в Мюнхене ли, в Оттобруне, в Грюнвальде, - и я всеми силами, данными мне Господом, рвался обратно, к Шуре Плоткину, к нам домой, в наш Ленинград-Петербург (да назовите вы этот город как угодно - он все равно останется Моим Городом!..), куда я стремился всей своей Котовой душой, - вот тогда это была настоящая НОСТАЛЬГИЯ. Сейчас же, когда в Этом Городе нет моего Шуры, нету Нашего Дома, а в памяти остались только пустырь и щемящие воспоминания о былом, это и НОСТАЛЬГИЕЙ не назовешь. Просто самая обычная и очень болезненная ТОСКА ПО ПРОШЛОЙ ЖИЗНИ, которая уже, наверное, никогда не повторится. А вот в какую ЖИЗНЬ я теперь плыву - понятия не имею. Наверное, в ЖИЗНЬ моего Шуры Плоткина. Потому что иной ЖИЗНИ я себе совершенно не представляю... Итак, начнем все с начала. А именно с обстановки на нашем "Академике Абраме...", в которой мы подходили к Канадскому порту Сент-Джонс, и вообще, с условий плавания в районе острова с чисто Собачьим названием - Ньюфаундленд. Шура говорил, что есть такая порода огромных Собак. Я, правда, ни одной Собаки больше Дога не видел, но Шура сказал, что Дог рядом с Ньюфаундлендом - просто Шавка. Я представил себе Собаку величиной с "Запорожец" и подумал: не встречал я Ньюфаундлендов - и не надо! Еще неизвестно, смог бы я с ним справиться, если бы дело, предположим, дошло до драки? А смыливаться от него куда-нибудь в подвал или отсиживаться на дереве, чтобы он стоял внизу и, задрав морду, тупо гавкал бы на меня, - унизительно, отвратительно и недостойно такого Кота, как я. Так что, Бог миловал от разных там Ньюфаундлендов, и ладушки. Как сказал бы Водила. И вот теперь, по словам Мастера, часов через двенадцать, четырнадцать - остров с таким удивительным Собачьим названием. А еще Мастер сказал мне (остальные, наверное, про это уже знали), что плавание в районе острова Ньюфаундленд считается опасным и у моряков пользуется дурной славой из-за частых туманов и айсбергов - таких плавающих ледяных гор. И эти айсберги могут быть в сто раз больше любого самого большого парохода. Причем на поверхности воды плавает всего одна десятая часть айсберга. Остальная громадина скрыта под водой. Пока Мастер называл мне всякие цифры и числа, я ни хрена не мог сообразить, чего на поверхности, чего под водой, что такое "в сто раз больше" или "в десять раз меньше"... А как только Мастер все это нарисовал мне на бумаге, - я в одно мгновение врубился. Врубился и чего-то ужасно разнервничался!.. К тому же Мастер рассказал мне, что много-много лет тому назад здесь затонул "Титаник", гигантский пассажирский пароход. Самый большой в мире - по тем временам. Напоролся на подводную часть айсберга... Столько Людей погибло!.. А спустя пятнадцать лет здесь же в тумане столкнулись и тоже погибли два пассажирских судна - "Андреа Дориа" и "Стокгольм". Людей потонуло - чудовищное количество... Но разнервничался я не из-за этого. Хотя сами по себе события, поведанные мне Мастером, - более чем печальные. Трясет меня всего, будто перед бедой какой, а объяснить сам себе ни черта не могу. Вот так, возникла вдруг внутри меня напряженка, и все! Ни жрать не могу, ни общаться ни с кем, кроме Мастера, и вообще - места себе не нахожу. Даже Люсе не дал себя погладить. Увернулся и побежал на корму, где у меня был мой песочный гальюн принайтовлен. Как у меня с морской терминологией?! Блеск, да?.. "Гальюн" - это уборная, а "принайтовлен" - закреплен. Я специально, еще в первый день знакомства, попросил Мастера, чтобы туалет мне на свежем воздухе соорудили. Дескать, привык все эти ДЕЛА совершать на природе - извините, если что не так... А природа поливает нашего "Академика Абрама..." ледяным дождем со снегом!.. Вернулся с кормы на капитанский мостик мокрый, промерзший, все никак места себе не могу найти. Мастер сразу просек, что со мной творится что-то неладное. Ну, Кот есть Кот! Против очевидности не попрешь. Это я про Мастера... Стоит, на меня не смотрит, следит за показаниями радара, а сам, незаметно для других, спрашивает меня на чистейшем Шелдрейсовском: - Ты чего дергаешься, Мартын? Не ешь, мечешься туда-сюда, нервничаешь... Тебя укачало, что ли? Надо сказать, что последние сутки нас даже очень валяло. Еще и туман к тому же. Это только сейчас дождик со снегом пошел, видимость хоть немного, но улучшилась. - Нет, - отвечаю я ему. - Со мной все в порядке, Мастер. Вы на меня не отвлекайтесь, пожалуйста. Можно мне посидеть на Главном Компьютере? С тех пор как мы с Мастером еще в Абердине выяснили, что излучение Главного Компьютера только усиливает потенцию у Котов, а отнюдь не подавляет ее, я последнее время на всякий случай как можно чаще старался посиживать на нем. Неизвестно, какие Кошки тебя ждут в Америке... А так как я уже научился на все спрашивать разрешения у Мастера, то без его согласия позволял себе только лишь на корму бегать, в собственный гальюн. Но каждый раз докладывал, где был. - Садись, садись, Мартын! Погрей задницу, просуши хвост, - вслух сказал мне Мастер. На мостике уже привыкли к тому, что Мастер частенько со мною разговаривает вслух и я почти всегда как-то странно верно реагирую на его слова. Сами понимаете, "странно верно" - для непосвященных. Для Мастера мои реакции совершенно нормальны и ожидаемы. У нас с ним - диалог на равных. Только я - младше, а он - старше. Я тут же вспрыгнул на Главный Компьютер, сразу же ощутил тепло под хвостом и промерзшими лапами и постарался устроится на нем как можно уютнее и спокойней. Как всегда. Ни хрена из этой затеи не получилось! Нервный колошмат неизвестного происхождения бил меня изнутри, кончик хвоста непроизвольно выстукивал бешеную дробь, и сама собой топорщилась шерсть на загривке. От ощущения надвигающейся неотвратимой беды уши мои сами прижались к затылку, и я мгновенно слетел с Главного Компьютера в невероятном психическом вздрыче, граничащем с потерей сознания... - Что происходит, Мартын?!.. - в полный голос нервно крикнул Мастер, наверное, тоже почуяв чтото неладное. И тогда я в ответ, изо всех своих Шелдрейсовских сил, заорал благим матом: - Стоп!!! Стоп!.. Лево руля!!! Боясь в истерике разорвать нить Контакта с Мастером, я сиганул к нему на правое плечо и вцепился в его куртку когтями всех своих четырех лап. Это было последнее, что я запомнил... ...А ПОТОМ Я ВДРУГ УВИДЕЛ СЕБЯ ПОДВОДНЫМ КОТОМ!.. Я плыл в серо-зеленой м