ерзлой воде с ледяным крошевом, чуть впереди нашего "Академика Абрама...", и видел, как на нас надвигается чудовищная, гигантская, необъятная ледяная глыба айсберга! Она заполняла собою все пространство впереди, и только над самой поверхностью океана виднелась узенькая полоска просвета... Этот ледяной кошмар, величиной с три наших ленинградских девятиэтажных дома, не высовывался наружу "ОДНОЙ ДЕСЯТОЙ ЧАСТЬЮ НАД ПОВЕРХНОСТЬЮ ВОДЫ", как рисовал мне айсберги Мастер, а был подло и коварно притоплен, оставляя перед взором нашего, ничего не подозревающего, несчастного "Академика Абрама..." чистую, холодную гладь Атлантического океана!.. Я вижу, что через несколько минут наш "Академик Абрам Ф. Иоффе" врежется в эту синюю, безжалостную ледяную стену и погибнет вместе со своими контейнерами, бедными "маслопупами" и "рогочами", совсем молоденькими Дедом и Чифом, Маркони и Драконом... Не станет на этом свете Колобахи и Точилы... Утонут Шеф и Люся... Уйдет из жизни такой потрясающий образец КотоЧеловека, как Капитан этого судна - МАСТЕР!.. - Остановите машину!!! - кричу я из-под воды. - Тормозите, мать вашу в душу!!! Сворачивайте, сворачивайте скорее, иначе... Мастер! Вы меня слышите?!.. - отчаянно кричу я и пытаюсь упереться передними лапами в подводную носовую часть нашего судна, пытаюсь хоть как-то затормозить его гибельный ход... Но мои задние лапы не находят твердой опоры, и я ничего, ничего, ничего не могу сделать!.. "Ма-а-астер!" - истошно воплю я из последних сил и понимаю, что мне уже никогда ни до кого не докричаться... Я чувствую, что мне не хватает воздуха, я захлебываюсь и начинаю отставать от судна, тонуть, а мимо меня, навстречу собственной смерти, движется темно-серый стальной борт нашего "Академика Абрама Ф. Иоффе", которому осталось всего несколько минут жизни... Я опускаюсь все ниже и ниже - туда, где вода теряет свою полупрозрачную зеленость и становится черной и очень страшной. Смертельный холод сковывает мои движения, заползает в каждую клеточку моего тела, и последнее, что я вижу перед тем, как навсегда опуститься в эту жуткую пучину, - днище нашего судна, проплывающее надо мной. И выкрашено оно почему-то в оранжево-красный цвет... Сознание мое меркнет, но мне все еще чудится, будто я слышу приглушенный толщей океанской ледяной воды, далекий голос Мастера - Капитана моего бывшего "Академика Абрама Ф. Иоффе": - Стоп машина!!! Полный назад! Лево руля!!! И действительно, я вижу своими полуживыми глазами, как огромная махина, проплывающая надо мной, резко меняет курс и счастливо уходит от столкновения с негодяйски притопленным и невидимым на поверхности океана айсбергом!.. ...На чем, как говорится, разрешите откланяться... КАК ТАМ ШУРА БУДЕТ БЕЗ МЕНЯ В АМЕРИКЕ?.. Но именно в тот момент, когда я окончательно собрался умереть (убедившись в том, что "Академик Абрам..." избежал верной катастрофы), когда я уже мысленно попрощался со всеми и в первую очередь с самим собой, в моем остывающем мозгу возникли еле слышимые, но такие родные и встревоженные голоса: - Кыся!.. Родимый... Ну, что там с тобой такое, бля?!.. У меня от мыслей об тебе - прям башка лопается! Чем помочь-то, Кыся, корешок мой бесценный? Я, ебть, всех на ноги подыму!.. Ты только откликнись... - кричал с другой стороны земного шара Водила. - Кот! Миленький Кот!.. - плакала Таня Кох, путая русские слова с немецкими. - Я чувствую - тебе сейчас очень плохо... - Что происходит с судном, Кыся? С тобой?.. - по-немецки спрашивал меня Фридрих фон Тифенбах. - Я сейчас же свяжусь с Канадским правительством! Вы ведь, как я понимаю, где-то совсем рядом, да? Как только все образуется - я сразу же прилечу к вам в Штаты... - Кысь, а Кысь!.. Младший лейтенант милиции Митя Сорокин беспокоит. Ты чо там, а, Кысь?!.. Ты кончай эти штуки!.. А то кто мне без тебя приглашение в Америку вышлет? Шучу, шучу... Ты, главное, сам выгребайся. Понял?.. Я еще совсем немножко подождал умирать - все ждал, что вот-вот возникнет голос моего Шуры Плоткина... Но не дождался и с тревогой подумал: "БОЖЕ МОЙ, ЧТО ЖЕ ТАМ ТАКОЕ МОГЛО ПРОИЗОЙТИ С ШУРОЙ?.." Еще повременил самую малость - и умер... - Смотрите, смотрите, задние лапы дергаются... - И хвост!.. Глядите, хвост шевелится... - Александр Иванович! Сент-Джонс запрашивает наши точные координаты для оказания нам немедленной помощи. У них уже все наготове... - На кой хер нам теперь их помощь! Они-то откуда знают? Им-то откуда известно?!.. - Маркони говорит - по распоряжению правительства Канады. - Пусть поблагодарит их и вежливо пошлет в жопу. Даже если бы что-нибудь и случилось, у нас штанов не хватило бы расплатиться с ними. Да и они ни хрена подойти бы к нам не успели. - Мастер! Мартын глаза открыл!!! - Вот это другое дело!.. Я отчетливо слышу голос Мастера, чувствую, как его большие, сильные лапы поднимают меня, прижимают к себе... У самого своего носа вижу маленький синий якорек, наколотый на левой руке Мастера, слышу стук его сердца - я сейчас совсем рядом с ним. Мастер зарывается своим лицом в мою шерсть и, покачивая меня на руках, словно новорожденного, шепчет мне на нормальном Человеческом языке: - Ах, Мартын, Мартын... Дорогой мой друг, товарищ и брат... Героическая ты личность! Если бы не ты - нам ни одно правительство в мире не смогло бы помочь. И, переходя на Шелдрейсовский, тихо меня спрашивает: - Это ты дал "Мейдэй" в Канаду? - Что?.. - Ты попросил помощи у берега? - Нет... Это один мой старый друг из Германии. Силы мои кончаются, я чувствую, что сейчас засну, и уже почти с отключенным сознанием спрашиваю Мастера: - А у "Академика Абрама..." днище и подводная часть - какого цвета? - Красного, - отвечает Мастер и тут же уточняет: - Оранжево-красного. Почему ты об этом спрашиваешь? - Значит, все правильно, - говорю я уже сквозь сон. - Значит, я там был... Я зарываюсь носом в куртку Мастера, пропахшую сигаретами "Данхилл", одеколоном "Гаммон" и буфетчицей Люсей, и засыпаю... Проснулся я в Капитанской каюте, в "своем" низком кожаном кресле, когда мы уже стояли в СентДжонсе. Дверь была, на мое счастье, чуточку приоткрыта, и я свободно смог выскочить в коридор, преодолеть несколько лестниц и бесчисленное количество переходов и промчаться на корму судна - в свой собственный гальюн. Простите за подробность, но меня всего изнутри распирало так, что малейшее промедление грозило катастрофой! В любую секунду я был готов взорваться и испачкать пол-Канады... Слава Богу, этого не произошло. Канада не получила возможности предъявить России претензии и штрафы (за "бугром" все стоит денег!..), я успел доскакать до своего спасительного ящичка и даже успел отметить, что песок в нем совершенно свежий, и... Я вовремя все исполнил, почувствовал невероятное облегчение и решил, что, несмотря на адский холод и пронизывающий ветер с океана, утренний туалет я совершу именно здесь. Мне очень хотелось предстать перед Командой и Мастером уже в полном порядке и пристойном, интеллигентном виде. А вовторых, я предполагал, что, хоть ненадолго сойдя на Сент-Джонскую твердую землю, я вправе рассчитывать на встречу с какой-нибудь местной -Канадской Кошкой, а может быть, и не с одной... И к этому моменту я, как говорится, "ДОЛЖЕН ВЫГЛЯДЕТЬ". Воспоминания об Абердинской стоянке в Англии вливали в меня силы и воспаляли воображение. Тщательно умываясь и прилизываясь, я огляделся. Наш "Академик Абрам..." стоял у специального "контейнерного" причала, по которому были проложены обычные железнодорожные рельсы, а по рельсам туда-сюда катались самые обычные железнодорожные платформы. Подъемные краны уже снимали с нашей палубы абердинские контейнеры, предназначенные для Канады, и аккуратненько устанавливали их на платформы. Итак, я - в Канаде!.. Хотя, глядя на причал, на воду, на портовые строения и краны, на поразительно тоскливую одинаковость, наверное, всех непассажирских морских портов мира, я с успехом мог бы утверждать, что сейчас нахожусь в Петербурге, в Киле, в Гамбурге, Абердине или еще где-нибудь... Разница была только в языке, на котором матерились служащие порта, и в надписях на автопогрузчиках и портальных кранах. Даже "настенная живопись" граффити, про которую мне много объяснял еще Шура Плоткин в Ленинграде, и то была одинакова! Те же гигантские мужские половые члены с яйцами и без, те же женские эти самые органы - мохнатые, отвратительные и совершенно несексуальные, те же, иногда очень забавные и не бесталанные, сочетания цветов и фигур... И, глядя сейчас на длиннющую стену пакгауза, всю размалеванную этими цветными пульверизаторами, я подумал, что Мир повсюду одинаков. Различны только... Как это выражался Мастер?.. А-а, вспомнил! "ЖРЕЦЫ"!.. Различны только Жрецы - те, кто выдумывает необходимые (с их точки зрения) сегодняшнему дню легенды для СВОЕГО народа. И то подозреваю, что сами по себе легенды Жрецов разных народов - сюжетно одинаковы и не очень-то остроумны. Если судить по нашим сегодняшним российским Жрецам, - все они не Бог весть какого высокого полета. В умственном отношении. Это не мое - КОТОМАРТЫНСКОЕ - утверждение. Это я слышал от многих очень умных и знающих Людей, которым доверяю абсолютно и беспредельно. А следовательно, имею полное право повторить это утверждение и от собственного имени! ...Уже пробегая через все судно, здороваясь со всеми встречными и поперечными, я почувствовал слабый запашок "Джека Дэниельса". Когда же я подлетел к Капитанской каюте, запах виски усилился до состояния, когда уже хочется закусить! Шурина хохмочка. Дверь была плотно прикрыта, но я мявнул своим хриплым и достаточно хамским голосом, и Мастер тут же открыл. Впуская меня в каюту, усмехнулся и сказал: - Мог бы и не вопить под дверью. Я и так чувствую, когда ты подходишь. "Елки-палки, как я мог забыть, что он - вылитый Котяра!" - подумал я и увидел в каюте высокого пожилого мужика в теплой меховой куртке с капюшоном. Мастер и этот мужик держали в руке по широкому квадратному стакану с "Джеком Дэниельсом", а на столе для гостей между ними стояла тарелка с маленькими бутербродиками, которые умеет делать только Люся. - Мой друг Мартын, - по-английски представил меня Мастер мужику в куртке. - Привет, Мартин, - тоже по-английски сказал мне мужик и приподнял стакан с виски в мою честь. - А это мой старый друг, представитель СентДжонского порта мистер Чивер, - сказал Мастер. - Извини, Мартын, он по-нашему - ни слова. Я буду говорить по-английски. Потом тебе переведу... - Можете говорить хоть по-китайски, - спокойненько поведал я Мастеру. - Мне это, как говорят, без разницы. У меня языковых барьеров и преград не существует. - Ох, Мартын! Ты для меня непрочитанная книга. Что ни день, то - новая страница. Ну, будь здоров! Мастер прикоснулся краем стакана к моему носу, и предложил Чиверу за меня выпить. Чивер тоже чокнулся с моим носом. Они выпили. А я от этого запаха виски так захотел жрать, что ничуть не удивился, когда через минуту в каюту вошла Люся с МОЕЙ плошкой, полной прекрасной жратвы! - Александр Иванович, можно Мартынчика здесь покормить? А то у нас там на камбузе аврал... Ну, в смысле - приборка. Неожиданно Мастер ответил Люсе таким тоном и таким голосом, которого я у него ни разу не слышал! Я даже и не подозревал, что Мастер способен на такие интонации!.. - Конечно, Люсенька, конечно, лапочка... - и, обняв Люсю за плечи, сказал Чиверу по-английски: - А это Люся. Женщина, к которой я очень нежно отношусь и очень высоко ценю ее отношение ко мне. Люся потрясенно посмотрела на Мастера. Наверное, она тоже никогда не слышала от Мастера таких слов и таких интонаций. Чивер встал и поклонился Люсе. - Посиди с нами, - попросил ее Мастер. - Я тебе твоего любимого "Кампари" со льдом сделаю... - Что вы, что вы, Александр Иванович!.. - застеснялась Люся. - У нас там с Шефом еще столько работы... Спасибо, спасибо большое! И я понял, что сейчас Люся благодарит Мастера не за приглашение посидеть с ним и Чивером, а совсем-совсем за другое. Может быть, действительно, время от времени Людям необходимо ощутить близкую возможность Небытия, хоть одним глазом заглянуть в ту Черную Пучину, из которой не бывает возврата, - для того, чтобы потом хоть чуточку изменить отношение к оставшейся тебе Жизни?.. - Кушай, Мартынчик, кушай, - погладила меня Люся и вышла из каюты. Я не стал выдрючиваться и кочевряжиться перед посторонним Человеком и тут же набросился на жратву, краем уха прислушиваясь к тому, о чем говорили Чивер и Мастер. - Так у вас действительно ничего не произошло на подходе? - спросил Чивер, прихлебывая из стакана. - Ничего, - твердо ответил Мастер. - А у нас тут - прямо цирк "Барнума и Бейли"! Из Монреаля, из Оттавы звонят - тревога!!! Русский "Академик Абрам Ф. Иоффе" сейчас врежется в утопленный айсберг!.. Поднять все спасательные службы! Для работы в открытом океане военные пригнали специальные вертолеты... Все гадают - что могло произойти?!.. Только два варианта: или отказал эхолот, или, извините, Мастер, Капитан - полный болван. Запросили регистр Ллойда - кто капитан на "Академике Иоффе"? Называют вашу фамилию, Мастер. Все немного успокоились - вас знают. Но информация-то поступила из Германии!.. А вы молчите... - Какая-то дурацкая ошибка, - смеется Мастер. - Будьте здоровы, мистер Чивер! Раздается стук в дверь каюты. Мастер неторопливо допивает свой "Джек Дэниельс" и открывает дверь. На пороге стоит Второй помощник с полиэтиленовым пакетом в руке. - Разрешите войти, Александр Иванович? - Входи, входи, - Мастер переходит на русский язык. - Чего вы там чухались?!.. Он мне уже все мозги проеб - что произошло, да как произошло. Полчаса отбиваюсь, как лев... - Да матрешки эти сраные куда-то задевались. Искали всем скопом. - Что вы там ему приготовили? - Как обычно - пузырь "Московской", две хохломские ложки и эту гребаную матрешку. Мастер берет у Второго помощника полиэтиленовый пакет и спрашивает сквозь зубы: - Ничего оригинальнее не придумали? Опять ложки-матрешки?!.. - Традиция... - разводит руками Второй помощник. - Разрешите идти? - Иди. И чтоб к отходу все было в порядке! Нашли в чем дело? - Нашли. Там наши спецы сейчас на мостике как раз колдуют. - Глаза бы мои вас не видели, колдуны херовы! Иди. Мастер с улыбкой протягивает пакет Чиверу: - Маленький русский презент в благодарность за сотрудничество. Чивер берет пакет, заглядывает в него и говорит Мастеру: - Уйду на пенсию - открою лавку русских деревянных ложек и матрешек. И умру богатым человеком. Спасибо, Мастер. Мастер накидывает теплую куртку на плечи, и мы идем провожать мистера Чивера к трапу. Уже прощаясь, мистер Чивер смотрит на меня и говорит Мастеру: - Котика своего на берег не отпускайте. Тут у нас крысы величиной с поросенка. Сотни тысяч!.. Вчера на моих глазах двух собак разорвали. Штук пятьдесят сразу накидываются и... Мне на мгновение становится худо. Я и так-то не перевариваю этих тварей, а тут - величиной с поросенка!.. Итак, как говорила Мюнхенская Кошка Циля, в Сент-Джонсе я пролетел, как фанера над Парижем. А Водила в таких случаях успокоительно бормотал: "Ничего... Еще не вечер". И был прав. Впереди - Нью-Йорк. Тоже, говорят, в смысле Кошек не последний город в мире... Оказалось, что у большого острова с Собачьим названием Ньюфаундленд есть собственный небольшой полуостров, называющийся Авалон. И вот на этом-то Авалоне и находится порт СентДжонс с этими жуткими поросячьими Крысами, из-за которых я проторчал на судне все десять часов нашей стоянки в Сент-Джонсе! А место в Атлантическом океане, где на подходе к Сент-Джонсу с нами произошел тот самый, как сказал бы Шура, "халеймес - он же кадохес" с подводным айсбергом-убийцей, называется уже не "Океан", а район "Большой Ньюфаундлендской банки". Это мне Мастер все показал на карте, когда мы наконец остались с ним в каюте с глазу на глаз. - Я не буду тебе полоскать мозги, Мартын, всякими техническими подробностями - они тебе совершенно не нужны. Скажу только, что один очень важный электронный прибор, который должен определять глубину под судном и предупреждать о возможных подводных препятствиях, отказал. И если бы не ты... - Как это "отказал"? - не понял я. - А черт его знает как! Электроника... А в электронике, как говорится, существует всего два вида неисправностей - отсутствие контакта, когда он необходим, или наличие контакта, когда он совершенно не нужен. Так вот, повторяю, если бы не ты... - Нет, нет, Мастер! - запротестовал я. - Если бы не вы... - Мартын! Не превращай нормальные мужские посиделки в слюнтяйское заседание "Общества взаимного восхищения". Нам с тобой это ни к чему. - Хорошо, - согласился я. - Ответьте мне только на один вопрос: почему вы не сказали мистеру Чиверу, что произошло с нами в действительности? - Потому что судно, на котором может произойти такое ЧеПэ... ЧеПэ - это... - Чрезвычайное происшествие, - подсказал я ему. - Черт тебя побери, Мартын! Откуда ты это знаешь? - Не помню. Кто-то объяснял. Не то Шура, не то Водила. Продолжайте, Мастер. Я хочу до конца понять ситуацию. Мастер закурил свой "Данхилл", ладонью отогнал от меня дым и начал все сначала: - Потому что судно, на котором может произойти такое ЧеПэ, по вине Капитана или нет (это уже никого не колышет), всегда вызывает подозрение. А стоит ли в дальнейшем иметь с ним дело? И контракт с тобой не продлевают. А заключают его с другим российским судном, по тем же демпинговым ценам. - Как?.. - не понял я. - По каким ценам? - По демпинговым. Значит - по мизеру. По самым низким ценам. По которым ни одно уважающее себя иностранное судно работать не будет. А мы, русские, будем! Потому что у нас нет другого выхода. У всех родители, жены, дети. Всем есть надо, за квартиры платить. Жить... Жить надо! А нет контракта - сколько людей без копейки останется? Сколько из них сопьется, повесится, сколько пойдет по миру, а сколько в бандиты?!.. Так могу я рассказать мистеру Чиверу, что у меня на борту изношенная, говенная техника вчерашнего дня и что если бы не Кот Мартын, то все мы давно лежали бы на холодном дне ихней Большой Ньюфаундлендской банки?.. - М-да... - промямлил я. - А вот теперь к тебе вопрос, Мартын. Можешь мне объяснить, как ты почувствовал заранее, что нам грозит опасность? - Нет. Ничего я объяснить не могу, - признался я. - Ну, хорошо... А почему ты закричал мне тогда: "Стоп! Стоп!.. Лево руля..."? Я ведь, если честно, только продублировал ТВОЮ команду. Почему ты завопил? - Не знаю. - И потом, ты кричал мне: "Остановите машину... Сворачивайте! Сворачивайте скорее!!!" И жутко матерился. - Ну да?! - удивился я. - Еще как! Хорошо, что, кроме меня, никто не слышал... Но, знаешь, ты кричал - будто издалека. Хотя лежал у меня на плече, намертво вцепившись в меня когтями. Смотри! Мастер стянул свитер и задрал майку. На груди и на плече Мастера были видны глубокие царапины с черными точками запекшейся крови - такие характерные для Котовых когтей. Ничего себе!.. - Ох, Мастер... - виновато вздохнул я. - Просто и не знаю, что сказать... Простите меня, ради Господа!.. - Ладно тебе. - Мастер оделся. - Не в этом дело. Ты мне скажи, как ЭТО: ты рядом, а слышу я тебя вроде бы черт-те откуда? - Мастер... - жалобно заныл я. - Пожалуйста, не спрашивайте меня про ТАКОЕ. Я же сам ни фига в ЭТОМ не смыслю. Я только ЧУВСТВУЮ, и все! Вы же не можете сказать, почему вы - Капитан с огромным судоводительским опытом - вдруг исполняете команды какого-то приблудного Кота-дворняги, случайно попавшего на ваше судно?!.. - Может быть, потому, что я тоже ПОЧУВСТВОВАЛ опасность? В какой-то момент мне даже показалось, что я УВИДЕЛ ее... Ну, точно! Чтоб мне век Кошки не видать!.. КОТ есть КОТ!!! - Если бы не крикнул ты, Мартын, то через мгновение наверняка крикнул бы я. Ты мне веришь? - Абсолютно! - горячо заверил его я. - Так каким образом вы ЭТО почувствовали? А уж тем более УВИДЕЛИ? Мастер подумал, помолчал, закурил новую сигарету и только тогда ответил: - Понятия не имею... Интуиция, что ли? Результат накопленного опыта? - Вот видите?! - возмутился я. - Вы сами ни хрена не можете объяснить, а от меня еще что-то требуете! Почему нужно все объяснять и разжевывать?!.. Или ЭТО тебе дано, или - нет! Нам с вами - дано!.. И точка. - Слушай, Мартын, - сказал Мастер. - У меня есть предложение, которое должно поразить тебя новизной. В аптечке есть немного валерьянки. В баре - еще пара бутылок "Джека Дэниельса". Сейчас я все это достану - валерьянку для тебя, а для себя виски, - и мы с тобой преломим по рюмашу. Совсем понемногу. А то мне уже скоро идти на мостик... Я вспомнил, как в Германии, в Оттобрунне под Мюнхеном, мы надрались ночью с добрым и глуповатым ветеринаром-недоучкой Эрихом Шредером, закусывая сырым мясным фаршем, который был приготовлен его сестрой для завтрашних котлет. Вспомнил, как на следующее утро мне было плохо - как тошнило, как раскалывалась голова, как не хотелось ни одной Кошки, - и вежливо отклонил предложение Мастера. Но для того, чтобы не огорчать его, попросил перенести идею поддачи на приход в Нью-Йорк и сделать это ВТРОЕМ - вместе со встречающим меня Шурой Плоткиным, о котором я успел уже многое рассказать Мастеру. Тем более что до Нью-Йорка теперь оставалось всего двое с половиной суток... ...Но через двое с половиной суток не было выпивки втроем, не было слез умиления, всхлипываний, заглядывания в глаза, облизываний. Не было щемяще-сладкого узнавания после долгой и тягостной разлуки... Не мчались мы с Шурой навстречу друг другу с воплями: "Мартышка-а-а!..", "Шу-ри-и-ик!.." - не оглядывали с головы до ног, он - меня, а я - его, с одинаковыми туповато-радостными вскриками: "Ах, как ты похудел!.." или: "Боже... Ну совершенно не изменился...", "Ну, как ты?!..", "Нет, а ты-то как?.." Ничего этого не было. И не зарывались мы носами - он мне в подмышку, а я ему под подбородок, не бормотали разные нежные бессвязные глупости... Так, чтобы никто вокруг не услышал. Потому что эти слова должны были быть только наши, наши - и ничьи больше!.. Не было ничего этого. И Нью-Йорка никакого не было. Был самый обычный торгово-грузовой морской порт - как в Петербурге, как в Киле, как в Абердине, как в Сент-Джонсе... Только этот порт был в Нью-Джерси. И грязнее, чем все стальные. И очень... Ну, просто очень большой! А так - все то же самое, что и там, - те же причалы, та же техника, те же запахи. Та же убийственная похожесть: в этом порту, как и во всех остальных, НЕ БЫЛО ШУРЫ ПЛОТКИНА. НЕ БЫЛО, НЕ БЫЛО, НЕ БЫЛО МОЕГО ШУРЫ ни на одном причале Нью-Джерсийского порта Нью-Йорка!!! - ШУРА!!! ШУ-РА-А-А!!! ШУРА ПЛОТКИН!.. ГДЕ ТЫ?!! ГДЕ ТЫ?!.. Господи! Боже мой!.. Мамочки родные!!! Что же делать?!! Что же с НИМ такое произошло?!.. Господи, спаси ЕГО и помилуй... Я снова оказался примерно в том состоянии, в каком я был тогда в Петербурге, когда мы с милиционером Митей увидели в НАШЕЙ с Шурой квартире чужих Людей и узнали, что сам Шура уехал в Америку. Но тогда мне хотелось только одного - умереть. А сейчас - найти Шуру! Найти во что бы то ни стало!.. Любой ценой!!! ...Куда я только не бегал, где меня только не носило, в какие дырки я только не заглядывал, кого только не встречал на своем суматошном и горьком пути!.. А ведь ЗНАЛ, ЗНАЛ, ЗНАЛ уже, что ЕГО вообще НЕТУ в порту - иначе он бы откликнулся... Я чудом уйму раз не попал под колеса грузовиков, автопогрузчиков, чуть не был раздавлен на рельсах портального крана, в последнее мгновение выпорхнул из-под опускающегося контейнера величиной с трамвай... Меня чуть не убило дикой струей воды из пожарного монитора, которым куча болванов тушила загоревшиеся тюки с хлопком! Среди всего этого бедлама, этого портового кошмара, сопровождаемого какофонией жутчайших звуков, я метался как ошпаренный в поисках своего Шуры Плоткина и не находил его, не находил его, НЕ НАХОДИЛ... А в моем воспаленном мозгу все время звучал Шелдрейсовский голос Мастера: "Вернись, Мартын! Возвращайся на судно. Я жду тебя. Сейчас мы вызовем твоего Шуру по громкой связи. Я уже обо всем договорился с нашим русским представителем и диспетчерами порта. Возвращайся на судно, Мартын. Мы все ждем тебя..." И словно в подтверждение слов Мастера, с нескольких причалов, перекрывая шум и лязг крановых блоков, визг и скрежет тросов, рык автомобильных двигателей, лающие короткие взрывные взвой сирен маленьких суденышек с бело-красными полосатыми флагами на корме, - могучие динамики, при помощи которых можно было бы запросто докричаться до Петербурга, до Мюнхена, до самого Господа Бога, стали спокойно и внятно вещать по-английски и по-русски на весь белый свет: - МИСТЕР АЛЕКСАНДР ПЛОТКИН! ВАС ЖДУТ НА ЧЕТВЕРТОМ КОНТЕЙНЕРНОМ ПРИЧАЛЕ НА СУДНЕ "АКАДЕМИК АБРАМ ИОФФЕ". МИСТЕР ПЛОТКИН, ПОЖАЛУЙСТА, СЛЕДУЙТЕ К ЧЕТВЕРТОМУ КОНТЕЙНЕРНОМУ ПРИЧАЛУ. ВАС ЖДУТ НА РОССИЙСКОМ СУДНЕ "АКАДЕМИК ИОФФЕ"! ЕСЛИ ВЫ ПО КАКИМ-НИБУДЬ ПРИЧИНАМ НЕ СМОЖЕТЕ ПРИЙТИ НА СУДНО САМИ, ОБРАТИТЕСЬ К ЛЮБОМУ СЛУЖАЩЕМУ ПОРТА - ПРЕДСТАВИТЕЛЬ "МОРФЛОТА" РОССИИ И КАПИТАН СУДНА ТУТ ЖЕ ПРИЕДУТ ЗА ВАМИ В ТО МЕСТО, ГДЕ ВЫ БУДЕТЕ НАХОДИТЬСЯ. ПОВТОРЯЕМ... Снова в моей помутившейся башке прозвучал голос Мастера: "Ты слышал, Мартын? Возвращайся на судно. Будем ждать вместе. Или хотя бы откликнись..." Но я не мог вернуться на судно! Я не мог откликнуться Мастеру!.. Я был уже НАСТРОЕН НА ШУРИНУ ВОЛНУ и дико боялся утерять ту нить Контакта, которой уже так давно не имел возможности пользоваться. А отсутствие практики в поддержании Шелдрейсовского Контакта - губительно! Я и так-то уже выбивался из последних сил, чтобы сохранить в себе эту способность связи с моим Шурой... Связи, которая не находила своего подтверждения!.. Да мало ли что могло случиться с Шурой?!.. А вдруг он упал от недоедания или еще от чего-нибудь?.. Упал, ударился головой и лежит сейчас в луже собственной крови, и ни черта не слышит - ни русского, ни английского, ни Шелдрейсовского?!.. Нет, нет... Его нет в порту! ОН бы МНЕ ответил в любом состоянии. Он может не отозваться на призывы всех громкоговорителей мира; он - гордый, независимый и талантливый - может плюнуть в морду любому хаму-чиновнику; может разорвать многолетнюю дружбу с Человеком, совершившим, с его точки зрения, всего один, пусть даже небольшой, но предательский поступок; он запросто может ввязаться в любую драку с тремя "бычками", каждый из которых будет сильнее его в несколько раз... Он будет избит до полусмерти, но он никогда не будет обвинен в трусости и унижен! И я за шесть лет жизни с ним видел это много раз. А главное, ЕМУ известно, что ОН значит для МЕНЯ! Поэтому я точно знаю: если бы ОН был сейчас в порту, - МНЕ ОН БЫ ОТВЕТИЛ... На доли секунды причудилось странное и страшное видение - зеленые-зеленые Люди... Все в них было зеленым - туловища, ноги, лица, руки... Но руки были еще и в крови... ...и стоят они вокруг высокого узкого зеленого стола, покрытого зеленой скатертью... Или покрывалом? ...и там кто-то лежит... Кто это?.. Я не вижу лица... Оно закрыто... Только трубки, трубки - мягкие, извивающиеся, а по ним что-то течет, идет, движется куда-то... ...И много приборов вокруг... Как на Капитанском мостике. А сверху - яркий-яркий свет!.. Он ослепляет меня... Я перестаю что-либо различать... ЭТО ТЫ, ШУРИК?.. Мой мозг заполняется настойчивым голосом Мастера: "Я жду тебя, Мартын... Возвращайся на судно... Мы завтра же поедем с тобой в Совете... Тьфу, ети их мать! В русскую миссию - мы найдем твоего Шуру!.. - Обязательно найдем. Только вернись!.. Ты помнишь, где мы стоим? Четвертый контейнерный... А завтра разыщем твоего Плоткина, и... Ты не забыл, что мы хотели еще втроем немного выпить - ты, я и твой Шура?.. Я тебя очень прошу, вернись, Кыся..." Меня так встревожили и поразили интонации Мастера, что чуть глотку не перехватило... Совсем слабак стал! Я проглотил подступивший к горлу комок и огляделся. Конечно, я находился уже черт знает на каком расстоянии от нашего четвертого причала! В своих метаниях по порту, в истерических поисках Шуры я не замечал ни направления, ни расстояний, ни времени... Только сейчас я увидел, что повсюду уже горят фонари и прожекторы, пришвартованные суда игрушечно сверкают светом иллюминаторов, а небо стало темно-фиолетовым. По запахам я сообразил, что нахожусь рядом с какой-то портовой харчевней, около которой росли три чахлых, промерзших деревца без единого листочка. Вот когда я понял, что сегодня Шуру мне уже не найти. Я переключился на Шелдрейсовскую волну Мастера и сказал ему: "Я все слышал, Мастер... Я просто не мог ответить. Мне тошно так, что и не высказать! Полный завал... Ощущение, что я приплыл в пустоту. И я сегодня ночью хочу побыть один. Простите меня, Мастер". Мне подумалось, что раз я в этот момент нахожусь не на судне, то мне не нужно спрашивать у неге на это разрешения. Здесь, на земле, я волен распоряжаться собою сам. Помоги мне, Господи, делать это как можно правильней!.. "Но завтра ты придешь?" - спросил меня Мастер. Я вдруг явственно увидел то, что пару раз уже видел - и в Английском порту Абердин, и в Канадском Сент-Джонс. Я увидел, как Мастер с кем-то болтает по-английски, с кем-то - по-русски, отдает различные приказания, бегло просматривает документацию, подписывает кучу бумаг, проверяет, как идет разгрузка контейнеров, отвечает на сотни вопросов команды, Помощников, Представителей порта, фирмы, с кемто о чем-то договаривается... А сам мысленно, по-Шелдрейсовски, по-нашему, я бы даже не побоялся сказать - по-Животному, хрен знает через какое расстояние разговаривает со мной! Сильный и умный КОТОЧЕЛОВЕК, с которым я, к сожалению, был так мало знаком и вынужден так быстро расстаться... "Завтра я обязательно приду попрощаться, - сказал я. - И поблагодарить. Для моей благодарности вам, Мастер, у меня вряд ли хватит слов, но..." "Мне не нужна твоя благодарность, - прервал меня Мастер. - Мне нужен ты. Приходи". И Мастер от меня отключился. Будто положил телефонную трубку. Не скрою, отключился и я. Чуть ли не в прямом смысле слова: такая усталость вдруг на меня навалилась, такое тупое оцепенение, что мне ничего не оставалось делать, как подогнуть дрожащие задние ноги и усесться на собственный хвост. Из меня будто воздух выпустили, так я вымотался - и физически, и нервно. А из харчевни - разные съедобные запахи, и двери открываются в обе стороны - куда толкнешь. Я такие в Германии видел. И жрать абсолютно не хочется, хотя и понимаю, что подкрепиться я просто обязан, иначе вообще протяну лапы. Встать же на все четыре лапы и войти в харчевню начисто нету сил. Ну, не оторвать задницу от холодного асфальта - и все тут!.. В это время из-за угла харчевни прямо на меня выворачивается этакая довольно крупная грязная и лохматая Псина и с диким лаем бросается ко мне! Однако я успеваю заметить, что бросается Псина не с большим запасом храбрости. И поэтому с места не двигаюсь. Псина припадает к земле на передние лапы в метре от меня и гавкает как ненормальный. А у меня, честно признаться, нет даже сил разогнуть задние лапы и встать в боевую стойку... Как когда-то говорил Шура: "Об убежать - вообще не могло быть и речи..." И вот этот мудак гавкает, я сижу сиднем и отчетливо понимаю, что, если я сейчас хоть что-нибудь не предприму, этот грязный и лохматый дурак осмелеет и может здорово меня тяпнуть... Но от дикой усталости в голову мне ничего не приходит, и я вдруг, совершенно неожиданно для самого себя, говорю этому идиоту по-нашему, по-Животному: - Слушай, у тебя пожрать нечего? А то я совсем без сил... Пес на мгновение балдеет от моей наглости, а потом очухивается и орет хамским приблатненно-хрипловатым голосом на весь порт: - Ты сюда жрать пришел, Котяра вонючий?!.. Да я тебе пасть порву!!! Ты у меня счас отсюда без хвоста кувыркаться будешь!.. Это кто же тебе разрешил появиться у кормушки старика Кана?!! Я два года контролирую эту точку, а тут является какой-то задроченый Кот и... - Ну, чего ты разгавкался? - говорю я вполне мирно, но чувствую, как у меня на загривке начинает вставать шерсть дыбом. - Я ваших порядков не знаю, я - иностранец... - Нашел, чем хвастать! - лает этот кретин. - Ты в Америке, засранец! Здесь все иностранцы!.. Все - эмигранты! А вы едете и едете сюда к нам, сволочи!!! Вы что думаете - здесь сосиски на каждом углу валяются?!! Добро бы Собаки ехали, а то, глядите, - еще и Коты со всего мира поперли!.. Скоро продыху от вас не будет!.. Тут я вспомнил, как в Мюнхене Таня Кох как-то цитировала одного русского писателя, живущего в Германии много-много лет. Он, по словам Тани, говорил: "Нет более страшного врага для эмигранта-новичка, чем эмигрант со стажем, приехавший сюда на несколько лет раньше..." Вспомнил я эту цитатку и чувствую - верхняя губа сама собой поднимается, уши прижимаются к затылку, в лапы вливается невесть откуда взявшаяся мощь и упругость, и тело становится легким и сжатым в комок. Ну, как обычно у меня перед генеральной дракой. Но я все еще себя сдерживаю... Вернее, пытаюсь сдерживать и говорю этому шлемазлу подрагивающим от напряжения голосом, тщательно стараясь придать голосу спокойные модуляции: - Ты бы уж так не надрывался, Песик. А то ведь недолго и по рылу схлопотать. Этот дурак не врубается в то, что я говорю, принимает дрожь моего голоса за проявление испуга, смелеет и с диким криком: "Разорву падлу!.." - бросается на меня. Ну и, естественно, тут же получает серию ударов когтями по харе - раз, два, три, четыре!.. От неожиданности и боли Пес переворачивается через голову и с воем, срывающимся в обиженный визг, отлетает в сторону. Я уже собираюсь было войти в харчевню, в расчете на то, что уж там этот "боец" не посмеет продолжить драку. А я смогу, потеревшись о чьи-нибудь ноги, спокойненько стяжать себе чего-нибудь съестного. Но не тут-то было... На вой этого обалдуя, откуда ни возьмись, мчится такая же беспородная, разноликая и грязная "Собачья свадьба". Сейчас я попытаюсь объяснить, что это такое. Так как Собаки, за очень редким исключением, в большинстве случаев - скопище кретинов, подхалимов и тупиц, не умеющих даже нормально трахнуться, то собирается компашка, примерно шестьсемь разнокалиберных Псов-Кобелей, и начинает бездарно, помногу часов бегать за ОДНОЙ грязнулей Сучкой, которая, опустив голову к земле и делая вид, что она там чего-то отыскивает, неторопливо убегает от этой унылой своры Кавалеров-Теоретиков. Кавалеры же - от Кобелька-самосерьки, величиной с пивную бутылку, до провонявшего помойками Дворняга ростом с теленка - сутки покорно бегают за Сучкой, считая за счастье, когда кому-нибудь из них удается понюхать у нее под хвостом! Я вообще удивляюсь - как это у них еще Щенки рождаются... Это вместо того, чтобы прихватить эту Суку за шкирятник клыками, притиснуть, чтоб и не шелохнулась, и оттрахать за милую душу. Да так, чтобы потом она за тобой полгода бегала! Короче, "Собачья свадьба" - зрелище жалкое и комическое. Со стороны смотреть - обхохочешься!.. Но когда на ТЕБЯ летит вот такая "Собачья свадьба", распаленная несостоявшейся сексополовухой и исконно-посконной жлобской ненавистью ко всему Котово-Кошачьему роду, а впереди всех мчится на ТЕБЯ грязная Сука с отвисшими сосками от еще недавних родов и собственной Сучьей злобой задает тон остальным своим Ухажерам-Дилетантам, - тут, извините, не до смеху. Не до хохоту. Сами понимаете, что, когда вся эта сексуально озабоченная блохатая компашка примчалась на выручку отлупленного мною Пса, я уже сидел высоковысоко на дереве. Это же счастье, что кто-то эти деревья когда-то сюда посадил!.. Скопище Собак-дебилов обступило мое дерево, задрало свои морды вверх и, пронзая меня злобными взглядами, подняло жуткий гвалт, неся меня по всем кочкам. Причем лаяли они нормально - по-Животному, но с абсолютно разными акцентами: преобладал (как я уже потом понял...) испанский. Был и венгерский, и польский, и болгарский, и турецкий, и еще - черт знает какой!... Воспользовавшись суматохой и полным переключением внимания всей своры с половых проблем на меня, самый маленький Кобелек-самосерька попытался втихаря совершить половой акт с коленным суставом задней левой ноги Суки. Выше он не доставал... Но Сука повернулась, злобно щелкнула у него над башкой зубами, и кобелек немедленно задрал морду вверх и влил свой визгливый лай в общий хор. Сделал вид, что тоже очень, очень возмущен моим присутствием на дереве, в порту, вообще - в Америке!.. Дверь заведения старика Кана распахнулась, и из харчевни в потоке теплого и вкусного воздуха на вечерний холод вышел маленький Мальчик лет десяти с дивно пахнущим гамбургером в руке. Одет он был, как и все мальчишки его возраста в Европе, что в Мюнхене, что в Петербурге, лишь в до половины зашнурованные старые, разбитые кроссовки типа ботинок, джинсы "на вырост", с мотней, болтающейся чуть ли не у колен, стеганую куртку размера на три больше, чем нужно, чтобы свободно прятать руки в рукава, что сейчас невероятно модно у них. И конечно же, из-под куртки - подол свитера, а уже из-под свитера - низ рубашки! Ну и, естественно, традиционный рюкзачок за плечами. Все, как у всех... Оказывается, во всем мире. Я так подробно описываю, как выглядел этот Мальчик, по двум причинам... Во-первых, теперь, сидя на дереве, когда мне уже ничего не угрожало, а на этих лающих внизу кретинов я мог, извините за выражение, "хвост положить", я получил возможность внимательно разглядеть маленького Человека с гамбургером. За последнее время я вообще заметил в себе какой-то странный, повышенный интерес к Котятам. Невостребованное отцовство, что ли?.. А во-вторых, что-то мне подсказывало, что именно с этим Котен... Тьфу, черт!.. Именно с этим Мальчиком судьба свяжет меня надолго и прочно. Откуда это взялось - понятия не имею!.. Уж если Мастер не может толково объяснить подобные ощущения предвидения, то я и браться не буду. Или ОНО есть, или ЕГО нет. Итак, Мальчик... Мальчик проследил за злобными взглядами всей Псиной своры, увидел меня на дереве, улыбнулся мне и приветливо помахал рукой. Почуяв божественный запах гамбургера, портовая компаха секснеучей иполовонеобученных болванов на мгновение заткнулась и перевела жадные, попрошайнические глаза с меня на Мальчика. Вернее, на его гамбургер. У всех, как по команде, из пастей, будто из кранов, потекла слюна... - Идите, идите, - вполне миролюбиво сказал им Мальчик по-английски. - Вы тут день и ночь ошиваетесь. Это не для вас. Это вон для того Котика, которого вы загнали на дерево. Мальчик поднял голову, снова поманил меня рукой и так же, по-английски, обратился ко мне: - Не бойся. Слезай, слезай, Кыся. Я - с тобой. Клянусь вам чем угодно, слово "КЫСЯ" в английской фразе Мальчик произнес совершенно порусски!!! Как только Псы поняли, что гамбургер им не обломится, а, вполне возможно, будет съеден вон тем "омерзительным Котярой, который сейчас сидит на дереве", поднялся такой вой, такой лай, такое рычание, что я просто дико испугался за Мальчика! Я уже видел, как Сука и еще парочка Кобелей покру