без запинки: - Туалет - за углом Сорок шестой, в Китайской закусочной "Панда", в глубине зала, влево от стойки, первая дверь направо. - Сэр, - негромко говорит Тимур и оглядывается по сторонам, не слушает ли его еще кто-нибудь. - Я Тим Истлейк. Моя мама - сержант полиции Рут Истлейк. Сто двенадцатое отделение в Квинсе. Телефон... И сходу диктует полицейскому служебный телефон Рут. И, на всякий случай, домашний. И говорит: - Это для того, чтобы вы могли меня проверить. Но дело в другом. Посмотрите, сэр... Вон туда! Видите тех двух джентльменов? Левее смотрите. Видите? - Да. Это Ал Каноне и Джо Валлачи? - смеется полицейский. - Нет. Это убийцы. Один - русский, второй - немец. Они недавно прибыли сюда из Европы... - О'кей. Постойте рядом и помолчите. Полицейский нажал на кнопку своей рации и чтото тихо забормотал. Помолчал, послушал и снова забормотал. Мы расслышали только два его слова "сержант Истлейк". Мы даже и сообразить не успели, как откуда-то, словно с неба, около нас появились трое высоких парней, размалеванных зелеными листиками клевера, и пожилой толстяк в зеленой шляпе и ^куртке с капюшоном. - Это ты - Тим Истлейк? - спросил толстяк. - Да, сэр. - А кота твоего зовут Мартин? - Да, сэр, - ответил Тимур, не поправив толстяка. Тот откинул полу куртки, показал нам полицейский жетон у пояса и спросил: - Откуда у тебя эти сведения? - и Толстяк незаметно повел подбородком в сторону тех двух Типов. - От одного моего русского друга, сэр. Толстяк посмотрел на размалеванных парней и спросил у них: - Ну, что? Возьмем в разработку?.. - Да, надо бы, - сказал один парень. - А потом опять - мордой об стол! - Не исключено, - заметил второй. - Ох, боюсь, что ты нас сильно подводишь, сынок, - сказал Толстяк Тиму. - Но на всякий случай... - медленно проговорил третий. - Учтите, сэр. Они оба вооружены, - говорит Тим Толстяку. У всех пятерых - полицейского, трех парней и Толстяка - сразу ушки топориком! - Откуда это тебе известно?!.. - спрашивает Толстяк. - От него, - говорит Тимур и показывает на меня. - Тебя мама никогда не водила к психиатру? - спрашивает Толстяк и протягивает ко мне руку, чтобы почесать меня за ухом. Я ка-а-ак разину пасть на него, ка-а-ак покажу ему клыки - он сразу руку отдернул, засранец! Как он смел так разговаривать с Тимуром?!.. Ни хрена не петрит в науке, тупица толсторожий, а еще и хиханьки строит... Жлоб с деревянной мордой! - Ол райт, ол райт!.. - примирительно говорит Толстяк. - Я потом перезвоню твоей матери. Она попросила тебя не задерживаться в Манхеттене и немедленно возвращаться домой. У нее что-то там для вас есть... В животе у меня даже екнуло: неужели Рут нашла Шуру?!! Я так засуетился, задергался в своем рюкзаке, так разнервничался, что чуть оттуда не выпал! Толстяк удивился, спросил у Тимура: - Он что, понимает, о чем мы говорим?.. - Он все понимает, сэр. Он и опознал тех Типов! - О, ччччерт!.. Идти на задержание без единого доказательства, да еще и по наводке КОТА!.. Большего идиотизма я никогда себе не позволял... - Вменим незаконное ношение оружия, - говорит один парень. - А ты убежден, что оно у них есть?!.. - взъярился Толстяк. - Но Кот же говорит! - Ты себя слышишь - псих?!.. "Кот говорит"!!! Ты в своем уме? Ладно, черт с вами, попробуем. Скорее всего, уже завтра меня вышибут из полиции и я получу вполне пристойную пенсию... А вы, Пинкертоны чертовы, марш отсюда! Он не позволил нам даже посмотреть, как этих Типов будут задерживать. Он сказал, что по телику мы можем увидеть в любом полицейском сериале типа "Хантера" подобную акцию, только намного эффектнее. И приказал здоровенному полицейскому проводить нас до сабвея. Мы предупредили мистера Хьюза, что уезжаем, и действительно уехали... Спустя еще час мы как сумасшедшие уже мчались по Кингс-хайвей в Бруклин на нашем "Плимуте". Коллега Рут из Бруклинского отдела полиции, сержант Барри Грант, кажется, отыскал Шурины следы! Не самого Шуру - его никто не видел уже несколько дней, - а лишь дом и квартиру, где Шура мог, якобы, проживать... Сейчас сержант Барри Грант и хозяин дома, который сдавал эту квартиру (возможно...) Шуре, ждут нас в Шипсхед-бей на углу Оушен Авеню и Авеню Зет. Ждут, чтобы в нашем присутствии вскрыть квартиру и... Тут Рут запнулась. На мгновение она растерянно посмотрела на нас с Тимуром, а потом решительно и жестко продолжала: - Вы оба достаточно навидались в своей жизни. А я чуть ли не ежедневно сталкиваюсь на работе вообще черт знает с чем. Поэтому я не буду с вами сюсюкать. Вполне вероятно, что мы найдем там уже полуразложившийся труп. К несчастью, одинокие молодые эмигранты в первые же два-три месяца не выдерживают груза рухнувших надежд, потери самого себя, унизительности иждивенчества начального периода, языковую немоту... Эти фудстемпы - талоны на питание, - почти полная изоляция, это крушение всей прошлой жизни... Очень, очень часто, особенно люди интеллигентные, кончают жизнь самоубийством... - Нет!!! - завопил я в полной панике. - Нет!.. Он ждал меня! ОН МЕНЯ ЖДАЛ!!! ОН ЖДАЛ МЕНЯ ЖИВОЙ, ОН ЖИВ И СЕЙЧАС!.. Я же его недавно слышал... Может быть, он болен... Мне кажется, что он ГДЕ-ТО болен. Или куда-то уехал... Далеко. Потому что его было очень плохо слышно... Никакого рюкзака, я просто сидел на коленях у Тимура, и мы оба были пристегнуты к сиденью одним ремнем безопасности. Но для верности Тимур сильно прижимал меня к себе руками, и я все время слышал, как стучит его сердце. - Мамочка! Мамуленька!.. Ну что тебе стоит?!.. - умолял Тимур. - Пожалуйста, поставь на крышу свою полицейскую мигалку, вруби сирену!.. Но Рут ответила категорическим отказом: - Остановят за превышение скорости - покажу полицейский жетон. Не остановят - слава Богу! А ездить с мигалкой и сиреной, когда все видят, что в машине сидит вполне благополучный ребенок и Кот с мордой гангстера, - элементарное свинство!.. Называется - использование служебного положения в личных целях. А ты, Мартын, немедленно прекрати истерику и возьми себя в лапы. ЕСЛИ ОН ЖИВ, мы его найдем. Это я тебе обещаю! А потом Рут обозвала нас с Тимурчиком двумя юными русскими форменными идиотами. Потому что мы все время Плоткина называли Шура, Шура, Шура, когда он вовсе никакой не Шура, а Александр! Она, Рут, понимает, что существуют укороченные и ласкательные имена: Роберт может называться Бобби, а Уильям - Билли. И, слава Господи, Рут догадалась сегодня спросить у мистера Бориса Могилевского, как по-русски могут еще называть Шуру. И ответ был ошеломляющим: ласкательно - Шурик, Саша, Сашенька, Саня, Санек... А настоящее, полное имя - АЛЕКСАНДР! Но когда объявляется официальный розыск, то человека ищут по его полному ДОКУМЕНТАЛЬНО ЗАРЕГИСТРИРОВАННОМУ имени. Конечно, ни в одной телефонной книге Нью-Йорка нет Шуры Плоткина. Хотя в одном только Бруклине этих Плоткиных - сорок два человека, в Манхеттене - пятьдесят пять, в Квинсе - двадцать один Плоткин, даже в Бронксе есть три Плоткина, а в Стейтэн-Айленде - всего два. На всякий случай проверили Филадельфию. Там Плоткиных оказалось одиннадцать душ... Есть еще парочка семейных бизнесов под именем Плоткиных - фотография и что-то связанное с музыкой. Но никто из американских Плоткиных не записан под именем Шура! Так что мы сами, Тимурчик и я, затруднили работу по поиску единственного необходимого нам Плоткина. И тут мы подъехали к этому дому... У входа в палисадник нас встретили трое: сержант полиции Барри Грант - высокий, тощий человек, потрясающе не похожий на полицейского, Хозяин этого трехэтажного "билдинга" - старый еврей, лет семидесяти пяти, - и его Собак, абсолютно повторивший внешность своего Хозяина. Казалось, что старый еврей и его Собак - близнецы с разницей в возрасте не более трех лет в пользу Собака. Еврей-Собак тут же потянулся носом ко мне, и хотя мне было не до него, я все-таки принял оборонительную стойку. - Не задирай хвост, сынок, - сказал мне этот удивительный Собак по-нашему, по-Животному. - Я не ссорюсь ни с Котами, ни тем более с Кошками. Будет время - объясню почему. А сейчас - к делу. Слушай, что Мой будет говорить... - ...очень, очень милый молодой человек... - уже говорил Хозяин Собака и Дома. - Такой культурный... Из Петрограда. Столько книжек привез!.. Я же беру с него всего триста пятьдесят долларов... Зачем ему столько книжек?.. - Кто-нибудь из вас сможет опознать по вещам интересующего вас Человека? - негромко спросил сержант Грант у Рут. Рут посмотрела на меня. Я ей кивнул. - Да, конечно, - с легкостью ответила Рут. - Мы хотели бы осмотреть квартиру, - сказал Грант старому еврею. - У вас есть запасные ключи? - Интересный вопрос. А почему у меня не должно быть запасных ключей? Идемте. И мы все потопали на второй этаж. Собак на своих старческих, подагрических ногах поплелся за нами следом. "А мне и в квартиру уже не нужно было заходить! Я уже здесь, на лестнице почувствовал Шурины запахи!.. Ноги у меня подкашивались от волнения и страха, я принюхивался изо всех своих сил, стараясь уловить хотя бы малейший запах самого страшного... Но нет. Пахло Шурой, пахло НАШИМИ книгами и фотографиями, Шуриной одеждой... Пахло, в конце концов, МНОЙ!!! Моими запахами, которые не выветрились из Шуриной жизни даже за эти несколько месяцев... Как только Старик открыл ЭТУ квартиру, то все тончайшие оттенки запахов, которые я почувствовал еще на лестнице, обрушились на меня такой мощной волной, что я, не помня себя, словно в бреду заметался по совершенно незнакомой мне маленькой американской квартирке среди родных и близких мне НАЩИХ ленинградских вещей!.. Уйма картонных коробок с книгами повсюду стояли почти до потолка. Какие-то были уже распакованы. Валялись и уже висели на стенах масса НАШИХ любимых фотографий, рисунков, карикатур на Шуру, на меня с Шурой и пара картинок масляными красками... Все это в разные времена было подарено нам с Шурой нашими знакомыми и Шуриными собутыльниками-художниками... Над каким-то чужим диванчиком висела самая лучшая моя фотография величиною с кухонный поднос. Года три тому назад Шура снимал меня на нашем пустыре. Истратил целую пленку, а потом мы вместе с ним отбирали лучший снимок из контрольных отпечатков, которые ему сделали в лаборатории одной газеты. Там же потом отпечатали и этот здоровенный портрет. - Елки-палки! - вскричал в восторге Тимур. - Это же ты, Кыся! Ты, ты, ты!.. Ну, отпад!!! Все тут же посмотрели на меня. Еврей-Собак даже зашел сзади и понюхал у меня под хвостом, словно хотел убедиться, что на фотографиях изображен именно я. Но почему таким способом?.. - По-моему, это то, что мы ищем, - сказал Рут сержанту Гранту, показывая на другие мои фотографии вместе с Шурой. Эти фото делал наш польский приятель, журналист, с которым мы по пьянке были в Эрмитаже. - Мне кажется, здесь никаких сомнений!.. Это то, что нам нужно... И несмотря на свое собственное смятение души, граничащее с помешательством от тревоги и радости, я вдруг заметил, что Рут Истлейк, сержант американской полиции тридцати трех лет от роду, мать русского мальчика Тимура, одна из самых красивых Женщин светло-шоколадного цвета, которые когда-либо встречались мне в жизни, с очень пристальным вниманием и совершенно не полицейским интересом.разглядывает Шурины фотографии, висящие на стенах и валяющиеся на письменном столе рядом с НАШЕЙ пишущей машинкой... Надеюсь, что заметил это только я!.. Рут проявляла к Шуриным фото такое поистине Женское любопытство, что в моей башке неожиданно вдруг что-то сместилось, будто я перешел в некое совершенно иное состояние, словно заглянул туда, куда, кроме меня, никто не имел права вторгаться. И тогда во всю стену рядом с моей фотографией вдруг повисло совсем уж гигантское фото! А на нем... ...ПУСТЫННЫЙ ЖЕЛТЫЙ ПЛЯЖ, БЕСКРАЙНИЙ ОКЕАН... И НА ТЕПЛОМ ПЕСКЕ, ОБНЯВШИСЬ, СИДИМ МЫ ВСЕ ЧЕТВЕРО - РУТ, ШУРА, ТИМУРЧИК И Я... А НЕПОДАЛЕКУ, В СТОРОНКЕ, СКРОМНЕНЬКО ЛЕЖИТ ТА - ПУШИСТАЯ, БЕЛЕНЬКАЯ ИЗ КВИНСА. А ВОКРУГ НЕЕ ПРЫГАЮТ НЕСКОЛЬКО МАЛЕНЬКИХ КОТЯТ МОЕЙ МАСТИ, РОЖДЕННЫЕ С УЖЕ ЗАРАНЕЕ РАЗОРВАННЫМИ ЛЕВЫМИ УШКАМИ. НУ СОВСЕМ КАК У МЕНЯ!.. ...Уже в следующую секунду эта прекрасная, фантастическая картина исчезла, и я услышал всего лишь вторую половину фразы, сказанную старым евреем, хозяином этого дома: - С тех пор как мистер Плоткин несколько дней тому назад уехал кого-то там встречать, мы его больше не видели. - Абсолютно точно, - подтвердил мне его Собак по-Животному. - Слушайте, Барри! - обратился старик к сержанту Гранту. - Может быть, он уехал в Вашингтон? В Конгресс?.. - Вполне может быть, - по-Животному сказал мне его Собак. - Верно, - согласился с ним сержант Грант. - Месяц тому назад мы получали запрос из Вашингтон на мистера Плоткина. Конгресс Соединенных Штатов интересовался его адресом... "Не Конгресс, дубина! А конгрессмен... Как его?!.. Совсем из головы вылетело!.. - Приятель Фридриха фон Тифенбаха... - подумал я. - Нет, нужно ехать в Вашингтон!.. Хотя не будешь же бегать по Конгрессу Соединенных Штатов и ко всем привязываться, кто, дескать, из вас друг-приятель интеллигентнейшего миллионера из Германии Фридриха фон Тифенбаха?.." - Я таки вспомнил! - сказал старик. - Мистер Плоткин при мне звонил туда к одному конгрессмену и обещал приехать, как только он встретит кого-то из Петрограда... - Из Петербурга, - поправил его Тимур. - На худой конец - из Ленинграда. - Для меня "худой конец" начался в Петрограде, детка. С тех пор я и живу здесь, - и старик погладил Тимура по голове. Я будто знал, что Вашингтона мне не миновать!.. Недаром еще на первой Котово-Кошачьей сходке я упомянул об этом. Заявление слегка отдавало пижонством, но я уже тогда предчувствовал этот "вояж", как говорил Шура, когда куда-нибудь уезжал. - Мам! Оставь, пожалуйста, наши координаты мистеру... - Тимур запнулся, вопросительно посмотрел на старика. - Меня зовут Дэвид Блум, детка. - Мистеру Дэвиду Блуму, мам. Если мистер Плоткин вернется, он сможет нам позвонить и... - сказал Тимур и посмотрел на меня. - Умница! - сказал я ему по-Шелдрейсовски. - Обязательно, сыночек, - пообещала Рут. - Но мне кажется, этого недостаточно. Хотелось бы выстроить дополнительный план поиска мистера Плоткина, а не ждать, когда он сам объявится... Но все это мне было уже неинтересно. Я знал одно - впереди у меня Вашингтон, конгрессмен... Как же его звали?!.. Черт бы его побрал... И там искать Шуру. Или настоять на том, чтобы этим занялось правительство Америки! Собак ткнул меня носом в бок и, не то по-Животному, не то по-Шелдрейсовски - я так и не понял, сказал мне: - Тебе нужно ехать в Вашингтон. - Без тебя знаю!.. - огрызнулся я, и тут же об этом пожалел: - Прости меня, старина. Я сейчас не в своей тарелке... - Он мне будет рассказывать! Или я не вижу? Идем в коридор. Пока они будут вырабатывать план поиска, я тебе расскажу, - почему я не ссорюсь с Котами и Кошками... Это очень странная история, и до сих пор мне ее некому было рассказать. Наверное, скоро я умру, и никто не узнает, что такое может быть на свете... Мне его история была, как говорил Водила, "до лампочки". Особенно сейчас. Но после его заключительной фразы о скорой смерти, я не мог отказаться ее выслушать. Мы вышли с этим старым Собаком в коридор, и он сказал: - Я прилягу... Не возражаешь? Ноги - ни к черту!.. Старость, сынок... Ну, слушай. В молодости у меня с одной Кошкой, не будем называть имен, клянусь тебе, чем хочешь, был такой длительный и бурный роман, что не передать словами!!! Чтоб я так жил!.. Ах, что это был за роман!.. Потом, с возрастом, он, конечно, перерос в вялотекущие приятельские отношения. Нормальная нежная дружба двух пожилых Животных... Недавно я ее похоронил. Теперь я хожу на ее могилку в нашем палисаднике, за домом моего Додика Блума, и плачу... И жду не дождусь, когда снова увижу ее уже ТАМ. Семь лет... Семь долгих лет мы были вынуждены скрывать наши отношения! - Почему?!.. - возмутился я. - Когда такое - это же прекрасно! Я тут же вспомнил свои достаточно откровенные отношения с Мюнхенской собачкой Дженни, принадлежавшей к аристократическому роду "карликовых пинчеров". - Потому что мир состоит из идиотов, - сказал старый Собак. - Это моя точка зрения. Ты можешь не согласиться... Твое дело. Но с точки зрения большинства, любовная связь Собаки и Кошки - такой же скандал, как если бы добропорядочная еврейская девочка из набожной еврейской семьи, посещающей синагогу и чтящей Талмуд, привела бы в дом своих родителей РУССКОГО ГОЯ... Или я знаю? Все равно, как если бы черный парень из Алабамы женился бы на белой потаскушке! Тебе хватит примеров?.. - Хватит. Дальше... - Дальше было раньше, - вздохнул старый Собак. - Мне с этой Кошечкой было лучше всего на свете!.. Я с ней был таки половой Гигант! Боже мой, чего мы только с ней ни вытворяли!.. Я потом как-то пробовал делать это с разными Собаками-сучками... Не то. Ну таки совершеннейшее не то! А как она была хороша в оральном сексе!.. Как она ЭТО божественно исполняла! Судя по твоим боевым шрамам на морде и огромным яйцам между задних лап, которые даже хвостом не прикроешь, ты меня должен понять. Кстати, меня зовут Арни. - Мартын, - представился я. - Но можно просто Кыся... - Я тоже не очень-то Арни. Вообще-то, меня зовут Арон. Но... С волками жить - по волчьи выть. На американский манер я - Арни. Понял? Я действительно понял все, за исключением "ОРАЛЬНОГО СЕКСА". При помощи логических умозаключений я решил, что это от слова "орать". То есть орать от удовольствия, что со мной довольно часто бывало. В завершающий момент траха я невольно разражался таким громким и хриплым мявом, так вдруг начинал вопить и орать от жгучего наслаждения, что на всем нашем ленинградском пустыре ни у кого не оставалось сомнений по поводу того, чем я там сейчас занимаюсь... Но в то же время мне показалось, что с этим словом я что-то путаю. Надо будет потом у Рут спросить... А пока меня очень заинтересовало произношение и акцент Арни-Арона. - О'кей, Арни! Я рад, что познакомился с тобой. Можешь на меня рассчитывать... Но у меня такое ощущение, что ты говоришь не по-английски, а по-немецки. Мне-то это, как говорится, без разницы, но я как-то бывал в Германии и узнаю в твоей речи многие немецкие слова... - Шурли! Конечно!.. Я же говорю с тобой на идиш! У нас тут, в Брайтоне, очень многие говорят на нем. А "идиш" - это же международный еврейский жаргон... - Постой, постой, Арни!.. Значит, я сейчас с тобой говорил тоже на этом идиш?!.. - А как же?!.. - Арни-Арон даже приподнялся на передние лапы. "Все-таки Шура был прав: Я ЖУТКО ТАЛАНТЛИВЫЙ ТИП! - подумал я про себя. - Нет, нужно немедленно ехать в Вашингтон, найти этого конгрессмена и постараться поставить там всех на уши, но найти Шуру!.. Уж если я, оказывается, могу разговаривать даже на этом идиш, то уж в ихнем Вашингтоне я тоже не дам маху!.." От окончательно принятого решения мне сразу стало легко и спокойно, и я не удержался и пошутил над стариком Арни-Ароном: - А ты, Арончик, считаешь, что говорить в НьюЙорке на идиш - это тоже "с волками жить - по волчьи выть"? - А ты думал?!.. Ты знаешь, что такое НьюЙорк?!.. Шлемазл! Нью-Йорк - это двести народов и этнических групп!.. В Нью-Йорке итальянцев больше, чем в Риме, ирландцев больше, чем в Дублине, негров больше, чем в Найроби, пуэрториканцов больше, чем в Сан-Хуане! А нас больше, чем в Иерусалиме!!! Это чтобы ты знал!.. - Кого это "нас"? - не понял я. - Животных? - "Нас" - это евреев! - сказал Собак Арон, он же Арни. - А Животные это или Люди, или Собаки, или, я знаю, Коты, - все это не имеет ни малейшего значения. Важно, кем ты сам себя чувствуешь. Именно этим Америка и хороша! Понял?.. Проснулся я только к Филадельфии... Кевин Стивене, водитель международного туристического автобуса с тридцатью шведскими туристами из Швеции и одной американской шведкой из Америки, гидом-переводчиком, совершал свой обычный рейс по маршруту Нью-Йорк-ФиладельфияВашингтон, и дальше, в теплые Флоридские края, до Майями. А потом обратно в Нью-Йорк. Срок поездки - двенадцать дней. - Тебе хватит? - спросил меня Тимур. - За глаза и за уши! - нахально ответил я. Кевин Стивене и был тот самый пожилой толстый шоферюга, в чей автобус, когда-то стоявший у отеля "Рамада Милфорд Плаза", ткнулась полицейская машина с уже мертвым сержантом Фредом Истлейком. Так Кевин познакомился с Рут. А потом подружился и с Тимуром. Вот ему-то Тимур и позвонил на следующий день после посещения Шуриной сиротской квартиры в Бруклине. Позвонил с улицы, из автомата, и попросил Кевина ничего не говорить матери. Тот обещал... Он согласился завтра же взять меня с собой до Вашингтона, а через двенадцать дней забрать меня оттуда в Нью-Йорк. Именно с того места, где он меня оставит - у Конгресса ли, у Капитолия, у Белого Дома... Где я сочту нужным вылезти. И чтобы, находясь в Вашингтоне, я как можно точнее считал бы дни и ни хрена не напутал! Тимурчик ну прямо убивался, что не может поехать со мной - так ему хотелось в Вашингтон, в музей Аэронавтики!.. Но я ему сказал, что, если не будет в доме меня, - полбеды. Всегда можно сказать, что я загулял. А если исчезнет Тимур - мать сойдет с ума! И чтобы он даже об этом не мыслил!.. Подозреваю, что Кевин Стивене и не взял бы Тимура без разрешения Рут. Счастьем оказалось, что Кевин вообще был дома, а не в рейсе. Удача нам сопутствовала во всем: как раз через день после моего открытия языка "идиш" на Оушен-авеню Кевин должен был укатывать из НьюЙорка. У меня оставались еще почти сутки... За это время я решил, ни на секунду не забывая о личном - поиски Шуры, отношения с Рут и Тимурчиком, четко намечавшееся приятельское расположение ко мне мистера Могилевского, - не оставлять на произвол судьбы и дела ОБЩЕСТВЕННЫЕ: трудоустройство Котово-Кошачьей компахи, сотрудничество с Крысами и поддержание деловых и мирных инициатив в обоих кланах. Я вообще заметил, что в некоторых случаях мир и дружбу необходимо поддерживать и укреплять всеми дозволенными и недозволенными способами! Вплоть до применения грубой силы в самых жестоких формах... В тот вечер мы вернулись из Брайтона и потихоньку сговорились с Тимуром о моей поездке в Вашингтон. Я решил дождаться момента, когда все залягут спать, а потом смылиться во двор. Тем более что я уже ЧУВСТВОВАЛ там какую-то напряженку и нездоровую возню. Тимурчик быстро скапустился. Принял душ, захватил с собой письмо от Маши Хотимской, которое он сегодня получил из Израиля, и отправился к себе. Рут, наоборот, была еще полна сил, чем-то странно возбуждена и засыпала меня вопросами о Шуре Плоткине. Что он пишет, где печатался, почему не женат, есть ли у него дети, ходили ли к нам девки и, как говорят немцы, "унд зо вайтер". По-нашему - "и так далее". Вплоть до того, какого он роста... А хрен его знает, какого он роста!.. Мне и в голову не приходило его мерить... Я сказал ей, что Шура приблизительно выше ее на полголовы. И тут же заметил, что Рут это очень понравилось!.. - Я решила еще поискать его по больницам, - сказала она. Я сразу вспомнил неутомимого Шуру и его упражнения с ежедневно и еженощно меняющимися девицами и усомнился: - Вряд ли... Шура всегда был такой здоровый! - А по фотографиям не скажешь. Худенький, стройный, нездоровья я в нем особого не заметила... Ну, мог я объяснить Рут, что я имел в виду, когда говорил о Шурином здоровье?!.. Сказать, что он был здоров трахаться? Что мог любую, самую выносливую девку загонять до обморока?!.. Это я мог ей сказать? Нет, не мог. И поэтому решил кардинально изменить тему: - Рут, скажи мне, пожалуйста, что такое "оральный секс"? Я в Бруклине от одного еврейского Собака услышал, а переспросить постеснялся... Тут Рут так захохотала, что чуть не свалилась на пол! Я думал, ей даже дурно станет - так она развеселилась!.. А потом отдышалась, вытерла слезы и сказала: - Ты, Мартын, постеснялся спросить Собака, а я стесняюсь тебе это объяснить. Отыщем твоего Шуру, он тебе про это все подробно расскажет. Судя по его физиономии на всех фотографиях, которые я сегодня видела, он в этом очень неплохо разбирается. Я почувствовал, что нарвался на темочку, которая не всегда годится для светской болтовни с Женщинами. Но и Рут просекла мое смущение и тут же легко перевела разговор в другую плоскость: - Да! С этой поездкой в Бруклин я же совсем забыла вам сказать!.. Завтра все передашь Тиму: из Манхеттена звонил детектив Алан Уэлч, ну, которому вы "сдали" тех двух русских на Пятой авеню. Оба оказались совершенно официальными представителями какой-то русско-американской фирмы с офисом на Бродвее. Единственная зацепочка - оба были вооружены. Так что есть надежда их "раскрутить". Все! Я пошла в душ... Первый же Кот, с которым я столкнулся во дворе, был Хемфри, бывший сотрудник Нью-Йоркской Публичной библиотеки. Полученная от него информация в основе своей была вполне утешительной. Всего две-три драки между Котами и Крысами, к счастью, закончившиеся вполне бескровно и с обоюдным перепугом. Причем все споры и драки были не из-за дележа добычи, чего я, не скрою, боялся, не по Видовым соображениям националистического характера, а в процессе взаимных упреков в отсутствии или недостатке "актерского мастерства и ощущения партнера"... То есть предметом распрей и ссор было ИСКУССТВО! И это меня очень порадовало. Прошли времена, о которых мне как-то рассказывал Шура, когда за малейшее отклонение от какой-то там Генеральной линии в этом самом ИСКУССТВЕ могли запросто поставить к стенке и шлепнуть... А разные выяснения отношений, мелкие драчки и неглубокие укусы, - они и по сей день имеют место быть в ИСКУССТВЕ всего мира. Так что ничего страшного. Хемфри перечислил мне все магазины и рестораны, где Котов и Кошек взяли на службу. Сработала таки наша Ленинградская метода по внедрению в хлебные, я бы сказал, места. Не зазорно и Америке у нас поучиться!.. Сам же Хемфри сейчас отирается у китайцев среди книг, газет и журналов. То есть практически устроился по профессии. Китайцы содержат ларек типа нашей бывшей русской "Союзпечати". Мою Беленькую и Пушистенькую взял к себе жить... Кто бы вы подумали?.. Мистер Борис Могилевский!!! Не знаю, насколько он будет обрадован, когда Беленькая и Пушистенькая выдаст мистеру Могилевскому минимум семь-восемь Котят (от меня меньше еще ни разу не было!), но это уже другой вопрос... А пока все идет как надо. Молодой черный Кот со своим партнером, одним бойцовским Крысом, притащили мне в подарок здоровенный шмат свежайшей сырой мерлузы. Они "работали" в Корейской рыбной лавке. А вот откуда они узнали, что я обожаю именно мерлузу, - одному Богу известно. Но тут я сделал классный дипломатический ход. Я не стал жрать эту мерлузу, а вызвал старого Крыса и попросил немедленной аудиенции (тоже словечко будь здоров, да?!..) у Королевы Крыс нашего района Мадам. И уже через несколько минут получил официальное приглашение пройти к Мадам самым коротким путем для особо почетных гостей. Я торжественно преподнес Мадам этот кусище мерлузы и толкнул небольшую речугу по поводу несравненной мудрости Мадам и ее поистине государственном мышлении. Старуха была в восторге и от моей речи, и от мерлузы и, глядя на меня откровенно блядским глазом, пожалела, что молодость ее промелькнула так быстро... - Хотя чем черт не шутит! - плотоядно ухмыльнулась она и даже попыталась потрогать меня ТАМ, между задних лап. Я тут же с перепуга сослался на кучу предотъездных дел, дескать, поездка в правительственные круги Вашингтона требует от меня невероятной подготовки, наплел чего-то там еще с три короба и поспешил откланяться... Утром Тимурчик нахально промотал школу и отвез меня опять-таки в Манхеттен, но уже на Седьмую авеню рядом с Пятьдесят шестой улицей, к отелю "Веллингтон". Там уже стоял огромный, фантастически красивый автобус, к сожалению, обезображенный эмблемой с изображением мчащейся тощей Собаки. Я как-то в Ленинграде такую Собаку видел на улице - думал, что со смеху сдохну! Морда длинная, у-у-узенькая, сама вся такая тощатина, спина колесом, а под спиной даже живота нету. Худющая - спасу нет! Какая-то карикатура, а не Собака. Хотя Шура сказал, что это знаменитая "Русская гончая", которая стоит баснословно дорого. Хотел бы я знать - за что?!.. И на кой хрен нужно было такой классный автобус разрисовывать этой дефективной Псиной - ума не приложу... Автобус назывался "Америка", а по его бортам, под этой скачущей дурой было написано: "Нью-Йорк - Майями". Это Тимурчик мне прочитал. Около автобуса аккуратными рядами стояли самые различные чемоданы. На тротуар их подвозили из глубины отеля на больших тележках два типа в лиловой униформе и с генеральскими фуражками на головах. Один - черный, второй - смуглый. Оба - с радиотелефонами. Ну надо же! У нас в России это признак значительности, а тут швейцары и подносчики багажа с такими телефонами шастают... В багажное отделение автобуса чемоданы загружал как-то одному ему известным способом сам водитель этого автобуса, толстый Человек средних лет, Кевин Стивене, друг-приятель семьи Истлейк. Я вообще заметил, что в Нью-Йорке очень много толстых Людей. Особенно среди черных Женщин и Белых мужчин. Кевин Стивене так обрадовался, когда увидел нас с Тимуром, что бросил, к чертям собачьим, погрузку чемоданов, затащил нас в автобус и заставил нас немедленно съесть по огромному куску яблочного пирога с кленовым сиропом! Приговаривая, что, если его жена, миссис Дороти Стивене, узнает, что Тим недоел хотя бы маленький кусочек этого пирога, который она делала специально для него, - обида будет на всю жизнь!.. Мы смолотили пирог за милую душу, и только после этого Кевин снова пошел загружать чемоданы. Тут же из отеля "Веллингтон" под красно-золотой навес у главного входа стали кучковаться и шведские хозяева этих чемоданов, пожилые, степенные, ухоженные старушки с тщательно завитыми серебряными головками и старики в легкомысленных туристских шляпченках с мордами старых дровосеков и строительных рабочих. Я попросил Тимурчика не говорить мистеру Стивенсу о моей способности вступать в КОНТАКТ. Безумно хотелось спать, а не трепаться всю дорогу с милым, но все-таки посторонним мне Человеком. Ночь у меня была тяжелая, с визитом к Мадам, с небольшими Кото-Крысиными разборками, с назначением Хемфри временно исполняющим обязанности Старшего Кота на время моего отсутствия, с коротким, но бурным трахом с парочкой малознакомых Кошек, ибо моя Беленькая и Пушистенькая никак не могла вырваться из-под крова мистера Могилевского. Он обычно рано ложится спать... Ну, и так далее. Короче, мой недосып прямо валил меня с ног! Потом Тимур поцеловал меня в мою мохнатую щеку и пожал мне лапу, а я облизал всю его физиономию, носившую следы остатков кленового сиропа. И мы распрощались. Тим еще надеялся успеть к третьему уроку. Наврет что-нибудь мистеру Хьюзу или, наоборот, скажет чистейшую правду - и будет прощен. Я забрался на последнее сиденье - Кевин сказал, что оно будет свободно, - и улегся. Рядом был вход в автобусный туалет, а неподалеку стоял здоровенный пластмассовый ящик, весь набитый колотым льдом. А уже во льду было напихано невероятное количество банок с пивом, кока-колой и маленьких бутылочек с минеральной водой. Я еще слышал, как Кевин запирал багажные отделения, как без всякой суетни рассаживались по своим местам старенькие шведы, как Кевин подошел ко мне и спросил: - Ну, как? Устроился? И я, кретин, чуть не ответил ему: "Да, большое спасибо..." Но, слава Богу, вовремя спохватился и промолчал. Только хрипловато муркнул в ответ. И Кевин пошел садиться за свой руль. А вот когда мы уже тронулись, и американская шведка-гид залопотала по-шведски монотонно и без продыху, я закрыл глаза и отрубился в первые же три секунды... ...И стал мне сниться совершенно реалистический сон - никаких кошмарных наваждений, никакой обычной фантастики. Все предельно бытово и заземлено. Всколыхнулись в моем спящем мозгу все запахи той Шуриной малюсенькой квартирки в Бруклине. И снова увидел я наши книги, наши вещи, наши картинки на стенках и по углам на полу, ибо стенок было меньше, чем наших любимых картинок и фотографий... И наша замечательная, старая и раздолбанная, но очень заслуженная пишущая машинка, которая так удивила Рут Истлейк. - Как?!.. - поразилась она. - Он до сих пор пишет на машинке?!.. А почему не на компьютере? Это же намного удобнее!.. Не хотелось мне при всех объяснять Рут, что сегодня в России интеллигентный Человек, который не нашел в себе сил и способностей уйти в какой-нибудь прибыльный бизнес, а тупо продолжает тянуть свою профессиональную гуманитарную лямку, не в состоянии купить себе компьютер или даже пишущую машинку. Как сказал бы Шура, "никаких штанов не хватит"... Всплыли в памяти слова Рут о фотографиях Шуры, и только сейчас, во сне, я понял, что Шура ей очень понравился! Вот когда я вдруг на какой-то чужой очень белой стене неожиданно увидел огромную фотографию Шуры в натуральную величину в тяжелой выпуклой раме, словно Шура в окне сидит. Причем фотография вся цветная, а Шура ужасно бледный - ну, простотаки черно-белый!.. И вдруг замечаю - ШУРИНА ФОТОГРАФИЯ ДЫШИТ!!! Вроде бы даже как-то виновато мне улыбается и пытается что-то сказать... - Громче, Шурик! - кричу я ему. - Здесь плохо слышно... Сплю ведь, а понимаю, что шум автобусного мотора, около которого я лежу в кресле последнего ряда, заглушает Шуру и меня... - Я за тобой еду, Шура!.. - кричу я ему. - Я тебя обязательно найду! Не боись, Шурик, я их всех там подниму на ноги и поставлю на уши! (ужасно мне нравится это выражение!) Ты мне только скажи, что такое ОРАЛЬНЫЙ СЕКС? А сам вдруг замечаю, что на фотографии Шура розовеет, удивленно высовывается из рамы, опирается на нее локтями, словно в окне на подоконник, и так смущенно меня спрашивает: - Боже мой, Мартышка... Где это ты так нахватался?.. - Мы сегодня были в твоей квартире на Оушенавеню в Бруклине, и мне об этом говорил Арни-Арон, Собака Хозяина твоего дома. И замечаю, что вдруг стало очень хорошо слышно!.. Мотор, что ли, выключили? И трясти перестало... Шура еще больше краснеет на фотографии и так сбивчиво, неуверенно отвечает мне: - Видишь ли, Мартын... Дело в том, ну, в общем, оральный секс - это одна из форм... Но тут чувствую, кто-то меня за ухом чешет и голосом Кевина Стивенса говорит: - Филадельфия! Стоим час. Писать, какать, кушать будешь? Я перевернулся на спину, потянулся весь до стона, до хруста, весь врастопырку, зевнул и снова свернулся клубочком в кресле. Вот как проснулся в Филадельфии, так и заснул до самого Вашингтона. Так что про Филадельфию ничего путного сказать не могу. "Америка глазами Кота" не получится... - Дорогие леди и джентльмены! Мы с вами прибыли в столицу Соединенных Штатов Америки Вашингтон. Потом я вам подробнее расскажу об этом замечательном городе. Здесь мы пробудем до послезавтрашнего утра, и у нас очень обширная программа. Однако, прежде чем мы поедем в отель, я хотела бы на пять минут задержаться у самого сердца Америки, у Белого Дома, резиденции всех Президентов Соединенных Штатов, начиная с Джорджа Вашингтона, именем которого и назван этот город. Впереди у нас поездка в. "Маунт Верной", загородное поместье Джорджа Вашингтона, Арлингтонское кладбище с пантеоном Джону Кеннеди, прогулки вокруг Капитолия, музей Аэронавтики (бедненький Тимурчик!..) и посещение Джордж-тауна - старого Вашинтона, и Линкольн-мемориал, и многое другое... А пока оставим наш автобус... Вещи можно не брать. Не забудьте фотоаппараты и видеокамеры. Дамам рекомендую набросить на плечи теплые куртки, - пропела американская шведка-гид по-шведски. "А Конгресс где?!! Едрена вошь!!! Мне Конгресс нужен!.. Я только ради Конгресса и ехал сюда, черт бы вас всех побрал!.. - возмутился я. - Даешь Конгресс, мать вашу в душу!!! " Возмутился я так сильно, так мощно взъярился, что шведская группа стала вдруг странно переглядываться и полубессознательно чуть ли не в один голос заквакала: - А Конгресс?!.. Почему нет Конгресса?.. Хотим Конгресс! Наверное, выброс моей возмущенной энергии был настолько силен, что я вздрючил сразу же чуть ли не половину группы поразительно тихих и спокойных пожилых шведов! Вот уж никогда не думал, что обладаю еще и массовым гипнотическим воздействием!.. Знал ведь, что НЕЗАУРЯДЕН, но что до такой степени?!.. - И Конгресс, разумеется, тоже!.. - поспешила ответить гид. Кевин Стивене запер все двери автобуса и пошел размяться вместе с группой. Я, естественно, помчался за ним. Как всегда после долгого сна, мне дико хотелось писать и жрать! С первой потребностью я справился довольно легко: обоссал какой-то кустик по дороге, пока наша шведская группа дисциплинированно стояла перед красным светофором. Облегчившись, я огляделся. Бог мой, как этот город похож на наш! Ни тебе небоскребов, ни столпотворения людей и машин, и дома все такие красивые, так напоминающие центр Ленинграда, что просто сердце сжалось!.. И улицы такие широкие. А через улицу вдруг живая Белка с Бельчатами идет! И все автомобили остановились - пропускали Белку. А эта стерва идет себе и ухом не ведет. А за нею - четверо Бельчат. Хотел я их было пугнуть, а потом пожалел. Спрятался за ноги Кевина, чтобы они меня не увидели и не обгадились бы сами со страху. Раз Белка может со своим потомством ходить вот так по городу, переполненному всякими опасностями для маленьких Существ, значит, это прекрасный город! И правильно, что Президенты именно здесь живут. Здесь-то поспокойнее, чем в Нью-Йорке. А в спокойствии всегда лучше думается. И добрее. На другой стороне улицы меня чуть с ног не сбил невероятной силы сосисочный дух! Шел он от небольшой тележки, на ней сосиски и жарились. Жарил их длинный черный парень в белой и грязной куртке, запихивал в длинную булочку, поливал чем-то красным или чем-то желтым и продавал. Около него стояли еще трое черных парней: все в коже, черных очках, золото повсюду и изо всех мест торчит, по нескольку цепей на шеях, кольца на всех пальцах у каждого, в ноздрях, в ушах, в губах - повсюду кольца!.. Жрут, гады, эти сосиски, чавкают, звякают своим золотом и треплются с продавцом. А тот тоже, видать, из их компахи: одна половина головы выкрашена в желтый цвет, другая - в сиреневый. Все четверо были так увлечены трепотней и жареными сосисками, да еще и что-то алкогольное, судя по запаху, хлебали из бумажных пакетов... То есть не из пакетов, конечно, а из бутылок, спрятанных в пакеты. Вот, кстати, моя первая претензия к Америке! Ну какого хрена нужно прятать бутылку с алкоголем в бумажный пакет? А то непонятно, чего он делает?!.. Ну что за вонючее ханжество? Из "горла", как говорят у нас, видишь ли, нельзя, а запихни бутылку в пакет и будь здоров - лакай хоть до усрачки. По-моему, это их слабая сторона. Так вот, эти черненькие ребятишки так самозабвенно "задвигались" из пакетов и жрали сосиски, что я совершенно беспрепятственно, и даже не особенно таясь, слямзил из картонной коробки, стоявшей под тележкой, еще не жареную, но уже готовую к употреблению огромную сосисищу! Они все четверо даже не рюхнулись... И побежал за Кевином Стив