о деревьях издавна считалась на Терре искусством. Его азам меня научила бабушка. Я не занимался им с тех пор, как присоединился к экюменам. Гамане тоже хорошие садовники. Вчера двое из них показывали мне водопад. Разве это было вчера? Хотя какая разница? Время больше не имело продолжительности -- только интенсивность. Время стало узором, сотканным из интервалов и пауз. Шан взглянул на дерево, осознавая внутренние ритмы ствола и гармоничные интервалы ветвей. Года -- цветы, миры -- плоды... -- Забота о деревьях сделала меня поэтом, -- сказал он, поворачиваясь к Далзулу. -- Что-нибудь не так? Взгляд командира походил на подпрыгнувший пульс, фальшивую ноту, ошибочный шаг при танце. -- Я не знаю, -- ответил Далзул. -- Давай посидим немного. Они устроились в тени балкона на каменных ступенях. -- Наверное, я слишком сильно полагался на свою интуицию, стараясь понять этих людей, -- сказал Далзул. -- Я следовал чутью, а не сдержанности; изучал язык из уст, проходя мимо книг... Не знаю. Что-то пошло не так. Слушая командира, Шан смотрел на его сильное и красивое лицо. Неистовый солнечный свет покрыл загаром белую кожу, окрасив ее в более человеческие тона. Далзул был одет в рубашку и штаны, но его седые волосы свободно спадали на плечи, как у всех местных мужчин. Он носил на голове узкий обруч, сплетенный из золота, и тот придавал ему варварский величественный вид. -- Да, они варвары, -- сказал Далзул, в который раз угадывая мысли Шана. -- Возможно, еще более примитивные и жестокие, чем я думал раньше. Этот королевский сан, которым они решили меня наделить... Боюсь, он означает не только почести и священнодействия. Я понял, что здесь замешана политика. Согласившись стать их королем, я, похоже, нажил себе соперника. Врага! -- И кто он? -- Акета. -- Я не знаю его. Он живет во дворце? -- Нет. Этот человек не из окружения Виаки. По-видимому, он был в отъезде, когда я появился здесь в прошлый раз. Насколько я понял Виаку, этот Акета считает себя наследником престола и законным супругом принцессы. -- Принцессы Кет? Шан еще не встречался с принцессой. Надменная и красивая женщина всегда оставалась на своей половине дворца, и даже Далзул навещал ее только по разрешению. -- А что она сама говорит об Акете? Разве принцесса не на вашей стороне? Ведь это она выбрала вас, а не вы ее. -- Она говорит, что я буду королем -- что это неизменное решение. Но Кет неверна мне. Она покинула дворец. И насколько я знаю, она ушла в доме Акеты! О, мой Бог! Неужели во вселенной есть мир, где мужчины понимают женщин? -- Да, это Гезен, -- ответил Шан. Далзул засмеялся, но его лицо осталось мрачным и напряженным. -- Ты и Тай партнеры, -- помолчав, сказал он Шану. -- Возможно, в этом ответ. В своих отношениях с любой из женщин я никогда не достигал момента единения. Я не знал, что ей нужно в действительности, и кто она на самом деле. А что если смириться? Может быть тогда и придет эта близость? Шана затронуло, что Далзул, прославленный герой и повидавший жизнь мужчина, задавал ему такие вопросы. -- Не знаю, -- ответил он. -- Мы с Тай... Я чувствую ее как свою половинку. Но любовь -- это путаное дело. Что же касается принцессы... Риель и Форист изучают язык и беседуют со многими людьми. Спросите у них? Они сами женщины и, возможно, уловили какие-то нюансы. -- Они -- трансвиститки. Именно поэтому я и выбрал их. С двумя настоящими женщинами психологическая динамика могла бы усложниться. Шан промолчал. Он почувствовал какое-то недопонимание, будто что-то важное вновь оказалось пропущенным. Интересно, подумал он, знает ли командир о моих сексуальных пристрастиях до встречи с Тай. -- А что если Кет ревнует меня к Форист или Риель? -- задумчиво сказал Далзул. -- Или даже к обеим? Она может воспринимать их, как моих сексуальных партнерш. Ревность женщины -- это змеиное гнездо! Но как мне объяснить принцессе, что они ей не соперницы? Для успешного полета нам требовался согласованный экипаж. Конечно, я предпочел бы иметь дело с мужчинами, но мне пришлось подстраиваться под старейшин Хайна -- а это, в основном, пожилые женщины. Я пригласил в команду вас и Тай, женатую пару. И когда ваша партнерша отказалась, эти две подруги показались мне лучшим решением. Они прекрасно справляются со своими обязанностями, но я сомневаюсь, что им захочется делиться со мной своими потаенными мыслями, которые блуждают в их умах и гормонах. Тем более, о такой сексуальной женщине, как принцесса. Шан снова почувствовал тревожный пульс несоответствия. Пытаясь избавиться от путаницы в голове, он потер ладонь о шершавый камень ступени. -- Если этот королевский сан связан с политикой, а не с религией, -- сказал он, возвращаясь к первоначальной теме, -- то может быть вам просто... отвести свою кандидатуру? -- Политика и религия всегда идут бок о бок. Теперь только бегство может избавить меня от их предложения. А что? Сядем в корабль, используем чет и вернемся в Порт Ве. -- Мы можем перелететь на "Гэльбе" в любую часть планеты, -- напомнил Шан. -- Заодно посмотрим, как люди живут в других городах. -- Судя по тому, что рассказал мне Виака, уход Кет -- это не просто измена. Ее поступок вызван расколом религиозной общины. Если Акета придет к власти, он натравит своих последователей на Виаку и его людей. Они говорили мне, что для истинной и священной персоны короля необходимо кровавое жертвоприношение. Религия и политика! Почему я был настолько слеп? Почему я позволил мечте заслонить реальность? Мне казалось, что мы нашли примитивный идиллический мир, а он оказался жестоким скопищем варваров. Здесь господствуют интриги и разврат! И у них остры не только секаторы, но и боевые мечи! Внезапно его лицо озарила улыбка, а светлые глаза засияли. -- Но эти люди прекрасны! Они воплощают в себе все, что мы утеряли среди книг, индустрии и науки. Они так непосредственны и чисты, так страстны и реальны в своих порывах. Я люблю их, и если они решили сделать меня своим королем, мне просто придется занять этот трон, надев на голову корзину из перьев. А пока я должен разобраться с Акетой и его командой. Единственный подход к нему возможен через нашу мрачную принцессу. Я нуждаюсь в вашей помощи, Шан. Сообщайте мне все, что вам удастся узнать. -- Если вам нужна моя помощь, сэр, вы ее получите, -- растроганно ответил Шан. Проводив командира, он решил сделать то, что Далзулу не позволяла его странная гетеросексуальная предвзятость. Он отправился к Форист и Риель, чтобы попросить у них совета. Шан вышел из дома и зашагал через шумный ароматный рынок, пытаясь вспомнить, когда он был здесь в последний раз. С тех пор прошло уже несколько дней. А чем он занимался? Работал в садах, поднимался на гору Йянанам к водопаду, где стояла динамо-машина... И где он видел другие города! А его секатор был стальным. Значит эти люди выплавляли сталь! Но где тогда их литейный цех? Возможно, они получали ее в обмен на продукты. Ум, как медленный жернов, перемалывал вопросы в бессмысленную труху. Шан вошел в уютный дворик и увидел Форист, которая сидела на террасе и читала книгу. -- О, -- воскликнула она. -- Гость с другой планеты! Как же давно он здесь не был. Дней восемь или десять? -- Где ты пропадала? -- спросил Шан, стараясь скрыть за словами смущение. -- Сидела здесь и ждала тебя. Риель! Форист посмотрела на балкон. Над перилами приподнялись несколько голов, одна из которых, с курчавыми волосами, радостно закричала: -- Шан! Я сейчас спущусь! Риель принесла с собой горшочек с семенами типу -- вездесущим лакомством Ганам. Они сели на террасе -- лица в тени, остальное на солнцепеке -- и начали щелкать семена. Типичные антропоиды, как сказала Риель. Она встретила Шана с дружеской теплотой. Но обе женщины вели себя настороженно. Они наблюдали за ним и ни о чем не спрашивали, будто ожидали увидеть признаки... Признаки чего? Сколько же дней он не встречался с ними? Его тело содрогнулось от внезапной тревоги. Ритм мира нарушился, и этот пропущенный такт был таким основательным, что Шан уперся руками в теплый песчаник. Неужели землетрясение? А что, успокаивал он себя. Город построен между двумя вулканами. Пусть они спят, но толчки иногда сотрясают землю. От стен отваливаются куски глины, с крыш летит оранжевая черепица... Форист и Риель внимательно смотрели на него. Почва не тряслась, и ничего не падало. -- У Далзула возникла проблема, -- сказал он. -- Она должен была возникнуть, -- нейтральным тоном ответила Форист. -- В городе объявился претендент на трон -- наследник или просто авантюрист, стремящийся к власти. Принцесса ушла к нему. Но она по-прежнему говорит Далзулу, что тот будет королем. Если его соперник взойдет на престол, он уничтожит всех, кто стоит на стороне Виаки и Далзула. Наш командир надеется избежать кровопролития и пытается решить эту неприятную ситуацию. -- О, он бесподобен в своих решениях, -- сказала Форист. -- Тем не менее, Далзул чувствует, что он попал в тупик. Ему не понятна та роль, которую играет принцесса. Я думаю, что это самая большая из его проблем. Поведение принцессы остается для меня загадкой. Но может быть вы догадываетесь о том, почему она сначала бросилась в объятия Далзула, а затем ушла к его сопернику? -- Подожди. Ты говоришь о Кет? -- осторожно спросила Риель. -- Да, он называет ее принцессой. А разве это не так? -- Я не знаю, что Далзул подразумевает под этим словом. Оно имеет множество вторичных значений. Если мы остановимся на определении "королевская дочь", то оно не будет соответствовать истине. Здесь нет королей. -- Да, в настоящее время... -- Вообще, -- сказала Форист. Шан подавил вспышку гнева. Он устал быть непонятливым мальчиком. Впрочем, Форист всегда отличалась своего безжалостной категоричностью. -- Послушайте, -- сказал он, обращаясь к обеим женщинам, -- я, наверное, чего-то не знаю. Просветите меня. Мне казалось, что прежний король скончался, оставив после себя единственную дочь. Народ решил найти ей достойного супруга, и в это время с небес к ним спустился Далзул. Его чудесное появление было воспринято как божественное указание. Вот тот мужчина, кто будет держать скипетр, сказали они. Разве это не так? -- Насчет божественного указания ты, возможно, прав, -- сказала Риель. -- Это определенно относилось к священным вопросам. Она нерешительно взглянула на Форист, и Шан понял, что обе женщины разделяли одно и то же мнение. Но в данный момент они не хотели принимать его в свой круг. Они больше не были одной командой. Что означала эта странная отчужденность? -- А кто соперник Далзула? -- спросила Форист. -- Кто претендент на престол? -- Мужчина по имени Акета. -- Акета?! -- Вы знаете его? Они снова переглянулись друг с другом. Форист повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. -- Мы вышли из синхронизации, Шан, -- сказала она. -- Я подозреваю, что у нас возникла чет-проблема. Какая-то разновидность хаотического переживания, которое ты имел на "Шоби". -- Здесь? Сейчас? После того, как мы пробыли на планете дни и недели? -- Где здесь? -- бесстрастно спросила Форист. Шан похлопал ладонью по каменной плите. -- Смотри! Мы находимся во дворе вашего дома. Тут нет и намека на хаотическое переживание. Мы разделяем эту реальность -- разделяем ее когерентно, созвучно! Мы сидим на террасе и едим семена типу! -- Я тоже в этом убеждена, -- ласково сказала Форист, словно Шан был больным капризным ребенком. -- Но, возможно, мы... переживаем эту реальность немного иначе. -- Это происходит со всеми, где угодно, -- возразил он ей. Форист придвинула к нему книгу, которую читала, когда он вошел. Томик стихов в изящном переплете? Но на "Гэльбе" не было книг! Плотная коричневая бумага... Такие древние рукописные книги он видел в терранской библиотеке Нью-Каира. Не том, а кирпич, подушка, корзина. Книга на незнакомой письменности, на незнакомом языке, с резными деревянными обложками и золотыми шарнирными петлями. -- Что это? -- почти неслышно спросил Шан. -- Священная история городов под Йянанамом, -- ответила Форист. -- Так нам сказали. -- Одна из их книг, -- добавила Риель. -- Они неграмотные варвары, -- возразил он. -- Лишь некоторые из них, -- ответила Форист. -- Вернее, многие, -- сказала Риель. -- Однако все торговцы и жрецы умеют читать. Эту книгу дал нам Акета. Мы обучаемся у него языку и письменности. Он превосходный учитель. -- Мы считаем, что он ученый и жрец, -- пояснила Форист. -- В этом городе есть люди, которые выполняют особые функции. Эти обязанности настолько связаны с религией, что мы могли бы назвать их духовными, но на самом деле они больше похожи на ремесла, профессии и занятия. Они очень важны для гаман и всей структуры общества. Для каждой из них требуется свой определенный человек. Если они остаются вакантными, ситуация выходит из-под контроля. Это как если бы ты имел талант, не использовал его и в результате страдал расстройством психики. Многие функции приурочены к сезонным событиям -- например, роли, которые люди выполняют на ежегодных праздниках. Но некоторые обязанности действительно очень важны и престижны -- причем, предназначены только для мужчин. По нашему мнению, местные мужчины обретают свой статус лишь после того, как принимают на себя какую-нибудь вакантную духовную обязанность. -- Мужчины выполняют в городе основную работу, -- возразил Шан. -- Зачем им какой-то статус, если от них и так все зависит? -- Я не знаю, -- ответила Форист. Нехарактерная для нее любезность подсказала Шану, что он еще не взял над собой контроль. -- Мы считаем, что это общество лишено полового доминирования. Здесь нет разделения труда по половым признакам, хотя из всех видов брака наиболее общим является многомужие -- по два-три мужа на семью. Многие женщины вообще не вступают в гетеросексуальные связи, потому что склонны к ихеа -- групповым гомосексуальным отношениям с тремя, четырьмя или более подругами. Интересно, что среди мужчин ничего подобного не наблюдается... -- Проще говоря, у принцессы Далзула есть несколько мужей, и Акета входит в их число, -- сказала Риель. -- Между прочим, его имя переводится как "первый и родовой муж Кет". Родовая связь говорит о том, что их предки появились из одного и того же вулкана. Во время предыдущего визита Далзула он по каким-то делам находился в долине Спонта. -- Мы считаем, что Акета занимает очень высокий духовный пост. Возможно, это объясняется тем, что он муж Кет, а она здесь очень важная персона. Судя по всему, его статус является самым престижным среди мужчин. И нам кажется, что местные мужчины наделяются статусом для компенсации их ущербности -- ведь они не могут рожать детей. Шан снова почувствовал порыв гнева. По какому праву эти женщины читали ему лекцию о половых различиях и маточной зависти? Ярость, как морская волна, наполнила его соленой злобой, затем отхлынула и исчезла. Рядом с ним сидели его хрупкие сестры, и солнечные пятна играли на каменных плитах. Он посмотрел на странную тяжелую книгу, раскрытую на коленях Форист, и спросил: -- О чем в ней говорится? -- Я знаю лишь несколько слов. Акета дал нам ее, как учебное пособие. В основном, я рассматриваю картинки. Как маленькая девочка. Перелистнув страницу, она показала ему небольшой золотистый рисунок: мужчины в изумительно красивых нарядах и головных уборах танцевали под пурпурными склонами Йянанама. -- Далзул считает, что они еще не придумали письменность. Он должен увидеть это. -- Он уже видел их книги, -- ответила Риель. -- Но... Шан замолчал, не зная, что сказать. Риель положила ладонь на его плечо и задумчиво произнесла: -- Давным-давно на Терре один из ранних антропологов посетил удаленное и изолированное арктическое племя. Он выбрал самого смышленого из мужчин и забрал его с собой в огромный город Нью-Йорк. Невероятно, но наибольшее впечатление на этого дикаря произвели два каменных шара, украшавшие парадную лестницу отеля. Он ликовал, осматривая их, и его не интересовали высотные здания, машины и улицы, заполненные людьми... -- Мы полагаем, что чет-проблема основывается не только на впечатлениях, но и ожиданиях, -- сказала Форист. -- Какая-то часть нашего сознания намеренно создает смысл мира. Мы смотрим на хаос, выискиваем отдельные фрагменты и строим из них свой мир. Так поступают дети, и так поступаем мы. Люди отфильтровывают большую часть того, о чем рапортуют их чувства. Мы сознательны только к тому, что хотим осознавать. При чете вся вселенная растворяется в хаос, и когда мы выходим из него, нам приходится реконструировать мир. Мы хватаемся за все, что узнаем. Но стоит нам уцепиться за какой-то фрагмент мироздания, как остальное само пристраивается к нему. -- Каждый из нас может сказать "я", и это породит бесконечное число сентенций, -- добавила Риель. -- Но уже следующее слово начинает выстраивать непреложный синтаксис. "Я хочу... " При последнем слове в нашем утверждении вообще не может быть хаоса. Хотя при этом приходится использовать только те слова, которые мы знаем. -- Благодаря этому мы и вышли из хаотических переживаний на "Шоби", -- сказал Шан. У него внезапно заболела голова. Боль сплелась с пульсом и прерывисто застучала в обоих висках. -- Чтобы не сойти с ума, мы конструировали синтаксис происходящего. Мы рассказывали друг другу нашу историю. -- И старались рассказывать ее правдиво, -- напомнила Форист. -- Ты считаешь, что Далзул нам лгал? -- спросил Шан, массируя виски. -- Нет. Но что он рассказывал? Историю Ганам или историю Далзула? Простые люди, похожие на детей, провозгласили его королем. Прекрасная принцесса предложила себя ему в жены... -- Но она действительно предложила себя... -- Это ее работа. Ее обязанность. Она здесь верховная жрица. Ее титул "анам" Далзул перевел как "принцесса", но мы считаем, что данное слово означает "землю". Понимаешь? Землю, почву, мир. Она -- земля Ганам, которая с честью приняла чужеземца. И это действие потребовало какую-то ответную функция, которую Дарзул интерпретировал как "королевский сан". Но они не имеют королей. Ему предлагается какая-то священная роль -- возможно, супруга Анам. Не мужа Кет, а духовного супруга! И только в те моменты, когда она выступает в роли Анам. Жаль, что мы не знаем всех деталей. Боюсь, Далзул не понимает, какую ответственность он берет на себя. -- Между прочим, мы тоже можем находиться в чет-проблеме, -- сказала Риель. -- Ничуть не меньше Далзула. Но как нам убедиться в этом? -- Помогло бы сравнение записей, -- ответила Форист. -- Наших и твоих. Шан, ты нам нужен. Они все говорят одно и то же, подумал он. Далзулу нужна моя помощь. И этим тоже. А как я им могу помочь? Я не понимаю, куда мы попали. Мне ничего не известно об этом мире. Я только могу сказать, что камень под моей ладонью кажется теплым и шершавым. И еще я знаю, что эти две умные красивые женщины пытаются быть честными со мной. И еще я знаю, что Далзул великий человек, а не глупец, эгоист и лжец. Я знаю, что камень шершавый, солнце горячее, а тень прохладная. Я знаю сладковатый вкус зерен типу, их треск на зубах. Я знаю, что когда Далзулу исполнилось тридцать, ему поклонялись как Богу. Пусть даже он и отрицал это поклонение, но оно изменило его. И теперь, постарев, он помнил, что значит быть королем... -- У вас есть какие-нибудь сведения о том духовном сане, который ему предстоит принять? -- хрипло спросил Шан. -- Ключевым словом является "тодок" -- посох, жезл или скипетр. Титул произносится как "тодогай" -- тот, кто держит скипетр. Таким образом Далзул имеет право держать в руках какой-то жезл. Он перевел этот титул как "король". Но мы не думаем, что данное слово означает человека, имеющего власть. -- Повседневные решения принимаются советниками, -- сказала Риель. -- Жрецы же обучают людей, проводят церемонии и... содержат город в духовном равновесии? -- Иногда их ритуалы требуют кровавых жертв, -- добавила Форист. -- Мы не знаем, что именно придется сделать Далзулу. Но ему лучше выяснить это заранее. Шан огорченно вздохнул. -- Я чувствую себя как глупец, -- сказал он. -- Из-за того ты влюблен в Далзула? Черные глаза Форист смотрели прямо ему в лицо. -- Я уважаю тебя за это, Шан. Но думаю, он нуждается не в любви, а в помощи. Выходя из ворот, он чувствовал, как Форист и Риель провожали его взглядами. Он медленно шагал по каменным плитам, ощущая их нежную заботу, соучастие и общность. Шан направился к рыночной площади. Мы должны собраться вместе и пересказать друг другу нашу историю, говорил он себе. Но слова казались поверхностными и пустыми. Я должен слушать, повторял он в своих мыслях. Не беседовать, не говорить, а слушать. Стать безмолвным. И он слушал, шагая по улицам Ганам. Он пытался думать, чувствовать, видеть своими глазами, быть самим собой в этом мире -- в этом, а не в мире, который придумали он, Далзул, Риель и Форист. Он пытался принять эти непокорные и неизменные горы, камни и глину, сухой прозрачный воздух, дышащие тела и мыслящие умы. Продавец в одной краткой музыкальной фразе расхваливал свой товар. Пять нот, чарующий ритм, ТАтаБАНаБА, и после равной паузы та же фраза. Снова и снова, сладко и бесконечно. Мимо него прошла женщина. Шан рассмотрел ее до мельчайших подробностей, буквально за одно мгновение: низкорослую, с мускулистыми руками, с озабоченным выражением широкого лица, с тысячью мелких морщинок, отпечатанных солнцем на глиняной гладкости кожи. Она прошла мимо, не замечая его, будучи сама собой, без конструирования реальности, без перекрестных проверок, недосягаемая, чужая и абсолютно непонятная. Значит пока все правильно. Грубый камень, согревавший ладонь, такт на пять ударов, и маленькая женщина, ушедшая по своим делам. Но это было только началом. Я сплю, подумал он. С тех пор как мы оказались здесь. И это не кошмар, как на "Шоби", а хороший, сладкий и тихий сон. Но кому он принадлежит -- мне или Далзулу? Все время оставаясь рядом с ним, глядя на мир его глазами, встречая Виаку и других, празднуя на пирах и слушая музыку... Изучая их танцы, изучая игру на барабанах и ганамскую кулинарию... Подрезая деревья в садах... Сидя на террасе и щелкая семена типу... Это солнечный сон, наполненный музыкой, деревьями, дружелюбием и мирным уединением. Мой добрый сон, удивительный и противоречивый. Без королевской власти, без прекрасной принцессы, без претендентов на трон. Я ленивый человек, с ленивыми снами. Мне нужна Тай. Чтобы она разбудила меня, раздразнила, заставила жить. Я нуждаюсь в этой сердитой женщине -- в моем милом и строгом друге. Впрочем, ее могут заменить Риель и Форист. Они любят меня, несмотря на мою леность. Они способны выбить лень из любого мужчины. В его уме возник странный вопрос. Знает ли Далзул, что мы тоже здесь? Вполне понятно, что Риель и Форист не существуют для него, как женщины. Но существую ли я для него как мужчина? Он даже не стал искать ответ на этот вопрос. Я должен встряхнуть его как следует, подумал он. Ввести в гармонию какую-то толику диссонанса, синкопировать ритм. Я приглашу его к ужину и поговорю с ним начистоту, решил Шан. x x x Несмотря на свой внушительный вид зрелого мужчины, с ястребиным носом и свирепым лицом, Акета оказался очень мягким и терпеливым учителем. -- Тодокью нкенес эбегебью, -- с улыбкой повторил он пятый раз. -- Скипетр... чем-то... наполняется? Господством свыше? Он что-то воплощает? -- спрашивала Форист. -- Связан с чем-то... символизирует? -- шептала Риель. -- Кенес! -- сказал Шан. -- Электричество. Вот слово, которое мои спутники использовали, описывая генератор тока. Сила! -- Значит скипетр символизирует силу? -- спросила Форист. -- Вот так откровение! Дерьмо! -- Дерьмо! -- повторил Акета. Ему понравились звуки этого слова. -- Дерьмо! Дерь-мо! Используя искусство мима, Шан в танце изобразил вулкан и водопад. Затем он начал имитировать движение колес, плеск струй и жужжание динамо-машины. Шан ревел, пыхтел и издавал различные звуки, не обращая внимание на недоуменные взгляды женщин. В интервалах между новыми взмахами рук он, как встревоженная наседка, выкрикивал одно и то же слово. -- Кенес? Это кенес? Улыбка Акеты стала еще шире. -- Соха, кенес, -- согласился он и жестами показал скачок искры от кончика пальца к другому. -- Тодокью нкенес эбегебью. -- Скипетр означает и символизирует электричество! -- сказал Шан. -- Теперь все ясно. Если человек принимает скипетр, он становится жрецом электричества. Мы знаем, что Акета -- жрец библиотеки, Агот -- календарной жрец. А тут у них появится еще один коллега. -- Это имеет смысл, -- согласилась Форист. -- Но почему они избрали своим главным электриком Далзула? -- спросила Риель. -- Потому что он спустился с неба, как молния! -- ответил Шан. -- А разве они выбирали его? -- спросила Форист. Какое-то время все молчали. Акета, внимательный и терпеливый, смотрел на них, ожидая продолжения разговора. -- Как будет "выбор"? -- спросила Форист у Риель. -- Сотот? Она повернулась к их учителю. -- Акета. Дазу... нтодок... сотот? Тот печально вздохнул и, кивнув головой, ответил: -- Соха. Тодок нДазу ойо сотот. -- Да. Это скипетр избрал Далзула, -- прошептала Риель. -- Ахео? -- спросил Шан. -- Почему? Но из объяснений Акеты им удалось понять лишь несколько слов: земля, обязанность, священный ритуал. -- Анам, -- повторила за ним Риель. -- Кет? Анам Кет? Черные, как смоль, глаза Акеты встретились с ее взглядом. Полнота его молчания сковала терранцев нерушимыми узами безмолвия. И когда он, наконец, заговорил, их поразила печаль его слов. -- Ай Дазу! Ай Дазу кесеммас! Акета встал, и они, следуя ритуалу вежливости, тоже поднялись на ноги, поблагодарили его за учение и вышли из дома. Как послушные дети, подумал Шан. Прилежные ученики. Но какое знание они изучали? x x x Тем вечером он сидел на террасе и играл на маленьком гаманском бубне, а Абуд, уловив знакомый ритм, напевал ему тихую песню. -- Абуд, мету? -- спросил Шан. -- Объяснишь мне слово? -- Соха, -- ответил его собеседник, привыкший к этому вопросу за последние несколько дней. Этот печальный юноша терпел все странности чужеземца. А может быть просто не замечал их, как думал сам Шан. -- Кесеммас, -- сказал он. -- О-о! -- произнес Абуд, затем медленно повторил "кесеммас" и начал говорить что-то совершенно непонятное. Шан скорее наблюдал за ним, чем пытался уловить слова. Он смотрел на жесты и лицо, прислушивался к тону. Земля, низ, тихо, копать? Гамане хоронили своих мертвых. Значит мертвый, смерть? Шан мимикой изобразил умиравшего человека, но Абуд нарочито отвернулся. Он никогда не понимал его шарад. Пожав плечами, Шан снова поднял бубен и воспроизвел тот танцевальный ритм, который услышал на вчерашнем празднике. -- Соха, соха, -- похвалил его Абуд. x x x -- Я еще никогда не беседовал с Кет, -- сказал Шан командиру. Ужин удался на славу. Он сам приготовил его при содействии Абуда, который помог ему не пережарить фирменное блюдо. Полусырая фезуни, смоченная свирепым перцовыми соусом, оказалась просто восхитительной. Как всегда, в присутствии Далзула застенчивый Абуд сохранял почтительное молчание. Отведав пищи, он церемонно раскланялся с ними и ушел в свою комнату. Шан и Далзул остались на террасе, в объятиях пурпурных сумерек. Сидя на маленьких ковриках, они щелкали семена типу, пили ореховое пиво и любовались сияющими точками звезд, которые медленно проявлялись на небе. -- Все мужчины для нее являются табу, -- ответил Далзул. -- Кроме короля, которого она избрала. -- Но она замужем, -- произнес Шан. -- Разве вы не знали? -- О, нет! Принцесса должна оставаться девственной и ждать своего избранника. А потом она будет принадлежать только ему. Это иерогамия -- священный брак. -- Гамане предпочитают многомужие, -- как бы между прочим сказал Шан. -- Ее союз с моим соперником стал фундаментальным нарушением королевского церемониала. Фактически, ни она, ни я не имеем реального выбора. Вот почему ее неверность вызывала столько проблем. Она пошла против правил общества. Далзул поднял чашу с пивом и сделал большой глоток. -- Что заставило их выбрать меня королем в первый раз? Мое эффектное сошествие с неба. И наш вторичный прилет лишь испортил их отношение ко мне. Я нарушил правила, улетев от принцессы. Но что хуже всего -- я вернулся не один. Когда необычная персона спускается с небе, это нормальное явление. Но когда их четверо, когда они делятся на мужчин и женщин, лопочут на детском языке, задают глупые вопросы, едят, пьют и испражняются, это уже беда. Мы не ведем себя как святые. И они отвечают нам тем же -- нарушением правил и норм. Примитивные представления о мире очень жесткие. Они ломаются при любом напряжении. Мы внесли в это общество совершенно недопустимый элемент распада. И во всем виноват только я. Шан огорченно вздохнул. -- Это не ваш мир, сэр, -- сказал он командиру. -- Это мир гаман. И они сами несут за него ответственность. Он смущенно прочистил горло. -- Лично мне они не кажутся примитивными. Эти люди пользуются письменностью и стальными предметами. Им знакомы принципы электричества, а их социальная система выглядит настолько гибкой и стабильной, что Форист... -- Я по-прежнему называю ее принцессой, хотя недавно понял, что этот термин неточен, -- сказал Далзул, опуская пустую чашу. -- Мне следовало бы назвать ее королевой. Кет -- королева Ганам. Или королева гаман. Она говорит, что "Ганам" переводится как соль самой планеты. -- Да, Риель сказала... -- Так что в этом смысле она является Землей, а я -- Космосом, то есть Небом. Мой прилет в этот мир создал божественную связь, мистический союз огня и воздуха с солью и водой. Мифология древних воплотилась в живой плоти. Она не может отвернуться от меня. Ее отказ нарушит весь порядок мироздания. Ибо если отец и мать находятся в единении, их дети послушны, счастливы и здоровы. Ответственность родителей абсолютна и безоговорочна. Не мы их выбираем, а они выбирают нас. И поэтому ей придется выполнить свой долг перед людьми. -- Риель и Форист выяснили, что она уже несколько лет находится в браке с Акетой. А от второго мужа у нее родилась дочь. Шан удивился своему охрипшему голосу. Его рот был сухим, а сердце стучало, словно после сильного испуга. Но чего он боялся? Стать непокорным? -- Виака сказал, что он может вернуть ее во дворец, -- сказал Далзул. -- Однако это чревато бунтом во фракции претендента. -- Командир! -- закричал Шан. -- Кет -- женатая женщина! Как жрица Земли, она выполнила свой долг перед вами и вернулась в семью! Все кончено! Неужели не ясно? Акета -- ее муж, а не ваш соперник. Ему не нужны ни скипетр, ни корона, ни другие символы власти! Далзул молчал, и сгущавшиеся сумерки скрывали выражение его лица. Шан был в отчаянии. -- Пока мы не узнали обычаи этого общество, вам лучше отступить. Не позволяйте Виаке похищать Кет из дома. -- Я рад, что вы поняли это, -- сказал Далзул. -- И хотя мне уже не избавиться от своей вовлеченности в текущие события, мы не должны вмешиваться в вероисповедание этих людей. Увы, но власть налагает ответственность! Мне пора уходить. Спасибо за приятный вечер, Шан. Мы по-прежнему можем петь в унисон, как члены экипажа, верно? Он встал и помахал рукой. -- Спокойной ночи, Форист. До скорой встречи, Риель. Похлопав Шана по спине, Далзул прошептал: -- Спасибо вам, Шан. Спокойной ночи! Он зашагал через двор -- легкая прямая фигура, белый отблеск в темноте под яркими звездами. x x x -- Я думаю, мы должны забрать его на корабль. Понимаешь, Форист, его иллюзии усиливаются с каждым днем. Шан сжал кулаки до треска в костяшках пальцев. -- Он будто грезит. Как, возможно, и я. Но ведь мы втроем находимся в одинаковой реальности... Или это тоже вымысел? Форист мрачно кивнула. -- Чет-проблема становится все запутаннее и сложнее, -- сказала она. -- Похоже, ты прав, и "кесеммас" действительно означает смерть или убийство... Риель считает, что это жестокая казнь. Недавно, у меня было ужасное видение, в котором бедняга Далзул совершал ужасное жертвоприношение. Перерезая горло невинному ребенку, он верил, что изливает на алтарь благовонное масло и разрезает ритуальную ленту. Мне бы очень хотелось вырвать его из этого мира. И вырваться самой. Но как? -- А если мы трое пойдем к нему... -- И поговорим об этом? -- с сарказмом спросила Форист. x x x Чтобы увидеться с Далзулом, им пришлось простоять полдня перед домом, который их командир называл дворцом. Старик Виака, встревоженный и нервный, пытался отослать незванных гостей, но они продолжали настаивать на встрече. В конце концов, Далзул вышел во двор и приветствовал Шана. Он не воспринимал присутствия Риель и Форист, и если поступал так притворно, то это могло претендовать на непревзойденное исполнение роли. Он совершенно не обращал внимание на слова двух женщин и не осознавал их прикосновений. Шан начал сердиться. -- Командир! Форист и Риель тоже здесь. Взгляните! Вот они! Далзул посмотрел в том направлении, куда указывал Шан, и снова повернулся к нему. На его лице было такое ошеломляющее сострадание, что Шан на всякий случай сам взглянул на женщин. На миг ему показалось, что это он находился в плену галлюцинаций. -- Настало время возвращаться, -- мягко и ласково сказал Далзул. -- Вы согласны? -- Да... Думаю, мы должны вернуться. Слезы жалости, облегчения и стыда обожгли ему глаза и перекрыли горло. -- Надо улетать. Наша затея не удалась. -- Скоро полетим, -- сказал Далзул. -- Теперь уже скоро. Не волнуйтесь, Шан. Ваша тревожность объясняется возросшими аномалиями восприятия. Отнеситесь к этому спокойно, как в начале нашей экспедиции. И помните, вы в полном порядке. Как только пройдет коронация... -- Нет! Мы должны улететь сейчас... -- Шан, по воле случая я взял на себя несколько обязательств и должен их выполнить. Если я отрекусь от них, фракция Акеты оголит мечи... -- У Акета нет меча, -- пронзительным и громким голосом сказала Риель. Шан никогда еще не видел ее в такой истерике. -- У этих людей нет мечей! Они их не делают! Однако Далзул продолжал говорить о своем: -- Как только церемония закончится, и королевская власть будет провозглашена, мы улетим домой. Ритуал займет от силы час, а потом я вернусь и отвезу вас в Порт Ве. Или вообще в анти-время, как говорят шутники. Прошу, перестаньте тревожиться о том, что никогда не было вашей проблемой. Это я втянул вас в нее. Все под контролем, дружище. -- Неужели вы не понимаете... -- начал было Шан, но длинная черная ладонь Форист легла на его плечо. -- Бесполезно, -- сказала она. -- Безумный разум сильнее разумного. Пойдем. Я больше не могу выносить это зрелище. Далзул спокойно отвернулся, словно они уже покинули его. -- Выбор невелик, -- подытожила Форист, когда они вышли в полуденный зной ослепительного солнечного света. -- Нам надо либо дождаться этой церемонии вместе с ним, либо треснуть его по голове и утащить на корабль. -- Лично я за второе предложение, -- сказала Риель. -- Если мы затащим Далзула на корабль помимо его воли, он не вернет нас на Ве, -- возразил им Шан. -- Скорее всего, Далзул снова полетит сюда, и ситуация станет намного хуже. Что если, спасая Ганам, он разрушит этот мир? -- Шан! Остановись! -- сказала Риель. -- Разве город Ганам -- это мир? Разве Далзул -- всемогущий Бог? Он с недоумением посмотрел на нее, не зная, что ответить. Мимо прошли две женщины, с любопытством поглядывая на пришельцев с небес. Одна из них приветливо кивнула. -- Ха, Фоис! Ха, Иель! -- Ха, Тасасап! -- ответила ей Форист. Риель, сверкнув глазами, повернулась к Шану. -- Ганам -- это маленький городок на большой планете, которую местные жители называют Анам. Люди в долине именуют ее по другому. Мы видели лишь крохотную часть этого огромного мира. И потребовались бы годы, чтобы хорошо познакомиться с ним. Попав в тиски чет-проблемы, Далзул потерял здравомыслие и навел безумие на нас. Не знаю, насколько я права, но меня сейчас это мало волнует. Далзул вмешался в священные дела, и его поступки могут вызвать большие беспорядки. Но пусть об этом тревожатся гамане -- те люди, которые здесь живут! Это их территория! И одному человеку не под силу спасти или уничтожить целый народ! Они имеют свою собственную историю и рассказывают ее векам! Я не понимаю их уклада жизни, потому что не знаю языка. Возможно, мы для них просто четверо идиотов, упавших с небес! Форист обвила руками ее плечи и прижала к себе. -- Когда она волнуется, это возбуждает, правда? Ну, не хмурься, Шан. Акета не собирается убивать домочадцев Виаки. И я еще ни разу не видела, чтобы эти люди разрешали нам вмешиваться в какие-то серьезные дела. У них тут все под контролем. Нам лишь остается дождаться церемонии и спокойно отправиться домой. Возможно, этот ритуал не так уж и важен, как кажется Далзулу. Когда он выполнит его и успокоится, мы попросим командира вернуть нас на Ве. Он обязательно сделает это, потому что... Она вдруг часто заморгала и закончила фразу уже без всякого сарказма: -- Потому что он относится к нам как отец. x x x Они не виделись с командиром до самого дня церемонии. Далзул не выходил из дворца, и по приказу Виаки к нему не пускали никаких посетителей. Что касается Акеты, то он, очевидно, не имел права вмешиваться в другие сферы священных полномочий -- и не стремился к этому. -- Тезиеме, -- сказал он. И это означало примерно следующее: "Все пойдет своим путем". Он не радовался этому, но и не желал оказывать противодействие. Утром в день церемонии на рыночной площади начала собираться толпа людей. Никто ничего не покупал и не продавал. Гамане надели свои лучшие килты и самые яркие жилеты. Мужчины, обладавшие духовным саном, отличались от других массивными золотыми серьгами, высокими головными уборами и плюмажами из перьев. Макушки малышей и подростков были вымазаны красной охрой. Этот праздник не походил на остальные торжества -- например, на церемонию восходящей звезды, которая проводилась несколькими днями раньше. Никто не танцевал, никто не готовил хлеб, и музыки тоже не было. Большая толпа вела себя торжественно тихо и серьезно. Наконец, двери дома, принадлежавшего Акете -- а точнее, Кет -- широко открылись, и оттуда, под знобящий и тревожный бой барабанов, вышла колонна жрецов. Барабанщики, стоявшие на улице перед домом, присоединились к концу колонны. Казалось, весь город вздрогнул и затрепетал от мерного и тяжелого ритма. Шан видел Кет только на видеозаписи, сделанной во время первого визита Далзула. Тем не менее, он тут же узнал ее. Это была строгая красивая женщина. Ее головной убор выглядел менее пышным, чем у многих мужчин, но его украшали длинные золотые ленты. Он гордо покачивался при ее ходьбе, и в такт ему кивали красные перья на плетеном уборе Акеты, который шагал рядом. Слева от жрицы шел другой мужчина... -- Кеткета, ее второй муж, -- прошептала Риель. -- А около него идет их дочь. Девочке было не больше пяти лет. Она величественно шествовала в первом ряду вместе с родителями. Концы ее грубы