рных мероприятий, отчетам о беспорядках и репрессиях. Затем шла благодарственная речь короля, которую тот произнес в ответ на предложенную помощь Вое Део. Он просил уничтожить раковую опухоль терроризма( -- Так, -- задумчиво произнес Тейео. -- Значит, Совет не ответил на ваш ультиматум. Почему же вы оставили нас в живых? Солли нахмурилась. Этот вопрос показался ей бестактным, но представитель спокойно ответил: -- Мы решили, что выкуп за вас даст Вое Део. -- Я думаю, они нас выкупят, -- согласился Тейео. -- Но вам лучше не сообщать своему правительству о том, что вы оставили нас в живых. Если Совет( -- Подожди, -- сказала Солли, касаясь его руки. -- Я хочу подумать об этом. Скорее всего нас выкупит посольство Экумены. Но как передать им послание? -- Не забывай, что в город введены войска Вое Део. Мне лишь надо написать сообщение и отправить его охранникам из моей команды. Солли сжала его запястье, подавая какой-то предупреждающий знак. Потом взглянула на представителя и ткнула в его сторону указательным пальцем: -- Вы украли посла Экумены, ослиные задницы! Теперь вам придется кое-что сделать, чтобы заслужить мое расположение. Я готова простить вас, потому что нуждаюсь в вашей помощи. Если ваше чертово правительство узнает, что я жива, оно попытается спасти свою репутацию и, конечно же, уничтожит меня. Где вы прячете нас? Есть ли у нас хоть какой-то шанс выбраться из этого подвала? Мужчина раздраженно покачал головой. -- Нет, мы все теперь отсиживаемся здесь, внизу, -- ответил он. -- И вы останетесь здесь. Мы не хотим подвергать вас опасности. -- Да, тупоголовые придурки! Вам сейчас надо беречь нас изо всех сил, -- сказала Солли. -- Мы стали вашей единственной гарантией спасения! Принесите нам воды, черт бы вас побрал! И дайте нам поговорить немного! Возвращайтесь через час! Молодой человек склонился над ней, и его лицо исказилось от гнева. -- Леди! Вы ведете себя как пьяная развратная рабыня! Вы( Вы грязная и вонючая инопланетная сучка! Тейео вскочил на ноги, но Солли дернула его за руку. Представитель и другой мужчина молча подошли к двери, отперли замок и вышли. -- Ты только посмотри( -- сказала она с ошеломленным видом. -- Зря( Зря( -- шептал Тейео. Он даже не знал, как выразить свою мысль. -- Они не поняли тебя. Лучше бы с ними говорил я. -- Ну да, конечно! Женщинам не положено отдавать приказы. Женщины вообще не должны говорить. Говнюки! Самовлюбленные ничтожества! Но ты же говорил, что они чувствуют ответственность за мою жизнь! -- Да, это так, -- ответил он. -- Но они очень молоды и фанатичны. И к тому же ужасно напуганы. "Ты говорила с ними, как с рабами", -- подумал он. Однако не посмел сказать этого вслух. -- Я тоже ужасно напугана! -- закричала Солли, и по ее щекам побежали слезы. Она вытерла глаза и села среди бумаг. -- О Боже! Мы мертвы уже двадцать дней. Похороны состоялись полмесяца назад. Интересно, кого они кремировали вместо нас? Тейео удивлялся ее силе. Его рука болела. Он мягко помассировал запястье и с улыбкой взглянул на Солли. -- Спасибо, что удержала меня, -- сказал он. -- Иначе я ударил бы его. -- Знаю. Бесшабашное рыцарство. А тот парень с оружием сделал бы в твоей голове дыру. Послушай, Тейео, ты уверен, что нас спасут, если твое послание попадет в руки армейского офицера или охранника из Вое Део? -- Конечно. -- А что, если твоя страна играет в ту же игру, что и Гатаи? Тейео взглянул на Солли, и гнев, который то пробуждался в нем, то угасал на протяжении этих бесконечных дней, захлестнул его неудержимым потоком. Он не мог говорить, потому что на языке крутились те же оскорбления, которые бросил в лицо Солли молодой патриот. Тейео прошелся по своей территории, сел на топчан и отвернулся к стене. Он сидел, скрестив ноги и положив одну ладонь на другую. Солли что-то говорила, но он не слушал ее. Почувствовав недоброе, она замолчала, а затем напомнила: -- Мы хотели поговорить, Тейео. У нас в запасе только час. Я думаю, наши похитители выполнят все, что мы потребуем. Но нам надо предложить им какой-то стоящий план -- то, что можно реально исполнить. Тейео не отвечал. Кусая губы, он хранил молчание. -- Что я такого сказала? Неужели я чем-то обидела тебя? О Господи! Тогда прости меня. Я ничего не понимаю( -- Они( -- Тейео замолчал и попытался овладеть собой и своими непослушными губами. -- Они нас не предадут. -- Кто? Патриоты? Он не ответил. -- Ты хочешь сказать, Вое Део? Ты действительно уверен в этом? После этого недоверчивого вопроса он вдруг понял, что Солли права. Разве правительство уже не предавало своих сынов на Йеове? Разве не напрасной оказалась его верность стране и долгу? И что стоила для них жизнь никому не нужного веота? Солли продолжала извиняться и твердить, что он, возможно, прав. А Тейео сжимал пальцами виски, жалея, что не может заплакать, -- глаза были сухи, как песок в пустыне. Солли нарушила границу и положила руку ему на плечо. -- Тейео, прости, -- сказала она. -- Я не хотела оскорблять твое достоинство! Я очень уважаю тебя. Только ты моя надежда и помощь. -- Все это ерунда, -- сказал он. -- Вот если бы я( Просто мне хочется пить. Она вскочила и забарабанила в дверь кулаками. -- Дайте нам воды! -- закричала она. -- Сволочи, сволочи! Тейео встал и зашагал по комнате: три шага вперед, поворот, три шага назад, поворот. Внезапно он остановился на своей половине. -- Если ты права, нам и нашим похитителям угрожает серьезная опасность. Сообщение о твоей смерти помогло гатайцам оправдать вторжение отрядов Вое Део. С их помощью король и Совет хотят уничтожить все антиправительственные фракции и группировки. Вот почему нашим солдатам стали известны адреса подпольных центров. Как бы там ни было, правительства Гатаи и Вое Део не позволят тебе воскреснуть. Нам повезло, что мы находимся в плену у патриотов. Солли смотрела на Тейео с какой-то странной нежностью, которую он нашел неуместной. -- Теперь бы еще понять, какую позицию займет союз Экумены, -- продолжал Тейео. -- Я хочу сказать( Ваши люди действительно поступают так, как говорят? -- У политиков всегда две правды. Если посольство увидит, что Вое Део пытается подчинить Гатаи, они не станут вмешиваться, но и не одобрят насилия, о котором говорили патриоты. -- Репрессии направлены против тех, кто мешает гатайцам вступить в союз Экумены. -- Все равно их не одобрят. А если в посольстве узнают, что я жива, Вое Део получит хорошую взбучку. Но как нам отправить туда весточку о себе? Я была здесь единственной посланницей Экумены. Кто мог бы стать надежным курьером? -- Любой из моих людей, но( -- Скорее всего их уже отозвали. Зачем держать охрану посла, если тот погиб во время террористического акта? Но эту возможность надо отработать до конца. Вернее, попросить об этом наших похитителей. -- Ее голос стал тише и задумчивее. -- Вряд ли они позволят нам уйти. А если переодетыми? Пожалуй, это будет самый безопасный способ. -- Но как мы переберемся через океан? -- спросил Тейео. Солли несколько раз ударила себя ладонью по лбу. -- Ну почему они не могут принести нам воды( Ее голос походил на шуршание бумаги. Тейео стало стыдно за свой гнев и обиду. Ему захотелось сказать, что она тоже была его помощью и надеждой, что он гордился ею и уважал, как друга. Но ни одна из этих фраз не сорвалась с его уст. Он чувствовал себя пустым и усталым. Он чувствовал себя высохшим стариком. Ах, если бы ему дали глоток воды( Наконец им принесли и воду и пищу. Еды было мало -- в основном заплесневелый хлеб. По иронии судьбы тюремщики сами стали заключенными. И теперь экономили припасы. Представитель назвал пленникам свое военное прозвище: Кергат, что по-гатайски означало "свобода". Он рассказал, что войска Вое Део провели на окрестных территориях так называемую зачистку, предали огню немало домов и взяли под контроль почти весь город, включая королевский дворец. Однако по телесети об этом ничего не говорилось. -- Дурацкие интриги Совета закончились тем, что нашу страну захватила армия Вое Део, -- воскликнул он, едва не рыдая от ярости. -- Это ненадолго, -- сказал Тейео. -- А кто сможет их победить? -- спросил молодой человек. -- Йеове. Идея Йеове. Кергат и Солли с удивлением посмотрели на него. -- Революция, -- пояснил Тейео. -- Вскоре Уэрел станет Новым Йеове. -- Вы имеете в виду рабов? -- спросил Кергат. -- Но они никогда не объединятся во фронт сопротивления. -- Но когда они сделают это, будьте осторожны, -- мягко добавил веот. -- А разве в вашей группе нет рабов? -- удивленно спросила Солли. Кергат даже не потрудился ответить. Тейео вдруг понял, что молодой патриот относился к ней как к рабыне. Впрочем, он и сам поступал так же, там, в другой жизни, где такое разграничение имело смысл. -- Скажи, а твоя служанка Реве настроена к тебе по-дружески? -- спросил он Солли. -- Да, -- ответила она. -- Вернее, это я пыталась стать ее подругой. Она не сделает того, что ты хочешь. -- А макил? Она задумалась почти на минуту. -- Возможно. Да. -- Он все еще здесь? Солли неуверенно пожала плечами: -- Их труппа собиралась в турне. Отъезд должен был состояться через несколько дней после праздника. -- Он из Вое Део. Если труппа макилов все еще здесь, их скорее всего отправят домой. Кергат, вам надо выяснить этот вопрос и связаться с актером по имени Батикам. -- Он макил? -- спросил молодой патриот, и его лицо исказилось от отвращения. -- Один из ваших кривляк-гомосексуалистов? Тейео быстро посмотрел на Солли. Терпение, терпение. -- Бисексуалов, -- поправила Солли, не обращая внимания на предостерегающий взгляд. -- И не кривляк, а. актеров. К счастью, Кергат пропустил ее слова мимо ушей. -- Он очень хитрый человек, -- сказал Тейео. -- С большими связями. Батикам поможет не только нам, но и вам. Поверьте, это стоит усилий. Лишь бы он оказался здесь. Вы должны поторопиться. -- С какой стати макил будет помогать нам? Он же из Вое Део. -- Не забывайте, что он раб, а не мужчина, -- сказал Тейео. -- Батикам является членом Хейма, рабского подполья, которое противостоит правительству Вое Део. Союз Экумены симпатизирует им. Представьте, какую вы получите поддержку, если макил расскажет в посольстве о том, что группа патриотов спасла посланницу от неминуемой смерти и теперь, рискуя всем своим благополучием, прячет ее в безопасном месте. Пришельцы со звезд будут действовать решительно и быстро. Я верно говорю, посол? Быстро входя в роль авторитетной и важной персоны, Солли ответила кратким величественным кивком. -- Быстро и решительно, но осторожно, -- сказала она. -- Мы стараемся избегать излишней жестокости и обычно используем политическое принуждение. Молодой человек прикусил губу и задумался над предложением своих пленников. Понимая его смущение и осторожность, Тейео спокойно ожидал ответа. Он заметил, что Солли тоже неподвижно сидит на топчане, положив одну ладонь на другую. Она была худой и грязной. Немытые засаленные волосы свисали сосульками на плечи. Но она вела себя храбро, как отважный солдат, -- особенно в эти минуты, когда все зависело от нервов. Он знал, чего ей стоило успокоиться и смирить свое гордое сердце. Кергат начал задавать вопросы, и Тейео отвечал на них убедительно и степенно. Когда в разговор вступала Солли, Кергат прислушивался, хотя после ссоры и взаимных оскорблений демонстративно не замечал ее присутствия. В конце концов патриоты ушли, так и не сказав, что собираются предпринять. Но Кергат еще раз повторил имя Батикама и то сообщение, которое рега хотел передать в посольство: "Веоты на половинном жалованье охотно учатся петь старые песни". Когда тяжелая дверь закрылась, Солли спросила у Тейео: -- Это какой-то пароль? -- Разве ты не знаешь человека по имени Старая Музыка? -- Знаю. А он что, твой друг? -- Почти. -- Он работает на Уэреле с самого начала. Наш первый наблюдатель. Очень уважаемый и умный человек. Да, он сделает все, чтобы вытащить нас отсюда( Что-то я вообще уже не соображаю. Знаешь, чего мне сейчас хочется? Лежать на берегу небольшого ручья в красивой маленькой долине. Лежать и пить проточную воду. Весь день. Просто вытягивать шею и пить. И чтобы вода серебрилась в сиянии солнца. О Боже, Боже! Я тоскую по солнечному свету. Тейео, мне так тяжело. Еще тяжелее, чем вчера или позавчера. Сижу и верю, что у нас действительно появилась надежда выбраться отсюда. Я пытаюсь отбросить ее, но у меня ничего не получается. О, как я устала от этого плена! -- Который теперь час? -- Половина девятого. Уже стемнело. О, как я хочу побыть в темноте! Послушай( А мы чем-нибудь можем прикрыть эту чертову биопластину? Давай устроим себе ночь и день. -- Ты можешь дотянуться до нее, если станешь мне на плечи. Но как мы закрепим ткань? Они с минуту смотрели на пластину. -- Не знаю, что и придумать, -- сказала Солли. -- А ты заметил, что маленькое пятно на ней увеличилось? Похоже, эта биопластина умирает. Может быть, нам не стоит тревожиться? Если мы задержимся здесь, темноты у нас окажется предостаточно. -- Ладно, -- сказал Тейео с какой-то странной застенчивостью. -- Я устал. Он поднялся, потянулся и взглядом спросил разрешения войти на ее территорию. Попив воды, Тейео вернулся к топчану, снял китель и обувь, подождал, пока Солли не отвернется, затем снял брюки и укрылся одеялом. Его губы по привычке прошептали знакомые с детства слова: "О Камье всемогущий, позволь мне сохранить твердость ради благородной цели". Но он не заснул. Он слышал ее легкие движения: она сходила в туалет, попила воды и, сняв сандалии, легла на топчан. Прошло какое-то время. -- Тейео. --Да. -- А тебе не хочется( Наверное, это неправильно с моей стороны( Особенно в таких условиях( Скажи, ты хочешь меня? Он долго не отвечал. -- В таких условиях не очень, -- чуть слышно произнес Тейео. -- Но там, в другой жизни( Он смущенно замолчал. -- Короткая жизнь против длинной, -- прошептала она. --Да. Наступило долгое молчание. -- Нет, все это только слова, -- сказал он и повернулся к ней. Они сжали друг друга в объятиях. Их тела сплелись, жадно и страстно, в слепой спешке, в порыве истосковавшихся сердец. Вместе с рычанием и стонами с их уст на разных языках срывалось имя Бога, как благодарность за минуты счастья, как гимн всепобеждающей любви. А потом они прижимались друг к другу -- истощенные, липкие, потные и в то же время обновленные и возрожденные нежностью тел. О, это древнее и бесконечное открытие! Неудержимый полет в новый мир! Тейео просыпался медленно и легко, наслаждаясь близостью ее тела. Он мог коснуться губами розового соска или руки, которая гладила его волосы, шею и плечо. Он упивался счастьем, осознавая только этот ласковый ленивый ритм и прохладу гладкой женской кожи под своей щекой. -- Я вдруг поняла, что не знаю тебя, -- сказала Солли. Ее голос исходил наполовину из груди, наполовину из уст. -- Мне хотелось бы услышать историю твоей жизни. -- Она прижалась к его лицу губами и щекой. -- А что ты хочешь узнать? -- Все-все. Расскажи мне, кто такой Тейео( -- Какой простой вопрос. Это тот мужчина, который держит тебя в объятиях. -- О Господи! -- рассмеялась она и на миг спрятала лицо в зловонном одеяле. -- О ком ты говоришь? -- спросил он лениво и сонно. Они говорили на языке Вое Део, но Солли часто использовала слова альтерранского наречия. В данном случае она употребила слово "Сеит", и поэтому Тейео спросил: -- Кто такой Сеит? -- Сеит для меня такое же божество, как Туал Милосердная или Владыка Камье. Я часто произношу это имя без должного повода. Дурная привычка, от которой мне никак не избавиться. А ты веришь в своих богов? Прости меня, Тейео! Рядом с тобой я чувствую себя глупой девчонкой. Все время сую свой длинный нос в твою душу, верно? Мы, пришельцы, как орды захватчиков, несмотря на то что кажемся такими мирными и самодовольными( -- Могу ли я выразить свою признательность уважаемой посланнице Экумены? -- шутливо спросил Тейео, принимаясь гладить ее грудь. -- О да, -- дрожа от страстного желания, ответила она. -- Да! Да-а! Как странно, что секс почти ничего не меняет в жизни, размышлял Тейео. Все осталось прежним, хотя их заключение начало казаться менее стеснительным и мрачным. У них появился постоянный источник наслаждений, но и он зависел от количества воды и пищи, потому что требовал сил и настроения. Тем не менее секс дал ему что-то новое, и ни одно из слов -- удобство, нежность, любовь и доверие -- не могло вместить в себя это емкое и интимное чувство. Оно брало начало в единстве их тел и было огромным, как космос. И в то же время оно ничего не меняло в этом мире -- даже в таком крохотном и жалком, как тюремная камера. Они по-прежнему находились в заточении. Они по-прежнему голодали и изнывали от жажды. И они все больше и больше боялись своих истеричных и злых тюремщиков. -- Я должна стать настоящей леди,-- говорила Солли. -- Хорошей девочкой. Подскажи, как это сделать, Тейео. -- Мне не хочется, чтобы ты отказывалась от самой себя. -- Увидев слезы в ее глазах, он обнял Солли и прошептал: -- Оставайся гордой. Не теряй твердость духа! -- Хорошо. Когда в камеру приходили Кергат или другие патриоты, Солли вела себя спокойно. Она отворачивалась к стене или закрывала глаза, тем самым как бы отстраняясь от разговора мужчин. Глядя на нее в такие минуты, Тейео чувствовал унижение от такой покорности, но знал, что она права. Загремели засовы, и дверь со скрипом открылась, вырывая его из кошмара, навеянного жаждой и голодом. К ним еще никогда не приходили так рано. В поисках уюта и тепла он и Солли заснули, прижавшись друг к другу. Увидев презрительную усмешку Кергата, Тейео испугался. До сих пор пленникам удавалось скрывать свою сексуальную близость. Полусонная Солли все еще цеплялась за его шею. В комнату вошел второй мужчина. Кергат молчал. Тейео потребовалась почти минута, чтобы узнать Батикама. Но и после этого рега остался невозмутимым. Он лишь прошептал имя макила и умолк. -- Батикам? -- прохрипела Солли. -- О мой Бог! -- Какой волнующий момент, -- произнес Батикам бархатистым голосом. Заметив на нем одежду гатайца, Тейео понял, что актер не был трансвеститом. -- Я не хотел смущать вас, посланница. И тем более вас, уважаемый рега. Я пришел сюда, чтобы предложить вам свою помощь. Надеюсь, вы не против? Тейео протянул руку и достал свои грязные брюки. Солли спала в рваных кальсонах, которые ей дали тюремщики. Подвальный холод заставлял их спать в одежде. -- Вы были в посольстве, Батикам? -- спросила она, надевая сандалии. -- Ее голос дрожал от надежды и волнения. -- О да. Сгонял туда и обратно. Извините, что это заняло так много времени. Боюсь, я не вполне понимал серьезность вашего положения. -- Кергат помогал нам, как только мог, -- сдавленным голосом сказал Тейео. -- Да-да, я вижу. Огромный риск. Но теперь вам не о чем волноваться. Если только( -- Актер посмотрел Тейео в глаза. -- Рега, ваша гордость позволит вам отдаться в руки Хейма? Возможно, у вас есть какие-то возражения? -- Батикам, -- оборвала его Солли. -- Доверяйте ему, как мне! Тейео завязал шнурки, поднялся с топчана и сказал: -- Все мы в руках Камье всемогущего. Батикам ответил ему красивым вибрирующим смехом, который Тейео запомнил с первой встречи. -- Хорошо, я поправлюсь: не в руки Хейма, а в руки Камье всемогущего, -- сказал макил и повел их из комнаты. В "Аркамье" говорится: "Жить просто-- это самое сложное в жизни". Солли потребовала оставить ее на Уэреле и после длительного отпуска на одном из морских курортов была послана наблюдательницей в Южное Вое Део. Тейео уехал домой, так как его отец находился при смерти. После кончины отца он уволился из охраны посольства и прожил в родном имении два года, пока не скончалась его мать. За это время он и Солли виделись всего лишь несколько раз. Похоронив мать, Тейео дал вольную всем рабам семьи, переписал на них поместье, продал на аукционе фамильные ценности и уехал в столицу. На встрече со Старой Музыкой он узнал, что Солли тоже приехала в посольство. Рега нашел ее в небольшом кабинете правительственного особняка. Она выглядела более зрелой и элегантной, хотя и немного усталой. Визит Тейео удивил ее, но она и шагу не сделала, чтобы подойти и поприветствовать его. Вместо этого Солли тихо сказала: -- Меня отправляют на Йеове. Первым послом Экумены. Тейео стоял и молча смотрел на нее. -- Я только что беседовала с главой нашей миссии на Хайне( -- Она закрыла лицо руками. -- О Боже! Что я говорю? -- Прими мои поздравления, Солли, -- сказал Тейео и повернулся к двери. Она подбежала к нему, обвила руками его шею и заплакала: -- Ax, милый. Я только сейчас узнала, что твоя мать умерла. Прости меня. Я никогда( Никогда( Я думала, мы будем вместе( Что ты собираешься делать дальше? Хочешь остаться здесь? -- Я продал всю свою собственность и теперь свободен как птица, -- ответил Тейео. Ему хотелось прижать Солли к груди, но он сдержался. -- Думаю вернуться на службу. -- Ты продал свое имение? А я даже не видела его! -- Я тоже не видел тех мест, где ты провела свою юность. Наступила неловкая пауза. Солли разжала руки и отошла от Тейео. Они растерянно посмотрели друг на друга. -- Ты придешь еще? -- спросила она. -- Приду, -- ответил Тейео. Через несколько лет Йеове вошла в союз Экумены. Посланница-мобиль Солли Агат Терва была направлена на Терру, а позже отозвана на Хайн, где, получив ранг стайбаиля, служила в дипломатическом корпусе союза. Во всех командировках и путешествиях ее сопровождал супруг, красивый и представительный мужчина, отставной офицер уэрелианской армии. Людей, знавших их достаточно близко, всегда поражали страстная нежность, гордость и верность этой пары. Солли часто говорила, что она одна из самых счастливых женщин на свете. У нее была прекрасная работа, награды за труд и любимый муж. Да и Тейео не выглядел печальным. Конечно, он скучал по своей далекой планете, но хранил твердость духа ради благородной цели. МУЖ РОДА СТСЕ Вместе с отцом сидел он на берегу большой запруды. Словно разгорающиеся в ранних сумерках светлячки, перед глазами порхали невесомые искристые крылышки. Легкие круги на воде то и дело возникали, ширились и, набегая друг на друга, мелкой рябью угасали на безмятежной глади. -- Почему вода ведет себя так чудно? -- спросил он у отца чуть ли не благоговейным шепотом и получил столь же негромкий ответ: -- Это арахи -- когда пьют, крылом касаются поверхности. Вот тогда и постиг он, что центр, образующая каждого такого круга -- неутоленное желание, жажда. Затем настало время возвращаться домой, и мальчик, вообразив себя стремительно летящим арахой, помчался в сумерках впереди отца навстречу ярко освещенным уступам близкого городка на склоне холма. Полное его имя звучало так: Маттин-Йехедархед-Дьюра-Га-Мурускетс Хавжива. "Хавжива" означало "обручальный агат" -- небольшой камень с кварцевым пояском. Испокон веку в Стсе в чести названия камней. Все мальчики рода Неба, Иного Неба, потомки Незыблемого Скрещения, по древней традиции получали имена в честь камней или определенных мужских достоинств -- таких, как отвага, терпимость, милосердие. Семья Йехедархед стойко придерживалась родовых обычаев. "Если не ведаешь, какого ты роду-племени, то не знаешь, кто ты сам", -- говаривал Гранит, отец Хавживы. Тихий и любезный человек, с неуклонной серьезностью исполнявший отцовские обязанности, он любил изъясняться поговорками. Гранит, естественно, был братом матери, то есть дядей мальчика -- так, собственно, в их роду и считали отцовство. Мужчина, принимавший участие в зачатии Хавживы, жил на далекой ферме. Изредка бывая по делам в городе, он неизменно заглядывал в гости, но всегда ненадолго. Ибо мать Хавживы, носившая титул Наследницы Солнца, свободным временем почти не располагала. Хавжива завидовал своей кузине Алоэ, у которой отец был старше ее лишь на шесть лет и играл с нею, точно настоящий старший брат. Еще сильнее завидовал он другим детям -- их матери не облечены столь важными обязанностями. Хавжива почти не видел собственной -- мать постоянно торопилась на очередной бал или в какой-нибудь безотлагательный вояж. Не имея постоянного мужа, она крайне редко проводила ночь в родных стенах. Вместе с ней было чудесно, но и непросто. Приходилось изображать из себя сынка важной госпожи, эдакого пай-мальчика, и Хавжива испытывал определенное облегчение, оставаясь дома один, с отцом, с ласковой и нетребовательной бабушкой или с ее сестрой. Распорядительницей Зимнего Бала, прибывшей с визитом вместе с мужем, или с другими родичами по Иному Небу, понаехавшими с ферм, или с прочими деревенскими гостями, которые в их доме не переводились. В Стсе было всего два странноприимных имения -- дом Йехедархедов и дом Дойефарадов, -- и первые славились своим радушием, поэтому вся родня обычно у них и предпочитала останавливаться по приезде в город. Если бы гости не привозили с собой разную сельскую снедь, то, невзирая на громкий титул хозяйки дома, Йехедархедам приходилось бы несладко. Тово, мать Хавживы, немало зарабатывала учительством, отправлением ритуалов и прочей церемониальной помощью посторонним, но все, как в прорву, уходило на бесчисленных сородичей, на те же ритуалы, на всяческого рода торжества, празднества да и поминки. -- Богатство не может быть недвижным, -- объяснял Гранит мальчику. -- Деньги должны течь, как кровь в человеческих жилах. Попробуй только останови в себе кроветок -- тут же получишь инфаркт и помрешь. -- Значит, старик Хеже скоро умрет? -- полюбопытствовал мальчик. Этот сквалыга и гроша ломаного не истратил ни на родственников, ни на ритуалы, а от зоркого глаза Хавживы не ускользало ничто. -- Да, -- согласился отец. -- Его араха уже давно мертв. Араха -- это достоинство и гордость, особое свойство, присущее как мужчинам, так и женщинам. Но это одновременно и щедрость, и вкус к изысканным кушаньям, тонким винам, к красивой жизни вообще. Точно так же зовется и щедро изукрашенный природой летучий зверек, полетами которого в сумерках -- огненными росчерками над гладью водохранилища -- и любовался по вечерам Хавжива. Стсе -- можно сказать, остров, отделенный от великого Южного материка непроходимыми топями и мелеющими в отлив протоками, где устроили себе гнездовья миллионы пернатых. На берегу сохранились руины колоссальных размеров древнего моста, изрядный его фрагмент выступал из воды у основания городского причала, возле волнолома. Следы строительной активности былых веков встречались по всему Хайну, и обитатели этого мира давно уже привыкли воспринимать их как естественную и неотъемлемую часть ландшафта. Разве только ребенок, маша ручонкой с пирса вслед отбывающей в морское путешествие родительнице, мог подивиться, зачем это понадобилось древним возиться со столь грандиозной постройкой, когда есть куда как более удобные средства сообщения -- корабли да флайеры. "Может статься, тогда просто больше любили ходить пешком, -- мог предположить он. -- Мне же лично по душе плавание. Или полет". Но высокоскоростные флайеры, так никогда и не приземляясь, только сверкали серебром в невероятной высоте над Стсе -- из одних таинственных мест, где обитали историки, они летели в другие, не менее загадочные. Зато в гавани постоянно теснились проходящие суда, вот только нога представителя рода Хавживы крайне редко ступала на их борт. Испокон веку все его сородичи жили в городке Стсе -- таков был раз и навсегда заведенный порядок вещей. Все познания, необходимые для подобной жизни, можно было получить на месте, не пускаясь в долгие морские странствия. -- Люди должны учиться быть людьми, -- говорил отец. -- Посмотри, к примеру, на дочурку Шеллы. Как упорно цепляется она ко всем: "Поцему так? Поцему эдак?" "Почему" на языке Стсе звучало как "аова". -- Эта кроха часто лепечет нечто вроде "нга-а-а!", -- заметил Хавжива. -- Конечно, -- кивнул Гранит. -- Ей еще только предстоит научиться выговаривать слова как следует. Хавжива крутился вокруг малышки всю прошлую зиму, играя с ней и уча ее всему понемножку. Девочка доводилась ему дальней родственницей, седьмая вода на киселе, и прибыла из Этсахина вместе с матерью, отцом и его женой. Вся загостившаяся семейка, глядя, как охотно мальчик возится с пухлой и безмятежной глазастой крохой, как терпеливо повторяет ей "баба" да "гу-гу", чуть ли слезы умиления не проливала. И хотя собственной сестры, а значит, и перспективы стать настоящим отцом, у Хавживы не было, при таком пристрастии к возне с детьми он мог запросто заслужить со временем право и честь стать приемным отцом ребенку, чья мать не имела брата. Хавжива посещал занятия в школе и в храме, учился церемониальным танцам, а также играл в местную разновидность футбола. В классах он отличался завидным прилежанием. И в футбольной команде считался далеко не последним игроком, хотя и не столь ярким, как лучшая его подружка из рода Потайного Кабеля по имени Йан-Йан -- традиционном в ее роду для девочек, так называлась юркая морская птаха. До двенадцати лет мальчики и девочки в Стсе обучались совместно и одному и тому же. Йан-Йан считалась лучшей нападающей в школьной команде, и на второй тайм ее, как правило, передавали соперникам, чтобы хоть как-то уравнять игру и уйти с поля без слез и обид. Успехи Йан-Йан отчасти объяснялись тем, что уродилась она девочкой весьма рослой, но и в дриблинге ей тоже не было равных. -- Когда вырастешь, станешь, наверное, служителем при храме? -- спросила она Хавживу, когда они вдвоем устроились на коньке крыши ее дома, чтобы полюбоваться церемонией первого дня Мистерии Високосных Богов, проводящейся раз в одиннадцать лет. Торжества еще не начались, смотреть пока было не на что, и даже музыка из изношенных репродукторов, установленных на рыночной площади, доносилась слабо и с громкими потрескиваниями. Болтая ногами, друзья негромко беседовали. -- Нет, пожалуй. Лучше уж поучусь у отца ткацкому ремеслу, -- задумчиво протянул мальчик. -- Хорошо тебе! Почему только глупым мальчишкам разрешается подходить к ткацким станкам? Вопрос был чисто риторическим, и отвечать на него Хавжива не стал. Женщины не ткут. Мужчины не обжигают кирпич. Люди Иного Неба не водят морские суда, зато занимаются ремонтом электронных устройств. Люди Потайного Кабеля не холостят скотину, но обслуживают генераторы. Таков извечный порядок вещей -- ты делаешь что-либо для других, остальные -- что-то для тебя. Одним ты вправе заняться, другим -- нет. По достижении половой зрелости друзьям предстояло принять самое первое в жизни самостоятельное решение -- выбрать первую профессию. Йан-Йан уже определилась -- собиралась пойти в подмастерья к каменщице. А кроме того, ее давно уже зазывали во взрослую футбольную команду. Наконец внизу появился большой серебристый шар на длинных паучьих лапках, скачущий большими прыжками. При каждом прикосновении лап к земле вырывался яркий сноп искр. Шестеро в красном, в высоких белых масках, вопя что было сил, неслись следом и швыряли в шар цветную фасоль горстями. Хавжива и Йан-Йан, ахнув от восторга, свесились с крыши, чтобы лучше видеть, когда шар свернет на площадь за углом. Оба знали, что под личиной этого Високосного Бога скрывается Чирт, парень из Небесного рода, вратарь взрослой футбольной команды, знали, что он одержим божеством по имени Царстса, или Скачущий Мяч. Бог на время вселялся в тело человека, дабы личным присутствием почтить церемонию, и несся теперь вдоль улицы, сопровождаемый благоговейными восклицаниями, воплями притворного и неподдельного ужаса и осыпаемый благодатными дарами земли. Захваченные спектаклем, друзья возбужденно смаковали малейшие детали: качество маскарадного костюма бога, невероятную длину прыжков, пиротехнические эффекты -- и также прониклись благоговением, настолько великолепным оказалось зрелище. Бог уже давно пронесся мимо, а они все сидели в мечтательной задумчивости на своей крыше под нежарким, затянутым дымкой солнцем. Оба они были детьми, оба постоянно жили в согласии с повседневными своими богами. Сейчас же им довелось лицезреть необычного, редкостного бога. И они попросту опасались расплескать новые впечатления. Когда им еще доведется увидеть такое? Ведь для бессмертных богов время -- ничто. В пятнадцать лет Хавжива и Йан-Йан на пару сами стали богами. Уроженцы Стсе в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет находились под неусыпным надзором -- великое бесчестье и неизгладимый позор тому роду, дому, семье, чей отпрыск утратит невинность преждевременно, без установленной церемонии. Девственность священна -- горе тому, кто бездумно лишится ее. Сношения между полами священны -- горе тему, кто вступает в них безрассудно. Допускалось и даже негласно поощрялось, чтобы мальчики в определенном возрасте мастурбировали и пускались в гомосексуальные эксперименты -- но лишь до определенных пределов. На тех юношей, которые подпадали под подозрение в устоявшейся гомосексуальной связи или попытках уединиться с какой-либо девочкой, обрушивалась настоящая педагогическая буря, им просто проходу не было от нотаций, смешков и косых взглядов. Взрослый же за какие-либо поползновения в отношении девственника или девственницы рисковал должностью, правами собственности и мог даже стать изгоем. Вступление в зрелость отнимало немало времени. Мальчиков и девочек долго учили распознавать и контролировать свое половое влечение, которое в хайнской физиологии рассматривалось как дело сугубо приватное. В результате в Стсе практически не было случаев незапланированной беременности. Зачатие могло произойти лишь по обоюдному решению мужчины и женщины. В тринадцать мальчиков начинали учить технике осмотрительного семяизвержения. Наставления, предупреждения и даже угрозы, в которых заключалась подобная премудрость, мало пугали подростков. Но через год-другой наступала пора проверки потенции, своеобразного порогового ритуала. Происходил он в столь таинственной атмосфере, окутывался такими строгостями, что мальчики изрядно трусили. Пройти такую проверку было делом чести каждого, неудача обрекала на страшный позор. И как большинство подростков, Хавжива с тревогой ожидал финальных процедур посвящения, скрывая страхи за маской мрачного безразличия. Девочки же учились совсем иному. Народ в Стсе считал, что женский цикл плодородия делает их восприимчивее к премудростям продолжения рода, поэтому учеба, посвященная этому, была для них куда как менее обременительной. И пороговый ритуал носил характер своего рода празднества, скорее славословия, нежели запугивания, и порождал в их душах не страхи, а сладостное предвкушение. Годами женщины-педагоги, прибегая к красноречивым иллюстрациям, объясняли девочкам, чего будет добиваться от них мужчина, как привести его в состояние полной готовности, как дать понять, что нужно от него самой женщине. Многие девочки интересовались, нельзя ли пока потренироваться друг с дружкой, но слышали в ответ лишь брань да нотации. "Нет, нельзя, запрещено категорически! Вот когда пройдете посвящение и станете взрослыми, -- отвечали наставницы, -- делайте что вздумается, но сперва каждой из вас следует пройти через положенную "двойную дверь"". Обряды посвящения проводились, когда ответственным за них удавалось собрать равное количество пятнадцатилетних мальчиков и девочек из городка и окрестных селений. Чтобы составить подходящую пару, зачастую приходилось выписывать кого-либо и из более отдаленных мест. Пышно наряженные и в непроницаемых масках притихшие участники ритуала весь день танцевали на рыночной площади, чествуемые родней и зеваками, а к вечеру переходили в дом, должным образом освященный для финальной церемонии. Там в торжественной тишине они вкушали ритуальную трапезу, затем молчаливые служители в масках разбивали молодежь на пары и разводили по комнатам. Под масками большинство участников этой анонимной церемонии прятали благоговейный трепет. Поскольку выходцы из рода Иного Неба имели право вступать в сношения лишь с уроженцами Первоисточника, или Потайного Кабеля, Йан-Йан и Хавжива -- а они оказались единственными представителями своих родов на церемонии -- предугадали свою судьбу заранее. Они узнали друг друга и под масками уже в самом начале танцев. И как только остались одни в отведенном для них помещении, тут же сбросили маски. Встретились взглядом. И смущенно потупились. На протяжении последних двух лет друзья встречались крайне редко и совершенно не виделись все долгие последние месяцы. Хавжива как следует раздался в плечах и почти догнал подругу ростом. Перед каждым из них предстал как бы незнакомец. Они молча приблизились друг к другу и каждый подумал: "Так вот с кем мне придется пройти через это". Они коснулись друг друга, и в них вошел бог -- бог, ради которого они и пришли к своему порогу. Они стали слово, и слово это было бог. Сперва бог неловкий и неуклюжий, но зато после -- ослепительно прекрасный. Покинув на следующий день ритуальный дом, они пришли домой к Йан-Йан. -- Отныне Хавжива будет жить здесь со мной, -- объявила Йан-Йан как взрослая женщина. И все члены ее семьи, приняв ее слова как должное, почтительно приветствовали молодых. Когда Хавжива вернулся к себе домой за вещами, там тоже никто не выказал удивления, все только сердечно поздравляли, а пожилая родственница из Этсахина отпустила весьма двусмысленную шуточку. Отец сказал Хавживе: -- Вот теперь ты настоящий мужчина из дома Йехедархед. Всегда будем ждать тебя к обеду. С тех пор Хавжива ночевал только у Йан-Йан, завтракал с нею, а к обеду возвращался домой. Повседневную свою одежду он перенес в новый дом, а за одеждой для танцев и церемоний постоянно забегал к родителям. Учеба его заключалась теперь в освоении ткацких премудростей на больших станках и в изучении космогонии. Вместе с Йан-Йан он стал играть за взрослую сборную по футболу. Хавжива чаще виделся теперь и с собственной матерью -- когда ему стукнуло семнадцать, она предложила изучать под своим руководством культ Солнца, связанные с ним обряды, ведение торгового баланса, хитрости обменного рынка для фермеров Стсе и искусство торговли с купцами иных родов и заезжими чужестранцами. Детали обрядов следовало затвердить назубок, торговый же протокол изучался на практике. Вместе с матерью Хавжива стал посещать торговые ряды, окрестные фермы и даже совершал вояжи через залив в города на континенте. С легкостью и даже удовольствием отвлекся он от опостылевших ткацких узоров, от которых пухла голова. Морские прогулки оказались весьма и весьма приятными, работа на континенте -- чрезвычайно любопытной. Авторитет матери, ее компетентность, острота ума и бесконечный такт оставляли неизгладимое впечатление. Присутствие среди служителей Солнца на переговорах с группой почтенных торговцев, восхищение замечательным дипломатическим искусством матери и ее помощников сами по себе были ему лучшей наукой. Мать никогда ни на кого