та угроза, эта внезапная опасность вторжения враждебно настроенных и крайне неразговорчивых пришельцев? Первое - заставила прекратить все и всяческие междоусобицы и обратить военные приготовления вовне. Второе - напрячь все силы объединенного человечества, обрушить всю его техническую мощь лишь на космического супостата. Если бы не пришельцы, то кто знает? Может, мы до сих пор кромсали бы друг друга на Ближнем Востоке. - Из огня да в полымя, - горько вздохнул Орр. - Неужели вы не видите, док, что это единственное, чего вам удалось от меня добиться? Не подумайте только, что я в чем-то помешал, что затевал расстроить ваши планы. Прекратить войну как раз хорошая мысль, тут я полностью согласен, обеими руками за. Кстати, на прошлых выборах я голосовал за изоляционистов и лишь потому, что Харрис обещал вытащить нас из кровавой ближневосточной каши. Тем не менее ваша затея провалилась - видимо, мое подсознание не в силах вообразить мир без войны. Лучшее, что сумело оно предложить, - заменить один вид войны другим. Вы просили прекратить истребление людьми себе подобных? Пожалуйста, вот вам пришельцы взамен! Ваши идеи мне нравятся, представляются вполне разумными, но дело-то приходится иметь не со мной - с моим подсознанием. На уровне рассудка я, может статься, и сумел бы воспринять картину, в которой все человеческие расы отказались от взаимоистребления; рассудком воспринять такое даже легче, чем уразуметь причины войн, зачастую весьма загадочные. Вам же приходится оперировать чем-то, рассудку вовсе неподвластным. Вы пытаетесь достичь благих, гуманных целей при помощи инструмента, для того не предназначенного. Кто знает, могут ли вообще сны быть гуманными? Явной охоты отвечать Хабер пока не выказывал, и Орр продолжил: - А может быть, дело не только в подсознании, не в одной лишь моей иррациональной подкладке, но в самом моем существе, моей планиде, неподходящей для важной миссии. Я ведь в душе пораженец, как вы изволили однажды заметить, слишком пассивен по сути своей, не спорю - что верно, то верно. Постоянно умеряю и одергиваю сам себя в желаниях и запросах. Может быть, вам и удастся извлечь что-либо из моего дара, из этих проклятых эффективных снов, если же нет - должны ведь найтись и другие, умеющие то же самое. Возможно, с ними у вас получится лучше. Надо поискать, не могу же я быть единственным и уникальным. Может статься, я лишь первый, кто осознал свой дар. Но я ведь _не хочу_ заниматься этим - можете вы понять? Я хочу соскочить с крючка, всем нутром своим жажду этого. Смотрите, док, - хорошо, война на Ближнем Востоке уже шесть лет как закончилась, замечательно! Но взамен мы получили оккупацию Луны пришельцами. А что, если оттуда они предпримут вторжение? Только тогда выяснится, какого сорта монстров и страшилищ вычудили вы из моего подсознания во имя мира на Земле. Ведь даже я не знаю, на что они могут оказаться похожи. - Никто из нас пока не ведает, как выглядят пришельцы, Джордж, - сказал Хабер мягким увещевающим тоном. - Но все мы видим их в наших ночных кошмарах, Господь тому свидетель! Однако, как вы сами только что заметили, прошло уже полных шесть лет с момента их высадки на Луну, а попытку вторжения на Землю они пока так и не предприняли. Теперь же, после шести лет колоссальных усилий, наш ракетный щит практически непроницаем, и нет никаких оснований полагать, что вторжение вот-вот начнется. Что-то же заставляло их выжидать целых шесть лет. Настоящую опасность представляли, пожалуй, лишь первые несколько месяцев после нападения на Луну, пока человечество еще не успело мобилизоваться полностью. Орр сидел, ссутулясь, и мысленно вопил: "Лжец! Немедленно прекрати вешать лапшу на уши!" - но вслух не произнес ни слова. Ни к чему это. Судя по всему, Хабер просто не способен на искренность, так как лжет в первую очередь самому себе. Возможно, ему удалось разделить свое сознание как бы на две отдельные полочки, на одной из которых сведения о феномене Орра и осознанное намерение его использовать, а на другой - чистосердечная вера в то, что он лечит гипнотерапией и контролируемыми снами настоящего шизофреника, помешавшегося на собственных сновидениях. И все же Орр не мог до конца поверить в подобное раздвоение личности доктора, был не в силах ясно представить себе Хабера не в ладу с самим собой. Собственное сознание Орра столь упорно противилось раздвоению, что допустить этот синдром у другого он не спешил. И допускал подобную возможность скорее теоретически. Но все же допускал, потому что вырос в мире двоемыслия, в стране, где государственные мужи частенько посылали отважных летчиков убивать невинных детей, чтобы сделать мир более безопасным - для детей же. Но все это происходило в той, прошлой реальности, а не в дивном новом мире. - С ума схожу, - пожаловался Орр. - Вы как психиатр должны это понимать. Неужто не видите, как я разрываюсь на части? Пришельцы из далекого космоса, атакующие Землю! Как вы думаете, если позволить мне и впредь видеть сны, какие еще нас ждут чудеса? Может, продуктом безумного мозга станет весь мир, слетевший с катушек? Монстры, призраки, ведьмы, драконы, трансформеры - весь этот накопившийся внутри нас сор, арсенал детских ужасов, ночные страхи, кошмары! Как вы сможете удержать их в узде? Уж я так точно не смогу. Нет у меня над собой такого контроля. - Не беспокойтесь о контроле, Джордж! Свобода - вот наш девиз и наша главная цель! - Похоже, Хабера вновь потянуло на патетику. - Свобода! Ваше подсознание отнюдь не сток для умственных нечистот, не прибежище грязного порока и прочих мерзостей. Оставьте эту викторианскую ересь дряхлому старичью! Они и так уже извратили до неузнаваемости достижения светлейших умов позапрошлого века и подрезали поджилки всему психоанализу первой половины двадцатого! Не бойтесь вашего подсознания! Оно вовсе не бездонная черная яма, набитая кошмарами. Ничего подобного! Оно источник здоровья, воображения, творческой активности. А все, что мы называем грехом, - продукт цивилизации, ее запретов и условностей, деформирующих и подавляющих в человеке свободу самовыражения, все его спонтанные реакции. И величайшую задачу психотерапии я вижу как раз в том, чтобы устранить эти беспочвенные страхи и кошмары, вывести содержимое подсознания на ясный свет рассудка, рассмотреть его под микроскопом и обнаружить, что _бояться-то нечего_! - Увы, доктор, есть, - мягко возразил Орр. В конце концов Хабер отпустил его домой. Выйдя в весенние сумерки, Орр еще с минуту постоял на ступенях института, руки в карманах, покачиваясь на носках и любуясь сполохами городских огней внизу, смутных и призрачных в туманной дымке, словно фитильки глубоководных тропических рыб в затемненном аквариуме. Оглушительно дребезжа, к институту подкатил трамвай, совершающий свой дежурный объезд вкруг Вашингтон-парка. Орр ссыпался с крыльца и запрыгнул в вагон на крутом повороте. Чуть не сорвался - ноги едва подчинялись ему, двигаясь, как у лунатика, как у непослушной марионетки. 7 Мечты и грезы для рассудка, точно туманность для звезды, они граничат со сновидением, соотносясь с ним, как, некое его предвестие. Атмосфера грез изобилует эфемеридами - здесь-то и кроется начало Непознанного, из-за пределов которого приоткрывает самый свой краешек бескрайнее Вероятие. Иные существа и иные сущности. Ничего сверхъестественного, ничего запредельного - лишь сокровенное продолжение колыбельных сказов матушки природы, воистину прихотливой в своих фантазиях... Сон по сути - лишь соприкосновение с тем же Вероятием, принимаемым подчас за нечто невозможное. Мир ночи - та же реальность. Ночь сама по себе иной мир и иная Вселенная. Мрачные обитатели тех неведомых сфер навязываются человеку в соседи, проскальзывая в наши мысли украдкой - то посредством некоего сродства с реальностью, то искусно имитируя решительный и бесповоротный исход из темных провалов глухой бездны... А сновидец тем временем недреманным внутренним оком и лишь отчасти дремлющим сознанием отмечает эфемерность и мимолетность неописуемо странных существ, фантастически причудливой флоры, пугающих бледных огней, мрачных теней, пялится на жуткие маски, размытые силуэты, звериные оскалы - на все это дикое мельтешение в лунном свете безлунной ночи, на тусклый распад зыбких миражей, влекущихся из мрачных расселин и тут же исчезающих, на витающие кругом бледные контуры, на всю эту мистерию, которая именуется Сновидением и которая ничем иным, кроме как шагом к постижению невидимой и неведомой Сущности, быть не может. Сновидение - аквариум Ночи. V.Hugo. "Travailleurs de la Mer" [Виктор Гюго. "Труженики моря" (фр.)] Тридцатого марта в четверть третьего пополудни Хитер Лелаш, одетая в красную дождевую накидку и как всегда оснащенная, если только не вооруженная, тяжелой черной сумкой с острыми латунными уголками, стремглав вылетела из закусочной "Дейв - пальчики оближешь!" и по Энкени-стрит заспешила к югу, в сторону авеню 4-го июля. Сейчас ее следовало остерегаться - взбешенная фурия представляет собой особенную угрозу для окружающих. Не то чтобы Хитер так уж ностальгировала по этому окаянному шизику, пропади он пропадом, но она терпеть не могла выглядеть круглой дурой, в особенности перед официантами. Полчаса занимать столик посреди обеденной суеты и давки - "Извините, занято!", "Сожалею, но я кое-кого жду!" - когда никто так и не появляется и ей все же приходится сделать заказ, а затем давиться жратвой в одиночку! И после того еще страдать от изжоги! О, чтоб ему пусто было, чтобы заснул и больше никогда не проснулся! В запале Лелаш свернула налево по Моррисон и застыла как вкопанная. С чего это она вдруг? Разве этот маршрут ведет в контору "Форман, Изербек и Ратти"? Развернувшись, она поспешно прошагала несколько кварталов к северу, пересекла Энкени, добралась до Берн-сайд и замерла снова. Что за дьявол такой вселился в нее сегодня? Куда ее несет? Разумеется, к зданию перестроенной автопарковки, 209, Юго-западный Берн-сайд... Какой такой автопарковки?! Ее контора находится в Пендлетон-билдинг, первом построенном после Катастрофы офисном здании, что на Моррисон-стрит. Пятнадцать этажей, модерный декор под древних инков. Какая еще автопарковка, что за идиот согласится работать в стенах перестроенной автопарковки? Лелаш прошлась по Берн-сайд, дабы удостовериться. Вот оно, разумеется - в запустении, с заколоченными окнами, чуть ли не руины. Но ведь у нее здесь был офис, наверху, на третьей рампе. Женщину, замеревшую на тротуаре возле заброшенного здания с эксцентричным наклоном этажей и узкими бойницами окон, посетило вдруг странное чувство. Что же на самом деле _случилось_ во время гипнотического сеанса в минувшую пятницу? Во что бы то ни стало надо встретиться с этим маленьким ублюдком! С мистером Как-его-там Орром. Пусть он и подвел ее с ленчем, ну так что! Все вопросы остались при ней. И их непременно нужно задать. Отчаянно цокая каблуками и даже как бы клацая в нетерпении жвалами, Лелаш заспешила к себе в Пендлетон-билдинг, чтобы позвонить. Сперва в мастерские Бредфорда ("Нет, мистера Орра сегодня нет на месте, и, увы, он не звонил!"), затем на квартиру (бип-бип-бип). Может быть, стоит побеспокоить доктора Хабера? Но он ведь такая важная шишка, начальник целого Храма Грез в парке наверху. А главное - ему не следует знать о ее знакомстве с Орром. Паучок запутался в собственных тенетах. В этот вечер Орр не отвечал на звонки ни в семь, ни в девять, ни даже в одиннадцать. Не явился он на работу и во вторник утром, не показывался там и после полудня. В полпятого Хитер не выдержала, выскочила из конторы "Форман, Изербек и Ратти" и, догнав попутный трамвай, отправилась на Корбетт-авеню. Отыскав нужный дом, долго давила кнопку звонка, одну из шести чуть не дочиста изглоданных кнопок, встроенных в косяк застекленной парадной двери дома - таким особняком на заре прошлого века могли, очевидно, гордиться его хозяева. С тех пор дому довелось пережить весьма трудные времена, но переживал он их с аристократическим достоинством и по сей день еще не обратился окончательно в руины. И даже мог похвастать определенной пышностью, пусть и несколько подзамаранной безжалостным временем. Орр снова не отзывался. Тогда Хитер позвонила "М.Аренсу, управляющему". Дважды. Управляющий, приоткрыв дверь, сперва на контакт не пошел. Но если уж в чем Черная Вдова и не имела себе равных, так это в запугивании всяких крохотных букашек. И вскоре М.Аренс, управляющий, уже послушно провожал Х.Лелаш, присяжного поверенного, к двери Орра. Искать ключи не потребовалось - уходя, тот даже не запер квартиру. Лелаш отшатнулась было - первой же ее мыслью был труп внутри. А такие сюрпризы вовсе не по ее части. К тому же - неприкосновенность жилища! Управляющий, не столь отягощенный игрой воображения и доскональным знанием статей гражданского кодекса, распахнул дверь и беззаботно зашел вовнутрь. Лелаш неохотно проследовала за ним. В просторных запущенных комнатах ничего такого не обнаружилось, никаких тебе покойников. Здесь даже сама мысль о смерти представлялась нелепой и неуместной. Похоже, Орр мало занимался своим хозяйством - квартира, пусть и не захламленная по-холостяцки, как это частенько бывает, особой чистотой все же отнюдь не блистала. Крайне мало примет, дающих представление о личности хозяина. Однако Хитер сумела мысленно поместить Орра в окружающий интерьер - эдакая неприметно живущая тихая букашка, человек-нелюдимка. На столике в спальне даже обнаружился стакан с веточкой белого вереска. Воды в стакане оставалось всего на полпальца. - Шерт-те жнает, где этот хмырь сшивается! - сварливо пробурчал управляющий и с опаской зыркнул на визитершу. - Думаете, слушилось шего? Нешастный случай, штоль? - Беззубый старик, облаченный в истрепанную кожанку времен его молодости, кулончик-Водолей на заскорузлой шее, растерянно потряхивал нечесаной гривой и вовсю благоухал марихуаной. И даже блеял под Дилана. Старые хиппи не сдаются, они живут вечно. Хитер разглядывала старика благосклонно - густой дух травки напоминал ей собственное детство, запах родной матери. Наконец ответила: - Может, перебрался в бунгало на побережье. Дело в том, что у Орра не все ладно, он проходит сейчас ДНД, госдиспансеризацию. И если не объявится в ближайшие дни, может хлебнуть лиха под завязку. Вы не подскажете, где находится его бунгало - или телефончик, если он там есть? - Штоп мне лопнуть, ешли жнаю! - А позвонить от вас можно? - Жвоните, - пожал плечами управляющий. Хитер, набрав номер приятеля из управления по охране парков и насаждений, попросила отыскать адреса всех тридцати четырех бунгало в Национальном заповеднике Сисло, которые были разыграны в лотерею. Аренс слонялся поблизости и, когда Хитер повесила трубку, хитро прищурившись, поинтересовался: - Не иначе как кореша наверху, а? - А то! - выкатив глаза и лихо присвистнув, отбрила Черная Вдова. - Надеюшь, што откопаешь Жоржа. Этот шувак мне по нутру. Даже фармакарту швою давал ему, жапросто. - Завершив признание, старик хохотнул и тут же опасливо приумолк. Пока Лелаш не удалилась, хипповый управляющий стоял с мрачным видом, подперев сутулым плечом обшарпанный косяк парадного - своеобразный тандем, некий симбиоз руин архитектурных и биологических, - и провожал гостью немигающим взглядом. В центре, в бюро Герца, куда долго пришлось трястись на трамвае. Хитер арендовала паровой "форд" и сразу - с места в карьер. По шоссе 99. Она упивалась собою - Черная Вдова вышла наконец на тропу охоты. Почему бы и в самом деле ей не стать детективом и не отсиживать задницу в занюханной конторе по гражданским делам? Она ведь терпеть не может эту чертову юриспруденцию. Для подобной службы, кроме усидчивости, требуется напор и наглость, каких у нее и в помине нет. Увертливость, лукавство, застенчивость да хрупкий хитиновый покров - вот и вся ее защита и ее же оружие. Да еще злобный червячок, французская хвороба души, неутомимо гложущий изнутри. Юркий паромобиль глотал милю за милей, и ввиду нынешнего отсутствия у Портленда предместий, заполонявших прежде все окрестности западных шоссе, город очень скоро остался далеко позади. За моровые восьмидесятые, когда в отдельных поселениях выживал один из двадцати, жизнь в предместьях заглохла окончательно. Многие мили до ближайших торговых точек, дефицит горючего, а все ранчо в округе, независимо от социального положения хозяев, дышат на ладан и разят ладаном. Ни еды тебе, ни подмоги. Стаи одичавших псов некогда популярных в Орегоне крупных пород - афганских борзых, восточноевропейских овчарок, огромных датских догов, - отощавших до невероятия, правят бал на полях, поросших лопухом да бурьяном. Пустые глазницы окон. Кому теперь дело до замены в них стекол? Уцелевшие давно рванули обратно в город, а предместья позднее выгорели дотла, как Москва после Бородина. То ли промысел Божий, то ли снова дело рук неуловимых поджигателей. Разбушевавшийся следом степной пожар, пожрав акр за акром поля и луга, лучшие в стране медоносы, добрался вскоре до угодьев Западного Кенсингтона и до имения Дубравы, безжалостно поглотив по пути знаменитый парк-аттракцион "Долина Аллейя". Солнце уже кануло за горизонт, когда Лелаш проехала мост через Туалатин, блеснувший атласом меж крутых лесистых берегов. Дорога вильнула к югу, вскоре в левое окно машины тусклым молочным оком заглянула полнеющая луна. Ее любопытствующий взгляд через плечо почему-то встревожил Хитер. Играть с ней в гляделки, как случалось в романтической юности, не тянуло. Луна больше не была для людей ни символом Недосягаемого, как многие тысячелетия прежде, ни символом Покорения - результат успехов времен не столь давних. Она стала олицетворением Утраты. Украденная монета, зловещее жерло фантастического орудия, белая прореха в черном бархате небес. На Луне теперь хозяйничали пришельцы. Первым актом агрессии - и первым же проявлением их присутствия в Солнечной системе - стала атака на лунную базу, злодейское удушение сорока землян под вдребезги разбитым куполом. В тот же день, практически одновременно с базой, погибла и советская орбитальная станция - фантастически прекрасная конструкция, изящная, как громадный парашютик чертополоха, - парившая над Землей и служившая русским ступенью для предстоящего рывка к Марсу. Всего лишь десять лет прошло, как после отступления Мора рухнувшая было цивилизация, словно птица Феникс, начала возрождаться из пепла - промышленность, орбитальные полеты. Луна, на очереди Марс - и на тебе! Бессмысленная, беспрецедентная, ни на что не похожая дикость, воплощение слепой ненависти к людям самой Вселенной. За дорогами здесь тоже давно уже никто не присматривал, как в былые времена, когда всем на свете заправлял его величество хайвей, - в растрескавшемся асфальте зияли жуткие выбоины. Но упрямица Хитер, почти не отрывая стрелку спидометра от красной риски - 45 миль в час, - нещадно гнала автомобиль по просторной залитой мрачным лунным светом долине реки Ямсхил. Мосты, мосты, один за другим, пять или шесть, затем мелькнули деревушки Данди и Гран-Рондо - в одной еще чуть теплится жизнь, вторая давно заброшена, в руинах, мертвая, как и Карнак за ней следом. Наконец дорога запетляла среди лесистых холмов - "Лесной коридор Ван Дазера", гласил ветхий дорожный указатель, сохранившийся еще с тех времен, когда в округе вовсю хозяйничали лесозаготовители. Не все леса в Америке, к счастью, пошли на тару, щепу и на Дика Трейси из "Санди-монинг". Кое-что уцелело. Указатель поворота направо: "Национальный заповедник Сисло". Никаких тебе чертовых лесопилок, никаких пеньков да гнилых сучьев - нетронутый девственный бор. Гигантские тсуги своими развесистыми кронами окончательно укрыли землю от зловещей лунной радиации. Указатель, который выискивала Лелаш среди хмурого подлеска, в жидких лучах фар углядеть удалось буквально чудом. Новый поворот, с милю тряски по корням и буеракам проселка и, наконец, первое бунгало, в лунном свете матово отсвечивающее дранкой. Хитер глянула на часы - самое начало девятого. Домики стояли вразброд, тридцать - сорок футов между соседними; заметив первый, Лелаш легко угадала по блеску крыш остальные, немалая часть за ручьем. Местность была вычищена от подлеска, при строительстве пришлось, видимо, пожертвовать и двумя-тремя вековыми соснами. Светилось лишь одно окно - понятное дело, конец марта, вторник, кто поедет? Распахнув дверцу, Лелаш поразилась звукам ручья - эдакий несмолкаемый водный грай, многоголосые рулады на фоне оглушительной тишины уснувшего леса. Вечный гимн матушке природе. Разок-другой запнувшись в потемках, Лелаш добралась до единственной обжитой хижины и проверила припаркованную рядом тачку - от Герца, на аккумуляторах. Ничего другого она и не ожидала. Но вдруг там все же не Орр, а кто-то другой? Ну и черт с ним, не съедят же ее, в конце концов! Хитер постучала. Полминуты спустя, тихо ругнувшись, забарабанила снова. Оглушительное журчание ручья, более ни звука. И вдруг дверь, скрежетнув, отворилась. На пороге стоял Орр, всклокоченный, с пересохшими губами, сонно мигая запавшими воспаленными глазами. Своим видом больного и надломленного он перепугал Хитер. - Вы что, захворали? - ахнула она. - Нет, э-э... как бы это сказать... Да вы проходите... Пришлось зайти. Наметанный взгляд сразу же обнаружил кочергу при деревенской печурке - в случае чего можно оборониться. Если, разумеется, Орр не завладеет орудием первым. Господи, ради всего святого, она ведь практически не уступает ему в весе, да и куда свежее теперь этого заморыша. Трусиха! Чего ей бояться? - Нализались, что ли? - Нет, я не... - Что вы не? Что еще тут стряслось с вами такое? - Не могу заснуть. Крохотное бунгало восхитительно пахло печным жаром и свежеструганной сосной. Всю его обстановку составляли деревенская плита с двумя конфорками, картонная коробка, доверху набитая ольховыми сучьями, полушкаф-полубуфет, стол, табурет и армейская раскладушка. - Присядьте, - велела Хитер. - У вас ужасный вид. Вам обязательно нужно к врачу. Выпить хотите? У меня в машине есть немного бренди. Но лучше бы вам поехать со мной, мы можем отыскать доктора в Линкольне, неподалеку отсюда. - Я в полном порядке. Просто глаза слипаются. - Вы же сказали, что не можете заснуть! Орр сфокусировал на гостье мутный воспаленный взгляд: - Не могу позволить себе. Боюсь. - О Господи! И как давно? - М-м-м... с воскресенья. - Вы не засыпали с воскресенья? - А может, с субботы, - пробормотал Орр неуверенно. - Что-нибудь принимали? Стимуляторы, например? Джордж помотал головой. - Я немного спал урывками, совсем по чуть-чуть, - произнес он неожиданно бодрым голосом и тут же, как дряхлый старик, клюнул носом. Но прежде чем Хитер успела смерить его недоверчивым взором, очнулся и внятно выговорил: - Вы приехали сюда специально из-за меня? - Ну а из-за чего же еще! Бог ты мой, ну не за елкой же к Рождеству меня сюда занесло! Вы вчера не явились на ленч. - Ох! - Джордж поднял глаза, старательно фиксируя взгляд на собеседнице. - Весьма, весьма сожалею. По-моему, я вчера был не в себе. Произнося это, он неожиданно, с поправкой на прическу и сомнамбулический взгляд, снова на мгновение стал самим собой - человеком с врожденным чувством собственного достоинства, упрятанным, впрочем, столь глубоко, что поди еще угадай! - Ладно-ладно! Проехали, - смешалась Хитер. - Мне-то что? Но вот вы, вы просачковали вчера сеанс - думаете, сойдет с рук? Орр печально кивнул. - Разрешите угостить вас чашечкой кофе? - любезно осведомился он. Это уже не просто достоинство, подумала Хитер, нечто большее - чистота? цельность? нетронутость? Как у небезызвестного полена благородной породы, что по случаю досталось папе Карло. Как у глыбы каррарского мрамора. Беспредельность таящихся внутри образов, ничем не ограниченная, ярко выраженная целостность бытия, не тронутого еще резцом скульптора - доподлинная вещь в себе, черный ящик. Таким интуитивно увидела она Орра теперь и более всего поразилась в нем - силе. Ей еще не доводилось встречать личность сильнее - Орр был неколебим, как скала, как краеугольный камень самого бытия. Вот почему он так приглянулся с первой же встречи, сообразила Хитер. Мощь манила ее, она стремилась к силе, как мотылек на свет. У Хитер был немалый сексуальный опыт, сводившийся по сути к постоянным изменам, но ни разу еще не доводилось столкнуться с подлинно сильной личностью, даже просто опереться - для всех мужиков, этих хлюпиков, опорой становилась как раз она сама. Тридцать лет ждала она встречи с кем-нибудь, способным подставить плечо и не жаждущим ответных презентов... Вот он, здесь, этот психованный заморыш с красными глазами - ее башня Давидова, ее твердыня. Жизнь - несусветная карусель, думала Хитер. _Никогда_ не знаешь, что ждет тебя за углом. Пока Орр занимался у плиты незатейливой готовкой, она сняла плащ и бросила его на койку. Джордж расстарался - сварганил динамит, не кофе: 97 процентов кофеина, 3 - всего остального. - А себе? - Уже из ушей течет, боюсь, сердце не выдержит. Сердце Хитер тоже рвалось из груди, но по иной причине. - Может, сходить все-таки за бренди? Джордж поморщился. - Глоточек не повредит - наоборот, поможет взбодриться. Так я сбегаю? Джордж с порога посветил ей крохотным фонариком. Голосил ручей, лес вокруг стоял онемелый, в небесах корчила злобные рожи чужая луна. Плеснув в стакан весьма скромную порцию, Орр подозрительно принюхался, пригубил и заметно содрогнулся. - Круто, - выдохнул он, прикончив дозу залпом. Хитер одарила его поощрительным взглядом. - Всегда таскаю с собой фляжку, - сообщила она. - Ровно пинта [в США 0,47 литра для жидкостей]. В машине прячу в бардачок, чтобы бобиков не дразнить, когда придется доставать из сумки лицензию. Но обычно фляжка всегда при мне. Удивительно, но разок-другой за год бренди приходится как нельзя более кстати, просто-напросто выручает. - Так вот почему у вас с собой такая сум... сумища, - заметил Орр слегка проспиртованным голосом. - В яблочко! Пожалуй, я тоже плесну себе малость, прямо в кофе. Чтобы разжижить немного. Уж больно он крепкий... Скажите, Джордж, как это вам удалось высидеть чуть ли не... чуть ли не семьдесят часов без сна? - Ну, не совсем так. Я не ложился, это верно. Но можно ведь вздремнуть и сидя - пусть и не по-настоящему, без снов. Чтобы увидеть сон, надо обязательно лечь. Расслабить главные мышцы. Вычитал в книжке. Действует, и неплохо, до сих пор мне вполне удавалось дремать без сновидений. Когда совсем невмоготу - встанешь, походишь. Правда, под конец начинается нечто вроде галлюцинаций. У меня, к примеру, стали ерзать вдоль стен разные вещи. - Вы должны немедленно прекратить это самоистязание! - Да, знаю. Просто хотелось продержаться подольше. И подальше. От Хабера. Пауза. Казалось, Джордж снова поплыл. Наконец раздался нервический смешок. - Единственный выход, что приходит в голову, - сказал Орр печально, - это самоубийство. Но не хочется ведь. И пока не кажется единственно верным. - Разумеется, это неверно! Абсурд, полный бред! - Должен же я как-то прекратить это. Остановить себя. Хитер не могла поддерживать подобную скользкую тему. И не хотела. - Чудное местечко, - нашлась она. - Аромат какой! Уже лет двадцать не сидела я у растопленной печки. - Тяга так себе, - слабо улыбнулся Джордж. Снова он, казалось, куда-то провалился. Но, как заметила Хитер, Джордж, сидя на койке, не откидывался к стене, держался старательно прямо, как оловянный солдатик на ответственном посту. Наконец он снова захлопал своими пушистыми ресницами. - Когда вы постучались, - сказал Орр, - я решил, что сплю. Вот почему сперва отвечал невпопад. - Джордж, вы утверждали, что сотворили эту хижину во сне. Что-то слишком скромненько для сна у вас получилось. Почему бы не заказать себе в следующий раз настоящее пляжное шале на Селишане или на худой конец родовой замок где-нибудь на мысе Перпетуа? Орр, чуток поморщившись, качнул головой: - Все, как я хотел. - Мигнув разок-другой, добавил: - Что случилось. Что было с вами тогда. В пятницу. В кабинете Хабера. Во время сеанса. - Так ведь я и примчалась сюда, чтобы спросить вас об этом! Такая новость пробудила Орра. - Вы... Вы _запомнили_? - Вроде того. То есть поняла, что случилось _нечто_. С тех пор меня не покидает ощущение, будто колея жизни как бы раздвоилась. Представьте себе, в воскресенье в своей квартире поцеловалась со стенкой. Взгляните! - Отмахнув челку, Хитер продемонстрировала кровоподтек на лбу, заметный даже под шоколадной кожей. - Стена _была_ там, где ей никак не место... Как вы справляетесь, как только можете жить с этим? Что стоит запутаться! - Справляюсь? - удивился Джордж. - Да ведь у меня в котелке сплошная каша. Полагаю, если этой моей беде и суждено было случиться, то навряд ли провидение предполагало терзать меня с такой частотой. Тут уж явный перебор. Я затрудняюсь решить порой, то ли действительно уже рехнулся, то ли просто запутался в противоречиях различных вариантов. Мне... Как бы это... Но вы и в самом деле мне верите? - А что остается? Я же видела, как весь чертов Портленд провалился в тартарары! Я смотрела тогда в окно! Только не подумайте, что мне хочется верить. Наоборот, пытаюсь отмахнуться, как от наваждения. Это просто ужасно! А этот ваш доктор, он ведь не хотел, чтобы я поняла - разве не так? Попытался меня заболтать. Но ваши слова после пробуждения, да малоприятный поцелуй со стенкой, да еще дурацкая прогулка к несуществующему более офису... Затем мне представилось вдруг, что после пятницы вы снова увидели сон, и снова все вокруг переменилось, а я и не заметила, и принялась гадать, что именно, и усомнилась - осталось ли вообще вокруг хоть что-то подлинное... Жуть просто! - Я и говорю. Скажите, а вы знаете о войне, о войне на Ближнем Востоке? - Как не знать! Ведь там погиб мой муж. - Ваш муж? - ужаснулся Джордж. - Когда? - Ровно за три дня до дембеля. Или за два до Тегеранской конференции и Американо-китайского пакта. На другой же день после нападения пришельцев на нашу лунную станцию. Джордж молчал потрясенный. - Что с вами? О, успокойтесь, это старая рана! Уже шесть лет, скоро семь. К тому же, останься он в живых, мы бы давно разошлись. Из нашего брака ни черта не получилось. Послушайте, это вовсе не ваша вина! - Я уж и не знаю, в чем только нет моей вины. - Ну, в гибели Джима точно нет. Он был такой здоровенный смазливый негритос, с детства обожал всякие военные игрушки, в двадцать шесть стал капитаном ВВС, а год спустя погиб - не взваливайте все лишь на себя, такое случалось тысячи и тысячи раз задолго до вас. Точно то же с ним случилось и в другом варианте... До пятницы, то бишь когда мир был набит людьми как бочка селедкой. Без перемен. Правда, тогда это произошло в самом начале войны... а? - Она осеклась и округлила глаза. - Боже мой! Самое начало - вместо немедленного перемирия! Война все тянулась и не кончалась, громыхала по сей день... Но ведь не было... А! Не было ведь никаких пришельцев! И в помине не было! Или все же были? Джордж отрицательно помотал головой. - Они _тоже_ из вашего сна? - Хабер заказал мне сон о мире. Мир, согласие, добрая воля - среди всех людей планеты. Вот я и создал пришельцев. Чтоб было с кем сражаться. - Это не вы! Это все машина Хабера, чертов Аугментор! - Нет - к сожалению, я прекрасно управляюсь и без машины, мисс Лелаш. Все, на что способен Аугментор, - экономить Хаберу время, погружая меня прямо в сон со сновидениями. Хотя доктор все еще над ним трудится, совершенствует, пытается улучшить. О, Хабер - великий улучшитель, это его конек. - Пожалуйста, зови меня Хитер! - Чудесное имя. - А я, если можно, буду называть тебя Джорджем. Этот Хабер во время сеанса тоже называл тебя по имени и на ты, но так, точно обращался к подопытной собачке, эдакому умному пуделю или макаке-резус. Лежать, Джордж! Апорт, Джордж, апорт! Принеси-ка мне вон тот сон! К ноге! Орр от души рассмеялся, впервые за все время знакомства. Несмотря на все его заботы и тяготы, несмотря на нездоровый вид и страшное переутомление, смех оказался вполне мелодичным, а зубы - удивительно белыми. - Видишь ли, он обращался не ко мне. К моему подсознанию. А оно уж точно напоминает своего рода собачонку, во всяком случае в представлении доктора. Подсознание мыслить не умеет, но его запросто можно выдрессировать, подготовить для циркового шоу. Какие бы жестокие вещи ни говорил Орр, он произносил их без аффектации, без желчи. Неужели еще встречаются на Земле люди без скрытой в душе ненависти и злобы? - дивилась Хитер. Люди без внутреннего разлада, не идущие поперек Вселенной. Способные распознать лукавого, воспротивиться ему и сохранить белизну своих одежд? Разумеется, есть. Были и есть. И несть им числа среди здравствующих ныне и давно ушедших. Это те, кто через милосердие и сострадание вернулся к живительным истокам, те, кто сознательно или бессознательно следует своему предначертанию - жена издольщика из Алабамы и тибетский лама, и перуанский энтомолог, и безвестный биндюжник из Одессы, и лондонский лавочник-зеленщик, и нигерийский пастух, и дряхлый австралийский абориген, заостряющий о дно вади наконечник копья где-нибудь в совершенной глуши, и многие, многие другие. Никто не станет, не осмелится отрицать это. Таких людей множество, их должно быть достаточно много, иначе просто не выжить. Иначе, возможно, незачем и жить. - А теперь, Джордж, скажи-ка мне вот что: ведь все это началось лишь после визитов к Хаберу, ну, эти самые сны? - Эффективные сны, я бы так сказал. Нет, конечно, задолго до. Потому-то я и угодил к нему. Страшась своих снов и стремясь заглушить их, я начал злоупотреблять снотворным и нарушил закон. Просто не знал, что делать, как мне выкрутиться. - А почему бы тебе сейчас, чтобы не мучиться и не губить здоровье, не принять чего-то в том же роде, какие-нибудь пилюли? - В пятницу вечером прикончил последние. А новыми здесь не разживешься. Но я просто обязан выкарабкаться, соскочить с крючка. Должен избавиться от власти Хабера. Все ведь куда сложнее и серьезнее, чем ему представляется, чем он даже в состоянии вообразить. Доктор считает, что порядок вещей можно запросто выправить. И используя меня как инструмент для этого, он даже не желает в том признаваться. Он лжет, потому что боится взглянуть фактам в лицо, боится узнать настоящую правду и не признает ничего, кроме собственных идей, кроме своих представлений о том, какой следует быть человеческой цивилизации. - Вот оно как. Боюсь, ничем не смогу помочь тебе как юрист, - сказала Хитер, внутренне споря с собой, и отхлебнула кофе, от которого вылезла бы шерсть даже у чихуахуа. - К гипнотическим инструкциям Хабера не придраться, он просто давал наставления расслабиться, не тревожиться по поводу перенаселенности и прочего. И если только сам он не признается, что пользовался твоими снами в каких-то там своих целях, с него и взятки гладки. А при свидетелях он, пользуясь полной свободой выбора темы для твоего сна под гипнозом, проведет свой сеанс так, что ничего и не заметишь. Удивляюсь только, как это со мной умудрился он так опростоволоситься! А ты уверен, что Хабер действительно все шарит? Тогда в том, что он допустил меня на сеанс, есть какая-то нестыковка. Но в любом случае вмешаться в отношения между врачом и пациентом весьма непросто, особенно когда эскулап - важная шишка, а больной - псих, возомнивший себя чудотворцем. Не хотелось бы выступать с подобным делом перед присяжными. Неужели же нет иного способа уберечься от Хабера? Может, транквилизаторы? - На весь период ДНД я остался без фармакарты. И лишь Хабер вправе выдавать мне временные. К тому же Аугментор заставит увидеть сон даже после лекарств... - Черт, налицо вопиющее нарушение прав личности, а дела не завести... Послушай-ка, а что, если тебе увидеть сон, который шарахнет по самому Хаберу, изменит его к лучшему? Орр таращился на гостью сквозь туман, навеянный недосыпом и сгущенный добрым глотком бренди. - Сделать его благороднее, что ли, - помню, помню, ты уже толковал мне о сказочных добродетелях Хабера, об исключительной чистоте его помыслов! Но ведь он неудержим в этих своих помыслах, не считается с людьми! Обнаружил себе удобный способ управлять Вселенной, целиком избегая личной ответственности - и вперед! Давай-ка сделаем его пофлегматичнее, что ли, не таким уж живчиком. Пусть Хабер приснится тебе _по-настоящему_ хорошим человеком. Пусть лечит тебя, а не использует. - Но я не волен в своих снах. Никто не волен. Воодушевление Хитер как рукой сняло. - Напрочь вылетело из головы. Видно, если уж допускать саму возможность подобного дара, подсознательно хочется сохранять над ним и контроль. Совсем позабыла, что ты не волен. Что просто _делаешь_ это. - Ни черта я не делаю, - угрюмо откликнулся Джордж. - И никогда не делал. Я всего-навсего сплю. Оно все как бы само по себе. - Слушай, - снова загорелась Хитер, - а давай-ка я тебя загипнотизирую! Единожды допустив мысль о возможности невозможного, Хитер уже не могла остановиться. К тому же с полудня у нее не было и маковой росинки во рту, и термоядерный кофе, смешанный с таким же бренди, крепко ударил в голову. Джордж недоверчиво хмыкнул. - Мне приходилось, клянусь! Я целый год изучала психологию в колледже, перед юрфаком. И нам всем довелось пройти там курс гипноза. С практическими занятиями. Выяснилось, что сама я внушению поддаюсь плохо, но других погружаю в транс запросто. Давай я загипнотизирую тебя и задам сон про Хабера, доброго и безвредного, как доктор Айболит. Только про это и ничего больше. Согласен? Абсолютно безопасно! Тем более что иного выхода все равно ведь нет. - Но я тоже невосприимчив к внушению. Как оказалось. Так объяснил Хабер. - Так вот почему он применяет вагус-каротидную индукцию! Бр-р-р! Никогда бы не смогла, даже смотреть страшно - типичное удушение. Хотя я не медик, разумеется. - Мой стоматолог пользовался обычной гипнозаписью, и она прекрасно действовала. По крайней мере мне так кажется, я так думаю... - Орр снова засыпал с открытыми глазами и мог бормотать так до бесконечности. Хитер мягко перебила его: - Сдается, что невосприимчив ты именно к гипнотизеру, а не к гипнозу... Во всяком случае можем попробовать, что нам терять? Если сработает, дам тебе задание увидеть один маленький... как бишь ты говорил? Эффективный, да-да, эффективный сон про Хабера, где он перестанет морочить тебе голову и возьмется наконец за лечение. Как думаешь, получится? Доверишься мне? - Звучит заманчиво... - сказал Орр. - В любом случае мне... мне надо хоть немного поспать. Думаю, что еще одну бессонную ночь просто не потяну. Если ты считаешь, что справишься, то что ж... - Справлюсь, справлюсь, не сомневайся! Слушай, а поже