Только эта его аналогия со змеиной сывороткой насквозь лжива. Речь в ней идет о том, как некто встречает кого-либо попавшего в беду, а это ведь совсем, совсем иное. Возможно, то, что я сделал, что натворил в ту давнюю апрельскую ночь... Возможно ли, что оно было чем-то оправдано? - Как обычно, мысли Орра, избегая бередить живую рану, сами собой перескочили на другое. - Ты должен помогать людям. Но манипулировать массами, разыгрывая из себя Творца, непозволительно никому. Чтобы стать им, надо понимать, что творишь. А творить добро наобум, только веруя, что ты прав, раз действуешь из благих побуждений... Никуда не годится, этого явно недостаточно. Следует быть... в контакте, что ли. А Хабер как раз не в контакте. Для него не существует никого и ничего - мир он рассматривает лишь как приложение к себе, как довесок к собственным мыслям, к своим безумным затеям, как средство для достижения личной цели. И уже не важно, какова она, эта его цель, пусть даже всеобщее благо, ведь единственное, что есть у нас, - это всего лишь средства... Хабер же никак не может с этим смириться, не может позволить миру _быть_ таким, каков он есть... Хабер безумец. И если научится видеть сны, как я, то может всех нас потянуть за собой, вырвать из контакта, из единения с миром... Что же делать мне, что делать?" С извечным этим вопросом, как всегда безответным, Орр добрался наконец до своих обветшалых хором на Корбетт-авеню. Прежде чем подняться к себе, он заглянул в полуподвал к М.Аренсу, управляющему, чтобы одолжить проигрыватель. Пришлось согласиться заодно и на чашку особого чая, который Мэнни всегда заваривал специально для Орра, так как тот не курил и даже дыма не мог переносить без кашля. Потрепались малость о событиях в мире, спортивные шоу в колизее Мэнни не посещал, зато, оставаясь дома, каждый день упивался цемирплановскими детскими телепрограммами для приготовишек. "Этот кукольный крокодил, Дуби-Ду, это, скажу я тебе, нечто особое, что-то с чем-то!" - поделился он своими восторгами. Случались, увы, в беседе и досадные провалы - отражение прорех в сознании Мэнни, результата многолетнего воздействия на его мозг самых невероятных химических соединений. И все равно в этом грязном подвале царили мир и подлинное спокойствие, и под слабым воздействием конопляного чая Орр смог здесь по-настоящему расслабиться. В конце концов он все же утащил проигрыватель к себе наверх и в пустынной запущенной гостиной воткнул штепсель в розетку. Поставив пластинку на диск, Орр не сразу опустил иглу звукоснимателя. Для чего все это? Чего, собственно, он хочет? Неизвестно. Может быть, помощи. Ладно уж, что приходит, то и должно быть принято, как сказал Тьюа'к Эннби Эннби. Позволив игле аккуратно коснуться первой дорожки, Орр устроился на пыльном полу рядом с проигрывателем. Ответь, тебе нужен хоть кто-нибудь? Да, ведь я должен кого-то любить. Старый аппарат отличался потрясной механикой - когда пластинка кончалась, замирал на мгновение, тихо шурша, затем с негромким клацаньем сам возвращал иглу на начало. Все у меня будет в полном ажуре, Если друзья мне чуток пособят. На одиннадцатом повторе Джордж незаметно для самого себя уснул. Пробудившись в большой сумеречной гостиной. Хитер сперва растерялась - где это она на Земле? И на Земле ли? Снова задремала, отключилась, сидя на полу спиной к пианино. Это все действие дешевой марихуаны, всегда от нее Хитер тупеет и становится сонливой. Но иначе ведь обидишь отказом Мэнни, этого старого доброго недоумка. Развалившись на полу точно ободранный кот, Джордж дрыхнул у самого проигрывателя, игла которого продолжала медленно пропиливать битловскую "А друзья мне чуток пособят" как бы в надежде разведать, не записано ли что еще интересного на обороте. Хитер выдернула штепсель, оборвав мелодию на самом начале припева. Джордж даже не шелохнулся - он крепко спал, приоткрыв рот. Забавно, что оба они вырубились, слушая музыку. Хитер размяла затекшие ноги и отправилась на кухню проверить, чем предстоит питаться сегодня. Ох, ради всего святого, снова свиная печень! Но ведь это единственное приличное по калориям и весу из того, чем можно разжиться на три мясных талона - ей же самой посчастливилось раздобыть эту гадость вчера в продцентре. Ну что ж, если нарезать потоньше, поперчить, посолить покруче да пожарить с лучком - эх-ма! А, к чертям свинячьим, она так голодна сейчас, что готова жрать эту свиную требуху даже сырой, а Джордж и вовсе в еде непривередлив. Одинаково нахваливает и приличную жратву, и поганую свиную печенку. Хвала Всевышнему, сотворившему на земле все благое, включая и покладистых мужиков! Приводя в порядок кухонный стол, выкладывая затем на него пару картофелин и полкабачка - будущий скромный гарнир, - Хитер время от времени замирала, похоже, ей все-таки нездоровилось. Что-то непонятное творилось с котелком, какая-то непонятная дезориентация во времени и пространстве. Все, видать, от вчерашней дозы да долгого сна в неудобной позе. Вошел Джордж - взъерошенный и в замызганной рубахе. Уставился на нее. - Ну, с добрым утром, что ли! - чуть ворчливо бросила Хитер. А он все молчал и бессмысленно лыбился, излучая столь чистую и неподдельную радость, что у Хитер вдруг зашлось сердце. И отошло. В жизни ей не делали лучшего комплимента - такой кайф, причиной которому она сама, повергал в замешательство, бросил в краску. - Женушка моя обожаемая, - выдохнул Джордж и взял Хитер за руки. Взглянув на них с обеих сторон, он прижал ладони любимой к своим щекам. - Тебе следовало быть темнее. К своему ужасу Хитер заметила слезы на ресницах мужа. В этот миг - и только на миг - она поняла, что имеет в виду Джордж, вспомнила все до последней мелочи: и настоящий цвет своей кожи, и ночную тишину в лесном бунгало, и заполошный ручей по соседству, и остальное - все как фотоблицем озарилось. Но сейчас ее внимание и забота целиком принадлежали мужу, да и так были нужны ему. И Хитер крепко обняла Джорджа. И _все_ забыла. - Ты устал, - нежно шептала она, - ты не в себе, ты уснул прямо на полу. А все этот ублюдок Хабер, будь он неладен! Не ходи больше к нему, что угодно, только не это! И неважно, что он там предпримет, мы вытащим его на публичный процесс, подадим кучу апелляций, оповестим прессу. Пусть Хабер получает свой ордер на принудиловку, на чертову Полиблу, пусть даже добьется отправки в Линнтон - вытащу тебя и оттуда. Нельзя больше ходить к нему, ты просто убьешь себя этим. - Ничто мне не угрожает, успокойся, - сказал Орр со сдавленным горловым смешком, едва ли не всхлипом. - Хаберу со мной не справиться, во всяком случае пока друзья могут мне хоть чуток пособить. Я вернусь, и все это вскоре закончится. Навсегда. Беспокоиться не о чем, видишь, я ничуть не тревожусь - не переживай же и ты... Они приникли друг к другу всем телом и замерли в полном и абсолютном единении - под брюзгливое шкворчанье лука и ливера на сковороде. - Я тоже отключилась на полу, - призналась Хитер куда-то в шею мужу. - От перепечатывания всех этих тупых бумажек старика Ратти у меня вроде как крыша слегка поехала. А ты молодчина, купил потрясную пластинку, обожаю "Битлз", тащусь с самого детства, но теперь по государственному радио их больше не передают. - Мне подарили... - начал было Джордж, но в сковороде ахнуло, и Хитер бросилась на спасение их запоздалого завтрака. За трапезой Джордж как-то странно посматривал на нее, она отвечала спокойным ласковым взглядом. Женаты они были уже полных семь месяцев, но по-прежнему, пренебрегая внешним миром, трепались лишь о милых пустячках, понятных только им двоим. Вымыв посуду, они отправились в спальню и занялись любовью. Любовь ведь не есть нечто незыблемое, вроде краеугольной окаменелости, любовь как хлеб - ее следует возобновлять, выпекать каждый день свеженькую. Когда это свершилось, они уснули в объятиях друг друга, как бы удерживая новую порцию своей любви. И в этом кратком забытьи Хитер вновь услыхала пение лесного ручья, исполненное призрачным контрапунктом голосов неродившихся детей. А Джордж во сне вновь погрузился в морскую пучину. Хитер служила секретарем под началом двух престарелых и никчемных компаньонов, Пондера и Ратти. Отпросившись с работы на следующий день, в пятницу, чуть раньше, в полпятого, она миновала монорельс и трамвай, довозящие до дому, и забралась в вагончик фуникулера, направлявшийся в Вашингтон-парк. Хитер предупредила Джорджа, что постарается подкараулить его на крылечке ЦИВЭЧ, если успеет к пяти, до начала сеанса, а после они смогут вместе вернуться в центр и поужинать в одном из новых цемирплановских ресторанов на аллее Всех Наций. "Все будет в порядке", - сказал тогда Джордж, понимая движущие ею мотивы и имея в виду исход сеанса. "Я знаю, - ответила Хитер. - Тем более приятно будет встряхнуться, к тому же я специально приберегла несколько мясных талонов. И мы с тобой еще ни разу не были в Каза Боливиана". Она добралась до дворца ЦИВЭЧ как раз вовремя - рассиживаться на мраморной ступеньке не пришлось, Джордж приехал следующим же вагончиком. Хитер сразу углядела его в толпе остальных пассажиров, для нее как бы вовсе незримых. Невысокий, изящно сложенный, с одухотворенным лицом, он и шагал красиво, хотя чуточку сутулясь, как большинство конторского люда. Когда Джордж поймал взгляд жены, его чистые и светлые глаза просияли такой радостью, а губы разъехались в улыбке столь неподдельной, что у нее вновь перехватило дыхание и дрогнуло сердце. Она любила Джорджа безумно. Если Хабер посмеет причинить ему хоть какой-то вред, мелькнула злая мысль, она прорвется сквозь любую охрану и раздерет доктора на мельчайшие клочья. Насилие чуждо ей, но только не тогда, когда под угрозой судьба любимого. И вообще Хитер чувствовала себя сегодня не вполне в своей тарелке, какой-то другой, переменившейся - покруче что ли, пожестче? В конторе дважды ляпнула вслух "Дерьмо!", заставив едва не подпрыгнуть старикашку Ратти. Прежде она никогда не употребляла подобных словечек, разве что изредка про себя, не собиралась и впредь - а вот на тебе, сорвалось же с языка, словно нечто привычное и само собой разумеющееся... - Привет, Джордж! - сказала Хитер. - Привет! - откликнулся он, принимая ее ладони в свои. - Ты прекрасна, прекрасна... Как только способен кто-то считать Джорджа больным? Что с того, если он и видит свои дурацкие сны? Это куда лучше, чем обладать ясным и трезвым рассудком, исполненным одной только злобы да ненависти, как у доброй четверти тех, с кем Хитер доводилось сталкиваться. - Уже пять, - сообщила она. - Подожду прямо здесь, на ступеньках. Если дождь, спрячусь в холле. Этот его черный мрамор напоминает гробницу Наполеона и такую тоску наводит, бр-р-р. А здесь, снаружи, чудесно. Даже львов из зоопарка внизу слыхать. - Давай лучше поднимемся вместе, - сказал Орр. - Кстати, похоже, уже моросит. И действительно, накрапывало, начинался один из бесконечных весенних дождиков - арктические льды проливались на головы детей и внуков тех, кто был виновен в их таянии. - Приемная у Хабера просто чудо, - добавил Джордж. - Возможно, тебе там придется поскучать вместе с какой-нибудь важной шишкой из Федплана, а то и с губернатором. Все отплясывают джигу вокруг директора ЦИВЭЧ. А я, как самый главный экспонат, всякий раз прохожу без очереди. Ручная мартышка самого доктора Хабера. Главная его гордость. Одна лишь видимость, что пациент... Он провел Хитер по всему огромному вестибюлю, под центральным пантеоном, по стремительно бегущим лентам дорожек и, наконец, вверх по воистину бесконечной спирали эскалатора. - Если разобраться, то именно ЦИВЭЧ заправляет всей планетой, - заметил Джордж. - Не врубаюсь, отчего Хаберу все еще недостает могущества? На что ему какие-то иные формы? Видит Бог, силы и власти ему теперь не занимать. Почему бы не остановиться? Так нет же, ему еще подавай! Он напоминает Александра Македонского, у того тоже вечно в заднице заноза сидела. Никогда этого не понимал. Но разве в наше время возможно подобное? Джордж немного нервничал, вот почему говорил необычно много для себя, но ничуть не был подавлен и не казался изнеможенным, как все предыдущие недели. Что-то возвратило ему природную невозмутимость и цельность. Хитер никогда не сомневалась в Джордже, не верила, что решение его проблемы затянется надолго, что он собьется с пути, утратит контакт - даже когда ему случалось оказаться в весьма скверной форме. А сейчас он в порядке, и перемена просто разительна. Хитер терялась в догадках, с чего бы это вдруг. Неужто причина в затянувшихся вчера посиделках в неуютной гостиной под нежную мелодию "Битлз" с немудрящей текстухой? Неужто такая перемена - и лишь из-за этого? В просторной, вылизанной до блеска приемной почему-то не оказалось ни души. Джордж представился забавному ящику возле двери, киберсекретарю, как пояснил он. Хитер едва успела выжать из себя незатейливую нервную шуточку насчет того, не заменили ли здесь и любовь киберсексом, как дверь распахнулась и на пороге перед ними предстал директор Хабер собственной персоной, целиком заполнив дверной проем. Хитер видела его лишь однажды, мельком, когда доктор впервые знакомился со своим пациентом, и успела забыть, как он огромен, импозантен и величествен, какой патриаршей обзавелся бородой. - Проходите, Джордж! - громыхнул великан доктор. Хитер была просто ошеломлена видом хозяина, трусила отчаянно. И тут он ее заметил. - О-о, миссис Орр, как я рад! Добро пожаловать! Заходите, заходите тоже. - О нет. Лучше я... - О да! Я настаиваю! Известно ли вам, миссис Орр, что сегодня, возможно, наша с Джорджем последняя встреча? Он не говорил вам? Верно, готовил сюрприз. Последнее дуновение торнадо, завершающий мазок. Так что проходите смело, ваше присутствие никак не помешает. Я сегодня пораньше распустил по домам весь свой персонал. Возможно, вы даже обратили внимание на легкое столпотворение внизу, пока поднимались по главному эскалатору. Будем чувствовать себя полными хозяевами этих хором. Вот сюда, занимайте это кресло, здесь вам будет удобно. Хабер прошел дальше - очевидно, ни в каких ее ответах на свои словоизвержения он не нуждался. Но Хитер пленилась манерами доктора, своеобразной его экзальтированностью, это при медвежьей-то стати - за всем этим как-то забывалось, с какой мировой величиной, знаменитостью приходится иметь дело. И все же ей казалось совершенно невероятным, что такой великий ученый, один из лидеров человечества, долгие недели возится с ее Джорджем, который по сравнению с доктором просто пустое место. Хотя случай Джорджа, по всей видимости, для науки имеет все же немаловажное значение. - Последний сеанс, - пробасил Хабер, подкручивая что-то на компьютероподобной панели в стене над изголовьем кушетки. - Один завершающий контролируемый сон, и тогда, полагаю, нашу с вами проблему как корова языком слизнет. Вы в игре, Джордж? Он частенько обращался к мужу по имени. Хитер вспомнила, как неделю-другую назад Джордж поделился с ней: "Хабер так часто повторяет мое имя, что невольно складывается впечатление, будто этим он хочет уверить в чем-то самого себя. Возможно, в том, что еще не остался один-одинешенек". - Да, к вашим услугам, - отозвался Джордж и, улыбнувшись жене, откинулся на спинку кушетки. Хабер тут же возложил ему на голову нечто вроде короны, соединенной невероятной путаницей проводов с аппаратурой, и поправил какие-то винты. Это напомнило Хитер процедуру выпечатывания энцефалограмм, которую вкупе с целым ворохом прочих тестов ей самой пришлось проходить при получении федплановского гражданства. Ассоциация не из самых приятных. Как будто крохотные пиявки в волосах Джорджа, высасывая его мысли, смогут обратить их на бумажной ленте в бессмысленные и безумные каракули - неопровержимую улику слабоумия. На лице мужа застыла печать глубокой сосредоточенности. О чем это он так крепко задумался? Хабер едва уловимым жестом ухватил Джорджа за горло, как бы собираясь придушить, другой же рукой включил магнитофон. Из динамиков потекла обычная гипнотическая канитель, записанная его же голосом: "Вы расслабляетесь, вы погружаетесь в транс..." Очень скоро доктор остановил ленту и проверил действие внушения - Джордж уже витал в гипнотических эмпиреях. - Отлично, - негромко заметил Хабер и о чем-то задумался. Огромный, как поднявшийся на дыбы гризли, он переминался на носках между Хитер и расслабленным телом Орра на кушетке. - Теперь слушай меня внимательно, Джордж, и запоминай все дословно. Ты в глубоком трансе и будешь досконально следовать всем моим инструкциям. Когда я скомандую, ты уснешь и увидишь сон, эффективный сон. Тебе приснится, что ты совершенно нормален, совершенно такой же, как все люди вокруг. А также приснится, что когда-то ты обладал - или просто думал, что обладаешь, - способностью к эффективным сновидениям, но теперь это _уже не так_, у тебя больше нет подобного таланта. Начиная с этого момента твои сны ничем не отличаются от чьих-либо еще, значение имеют лишь для тебя одного и не оказывают никакого влияния на окружающую действительность. Все это должно присниться тебе, а какими там красками и метафорами ты изукрасишь свой сон, особой роли не играет, - его эффективное содержание в том, что ты никогда более не увидишь эффективных снов, этот - последний. Пусть он окажется приятным, чтобы, когда я трижды окликну тебя по имени, ты проснулся свежим и бодрым. После этого сна ты напрочь утратишь способность видеть эффективные сны. А теперь - ложись-ка на спину. Располагайся поудобнее, как тебе нравится. Отлично. Сейчас ты уснешь, ты уже засыпаешь. Антверпен! С этой последней командой губы Джорджа слабо шевельнулись, и он глухо, как лунатик, что-то пробормотал. Хитер не расслышала, что именно, но в памяти тут же всплыл эпизод из вечера накануне - она тогда сама уже почти забылась следом за Джорджем, как вдруг он отчетливо произнес: "Ветер per annum" [из года в год, навсегда (лат.)] или что-то вроде того; она сразу же переспросила, но Джордж уже спал беспробудно - точно как и сейчас. При виде мужа, лежащего на кушетке с безвольно раскинутыми руками, такого бесконечно уязвимого, у Хитер сжалось сердце. Завершив увертюру, Хабер нажал белую клавишу на пульте агрегата в изголовье кушетки. Часть проводов от головы Джорджа вела к нему, часть, как сообразила Хитер, - к обычному энцефалографу. Стало быть, вот он, этот хваленый Аугментор, вокруг которого весь сыр-бор и разгорелся. Доктор приблизился к ней, сидящей в глубоком кресле яловой кожи. Хитер давно уже успела позабыть, какова натуральная кожа на ощупь. В принципе почти как винил, только пальцам почему-то приятнее. Хитер испуганно напряглась, она не могла угадать, чего ждать ей теперь от Хабера. Он возвышался над нею, монументальный, точно некий триединый шаман-медведь-кумир. - Наступает кульминационный момент, миссис Орр, - заговорил доктор, приглушив свой бас. - Кульминация долгой серии тщательно продуманных экспериментов. Именно к сегодняшнему финалу, я бы сказал, финалу-апофеозу, мы приближались столь медленным шагом все прошедшие недели. И я весьма рад, что вы здесь, хотя, признаться, приглашать вас не собирался. Тем не менее присутствие ваше наверняка прибавило пациенту уверенности, укрепило ощущение подлинной безопасности. Он знает, что откалывать на ваших глазах какие-либо номера я не стану, не так ли? И я абсолютно уверен в успехе, тут уж действительно никаких фортелей. У нас не цирк, здесь все без фокусов. Как только страхи перед сновидениями, обуявшие пациента, рассеются, напрочь исчезнет и наркотическая зависимость. Элементарная причинно-следственная связь... Но пора взглянуть на энцефалограф, пациент, должно быть, уже видит сон, прошу прощения. Доктор стремительно, вопреки всей своей массе, пересек комнату. Хитер осталась в кресле, издали вглядываясь в отрешенное лицо Джорджа, отрешенное совершенно и безвозвратно - точно таким же мог бы выглядеть он и на смертном одре. Хабер неотрывно хлопотал над своей машинерией, не обращая больше на Орра никакого внимания. - Вот, - проронил доктор негромко. "Это он сам с собой говорит, - решила Хитер и не ошиблась. - Вот оно. Сейчас. Вот небольшой разрыв, крохотная пауза второго уровня между сновидениями. - Доктор подкрутил что-то на стенном пульте. - Пожалуй, предпримем еще одну маленькую проверочку... - Он возвращался к Хитер, и снова ей захотелось раствориться, слиться с обивкой кресла, стать невидимкой. Казалось, доктор вообще не находит в молчании никакого смысла. - Ваш супруг, миссис Орр, сослужил неоценимую службу науке, да и всему человечеству. Совершенно уникальный пациент. То, что мы с его помощью узнали о природе сновидений, об их влиянии, как положительном, так и отрицательном, на терапию, буквально бесценно для жизни во всех ее проявлениях. Вы ведь знаете, с какой целью основан ЦИВЭЧ, помните, наверное: Центр исследования вариантов эволюции человека? Случай с вашим мужем открывает воистину невероятные, буквально беспредельные возможности эволюции человечества, бесконечный путь его совершенствования. Удивительно, чем только может завершиться, казалось бы, заурядное обследование по поводу злоупотребления препаратами! Просто в голове не укладывается. А самое удивительное, что докам из медхрана хватило ума подарить этот случай мне, буквально на блюдечке поднести. Не часто встретишь подобную проницательность у академиков от психиатрии. - Хабер ни на миг не отрывал взгляда от наручных часов. - Ладно, пора обратно к нашему бэби. - Похлопотав возле Аугментора, доктор громко объявил: - Джордж! Ты спишь по-прежнему, но теперь можешь меня слышать. Можешь слышать и поймешь все, что я сейчас скажу. Кивни, если слышишь. Голова Джорджа, все с той же миной безучастности на лице, слегка дернулась - как у марионетки на ниточке. - Хорошо. Теперь слушай внимательно. Сейчас ты увидишь еще один отчетливый сон. Ты увидишь... большую фотофреску на стене - здесь, в моем кабинете. Огромную фотографию Маунт-Худа, сплошь покрытого снегом. Тебе приснится, что эта фреска висит прямо над столом. Приснится ярко и отчетливо. И это все. Сейчас ты уснешь и увидишь сон... Антверпен! - Доктор снова прильнул к аппаратуре. - Ага... - выдохнул он, - вот оно... О'кей... Отлично! Едва слышно шелестело оборудование. Джордж лежал по-прежнему безмолвный. Даже Хабер, замерев, перестал бормотать себе под нос. Мертвая тишина повисла в большой мягко освещенной комнате со стеклянными стенами, исполосованными дождем. Доктор стоял возле энцефалографа, не сводя глаз со стены над письменным столом. Ничего не происходило. Хитер описала пальцем кружок по упруго-волокнистой обивке подлокотника, по нежной материи, некогда облегавшей живое существо тонкой защитной пленкой между чувствующей плотью и безучастным космосом. В памяти всплыла мелодия вчерашней старинной записи, всплыла и зазвучала уже неотвязно. Что ты увидишь, когда погаснет свет? Может, меня среди звезд и планет? Казалось просто невероятным, что Хабер в состоянии безмолвствовать столь долго, стоять так неподвижно. Лишь однажды его пальцы шевельнулись, поправляя что-то на пульте, - и снова он застыл, вперившись в глухую отделанную деревянными панелями стену. Джордж вздохнул, вяло поднял руку, уронил снова - и проснулся. Мигая, уселся. И сразу же обратил взгляд на Хитер - как бы желая удостовериться, что она все еще здесь, никуда не подевалась. Изумленно вздев брови, Хабер молниеносно утопил клавишу на пульте Аугментора. - Что за дьявольщина? - громыхнул он, всматриваясь в экран энцефалографа, все еще выписывающего замысловатые зигзаги. - Аугментор продолжает поддерживать стадию быстрого сна. Какого черта вы проснулись? - Не зна-а-аю, - зевнул Джордж. - Проснулся. А вы разве не велели? - Как обычно - по парольному сигналу. Но как, черт побери, как удалось вам превозмочь подпитку шаблона Аугментором?.. Похоже, придется прибавить напряжение, для подобных затей его, оказывается, малова-ато... - протянул Хабер, снова погружаясь в беседу с самим собой или, в лучшем случае, со своим электронным детищем. Получив от него, видимо, какой-то удовлетворительный ответ, снова обернулся к Джорджу: - Порядок! Что вам приснилось? - Что здесь на стене висит фотография Маунт-Худа, прямо над моей женой. Взгляд Хабера метнулся к стене и вновь вернулся к Джорджу. - Еще что-нибудь? Предыдущий сон, его запомнили? - Кажется, да. Погодите, одну минутку... Похоже, снилось, что я сплю и вижу сон, нечто вроде того. Весьма запутанно. В этом двойном сне я находился в магазине... Точно, выбирал себе новый костюм у Майера и Франка, искал голубой, понаряднее - для нового места службы или чего-то в том же роде. Точнее не припомню. Так или иначе, там мне вручили проспект, где в форме таблицы значилось, какой идеальный вес соответствует определенному росту и наоборот. И я оказался точно посередине всех этих шкал для мужчин среднего роста. - Иначе говоря, угодили в самую что ни на есть норму, - заметил Хабер и внезапно расхохотался. Грянул просто громовым раскатом - Хитер едва не сделалось дурно после томительного напряжения бесконечно тянувшейся ранее паузы. - Великолепно, Джордж, просто великолепно! - Похлопав пациента по плечу, доктор стал снимать с его головы электроды. - Мы сделали это! Приехали! Вы свободны, Джордж, свободны как ветер. Вы понимаете, что это значит? - Надеюсь, что да, - ответил Джордж без особого энтузиазма. - Камень с ваших плеч, не так ли? - И на ваши? - Именно! На мои! Опять в самое яблочко, Джордж! - Очередной приступ хохота, причем несколько затянувшийся, едва не свалил Хабера с ног. Хитер подивилась, всегда ли доктор такой или это свидетельство крайнего возбуждения. - Доктор Хабер, - сказал ее муж спокойно, дождавшись тишины, - вам не приходилось когда-либо беседовать о снах с пришельцами? - С альдебаранцами, хотите сказать? Пока не довелось. Правда, Форди из Вашингтона воткнул несколько наших онейрологических тестов в большую серию прочих психологических, но результат оказался нулевым, явная бессмыслица. В этой области у нас с ними абсолютный провал во взаимопонимании. Пришельцы обладают разумом, но, как считает наш ведущий ксенобиолог Ирчевски, природа их разума иррациональна, а то, что мы принимаем за их нормальную социальную абсорбцию, суть разновидность инстинктивно-адаптивной мимикрии. Спору нет, все это еще под большим вопросом. На них ведь не нацепишь датчики энцефалографа. Фактически мы даже не знаем, спят ли они вообще, а о сновидениях уж и говорить не приходится. - Знаком ли вам термин _йах'хлу_? Хабер на мгновение замялся. - Слыхал, слыхал, как же. Непереводимое словцо. А вы решили, что оно означает нечто, связанное со сновидением? Джордж отрицательно помотал головой: - Понятия не имею, что оно означает. Я не пытаюсь разыгрывать из себя всезнайку, не утверждаю, что постиг больше других, но мне определенно сдается, что, прежде чем двинуться дальше, прежде чем применять вашу новую технологию, до того, как вы, доктор Хабер, заснете и увидите сон - вам следует побеседовать с одним из инопланетян. - С кем именно? - В тоне Хабера сквозил ядовитый сарказм. - Все равно, с любым. Это не играет особой роли. - О чем же мне следует с ним поговорить, Джордж? - хохотнув, полюбопытствовал Хабер. Хитер заметила, как озарился, буквально полыхнул взгляд мужа, устремленный на верзилу доктора снизу вверх. - Обо мне. О сновидениях. О _йах'хлу_. Неважно о чем. Неважно - пока будете слушать. Пришелец сам поймет, что от него требуется. По сравнению с нами у них куда больший опыт во всех этих материях. - В каких еще материях, Джордж? - В ваших любимых сновидениях, вернее, в том, одним из аспектов или же граней чего они на самом деле являются. Пришельцы занимаются этим с незапамятной поры, а может, и вообще с начала времен. Они, собственно, сами как бы выходцы из времени сна, из каких-то иных внепространственных координат. Это непросто понять, а уж выразить словами и подавно не удастся... Понимаете, доктор, не только люди и животные - все сущее видит сны. Затейливая игра форм мироздания суть сновидение материи. Скалам снятся их неспешные сны, плавно изменяющие облик Земли... Но вот когда обретают разум сознательные существа, когда темп эволюции возрастает на порядок, тогда и следует соблюдать особенную осторожность. Беречь и лелеять мир. Изучать пути. Осваивать мастерство, искусство, познавать пределы. Разумное сознание должно стать неотъемлемой частью мироздания, бережно, шаг за шагом вписаться в него, подобно тем же скалам, которым это дано от природы. Вы понимаете, о чем я? Хоть что-нибудь вам это говорит? - Все, о чем вы толкуете, Джордж, давно уже не новость. Все это было и быльем поросло. Мировая душа и прочее в том же духе. Донаучное знание. Согласен, мистическое учение - один из возможных путей приближения к разгадке природы сновидений или, как мы с вами условились, реальности, но подобное направление попросту неприемлемо для того, кто привык мыслить четкими научными категориями и оперировать строгими причинно-следственными связями. - Не знаю уж, насколько это окажется правильным, - сказал Джордж устало, без тени негодования, - но попробуйте - хотя бы из простого научного любопытства, - попытайтесь все же напоследок, прежде чем испытаете Аугментор на себе, прежде чем приступите к самовнушению, когда ваш палец уже коснется клавиш на пульте - попробуйте произнести: "_Вэй'р'перенну_". Вслух или про себя. Всего один раз. Отчетливо. Попытайтесь, док. - Для чего же? - Это должно сработать. - Сработать? Каким образом? - Вы получите чуток помощи от своих друзей, - сказал Джордж, поднимаясь с кушетки. Хитер ужаснулась - то, что нес теперь Джордж, отдавало явным делирием, должно быть, лечение довело, проклятый Хабер, она ведь знала, что все этим и кончится. Но почему же Хабер не реагирует на безумные речи, как положено психиатру? - _Йах'хлу_ слишком велико, чтобы с ним мог совладать кто-либо в одиночку, - продолжал Джордж. - Оно выскальзывает из слабых человеческих рук. Пришельцы знают, как управляться с ним. Вернее, не управляться, это неточное слово, но держать от себя подальше и следовать верному пути... До конца я так и не понял. Может быть, вам удастся больше. Попросите помощи, док, не стесняйтесь. Произнесите "_вэй'р'перенну_", прежде чем... прежде чем нажмете на клавишу. - Пожалуй, во всем этом что-то есть, - пробурчал Хабер неожиданно для оцепеневшей Хитер. - Вполне может представлять некий научный интерес. Я прислушаюсь к вашим словам, Джордж, и приглашу сюда одного из служащих альдебаранского культурцентра, тогда и посмотрим, удастся ли нам хоть что-то из него выудить... Что, миссис Орр, для вас это сплошная абракадабра? Ваш супруг, рискну предположить, уже заразился от меня страстью к психиатрическим исследованиям - и боюсь, кончился как конструктор. - "Почему доктор назвал Джорджа конструктором, - подивилась Хитер, - он ведь художник-дизайнер по проектированию парков отдыха?" - А чутье и от природы у него ого-го какое! Никогда бы не додумался подключить к своему проекту альдебаранцев, теперь же сам вижу, что здесь, может статься, и зарыта собака. Но вы, должно быть, довольны, что ваш Джордж не психиатр и не станет им, не так ли? Непросто иметь супруга, анализирующего ваши подсознательные желания прямо за обеденным столом. Как вы считаете?.. - Хабер гудел и громогласно похохатывал без конца, провожая гостей к выходу, и едва не довел Хитер до истерики. - Ненавижу, ненавижу его! - восклицала она в ярости уже на спиральном спуске. - Ужасный человек! Лживый насквозь. Здоровенная такая груда фальши. Джордж прижал жену к себе, приласкал. И не ответил ни слова. - Но это закончилось, Джордж? Действительно, закончилось? Ты и в самом деле не станешь больше глотать таблетки и посещать эти мерзопакостные сеансы? - Думаю, да. Хабер подошьет результаты исследований в мою папку, и уже через шесть недель мне выдадут справку об освобождении. Если хорошо буду себя вести. - Джордж устало улыбнулся. - Смотрю, ангелочек мой, эти процедуры подействовали сегодня сильнее на тебя, чем на меня. Хотя я тоже устал и зверски проголодался. Куда пойдем ужинать? Ты хотела в Каза Боливиана? - Давай лучше махнем в Чайнатаун, - предложила Хитер и осеклась. И глупо хихикнула. Старый китайский проспект вместе с прочими замшелыми останками центра был снесен подчистую добрый десяток лет тому назад. Как только это могло вылететь у нее из головы? - Я имела в виду заведение Руби Лу, - смущенно поправилась она. Джордж нежно пожал ей кончики пальцев: - Договорились. Добраться туда было проще простого - первая же остановка фуникулера за рекой как раз и находилась в старом Ллойд-центре, до Катастрофы одном из средоточий мировой торговли. Ныне многочисленные монстры его автопарковок отправились следом за динозаврами, а большинство магазинчиков двухэтажного пассажа слепо таращились выбитыми и наспех заколоченными витринами. Закрытый каток не заливался уже лет двадцать и позабыл, что такое лед. Давно не журчала вода и в авангардистски причудливых конструкциях бронзовых фонтанов. Буйно разрослись запущенные декоративные деревца, вздыбив своими корнями асфальт далеко за пределами аккуратных цилиндрических бордюров. Голоса и шаги немногочисленных прохожих гулким эхом отдавались под заброшенными ветхими сводами пустынных галерей. Заведение Лу располагалось в самом верхнем ярусе, и снизу его стеклянный фасад за развесистой кроной каштана почти не просматривался. Небо высоко над головой нежно отливало салатовым - тем редким цветом раннего весеннего вечера, какой выдается, когда сразу после дождя выглянет заходящее солнце. Хитер подняла взгляд к бесконечно далеким нефритово-прозрачным небесам, сердце ее вдруг дрогнуло, охваченное неясным и странным томлением, как бы желанием покинуть старую свою оболочку, словно змеиную кожу, но блажь эта оказалась мимолетной. А взамен Хитер тут же ощутила явственный внешний толчок, сдвиг, некое сгущение воздуха - она даже оглянулась, чтобы проверить, уж не зацепилась ли за что-нибудь блузкой. Весьма странное место. - Как-то мрачновато здесь. Призраки вокруг, что ли? - посетовала она. Джордж пожал плечами, но лицо его приняло напряженно-озабоченное выражение. Налетел ветер, слишком жаркий для апрельского вечерка, дохнул в лицо влажным теплом, зашелестел бесчисленными свечами каштанов и рассеялся в забытых людьми проулках пассажа. Красная неоновая вывеска заведения Лу за могучими ветвями стала вдруг терять свои очертания, корчиться и расплываться, не призывая более отведать кулинарных изысков старины Лу, она вообще не звала больше никого и никуда. И все остальное вокруг внезапно стало терять значение, утрачивать всяческий смысл. Ветер, словно продув некое дупло в пространстве и как бы вплеснув пустоты, усугубил окружающее запустение. Хитер, с глазами на мокром месте, инстинктивно дернулась к ближайшей стене, чтобы спрятаться от неведомой, непонятно откуда исходящей угрозы. - Что с тобой, любовь моя?.. Все в норме, держись меня и ничего не бойся. "Это я схожу с ума, не Джордж, - мелькнула мысль, - и прежде он был вовсе ни при чем, все я сама". - Все будет хорошо, успокойся, - шепнул он еще раз, привлекая жену к себе, но в голосе его уже не звучала былая уверенность, не ощущалось ее более и в объятиях. - Что-то не так! - отчаянно вскрикнула Хитер. - Джордж, что стряслось? - Еще не знаю, - ответил он едва ли не рассеянно, задрав куда-то вверх голову и машинально продолжая успокаивать Хитер. Казалось, Орр вглядывается в невидимое и вслушивается в беззвучное. Хитер всей кожей ощущала гулкие и размеренные удары сердца в неширокой его груди. - Послушай, Хитер. Мне придется вернуться, - проронил он наконец. - Куда вернуться-то? Что, собственно, происходит? - Голос ее срывался чуть ли не на визг. - К Хаберу. Я вынужден. Теперь же. Подожди меня - в ресторане. Дождись меня. Хитер. Не ходи следом. Джордж удалялся. Она должна быть с ним. Он уходил не оглядываясь, сбегал по бесконечной лестнице под гулкими пролетами арок, мимо иссохших фонтанов - к остановке фуникулера. Вагончик поджидал, это была конечная, он заскочил внутрь с ходу. А когда вагон уже отходил от платформы, Хитер с разрывающимся сердцем и жаром в легких успела запрыгнуть ровно чудом. - Какого дьявола, Джордж? - Прости, любимая. - Он тоже отчаянно запыхался. - Я просто обязан вернуться. И не хотел впутывать тебя во все это. - Во что впутывать? - Ее вдруг охватила неистовая злость. Они сидели лицом друг к другу, пыхтя и отдуваясь. - Что за идиотский спектакль ты устроил, что это за цирк на дроте! И для чего тебе туда возвращаться? - Понимаешь, Хабер, он сейчас... - Голос Джорджа пресекся. - Он видит сон. Где-то в самой глубине души Хитер шевельнулся дремучий ужас - но она подавила его. - Хабер видит сон. Ну и что с того? - Выгляни в окно. До сих пор Хитер не отрывала глаз от мужа - и во время безумной гонки за ним, и здесь, в вагоне. Фуникулер болтался теперь над рекой, над ее водной гладью - но... не было более никакой водной глади, река внезапно иссякла, распахнула чрево, выпятила в свете фонарей на мостах и набережных всю свою донную грязь, мерзкий вонючий ил, ошметки жизнедеятельности, ржавые железяки и дохлую рыбу. Гигантские корабли задрали кили возле резко выросших осклизлых стен доков. Сооружения центральной части Портленда, неформальной столицы мира, все эти грандиозные кубы из стекла и бетона, нарядно перемежаемые зелеными насаждениями, твердыни мировой власти, оплоты науки, связи, индустрии, экономического планирования, общественного контроля - все прямо на глазах оседало и таяло. Стены зданий, зыбкие и влажные, как позабытая на солнце медуза, складывались и опадали, оставляя после себя в воздухе жирные кремовые мазки. Вагончик фуникулера мчался теперь невиданно быстро, проскакивая все положенные остановки - что-то, видимо, стряслось и с тросом, безучастно отметила про себя Хитер. Пассажиров бешено мотало над растворяющимся городом, впрочем, достаточно низко, чтобы расслышать скрежет вселенского распада и вопли ужаса. Когда вагон поднялся выше, в поле зрения Хитер, прямо над плечом сидящего лицом к ней супруга, всплыл Маунт-Худ. Джордж, должно быть, заметил грозовые сполохи на ее помертвелом лице или в широко раскрытых глазах и обернулся на миг, чтобы окинуть взглядом колоссальный опрокинутый конус смертоносного пламени. Вагон мотался в бездне между теряющим очертания городом и бесформенным небом. - Все как-то не так идет сегодня, совершенно не так, - донеслось из дальнего конца вагона брюзгливое пронзительное контральто. Вспышка извержения была чудовищна и прекрасна. Колоссальная геологическая энергия вулкана, копившаяся тысячелетиями, как бы подчеркнула призрачность конечной цели их маршрута - пустоту пространства вокруг дворца цивэч. Недобрые предчувствия, посетившие Хитер в пассаже Ллойд-центра, вернулись, нахлынули с новой силой. Это было здесь, оно присутствовало повсюду вокруг, высасывало душу леденящим вакуумом - неизмеримая сущность без признаков и свойств, куда проваливалось все и вся без возврата. Это было ужасно, это было само Ничто. Это был Неправильный Путь. Именно туда и отправился Джордж, выскочив из вагона на конечной остановке. Обернувшись на ходу, он махнул рукой и прокричал: