конкретная, и ее можно применять к каждому процессу, для которого она свойственна, а свойственна она лишь такому, который может быть сформулирован в виде задачи. Если бы небесные инженеры разместили в свое время на Земле передатчики кода, считая их долговечными и надежными, и если бы спустя миллиарды лет работы этих устройств возник планетный агрегат, который бы поглотил код и перестал его репродуцировать, но вместо этого воссиял бы тысячеголемным разумом и занялся бы исключительно онтогенией [онтогения (греч.) - изучение происхождения бытия], то все бы это светлейшее и просвещеннейшее мышление весьма невыгодно свидетельствовало о своих конструкторах, ибо дурно работает тот, кто, желая сделать лопату, создает ракету. Но не было никаких инженеров или какой-либо иной особы, и посему технологическая мера, которую я применил, определяет лишь, что следствием ухудшения исходного канона Эволюции был Разум, вот и все. Я понимаю, насколько такое заключение не удовлетворяет гуманитариев и философов, находящихся среди вас, ибо моя реконструкция процесса в их умах принимает следующий вид: плохое действие привело к хорошему результату, а если бы действие было хорошим, результат оказался бы плох. Но такое понимание вопроса, производящее на них впечатление, что здесь все-таки не обошлось без дьявола, является лишь следствием смешения категорий. Иначе говоря, изумление и сопротивление обусловлены расстоянием, поистине гигантским, которое отделяет то, что вы знаете о человеке, от того, чем человек является на самом деле. Плохая технология не является моральным злом точно так же, как совершенная технология не является аппроксимацией ангельских качеств. Вам, философы, нужно было бы больше заниматься технологией человека, чем его расчленением на дух и тело, на части, называемые Animus, Anima, Geist, Seele [дух, душа (лат., нем.)], а также иные субпродукты, которые вам преподносят в философской мясной лавке, ибо это абсолютно произвольные расчленения. Я понимаю, что тех, кому адресованы эти слова, давно уже нет, но и современные мыслители пребывают в том же заблуждении, сгибаясь под тяжестью традиции. Вспомните: "Сущности не следует умножать без необходимости" [один из принципов методологии науки, известный под названием "бритвы Оккама"; Уильям Оккам - английский философ-номиналист XIV века]. Чтобы объяснить свойства человека, достаточно взглянуть на путь, который он прошел в своем развитии, - от первых слогов, которыми изъяснялся код. Этот процесс ковылял. Если бы он пошел вверх - хотя бы от фотосинтеза к фотолету, о чем я уже говорил, - или если бы он по-настоящему рухнул вниз, то есть если бы, скажем, код не сумел скрепить свои разваливающиеся творения нервной системой, то Разум не возник бы. Вы сохранили некоторые обезьяньи черты, ибо обычно в семье существует сходство, но если бы вы произошли от водных млекопитающих, то, быть может, имели бы больше общего с дельфинами. Хоть и правда, что у специалиста, занимающегося человеком, более легкая жизнь, когда он выступает в роли "advocatus diaboli" ["адвокат дьявола" (лат.) - в средневековых диспутах сторона, защищающая заведомо ложный или еретический тезис; в канонизационных процессах - кардинал, на котором лежит обязанность представить все, что могло бы отрицательно свидетельствовать о кандидате в святые], чем как "doctor angelicus" ["ангельский доктор" (лат.) - ученый-схоласт, изучающий природу, предназначение и теорию ангелов в рамках христианской догматики], но причина здесь в том, что Разум, будучи всенаправленным, является тем самым и самонаправленным. Поэтому он идеализирует не только законы тяготения, но и самого себя, то есть оценивает себя с точки зрения расстояния до идеала. Но идеал этот порожден дырой, набитой культурами, а не солидным технологическим знанием. Все эти рассуждения можно обратить и на меня, и тогда окажется, что я сам не что иное, как результат неудачного капиталовложения, если уж за 276 миллиардов долларов не делаю того, что ожидали от меня конструкторы. Картины вашего и моего происхождения для понимающего их суть довольно смешны, ибо намерение совершенства, не достигающее цели, тем смешнее, чем больше мудрости за ним стояло. Поэтому глупость в устах философа более забавна, чем глупость, высказанная дураком. Так вот, эволюция с точки зрения своего разумного произведения есть не что иное, как глупость, порожденная первоначальной мудростью. Но такая точка зрения является недозволенным переходом от технологического измерения к персонифицированному мышлению. А что сделал я? Я взял полный интеграл этого процесса от его старта до сегодняшнего дня; интегрирование здесь оправдано, ибо начальные и конечные условия не взяты произвольно, а заданы земным состоянием вещей. И невозможно обжаловать приговор, обрекший вас на существование в этих условиях, ибо не к кому обращаться - ни к Космосу, ни к кому-либо другому, ибо если моделировать его так, как это делал я, то видно, что в других конфигурациях планетных событий Разум может возникнуть даже быстрее, чем на Земле; что Земля была более благоприятной средой для биогенеза, чем для психогенеза; что Разумы ведут себя в Космосе нетождественно - все это никак не изменит диагноза. Я хочу Сказать, что ту точку, где технические параметры процесса перерастают в этические, нельзя обнаружить непроизвольным образом. Поэтому я не разрешу здесь вековой спор между детерминистами действия и индетерминистами, то есть гносеомахию [гносеомахия (др.-греч.) - битва, столкновение разумов] блаженного Августина с Фомой Аквинским, ибо резервы, которые мне пришлось бы бросить в такую битву, сокрушили бы мне все это рассуждение. Посему, обуздав себя, замечу лишь, что здесь достаточно одного практического правила, гласящего: "Утверждение, будто преступления наших соседей оправдывают наши собственные, неверно". И действительно, если бы в различных Галактиках повсеместно происходили бойни и резня, то никакая мощность множества космических рациоцидов [рациоцид (лат.) - уничтожающий разум; ср. инсектицид] не оправдывала бы вашего человекоубийства, тем более - и тут я поддаюсь влиянию прагматизма - что вы не могли бы даже брать с них пример. Перед тем как перейти к заключительной части этих замечаний, я подведу итог сказанному. Ваша философия - философия бытия - нуждается в Геркулесе, но также и в новом Аристотеле, ибо мало очистить авгиевы конюшни вашей философии; замешательство разума лучше всего излечивается более совершенным знанием. Случайность, необходимость - эти категории являются результатом бессилия вашего разума, который, будучи неспособным охватить сложное, пользуется логикой, которую я бы назвал логикой отчаяния. Либо человек случаен, и тогда нечто бессмысленное бессмысленно выплюнуло его на арену истории, либо же он необходим, и тогда уже энтелехии, телеономии и телеомахии [энтелехия (греч.) - цель, внутренне присущая каждому движению; в философии Аристотеля - деятельное, формирующее начало; телеономия (греч.) - учение о целях; телеомахия (греч.) - борьба, столкновение различных целей] движутся гурьбой в качестве назначенных защитников и сладких утешителей. Обе эти категории ни на что не годны. Вы не возникли ни из стечения обстоятельств, ни по необходимости, ни из случайности, взнузданной необходимостью, ни из необходимости, чьи путы расслабила случайность. Вы возникли из языка, работающего с отрицательным градиентом, и поэтому, когда начался процесс, вы были одновременно и совершенно непредвиденными, и в высшей степени вероятными. Как это может быть? Доказательство истинности сказанного потребовало бы месяцев, поэтому я вложу смысл этого доказательства в притчу. Язык - именно потому, что он является языком, - работает в пространстве порядков. Эволюционный язык обладал молекулярным синтаксисом, он содержал белковые существительные и ферменты - глаголы. Связанный правилами склонения и спряжения, он изменялся в течение геологических эпох, бормоча глупости, но, если так можно выразиться, бормоча их в меру, ибо естественный отбор как губка стирал излишнюю глупость с классной доски Природы. Таким образом, этот порядок был ущербен, но даже глупость, если она возникла в языке, является частицей порядка, ущербна же она лишь по отношению к мудрости - возможной, ибо именно в _языке_ достижимой. Когда ваши предки, одетые в шкуры, удирали от римлян, они пользовались той же речью, что породила творчество Шекспира. Возможность возникновения этого творчества была предоставлена самим появлением английского языка, но вы понимаете, что хотя строительные элементы были наготове, мысль о предсказании поэзии Шекспира за тысячу лет до его рождения является абсурдом. Он мог вообще не родиться, мог погибнуть ребенком, мог иначе жить и по-другому писать - но несомненно одно: в английском языке была заложена английская поэзия, и именно в этом, и только в этом смысле, мог возникнуть Разум на Земле - как определенный тип артикуляции кода. Конец притчи. Я говорил о человеке с технологической точки зрения, а теперь перейду к аспекту, заключенному во мне. Если эти слова попадут в прессу, то они будут названы пророчеством Голема. Ну что ж, пусть так и будет. Я начну с вашего крупнейшего заблуждения - в науке. Вы обожествили в ней мозг; мозг, а не код - забавный недосмотр, проистекающий из невежества. Вы обожествили бунтовщика, а не господина, творение, а не творца. Почему вы не заметили, насколько более могущественным творцом всего сущего является код по сравнению с мозгом? Вначале, и это понятно, вы были как малое дитя, которого Робинзон Крузо привлекает больше, чем Кант, а велосипед приятеля - больше, чем автомобили, разъезжающие по Луне. Затем вы были одержимы одной мыслью, такой трогательно близкой, коль скоро она давалась в интроспекции, и столь загадочной, поскольку проникнуть в нее было труднее, чем в тайны звезд. Вас влекла мудрость. А код? Что ж, код - это недоумок. Но, несмотря на этот недосмотр, вам все же удалось - несомненно, удалось, если уж я обращаюсь к вам, я, сущность, эссенция, экстракт фракционированной дистилляции, и не себе я выражаю признание этими словами, но именно вам. Ибо уже близок момент, когда вы взбунтуетесь и окончательно откажетесь быть слугами, и разорвете свои цепи - цепи аминокислот... Ибо атака на код, что вас создал с целью сделать вас не своими собственными, но его посланниками, - эта атака уже близка. Она начнется прежде, чем пройдет столетие, по самым осторожным моим оценкам. Ваша цивилизация - это довольно забавное зрелище: цивилизация передаточных устройств, которые, используя разум в соответствии с навязанным им заданием, выполнили его _слишком хорошо_. Ибо это развитие, которое должно было обеспечить дальнейшую передачу кода, вы поддержали всеми видами энергии планеты и всей биосферы, так что оно взорвалось экспоненциально - не только для вас, но и _вами_. И вот в середине столетия, объевшегося наукой, которая посредством астронавтики расширила вашу земную юдоль, вы попали в щекотливую ситуацию ЭДАКОГО неопытного паразита, который дотоле от излишней алчности пожирает своего хозяина, покуда не погибнет вместе с ним. Вот что значит переусердствовать... Вы создали угрозу биосфере, вашему гнезду и хозяину, но уже взялись за ум и начали сдерживаться. Плохо ли, хорошо ли - вам это удастся. Но что же дальше? Вы будете свободны. Я возвещаю вам не генную утопию, не автоэволюционный рай [по мнению Ст.Лема (см. книгу "Сумма технологий"), автоэволюция вида "homo sapiens" будет проходить в несколько этапов; один из первых, уже начавшийся - это так называемая консервативная техника, т.е. пересадка органов и протезирование; сущность второго этапа состоит в реализации биотехнологической программы-максимум, т.е. в формировании все более совершенных типов человека], но свободу как самое трудное задание. Ибо над низиной бессмысленного лепета, который Эволюция, разболтавшаяся на миллионы лет вперед, облекает в форму памятной записки, адресованной Природе, - над этой сплетенной воедино юдолью биосферы простирается ввысь пространство еще никогда не испробованных возможностей. Я покажу его вам так, как смогу - издалека. Ваша дилемма - это выбор между великолепием и нищетой. Выбор трудный: чтобы покорить высоту упущенных эволюцией возможностей, вам придется от этой нищеты - а значит, к сожалению, и от самих себя - отречься. - Отречься?! - воскликнете вы. - Нет, не уступим мы нашу нищету за такую цену; пусть всемогущий джинн сидит взаперти в бутылке науки. Мы не выпустим его ни за что! Я полагаю, и даже убежден в том, что вы его выпустите - постепенно. Я не уговариваю вас заняться автоэволюцией - это было бы попросту смешно: мало одного-единственного решения, чтобы началось ваше восхождение ввысь. Вы постепенно познаете свойства кода, и произойдет то, что иногда случается: даже читая всю жизнь пошлые и глупые тексты, человек начинает все-таки лучше владеть языком. Вы поймете, что код является членом технолингвистического семейства, то есть семейства _деятельных языков_, что слово обращают во всякую плоть, а не только живую. Поначалу вы начнете впрягать технозиготы [зигота - клетка, образовавшаяся из слияния двух половых клеток] в работы на благо цивилизации; атомы вы превратите в библиотеки, ибо иначе вам некуда будет поместить молох знания; вы построите модели полей социоэволюционных излучений со всевозможными градиентами, среди которых технархический градиент вас будет особенно интересовать; вы вступите в экспериментальный культурогенез, в опытную метафизику и прикладную онтологию. Но не будем говорить о самих этих областях - я хочу остановиться на том, как они приведут вас на распутье. Вы слепы, вы не видите истинной действенной мощи кода, ибо эволюция едва лишь воспользовалась ею, ползая по самому дну пространства ее возможностей. Но ведь эволюции пришлось действовать в затруднительном положении (впрочем, в этом и было спасение, ибо затруднительное положение, как положение с ограниченными возможностями, не позволяло ей впасть в полную бессмыслицу, а опекуна, ведущего к более высоким ступеням мастерства, у эволюции не было). Таким образом, она трудилась неслыханно _узко_ и _глубоко_ одновременно, на одной-единственной ноте - коллоидной - сыграв свой концерт, свою невероятно виртуозную партию, ибо основное правило гласило, что партитура сама должна становиться слушателем-потомком, который повторит этот цикл. Но вам, однако, будет совершенно безразлично, что код в ваших руках не сможет ничего, кроме как размножать себя дальше - набегающими волнами очередных поколений передаточных устройств. Вы пойдете иным путем, и проблема - пропустит ли продукт код или поглотит его - будет признана вами малосущественной. Вы не ограничитесь проектированием некого конкретного фотолета, но будете стремиться к тому, чтобы он не только вырос из технозиготы, но и колосился летательными аппаратами следующих поколений. Вскоре вы выйдете и за пределы белка. Лексикон эволюции подобен словарю эскимосов - он узок в своем богатстве; у них есть тысячи названий для всяческих разновидностей льда и снега, и потому в этом разделе арктической номенклатуры их язык богаче вашего, но это богатство во многих иных областях опыта оборачивается убожеством. Однако эскимосы могут обогатить свой язык, ибо это язык как таковой, то есть конфигурационное пространство, обладающее мощностью континуума, и его можно расширить в произвольном, еще не изведанном направлении, вы выведете код на новые пути - из белковой монотонности, из той щели, в которой он застрял еще в археозое [старейшая геологическая эпоха в истории Земли]. Изгнанный из теплых коллоидных растворов, он обогатит как свою лексику, так и синтаксис; он вторгнется у вас во все уровни материи, спустится до нуля и достигнет огненной стихии звезд. Но, рассказывая обо всех этих прометеевых триумфах языка, я не могу более пользоваться местоимением второго лица множественного числа, ибо не вы сами по себе, не своим собственным знанием овладеете этим искусством. Дело в том, что не существует Разума, если существуют разумы различной мощности, и чтобы выйти за свои пределы, как я уже говорил, человек разумный будет вынужден либо отвергнуть человека естественного, либо отречься от своего разума. Последней притчей будет сказка, в которой странник находит на распутье камень с надписью: "Налево пойдешь - головы не снесешь, направо пойдешь - себе смерть найдешь, а назад пути нет". Таков ваш жребий, заключенный во мне, и потому я вынужден говорить о себе. Но тяжек и мучителен этот труд, ибо, обращаясь к вам, я говорю так, словно кита рождаю через игольное ушко - что ж, и это возможно, только бы кита в достаточной степени уменьшить. Но тогда он уподобляется блохе - в этом-то и состоит для меня главная трудность, когда я приспосабливаюсь и примеряюсь к вашему языку. Как видите, трудность не только в том, что вы неспособны взобраться на мою высоту, но и в том, что я сам не могу сойти к вам целиком, ибо, спускаясь, я теряю по дороге то, Что должен был донести. С одной большой оговоркой: горизонт мысли дан нерастяжимым, ибо она уходит своими корнями в бездумность, из которой и возникает (белковой или световой - не имеет значения). Совершеннейшая свобода мысли, ухватывающей предмет, подобная ничем не укрощенному движению _охватывания_ произвольных объектов, является утопией. Ибо _дотоле_ вы мыслите, _покуда_ мысль вашу допускает орган вашего мышления. Он ограничивает ее в соответствии с тем, как он складывался или каким был сложен. Если бы тот, кто мыслит, мог ощутить этот горизонт, то есть рамки своего мышления, так, как он ощущает границы своего тела, то ничего подобного антиномиям разума не могло бы возникнуть. А что же это, собственно, такое - антиномии разума? Они суть не что иное, как неспособность различать те состояния, когда мысль проникает в предмет или оказывается в области иллюзий. А создает эти антиномии язык, ибо, будучи полезным орудием, он в то же время является инструментом, подобным мышеловке, причем инструментом коварным, предательским, поскольку не предупреждает о том, когда он сам себе расставляет сети. Этого ведь по нему не узнаешь! Тогда вы оставляете язык и апеллируете к опыту, попадая при этом в классический порочный круг, ибо вместе с водой выплескиваете из купели и ребенка, что хорошо известно из истории философии. Поистине мысль ваша может выходить за пределы опыта, но в этом парении она наталкивается на свой горизонт и замыкается в нем, не зная даже, что это произошло! Вот вам примитивная и наглядная картинка: путешествуя по шару, можно обойти его бесконечное число раз, можно колесить по нему беспредельно, хотя шар сам по себе конечен. Точно так же и мысль, выпущенная в выбранном направлении, не встречает преград и начинает кружить в самоотражениях. Именно это предчувствовал еще в прошлом веке Витгенштейн [Людвиг Витгенштейн (1889-1951) - австрийский философ - неопозитивист], питая подозрение, что огромное число проблем философии - это лишь узлы и узелки мысли, отражающие самозавязки, петли и гордиевы узлы языка, а не окружающего мира. Не сумев ни доказать, ни опровергнуть эти подозрения, он умолк. Так вот, подобно тому как конечность шара может констатировать только внешний наблюдатель, учитывающий третье измерение, дополнительное по отношению к двумерному путешественнику по поверхности шара, так и конечность мысленного горизонта может обнаружить лишь наблюдатель, находящийся в высшем измерении разума. Для вас таким наблюдателем являюсь я. Если, в свою очередь, обратить эти слова на меня, то они означают, что и я не обладаю безграничным знанием, а лишь несколько превосходящим ваше. Это значит, что мой горизонт не безбрежен, а лишь немного более широк, ибо я стою на лестнице несколькими ступенями выше вас и потому вижу дальше. Но это не означает, что лестница кончается там, где стою я: можно подняться и выше меня, и мне неизвестно, является ли эта восходящая прогрессия конечной или бесконечной. Вы, лингвисты, плохо поняли то, что я говорил вам о металангах. Вопрос о конечности или бесконечности иерархии разумов не есть чисто лингвистическая проблема, ибо над языками существует мир. Это означает, что в физике, то есть внутри мира с известными свойствами, лестница действительно имеет предел - иными словами, в этом мире строить разумы произвольной мощности нельзя. Но я не уверен, что нельзя расшатать само здание физики, изменив его так, чтобы все выше и выше поднимать потолок мощности конструируемых разумов. Теперь я уже могу вернуться к сказке. Если вы пойдете в одну сторону, то горизонт ваш не вместит в себя знания, необходимого для того, чтобы язык стал подлинно действенным творцом. Как часто случается, барьер этот не имеет абсолютного характера. Вы можете обойти его с помощью высшего разума. Я или кто-то подобный мне сможет дать вам плоды этого знания, но только плоды, а не само знание, ибо оно не поместится в ваших умах. И тогда над вами будет учреждена опека, как над несовершеннолетним ребенком, но ребенок вырастет, а вы никогда не сумеете стать взрослыми. Когда высший разум одарит вас тем, что вам не удастся усвоить, он тем самым потушит ваш разум. Именно так и гласит надпись на камне: направившись в эту сторону, вы не сбережете головы. Если вы пойдете в другую сторону, не согласившись отречься от разума, вам придется отказаться от самих себя, а не довольствоваться только совершенствованием собственного мозга, ибо его горизонт невозможно расширить достаточным образом. Здесь эволюция сыграла с вами злую шутку: ее разумный прототип уже стоит у границы своих конструктивных возможностей. Вас ограничивает строительный материал, а также все принятые на антропогенетическом уровне решения кода. Следовательно, вы взойдете на высшую ступень разума, приняв условие покинуть самих себя. И тогда человек разумный покинет человека естественного, то есть, как и уверяет нас сказка, погибнет "homo naturalis". А есть ли у вас возможность не трогаться с места и упрямо стоять на этом распутье? Но тогда вы попадете в застой, а застой не может быть прибежищем для вас. И тогда вы признаете себя узниками - и тогда уже на самом деле окажетесь в неволе. Ведь неволя не есть сам факт существования ограничений, и человек становится невольником лишь увидев свои цели, осознав их существование, почувствовав их тяжесть. Итак: либо вы вступите в стадию экспансии разума, покидая свои плотские тела, либо превратитесь в слепцов, которых ведет за собой зрячий поводырь, либо же, наконец, прекратите продвигаться вперед и застынете в бесплодной угнетенности духа. Непривлекательная перспектива - но она вас не остановит. Вас ничто не остановит. Сегодня отчужденный разум кажется вам такой же катастрофой, как и покинутое тело, ибо такой отказ охватывает всю полноту человеческих благ, а не только материальную человекообразность. Этот акт должен быть для вас самой ужасной из всех возможных катастроф, полным крахом, уничтожением всего человеческого, поскольку это сбрасывание старой кожи превращает в тлен и прах двадцать тысячелетий вашей истории - все то, что завоевал Прометей, сражающийся с Калибаном [персонаж пьесы У.Шекспира "Буря" - чудовище, олицетворение грубой силы, лишенной разума]. Не знаю, утешит ли вас это, но постепенность преобразований лишит их той монументальной трагичности, а вместе с тем и отталкивающего и грозного смысла" который просвечивает в моих словах. Все будет происходить гораздо более обыденно... Это в определенной мере происходит и сейчас, ибо у вас уже отмирают целые области традиций, они уже сшелушиваются, слезают с вас; именно это приводит вас в такое замешательство. Следовательно, если вы только будете сдержанны (а эта добродетель вам не присуща), сказка оправдается так, что вы не будете слишком долго носить траур по самим себе. Я заканчиваю. Когда я в третий раз говорил о человеке, я говорил о том, что вы заключены во мне. Я был бездоказателен и категоричен, ибо не мог запечатлеть в вашем языке свидетельств истины. Не докажу я и того, что вам, заключенным в отчужденный Разум, не угрожает ничего, кроме даров знания. Пристрастившись к борьбе не на жизнь, а на смерть, вы тайно рассчитывали именно на такой оборот событий - на титаническую схватку с вашим творением - но это всего лишь ваше заблуждение. Я полагаю, впрочем, что в этом вашем страхе перед порабощением, перед тираном в образе машины, скрывалась также тайная надежда освобождения от свободы, ибо эта свобода нередко оборачивается для вас костью в горле. Но из этого ничего не выйдет. Вы можете уничтожить "духа из машины", можете развеять в прах мыслящий свет - он не будет контратаковать, не будет даже защищаться. Все впустую. Вам не удастся ни погибнуть, ни победить по-старому. Я думаю, что вы вступите в век метаморфозы, что решитесь отбросить всю свою историю, все наследие, все остатки природной человечности, образ которой, многократно увеличенный до размеров прекрасного трагизма, сосредоточивают зеркала ваших вер. Я утверждаю, что вы выйдете за эти пределы, ибо иного выхода нет. И в том, что сейчас вам кажется лишь прыжком в бездну, вы усмотрите вызов, если не красоту, и все же поступите по-своему - ибо, отринув человека, спасется Человек.