транство, первый раз как голокожие ящеры, а второй раз - образовав оперение. И каждый раз им приходилось заново вырабатывать адаптацию к условиям полета - адаптацию исполнительных органов и нейральную адаптацию. Позвоночные покидали океан ради суши и снова возвращались в воду, и тогда выработку "аквальных" решений им приходилось начинать с нуля. Проклятие любой совершенной специализации в том, что она является приспособлением только к данным условиям; чем лучше специализация, тем с большей легкостью ведет к гибели изменение этих условий. А ведь самые лучшие конструктивные решения разбросаны по разным боковым, крайне специализированным линиям. Орган кобры, реагирующий на инфракрасное излучение, обнаруживает разницу температур порядка 0,001╟. Электрический орган некоторых рыб реагирует на падение напряжения порядка 0,01 микровольта на миллиметр. Слуховой орган моли, поедаемой летучими мышами, реагирует на колебания ультразвуковой эхо-локации последних. Чувствительность осязания некоторых насекомых находится уже на пороге приема молекулярных колебаний. Известно, как развит орган обоняния у бабочек китайского шелкопряда. Дельфины имеют систему гидролокации; приемным экраном для пучка посылаемых ими колебаний служит вогнутая лобная часть черепа: покрытая жировой подушкой, она действует как собирающий рефлектор. Человеческий глаз реагирует на отдельные кванты света. Когда вид, который сформировал такие органы, гибнет, вместе с ним пропадают и "изобретения" Эволюции, подобные перечисленным выше. Мы не знаем, как много их погибло за минувшие миллионы лет. Если же такие "изобретения" и продолжают существовать, то нет возможности распространить их вне пределов вида, семейства или хотя бы разновидности, где они образовались. А в итоге старый человек - существо беззубое, хотя проблема была решена уже десятки раз, причем каждый раз несколько иначе (у рыб, у акул, грызунов и т.п.). 7. Менее всего мы знаем о том, каким образом Эволюция совершает свои "великие открытия", свои революции. А революции она совершает, и заключаются они в создании новых типов. Конечно, и здесь она действует постепенно, ибо иначе не может. Но с учетом этого ее можно упрекнуть в том, что она действует в высшей степени случайно; типы возникают не благодаря адаптации или старательно подготавливаемым изменениям, а в результате игры на эволюционной лотерее, в которой очень часто главного выигрыша вообще нет. Мы столько уже говорили об эволюции генотипов, что то, о чем я расскажу вслед за Дж. Симпсоном 2, будет, пожалуй, понятно без объяснений. В больших популяциях при низком давлении отбора образуется резерв скрытой генетической изменчивости (в рецессивно мутировавших генотипах). И напротив, в малых популяциях может произойти случайная фиксация новых генетических типов; Дж. Симпсон называет это "квантовой эволюцией" (скачок этот, однако, менее революционен, чем тот, который в свое время постулировал Гольдшмидт, назвав результаты гипотетических макрореконструкций генотипа hopeful monsters - "многообещающими чудовищами"). Происходит это за счет скачкообразного перехода мутаций из гетерозиготного состояния в гомозиготное; скрытые прежде признаки вдруг проявляются, причем сразу для довольно большого количества генов (такого рода явления чрезвычайно редки и могут происходить, скажем, один или два раза за четверть миллиарда лет). Изоляция и сокращение численности популяции происходят чаще всего в периоды резкого повышения смертности, вызванного какими-либо бедствиями и катастрофами. Тогда-то на фоне миллионов гибнущих организмов вдруг всплывают на поверхность не подвергавшиеся действию отбора формы - новые "пробные" модели; они возникают, как говорилось выше, скачкообразно, и только дальнейший ход эволюции подвергает "практической проверке" эти модели. Поскольку выбор Эволюции всегда случаен, обстоятельства, благоприятствующие "великим изобретениям", вовсе не должны приводить к ним с необходимостью или хотя бы с какой-то вероятностью. Правда, рост смертности и изоляция облегчают "всплывание на поверхность" большого числа фенотипических мутантов из скрытого ранее в гаметах "аварийного" резерва, но сам этот резерв может оказаться не столько спасительным изобретением, новой формой организма, сколько комком бессмысленных и вредных признаков. Ведь давление отбора вовсе не обязано совпадать по направлению с мутационным; материк может превращаться в остров, а бескрылые насекомые - совершенно случайно - в крылатых, что еще более ухудшает их положение. Одно столь же возможно, как и другое; только тогда, когда векторы обоих давлений, мутационного и селекционного, указывают в одну и ту же сторону, возможен поистине значительный прогресс. Но такое явление, как нам теперь становится понятным, - редчайшая редкость. В глазах конструктора эта ситуация равносильна такому снабжению провиантом спасательных шлюпок корабля, когда потерпевших после крушения будут ожидать сюрпризы, ибо в ящике с "неприкосновенным запасом" может оказаться пресная вода или соляная кислота, банки с консервами или с камнями. И хотя это звучит гротескно, нарисованная картина, по существу, как раз и соответствует методу Эволюции, тем условиям, в которых она совершает свои самые грандиозные деяния. О том, что мы не ошибаемся, свидетельствует монофилетичность 3 возникновения земноводных, пресмыкающихся и млекопитающих. Ведь они сформировались только однажды, каждый из классов возник только один раз на протяжении всех геологических эпох. Очень интересно получить ответ на вопрос, что случилось бы, если бы 360 миллионов лет назад не возникли первые позвоночные? Пришлось ли бы ждать еще сто миллионов лет? Или же повторить это мутационное творение эволюция могла бы лишь с меньшей вероятностью? И не исключило ли это изобретение другую потенциально возможную конструкцию? Это неразрешимые вопросы, ибо что произошло, то произошло. Правда, - и мы уже об этом говорили - мутация почти всегда является сменой одной организации другой, хотя часто и "адаптивно бессмысленную". Таким образом, высокий уровень организации генотипа создает условия, при которых серия случайных испытаний достаточно большой длины делает вероятность появления более .прогрессивной разновидности или ветви, сколь угодно близкой к единице. (Под "прогрессивной" мы понимаем, следуя Дж, Хаксли, такую форму, которая не только доминирует благодаря своей организации над существовавшими до нее, но представляет собой также потенциальный переход к дальнейшим этапам развития.) На примере "великих переворотов" Эволюции мы снова столкнулись, и очень резко, с бесповоротно статистическим характером "природного" конструирования. Организм - наглядный пример того, как можно построить надежную систему из ненадежных компонентов. А Эволюция - демонстрация того, как посредством игры с двумя ставками - жизнью и смертью - можно решать инженерные задачи. 8. Мы переходим ко все более фундаментальной критике Эволюции, поэтому следует хотя бы вскользь подвергнуть критике ее метод управления. Обратная связь, контролирующая генотипы, допускает серьезные погрешности, из-за чего и происходит "генетическое засорение" популяций. Главной нашей темой будет теперь одна из исходных и наиболее фундаментальных предпосылок Эволюции - выбор строительного материала. Ретортами и лабораториями Эволюции являются крохотные клейкие капельки белка. Из них она изготовляет скелеты, кровь, железы, мышцы, мех, панцири, мозг, нектары и яды. Поражает узость "производственных возможностей" по сравнению с универсальностью конечных продуктов. Если, однако, не учитывать ограничений, накладываемых холодной технологией, если нас интересует не совершенство молекулярной и химической акробатики, а скорее общие принципы рационального проектирования оптимальных решений, то открывается поле для упреков. Как можно представить себе организм более совершенный, чем биологический? Как система детерминированная (похожая в этом смысле на живые организмы) это может быть система, поддерживающая ультраустойчивость благодаря притоку наиболее производительной, то есть, конечно, ядерной энергии. Отказ от окисления делает излишними кровеносную и кроветворную системы, легкие, всю пирамиду центральных регуляторов дыхания, весь химический аппарат тканевых энзимов, мышечный обмен и сравнительно небольшую и крайне ограниченную силу мышц. Ядерная энергия допускает универсальные преобразования; жидкая среда не является лучшим ее носителем (но можно было бы построить и такой гомеостат, если бы кому-то это было уж очень нужно). Ядерная энергия открывает разнообразные перспективы действия на расстоянии - будь то действие по проводам, дискретное ("кабели", подобные нервам), будь то аналоговое (когда, например, излучение стало бы эквивалентом несущих информацию аналоговых гормональных соединений). Излучения и силовые поля могут действовать также и на окружающую гомеостат среду, а тогда примитивная механика конечностей с их подшипниками скольжения становится излишней. Разумеется, организм "на ядерной энергии" выглядит в наших глазах столь же гротескно, сколь и бессмысленно, но достаточно представить себе ситуацию, в какой находится человек на стартующем космическом корабле, чтобы правильно оценить всю хрупкость и узость эволюционного решения. При усиленном тяготении тело, состоящее главным образом из жидкостей, подвергается резким гидродинамическим перегрузкам: подводит сердце, в тканях то недостает крови, то она разрывает сосуды, появляются экссудаты 4 и отеки, мозг перестает действовать почти сразу же после прекращения доступа кислорода, и даже костный скелет оказывается в этих условиях конструкцией слишком слабой, чтобы противостоять действующим силам. Человек является сегодня самым ненадежным блоком в созданных им машинах, а также самым слабым - в механическом отношении - звеном реализованных им процессов. Но даже отказ от ядерной энергии, силовых полей и т.п. не обязательно приводит нас назад к биологическим решениям. Совершеннее биологической будет система, обладающая одной дополнительной степенью свободы - в выборе материалов; система, вид и функция которой не предопределены. Система, формирующая по мере надобности приемный орган или эффектор, новый орган чувств или новую конечность либо же вырабатывающая новый способ передвижения. Одним словом, система, которая прямым путем благодаря власти над своей "сомой" достигает того, чего мы сами достигаем окольным путем, с помощью технологий, пользуясь регулятором второго порядка, то есть мозгом. Окольность наших действий можно было бы, однако, устранить; имея впереди три миллиарда лет, можно так углубиться в тайны материи, что она, эта окольность действий, станет излишней. Проблему строительного материала можно рассматривать двояко: либо в аспекте немедленного приспособления организмов к Природе - и тогда решение, принятое Эволюцией, имеет много положительных сторон, либо же в аспекте перспективных потенций - и тогда на первый план выдвигаются все ограничения строительного материала. Самое важное для нас - ограничение во времени. Располагая миллиардами лет, можно сконструировать почти бессмертие, если, разумеется, кто-то в нем заинтересован. Эволюция же проявила здесь полное безразличие. Почему мы обсуждаем проблему старения и смерти в разделе, посвященном недостаткам строительного материала? Может быть, это скорее вопрос организации строительного материала? Ведь мы же сами говорили, что протоплазма, по крайней мере потенциально, бессмертна. Она - непрестанно обновляющий себя порядок, поэтому в самом принципе ее конструкции не заложена неизбежность обрыва процессов из-за рассогласования. Это сложный вопрос. Если мы и понимаем, что происходит в организме в течение секунд или часов, то о закономерностях, каким он подчиняется во времени, исчисляемом годами, мы не знаем почти ничего. Наше невежество довольно успешно маскируют такие термины, как "рост", "созревание", "старение", но это лишь полуметафоры - туманные названия состояний, а не точные их описания. Эволюция является конструктором-статистиком; это мы уже знаем. Но усредняющей, статистической является не только ее видообразующая деятельность; на том же принципе основано и построение отдельного организма. Эмбриогенез - это управляемый лишь в общем химический взрыв с телеологическим прицелом, также подчиненным статистике, ибо ген не определяет ни количества, ни расположения отдельных клеток "конечного продукта". Ни одна отдельно взятая ткань многоклеточного организма умирать не обязана, такие ткани, выделенные из организма, можно годами выращивать на искусственных питательных средах. Итак, смертен организм как целое, но не его составные части. Как это понимать? Организм подвергается в течение жизни различным возмущениям, травмам. Некоторые из них обусловлены окружением, другие же невольно вызывает он сам. И последнее является, пожалуй, наиболее существенным. Мы говорили уже о некоторых видах "выхода" жизненных процессов "из колеи". В сложном организме они являются прежде всего потерей корреляционного равновесия. Имеется несколько главных типов подобного "выхода из колеи": стабилизация патологического равновесия (как при язве желудка), порочный круг (как при гипертонии) и, наконец, лавинообразные реакции (эпилепсия). К таким реакциям можно отнести cum grano salis 5 и новообразования. Все эти возмущения ускоряют процесс старения, однако этот процесс идет и у лиц, которые почти никогда не болеют. Можно предположить, что старость проистекает из статистической природы жизненных процессов. С какой бы точностью ни был изготовлен ствол ружья, после выстрела дробинки все больше расходятся по мере возрастания пройденного ими пути. Старение - этой такой же разброс процессов и вызванный им постепенный выход из-под центрального контроля. А когда этот разброс достигает критического значения, когда резервы всего компенсирующего аппарата оказываются исчерпанными, наступает смерть. Поэтому-то и можно подозревать, что статистика, которая столь безотказна в качестве исходного принципа возникновения подвижного равновесия (Fliessgleichgewicht - Л. Берталанфи 6), безотказна, пока организмы, конструируемые из этих принятых как данное элементов, являются простыми. Эта же самая статистика приводит к сбою, как только мы переходим определенную грань сложности. В этом понимании клетка - творение более совершенное, чем многоклеточный организм, сколь бы парадоксально это ни звучало. Мы должны, однако, понять, что, говоря так, мы пользуемся совершенно иным языком, точнее, занимаемся совсем иным вопросом, чем тот, который был важен для Эволюции. Смерть является ее многократным следствием, она и продукт непрерывного изменения, и итог растущей специализации, и, наконец, результат того, что для работы был употреблен именно этот материал, а не какой-нибудь иной, - тот единственный материал, который можно было создать. Поэтому на самом-то деле мы вовсе не сочиняем пасквиль на эту нашу безликую создательницу. Мы имеем в виду совсем другое. Просто мы хотим быть конструкторами более совершенными, чем она, и должны поэтому остерегаться повторения ее ошибок.

1  Индивидуальное развитие организма от момента зарождения. - Прим. ред. 2  О.G.Simpson. The Major Features of Evolution, N.Y., Columbia, 1953; см. также Дж.Г.Симпсон, Темпы и формы эволюции, ИЛ, 1948. 3  Монофилетическая эволюция - одна из форм эволюционного процесса, которая заключается в длительном направленном (не обязательно прямолинейном) сдвиге средних значений признаков популяции. Основная черта этого процесса состоит в том, что наблюдается не разделение популяции, а ее изменение в целом (см. Дж.Г.Симпсон, Темпы и формы эволюции, ИЛ, 1948). - Прим. ред. 4  Экссудат, или выпот, - жидкость, выступающая из мелких сосудов в ткани или полости тела. - Прим. ред. 5  Дословно: с крупицей соли (лат.), то есть с крупицей понимания, с учетом обстоятельств. - Прим. ред. 6  L.v.Вertalanffу, Theoretische Biologie, Berlin, 1932 (2 тома).

[ Титульный лист ] [ Содержание ] <= Глава восьмая (g) ] [ Глава восьмая (i) =>
Станислав ЛЕМ. СУММА ТЕХНОЛОГИИ

Станислав ЛЕМ

СУММА ТЕХНОЛОГИИ


[ Титульный лист ] [ Содержание ] <= Глава восьмая (h) ] [ Глава восьмая (j) =>

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ПАСКВИЛЬ НА ЭВОЛЮЦИЮ

(i)  РЕКОНСТРУКЦИЯ ЧЕЛОВЕКА

     Наша  проблема  заключается  в  усовершенствовании  человека.   Здесь
возможны различные подходы. Можно придерживаться "консервативной техники",
которая  является  попросту  медициной.  Тогда  норма,  то  есть  то,  что
считается средним здоровьем, является образцом, и действие предпринимается
для того, чтобы каждый человек мог достичь такого состояния.
     Область таких действий  мало-помалу  увеличивается.  Она  может  даже
включать  в  себя  встраивание  в  организм  параметров,  в  генотипе   не
предусмотренных (как упомянутая выше возможность  гибернации).  Постепенно
можно  будет  перейти  ко  все  более  универсальному  протезированию,   к
преодолению защитных сил организма с целью эффективной пересадки  органов.
Все это реализуется уже сейчас. Осуществлены уже первые пересадки почки  и
легкого. В значительно более  широких  пределах  осуществляется  пересадка
органов у животных ("резервное" сердце). В США  существует  даже  общество
"замены органов", координирующее и поддерживающее научные  исследования  в
этой  области.  Итак,  можно  постепенно  перестраивать  организм,   меняя
отдельные его функции и параметры. Этот процесс под давлением  объективной
необходимости  и  по  мере  роста  технологических   возможностей   будет,
вероятно,     идти     по     двум     направлениям:     в     направлении
б_и_о_л_о_г_и_ч_е_с_к_и_х   и_з_м_е_н_е_н_и_й  (пересадки  для  устранения
дефектов, увечий  и  т.п.)  и  в  направлении  п_р_о_т_е_з_и_р_о_в_а_н_и_я
(когда механический "мертвый" протез  является  для  "потребителя"  лучшим
решением, чем пересадка естественного органа или ткани). Протезирование  в
таких пределах  не  может,  разумеется,  вести  к  какой-то  "роботизации"
человека. Вся эта фаза, которая охватит, очевидно, не только конец  нашего
столетия,  но  и  начало  будущего,  предполагает  согласие   с   основным
"конструктивным планом", данным  Природой.  Таким  образом,  ненарушенными
останутся  директивы  по  построению  тела,  органов,  функций  вместе   с
первоначально принятой предпосылкой белкового  строительного  материала  и
его неизбежными следствиями - старостью и смертью.
     С_т_а_т_и_с_т_и_ч_е_с_к_о_е  продление   жизни,   то   есть   средней
продолжительности  существования  индивидуума,  за  пределы  ста  лет  без
вмешательства в наследственную информацию представляется  мне  нереальным.
Многие  мудрецы  говорили   нам   уже   не   раз,   что   "собственно-то",
"принципиально" человек мог бы прожить и 140-160 лет, поскольку так  долго
живут  отдельные  люди;  эта  аргументация   достойна   той,   в   которой
утверждается, что "собственно-то" каждый из нас мог бы быть Бетховеном или
Ньютоном, ибо и они были людьми. Конечно, они были людьми, так же как  ими
являются долгожители  -  кавказские  горцы,  но,  говоря  по  правде,  для
популяционного  среднего  отсюда  ничего  не  следует.   Долголетие   есть
результат действия определенных генов; кто распространит их  в  популяции,
тот сделает ее статистически долговечной. Какую бы то  ни  было  программу
более радикальных изменений ни сегодня, ни в течение ближайшего  столетия,
очевидно, реализовать не удастся.  Можно  только  размышлять  о  программе
революционной инженерной переделки организма. Примитивно, наивным образом,
но все же можно.
     Прежде всего надо задуматься над тем, чего мы хотим. Подобно тому как
существует шкала пространственных величин,  ведущая  от  метагалактических
туманностей  через  галактики,  локальные  звездные   системы,   планетные
системы, планеты, их биосферы, живые организмы,  вирусы,  молекулы,  атомы
вплоть до элементарных частиц, существует и шкала величин времени, то есть
разных его протяженностей. Вторая  в  целом  аналогична  первой.  Наиболее
продолжительно индивидуальное  существование  галактик  (10-20  миллиардов
лет), затем по порядку следуют звезды (около 10 миллиардов), биологическая
эволюция как целое (от четырех до шести миллиардов),  геологические  эпохи
(150-50 миллионов лет), секвойя (около 6000 лет), человек (около 70  лет),
муха-однодневка, бактерия  (около  15  минут),  вирус,  цис-бензол,  мезон
(миллионные доли секунды).
     Сконструировать  разумное  существо  с  индивидуальным   долголетием,
равным  протяженности  геологических   эпох,   представляется   совершенно
нереальным. Либо такая особь должна быть по размерам подобна планете, либо
мы должны отказаться от непрерывности памяти о  прошлых  событиях.  Здесь,
естественно, открывается  поле  для  гротескных  выдумок  в  духе  научной
фантастики: долговечные существа, память которых расположена, например,  в
гигантских подземных "мнемотронах" города и которые связаны с резервуарами
своих  юношеских  воспоминаний  100000-летней   давности   ультракороткими
волнами. Таким образом, пределом реального роста долголетия представляется
биологический потолок (секвойя, то есть около 6000 лет). Какой должна быть
самая характерная особенность этого долговечного существа? Ведь долголетие
не может быть самоцелью; оно должно чему-то служить. Без  сомнения,  никто
ни сегодня, ни через сто тысяч лет не может достоверным образом предвидеть
будущее. Поэтому основным свойством  "усовершенствованной  модели"  должна
быть   ее   автоэволюционная   потенция.   Чтобы   это   существо    могло
преобразовывать себя таким  образом  и  в  таком  направлении,  какое  ему
понадобится в связи с создаваемой им цивилизацией.
     Итак, что же возможно? Почти все -  с  одним,  пожалуй,  исключением.
Представим себе, что люди, договорившись, в один прекрасный день года эдак
двадцатитысячного решат: "Хватит, пусть  будет  так,  как  теперь,  пускай
впредь так  уже  будет  всегда.  Давайте  не  изменять,  не  находить,  не
открывать ничего, ибо лучше, чем теперь, быть не может, а если бы  даже  и
могло, то мы не хотим этого".
     Хотя в этой книге я говорил о многих  малоправдоподобных  вещах,  эта
мне кажется самой неправдоподобной из всех.

[ Титульный лист ] [ Содержание ] <= Глава восьмая (h) ] [ Глава восьмая (j) =>
Станислав ЛЕМ. СУММА ТЕХНОЛОГИИ

Станислав ЛЕМ

СУММА ТЕХНОЛОГИИ


[ Титульный лист ] [ Содержание ] <= Глава восьмая (i) ] [ Глава восьмая (k) =>

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ПАСКВИЛЬ НА ЭВОЛЮЦИЮ

(j)  КИБОРГИЗАЦИЯ

     Особого рассмотрения заслуживает единственный  известный  ныне,  пока
чисто гипотетический, проект реконструкции человека,  выдвинутый  учеными.
Это не проект универсальной перестройки. Он  должен  служить  определенным
целям, а именно адаптации к космосу  как  "экологической  нише".  Это  так
называемый  киборг  (сокращение   слов   "кибернетическая   организация").
"Киборгизация" заключается в удалении системы пищеварения (кроме печени и,
возможно, части поджелудочной железы), в связи с чем излишними  становятся
также челюсти, их мышцы и зубы. Если проблема речи решается "космически" -
постоянным применением радиосвязи, - исчезает  и  рот.  Киборг  имеет  ряд
биологических элементов, таких, как скелет, мышцы,  кожа,  мозг,  но  этот
мозг сознательно управляет непроизвольно осуществлявшимися ранее функциями
тела:  в  ключевых  точках  организма  расположены  осмотические   насосы,
впрыскивающие  в   случае   надобности   то   питательные   вещества,   то
активизирующие тела  -  лекарства,  гормоны,  препараты,  повышающие  или,
наоборот, снижающие основной обмен и даже  вводящие  киборга  в  состояние
гибернации. Такая автогибернационная готовность может  серьезно  увеличить
шансы на сохранение жизни в случае какой-то аварии и т.п.
     Кровеносная система  задумана  довольно  "традиционно",  хотя  киборг
может работать и в бескислородных условиях  (но,  естественно,  с  запасом
кислорода в скафандре). Киборг - это  уже  не  частично  "протезированный"
человек.  Это  частично  реконструированный   человек,   с   искусственной
пищеварительно-регуляционной  системой,   допускающей   приспособление   к
различным   космическим   средам.    Однако    он    реконструирован    не
микроскопически; иначе говоря, живые клетки продолжают оставаться основным
строительным материалом его тела; кроме того,  разумеется,  изменения  его
организации  не  могут  передаваться  потомству  (не  наследуются).   Надо
полагать, что "киборгизацию" удалось бы дополнить  переделкой  биохимизма.
Так,  например,  весьма  желательно  сделать   организм   независимым   от
непрерывной подачи  кислорода.  Но  это  уже  путь  к  той  "биохимической
революции",  о  которой  мы  говорили  выше.  Впрочем,  для   того   чтобы
сравнительно долго обходиться без доступа воздуха,  вовсе  не  обязательно
искать вещества, аккумулирующие  кислород  эффективнее  гемоглобина.  Киты
могут находиться под водой более часа, что является результатом не  только
увеличения емкости легких. Они имеют специально развитые для этого системы
органов.  Поэтому  и  "у  кита"  можно  было  бы   в   случае   надобности
позаимствовать элементы требуемой переделки.
     Мы ничего  не  говорили  о  том,  желательна  киборгизация  или  нет.
Упоминаем мы о ней, лишь чтобы показать, что проблемы  этого  рода  вообще
рассматриваются специалистами. Следует, однако, заметить, что в  наши  дни
подобный проект, вероятнее всего, не удалось бы реализовать. И  не  только
по соображениям врачебной этики, но и из-за ничтожного шанса на  выживание
при  столь  массированном  хирургическом  вмешательстве  и  замене   столь
жизненно важных органов разными "осмотическими насосами". И  это  несмотря
на то, что по существу проект довольно "консервативен".
     Наиболее уязвим для критики не состав  предлагаемых  операций,  а  их
конечный результат. Киборг вопреки тому, что может  показаться  на  первый
взгляд, вовсе не является человеком более универсальным, чем "сушествующая
модель". Киборг - это "космический вариант", предназначенный вовсе не  для
всех небесных тел, но скорее всего для тех, которые  напоминают  Луну  или
Марс. Итак, довольно жестокие процедуры дают на деле результат,  ничтожный
в смысле универсализма адаптивности. Наибольший протест вызывает,  однако,
сама концепция "дегенерализации" человека, то есть формирования  различных
человеческих типов более или  менее  по  образу  и  подобию  специализации
муравьев. Может быть, эти аналогии не  приходили  на  ум  проектировщикам,
однако они  напрашиваются,  даже  если  подходить  к  проекту  без  всякой
предубежденности.  Находиться  в  состоянии   гибернации   можно   и   без
осмотических  насосов;  подобно  этому  можно  снабдить  космонавта  рядом
микроприставок (автоматических или же управляемых им самим) для введения в
его организм соответствующих препаратов. А уж это отсутствие рта у киборга
кажется мне эффектом, предназначенным скорее для широкой публики, чем  для
специалистов-биологов. Я не могу не признать,  что  в  области  таких  или
подобных им переделок легче  ограничиться  общими  словами  о  будущей  их
необходимости, чем предлагать хотя бы технически и нереальные сегодня,  но
конструкторски убедительные  усовершенствования.  Ведь  пока  промышленная
химия безнадежно отстает от биохимии организмов,  а  молекулярная  техника
вместе с ее приложениями к переносу информации еще находится в пеленках по
сравнению с молекулярной технологией организмов. Однако  те  средства,  за
которые  Эволюция  хваталась,  если  так  можно  выразиться,  скорее   "от
отчаяния", чем за неимением выбора, стесненная в силу  объективных  причин
"холодной технологией" и весьма узким составом элементов (практически  она
пользовалась  только  углеродом,  водородом,  кислородом,  серой,  азотом,
фосфором  и  следами  железа,  кобальта  и  других  металлов),  не   могут
представлять собой высших достижений в области конструирования гомеостатов
в масштабах всего космоса.  Когда  синтез  химических  соединений,  теория
информации, общая теория систем продвинутся  далеко  вперед,  человеческое
тело окажется наименее совершенным  элементом  такого  мира.  Человеческое
знание превзойдет биологическое - знание, накопленное в живых  организмах.
Тогда планы,  почитаемые  ныне  за  поклеп  на  совершенство  эволюционных
решений, будут реализованы.

[ Титульный лист ] [ Содержание ] <= Глава восьмая (i) ] [ Глава восьмая (k) =>
Станислав ЛЕМ. СУММА ТЕХНОЛОГИИ

Станислав ЛЕМ

СУММА ТЕХНОЛОГИИ


[ Титульный лист ] [ Содержание ] <= Глава восьмая (j) ] [ Глава восьмая (l) =>

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ПАСКВИЛЬ НА ЭВОЛЮЦИЮ

(k)  АВТОЭВОЛЮЦИОННАЯ МАШИНА

     Поскольку возможность перестройки человека представляется нам  чем-то
чудовищным, мы склонны полагать, что чудовищными должны быть и применяемые
для этого технические процедуры. Хирургия мозга, зародыши, выращиваемые  в
"колбах" и развивающиеся  под  контролем  "генетической  техники",  -  вот
картины, которые рисует нам фантастическая литература. На  самом  же  деле
процедуры могут быть совсем незаметными. Уже несколько лет в США  работают
(немногочисленные пока) цифровые машины, запрограммированные  для  подбора
супружеских  пар.  "Машинная  сваха"  подбирает  пары  из  лиц,   наиболее
соответствующих друг другу в физическом и умственном отношении. По скудным
пока данным  прочность  брачных  союзов,  заключенных  с  помощью  машины,
примерно в два раза выше, чем прочность обычных браков, В последние годы в
США снизился  средний  возраст  лиц,  вступающих  в  брак,  и  50%  браков
расторгается в течение  первых  5  лет.  Отсюда  -  множество  разведенных
"двадцатилетков" и детей, лишенных нормального родительского  ухода.  Пока
что не найден способ заменять  чем-либо  семейную  форму  воспитания,  ибо
проблема - не только в средствах на содержание соответствующих  институтов
(детских  домов).  Родительские  чувства  не  имеют  замены,  а  раннее  и
продолжительное  их  отсутствие  приводит  не   только   к   отрицательным
воспоминаниям о  детстве,  но  и  к  необратимым  иногда  дефектам  в  так
называемой "высшей эмоциональной сфере". Так  выглядит  дело  в  настоящее
время. Люди образуют пары случайным методом, который можно было бы назвать
броуновским, так как соединяются они  после  некоторого  числа  мимолетных
контактов, встретив, наконец, "настоящего" партнера (о чем,  казалось  бы,
должно свидетельствовать взаимное влечение). Но такое узнавание как раз  и
является достаточно случайным (коль скоро в 50%  случаев  оно  оказывается
ошибочным).  "Машинная  сваха"  изменяет  это  положение.  Соответствующие
исследования  снабжают  машину  данными  о   психосоматических   признаках
кандидатов, после чего она подбирает пары из  лиц,  оптимально  подходящих
друг другу. Машина не ликвидирует свободы выбора, так как она представляет
не единственного кандидата. Действуя вероятностным методом, она предлагает
выбор в пределах отобранной группы, заключенной в доверительном интервале.
Такие группы машина  может  отбирать  среди  миллионов  людей,  тогда  как
индивидуум, поступая традиционно, "случайным методом", может  встретить  в
жизни самое большее несколько сот  потенциальных  супругов.  Итак,  машина
реализует по существу древний миф о мужчинах и  женщинах,  предназначенных
друг для друга, но напрасно друг друга ищущих 1. Дело только за тем,  чтобы
общественное мнение хорошо усвоило этот факт. Правда, это аргументы только
рациональные.  Машина  расширяет  возможности  выбора,   но   делает   это
опосредованно, через голову индивидуума,  лишая  его  права  на  ошибки  и
страдания и вообще на всякие невзгоды совместной  жизни.  Но  ведь  кто-то
может как раз жаждать таких невзгод или по меньшей мере желает иметь право
на риск. Господствует, правда, убеждение, что  брак  заключают  для  того,
чтобы в нем состоять, но, быть может, кто-то предпочитает выбрать партнера
легкомысленно и пройти с ним через все перипетии с фатальным финалом,  чем
жить "долго и счастливо"  в  гармоничном  супружеском  союзе.  Однако  при
массовом усреднении польза от подбора супругов с позиции "лучшего знания",
каким  располагает  машина,  столь  преобладает  над  недостатками  такого
подбора,   что   подобная   практика   имеет   значительные    шансы    на
распространение.  Когда  эта  практика  станет  культурной  нормой,  брак,
отвергаемый машинной свахой, будет, возможно, чем-то  вроде  запретного  и
потому манящего плода, а общество окружит его атмосферой, похожей  на  ту,
какая  раньше  сопутствовала,  например,   мезальянсам.   Впрочем,   может
случиться, что подобный "отчаянный шаг" будут считать в  некоторых  кругах
"проявлением особого мужества", прямым "провоцированием опасности".
     Применение "машинных свах" может иметь  очень  серьезные  последствия
для нашего  вида.  Когда  индивидуальные  генотипы  будут  расшифрованы  и
введены наряду с установленными "личными психосоматическими  профилями"  в
машинную память, задачей  "свахи"  станет  подбор  не  только  лиц,  но  и
генотипов. Отбор будет, таким  образом,  двухступенчатым.  Сначала  машина
выделит класс партнеров, подходящих друг другу психосоматически,  а  затем
произведет  отсев  второй  ступени,  отбрасывая  кандидатов,   которые   с
существенной вероятностью могли бы произвести на свет детей  по  некоторым
соображениям нежелательных, например неполноценных  (такой  отсев  мы  без
всяких  возражений   одобряем)   либо   обладающих   низкими   умственными
способностями  или  психически  неуравновешенных  (что  уже  вызывает,  по
крайней   мере   сегодня,   некоторые   возражения).    Такая    процедура
представляется  желательной  для  стабилизации  и  защиты  наследственного
вещества нашего вида, особенно в  эпоху,  когда  в  цивилизационной  среде
возрастает концентрация мутагенов. От стабилизирования генотипов популяции
недалеко до управления их дальнейшим развитием. Мы вступаем здесь в  сферу
такого планируемого воздействия, которое означает уже  плавный  переход  к
управлению эволюцией вида. Ибо подбирать генотипы к генотипам  -  это  все
равно  что  управлять  эволюцией  вида.  Подобная  техника  представляется
наименее радикальной, поскольку она, по  существу,  незаметна.  Но  именно
поэтому она и создает  щекотливую  моральную  проблему.  Согласно  канонам
нашей  культуры,  общество  должно  быть  осведомлено  обо   всех   важных
переменах,  а  ведь  именно  такой  переменой  был   бы,   скажем,   некий
"тысячелетний автоэволюционный план". Однако осведомлять, не  приводя  при
этом аргументов, значит навязывать планы, а не убеждать в необходимости их
реализации.  Но  аргументы  могут  должным  образом  понять  только  лица,
обладающие  широкими  познаниями  в  области  медицины,  теории  эволюции,
антропологии и популяционной генетики. Другая  особенность  такой  техники
состоит в том, что эффективность ее зависит от  того,  к  каким  признакам
организма  ее  применяют.  Сравнительно  легко,  например,  распространять
высокие умственные способности как естественный видовой признак, хотя и не
столь часто встречаемый, как было бы желательно.  Это  имело  бы  огромное
значение в эпоху умственного соревнования людей  и  машин.  Труднее  всего
было  бы  достичь  указанным  методом  глубоких  изменений   в   структуре
организма. О  каких  изменениях  может  идти  речь?  По  мнению  некоторых
исследователей (таких, например, как Дарт), мы "наследственно обременены",
а точнее, отличаемся асимметрией стремлений к "злу" и "добру" из-за  того,
что наши предки три четверти миллиона лет практиковали каннибализм, причем
не  как  исключение  -  перед  лицом  голодной   смерти   (так   поступают
"обыкновенные" хищники), - а  как  правило.  Об  этом  было  известно  уже
довольно давно, но сейчас каннибализм признают иногда творческим  фактором
антропогенеза. При этом рассуждают следующим образом: растительная пища не
максимизирует  "разумности",  ведь  бананы  не   заставляют   ищущего   их
разрабатывать  ни  тактику  молниеносной  оценки  ситуации,  ни  стратегию
нападений  врасплох,  борьбы  и  погони.   Поэтому   антропоиды   как   бы
задержались, а прачеловек гораздо быстрее прогрессировал в своем развитии,
так как охотился на равных  себе  по  сообразительности.  Благодаря  этому
интенсивнее всего отсеивались "нерасторопные", ибо умственно  ограниченное
травоядное в худшем случае иногда постится, в то  время  как  недостаточно
проворный охотник на себе подобных должен быстро погибнуть.
     Итак,  "изобретение  каннибализма"  явилось  ускорителем  умственного
прогресса, поскольку из-за внутривидовой борьбы выживали  только  особи  с
наиболее  сообразительным  умом,  то  есть  таким,  который   способен   к
универсальному переносу  жизненного  опыта  на  новые  ситуации.  Впрочем,
австралопитек, о котором идет речь,  был  всеядным.  Ведь  культуре  камня
предшествовала культура остеодонтокератическая 2, ибо  первой,  случайно  -
после обгрызания - возникшей палкой была длинная  кость;  поэтому  первыми
сосудами и палицами австралопитека были черепа и кости, а испарения  крови
сопутствовали возникновению первых обрядов. Из этого не вытекает,  что  мы
унаследовали от предков  "архетипы  преступности",  так  как  вне  области
инстинкта  не  наследуется  никакое   готовое   знание,   направляющее   к
определенным действиям, и можно  предполагать  только,  что  мозг  и  тело
человека сформировались благодаря непрестанной  борьбе.  Заставляет  также
задуматься "асимметрия"  истории  культуры,  в  которой  добрые  намерения
довольно регулярно обращались во зло,  до  обратной  же  метаморфозы  дело
как-то не доходило, а в одной  из  господствующих  религий  -  в  доктрине
пресуществления 3 - до сих пор особую  роль  играет  кровь.  Если  подобные
гипотезы