Михаил Юрьевич Лермонтов. Кавказец
Очерк, 1841г
Издательство "Правда". Москва. 1969
Собрание сочинений в четырех томах. Том No 4. Стр. 336-339
OCR: Белов Павел
Во-первых, что такое именно кавказец и какие бывают кавказцы?
Кавказец есть существо полурусское, полуазиатское, наклонность к
обычаям восточным берет над ним перевес, но он стыдится ее при посторонних,
то есть при заезжих из России. Ему большею частью от тридцати до сорока пяти
лет; лицо у него загорелое и немного рябоватое; если он не штабс-капитан, то
уж верно майор. Настоящих кавказцев вы находите на Линии; за горами, в
Грузии, они имеют другой оттенок; статские кавказцы редки: они большею
частию неловкое подражание, и если вы между ними встретите настоящего, то
разве только между полковых медиков.
Настоящий кавказец человек удивительный, достойный всякого уважения и
участия. До восемнадцати лет он воспитывался в кадетском корпусе и вышел
оттуда отличным офицером; он потихоньку в классах читал "Кавказского
пленника" и воспламенился страстью к Кавказу. Он с десятью товарищами был
отправлен туда на казенный счет с большими надеждами и маленьким чемоданом.
Он еще в Петербурге сшил себе ахалук, достал мохнатую шапку и черкесскую
плеть на ямщика. Приехав в Ставрополь, он дорого заплатил за дрянной кинжал
и первые дни, пока не надоело, не снимал его ни днем, ни ночью. Наконец, он
явился в свой полк, который расположен на зиму в какой-нибудь станице, тут
влюбился, как следует, в казачку, пока, до экспедиции;
все прекрасно! сколько поэзии! Вот пошли в экспедицию; наш юноша
кидался всюду, где только провизжала одна пуля. Он думает поймать руками
десятка два горцев, ему снятся страшные битвы, реки крови и генеральские
эполеты. Он во сне совершает рыцарские подвиги - мечта, вздор, неприятеля не
видать, схватки редки, и, к его великой печали, горцы не выдерживают штыков,
в плен не сдаются, тела свои уносят. Между тем жары изнурительны летом, а
осенью слякоть и холода. Скучно!╥промелькнуло пять, шесть лет: все одно и то
же. Он приобретает опытность, становится холодно храбр и смеется над
новичками, которые "подставляют лоб без нужды.
Между тем хотя грудь его увешана крестами, а чины нейдут. Он стал
мрачен и молчалив; сидит себе да покуривает из маленькой трубочки; он также
на свободе читает Марлинского и говорит, что очень хорошо; в экспедицию он
больше не напрашивается: старая рана болит! Казачки его не прельщают, он
одно время мечтал о пленной черкешенке, но теперь забыл и эту почти
несбыточную мечту. Зато у него явилась новая страсть, и тут-то он делается
настоящим кавказцем.
Эта страсть родилась вот каким образом: последнее время он подружился с
одним мирным черкесом, стал ездить к нему в аул. Чуждый утонченностей
светской и городской жизни, он полюбил жизнь простую и дикую; не зная
истории России и европейской политики, он пристрастился к поэтическим
преданиям народа воинственного. Он понял вполне нравы и обычаи горцев, узнал
по именам их богатырей, запомнил родословные главных семейств. Знает, какой
князь надежный и какой плут; кто с кем в дружбе и между кем и кем есть
кровь. Он легонько маракует по-татарски; у него завелась шашка, настоящая
гурда, кинжал - старый базалай, пистолет закубанской отделки, отличная
крымская винтовка, которую он сам смазывает, лошадь - чистый шаллох и весь
костюм черкесский, который надевается только в важных случаях и сшит ему в
подарок какой-нибудь дикой княгиней. Страсть его ко всему черкесскому
доходит до невероятия. Он готов целый день толковать с грязным узденем о
дрянной лошади и ржавой винтовке и очень любит посвящать других в таинства
азиатских обычаев.С ним бывали разные казусы предивные, только послушайте.
Когда новичок покупает оружие или лошадь у его приятеля узденя, он только
исподтишка улыбается. О горцах он вот как отзывается: "Хороший народ, только
уж такие азиаты! Чеченцы, правда, дрянь, зато уж кабардинцы просто молодцы;
ну есть и между шапсугами народ изрядный, только все с кабардинцами им не
равняться, ни одеться так не сумеют, ни верхом проехать... хотя и чисто
живут, очень чисто!"
Надо иметь предубеждение кавказца, чтобы отыскать что-нибудь чистое в
черкесской сакле.
Опыт долгих походов не научил его изобретательности, свойственной
вообще армейским офицерам; он франтит своей беспечностью и привычкой
переносить неудобства военной жизни, он возит с собой только чайник, и редко
на его бивачном огне варятся щи. Он равно в жар и в холод носит под сюртуком
ахалук на вате и на голове баранью шапку; у него сильное предубежденье
против шинели в пользу бурки; бурка его тога, он в нее драпируется; дождь
льет за воротник, ветер ее раздувает - ничего! бурка, прославленная
Пушкиным, Марлинским и портретом Ермолова, не сходит с его плеча, он спит на
ней и покрывает ею лошадь; он пускается на разные хитрости и пронырства,
чтобы достать настоящую андийскую бурку, особенно белую с черной каймой
внизу, и тогда уже смотрит на других с некоторым презрением. По его словам,
его лошадь скачет удивительно - вдаль! поэтому-то он с вами не захочет
скакаться только на пятнадцать верст. Хотя ему порой служба очень тяжела, но
он поставил себе за правило хвалить кавказскую жизнь; он говорит кому
угодно, что на Кавказе служба очень приятна.
Но годы бегут, кавказцу уже сорок лет, ему хочется домой, и если он не
ранен, то поступает иногда таким образом: во время перестрелки кладет голову
за камень, а ноги выставляет на пенсион; это выражение там освящено обычаем.
Благодетельная пуля попадает в ногу, и он счастлив. Отставка с пенсионом
выходит, он покупает тележку, запрягает в нее пару верховых кляч и
помаленьку пробирается на родину, однако останавливается всегда на почтовых
станциях, чтоб поболтать с проезжающими. Встретив его, вы тотчас отгадаете,
что он на-
стоящий, даже в Воронежской губернии он не снимает кинжала или шашки,
как они его ни беспокоят. Станционный смотритель слушает его с уважением, и
только тут отставной герой позволяет себе прихвастнуть, выдумать небылицу;
на Кавказе он скромен - но ведь кто ж ему в России докажет, что лошадь не
может проскакать одним духом двести верст и что никакое ружье не возьмет на
четыреста сажен в цель? Но увы, большею частию он слагает свои косточки в
земле басурманской. Он женится редко, а если судьба и обременит его
супругой, то он старается перейти в гарнизон и кончает дни свои в
какой-нибудь крепости, где жена предохраняет его от гибельной для русского
человека привычки.
Теперь еще два слова о других кавказцах, ненастоящих. Грузинский
кавказец отличается тем от настоящего, что очень любит кахетинское и широкие
шелковые шаровары. Статский кавказец редко облачается в азиатский костюм; он
кавказец более душою, чем телом: занимается археологическими открытиями,
толкует о пользе торговли с горцами, о средствах к их покорению и
образованию. Послужив там несколько лет, он обыкновенно возвращается в
Россию с чином и красным носом.
Last-modified: Tue, 28 Sep 2004 17:43:02 GMT