было так не похоже на нашего обычного Гришу, что физиономия моя невольно расползлась в улыбке. - Ну а что я у тебя такого спросил? Я спросил: что вы не поделили... Гриша вскочил. - Да что ж такое! - плачуще проговорил он. - Там все выпытывали, теперь здесь... Смотри-ка, вскакивать начал... - Да кому ты на фиг нужен! - сказал я, удивленно глядя на него снизу вверх. - Все равно узнаю завтра, за что гоняли... Гриша помолчал, успокаиваясь. - За Людмилу, - вымолвил он мрачно. - За Людмилу? - ошарашенно переспросил я. - Ах, за Людмилу... Я посмотрел на смущенного, рассерженного Гришу и засмеялся. - А что хоть за Людмила? Я ее знаю? - Как же ты ее можешь не знать! - с досадой ответил Гриша. - В одной смене работаем. Я перестал смеяться. - Постой-постой... Так это наша Люська? Крановщица? Гриша молча кивнул. - Мать! - крикнул я, втаскивая его за руку в большую комнату. - Посмотри на этого дурака, мать! Ты знаешь, с кем он связался? С Люськой Шлеповой из Нижнего поселка! Мать выронила вишневый плюш, которым покрывала швейную машинку, и, всплеснув руками, села на стул. - Да как же это тебя угораздило, Гришенька? У Гриши было каменное лицо взятого в плен индейца. - Он уже и с Бехтерем познакомиться успел, - добавил я. - Устроили, понимаешь, клуб любителей бега по пересеченной местности! Услышав про Бехтеря, мать снова всплеснула руками. - Побьют тебя, Гришенька, - проговорила она, с жалостью глядя на квартиранта. Когда на следующий день перед сменой я рассказал обо всем ребятам, отреагировали они как-то странно. Валерка осклабился, Вася-штангист всхохотнул басом. Старый Петр сказал, поморгав: - А в чем новость-то? Что Гринька с Люськой? Так я это неделю назад знал. - Неделю? - во поверил я. - А кто разнюхал? Аркашка? - Ну ты, Минька, силен! - восхитился Сталевар. - Глянь-ка туда. Я обернулся. Возле правилки, там, где у нас располагается лестница, ведущая на кран, стояли и беседовали Гриша с Люськой. И то ли повернулись они так, то ли свет, сеющийся по цеху из полых стеклянных чердаков в полукруглой крыше, падал на них под каким-то таким особым углом, то ли я просто впервые видел их вместе... Похожи как брат с сестрой. Гриша, правда, черноволосый, а у Люськи - рыжая копна из-под косынки, вот и вся разница. - Я тоже сначала думал - они родственники, - пробасил над ухом Вася-штангист. А после смены я снова встретил Люську у проходной. - Бехтеря ждешь? - спросил я. - Или Гришу? - А ты прямо как свекор, - кротко заметила она. Глаза ее были зелены и нахальны. - Слушай, Люська! - сказал я. - Чего ты хочешь? Чтобы Бехтерь Гришку отметелил? А я - Бехтеря, да? - Кто бы тебя отметелил... - вздохнула она. - Ишь, губы раскатала! - огрызнулся я. - Метелок не хватит!.. Слушай, на кой он тебе черт сдался, а? Для коллекции, что ли? Нет, я, конечно, понимаю: парень красивый, видный. Тихий опять же. Стихи, наверное, читает... с выражением. Люська поглядела на меня изумленно и вдруг расхохоталась, запрокинув голову. - Стихи?.. Ой, не могу! Гриша - стихи!.. - Ну вот, закатилась! - с досадой сказал я. - Чего смешного-то? - Да так... - все еще смеясь, ответила Люська. - Просто никто еще мне ни разу не вкручивал, что он из-за меня с другой планеты сбежал... 7 - А как же твоя философия насчет смирительной рубашки? Тебе ведь раньше камеры хватало... Он улыбнулся. - Не хватило, как видишь... Мы подходили к заводу, и уже замаячил впереди стеклянный кубик проходной, когда навстречу нам шагнул Васька Бехтерь с фирменными очками в руке. - Почему у тебя рожа целая? - испуганным шепотом спросил он Гришу. На меня он даже не смотрел. - Два раза тебе повторять? - с угрозой осведомился я. - Кому было сказано, чтобы ты мне больше не попадался? Похоже, Бехтерь не понял ни слова и среагировал только на голос. - Минька! - в страхе проговорил он, тыча в Гришу очками. - Почему у него рожа целая? - В чем дело, Бехтерь? - начиная злиться, процедил я. - Минька, клянусь! - Бехтерь чуть не плача ударил себя очками в грудь. - Я же его вчера ночью встретил!.. Я же его вчера... Синяки же должны были остаться! Но тут я так посмотрел на него, что Бехтерь попятился и пошел, пошел, то и дело оглядываясь и налетая на людей. - Вот идиот! - сказал я. - И не пьяный вроде... Интересно, что это у него за работа такая? Полчетвертого уже, обед у всех давно кончился, а он гуляет... Я повернулся к Грише и увидел, что смуглое лицо моего квартиранта бледно, а губы сложены в безнадежную грустную улыбку. - Так, - сказал я. - С ним все ясно. А с тобой что? - Знаешь, Минька... - через силу выговорил он. - Я, пожалуй, от тебя съеду... - Съедешь с квартиры? - изумился я. - А чего это ты вдруг? - Нашли меня, Минька, - с тоской сказал Гриша Прахов. - Ты не волнуйся - тебя не тронут... не имеют права... В общем... прости, если что не так. - Да он что, заразный, что ли? - взорвался я, имея в виду Бехтеря. - Сначала он бредил, теперь - ты!.. Сгоряча я сказал что-то очень похожее на правду. - Людмила! - ахнул Гриша. - У нее же отгулы! Ее же сегодня в цехе не будет!.. Он кинулся в сторону, противоположную проходной, и я еле успел поймать его за руку. - Ты куда? - К ней! - Куда к ней? Хочешь, чтобы прогул тебе записали? Скрутил я его, довел до стеклянного строения и силой затолкал в вертушку проходной. Оказавшись на территории завода, Гриша перестал буянить и притих. - Да ведь она же к родственникам уехала! - вспомнил он вдруг. - Ну, тогда все... Опустил голову и молча побрел к цеху. Ничего не понимаю. Только что был парень как парень - и вот на тебе! Того и гляди снова себя инопланетянином объявит! И Сталевара в тот день с нами не было. Собирался в область Сталевар - к теще на блины, и заранее колдовал со сменами, переходя из одной в другую и набирая отгулы... А Гриша продолжал меня удивлять. Мы и раньше знали, что парень он старательный, но в этот раз он самого себя перехлестнул. Уж до того отчаянно гонял листы, что даже рассердил Старого Петра. - Ты что один корячишься? - заворчал на Гришу Старый Петр. - Видишь же, какую плиту режем! Ее вдвоем вести надо... Почему Васю не подождал? В последний раз, что ли, работаешь?.. Гриша растроганно поглядел на него и ничего не ответил. Передышки он себе в тот день не давал. Кончится пакет - хватает чайник и бежит на прокатный стан за газировкой. Если и случалось ему присесть на минутку - уставится и смотрит. На меня, на бригадира, на Старого Петра... Даже на пресс. И не шелохнется, пока не окликнешь его. Только в одну сторону он не взглянул ни разу - вверх, где вместо Люськи ездила в кабине мостового крана толстая тетка с кислым сердитым лицом. - Ты не заболел, Гриня? Может, тебя у мастера отпросить? Иди домой, а утром врача вызовешь... Гриша с признательностью глядел на Валерку и молча качал головой. Бехтерь, скотина!.. Чем же он его так достал, хотел бы я знать! "Почему у тебя рожа целая..." Угроза? В том-то и дело, что нет! Не угрожают с таким ошарашенным видом... Стеклянные чердаки в полукруглой крыше засинели, потом стали черными. Смена кончилась. Я даже не заметил, как и куда Гриша исчез. Когда выбрался из душевой, на шкафчике его уже висел замок. Поспрашивал ребят, и мне сказали, что Гриша оделся и ушел. Я хотел было на него обидеться (раз Люськи нет - думал, вместе домой пойдем), как вдруг увидел, что из замочка торчит ключ. И что-то сразу мне стало во по себе. Вот в чем дело: Гриша ничего никогда не забывает - недаром мне мать все уши прожужжала о его аккуратности. И если он оставил ключ нарочно... Я отомкнул шкафчик, открыл дверцу и в непонятной тревоге уставился на образцовое Гришино хозяйство. Роба, двойные брезентовые рукавицы, ботинки, полотенце, мыльница, мочалка в целлофановом пакете... Все на месте, всему свой крючок, своя полочка... В уголке вчетверо сложенная влажная тряпка - уходя, Гриша тщательно протер шкафчик изнутри и снаружи. Домой я возвращался почти бегом. - Мать, Гриша пришел? - крикнул я с порога, но увидел ее лицо и осекся. - Что случилось, мать? - Ой, не знаю, Минька... - еле проговорила она, кутаясь в шаль, как в ознобе. - Что-то Мухтар весь вечер не по-хорошему воет... Тут, точно в подтверждение ее слов, пес завыл. Вой действительно был нехорош - такой же, каким Мухтар встретил Гришу три месяца назад. Я сорвал с себя пиджак и, отшвырнув его, выбежал из дому. - Осторожнее там, с Бехтерем! - умоляюще крикнула мне вслед мать, но я уже был на улице. Обвел меня Бехтерь, обвел, как хотел! Испуганным прикинулся, голову заморочил, ерунды наплел... Значит, не ерунда это была! Значит, что-то они с Гришей знали такое, что я не знал! Ну, все, Бехтерь! Если ты его хоть пальцем сегодня тронешь - уезжай из города, Бехтерь! Уезжай от греха подальше!... На полпути к заводу вспомнил, что пропуск у меня остался в кармане пиджака. А, черт! Тогда придется напрямик, через сквер... Вот будет номер, если дыру замуровали - собирались ведь замуровать... Шел второй чао ночи, и сквер был пуст. Вдалеке на моей скамейке с крупно вырезанным словом "НАТАША" кто-то спал. Гриша? Все может быть. На вокзале он уже ночевал - теперь вот в сквере... "Съеду с квартиры..." Чем же я его обидел, а?.. Впрочем, это был не Гриша. На моей скамейке под ослепительным, растворяющим темноту фонарем спал дядя Коля - сосед, тот, что когда-то сложил нам печку. Я свернул с аллеи на тропинку, ведущую к заводской стене, и остановился. Кажется, я успел вовремя - Гришу еще ждали. За высоким кустом самочинно разросшейся смородины спиной ко мне стоял какой-то человек. Он явно следил за проломом. Караулишь, да? Ну, я тебе сейчас покараулю! Но тут, услышав мои шаги, человек беспокойно шевельнулся, и я перестал понимать, что происходит. В кустах смородины, наблюдая за дырой в стене, стоял - кто бы вы думали? - Гриша Прахов. - Ну и какого черта ты здесь делаешь? - подойдя, негромко спросил я. Гриша Прахов оглянулся и посмотрел на меня с вежливым удивлением. - Простите?.. Я обомлел. Серого, льющегося со стороны аллеи полусвета вполне хватало, чтобы высветить Гришино лицо и положить на него тени. Но передо мной стоял не Гриша. Этот человек не притворялся - он в самом деле видел меня впервые. И одет он был по-другому: строгай серий костюм, белая рубашка, галстук... - Извиняюсь... - ошарашенно пробормотал я. - Обознался. Двинувшись к пролому, я краем глаза зацепил второго, одетого точно так же. Этот лепился у стены, чуть поодаль. Возле самой дыры я нарочно споткнулся, выиграв таким образом пару секунд, и успел разглядеть, что левый глав у него заплыл, бровь чем-то заклеена, а губа распухла. И тем не менее ошибки быть не могло, у этого, второго, тоже было Гришино лицо, только сильно побитое. Видно, я крепко был ошеломлен, потому что опомнился, лишь налетев на смутно белеющую в темноте груду штакетника. Справа чернела громада строящегося пролета, впереди пылали желтоватым светом окна и открытые ворота листопрокатного. В смятении я оглянулся на еле различимую в серой стене дыру. С кем я сейчас встретился? Что еще за оборотни к нам заявились? Кто они? Что им здесь нужно в два часа ночи? И тут в памяти всплыли недавние Гришины слова, да так ясно, будто он вдруг оказался рядом и снова их произнес: - Нашли меня, Минька... Словно тоненький яркий лучик прорвался внезапно в мою бедную голову. Странная истерика в "Витязе", вечная Гришина боязнь лишний раз высунуть нос на улицу, осторожные расспросы о том, легко ли найти скрывающегося человека, - все теперь стремительно вязалось одно к одному, превращаясь в пугающую правду. Вот он кого боялся - не Бехтеря, что ему Бехтерь! Понятно... Все понятно! Искали, нашли и приехали сводить какие-то старые счеты... Но почему ж они так похожи-то?.. Родственники?.. А говорил, родственников у него нет... Или, может, национальность южная - все на одно лицо... Какая, к черту, национальность - Гришка ведь русский!.. Паспорт! Меня аж пошатнуло, когда я о нем вспомнил. Настоящий, не краденый!.. Неужели все-таки Гриша в чем-то замешан? Шалопай, ах, шалопай! Три месяца молчал, не мог подойти, объяснить по-человечески: так, мол, и так... Да за него бы вся бригада поручилась!.. А что ж это я стою? Гриша-то еще на территории, раз караулят его! Эта мысль сорвала меня с моста и толкнула к цеху. Господи, как я обрадовался, когда увидел, что на первом прессе за "хвостового" работает Сталевар! - Ну-ка, потрудись, - оказал он, отдавая ключ размечающему. - Это опять ко мне... Сталевар был сильно чем-то озабочен. Подойдя, вынул ив клешнеобразной рукавицы крепкую корявую пятерню и протянул для рукопожатия, которое мы почему-то не разрывали до самого конца нашего короткого разговора. - С чего это Гриша уезжать надумал? - хмуро спросил Сталевар. - Уезжать? Куда? - Откуда ж я знаю? - с досадой сказал он. - Прибежал среди ночи, попрощался... Я так и понял, что уезжает. И снова меня мороз продрал вдоль хребта, когда я услышал это "попрощался". Да кто же они такие? Что им от него надо? Может, охрану к дыре вызвать с первой проходной? - А когда он здесь был? Давно? - Да только что. Минут пять, не больше. - А куда пошел? Не помнишь? Ну, хоть в какую сторону? - Не заметил я, Минька, - виновато сказал Сталевар. - Но он где-то здесь, далеко от цеха уйти не мог... Рукопожатие наше разомкнулось, и я, ничего не объясняя, устремился мимо участка отгрузки к открытым воротам. Оказавшись снаружи, приостановился, давая глазам снова привыкнуть к темноте. Где же он околачивался вое это время? Хотя понятно... Увидел возле первой проходной родные лица и вернулся. Побежал ко второй проходной - там то же самое. Сунулся туда, сюда, а выходы все перекрыты... Додумать я не успел, потому что увидел Гришу. Это был точно он - я узнал со спины его куртку: черную, с желтым клином - вместе покупали, с первой его получки... Опустив голову, Гриша брел к дыре. - Гриша! - что было силы заорал я, но сзади мощно ворчал и погромыхивал цех. Кроме того, Гриша был слишком далеко - желтый клин маячил уже возле смутно белеющей груды штакетника, а потом и вовсе пропал за черной коробкой недостроенного пролета. Я кинулся вдогонку, но тут же вынужден был перейти на быстрый шаг. Бегать ночью по территории завода да еще вблизи строящегося цеха - в два часа обезножишь. Ничего, ребята, ничего... Кто вы такие, мы выясним потом. А Гришу я вам так просто не отдам, вы об этом и думать забудьте!.. Возле груды штакетника я задержался и вытянул из нее рейку. Ладно, если их всего двое. Только ведь там может быть и третий - в кустах, для страховки... Я выбежал из-за недостроенного пролета и увидел, что опоздал: Гриша Прахов на моих глазах нагнул голову и шагнул в пролом. 8 Они даже не прикоснулись к Грише Прахову - просто подошли с двух сторон, одинаково одетые, с одинаковыми лицами, и остановились, молча глядя на поникшего преступника... Преступника? Но ведь я же прекрасно видел, что эти двое не из милиции! Два часа ночи, темный сквер, явная уголовщина!.. И потом эти их одинаковые физиономии!.. Двое повернулись и пошли к выходу из сквера, ступая уверенно, неторопливо. А Гриша Прахов, мой квартирант, резчик из моей бригады, плелся между ними, жалко опустив плечи. Серый полусвет фонарей лился им навстречу, и с каждым шагом эти трое делались все более плоскими, словно вырезанными из бумаги. И я понял вдруг, что вижу Гришку в последний раз, что его уводят навсегда... Меня вышвырнуло из пролома как торпеду. Они оглянулись. - Минька, не надо! - услышал я испуганный Гришин вскрик, но было поздно. Первым мне подвернулся тот, с заплывшим глазом, и я положил на него штакетину сверху - с оттягом, как кувалду. Он почти уклонился, и все же я его зацепил. Хорошо зацепил, крепко. Второй мягко отпрыгнул и, чуть присев, выхватил что-то из-за спины левой рукой. У меня не было времени снова занести штакетину, и я просто отмахнулся ею. Повезло - достал. Выбитый ударом предмет, кувыркаясь, улетел в заросли. Крутнулся на месте... Так и есть - третий! Чуяло мое сердце! Этого я женил рейкой точнехонько в лоб. И только когда раздался деревянный сухой звук удара, когда этот неизвестно откуда взявшийся третий попятился от меня мелкими нетвердыми шажками, дошло наконец, что это я Гришу рейкой женил. Черт бы драл их одинаковые физиономии! Гриша допятился до конца лужайки, там его подсекли под коленки плотные подстриженные кусты, и он по-клоунски через них кувыркнулся - спиной вперед, только подошвы мелькнули. Противники мои вели себя тихо: один лежал, уткнув заплывший глаз в короткую черную траву, второй постанывал, свернувшись в вопросительный знак. Надо было, не теряя ни секунды, хватать Гришу, взваливать его на горб и со всех ног бежать к дыре. А там - срочно поднимать шум! Кому-кому, а уж мне-то рассказывать не стоит, что за штуку выдергивают из-за спины таким движением, - служил, знаю... Я отшвырнул штакетину, дернулся было к кустам, за которые только что улетел Гриша Прахов, и вдруг в самом деле увидел третьего. Вернее, не то чтобы увидел... Просто вдалеке, возле аллеи, где света было побольше, мелькнуло что-то серое. Пригибаясь, я метнулся в сторону, перескочил через ближайшие заросли и упал за чахлой елочкой, чуть не пробив себе ребра чем-то твердым и угловатым. Вот дьявол! На что же это я упал? Пока я, стараясь кряхтеть потише, извлекал из-под себя эту словно нарочно кем подложенную штуковину, серое пятно приблизилось. Все правильно - это был третий. Оборотень с лицом Гриши Прахова передвигался короткими бесшумными переходами шага в три-четыре. Замрет на секунду, прислушается - и скользнет дальше, веточкой не шелохнув. В левой руке у него (опять в левой!) было что-то вроде большого неуклюжего пистолета, и чувствовалось, что стрелять он в случае чего будет навскидку и без промаха. Видно, он тоже заметил подозрительное мелькание теней на лужайке и теперь двигался прямиком ко мне. И хоть бы камушек какой рядом лежал! И рейку, дурак, бросил!.. Ну куда же мне с голыми руками против... И тут я обнаружил, что держу за ствол в точности такую же штуковину, как у него. Секунды две в голове моей шла какая-то болезненная пробуксовка, прежде чем я понял, откуда она взялась. Я же сам только что вытащил это из-под собственных ребер. Ну точно! Темный предмет, что, кувыркаясь, улетел в заросли после моей отмашки дрыном!.. А этот уже стоял посреди лужайки - серый, неподвижный, с выеденным тенью лицом. Черные кусты напротив елочки распадались широкой прогалиной, и я ясно видел, как он поднял оружие и тщательно прицелился в одного из лежащих. Конечно, ничего хорошего от этой братии я не ждал, и все же меня прошиб холодный пот, когда я увидел, что он собирается сделать. Все произошло беззвучно и страшно. Выстрела не было. Эта штука в его руке даже щелчка не издала. А человека не стало. Просто не стало, и все. И только трава на том месте, где он лежал, залоснилась вдруг в сером полусвете фонарей от немыслимой стерильной чистоты. Точно так же, спокойно и деловито, оборотень навел оружие на второго... Ну пусть не щелчок, но хоть бы шорох какой раздался! Ни звука. Был человек - и нет его. Убийца подрегулировал что-то в своей дьявольской машинке и, прицелившись в мою штакетину, уничтожил и ее тоже. На всякий случай. Я уже боялся дышать. Вот, значит, что стало бы со мной, промахнись я рейкой по второй!.. Долго бы искали потом Миньку Бударина... Пальцы моей левой руки сами собой, без команды, сомкнулись на рукоятке, и от кисти к локтю пробежали электрические мурашки. Перед глазами у меня вместо прицела оказался стеклянный экранчик не больше спичечного коробка. В нем я увидел слегка увеличенные черные кусты и тонко прочерченную светящуюся окружность. Кто они такие, откуда взялись, почему у них такое оружие - я об этом и думать забыл! Одного мне хотелось - чтобы этот серый скрылся, и как можно скорее. Но он, похоже, не собирался скрываться - неподвижная фигура по-прежнему маячила посреди лужайки. Оборотень пялился на плотные подстриженные кусты, за которыми лежал обездвиженный мною Гриша Прахов. Если этот гад сделает к нему хоть один шаг... Сделал. Ну, не обижайся... Спусковая клавиша плавно ушла в рукоятку... Никому, даже Бехтерю, не пожелал бы я попасть тогда в мою шкуру. Я ведь с той самой ночи стал тишины бояться. Мать до сих пор удивляется: что это я - телевизор включаю, а сам его не смотрю? А меня просто в полной тишине жуть берет... Так вот, тишина тогда была полной. Где-то далеко-далеко ворчал еле слышно листопрокатный да шевелились вверху черные кроны. Вот он, серый разрыв между кустами, вот она, выбитая в траве светлая тропинка, а на ней - никого... Как будто не стоял там секунду назад страшный серый человек с лицом Гриши Прахова. Мне послышалось, что возле стены отчетливо хрустнул под чьей-то ногой осколок стекла. А в следующий миг землю рядом со мной словно помело - сдуло бесшумно мелкие камушки, хвоя на низко опущенной ветке блеснула как вымытая... В себя я пришел за травянистым бугорком метрах в пятнадцати от того места. Аллея теперь проходила рядом. Краем глаза я видел изнанку моей скамейки и бетонную урну. И только было я подумал, что хотя бы со стороны аллеи прикрыт надежно, как урна эта - исчезла. А за ней исчезла и скамейка. Словно кто-то быстро и деловито убрал все заслоняющие меня предметы. Дальше убирать было нечего - дальше был я. Меня подбросило... А вот что случилось потом - не помню. Наверное, я отбежал. Или отполз. Или откатился. Словом, что-то я такое сделал... Дальше идут мелкие обрезки. Ума не приложу, за каким чертом меня понесло через аллею, а главное - как это я ухитрился перебежать ее, не попав под выстрел. Но они, гады, эту ночку тоже запомнят надолго. Какой там, к дьяволу, Гриша Прахов! Им теперь было но до Гриши. Беготня и бесшумная пальба перекинулись на противоположную сторону сквера - ту, что примыкает к шоссе. Вот не думал, что пригодится мне когда-нибудь моя армейская выучка! Похоже, я стянул на себя всех Гришиных родственников, дежуривших возле завода. Еще раза три слизывал невидимый выстрел пыль с травы перед самым моим лицом. Я вскакивал, отбегал, падал, отползал, целился... В голове сидела одна-единственная мысль: "Лишь бы этот дурак не очухался раньше времени... Лишь бы он не полез меня выручать..." А потом вдруг суматоха кончилась, и стало ясно, что дела мои плохи. Даже залечь было негде. Я сидел на корточках за жидким кустиком, а из черных провалов ночного сквера на меня наползала оглушительная леденящая тишина. А за спиной ограда, железные копья выше моего роста - не перелезешь. Короче говоря, зажали Миньку Бударина. Кричать? Звать на помощь? Кого? Три часа ночи, пустая улица, никто не услышит. А услышит - так не успеет. А успеет - так не поможет... И тут откуда-то издали, со стороны старого щебкарьера, поплыл низкий рокочущий звук. Сначала он был еле слышен, потом окреп, приблизился, распался на отдельные голоса... Это возвращались заводские КрАЗы! Я видел, как шевельнулись кусты, как мелькнула за ними и пропала серая сгорбленная спина, но стрелять вдогонку не стал. Это уже ничего не меняло. Огромный мир вспомнил наконец про Миньку Бударина и шел теперь к нему на выручку. Рычание моторов надвигалось - уверенное, торжествующее. Из него вдруг прорвался хриплый петушиный крик сигнала - видно, шофер пугнул сунувшуюся под колеса собачонку... Я ждал, что заросли вскипят разом и еще с десяток Гришиных родственников кинутся, пригибаясь, врассыпную от ограды. Но нигде даже веточка не дрогнула, лишь одна-единственная серая спина мелькнула по-крысиному на аллее, наискосок пересекая световой коридор. Где же остальные-то? Неужели я их всех... Показались КрАЗы. Они шли колонной - пять длинных угловатых громад, и все дрожало, когда они проходили один за другим. Метров за двадцать от меня водитель первой машины включил фары, и на темные закоулки старого сквера рухнул обвал света... Конечно, они меня не заметили. Спорить готов, что никто из них даже голову в мою сторону не повернул, но кому какое дело? Главное, что незнакомые парни, сами о том не зная, успели вовремя. И попробуй кто пискнуть, что за баранкой КрАЗа сидел тогда хоть один плохой человек!.. - Спасибо, ребята... - бормотал я, выбираясь на аллею. - Спасибо... Выбрался - и остолбенел. Я и не думал, что их будет так много - чистых островков, лежащих вразброс на асфальте. То ли я палил, та ли по мне палили - ничего не помню... Но не все же это промахи! Я смотрел на испятнанную смертельной стерильной чистотой аллею и чувствовал себя убийцей. Осталось одно - добрести до цеха, положить оружие на металлический стол, сказать: "Вызывайте милицию, мужики. Этой вот самой штукой я только что уложил в сквере человек десять. Только вы учтите - Гриша здесь ни при чем, он пальцем никого не тронул..." Кто-то приближался ко мне по асфальтовой дорожке, а у меня даже не было сил поднять руку. И слава богу, что не было, потому что навстречу мне, держась за ушибленную голову, брел очнувшийся Гриша Прахов. - Стой! - вырвалось вдруг у меня. Между нами лежало чистое пятно, асфальт без пылинки, и Гриша неминуемо бы наступил на него, сделай он еще один шаг. - Обойди... - хрипло приказал я. Нельзя было ходить по этим пятнам. Вое равно что на могилу на чью-то наступить. Мы стояли друг против друга на том же самом месте, где встретились три месяца назад. - Я так и знал, что ты ввяжешься, - услышал я его больной, надломленный голос. - Я же предупреждал... тебя бы не тронули... Зачем ты, Минька?.. Я смотрел в его замутненные болью глаза и понимал уже, что если и положу оружие на стол, то слова мои будут другими. "Делайте со мной что хотите, - скажу я, - но только иначе никак не получалось. Не мог я им отдать этого человека, понимаете?.." Я шагнул к Грише, хотел сказать, мол, не тушуйся, главное - отбились, живы оба, как вдруг что-то остановило меня. Остановило, а потом толкнуло в грудь, заставив снова отступить на шаг. - Гриша... - выдохнул я, всматриваясь в знакомое и в то же время такое чужое теперь лицо. - Кто ты, Гриша?! 9 Я проснулся от ужаса. Мне приснилось, что на моей скамейке с крупно вырезанным словом "НАТАША", на скамейке, которая вот-вот должна исчезнуть, - спит дядя Коля. Я рывком сел на койке и сбросил ноги на пол. Лоб мокрый, сердце колотится, перед главами - пятнистый асфальт и пустота на том месте, где раньше стояла скамейка. - Всю ночь не спала!.. - грянул где-те неподалеку голос тети Шуры. В окно лезло солнечное ясное утро. Я сунул руку под подушку, и пальцы наткнулись на прохладную шершавую рукоятку. - Совсем из смысла выжил! - в сильном гневе продолжала соседка. - Ночь дома не ночевать - это что ж такое делается!.. Ничего не приснилось. Дядя Коля не пришел ночевать. Он вообще никогда больше не придет. Он спал вчера на этой скамейке... и исчез вместе с ней. Я сидел оцепенев. А тетя Шура все говорила и говорила, и некуда было деться от ее казнящего голоса. Я старался не слушать, я готов был засунуть голову под подушку... если бы там не лежала эта проклятая штуковина!.. - Перед соседями бы хоть постыдился!.. Стоп! С кем она говорит? Меня сорвало с койки, и я очутился у окна. Соседский двор из него просматривался плохо - мешали сарайчик и яблони. Мне удалось увидеть лишь закрывающуюся дверь и на секунду - обширную, в желтеньких цветочках спину уходящей в дом тети Шуры. С кем она сейчас говорила? Я кинулся в прихожую, отомкнул дверь и, ослабев, остановился на крыльце. Посреди соседского двора стоял, насупясь, сухонький сердитый старичок. Маленький, как школьник. Я сошел с крыльца и двинулся босиком через двор к заборчику. - Дядя Коля... - сипло позвал я. - Дядя Коля... Он услышал меня не сразу: - Да ты подойди, дядя Коля... Дело есть... Он оглянулся на дверь, за которой недавно скрылась супруга, и, поколебавшись, подошел. - Что это она с утра расшумелась? Дядя Коля хотел ответить и вдруг задумался. Как же мне сразу в голову не пришло: он ведь мог вчера десять раз проснуться и уйти из сквера до начала пальбы! Дядя Коля, дядя Коля... Что ж ты со мной, старичок, делаешь!.. - Силу им девать некуда, вот что, - обиженно проговорил он. Я глядел на него и не мог наглядеться. Живой. Ах ты, черт тебя возьми! Живой... - Кому? Ты о ком, дядя Коля? Дядя Коля неодобрительно качал головой. - Ну шутники у нас, Минька, - вымолвил он мрачно. - Ну шутники... - Да что случилось-то? - А вот послушай, - сказал дядя Коля. - Получил я вчера пенсию, так? Домой я всегда, ты знаешь, через сквер иду... Ну и присел на лавочке... отдохнуть. Просыпаюсь на скамейке... Урна рядом стоит... - На скамейке? - отрывисто переспросил я. - Как на скамейке? Где на скамейке? В сквере? - В каком сквере? - внезапно осерчав, крикнул дядя Коля. - В щебкарьере! Просыпаюсь на скамейке, а скамейка стоит в щебкарьере! И урна рядом!.. - Да ты что, шутишь, что ли? - задохнувшись, сказал я. - Какой щебкарьер? До щебкарьера девять километров! - Это ты кому - шутишь? - вскипел дядя Коля. - Это ты мне - шутишь? Я двадцать лет экскаваторщиком проработал, а ты мне - про щебкарьер? Ты под стол пешком ходил... Он оборвал фразу, постоял немного с открытым ртом, потом медленно его прикрыл. - Ну ладно, во мне веса нет, - в недоумении заговорил он. - Но ведь они же меня, получается, на скамейке несли! На руках несли, Минька! Если бы на грузовике - я бы проснулся... - Дядя Коля, - сказал я. - А ты ничего не путаешь? Дядя Коля меня не слышал. - Урну-то зачем перли? - расстроенно спросил он. - Тоже ведь дай бог сколько весит - бетонная... Тут на пороге показалась тетя Шура и зычным, хотя и подобревшим голосом позвала дядю Колю в дом - завтракать. Я оттолкнулся от заборчика и на подгибающихся ногах побрел к себе. Добравшись до своей комнаты, снова достал оружие из-под подушки. Машинка напоминала дорогую детскую игрушку. Очень легкая - видно, пластмассовая. И цвет какой-то несерьезный - ярко-оранжевый, как жилет дорожника. Из толстого круглого ствола выпячивалось что-то вроде линзы. Но ведь я же своими глазами видел, как исчезла скамейка! Щебкарьер... При чем здесь щебкарьер?.. Я ухватил рукоять поплотнее, и от кисти к локтю пробежали вчерашние электрические мурашки. Так, а это что за рычажок? Я осторожно потянул его на себя, и изображение на стеклянном экранчике приблизилось. Понятно... Гришу пора будить, вот что! Хватит ему спать. Отоспался... Посреди стола белела записка. "Ешьте, завтрак на плите, - прочел я. - Заставь Гришу сходить к врачу, а на Бехтеря в суд..." Дочитать не успел - показалось, что в дверях кто-то стоит. Я обернулся. В дверях стоял Гриша Прахов. Никогда раньше он не позволял себе выйти из своей комнаты, не смахнув перед этим последней пылинки с отутюженных брюк. Теперь он был в трусах, в майке и босиком. Да еще марлевая повязка на лбу - вот и весь наряд. Я выпустил записку из рук и шагнул к Грише. - Эти... - хрипло сказал я. - В кого я вчера стрелял... Что с ними? Гриша смотрел непонимающе. У меня перехватило горло. Перед глазами снова блеснули чистые пролысины на пыльном асфальте. - Ну что молчишь? Живы они? - Живы, - сказал Гриша. - Ты отправил их на корабль. В камеру коллектора. Понимаешь, есть такое устройство... Дальше я уже не слушал. Проходя мимо койки, уронил оружие на подушку и остановился перед окном. Почувствовал удушье и открыл форточку. - Дурак ты, Гриша... - обессиленно проговорил я и не узнал собственного голоса. Был он какой-то старческий, дребезжащий. К восьмидесяти годам у меня такой голос будет. - Что ж ты вчера-то, а?.. Я же думал - я их всех переубивал... 10 Расположились в кухне. За окном качалась зеленая ветка яблони и время от времени, как бы приводя в чувство, легонько постукивала в стекло. А передо мной на табуретке сидел и ждал ответа... Я отмахнулся от лезущего в глаза сигаретного дыма. Черт знает что такое! Сидит на табуретке парень из моей бригады, Гришка Прахов - вон с Бехтерем у него нелады из-за Люськи... - Интересно девки пляшут, - процедил я, - по четыре штуки в ряд... Значит, ты - преступник, я - вроде как твой сообщник, а они? Они сами - кто? Ангелы? Ну нет, Гриша, брось! Ангелы по ночам засады не устраивают. Да еще и на чужой территории... - Они не нарушали законов, - негромко возразил он. - Чьих? - Своих. - А наших? Гриша запнулся. А я вспомнил, как эти двое вели его вчера сквозь ночной сквер. Шли - будто по своей земле ступали... - Во всяком случае, - добавил он еще тише, - они сделали все, чтобы вас не беспокоить... Я хотел затянуться, но затягиваться было уже нечем - от окурка один огонек остался. Я швырнул его в печь и захлопнул дверцу. - Слушай, а что это вы все такие одинаковые? Лицо у Гриши стало тревожным и растерянным. - Странно... - сказал он. - В самом деле одинаковые... А ведь раньше мне так не казалось... Ветка за стеклом забилась и зацарапалась сильнее прежнего. Все время чудилось, что кто-то там за нами подглядывает. - Слушай, - сказал я. - Ну ты можешь по-людски объяснить, как ты его нарушал вообще? Закон этот ваш, насчет личности... Ну, я не знаю, там... по газонам ходил, вел себя не так?... - Просто _в_е_л_ себя... - безразлично отозвался он. Я шумно выдохнул сквозь зубы. - С тобой свихнешься... Как это - вел себя? Все себя ведут! - Не все, - тихонько поправил он, и словно знобящий сквознячок прошел по кухне после этих его слов. Я снова сидел, укрываясь за жидким кустиком, а из черных провалов ночного сквера на меня наползала оглушительная смертельная тишина... И они из-за этого достают человека на другой планете? Вел себя... Интересное дело - вел себя... - Погоди-ка, - сказал я. - А здесь ты его тоже нарушал? Честное слово, я не думал, что он так испугается. - Но у вас же нет такого закона... - еле шевеля побелевшими губами, проговорил Гриша. - Или... есть? - Это тебе потом прокурор растолкует, - уклончиво пообещал я. Гриша опустил голову. - Да, - сказал он. - Нарушал. И здесь тоже. - Ну, например? - Например? - Гриша подумал. - Да много примеров, Минька... - Ну а все-таки? - Ну, Бехтерь, бригада... - как-то неуверенно начал перечислять он. - Да и ты сам тоже... Ты ведь не хотел, чтобы я... - Бехтерь? - с надеждой переспросил я. - А ну-ка давай про Бехтеря! - Н-ну... - Гриша неопределенно подвигал плечом. - У них же... с Люсей... были уже сложившиеся отношения... А я появился и... - Отбил, что ли? - В общем-то, да... - с неохотой согласился он и тут же добавил: - Но это лишь для данного случая. Так... Я пощупал виски. Разговор только начинался, а мозги у меня уже тихонько гудели от перегрева. - Погоди-ка... А я? Я его тоже, что ли, нарушаю? Гриша удивленно вскинул голову. - Да постоянно! - вырвалось у него. - Так... - ошеломленно сказал я. - Понятно... И много тебе припаяли? Гриша не понял. - Ну приговор, приговор тебе какой был? - Ах, вон ты о чем, - сказал он. - Ты про наказание? Но, Минька... собственно, видишь ли... за это вообще не наказывают. - Что? - заорал я. - По здешним понятиям, разумеется, - торопливо пояснил он. Сигарета не вынималась. Пришлось разорвать пачку. - Бесполезно, Минька! - с отчаянием проговорил Гриша. - Ты пытаешься вогнать все в привычные рамки - бесполезно! Пойми: это отстоявшееся до предельной ясности общество... ("Вот я и говорю - ангелы..." - пробормотал я, прикуривая.) Тебя сбивает слово "преступник"? Но точнее и перевести не могу. В вашем языке... Тут надломленный голос Гриши Прахова уплыл куда-то, стал еле слышен. "Простите?.." - произнес, оборачиваясь, вчерашний ангел. С вежливым удивлением. По-русски. В три судорожных взмаха я погасил спичку и уставился на Гришу Прахова. - Гриша!.. А язык? Язык вы наш откуда знаете? А документы? Где ты взял паспорт? Как ты сюда попал вообще? Кораблем? - Что ты! - сказал Гриша. - Я бежал через... Ну, это, видишь ли, такое устройство... Два сообщающихся помещения, понимаешь? - Ну! - Вот... Причем одно из них находится на той планете, а другое - здесь, у вас... Понимаешь? Я тупо молчал. - Как бы тебе объяснить... - беспомощно проговорил Гриша. - Ну вот входишь ты, допустим, в то помещение, которое там... Закрываешь за собой люк. Нажимаешь клавишу. Снова открываешь люк и выходишь, но уже не там, а здесь... Понял теперь? Я встал. Вернее - мы оба встали. Потом Гриша попятился и опрокинул табуретку. - Где? - хрипло спросил я. - Кто? - Где это твое устройство? - Уничтожено, - поспешно сказал Гриша. - Полгода назад. - А другие? - Других не было, Минька... Я тяжело опустился на скамеечку. Гриша поднял с пола табурет, но сесть так и не решился. - Я знаю, о чем ты думаешь, Минька, - устремив на меня темные, словно провалившиеся глаза, умоляюще заговорил он. - Ты думаешь, что это с военными целями... Но они не воюют. Они давно уже не воюют... Я не слушал. Я сидел оглушенный и так и видел эти бог знает подо что замаскированные устройства, готовые в любой момент выбросить на нас людей и технику... Что он там бормочет? Не воюют?.. Да, конечно. Особенно вчера, в сквере... - А точно уничтожено? - Точно. - И кто ж это его? - Я, - сказал Гриша и умолк, как бы сам удивляясь своему ответу. Потом вздохнул и сел. Стало слышно, как во дворе Мухтар погромыхивает цепью и миской. - Взорвал, что ли? - недоверчиво переспросил я. - Нет, - сказал Гриша. - Там был предусмотрен такой... механизм ликвидации. Я привел его в действие, сам отошел на безопасное расстояние, ну и... - Это уже здесь, у нас? - Ну да... - А говоришь, не взорвал... - Нет, - сказал Гриша. - Это не взрыв. Просто вспышка. Неяркая вспышка, и все... - Отчаянный какой... - сказал я, буравя его глазами. - А ну-ка дай сюда паспорт! Гриша несколько раз промахнулся щепотью мимо нагрудного кармана и извлек наконец красную книжицу. Я раскрыл ее на той страничке, где фотография. Гришкино лицо. Никакой разницы. Разве что чуть моложе... - Чьи документы? - Это одного из наблюдателей, - как бы извиняясь, проговорил Гриша. - Ну, из тех, что работали здесь, у вас... Так... Час от часу не легче. - Но они уже все отозваны, - поспешил добавить он. "Ну спасибо тебе, мать, - устало подумал я. - Пустила квартиранта..." - А почему отозваны? - Из этических соображений, - сказал Гриша. - Чего-о? - Из этических соображений, - повторил он. - Было решено, что тайное изучение неэтично. И наблюдателей отозвали. Я ошалело посмотрел на Гришу, потом на фотографию. - А устройство? На память оставили? - В-возможно... - неуверенно отозвался он, и что-то взяло меня сомнение: а не прикидывается ли дурачком наш Гришенька? - А язык? Ах да, раз наблюдатели... Тут я осекся и в который раз уставился на Гришу Прахова. - Так тебя что? Тоже в наблюдатели готовили? От неожиданности он чуть было не рассмеялся. -