Любовь Лукина, Евгений Лукин. Разрешите доложить! Солдатская сказка Глава 1 О воин, службою живущий! Читай Устав на сон грядущий. И утром, ото сна восстав, Читай усиленно Устав. -- Рядовой Пиньков! -- Я! -- Выйти из строя!-- скомандовал старшина, с удовольствием глядя на орла Пинькова. Рядовой Пиньков любил выполнять эту команду. Не было тут ему равных во всем полку. Дух захватывало, когда вбив со звоном в асфальтированный плац два строевых шага, совершал он поворот через левое плечо. Но, видно, вправду говорят, товарищ старший лейтенант, что все имеет свой предел -- даже четкость исполнения команды. А Пиньков в этот раз, можно сказать, самого себя превзошел. Уж с такой он ее точностью, с такой он ее лихостью... Пространство не выдержало, товарищ старший лейтенант. Вбил рядовой Пиньков в асфальт два строевых шага, повернулся через левое плечо -- и исчез. То есть не то чтобы совсем исчез... Он, как бы это выразиться, и не исчезал вовсе. В смысле -- исчез, но тут же возник по новой. Причем в совершенно неуставном виде, чего с ним отродясь не бывало. Стойка -- не поймешь какая, на сапогах почему-то краска зеленая, челюсть отвалена -- аж по третью пуговицу. И что самое загадочное -- небритая челюсть-то!.. Виноват, товарищ старший лейтенант, самоволкой это считаться никак не может. Какая ж самоволка, если рядовой Пиньков ни секунды на плацу не отсутствовал! Другой вопрос: где это он присутствовал столько времени, что щетиной успел обрасти? Разрешите продолжать? Значит, так... Повернулся рядовой Пиньков лицом к строю, душу, можно сказать, в поворот вложил, глядь! -- а строя-то и нет! И плаца нет. Стоит он на дне ущелья посреди какой-то поляны, а поляна, что характерно, квадратная... Никак нет, по науке это как раз вполне допустимо. Есть даже мнение, товарищ старший лейтенант, что в одном и том же объеме пространства понапихано миров -- до чертовой матери!.. Почему не сталкиваются? Н-ну образно говоря... в ногу идут, товарищ старший лейтенант, потому и не сталкиваются... Остолбенел рядовой Пиньков по стойке "смирно". Молодцеватости, правда, не утратил, но что остолбенел -- то остолбенел. Однако нашелся -- скомандовал сам себе шепотом: "Вольно! Разойдись!" -- и стал осматриваться. Местность незнакомая, гористая и какая-то вроде сказочная... Никак нет, в прямом смысле. Взять хоть поляну эту квадратную: четыре угла, в каждом углу -- по дереву. Что на трех дальних растет -- не разобрать, а на том, что поближе, разрешите доложить, банки с тушенкой дозревают. Пятисотграммовые, без этикеток... Так точно, на мясокомбинате... Но это у нас. А там -- вот так, на деревьях. Растительным путем... Вот и я говорю, непредставимо, товарищ старший лейтенант... Смотрит Пиньков: за стволом шевеление какое-то. Сменил позицию, а там -- волк не волк, крокодил не крокодил... Короче, пупырчатый такой... И землю роет. Воровато и быстро-быстро. Передними лапами. А на травке стоят рядком четыре банки с тушенкой. И, надо полагать, свежесорванные -- в смазке еще... Изготовился рядовой Пиньков для стрельбы стоя и двинулся к дереву. А тот -- роет. То ли нюх потерял, то ли просто не ждет опасности с этой стороны. Потом поднял морду, а Пиньков уже -- в трех шагах. Как пупырчатый присядет, как подскочит! Вскинулся и обмер -- ну чисто собачка в цирке на задних лапках. Стоит и в ужасе ест Пинькова глазами. Глаза -- маленькие, желтые, нечестные... -- Вольно!-- враз все смекнув, говорит рядовой Пиньков и вешает автомат в положение "на плечо".-- Кто командир? Даже договорить не успел. Хотите верьте, хотите нет, а только пупырчатый делает поворот кругом на два счета, да так ловко, что все четыре банки летят в яму, а сам -- опрометью куда-то, аж гравий из-под лап веером... Откуда гравий? Да, действительно... Поляна же... А! Так там еще, товарищ старший лейтенант, дорожки были гравийные от дерева к дереву! Ну а на самих-то полянках, понятно, трава. Причем с большим вкусом подстриженная: коротко, но не под ноль. Ну вот... Наклонился Пиньков над рытвиной -- даже номер на них какой-то изнутри выдавлен. Разница в чем -- у каждой по ободку вроде бы брачок фабричный. А на самом деле -- след от черенка. Обошел Пиньков дерево, смотрит: а листочки-то кое-где к веткам -- пришиты. Для единообразия, стало быть. Кто-то, значит, распорядился. А то на одной ветке листьев мало, на другой -- много... Непорядок. "Однако,-- ужасается вдруг Пиньков,-- мне ж сейчас в караул заступать!.." И тут, слышит, за спиной у него как бы смерчик теплый с фырчанием крутнулся. Оборачивается, а там пупырчатый начальство привел. Начальство такое: дед... Да нет! Дед -- в смысле старенький уже, пожилой! Хотя крепкий еще, с выправкой... На отставника похож... А с дедовщиной мы боремся, это вы верно сказали, товарищ старший лейтенант!.. -- Осмелюсь доложить,-- рапортует.-- Премного вашим внезапным явлением довольны! И тоже, видать, кривит душой -- доволен он! Оробел вконец, не поймет, то ли это рядовой Пиньков перед ним, то ли ангел небесный откуда-то там слетел... Никак нет, никакое не преувеличение. Вы рядового Пинькова по стойке "смирно" видели? Незабываемое зрелище, товарищ старший лейтенант! Стоит по струнке, глазом не смигнет, оружие за плечиком сияет в исправности, подворотничок -- слепит, надраенность бляхи проверять -- только с закопченным стеклышком. А уж сапог у Пинькова... Да какой прикажете, товарищ старший лейтенант. Хоть левый, хоть правый... Кирза ведь, а до какого совершенства доведена! Глянешь с носка -- честное слово, оторопь берет: этакая, знаете, бездонная чернота с легким, понимаете, таким млечным мерцанием... Галактика, а не сапог, товарищ старший лейтенант! -- Рядовой Пиньков!-- представляется рядовой Пиньков по всей форме. А сам ненароком возьми да и скоси глаз в сторону ямы. Ну, дед, понятно, всполошился, тоже туда глаз метнул. А там пупырчатый на задних лапах елозит -- не знает, от кого теперь банки заслонять: от Пинькова или от дедка от этого. -- А ну-ка, любезный,-- подрагивающим голосом командует дедок,-- подвинься-ка в сторонку... Пупырчатый туда-сюда, уши прижал, лоб наморщил, но видит, податься некуда, -- отшагнул. Смотрит дед: банки. Оглянулся быстро на Пинькова -- и с перепугу в крик. -- Шкуру спущу!-- кричит.-- Смерти моей хочешь? Перед кем опозорил! Пятно на всю округу!.. Откуда ни возьмись -- еще четверо пупырчатых. Точь-в-точь такие же, никакой разницы -- тоже, небось, банки тайком прикапывали, и не раз. Сели вокруг первого, готовность номер один: пасти раззявлены, глазенки горят. И смотрят в предвкушении на деда -- приказа ждут. И еще гномики какие-то... Как выглядят? Н-ну, как вам сказать, товарищ старший лейтенант... Гномики и гномики -- пугливые, суетятся. Похватали банки и полезли с ними на дерево -- на место прикреплять. -- Взять!-- визжит дед. Как четверо пупырчатых на первого кинутся! Шум, грызня, клочья летят... А дед берет культурно Пинькова под локоток и уводит в сторонку от этого неприятного зрелища. А сам лебезит, лебезит, в глаза заглядывает. -- Нет, но каков подлец!-- убивается.-- Ведь отродясь не бывало... В первый раз... Как нарочно... -- Разорвут ведь,-- говорит Пиньков, останавливаясь. -- У меня так!-- кровожадно подтверждает дед, от усердия выкатывая глаза.-- Чуть что -- в клочья!.. Вы уж, когда докладать будете... об этом, с банками, не поминайте, сделайте милость... И уводит Пинькова все дальше, в глубь оврага... Горы? Виноват, товарищ старший лейтенант, какие горы? Ах, горы... Разрешите доложить, с горами у Пинькова промашка вышла. Не горы это были, а самый что ни на есть овраг. Просто Пиньков его поначалу за ущелье принял... Да и немудрено. Ведь что есть овраг, товарищ старший лейтенант? Тот же горный хребет, только наоборот. -- Ты погоди, дед,-- говорит Пиньков.-- Ты кто будешь-то? Звание у тебя какое? Дед немедля забегает вперед, руки по швам, глаза выкачены. -- Колдун!-- рапортует. "Эх, мать!"-- думает Пиньков. И пока он так думает, выходят они из овражного отростка в центральный овраг. Ну вроде как на проспект из переулка. Внизу речка по камушкам играет -- чистенькая, прозрачная. И травяные квадраты -- вверх по склону ступеньками. -- Изволите видеть,-- перехваченным горлом сипит колдун,-- вверенная мне территория содержится в полной исправности!.. И точно, товарищ старший лейтенант. Порожки-склончики от ступеньки к ступеньке дерном выложены. На деревьях банки качаются в изобилии. И под каждым деревом пупырчатый на задних лапах. "Э!-- спохватывается Пиньков.-- Да ведь он меня так до вечера по оврагу таскать будет!" Спохватился и говорит: -- Слушай, дед. Я ведь не проверяющий. Я сюда случайно попал. Колдун аж обмяк, услышав. -- А не врешь?-- спрашивает жалобно. -- Мне врать по Уставу не положено,-- бодро и молодцевато отвечает Пиньков. -- Эй там!-- сердито кричит колдун.-- Отставить! Ошибка вышла... Ну, по всему овражному склону, понятно, суета, суматоха: кто на дерево лезет лишние банки снять, кто что... -- Эх, жизнь собачья...-- расстроенно вздыхает колдун.-- Главное, служивый, не знаешь ведь, с какой стороны эта проверка нагрянет. Дерн, видишь, со всего низового овражья ободрали, сюда снесли -- а ну как оттуда проверять начнут? Прямо хоть обратно неси... -- И часто у вас проверки?-- интересуется Пиньков. -- Да вот пока Бог миловал... -- Что, вообще ни одной не было? -- Ни одной,-- говорит колдун. А лет ему, товарищ старший лейтенант, по всему видать, немало. Колдуны -- они ведь завсегда моложе кажутся, чем на самом деле. -- Так, может, никакой проверки и не будет?-- сомневается Пиньков. Обиделся Колдун. -- Ну, это ты, служивый, зря... Проверка обязательно должна быть -- как же без проверки? Ну не врубается в ситуацию, товарищ старший лейтенант! Человеку в караул заступать, а он с проверкой со своей... -- Дед!-- говорит Пиньков.-- Помог бы ты мне отсюда выбраться, А? Служба-то ведь не ждет. Встрепенулся колдун, глаза было хитрые-хитрые сделались, но как услышал слово "служба" -- испугался, закивал. -- Да-да,-- говорит.-- Служба. Это мы понимаем. Не извольте беспокоиться, сам до полянки провожу, сам отправлю... И видно, что Пинькова он все-таки побаивается. Если даже и не проверяющий -- все равно ведь непонятно, кто такой и зачем явился. Бляха-то вон как сверкает! Двинулись, короче, в обратный путь. -- Слушай, дед,-- говорит Пиньков.-- А чего ты так этих проверок боишься? Ты ж колдун! Усмехнулся дед криво, зачем-то вверх посмотрел. -- Колдун,-- отвечает со вздохом.-- Но не Господь же Бог! -- Это понятно,-- соглашается Пиньков.-- Бога-то нет... Просто так, из вежливости, беседу поддержать. А колдун вдруг остановился, уставился прямой наводкой -- и смотрит. -- Как нет?-- спрашивает. -- А так,-- малость растерявшись, говорит Пиньков.-- Нету. -- А кто вместо? -- Вместо кого? -- Ну, того... этого... о ком говорим,-- понизив голос, поясняет колдун. А глаза у самого так и бегают, так и бегают. -- Темный ты, дед,-- смеется Пиньков.-- В лесу, что ли, рос? Никого нет, понял? Ни Бога, ни вместо... Обводит колдун диким взглядом вверенную ему территорию, и начинает до него помаленьку доходить. -- А-а...-- тянет потрясенно.-- То-то я смотрю... Ну шутка ли, товарищ старший лейтенант, -- столько информации сразу на голову рухнуло! Все равно что карниз с казармы -- помните? -- Мне в караул заступать, дед!-- стонет Пиньков.-- Пошли, да? Очнулся колдун и сразу куда-то заторопился. -- Ты, служивый, это...-- И глаза прячет.-- Ты знаешь что? Ты уж сам туда дойди, а? Тут рядом ведь... Недалеко то есть... -- Да ты погоди, дед!-- ошеломленно перебивает Пиньков.-- А как же я без тебя обратно-то попаду? -- А как сюда попал, только наоборот,-- впопыхах объясняет дед.-- А я побегу. Забыл, понимаешь, совсем: дела у меня, служивый, ты уж не обессудь... И -- рысит уже чуть ли не вприпрыжку вниз по оврагу. Странный колдун, подозрительный... А полянку, между прочим, искать пришлось: они ж одинаковые все, квадратные. Еле нашел. Один был ориентир -- яма из-под банок. Так они уже ее засыпали и травинок понавтыкали. Под деревом, понятно, пупырчатый навытяжку -- опасливо на Пинькова поглядывает, но не давешний -- другой, хотя и одноглазый, хотя и ухо откушено. Потому что увечья, товарищ старший лейтенант, сразу видно, давние. Сориентировался Пиньков на местности и приступил. Но это легко сказать: "Так же, как сюда попал, только наоборот", -- а вы попробуйте, товарищ старший лейтенант, из стойки "смирно" совершить поворот через правое, смешно сказать, плечо и отпечатать строевым два шага назад! Спиной вперед то есть. Да нипочем с непривычки не получится! Опять же нервничать начал. Время-то идет! Это мы с вами, товарищ старший лейтенант, знаем, что на плацу и в овраге оно идет по-разному, а Пиньков-то еще не знал!.. А нервы в военном деле, разрешите доложить, вещь серьезная. Помните того приписника, который на прошлых сборах в фотографа стрелял? Ну как же! Три километра с полной выкладкой, а потом еще полоса препятствий. Переваливается из последних сил через последнюю стенку, а за стенкой фотограф ждет. "Улыбнитесь,-- говорит,-- снимаю!" А патроны-то -- боевые! Хорошо хоть не попал ни разу -- руки тряслись... Так вот, бился-бился Пиньков -- аж взмок. Да еще автомат тут мешается! Снял его Пиньков, отложил на травку, решил сначала тренаж без автомата провести, а потом уже с автоматом попробовать. А тут и сумерки наступили -- в овраге-то темнеет быстро. Мрак, товарищ старший лейтенант. Видимости -- ноль. Так, кое-где глазенки желтые сверкнут на секунду, банка о банку брякнет, да еще шум от рытья земли передними лапами то здесь, то там. Ночная жизнь, короче. И вдруг -- получилось! Достиг-таки рядовой Пиньков необходимой четкости исполнения. Глядь -- стоит он опять перед строем, как будто и секунды с тех пор не прошло. ...Ну, в строю, понятно, шевеление -- шутка ли: бойцы на глазах пропадать и появляться начали! Старшина догадался -- скомандовал: "Отделение, разойдись!" И кинулись все к Пинькову. Доложил Пиньков что и как. Старшина в затылке скребет, рядовой состав тоже удивляется -- не знают, что и думать. Не стрясись такое прямо перед строем -- ни за что бы не поверили... Краска? Какая краска? Ах, на сапогах, зеленая... Так ведь они с колдуном по полянам шли, товарищ старший лейтенант. Травка, значит, слегка пожухла, так гномики ее, видать, подновили слегка. А гуашь -- она ж маркая... Разрешите продолжать? Есть! -- Э, браток!-- говорит вдруг старшина.-- А автомат-то твой где? Смотрят все: нет автомата. -- Стало быть,-- бледнея, говорит Пиньков,-- я его там оставил... -- Э, браток...-- говорит старшина. А что тут еще скажешь? Сами знаете: "За утрату и промотание казенного имущества..." Ну, промотания, положим, никакого не было, но утрата-то налицо!.. Ясно, короче, что хочешь не хочешь, а придется Пинькову туда опять лезть. -- Стройся!-- командует со вздохом старшина. Построились. Смотрит старшина на орла Пинькова и понимает, что в таком виде орлу Пинькову пространства нипочем не прорвать; щетина, гуашь эта на сапогах, да и бляха потускнеть успела... -- Отставить!-- командует. Привели Пинькова в порядок, пылинки смахнули. Оглядел его еще раз старшина и говорит: -- Ты вот что, браток... Возьми-ка еще один боекомплект. Ситуация, она ведь всякая бывает. А ты у нас вроде как на боевое задание идешь... Зачем ему патроны без автомата? Ну а вдруг, товарищ старший лейтенант! Старшина ведь верно сказал: ситуация -- она всякая бывает... Отчислили Пинькову под ответственность старшины два полных рожка и снова построились. -- Равняйсь! Смир-рна! Рядовой Пиньков! -- Я! -- Выйти из строя! -- Есть! Вот когда проверяется, товарищ старший лейтенант, насколько развито у бойца чувство ответственности! Вбив в зазвеневший плац два строевых шага, рядовой Пиньков со сверхъестественной четкостью повернулся через левое плечо -- и снова очутился в овраге. С первого раза. Глава 2 О воин, службою живущий! Читай Устав на сон грядущий. И утром, ото сна восстав, Читай усиленно Устав. Нет автомата. Разворошил траву, землю пощупал -- нету. "Э! А туда ли я попал вообще?"-- думает Пиньков. И в самом деле, товарищ старший лейтенант, не узнать местности. Во-первых, в прошлый раз лето было, а теперь вроде как осень: листья сохнут, желтеют, падают. А во-вторых, бардак, товарищ старший лейтенант! Трава не стрижена, листву сгребать никто и не думает, поляна уже не квадратная -- расплылась, съела гравийные дорожки, зато в траве кругом тропки протоптаны. Раньше, значит, ходили как положено, а теперь ходят как удобно. А автомат кто-то подобрал, не иначе. И хорошо, если так. А то ведь поди пойми, сколько тут в овраге времени прошло, пока Пиньков старшине о своих приключениях докладывал! Может, месяц, может, год, а ну как все пять лет? Проржавел бы в гречневую кашу -- под открытым-то небом! И направился рядовой Пиньков к ближайшему дереву. К тому самому. Полпути еще не прошел, а сообразил, что никакая это не осень. Болеет дерево. Мало того что листья желтеют и сохнут, банки тоже скукожились, помельче стали, искривленных полно, деформированных, кое-где уже бочок ржавчиной тронут... Под деревом должен бы пупырчатый стоять на задних лапах -- пусто. Возле самых корней -- норы какие-то, земля кучками. -- Эй! Есть тут кто-нибудь?-- говорит Пиньков. В одной из нор что-то заворочалось, и вылезает пупырчатый. Но какой! Уж на что Пиньков не робкого десятка -- и то попятился. Бегемот, честное слово! Лоб -- низкий, глазенки -- злобные, загривок прямо от ушей растет. Уставился на Пинькова, с четверенек, правда, не встает, но видно, что колеблется: не встать ли на всякий случай? -- Слышь, браток,-- дружески обращается к нему Пиньков.-- Ты тут на полянке автомата моего случаем не видел? Ошибка это была, товарищ старший лейтенант. Явный тактический просчет. Как услышал пупырчатый, что добром его о чем-то просят, засопел, скосомордился... Зарычал в том смысле, что гуляй, мол, свободен, и снова в нору полез. Кормой вперед. "Что это они так разболтались?-- озадаченно думает Пиньков.-- Может, колдун помер?" Постоял он, постоял перед норой и решил не связываться -- ну его, уж больно здоровый... Повернулся и пошел в сторону центрального оврага -- тем путем, что в прошлый раз шли. Доберусь, думает, до речки, а там уж выспрошу, где этого колдуна искать. Идет и головой качает. Во что овраг превратили -- больно смотреть! Там банка пустая лежит ржавеет, там деревце в неположенном месте проклюнулось... А сорняки по обе стороны все выше и выше. Вот уже в человеческий рост пошли... И тут из-за поворота тропинки выкатывается ему навстречу гномик. Счастливый, сияет, а в руках -- помятая банка сгущенки с пятнышком ржавчины... То есть не сгущенки, какой сгущенки?.. Тушенки, конечно! Хотя... Ну точно, товарищ старший лейтенант! Там и сгущеночные деревья тоже были, только у них плоды белые и помельче -- граммов на триста... Так вот, увидел гномик Пинькова -- перепугался. Стал быстренько на четвереньки, сделал одно плечико выше другого и робко, неубедительно так зарычал. Пупырчатым, что ли, прикинуться хотел? Неясно... -- Ты больной или голодный?-- прямо спрашивает его Пиньков. Гномик ужасно смутился, встал с четверенек и, чуть не плача, протягивает банку Пинькову. Не понял его Пиньков. -- Чей паек? -- Мой. -- А чего ж ты мне его суешь? -- Все равно ведь отнимешь!-- рыдающе говорит гномик. "Порядочки!"-- думает Пиньков. -- А где живешь? -- В яме. -- Да вижу, что в яме... Далеко это? -- А вон, за бурьяном... -- Тогда пошли,-- говорит Пиньков.-- Ну чего уставился? Провожу тебя до твоей ямы, чтобы банку никто не отобрал. А ты мне по дороге расскажешь, что у вас тут в овраге делается. -- А ты кто?-- пораженно спрашивает гномик. Поглядел на него Пиньков: вроде малый неплохой, забитый вот только, запуганный... -- Зови Лешей... И пока до ямы шли, товарищ старший лейтенант, гномик ему такого понарассказывал!.. Короче, эти две расы (в смысле -- гномики и пупырчатые) живут в овраге издавна. И каждая имеет свои национальные традиции... Так вот пупырчатые в последнее время обнаглели вконец! Нарыли, понимаете, нор под деревьями, живут в них целыми сворами, а деревья от этого сохнут, пропадают. А крайними опять выходят гномики: дескать, не поливали. А попробуй полей: не дай Бог нору зальешь кому-нибудь -- пополам ведь перекусит!.. Гномикам, товарищ старший лейтенант, вообще житья не стало. Придешь за банкой, за своей, за положенной -- так он еще и не дает, куражится -- скучно ему!.. Обойди, рычит, вокруг дерева на руках -- тогда посмотрим. Обойдешь, а он все равно не дает, придирается: не с той, мол, руки пошел... Никак нет, товарищ старший лейтенант, человеческой речью пупырчатые не владеют. Рычат, рявкают по-всякому... Как их гномики понимают? А куда денешься, товарищ старший лейтенант! Приходится... Вот и Пиньков тоже возмутился, не выдержал: -- А куда ж колдун смотрит? И тут выясняется интереснейшая деталь: оказывается, колдун уже года три, как в овраге не показывался. Раньше-то при нем пупырчатые какие были? Ребра одни с позвоночником!.. Нет, воровать они, конечно, и тогда воровали, но хотя бы жрать боялись наворованное! Чуть поправишься -- улика налицо... -- Что же все-таки с колдуном-то, а?-- размышляет вслух рядовой Пиньков. -- Я так думаю,-- говорит гномик, и в глазах у него начинает светиться огромное уважение,-- что у колдуна сейчас какие-то серьезные дела. Такие серьезные, что нам и не снились. А вот закончит он их, поглядит, что в овраге делается, и строго пупырчатых накажет. "Хорошо, если так,-- думает Пиньков.-- Хуже, если помер". Добрались до ямы. Яма как яма, на четверых гномиков рассчитанная, живут шестеро. Остальные пятеро, правда, временно отсутствуют -- на работах где-то, а у этого, что с Пиньковым (его, кстати, Голиафом зовут), у него вроде как отгул. Да нет, товарищ старший лейтенант, нормальный гномик -- ростом чуть выше автомата. А Голиафом его зовут не потому что здоровый, а потому что в лоб то и дело получает... Спустились они в яму, банку в уголке прикопали, сидят, беседуют. -- Так, значит, говоришь, года три уже?-- хмурится Пиньков. -- Или четыре,-- неуверенно отвечает гномик.-- Да вот сразу после проверки... -- А!-- говорит Пиньков, оживившись.-- Так, значит, была все-таки проверка? -- Была,-- подтверждает гномик.-- Сам-то я, правда, не видел, но говорят, была. Любопытство разобрало Пинькова. -- Слушай, а как проверяющий выглядел? -- Проверяющий?..-- с тихой улыбкой восторга говорит гномик.-- Высокий, выше колдуна... В одеждах защитного цвета... Пуговицы -- сияют, бляха -- солнышком. А уж сапоги у него!.. Тут смотрит гномик на Пинькова, умолкает и, затрепетав, начинает подниматься в стойку "смирно". -- Да сиди ты!-- с досадой говорит Пиньков.-- Тоже мне проверка! Никакая это была не проверка. Я это был... Сел гномик, дыхнуть не смеет и держит равнение на Пинькова. -- Сказано тебе: вольно...-- сердито говорит Пиньков.-- А про автомат про мой ты нигде ничего не слышал? Не знает гномик, что такое автомат. Пришлось объяснить. -- Нет,-- отвечает, подумав.-- Про реликвию слышал, а вот про автомат -- ни разу... Насторожился Пиньков. -- А что за реликвия? А реликвия, товарищ старший лейтенант, следующая. Во-первых, черт его знает, что это такое. Во-вторых, слышно о ней стало года три-четыре назад, то есть по времени вполне совпадает. В-третьих, известно, что стоит она в некой пещере, а пещера эта находится аж в низовом овражье за ободранной пустошью. И многие в эту реликвию верят. -- А как она хоть выглядит?-- допытывается Пиньков.-- Ствол есть? Затвор есть? -- Может, и есть...-- вздыхает гномик.-- Одним бы глазком на нее взглянуть... Задумался Пиньков. -- А как считаешь,-- спрашивает,-- знает колдун, где сейчас мой автомат? Гномик даже встал от почтительности. -- Колдун знает все,-- объявляет торжественно. -- Знает он там с редькой десять!-- недовольно говорит Пиньков.-- Что ж ты думаешь, я с ним не беседовал? Гномик брык -- и в обморок. Не привык он такие вещи про колдуна слышать. Минут восемь его Пиньков в сознание приводил. Хлипкий народец, товарищ старший лейтенант, нестроевой... Оживил его Пиньков, поднял, к стеночке прислонил. -- А далеко отсюда этот ваш колдун живет?-- спрашивает. -- День пути,-- слабым голосом отвечает гномик.-- Только там не пройдешь -- пупырчатых много... Сомнительно? Виноват, товарищ старший лейтенант, что именно сомнительно? Ах в смысле: почему колдун в прошлый раз так быстро явился к Пинькову, если день пути?.. Трудно сказать, товарищ старший лейтенант. Видимо, по каким-то своим каналам. А может, просто рядом околачивался... -- В общем так, Голька,-- говорит Пиньков (Голька -- это уменьшительно-ласкательное от Голиафа).-- Пойдем-ка мы к колдуну вместе. Я его про автомат спрошу, а ты все, что мне рассказывал, ему расскажешь. Надо с этим бардаком кончать. А сам уже изготовился гномика подхватить, когда тот в обморок падать начнет. И верно -- зашатался гномик, но потом вдруг выправился, глаза вспыхнули. -- Да!-- говорит.-- Пойду! Должен же кто-то ему сказать всю правду о пупырчатых! И -- брык в обморок. А Пиньков уже руки успел убрать. Оживил его по новой -- и двинулись. А чего тянуть? Глазомер, быстрота и натиск! Поначалу гномик этот, Голиаф, дорогу показывал, а как тропки знакомые кончились -- шаг, конечно, пришлось убавить, а бдительность удвоить. Вышли в центральный овраг. Та же картина, товарищ старший лейтенант. Речка по камушкам банки ржавые перекатывает, о террасах-ступеньках одна только легкая волнистость склонов напоминает. -- Ну и куда теперь?-- спрашивает Пиньков. Оказалось -- вверх по течению. Колдун, по слухам, живет в самом начале центрального оврага -- бункер там у него, что ли... И тут, товарищ старший лейтенант, вспомнил Голиаф, что банку-то они как в уголке тогда прикопали, так и оставили. Но не возвращаться же! Зашли-то далеко... "Плохо дело,-- думает Пиньков.-- Дневной переход на голодный желудок -- это уже не служба, а так, несерьезность одна..." -- Слышь, Голька,-- обращается он к гномику,-- а банку эту тебе на сегодня выдали? -- Что ты! Что ты!-- Голька на него даже ручонками замахал.-- Банка -- это не на день. Это на неделю. -- Н-ни черта себе!-- говорит Пиньков.-- Выходит, за эту неделю ты уже все получил? -- Ну да -- за эту...-- слабенько усмехается Голиаф.-- Это за позапрошлую, и то еле выпросил... -- Ага...-- говорит Пиньков и начинает соображать. Сообразил и говорит: -- Слышь, Голька, а как пупырчатые определяют, кому положена банка, а кому нет? -- А по ребрам...-- со вздохом отвечает Голиаф. Тут такая тонкость, товарищ старший лейтенант: если гномик возьмет вдруг и помрет с голоду, то у пупырчатых из-за него могут быть крупные неприятности. Но, конечно, могут и не быть. Продолжают, короче, движение. От деревьев на всякий случай держатся подальше, а если услышат, что кто-то по тропинке навстречу ломится, то прячутся в бурьян. Причем прятаться все труднее, сорняки заметно ниже стали. И поляны тоже мало-помалу некую слабую квадратность обретать начинают. Оно и понятно: к начальству ближе -- порядку больше. Ну и наконец все. Пришли. В смысле -- трава дальше стриженая и не демаскироваться просто невозможно. Присели в бурьяне, наблюдают за ближайшим деревом. -- Нет!-- говорит минут через пять Пиньков.-- Не могу я этот бардак видеть! Достал из-за голенища бархотку и придал сапогам надлежащую черноту с млечным мерцанием. -- Значит, так, Голька,-- инструктирует.-- Посиди здесь немного, а потом иди и проси банку. Она тебе положена. Поднимается в рост и твердым начальственным шагом направляется к дереву. Пупырчатые из нор вылезли, пасти поотворяли, смотрят. -- Встать!-- рявкает рядовой Пиньков.-- Смир-рна! Опешили пупырчатые, переглянулись. Ну и как всегда, товарищ старший лейтенант, нашелся один слабонервный -- встал. А за ним уже и остальные. Трудно им с непривычки на задних лапах, но ничего -- стоят, терпят. -- Кто дневальный?!-- гремит рядовой Пиньков.-- Какую команду положено подавать, когда подходит старший по званию?! ...Как может быть рядовой старшим по званию? Ну это с какой стороны взглянуть, товарищ старший лейтенант! Взять, к примеру, наш деревянный -- уж, казалось бы, мельче денег не бывает... А если перевести на карбованцы? Вот то-то и оно... Так неужели же один наш рядовой не стоит десятка ихних пупырчатых?! Проходит Пиньков вдоль строя, и никакая мелочь от его глаза укрыться не может. -- Как стоишь?! Носки развернуть по линии фронта на ширину ступни! Ноги в коленях выпрямить! Живот подобрать! Подобрать, я сказал, живот!.. И тычет пупырчатого кулаком в бронированное брюхо. Тот бы и рад его втянуть, да куда его такое втянешь! А у главаря их, у правофлангового, еще и клок волос торчит на загривке. Вознегодовал Пиньков. -- Эт-то еще что за плацдарм для насекомых? Сбрить! -- Есть!-- с перепугу рявкает пупырчатый. Вот что значит дисциплина, товарищ старший лейтенант! Животное ведь, носорог носорогом -- и то человеческий голос прорезался!.. А тут и Голиаф подходит -- робко, бочком. Пиньков и на него сгоряча пса спустил -- вернул к бурьяну, потребовал подойти и попросить банку как положено. Ох как не хотелось пупырчатому банку-то отдавать! Взялся было за искривленную, с ржавым бочком, но покосился на Пинькова и передумал -- полновесную сорвал, чистенькую. Выждал Пиньков, пока Голька с банкой отойдет подальше, и скомандовал: -- Вольно! Продолжайте по распорядку. Волосатый пупырчатый с облегчением опустился на четвереньки, перевел дух и так рыкнул на прочих, что разлетелись все вмиг по норам. Догнал Пиньков Голиафа. -- Ты -- колдун,-- с трепетом говорит ему гномик. -- Какой там колдун!-- хмурясь отвечает Пиньков.-- Жить надо по Уставу -- вот тебе и все колдовство. Между прочим, глубокая мысль, товарищ старший лейтенант. Глава 3 О воин, службою живущий! Читай Устав на сон грядущий. И утром, ото сна восстав, Читай усиленно Устав. Но в световой день они, конечно, не уложились. А ночной марш в условиях оврага -- это, разрешите доложить, дело гиблое. Пупырчатые, товарищ старший лейтенант, в темноте видят, как кошки, а вот у гномиков наоборот: чуть сумерки -- и сразу куриная слепота. Стали думать, где ночевать. Пиньков предложил было нагрянуть с проверкой в какую-нибудь нору, нагнать на пупырчатых страху и остаться там на ночь. Но, во-первых, чем страх нагонять-то? Время позднее, пуговицы с бляхой отсияли и не впечатляют в сумерках. А во-вторых, Голиаф, пока ему Пиньков эту свою мысль излагал, три раза в обморок падал... Хочешь не хочешь, а приходится продолжать движение. Чернота кругом, ногу ставишь -- и не видишь куда. Ну и поставили в конце концов. Хорошо хоть высота была небольшая -- без травм обошлось. Вроде бы яма. Довольно просторная и, похоже, пустая. Фанеркой почему-то перегорожена. А пощупали в углу -- гномик. Скорчился, трясется... Почувствовал, что щупают, и -- в крик: -- Я -- селекционер! Я -- селекционер!.. -- Обязательно вопить надо, раз селекционер?-- сердито спрашивает Пиньков. Удивился гномик, замолчал, но дрожать -- все еще дрожит. -- Ну и что ты тут, селекционер, селекционируешь? Оказалось, деревья. Вот так, товарищ старший лейтенант! Оказывается, и тушеночные, и сгущеночные, и разные прочие -- все это на поверку выращено гномиками. Народец-то, оказывается, талантливый, хоть и забитый. Угнетаемое национальное меньшинство. А может, и большинство -- кто их там когда считал!.. И им же, главное, вредительство шьют: нарочно, дескать, такие деревья вывели, что, стоит под ним нору вырыть, оно тут же сохнуть начинает. Чистая дискриминация, товарищ старший лейтенант! А этот, которого в углу нащупали, он, значит, как раз и занимается селекцией: ну там прививает одно к другому, опыляет по-всякому... За это ему банку в неделю выдают аккуратно, и яма у него попросторнее. Ну, слово за слово, осмелел селекционер, разговорился, даже, кажется, расхаживать стал по яме -- голос в темноте туда-сюда мотается. Пощупал в углу Пиньков -- точно, нет гномика, одна только вмятина от него. -- Главная наша беда,-- излагает из темноты селекционер,-- что мало банок. Банок должно быть много. И тогда всем будет хорошо. Пупырчатые полюбят гномиков. Гномики полюбят пупырчатых... -- Это когда ж такое будет?-- раздается тут развязный голос из-за фанерной перегородки. -- Скоро! Очень скоро!-- запальчиво восклицает селекционер.-- Вот только новое дерево выведу! Банок на нем будет видимо-невидимо!.. -- Нор под ним будет видимо-невидимо,-- еще развязнее отвечает голос из-за перегородки. Очень странный голос, товарищ старший лейтенант. Гномики обычно разговаривают тихо, почти шепчут... А пупырчатые человеческой речью, как я уже докладывал, не владеют. Тот случай в строю -- редчайшее исключение, чудо, можно сказать... -- Кто это у тебя там?-- спрашивает Пиньков. -- Да помощник...-- смущенно говорит селекционер.-- Талантливый мальчуган, только испорченный сильно... -- Понятно,-- говорит Пиньков.-- Вы мне вот что, ребята, скажите: до колдуна далеко отсюда? -- А колдуну все до фени,-- тут же встревает голос из-за перегородки.-- Он проверяющему взятку сунул. Рядом в темноте -- бум! Глухо и мягко, словно тючок с метровой высоты упал. Голиаф, конечно. -- Молчи!-- вне себя кричит селекционер.-- Я тебя по доброте покрываю! Ты нарочно в прошлый раз сгущенку к тушенке привил! "Ничего себе!-- ошеломленно думает Пиньков.-- Да что они, с ума тут посходили? Когда это он мне взятку давал?.." -- Ну и привил!-- нахально отвечает испорченный мальчуган.-- А что мне терять? Меня вон сожрать обещали! И сожрут... -- Ну, ребята...-- покачав головой, говорит Пиньков.-- Мое дело, конечно, сторона, но пора вам, по-моему, отделяться, на фиг. В темноте шорох -- Голиаф очнулся и на ноги поднимается. -- Куда-куда отделяться?-- робко переспрашивает хозяин ямы. Объяснил Пиньков. И тут же -- бум! бум! -- селекционер с Голиафом. -- Что? Уже отделились?-- спрашивает наглец из-за перегородки, хотя прекрасно ведь понимает, что произошло... Да нет, какой сепаратизм, товарищ старший лейтенант? Ну сами подумайте: где Россия и где овраг!.. И потом Пиньков же сразу оговорился: мое, мол, дело -- сторона... Просто дружеский совет, да и не совет даже, а так, сочувствие... Обидно же за гномиков-то!.. Короче, в яме и заночевали. Подъем сыграли чуть свет. Утро, товарищ старший лейтенант, прямо-таки лучезарное. Речка разлилась -- аж до того берега! Дали кругом расстилаются... Так точно, в овраге... А почему нет, товарищ старший лейтенант? Впереди -- да, согласен, впереди овраг смыкается, а если оглянуться, то там он, напротив, расходится, расходится... до бесконечности. Есть такое явление в природе: два луча, например, из одной точки... Так что если в ту сторону, то расстилающиеся дали там вполне могли быть... И даже были... К полудню добрались до колдуна. Бункер не бункер, но что-то вроде. Одной гранатой развалить можно. В предбаннике пупырчатая сидит... Так точно, не пупырчатый, а пупырчатая... Виноват, товарищ старший лейтенант, иногда очень даже хорошенькие попадаются. Пока, конечно, хайло не откроют. Ну, Пиньков -- парень бравый, видный, подмигнул, потрепал этак игриво по холке -- та, дура, и растаяла. Прошли в бункер. А там еще один пупырчатый, да такой, что и "Смирно!" ему не скомандуешь. А скомандуешь -- все равно толку не будет, потому что потолок в бункере низковат. -- К колдуну с докладом,-- говорит рядовой Пиньков. А мордоворот этот его вроде и не слышит -- смотрит с веселым удивлением на съежившегося Голиафа и как бы прикидывает: сразу его сглотнуть или погодить немного. -- Э! Э!-- говорит Пиньков.-- Ты на него так не смотри. Это со мной. В желтеньких глазенках у пупырчатого -- сожаление. Поглядел еще раз на Голиафа, вроде даже вздохнул и нехотя отвалил корму от стенки. А там -- дверца. К колдуну, видать. Хотели оба пройти -- не тут-то было! Пинькова пупырчатый пропускает, а на гномика рычит: нет, и все. Что тут будешь делать! -- Ладно,-- говорит Пиньков.-- Придется тебе, Голька, в предбаннике подождать. Если кто обидит...-- тут Пиньков поворачивается и пристально смотрит в глаза пупырчатому.-- Скажи мне -- голову буду свертывать против резьбы. Чтоб враз и навсегда. Вошел. Лежит колдун живехонький на диванчике и, глядя в потолок, умиротворенно чему-то улыбается. Увидел Пинькова -- обрадовался. -- А, служивый! Здорово, здорово... -- Здоровей видали,-- холодно отвечает ему Пиньков.-- Ты что ж делаешь, дед? -- А что такое? -- Да то самое! В овраге-то, а? Бардак!.. Пупырчатые, а? Кровь пьют шлангами! Хрящ за мясо не считают!.. -- Быть того не может,-- лукаво отвечает колдун.-- Мне об этом никто не докладывал... -- Еще бы они тебе сами на себя стучали!-- говорит Пиньков.-- Ты на гномиков посмотри! Пропадают гномики-то! Ведь до чего дошло: селекционеры и те впроголодь живут!.. -- Да-да,-- прикинувшись озабоченным, говорит колдун.-- Вот это действительно безобразие! Я и сам, знаешь, собирался селекционерам ставки поднять... -- Да разве в одних селекционерах дело?-- перебивает его Пиньков.-- Я вон гномика с собой привел, он тебе больше моего расскажет! -- Ни-ни-ни,-- испуганно говорит колдун.-- Ни в коем разе. Сам говоришь: порядок должен быть. А по порядку это не ко мне. Это к моему заместителю по гномиковым делам. -- Это какой же заместитель?-- спрашивает, ужаснувшись, Пиньков.-- Это тот, что ли, мордоворот за дверцей? Да он же гномиков живьем глотает -- по нему видно! -- Строг,-- бодро соглашается колдун.-- Что строг, то строг. Пожаловаться не могу. -- Ну, дед!-- говорит Пиньков.-- Ну, дед! Завалил ты службу! Сбросил колдун ноги на пол, сел, руки в бока упер. -- Ну и звалил!-- признает с вызовом.-- И что мне за это будет? Бога-то все равно нет! Вот так, товарищ старший лейтенант! Верно поэт предупреждал: "Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется..." Это нам с вами -- что есть Бог, что нет его -- Устав помним и службу знаем. А такие вот, как этот колдун... Он пока грозу чувствует -- вроде бы ничего служит. Но как только понял, что начальства над ним нету -- все! Рви провода, топчи фазу... "Вот это удружил я гномикам!"-- думает Пиньков. -- Ну ладно,-- говорит он, вроде бы остывая.-- Бог с ним, с Богом. Я ведь к тебе по другому делу-то. Вот когда я в прошлый раз здесь был, у меня такая штука, помнишь, за плечом висела. Автомат называется. -- Ну,-- соображая, говорит колдун. -- Ну так вот оставил я его здесь. А вещь казенная, я за нее отвечаю. Ты думаешь, почему я вернулся-то?.. Обрадовался колдун. -- Ну вот,-- говорит.-- Сам на сознательность давишь, а сам казенные вещи бросаешь где попало. -- Не твоя печаль,-- отвечает Пиньков.-- Я бросил -- я и отвечу. Ты мне лучше скажи: он не у тебя тут случаем? -- Кто? -- Автомат. -- А что, на месте нету? -- Да нету,-- говорит Пиньков.-- Смотрел. -- Ну, значит, подобрал кто-нибудь,-- говорит колдун. -- А кто? -- А кто ближе -- тот и подобрал. "Ага,-- размышляет Пиньков.-- Значит, скорее всего, тот пупырчатый из-под ближнего дерева. Зря я тогда с ним до конца не разобрался..." -- Погоди-ка,-- говорит.-- А вот, болтают, еще реликвия какая-то где-то там у гномиков появилась. Может, автомат, как думаешь? -- А Бог ее знает,-- беззаботно отвечает колдун, тонко давая понять, что помнит он, помнит про отсутствие Бога. "А!-- думает Пиньков.-- Была не была! Попробуем взять на пушку". -- Слышь, дед,-- говорит.-- А ведь я в прошлый раз нарочно тебе соврал. Вижу: развел, понимаешь, показуху! Дай, думаю, совру, что Бога нет. Так что погорел ты, дед! Нет Бога кроме Бога, а я -- проверяющий его. Уставился колдун на Пинькова -- и ну хохотать: -- Ой, не могу...-- Одной рукой отмахивается, другой слезы утирает.-- Ой, распотешил, служивый... Ой, уморил... Да ежели бы Бог был -- он меня давно бы уже громом пришиб!.. Так что ступай, служивый, ступай... Ищи свое имущество, а то влетит... -- Ну ладно, дед!-- в сердцах говорит Пиньков.-- Ну ладно! Только имей, дед, в виду: отыщу автомат -- тебя первого в расход выведу! -- И большой расход?-- с хитрецой спрашивает колдун. (Темный, видать, неграмотный.) -- А вот найду -- узнаешь!-- отрезал рядовой Пиньков и вышел, хлопнув дверцей. Глава 4 О воин, службою живущий! Читай Устав на сон грядущий. И утром, ото сна восстав, Читай усиленно Устав. Вышли из бункера. -- Ну что?-- слабеньким голосом спрашивает Голиаф.-- Накажет? -- Кто? -- Колдун. -- Кого? -- Пупырчатых. Оглянулся Пиньков на бункер, насупился. -- Ага,-- говорит.-- Накажет. Со временем... Давай-ка, Голько, подтянись. Чтобы морда была бодрая -- от колдуна идем... Все по Уставу, товарищ старший лейтенант. Присутствие духа солдату терять не положено ни в каком случае. Пересекли стриженую зону с бодрыми мордами, ну а в бурьяне уже призадумались. Согласитесь, товарищ старший лейтенант, было над чем призадуматься. И вдруг где-то совсем рядом -- шум, гам, визг!.. -- Ложись! Залегли. -- Жди здесь,-- тихо командует рядовой Пиньков и ползет на шум. Выглянул из-за куста, а там... Чистое побоище, товарищ старший лейтенант! Гномиков нет -- одни пупырчатые. Ну разборка разборкой. Шерс