деньями, Гордеев думал о том, что говорил Дорман. Если следовать его логике, то он, Гордеев, может поймать только того преступника, которого ему позволят поймать. А разве на самом деле это не так? Звучит чудовищно, но в то же время ничем не опровергнуто. Примеров тому -- множество. И еще думал Виктор Алексеевич о том, что он правильно сделал тогда, в 1987 году, когда начал вырабатывать свой стиль руководства отделом. Когда только пошли первые разговоры о правовом государстве, он уже знал точно, во что это выльется. Идеи умами овладеть не успеют, а практику будут под эти идеи подстраивать. Времени наращивать профессионализм не было. Для этого нужно как минимум вырастить поколение учителей и дать им время выпестовать учеников, а это -- не меньше двадцати лет. И он решил, что если нельзя иметь пятнадцать опытных сыщиков, пусть будут пятнадцать талантливых людей, но талантливых по-разному. Чтобы в итоге получился один хороший профессионал. Полковник Гордеев терпеть не мог слова "универсал". Он полагал, что слову этому грош цена и вообще все универсальное -- обман. С другой стороны, он был твердо убежден, что хороший начальник не тот, у кого все работают одинаково хорошо, а тот, у кого каждый занимается тем, что у него лучше всего получается, и при этом приносит пользу общему делу. За этот лозунг его в свое время нещадно бранили и подвергали всяческим гонениям, но Гордеев, в точности как резиновый колобок, больно ударившись о землю, подскакивал тем выше, чем сильнее его били. Все сотрудники, которых набирал он сам, имели добротную школу и еще какой-нибудь талант, который работал на благо всего отдела. Коля Селуянов, например, обладал удивительной зрительной памятью, запоминал лица и маршруты мгновенно и на долгие годы. Кроме того, в детстве он хотел стать градостроителем (почему-то именно градостроителем, не архитектором), знал Москву, как свою квартиру, каждый закоулок, каждый проходной двор. Миша Доценко, по общему признанию, был незаменим в работе со свидетелями, особенно когда нужно было заставить человека что-то вспомнить или отделить то, что было, от того, что показалось. Володя Ларцев по образованию был психологом, причем весьма квалифицированным, а милицейскую науку постигал уже по ходу дела. Такой своеобразный подход к комплектованию отдела позволил Гордееву начать учиться, как он выражался, "жить в условиях правового государства", то есть искать преступников и добывать доказательства без применения старых испытанных методов, к коим относились и физическое воздействие, и содержание в камере, чей устрашающий эффект хорошо известен, и многое другое. Без применения таких методов работать стало невероятно трудно, но зато ребята Гордеева прекрасно ладили со следователями и прокурорами, которым не к чему было придраться. Гордеев знал, что в глазах многих он смешон, что его усилия вызывают у людей лишь раздражение и недоумение. Он понимал, что сегодня он -- рыжий на манеже, которого не трогают только потому, что он, непонятно каким образом, обеспечивает хорошие результаты и раскрывает преступления. Такое отношение было оскорбительным, Колобок нередко переживал минуты глубочайшего унижения и отчаяния. Но он был уверен, что наступит завтра, и его идеи себя оправдают. И пусть это завтра состоится через три года, через пять лет, пусть даже через десять, но его ребята, его сотрудники, которых он любовно и тщательно отбирал, будут уметь работать и не потеряют лицо в таких условиях, когда за каждым фигурантом по пятам будет ходить адвокат. Только бы они выдержали, только бы не разбежались, как предрекал Дорман. Еще год-два -- и он сможет оставить отдел на своего зама, есть еще две кандидатуры, кто смог бы его заменить. Лишь бы у них хватило терпения переждать нынешний голодный период отчаяния и безнадежности. Им бы еще чуть-чуть подучиться... x x x Эта неделя была мучительной и для Юры Короткова, безуспешно старавшегося привести свои эмоции в соответствие с реальной жизнью. Пока получалось плохо. Десятое июля надвигалось с каждым днем все быстрее, а пожар, бушевавший в его душе, погасить никак не удавалось. Юра по уши увяз в своей влюбленности и ничего не мог с этим поделать. Надо заметить, что Людмила Семенова была далеко не первым увлечением Короткова за все годы его супружеской жизни, но раньше все как-то обходилось без тумана в голове и смещения акцентов. Из кинофильмов и книг он вынес твердое убеждение, что нельзя путать любовь с наваждением, что наваждение рано или поздно проходит, надо только набраться терпения и постараться не наделать глупостей в этот период. Однако на практике бороться с таким наваждением оказалось вовсе не просто. И надо же было этому случиться как раз тогда, когда они работали на таком сложном деле! У Юры все валилось из рук. Если бы сама Людмила вела себя как-нибудь иначе -- провоцировала бы ссоры или хотя бы размолвки, демонстрировала недовольство ну хоть чем-нибудь! Но нет. Она была именно такой женщиной, о какой втайне мечтает каждый сыщик. -- Я не всегда была такой, -- говорила она Короткову. -- Пока работала следователем, нахлебалась от мужа всякого. Потом поняла, что состояние в браке с работником милиции -- это профессия, которой далеко не каждый может овладеть. Ваша работа грязная, да-да, грязная, она вся построена на обмане, недоверии, хитрости, компромиссах. Иначе и быть не может, кто же ходит на преступников с поднятым забралом. Но и жены вам нужны особые, такие, которые помогали бы вам не ложиться в постель во всей этой грязи. После решающего разговора Насти с Павловым в ресторане объединенными силами Гордеева и Захарова велось постоянное наблюдение как за квартирой, где пребывала Лебедева-Настя, так и за главным экспертом. Настя добросовестно звонила каждый день в министерство и голосом Ларисы вежливо осведомлялась, не надумал ли Александр Евгеньевич согласиться на ее предложение. Павлов пока не надумал, но тем не менее как-то вечером встретился со смуглым невысоким человеком в очках. Когда перед Коротковым положили фотографию, запечатлевшую момент их встречи, Юра вспомнил, что видел его на похоронах Филатовой. Установить незнакомца в очках было несложно, он ни от кого не прятался и личность свою не скрывал. Возле дома, где находилась Настя, никаких посторонних наблюдателей отмечено не было. Когда до окончания недельного срока осталось дня два, все упали духом. Похоже, их ловушка не сработала. У Павлова не было возможности установить адрес Лебедевой, если только от ресторана ее не "проводил" кто-то из его людей. Ответственный за маршрут "ресторан -- квартира" Селуянов готов был дать голову на отсечение, что в тот момент за Лебедевой не следили, а уж в этих вопросах Коля был надежен. Если Павлов станет действовать по предусмотренной Гордеевым схеме, он должен будет показать шантажистку убийце. Другим способом ее не найти. Эти смотрины и должны, по замыслу Колобка, сыграть роль сигнала: Галл в Москве. Дальше работа предстояла чисто техническая: из всей массы людей, находящихся вблизи от места "показа", а также от дома Лебедевой, вычислить Галла и задержать его. Это казалось несложным лишь на первый взгляд. Никто из оперативников представления не имел о том, как организована система связи и вызова "заказников". Никто не мог бы поручиться, что устанавливать личность и адрес будущей жертвы станет сам исполнитель, а не специальные помощники, выполняющие для "маэстро" черновую работу. Если поспешишь, ошибешься и задержишь не того человека, настоящий убийца тут же исчезнет, растворится, как призрак на рассвете. И второй раз выманить его уже не удастся. В этой плоскости как раз и лежала одна из задумок Гордеева, о которой догадалась Настя. Подсунув Павлову адрес Ларисы, они существенно упростили бы ему задачу. А Гордееву хотелось посмотреть, как будут проходить поиски рыжей журналистки. Ему было интересно, существует ли в этой хитрой системе распределение работ и кто и как эти работы выполняет. Даже если они не смогут взять убийцу, операция даром не пройдет, они получат новые знания о той криминальной сфере, с которой им пока сталкиваться напрямую не приходилось. А знания эти впоследствии очень пригодятся. Конечно, Гордеев не говорил этого вслух, чтобы не расхолаживать ребят и не выглядеть посмешищем а недобрых глазах. Это же надо, затеял комбинацию в научно-исследовательских целях! Курам на смех. Но Виктор Алексеевич знал в глубине души, что эта познавательная задача не менее важна, чем поимка Галла. Прежде чем объявлять войну, врага надо изучить, об этой старой истине многие позабыли. Только один человек на свете мог понять Гордеева. Только она, Стасенька, предпочла бы информацию о системе элитарных "заказников", даже с риском упустить убийцу Филатовой. Только она умеет смотреть вперед так же далеко, как сам полковник Гордеев. На шестой день Павлов все еще "не созрел". -- Завтра я позвоню вам в последний раз, Александр Евгеньевич, имейте это в виду. Я не люблю испуганных людей, но еще меньше мне нравятся люди нерешительные. Вы украли у меня неделю, которую я могла бы провести более плодотворно. Павлов колебался. -- Может быть, в качестве компенсации за потерянное время вы согласитесь завтра пообедать со мной? Независимо от того решения, которое я приму. -- Ну уж нет, -- холодно усмехнулась в трубку Лариса. -- Обед состоится только в случае вашего согласия. Я и так потратила на вас слишком много времени. -- Хорошо, -- внезапно отвердевшим голосом сказал Павлов. -- Считайте, что я решился. Жду вас завтра в три часа возле "Елисеевского". -- В пять, -- промурлыкала довольная Лариса. -- На два часа я записана к парикмахеру, к трем никак не успею. -- Ладно, в пять. До завтра. Настя осторожно положила трубку и задумчиво посмотрела на телефонный аппарат. Неужели приехал? 10 Он и в самом деле приехал. И с первой же минуты почувствовал неладное. Все в этот раз шло не так, как обычно. Не было условленной встречи с переда- чей задатка и четко сформулированным заданием. Был только номер телефона, по которому следовало позвонить в определенный день и час. Галл позвонил. Муж- чина, с которым он разговаривал, цедил слова приказным тоном. Адреса и фами- лии он не знает, он может только показать того человека. Галл попробовал возразить: на таких условиях он не работает. Он - одиночка, у него нет под- речных, а заниматься всем самому - опасно. Тут надменный заказчик начал на него орать, дескать, он, Галл, вообще работать не умеет, по прошлому эпизоду возбудили уголовное дело, у милиции есть его приметы, а он тут строит из себя, понимаете ли, великого мастера. Пусть делает, что ему велят, он за это деньги получает. Девку надо выследить и убрать. И обязательно забрать у нее четвертый экземпляр рукописи. Да-да, милый мой, той самой рукописи, которую ты в прошлый раз не нашел. Плохо, стало быть, искал. А может, нашел? А? И теперь вместе с этой девкой хочешь деньги из меня выкачать? Я пока еще нико- му об этом не сообщал, но я тебя оч-чень сильно подозреваю. Будешь мне условия диктовать, скажу кому следует, что ты своевольничаешь и ставишь всех под угрозу. Да к тому же и работаешь ты грязно. Так что давай-ка не ерепень- ся, а исправляй свои ошибки. Такого поворота Галл не ожидал. -- Это какое-то недоразумение, - спокойно сказал он. -- В общем, так, - чуть сбавил тон собеседник. - Завтра с семи тридцати до восьми ноль-ноль я буду гулять с собакой в сквере возле метро "Красные ворота". Посмотришь на меня. В пять часов я встречаюсь с ней возле "Елисеев- ского", потом поведу ее в ресторан. Дальше - твоя забота. Когда все подгото- вишь, позвони по этому же номеру, договоримся о задатке. Все. Галла душил гнев. Никому и никогда не позволял он кричать на себя, раз- говаривать таким хамским тоном. Все рушится, вот и в верхние эшелоны пролезло такое руководящее быдло. Раньше заказчики были уверенные в себе, спокойные, немногословные, не то что этот истерик. Но если отбросить эмоции, то что остается? Упреки в неквалифицированной работе. Их Галл отмел сразу. Он понял, что нарвался на человека, который всю жизнь был начальником. Такие приемчики давления на подчиненных он хорошо знал. Нет, Галл был в себе уверен. Он прекрасно помнил свои расчеты по последнему эпизоду. Он ушел из квартиры в ночь с пятницы на субботу. Филатова должна была выйти на работу в понедельник, но в понедельник ее не стали бы искать, списали бы на прогул, среди научных работников это дело обычное. На квартиру к ней поехали бы в крайнем случае во вторник, к этому времени все запахи уйдут без следа. Он помнил, как оставил форточки открытыми. Любовник тоже вряд ли появился бы, не подходит к телефону -- значит, не приехала. Почему же возбудили дело? Должна быть какая-то другая причина, но вины его, Галла, здесь нет. Может, дело в заказчике? Под него копают? Может быть, он на подозрении у милиции, а убитая с ним связана? Да, скорее всего, так. Но если так, то зачем он делает второй заказ, да еще меньше чем через месяц? Он что, сумасшедший? Вызвать "заказника" в город, где идет работа по совершенному им убийству, -- непо- зволительно. Более того, новый заказ явно связан с предыдущим, коль речь идет об одной и той же рукописи. В квартире этой рукописи не было, он мог бы поручиться. И карточек, которые ему велели найти, не было тоже. Зато было кое-что другое... Утром Галл приехал на "Красные ворота", без труда углядел в сквере мужчину с бультерьером, но вместо того, чтобы уйти, задержался. Он на почтительном расстоянии проследовал с ним до дома, а спустя несколько минут отправился провожать его на работу. И хотя в прошлый раз заказ делал другой человек, Галл не сомневался: истинным заказчиком в обоих случаях был тот самый холеный, хорошо одетый мужчина, который уверенно взбежал по ступенькам и, предъявив служебное удостоверение, вошел в Министерство внутренних дел. Это было неприятно. Но главный удар ждал его впереди. Поразмыслив, Галл решил воспользоваться связью для экстренных случаев. Он не имел права самостоятельно бросить дело и уехать из Москвы, дисциплина в организации была железная. А то, что браться за этот заказ ни в коем случае нельзя, было для него очевидным. Экстренная связь была сложной, но срабатывала быстро, и уже через полтора часа Галл разговаривал с человеком, который должен был разрешить ему уехать. Но все получилось совсем не так. -- Заказ должен быть выполнен, -- сухо сказали ему. -- Ты допустил много промахов, дело следует поправить. Пока не исправишь -- из Москвы ни шагу. За некачественную работу надо расплачиваться. И придержи язык. Сумеешь все сделать -- ляжешь на дно. Не сумеешь -- сам знаешь, что тебя ждет. Это твои проблемы. Его проблемы... Вот он и попал между двух огней. С одной стороны, заведомо провальный заказ. С другой -- система отказала ему в помощи и в защите. Почему? Он стал не нужен? Ерунда, такие, как он, всегда нужны. Таких, как он, слишком мало, чтобы можно было ими разбрасываться. Тогда в чем же дело? Они думают, что он выработался, стал допускать промахи и его теперь ищет ментура. С чего они это взяли? Ведь не может быть, чтобы они пели с голоса этого истеричного заказчика, плясали под его дудку. А если все же... Он работает в МВД, сведения у него точные. Значит, это может быть правдой. Выходит, этот подонок пользуется его, Галла, услугами, а потом поливает его грязью вместо того, чтобы попытаться помочь. Ну и дерьмо! А они? Почти двадцать лет он у них на службе, ни одного прокола, безупречная репутация. Он свято соблюдал все их условия: не иметь семьи, постоянных женщин, близких друзей. Не поддерживать отношений с родственниками. Работать только там, где они скажут, где начальник -- их человек и можно без лишнего шума уезжать в командировки, когда потребуется. И еще много всяких ограничений, которых он ни разу не нарушил. И за все это хорошую же благодарность он получил: чуть что -- пошел вон, выкручивайся сам. Ясно, что он их не сдаст легавым, -- самому пришлось бы признаваться, а только один эпизод с Филатовой тянет на "вышку", она же работник милиции. Да и доказать он ничего не сможет, против них у него ничего нет, кроме слов. Ну что ж, подумал Галл, будем исправлять свои ошибки. x x x От назойливого грохота музыки и тяжелой духоты Настя была близка к обмороку. "Странно, -- думала она, -- я совсем не чувствую, чтобы за мной кто-нибудь наблюдал. А сколько разговоров всегда о сверлящих взглядах, которые прямо затылком чувствуешь, которые якобы спину тебе жгут Наверное, я просто неопытная еще, -- решила она, -- или бесчувственная". Когда бороться с дурнотой не осталось сил, она взяла сумочку и, извинившись, вышла в туалет. Павлов в первый момент испугался, что она просто-напросто сбежит, потом сообразил, что теперь его это не должно беспокоить. Он передал шантажистку Галлу, а уж от него ей не уйти. В туалете Настя вынула из сумки ампулу с нашатырным спиртом, резким движением пальцев вскрыла ее и, обильно смочив жидкостью носовой платок, приложила его к вискам и ко лбу. По комнате растекся резкий запах. Она присела на банкетку и закрыла глаза. Проклятые сосуды! Здоровья нет, а туда же, в сыщики записалась. Сидела бы дома, занималась репетиторством, натаскивала бы великовозрастных оболтусов по математике или иностранным языкам. Денежно и спокойно. -- Все в порядке? -- раздался прямо у нее над ухом тихий голос. Настя открыла глаза и увидела рядом красивую брюнетку в переливающемся платье и роскошных колготках-дольчиках -- писк моды! -- У вас все в порядке? -- настойчиво повторила брюнетка. -- Голова немного закружилась, -- пробормотала Настя. -- Помощь нужна? -- Нет, спасибо. Мне нашатырь хорошо помогает. Отсижусь и пойду. Брюнетка ласково улыбнулась. -- Если хочешь, могу сделать укол -- глюкоза плюс стимулятор. У меня в сумке целая аптека. -- В другой раз. Настя сделала попытку улыбнуться в ответ, но губы ее не слушались. -- Эй, подруга, -- забеспокоилась женщина, -- да ты бледная как смерть. Так не пойдет. Давай-ка руку. Настя покорно протянула ей руку. В голове четко высветилась мысль о том, что, пожелай Галл убрать ее прямо сейчас, лучшего случая не придумаешь. Пузырек воздуха легко перекочует из шприца в вену, оттуда -- в сердце, и конец. Ее найдут в женском туалете, рядом валяется шприц с сердечным стимулятором. Простая небрежность, никто не виноват. Женщина между тем быстро вскрыла пакет с одноразовым шприцем, набрала по очереди из двух ампул. Держа готовый шприц одной рукой, другой перетянула жгут, ловко продезинфицировала место укола. Настя закрыла глаза. Ей было так плохо, что уже не было сил бояться. "Что это со мной сегодня?" -- вяло удивилась она. Такой сильный приступ был у нее раньше только один раз, тогда ее "скорая" увезла прямо с улицы. Прежде чем игла проникла в вену, она успела подумать: "Это не может быть Галл. Ему нужна рукопись, а где я живу, он не знает. Или все-таки знает?" Поршень плавно пошел вниз. Женщина склонилась над Настей, ее лицо было совсем близко. -- Потерпи, миленькая, -- прошептала брюнетка, -- через пять минут будешь как новенькая. Она вытащила иглу из вены, аккуратно сложила шприц в надорванный пакет, сунула туда же пустые ампулы и положила все это в Настину сумочку. -- Ты меня слышишь, рыжая? Я все тебе в сумочку положила. Если твой кавалер заметит след от укола, будет чем оправдываться. А то ты что-то подзадержалась в сортире, как бы он не занервничал. -- Спасибо вам. Настя явственно ощущала прилив сил. Уже, пожалуй, можно встать. -- Мне с вами повезло. Если бы не вы, я бы тут свалилась, -- благодарно сказала она. -- Тебе не со мной повезло, а с начальником. Поняла, рыжая? -- усмехнулась брюнетка. -- Ну, я пошла. Стоя на улице, Галл увидел через стеклянные двери, как из зала ресторана вышла женщина, которая была с заказчиком, и скрылась в женском туалете. Через две-три минуты туда же зашла эффектная яркая брюнетка, до этого курившая в холле в компании рослого мужика. По мнению Галла, рожа у мужика была откровенно бандитская, поэтому и женщину в переливающемся платье он определил для себя как дешевую ресторанную шлюху. Брюнетка вышла из туалета первой и, подхватив "бандитскую рожу" под руку, направилась на улицу. Парочка остановилась неподалеку от Галла. Парень вульгарным жестом притиснул к себе женщину. -- Ну что? -- Да ничего. Не тот случай. -- А что же она там так долго делает? -- Сердечный приступ пережидает. Бледная такая -- смотреть страшно. Ладно, еще не вечер. Ближе к ночи наша клиентура пойдет косяком. Между прочим, я сама сглупила. Могла бы сразу сообразить, что она не возьмет. -- Почему? -- Тот тип, с которым она пришла, -- это полковник Павлов из МВД. Мне его Ариф показывал. -- Ну ты и дура, -- разозлился парень. -- Какого же черта ты за ней поперлась? Ты хоть что-нибудь соображаешь? -- А что, по-твоему, полковники милиции со шлюхами не путаются? -- огрызнулась брюнетка. -- Тоже мне, идеал советской морали. "Значит, его фамилия Павлов. И даже полковник. Учтем, -- отметил про себя Галл. -- И еще какой-то Ариф. Это тоже учтем. Интересно, что эта девица ей предлагала? Наркотики? Вряд ли, сбытчики стараются иметь дело только с проверенной клиентурой. Скорее всего, что-нибудь противозачаточное, презервативы или таблетки." x x x Телефонный звонок раздался, едва Настя переступила порог квартиры. Звонил Гордеев, сильно встревоженный. -- Как ты, деточка? Оклемалась? -- Более или менее. Настя взяла аппарат и прошла с ним в кухню, плотно притворив за собой дверь. Она опасалась, что на лестнице возле квартиры могут оказаться любопытные уши. -- Все сработало. Тебя провожали. Трудно пока сказать, кто это -- сам или подручный. Но до подъезда он тебя довел. Так что с этим порядок, все идет по плану. -- Слава Богу, не зря мучилась. -- Теперь вот что, Анастасия. Одну я тебя на ночь не оставлю. Не хватало еще. чтобы тебя "неотложка" увезла. Возражений не принимаю, но имеешь право выбирать. Кого к тебе прислать? -- Не надо никого, Виктор Алексеевич. Обойдусь. -- Ты плохо слышишь. Анастасия? Я сказал, ты имеешь" право выбирать, а не решать. Решаю я. Так кого? -- А эту из ресторана, нельзя? Она в вену с первого раза попадает. -- Эту нельзя. Ее видели. Может, Захарова? -- Только не Захарова, -- поспешно, даже чересчур поспешно, ответила Настя. -- Коротков тебя устроит? -- Устроит. Только жалко его дергать. У него страстный, но ограниченный во времени роман. Колобок, похоже, рассердился. -- Знаешь что, дорогая, ты эту благотворительность прекрати. У меня романы нашего Тристана в одном пикантном месте уже сидят. Всех денег, как говорят, не заработаешь, всех женщин не перелюбишь. Так что не валяй дурака. Коротков приехал грустный, его массивная фигура словно уменьшилась в размерах, широкие, обычно развернутые плечи поникли. -- Неужели так серьезно? -- сочувственно спросила Настя. -- Очень. Не знаю, что с этим делать. Просто болезнь какая-то. Для влюбчивого Юры Настя всегда была наперсницей, плакательной жилеткой и спасательным кругом одновременно. Если роман заканчивался неудачно, она буквально за уши вытаскивала Короткова из депрессивной ямы, в которую он каждый раз собирался сваливаться. Настя и сама видела, что случай с Семеновой -- особенный. Обычно Юра в разгар очередного увлечения бывал радостно воодушевлен, глаза горели, работа спорилась, у него словно крылья вырастали. А в этот раз он был подавлен и разбит, будто тащил неподъемную ношу. Настя не смогла бы точно определить, какое чувство в ней берет верх -- сочувствие или белая зависть. Ей были недоступны любовные переживания ни в виде окрыленности, ни в виде тоски. Нежная привязанность -- самое большое, на что она считала себя способной. Может быть, когда-нибудь, думала она, это случится и с ней. Ведь случилось же в юности, но только однажды, больше десяти лет назад. И с тех пор ни разу не повторилось. Наверное, у компьютера на двух ногах не может быть сильных эмоций. Такая, видно, у нее судьба. -- Как себя чувствует сердечный друг Александр Евгеньевич? -- поинтересовался Юра. -- Резину тянет. Ни да, ни нет, а гораздо сложнее. Принципиальное согласие дал, но просил еще несколько дней, чтобы собрать деньги. -- Судя по его передвижениям, он и не пытается их собрать. Не по служебному же телефону он решает свои вопросы. Разве что из дома звонит. Но скорее всего, просто поручил кому-то. От руководящих замашек так просто не отвыкнешь. -- Хорошо, значит, схема пока работает. Будем ждать, когда Галл явится по мою душу и за рукописью. -- Не боишься? -- Боюсь. Ужасно боюсь. Особенно после сегодняшнего укола. Где вы такую медсестру выкопали? -- Колобок постарался. Он знает про твои хворобы. -- Все-таки трудно играть вслепую. Одни догадки. Просто удивительно, как это мы ухитряемся "в цвет" попадать. Ой, не сглазить бы. -- Она торопливо постучала по деревянной табуретке. -- Ася, можно нескромный вопрос? -- Валяй. -- Когда Захаров здесь ночевал... -- Ну? -- У вас было что-нибудь? -- Почему тебя это интересует? -- Колобок сказал, что ты просила на сегодняшнюю ночь кого угодно, только не Захарова. -- Колобок -- старый болтун и сплетник. Поставь чайник, пожалуйста. -- Так было или нет? -- Юра зажег газ на плите. -- Что ты пристал? Было. И не было. -- То есть? -- Тебе не понять, у тебя сердце очень нежное. А у меня -- деревянное. Сколько ни стучи -- одни глухие звуки. Да, мы спали вместе. Но это -- все. -- Ничего себе! А что еще должно быть? -- Перестань, Коротков. Неужели ты думаешь, что я должна влюбляться в каждого, кто переспит со мной из спортивного интереса? -- Но ведь не только он с тобой переспал, но и ты с ним. Тоже из интереса? -- Тебе это так важно? Сахар мне не клади. -- Важно. Я в себе пытаюсь разобраться. Не сердись, Ася. Поговори со мной об этом, пожалуйста. -- В таком случае давай будем говорить о тебе. Но поговорить им не удалось. Снова позвонил Гордеев. --Анастасия, тебя предупредили, что вся квартира нашпигована микрофонами? -- Нет. Зачем? -- Затем, чтобы не нестись, ломая ноги, задерживать каждого, кто порог переступит. Может, тебя сначала проверять будут. Поняла? -- Да. Настя не торопясь допила чай, поставила чашку на блюдце, громко и отчетливо произнесла: -- Спасибо вам, товарищи, за благородство. Обещаю больше вас не смущать. -- Ты что? -- удивился Коротков. -- Крыша поехала? Настя расхохоталась. -- Они нас слушают. Ты представляешь? Тут же Колобку донесли про наши альковные разговоры. А я его старым болтуном и сплетником обозвала! Вообще-то зря он меня предупредил. Теперь за каждым словом придется следить. -- Ерунда. Он прав, так лучше для дела. -- Для какого дела? Если Галл явится меня убивать, он устных комментариев давать не будет. Молча сделает свое дело и уйдет. -- Молчание -- тоже сигнал. Не считай всех дураками. -- Я не считаю. -- Настя вдруг всхлипнула. -- Я боюсь, Юрка, я смертельно боюсь. Господи, если бы ты только знал, как мне страшно. Ночь они провели без сна, прислушиваясь к звукам на лестнице, вздрагивая каждый раз, когда начинал гудеть лифт. Утром Коротков ушел. В течение дня никто не звонил в квартиру, никто не пытался выяснить у жильцов, где живет Лариса Лебедева. Настя вышла в магазин, купила молока и хлеба и сразу вернулась. Гордеев строго-настрого приказал как можно меньше бывать на улице -- кто знает, какой несчастный случай придумает убийца. Квартиру они подстраховали крепко, но обеспечить Настину безопасность на улице у них не хватало возможностей. Когда Настя вернулась из магазина, Гордееву сообщили, что "хвоста" за ней нет. Никто не появился ни в этот день, ни на следующий. Галл не проявлял интереса к шантажистке. Операция оказалась под угрозой срыва. Похоже было, что "в цвет" они не попали. x x x Галл был достаточно сообразителен, чтобы понять, что номер телефона, по которому он звонил заказчику, не был ни его домашним, ни служебным. Он зашел в два-три магазина около дома Павлова и убедился, что это совсем другая АТС. На какие цифры начинаются телефоны в Министерстве внутренних дел, он знал и без того. Галл позвонил, услышал автоответчик, коротко произнес: -- Я буду звонить в 22.15, -- и повесил трубку. Дальнейшее было делом техники -- отследить заказчика с места работы до дома и квартиры, где установлен телефон. С этим Галл справился легко. Павлов позвонил в дверь, а не открыл ее своим ключом, и это вселило в убийцу уверенность, что он действует правильно. Ровно в 22.15 он позвонил из ближайшего автомата, сообщил, что все готово, договорился о передаче задатка, дождался, когда Павлов уйдет. Внимательно огляделся вокруг. Дом, куда он собирался зайти, стоял прямо на Садовом кольце, возле Курского вокзала. Шумное место, и в квартире наверняка тоже нет тишины. Что ж, тем лучше. Галл бесшумно поднялся по лестнице. он терпеть не мог в ответственные моменты пользоваться лифтами: вдруг застрянет, и это нарушит все его планы. Он постоял перед дверью, еще немного подумал, потом решительно нажал кнопку звонка. -- Кто там? -- почти сразу же откликнулся голос из-за двери. По-видимому, хозяин еще не ложился. -- Я от полковника Павлова. -- Что вы хотите? Голос хозяина был с легким кавказским акцентом, "Видно, это и есть Ариф", -- подумал Галл. -- Откройте, пожалуйста. Мой голос есть у вас на автоответчике, вы можете проверить. В 22.15 я разговаривал с полковником. Он дал мне ваш адрес и просил обговорить кое-какие детали. -- Подождите. Шаги хозяина удалились от двери. Через некоторое время щелкнул замок. Молниеносным движением Галл втолкнул Арифа в прихожую и захлопнул дверь. Тот опомниться не успел, как одна рука гостя оказалась у него на горле, другая крепко держала его сзади за волосы. -- Ты -- Ариф? -- Да, -- выдавил он. -- Знаешь, кто я такой? -- Да. -- Тем лучше. Рассказывай, быстро. -- Что рассказывать? -- прохрипел Ариф. -- В какую игру играет твой полковник? Я тебя пока так подержу, но могу и больно сделать. Хочешь, чтобы было больно? -- Отпустите меня, я же задыхаюсь... -- Потерпишь. Ну? -- Я ничего не знаю. Отпустите. -- Слушай меня внимательно, Ариф. Ты знаешь, кто я такой. Поэтому у нас с тобой два варианта. Или ты умрешь прямо сейчас, или я избавлю тебя от полковника, а ты за это поможешь мне исчезнуть. Уедем туда, где война, у тебя там наверняка друзья есть или родственники. Там нас не найдут. Будешь говорить? -- Буду, только отпустите. -- Нет. Говори. Ариф Муртазов хотел жить. И приходилось выбирать -- жить ему в спокойной Москве, но рядом с Павловым, или в воюющем Карабахе, но без него. Павлов становился для Арифа с каждым днем все обременительнее и опаснее, он требовал все больше денег, а теперь затевал уже второе убийство, и Арифу это совсем не нравилось. В последние два дня он много думал об этом. Его дело -- бизнес, в прошлом незаконный, в нынешнее время вполне легальный, но именно бизнес, а не "мокрые" дела. Связываться с убийствами он не хотел категорически. Великий грех -- жадность, часто думал Ариф. Павлов пожалел денег, обманул девочку -- и вот какие теперь из-за этого неприятности. Разве несчастные десять тысяч стоят того? И он, Ариф, поддался этому непростительному греху, обрадовался, когда Павлов сказал ему, что за прекращение уголовного дела не обязательно платить деньгами, а можно отслужить верой и правдой, расплатиться преданностью и взаимовыручкой, а деньги -- что ж, они всегда деньги, если понадобится -- заплатит потом. Сколько уже Павлов из него высосал? На десяток уголовных дел хватило бы, не то что на одно. И гоняет его, как мальчика на побегушках. Ариф, собственно говоря, уже принял решение, остался лишь последний шаг. Он не сомневался, что гость выполнит свою угрозу, но тогда он не доберется до Павлова, даже если все ему рассказать. Смерть Арифа, даже случайная, будет Павлову сигналом об опасности, и он сразу же примет меры. Значит, есть шанс остаться в живых, по крайней мере пока. И Ариф выложил все: про диссертацию, про Филатову, про Энск, про карточки. -- Зачем нужно убирать журналистку? -- Она что-то знает. Она его шантажирует рукописью. -- Рукопись -- не признание в убийстве. Что конкретно она знает? Почему твой полковник ее боится? -- Я не знаю. Правда, не знаю. Он думает, что она знает все. -- А что думаешь ты? Насколько она опасна? -- Клянусь, не знаю больше ничего! Он мне не рассказывает. Дает поручения -- я выполняю. Я у него в долгу. -- Мы все друг у друга в долгу. Он тебя от одного срока спас, а под другой подставил. За соучастие в двух убийствах дадут больше, чем за твое вонючее золото. Согласен? -- Да. Отпустите меня. -- Рано. Ты еще не все сказал. Какие поручения он тебе давал после убийства Филатовой? -- На похороны сходить, послушать, что говорят. -- Еще что? -- Сведения о Филатовой собрать. -- До убийства? -- И до, и после, когда уже дело возбудили. -- Зачем? -- Хотел ее давним любовником прикинуться. -- Получилось? -- Да. -- Что еще? -- За бабой из уголовки последить. На всякий случай. -- Что за баба? -- Каменская Анастасия Павловна. Про нее говорят, что хваткая очень, хорошо соображает. Павлов ее боялся, хотел выяснить, нельзя ли ее на чем-нибудь зацепить. -- Зацепили? -- Она в отпуск уехала. -- Выходит, ничего не нашла. Если бы заподозрила что-нибудь, не уехала бы. -- Мы тоже так решили. -- Но она как уехала, так и вернется. Как раз ко второму убийству поспеет. Об этом вы подумали? -- Нет. Тогда шантажистки не было. Мы думали, она обычная журналистка. -- Ладно. Так что эта Каменская? -- Ничего особенного. Обыкновенная, незаметная. Ни кожи ни рожи. С мужиками не путается. На такую никто не позарится. -- Замужем? -- Нет, и не была. Детей нет. Живет одна. -- Выгодная невеста, -- хмыкнул Галл. -- Еще раз повтори, почему Павлов ее боялся. -- У него на Петровке свои люди есть, они рассказывали, что она -- уникум, распутывает самые хитрые дела. -- Что ж она это дело не распутала, если она такой уникум? -- Павлов ей мозги запудрил. Сам лично к ней ходил. Галл нутром почуял несостыковки. Если Каменская такая умная, то Павлов никогда не смог бы запудрить ей мозги. Для этого Павлов должен быть на порядок умнее ее. А Павлов -- дурак, очень хитрый и самоуверенный, но дурак, в этом Галл уже убедился. Так, может быть, нет никакой феноменальной Каменской, все это сказочки про белого бычка, неясно, правда, с какой целью. Следовательно, Павлов чего-то недоговаривает своему дружку Арифу. Любопытно, кто кого обманул? Павлов -- Арифа? Или самого Павлова ловко обманула эта Каменская? Но так или иначе дело об убийстве Филатовой должно быть закрыто. Любым способом. Нельзя допустить, чтобы его, Галла, искали. А если полковник Павлов так глуп, что дал себя провести какой-то бабе из уголовки, так пусть за это поплатится. Начальничек, мать его! Он чуть ослабил хватку, дав Арифу возможность повернуть голову. -- Предупреждать тебя не буду, сам все понимаешь. Запомни: вы с полковником меня не достанете. А я вас -- в шесть секунд. Ты знаешь, что я не шучу. У него есть оружие? -- Кажется, есть. -- "Кажется" меня не устраивает. Выясни точно. Завтра позвоню. Галл вышел из подъезда и неторопливо двинулся в сторону метро. В его голове уже почти сложился план. Теперь надо заняться этой рыжей. x x x Гордеев вторую ночь подряд проводил на работе. Душа его изболелась за Настю, особенно после разговора с Коротковым. Как же она, бедная, боится! Все-таки не женское это занятие. Но, с другой стороны, она так красиво, так лихо вписалась в комбинацию, как вряд ли сумел бы мужчина. Гордеев мысленно похвалил Володю Ларцева, который, составляя психологический портрет Павлова, советовал не давить на него и не торопить. Когда пытаешься взять кого-нибудь нахрапом и даешь на размышление считанные часы, всегда есть опасность, что тебя не воспримут всерьез. Давишь, угрожаешь, спешишь -- значит, позиции твои слабоваты и ты боишься, что жертва спокойно пораскинет мозгами и сообразит, что у тебя против нее ничего нет и ты на самом деле не так уж страшен. Типичный способ начальственной "давиловки": крик, натиск, оскорбления -- и вот уже ты чувствуешь себя виноватым и начинаешь оправдываться, хотя грехов на тебе вовсе не так много. У профессионального руководителя Павлова такая логика должна была сработать. И она сработала. Если человек держится спокойно и уверенно, дает тебе время подумать, значит, "компра" у него на руках серьезная. Гордеев вел свою партию, тонкую, сложную, вел практически на ощупь, наугад. Когда ему сообщили, что объект "встретил" Павлова у министерства, дошел за ним до дома, где живет Ариф Муртазов, побывал у Арифа и двинулся в сторону проспекта Мира, где обитает Лебедева, он вздохнул с облегчением. Наконец-то, после двухдневного сбоя, схема снова заработала. Знать бы еще, кто он -- этот объект. По всем признакам -- убийца. А если нет? Или убийца, но не тот? Половина первого. Настя, наверное, опять не спит. Бедная девочка! Сколько же ей еще ждать, пока Галл соберется к ней в гости. Нервы у нее на пределе. Гордеев связался с теми, кто наблюдал за объектом. -- Сидит на подоконнике в подъезде напротив нашего. -- Он там ночевать, что ли, собрался? -- Не могу знать, ваше благородие. Пойти спросить? -- Пойди помоги ему. Пусть поспит немного. Ребятам тоже надо отдых дать. x x x Галл сидел на подоконнике в подъезде, напротив того, в который два дня назад вошла Лебедева. Он прикидывал, как лучше узнать номер ее квартиры. Раньше ему не приходилось этим заниматься, информация всегда бывала достаточно полной. Это и понятно: никто и ничто не должно связывать его с жертвой несчастного случая. Их не должны видеть вместе, и уж тем более он не имеет права "светиться", наводя справки. Таков был непреложный принцип. Но в этот раз его заставили работать по-другому. Правда, и ситуация в этот раз для самого Галла другая. Если все пойдет, как он задумал, то пусть его видят, все равно потом не найдут. Он услышал шум мотора. Из-под арки во двор въехала машина, притормозив у подъезда, где жила рыжая. Из машины вышел мужчина, сделал несколько неуверенных шагов в сторону подъезда, схватился за стену и остановился. Видно было, что он сильно выпил. Машина уехала, а пассажир, видно, раздумав идти домой, дополз, качаясь, до скамейки и сел, обхватив голову руками. Галл легко соскочил с подоконника и быстро сбежал вниз. -- Что, дружище, худо тебе? Он постарался вложить в голос как можно больше теплоты и участия. Пьяный кивнул. -- Может, проводить? -- Не надо. Не пойду туда. Опять орать будет, сука драная, весь дом перебудит. -- Так и будешь до утра сидеть? -- Зачем до утра? Протрезвею чуток, чтобы не качало, и пойду. Она на запах не реагирует, а как видит, что шатаюсь, -- прямо звереет. -- Жена, что ли? -- Ну. Гадина рыжая. Ненавижу! -- Погоди-ка, у тебя жена -- красивая такая, рыжая, ноги длинные? Это она на тебя орет? -- Не, с ногами -- это Лариска из сорок восьмой квартиры. А моя -- мочалка рваная. Ты чего, мужик, -- пьяный под