у на английском языке миру. Россия же просила Японию лишь не торопиться, ждать и наблюдать. Очевидно, Мацуока не поверил, что с Англией покончено. Он не мог знать наверное, что произойдет между Германией и Россией. Он не был склонен или, может быть, не имел полномочий брать от имени своей страны обязательство предпринять решительные действия. Он гораздо больше предпочитал пакт о нейтралитете, который по меньшей мере давал время развернуться не поддающимся предвидению событиям, коим суждено было вскоре произойти. Поэтому, когда 13 апреля Мацуока нанес в Москве Шуленбургу прощальный визит, он упомянул с излишней точностью, что в последнюю минуту достигнута договоренность о японо-советском пакте о нейтралитете и что "по всей вероятности, он будет подписан сегодня в 2 часа по местному времени". Обе стороны пошли на уступки в спорном вопросе об острове Сахалин. Это новое соглашение, заверил он германского посла, нисколько не затрагивает пакта трех держав 1. 1 В 1939 г. главной задачей Советского правительства было не допустить втягивания СССР в войну. На Западе это было решено пактом о ненападении с Германией (хотя эту мирную паузу правительство Сталина не сумело использовать в должной мере, допустив грубейшие просчеты). Что касается отношений с Японией, то после соглашения о прекращении военных действий, заключенного в сентябре 1939 г., они все же оставались напряженными. Летом 1940 г. японское правительство согласилось начать переговоры с Советским Союзом о заключении пакта о нейтралитете, который и был подписан в ходе визита Мацуоки в Москву в апреле 1941 г. Он явился крупным успехом советской дипломатии, так как позволял (и позволил в действительности) избежать в случае германской агрессии против СССР войны на два фронта. Шуленбург рассказал о демонстрации единства и товарищества, устроенной Сталиным на вокзале перед отъездом Мацуоки в Японию. Поезд задержался на час из-за приветствий и церемоний, которых явно не ожидали ни японцы, ни немцы. Появились Сталин и Молотов, которые удивительно дружелюбно приветствовали Мацуоку и других японцев и пожелали им счастливого пути. Затем Сталин публично спросил о германском после. "А найдя меня, -- заявил Шуленбург, -- он подошел и обнял меня за плечи. "Мы должны остаться друзьями. Вы должны сейчас сделать все, все ради этой цели". Позже Сталин обратился к германскому военному атташе, удостоверившись сперва, что он говорит именно с ним, и сказал: "Мы останемся с вами друзьями в любом случае". "Сталин, -- добавляет Шуленбург, -- несомненно, обратился с этим приветствием к полковнику Кребсу и ко мне умышленно и тем самым сознательно привлек внимание большого числа присутствовавших". Эти объятия были напрасным притворством. Сталин, несомненно, должен был знать из своих собственных источников о колоссальном развертывании германских сил вдоль всей русской границы, которое сейчас начала замечать английская разведка. Это было всего за десять недель до начала ужасающего наступления Гитлера на Россию. До него оставалось бы всего пять недель, если бы не задержка, вызванная боями в Греции и Югославии. * * * Мацуока вернулся в Токио из своей поездки в Европу в конце апреля. В аэропорту его встречал премьер-министр принц Коноэ, который сообщил ему, что в этот самый день японцы изучали возможности соглашения с Соединенными Штатами на Тихом океане. Это противоречило замыслам Мацуоки. Несмотря на обуревавшие его сомнения, Мацуока в основном верил в конечную победу Германии. Опираясь на престиж Тройственного пакта и на договор о нейтралитете с Россией, он не видел особой необходимости умиротворять американцев, которые, по его мнению, никогда не пошли бы на одновременную войну против Германии на Атлантическом океане и против Японии на Тихом океане. Таким образом, министр иностранных дел столкнулся в правительственных кругах с настроениями, весьма отличными от его собственного. Несмотря на его энергичные протесты, японцы решили продолжать переговоры в Вашингтоне, а также скрыть их от немцев. 4 мая Мацуока по собственной инициативе ознакомил германского посла с текстом американской ноты Японии, содержавшей предложение достичь общего урегулирования на Тихом океане, начав с американского посредничества между Японией и Китаем. Главным препятствием к принятию этого предложения было требование американцев, чтобы Япония сначала эвакуировала свои войска из Китая. * * * 28 июня, через неделю после вторжения Гитлера в Россию, состоялось заседание японского кабинета и чиновников императорского двора. Мацуока обнаружил, что его позиция непоправимо ослаблена. Он "потерял лицо", ибо не знал о намерении Гитлера напасть на Россию. Он высказался за присоединение к Германии, но мнение большинства было против него. Правительство решило проводить компромиссную политику. Военные приготовления надлежало усилить. Была сделана ссылка на статью 5 Тройственного пакта, которая гласила, что этот документ не имеет силы против России. Германия должна была быть конфиденциально уведомлена, что Япония будет вести борьбу с "большевизмом в Азии", а в оправдание вмешательства в германо-русскую войну делалась ссылка на договор с Россией о нейтралитете. С другой стороны, было решено продолжать продвижение в страны Южных морей и закончить оккупацию Южного Индокитая. Эти решения были не по душе Мацуоке. 16 июля Мацуока ушел в отставку. Но хотя японский кабинет и не намеревался следовать в фарватере германской политики, его политика не свидетельствовала о торжестве умеренных в общественной жизни Японии. Укрепление японских вооруженных сил продолжалось, а в Южном Индокитае японцы собирались строить базы. Это было прелюдией к нападению на английские и голландские колонии в Юго-Восточной Азии. Судя по имеющимся сейчас данным, японские политические лидеры, видимо, не ожидали со стороны Соединенных Штатов или Англии каких-либо энергичных контрмер против намеченного продвижения Японии на юг. Итак, по мере развертывания этой мировой драмы мы убеждаемся, что все эти три холодно расчетливые империи допустили в этот момент ошибки, пагубные как для их замыслов, так и для их безопасности. Гитлер решился на войну с Россией, сыгравшую главную роль в его гибели. Сталин остался в неведении или же недооценил удар, который должен был вот-вот обрушиться на него, за что России пришлось дорого расплачиваться. Япония, несомненно, упустила лучший шанс -- чего бы он ни стоил -- осуществить свои мечты 1. 1 В решении Гитлера и его окружения начать войну против СССР сказался авантюризм, присущий всей политике третьего рейха. Несоответствие выдвигаемых целей возможностям и средствам Германии было характерной чертой как германского фашизма, так и японского милитаризма (в его войне с США) Что касается Советского Союза, то трагедию лета 1941 г. обусловили просчеты сталинского руководства, которое, с одной стороны, принимало энергичные меры, чтобы повысить обороноспособность страны, но с другой -- своей репрессивной политикой, ошибками в определении времени нападения, направлений главного удара врага и т. п. обесценило во многом усилия народа, направленные на надежную защиту социалистического Отечества. Надо заметить, что, критикуя руководство СССР, Германии и Японии, Черчилль мог бы сказать и о правительстве Англии 1939--1940 гг., которое своей близорукой и эгоистической политикой привело страну на грань катастрофы летом 1940 г. Глава одиннадцатая ФЛАНГ В ПУСТЫНЕ РОММЕЛЬ. ТОБРУК Все наши усилия создать фронт на Балканах основывались на предположении, что нам удастся прочно удержать фланг в Пустыне Северной Африки. Его можно было бы закрепить в Тобруке, но быстрое продвижение генерала Уэйвелла на запад и захват Бенгази позволили нам завладеть всей Киренаикой. Воротами в Киренаику служил участок морского побережья в Эль-Агейле. Все представители власти в Лондоне и Каире сходились на том, что его следует удержать любой ценой, отдав этому предпочтение перед всеми прочими операциями. Полный разгром итальянских сил в Киренаике и большие расстояния, которые пришлось бы покрыть врагу, чтобы собрать новую армию, убедили Уэйвелла в том, что в течение некоторого времени он может позволить себе удерживать этот важнейший западный фланг небольшими силами и заменить свои измученные войска другими, не столь опытными. Фланг в Пустыне был той осью, на которой держалось все остальное, и никто не мыслил о том, чтобы потерять его или рискнуть им ради Греции или чего бы то ни было на Балканах. В конце февраля английская 7-я бронетанковая дивизия была отведена на отдых и укомплектование в Египет. Это славное соединение оказало нам величайшие услуги. Танки дивизии прошли большие расстояния и были в значительной степени изношены. Боевые операции и лишения сократили численность ее личного состава. Тем не менее там все еще сохранялось ядро весьма опытных, закаленных и привыкших к условиям Пустыни бойцов, равных которым мы не могли бы сыскать. Было жаль не сохранить ядро этого единственного в своем роде соединения, которое можно было затем укрепить, послав ему свежие обученные пополнения офицерского состава и рядовых из Англии и лучшие новые танки и запасные части, какие только можно было найти. Таким образом, 7-я бронетанковая дивизия была бы сохранена и силы ее были бы восстановлены. Лишь через несколько недель, ознаменовавшихся серьезными решениями, я осознал, что 7-й бронетанковой дивизии не существует как фактора в защите нашего важнейшего фланга в Пустыне. Место 7-й бронетанковой дивизии заняла бронетанковая бригада и часть вспомогательного соединения 2-й бронетанковой дивизии, австралийская 6-я дивизия также была заменена 9-й. Ни одно из этих новых соединений не было как следует обучено, и в довершение всего у них отобрали много снаряжения и транспортных средств, потребовавшихся для полного укомплектования дивизий, которые должны были вскоре отправиться в Грецию. Нехватка транспортных средств остро давала себя знать и отражалась на дислокации войск и их подвижности. Из-за трудностей снабжения во время дальнейшего продвижения одна австралийская бригада была задержана в Тобруке, где находилась также недавно сформированная индийская моторизованная кавалерийская бригада, проходившая обучение. * * * Донесения нашей разведки начали внушать начальникам штабов некоторое беспокойство. 27 февраля они послали генералу Уэйвеллу предостерегающую телеграмму: "Ввиду прибытия в Триполитанию германских танковых частей и авиации здесь был рассмотрен вопрос о планах обороны Египта и Киренаики. Были бы признательны, получив от Вас по телеграфу краткую оценку положения". На это был получен обдуманный ответ, имевший весьма важное значение. В нем, в частности, говорилось: 2 марта 1941 года "1. Судя по последним сведениям, подкрепления, прибывшие недавно в Триполитанию, включают две итальянские пехотные дивизии, два итальянских моторизованных артиллерийских полка и германские танковые войска, составляющие максимально одну танковую бригаду. Нет никаких признаков того, что выгружены дополнительные средства мототранспорта, и противник должен по-прежнему испытывать нехватку транспортных средств. Однако последние сведения авиаразведки говорят о значительном увеличении движения мототранспорта на дороге Триполи -- Сирте. От Триполи до Эль-Агейлы 71 миля, а до Бенгази -- 646 миль. Там имеется лишь одна дорога, а на протяжении свыше 410 миль не хватает воды. Эти факторы наряду с нехваткой транспортных средств ограничивают в настоящий момент угрозу со стороны врага. Он, вероятно, сумеет примерно через три недели обеспечить снабжение по прибрежной дороге приблизительно одной пехотной дивизии и танковой бригады и, возможно, в то же время использовать против нашего фланга еще одну танковую бригаду, если она у него имеется, перебросив ее по Пустыне через Хон и Мараду. Он может прощупывать нас в Эль-Агейле посредством действий отдельных разведывательных отрядов и, если обнаружит, что мы слабы, двинуться к Аджедабии, чтобы подтянуть свои передовые посадочные площадки. Не думаю, чтобы с такими силами он попытался вернуть Бенгази. В конечном счете в крупном наступлении могут быть использованы две германские дивизии. Это плюс одна или две пехотных дивизии -- максимум сил, которые можно снабжать через Триполи. Опасности, которым подвергаются суда, трудности коммуникаций и приближение жаркой погоды делают маловероятным, чтобы такое наступление развернулось до конца лета. Эффективные действия военных кораблей против караванов судов и воздушные налеты на Триполи могут продлить этот период. Угроза налетов итальянской авиации на Киренаику сейчас почти ничтожна. С другой стороны, немцы прочно закрепились в центральной части Средиземноморского бассейна... В дополнение к танковым силам на наши линии коммуникаций могут быть высажены германские парашютные войска. Я не думаю, чтобы парашютисты использовались при наступлении такого масштаба, которое, вероятно, развернется в ближайшем будущем, но их использование, вполне возможно, будет сопровождать крупное наступление в дальнейшем". * * * Но теперь на мировой арене появилась новая фигура -- германский воин, который займет свое место в военных анналах Германии. Эрвин Роммель родился в ноябре 1891 года в Гейденгейме (Вюртемберг). Он был хрупким ребенком и воспитывался сначала дома, а затем, девяти лет, поступил в местную государственную школу, которой заведовал его отец. В 1910 году он был юнкером в Вюртембергском полку. Когда он учился в военной школе в Данциге, инструкторы говорили о нем, что он мал, но крепок. В умственном отношении он ничем не выделялся. В первую мировую войну он воевал в Румынии и Италии. Был дважды ранен и награжден Железным крестом и орденом "За заслуги" высших классов. В период между двумя войнами он служил строевым и штабным офицером. С началом второй мировой войны был назначен начальником полевой ставки фюрера во время польской кампании, а затем получил под свое командование 7-ю танковую дивизию 15-го корпуса. Эта дивизия, прозванная "Фантоме", находилась в авангарде германских частей, осуществивших прорыв через Маас. 21 мая 1940 года, когда англичане предприняли контратаку под Аррасом, Роммель чуть было не попал в плен. После этого он повел свою дивизию через Ла-Бассе к Лиллю. Будь это наступление несколько более успешным или, быть может, не будь оно ограничено по приказу верховного командования, оно, возможно, отрезало бы значительную часть английской армии, включая 3-ю дивизию, которой командовал генерал Монтгомери. Дивизия Роммеля была авангардом, который форсировал Сомму и продвинулся к Сене в направлении Руана, отбросив левое крыло французов и захватив в районе Сен-Валери много французских и английских солдат. Его дивизия первой достигла Ла-Манша и вступила тотчас после завершения нашей эвакуации в Шербур, где Роммель принял капитуляцию порта и 30 тысяч французских военнопленных. Благодаря этим многочисленным заслугам и отличиям он был в начале 1941 года назначен командующим германскими войсками, посланными в Ливию. 12 февраля Роммель со своим штабом прибыл в Триполи, чтобы вести кампанию вместе с союзником, в войне против которого он некогда отличился. В то время надежды итальянцев не шли дальше сохранения Триполитании, и Роммель возглавил все увеличивавшийся контингент германских войск, находившихся под итальянским командованием. Он немедленно стал добиваться проведения наступательной кампании. Когда в начале апреля итальянский главнокомандующий попытался убедить его в том, что германский африканский корпус не должен наступать без его разрешения, Роммель заявил, что он, "как германский генерал, должен отдавать приказы в соответствии с требованиями обстановки". Всякие ссылки на проблему снабжения, заявил он, являются "необоснованными". Он потребовал и добился полной свободы действий. На протяжении всей африканской кампании Роммель показал свое умение оперировать подвижными соединениями и в особенности быстро производить перегруппировку сил после операции, а также развивать успех. Он был блестящим военным игроком, без труда решавшим проблемы снабжения и презиравшим всякие помехи. Сперва германское верховное командование, дав ему волю, было удивлено его успехами и склонно было сдерживать его. Рвение и отвага Роммеля навлекли на нас тяжелые бедствия, но он заслуживает дани, которую я воздал ему -- хотя это и вызвало некоторые упреки со стороны общественности -- в палате общин в январе 1942 года, когда я сказал о нем: "Мы имеем дело с весьма отважным и искусным противником и, позвольте мне сказать это в разгар войны, с великим генералом". Он заслуживает нашего уважения и потому, что, будучи лояльным германским солдатом, он возненавидел Гитлера и все содеянное им и принял участие в заговоре 1944 года, чтобы, убрав маньяка и тирана, спасти Германию. За это он поплатился жизнью. В мрачных войнах современной демократии нет места рыцарству. Тупая бойня в гигантских масштабах и массовые эффекты подавляют все возвышенные чувства. Все же я не сожалею о своей похвале Роммелю и не отказываюсь от нее, хотя бы это и считалось неуместным. * * * В течение марта появлялось все больше данных о стягивании германских войск из Триполи в направлении Эль-Агейлы, а 20 марта Уэйвелл сообщил, что, по-видимому, готовится наступление ограниченных масштабов и что положение на границе Киренаики внушает ему некоторое беспокойство. Если наши передовые части будут вытеснены со своих нынешних позиций, то им негде удержаться южнее Бенгази, так как местность там совершенно ровная. Однако проблемы снабжения и командования, видимо, лишают врага возможности предпринять какое-либо продвижение, кроме самого ограниченного. * * * Наступление Роммеля на Эль-Агейлу началось 31 марта. Генералу Ниму было приказано в случае сильного давления вести сдерживающие бои, отступая в район Бенгази, и прикрывать этот порт как можно дольше. Ему было дано разрешение в случае необходимости эвакуировать порт, предварительно разрушив его. Поэтому в течение последующих двух дней наша бронетанковая дивизия в Эль-Агейле, состоявшая фактически лишь из одной бронетанковой бригады и поддерживающих ее частей, медленно отступала. В воздухе противник имел большое превосходство. Итальянская авиация по-прежнему мало чего стоила, но, кроме нее, имелось около 100 германских истребителей и 100 пикирующих бомбардировщиков. 2 апреля одна из частей нашей 2-й бронетанковой дивизии была вытеснена из Аджедабии 50 вражескими танками и отступила к району Антелата, в 35 милях к северо-востоку. Дивизия получила приказ отступать к окрестностям Бенгази. Под ударами немцев наши бронетанковые силы были дезорганизованы и понесли серьезные потери. 3 апреля генерал Уэйвелл вылетел на фронт, а по возвращении сообщил, что значительная часть бронетанковой бригады разгромлена и дезорганизована превосходящими танковыми силами немцев. Это оставляло открытым левый фланг австралийской 9-й дивизии восточнее и северо-восточнее Бенгази. "Ее отступление может стать необходимым". Учитывая силы врага в Ливии, указывал он, австралийская 7-я дивизия не может отправиться в Грецию, а должна вместо этого двигаться к Западной пустыне. Английская 6-я дивизия, все еще не укомплектованная полностью, должна оставаться в резерве. "Это приведет к отсрочке наступления на Родос". Так от одного удара и почти за один день рухнул фланг в Пустыне, от которого зависели все наши решения. И без того небольшие экспедиционные силы, отправляемые в Грецию, были сильно сокращены. Захват Родоса, составлявший основную часть планов действий наших военно-воздушных сил в Эгейском море, стал невозможен. Был отдан приказ эвакуировать Бенгази. На север была послана боевая группа, чтобы прикрыть отступление австралийской 9-й дивизии, начавшееся рано утром 4 апреля. В то же время 3-я бронетанковая бригада должна была продвинуться к Эль-Мекили, чтобы сорвать всякую попытку врага помешать отступлению. В помощь бригаде были вызваны из Тобрука два полка индийской моторизованной бригады. * * * Уэйвелл выехал на фронт в Пустыне с намерением поручить командование О'Коннору. Этот офицер, который был в то время нездоров, доложил главнокомандующему, что лучше будет, если он не станет принимать командование от Нима в разгар сражения, а будет у него всегда под рукой, чтобы помогать Ниму своим знанием местности. Уэйвелл согласился. Однако такой порядок не дал хороших результатов и не удержался надолго. Ночью 6 апреля отступление из Бенгази было в полном разгаре. Австралийская 9-я дивизия отходила на восток по прибрежной дороге, и, чтобы избежать заторов, генерал Ним взял генерала О'Коннора в свою машину, и они поехали без всякого сопровождения по боковой дороге. В темноте они были неожиданно остановлены, и под дулом пистолетов германского патруля, просунутых в окна автомобиля, им не оставалось ничего другого, как сдаться в плен. Потеря этих двух храбрых генерал-лейтенантов, один из которых -- Ним -- был награжден "Крестом Виктории", а другой -- О'Коннор -- был в общем нашим самым опытным и удачливым командующим в Пустыне, была для нас очень тяжела. Днем 6 апреля на совещании в Каире, на котором присутствовали Уэйвелл, Иден, Дилл, Лонгмор и Кэннингхэм, обсуждался вопрос о том, где остановиться. Уэйвелл решил удержать, если возможно, Тобрук и вылетел туда утром 8 апреля в сопровождении австралийского генерала Лаверака, которого Уэйвелл временно назначил командующим. Иден и Дилл вылетели на родину, и военный кабинет с нетерпением ожидал их возвращения со всеми сведениями, которые они собрали в Афинах и Каире. Уэйвелл сообщил, что отход австралийской 9-й дивизии, по-видимому, совершается беспрепятственно, хотя 2400 итальянских военнопленных пришлось оставить в Барче. Но позже в тот же день он телеграфировал, что положение в Западной пустыне значительно ухудшилось. Противник продвинулся по дороге через Пустыню к Эль-Мекили, а 2-я бронетанковая дивизия потеряла много машин из-за поломок и воздушных налетов. 3-я бронетанковая бригада не представляла почти никакой ценности в боевом отношении. В это время я послал генералу Уэйвеллу следующее письмо: 7 апреля 1941 года "Вы наверняка должны быть в состоянии удержать Тобрук с его постоянными оборонительными сооружениями, возведенными итальянцами, по меньшей мере, пока (или если) противник не подтянет сильные артиллерийские части. Трудно поверить, что он сумеет это сделать в ближайшие несколько недель. Выставив заслон против Тобрука и продвинувшись к Египту, он подвергся бы большому риску, поскольку мы можем подвезти подкрепления морским путем и создать угрозу его коммуникациям. Поэтому Тобрук, видимо, такой пункт, который нужно удерживать до конца, не помышляя об отступлении. Буду рад узнать о Ваших намерениях". 8 апреля Уэйвелл вылетел в Тобрук и отдал приказ об обороне крепости. С наступлением ночи он вылетел в Каир. Мотор самолета отказал, и они совершили вынужденную посадку в темноте. Самолет был поврежден, и они вышли в открытую пустыню, совершенно не представляя, где находятся. Главнокомандующий решил сжечь свои секретные бумаги. После долгого ожидания показались огни автомобильных фар. К счастью, грозно приближавшийся к ним патруль оказался английским. В течение шести часов исчезновение Уэйвелла не без основания тревожило штаб в Каире. 10 апреля мы узнали об окончательном решении Уэйвелла удержать Тобрук. "Я предлагаю, -- указывал он, -- удержать Тобрук, разместить в районе Бардия, Эс-Саллум отряд, обладающий возможно большей подвижностью, чтобы защищать коммуникации и действовать против фланга или тыла врага, штурмующего Тобрук, и воссоздать старый план обороны в Мерса-Матрухе. Точно распределить силы так, чтобы выиграть время, не рискуя быть разбитыми, будет трудной задачей. Мои ресурсы весьма ограниченны, особенно в том, что касается моторизованных и бронетанковых войск и противотанкового и зенитного оружия. Все зависит от того, сколько у нас будет времени". * * * Отступление к Тобруку по прибрежной дороге было проведено успешно. В Эль-Мекили 6 апреля прибыл только штаб 2-й бронетанковой дивизии, потерявший всякую связь с подчиненными ему частями. 7 апреля этот штаб и два индийских моторизованных полка попали в окружение. Атаки были отбиты, а два ультиматума о сдаче, из них один подписанный Роммелем, отклонены. Некоторое число солдат пробилось, приведя с собой сотню немецких военнопленных, но значительное большинство было вынуждено отступить на территорию лагеря и там капитулировать. Пропавшая без вести 3-я бронетанковая бригада, у которой оставалось сейчас всего около дюжины танков, двинулась, по слухам, из-за нехватки бензина к Дерне и возле этого пункта вечером 6 апреля попала в засаду и была уничтожена. На протяжении всех этих операций германская авиация полностью господствовала в воздухе. Это в немалой степени способствовало успеху врага. 8 апреля ночью австралийцы достигли Тобрука, который к этому времени получил морем подкрепления в виде одной бригады австралийской 7-й дивизии из Египта. 12 апреля противник, среди передовых войск которого были части 5-й (легкой) танковой дивизии, одна итальянская танковая и одна пехотная дивизии, занял Бардию, но не сделал попытки прорвать оборонительные сооружения на египетской границе. Тяжелые броневики и мотопехота противника очень быстро огибали Тобрук и двигались к Бардии и Эс-Саллуму. Другие войска атаковали оборонительные укрепления Тобрука. Гарнизон в составе австралийской 7-й дивизии и небольшого бронетанкового отряда отбил две атаки, уничтожив большое количество вражеских танков. В связи с изменившейся обстановкой и потерей генералов Уэйвелл был вынужден следующим образом реорганизовать систему командования: крепость Тобрук -- генерал Морсхед; Западная пустыня -- генерал Бересфорд-Пэйрс; войска в Египте -- генерал Маршалл-Корнуолл; Палестина -- генерал Годвин-Остен. * * * Рассмотрев положение в целом на данный момент, когда на египетской границе и в Тобруке была, казалось, достигнута временная стабилизация, я направил начальникам штабов следующую директиву: Директива премьер-министра и министра обороны Война на Средиземном море 14 апреля 1941 года "1. Если немцы смогут по-прежнему снабжать свои войска, предназначенные для вторжения в Киренаику и Египет, через порт Триполи и по прибрежной дороге, они, несомненно, сумеют бросить против нас превосходящие танковые силы, что будет иметь весьма серьезные последствия. Если, с другой стороны, их коммуникации с Триполи из Италии и Сицилии будут прерваны, а прибрежная дорога между Триполи и Эль-Агейлой будет находиться под постоянной угрозой, то не исключено, что они и сами потерпят серьезное поражение. Отныне главная обязанность английского Средиземноморского флота под командованием адмирала Кэннингхэма -- останавливать всякое движение по морю между Италией и Африкой, максимально используя для этого надводные корабли, поддерживаемые, насколько это возможно, авиацией и подводными лодками. Ради этой важнейшей цели придется в случае необходимости пойти на тяжелые потери в линкорах, крейсерах и эсминцах. Гавань в Триполи нужно сделать непригодной к использованию, для чего следует периодически подвергать ее обстрелу и (или) блокированию и минированию. При этом следует позаботиться, чтобы минирование не мешало блокированию и обстрелам. Вражеские транспорты, следующие в Африку и из Африки, должны подвергаться нападениям наших крейсеров, эсминцев и подводных лодок при поддержке морской авиации и военно-воздушных сил. Каждый прорвавшийся конвой следует рассматривать как серьезную неудачу наших военно-морских сил. От приостановки этого движения зависит репутация королевского морского флота. Для означенных выше целей флот адмирала Кэннингхэма нужно укрепить настолько, насколько это понадобится. "Нельсон" и "Родней" с их покрытыми толстой броней палубами особенно пригодны для оказания сопротивления атакам германских пикирующих бомбардировщиков, которых не следует особенно опасаться. Как только представится возможность, с запада должны быть посланы дополнительные подкрепления крейсерами, минными заградителями и эсминцами. Нужно изучить вопрос об использовании "Центуриона" в качестве блокировочного судна, но для эффективного блокирования гавани Триполи стоило бы пожертвовать и линкором действующего флота. Когда флот адмирала Кэннингхэма получит подкрепления, адмирал сумеет создать две эскадры, которые могут поочередно через определенные промежутки времени обстреливать порт Триполи, особенно когда будет известно, что в гавани находятся торговые суда или военные транспорты. Чтобы контролировать морские коммуникации через Средиземное море, нужно базировать на Мальте достаточные военно-морские силы под прикрытием мальтийской авиации, которую следует полностью обеспечивать новейшими и лучшими истребителями, какие только в состоянии принять мальтийские аэродромы. Задача прикрытия истребительной авиацией военно-морских сил, удерживающих Мальту, должна считаться первоочередной по сравнению с использованием аэродромов бомбардировщиками, участвующими в налетах на Триполи. Необходимо приложить все усилия, чтобы защитить гавань Мальты с помощью различных реактивных снарядов (ракет), особенно воздушных торпед большой скорости, стрельба которыми производится усовершенствованными методами. Следующей по значению после порта Триполи является 400-мильная береговая дорога между Триполи и Эль-Агейлой. Надо, чтобы эта дорога подвергалась постоянным нападениям сил, высаженных с кораблей типа "Глен" специальными десантными средства ми. Для этой цели следует широко использовать "коммандос" и другие войска, собранные в Египте. Нужно изучить вопрос о захвате с моря отдельных пунктов и выбрать лучшие из них для быстрых действий. Здесь опять-таки придется пойти на потери, но в этой войне, цель которой не давать противнику ни минуты покоя, можно использовать небольшие отряды с тем, чтобы, если это возможно, отводить их через некоторое время. Если удастся доставить на берег хотя бы несколько легких или средних танков, они смогут ринуться вдоль дороги, уничтожая очень быстро колонны, значительно превосходящие их по своей численности. Нужно испробовать все возможные методы постоянного нападения на этот участок дороги и пойти на неизбежные потери. Все описанное выше носит крайне срочный характер, так как противник будет становиться все сильнее в воздухе, особенно, если его нападение на Грецию и Югославию увенчается успехом, как этого можно опасаться. Поэтому адмирал Кэннингхэм не должен ждать прибытия дополнительных линкоров точно так же, как не следует воздерживаться от использования кораблей типа "Глен" ради операции против Родоса. Тобрук решено оборонять всеми возможными силами. Но удержание Тобрука должно рассматриваться не как оборонительная операция. Тобрук нужно расценивать как неоценимое предмостное укрепление или исходный район для рейдов против вражеских коммуникаций. Нужно послать туда все необходимые подкрепления, как пехоту, так и бронемашины, чтобы сделать возможными активные и непрерывные рейды во фланги и тыл врага. Если оборону плацдарма удастся частично возложить на войска, не имеющие транспорта, это позволит организовать подвижной отряд, который послужит как резервом крепости, так и в качестве ударной силы. Это было бы большим преимуществом в случае, если бы противник предпринял что-либо вроде осады Тобрука и был вынужден подвезти для этой цели тяжелую артиллерию и обеспечить ее снабжение. 10. Главное же, генерал Уэйвелл должен вновь добиться превосходства над противником и уничтожать его небольшие отряды вместо того, чтобы подвергаться постоянным набегам с их стороны. Надо нападать при каждом удобном случае на вражеские патрули и смело использовать свои собственные. Небольшие английские отряды на броневиках, мотоциклах или, если представится такая возможность, пехотные части должны без колебаний нападать на отдельные танки, используя ручные гранаты. Важно завязывать даже небольшие перестрелки с врагом, чтобы заставить его расходовать свои боеприпасы, поставка которых должна быть очень трудным делом. 11. Необходимость использования английских военно-воздушных сил против коммуникаций врага или скоплений боевых машин достаточно очевидна, и о ней незачем упоминать". * * * Однако разгром нашего фланга в Пустыне именно тогда, когда мы были поглощены греческой операцией, был огромной катастрофой. В течение некоторого времени я оставался в полном недоумении относительно его причин и, как только наступило временное затишье, счел необходимым попросить у генерала Уэйвелла какого-то объяснения о том, что же произошло. Я побеспокоил его этой просьбой лишь 24 апреля. Уэйвелл ответил 25 апреля. Он указал, что, поскольку все старшие офицеры фактически пропали без вести и не могут объяснить свои действия или доводы, нужно остерегаться, дабы не осудить их несправедливо. Что весьма характерно, он взял ответственность на себя. Его доклад последовал в тот же день. Как он указывал в докладе, ему было известно, что штабам 2-й бронетанковой дивизии и 3-й бронетанковой бригады потребуется некоторое время, чтобы освоиться с условиями в Пустыне и войной в этих условиях. Он надеялся, что, прежде чем развернется серьезное наступление, у них будет по меньшей мере месячный период небольших стычек, который даст им время освоиться. В действительности наступление было предпринято прежде, чем они освоились, и начато по крайней мере на две недели раньше, чем это полагал возможным его штаб, исходя из факторов времени и пространства, но примерно теми силами, какие он предвидел. Он ожидал ограниченного продвижения к Аджедабии, и захваченные документы и заявления военнопленных подтверждают, что таковы и были намерения врага. Последующее использование противником своего первоначального успеха, который, как сейчас известно, явился для него полнейшей неожиданностью, стало возможным лишь из-за быстрого и прискорбного исчезновения 3-й бронетанковой бригады как боевой силы. Все доказывает, что наступление противника от Аджедабии было поспешной импровизацией. В нем принимало участие восемь небольших колонн, состоявших из германских и итальянских частей, причем некоторые из них оторвались от своей службы снабжения и их приходилось снабжать по воздуху. Наша 3-я бронетанковая бригада была импровизированным войсковым соединением, включавшим один полк крейсерских танков в плохом состоянии, один полк легких танков и один полк, оснащенный захваченными итальянскими средними танками. Если принять во внимание состояние боевых машин в конце кампании в Киренаике, то это было лучшее, что он мог выделить, чтобы придать войскам, отправлявшимся в Грецию, какие-то бронетанковые части. Если бы бригада была полностью укомплектована и имела больше времени сформироваться в качестве боевого соединения, она была бы в состоянии справиться с ожидавшимся сопротивлением. Далее он писал: "Я лишь перед самым наступлением немцев узнал о плохом состоянии материальной части полка крейсерских танков, на который мы главным образом рассчитывали. Часть этих танков пришла в негодность, еще не добравшись до фронта, а многие другие вышли из строя из-за поломок в самом начале боя. То же самое, видимо, произошло с другим полком крейсерских танков 2-й бронетанковой дивизии, который отправился в Грецию. Наши легкие танки были бессильны против германских танков, вооруженных пушками. Полк, оснащенный (захваченными) итальянскими танками, не имел времени привыкнуть к ним. Бронетанковой дивизии было приказано в случае нападения превосходящих сил постепенно отступать, чтобы сохранить свои силы, пока трудности снабжения не ослабят врага и не дадут возможности нанести контрудар. Это был мой приказ. Как выяснилось, это была ошибочная тактика. Немедленный контрудар по меньшей мере нанес бы противнику более серьезные потери и значительно задержал бы его. Он мог бы и совсем остановить противника. На деле же 3-я бронетанковая бригада фактически растаяла почти без боев во время отступления из-за поломок и административных неурядиц, а штаб 2-й бронетанковой дивизии, видимо, потерял управление. Отчасти это было вызвано неопытностью связистов... Посетив фронт после первого дня боев, я почувствовал необходимость в командующем, имеющем опыт войны в пустыне, и вызвал в помощь Ниму О'Коннора. К сожалению, оба эти генерала, как уже говорилось, во время отступления были взяты в плен патрулем вражеской колонны, проникшей к Дерне. Такова в общих чертах история катастрофического эпизода, главная ответственность за который лежит на мне. Очевидно, штабами 2-й бронетанковой дивизии и 3-й бронетанковой бригады были допущены ошибки во время отступления, но я надеюсь, что от суждения по этому поводу воздержаться до тех пор, пока главные участники не сумеют дать полный отчет и изложить причины своих действий. Им пришлось столкнуться со значительными трудностями. Боевой дух войск даже во время отступления и в условиях дезорганизации был, по-видимому, блестящим, и было много примеров хладнокровных и решительных действий". Я ответил: Премьер-министр -- генералу Уэйвеллу 28 апреля 1941 года "Весьма благодарен Вам за общее описание того, что произошло на западной границе. Нам, видимо, не повезло. Надеюсь, что впоследствии мы поправим дела. Желаю всего наилучшего". Глава двенадцатая ГРЕЧЕСКАЯ КАМПАНИЯ К концу марта стало очевидно, что в ближайшее время предстоит крупное передвижение итальянского флота, вероятно, к Эгейскому морю. Адмирал Кэннингхэм решил временно убрать с пути наши караваны, а сам с наступлением темноты 27 марта вышел из Александрии на "Уорспайте" в сопровождении линкоров "Вэлиант" и "Бархэм", авианосца "Формидебл" и девяти эсминцев. Легкие корабли в составе четырех крейсеров и четырех эсминцев под командованием вице-адмирала Придхэма-Уиппелла, находившегося тогда на Крите, получили приказ присоединиться к главнокомандующему на следующий день южнее острова. На заре 28 марта самолет с "Формидебла" сообщил о четырех вражеских крейсерах и шести эсминцах, шедших на юго-восток. В 7 часов 45 минут утра эти же корабли были замечены с флагманского крейсера "Орион". В состав итальянского соединения входило три крейсера, вооруженных 8-дюймовыми орудиями, тогда как на всех английских кораблях были установлены 6-дюймовые орудия. Но после получасовой безрезультатной перестрелки противник отступил, и английские крейсера пустились в погоню. Два часа спустя с "Ориона" заметили вражеский линкор "Витторио Венето", открывший огонь по "Ориону" с дистанции 16 миль. Роли снова переменились, и "Орион" вместе со своими крейсерами опять отступил к английскому линейному флоту, приближавшемуся полным ходом и находившемуся примерно в 70 милях. В действие вступили самолеты с "Формидебла". Они атаковали итальянский линкор, который тотчас же отошел на северо-запад. Тем временем наша авиационная разведка замет