Анатолий Федорович Кони. Автобиографический фрагмент
--------------------
Анатолий Федорович Кони. Автобиографический фрагмент (Мемуары) [1.07.07]
--------------------
Октябрьская революция застала меня в звании первоприсутствующего в
общем собрании кассационных департаментов сената и в должности члена
Медицинского совета, т. е. высшего врачебного учреждения в России. Когда
оба эти учреждения были упразднены, пришлось искать применения своих
душевных сил, знаний и опыта долгой жизни.
Поэтому я с особой готовностью откликнулся на предложение Первого и
Второго Петербургских университетов занять в них кафедру учения об
уголовном суде, а также Института живого слова о чтении в нем курса
ораторского искусства с участием и в практических занятиях по последнему.
Пятьдесят шесть лет назад я был оставлен при Московском университете
для приготовления к занятию кафедры уголовного права, вследствие
одобренного советом юридического факультета и напечатанного затем в
"Университетских известиях" моего кандидатского сочинения "О праве
необходимой обороны". Это соответствовало моим лучшим упованиям, тем более
что судебная реформа существовала еще лишь "im Werden" [в будущем, в
процессе становления, в теории (нем.)]. 1866 год разбил эти надежды, так
как предложенная посылка оставленных при университете за границу для
дальнейшей подготовки была отсрочена на неопределенное время вследствие
перемены в министерстве народного просвещения, когда место Головнйна занял
мрачной памяти граф Дмитрий Толстой, а руководивший за границей занятиями
молодежи незабвенный Н. И. Пирогов был отозван. Принять предложение
ректора Московского университета, профессора уголовного права Баршева
немедленно приступить к чтению лекций по общей части уголовного права,
несмотря на всю заманчивость этого предложения, я не считал себя
нравственно вправе, ибо не был достаточно подготовлен к изложению
самостоятельного курса, a "jurare in verba magistri" [Букв, "клясться
словами учителя" (лат.), т. е. пользоваться чужими знаниями либо
сведениями] не хотел. Ожидать времени, когда могли бы возобновиться
командировки, пребывая в "немом бездействии печали", мне было невозможно,
тем более что я мог ожидать в будущем новых затруднений, так как министром
внутренних дел Валуевым был возбужден вопрос о преследовании автора
"Необходимой обороны" по новому закону о печати, кончившийся тем, что
совету университета было объявлено замечание министра народного
просвещения за напечатание труда, содержащего зловредные мысли о праве
обороны против незаконного насилия власти и ее агентов.
Пришлось поступить на службу сначала в незадолго пред тем
преобразованный государственный контроль, где - к слову сказать - нашли
себе работу многие из тогдашних литераторов, - и затем в только что
открытые судебные установления и иметь счастье участвовать во введении
Судебной реформы в Петербургском, Московском, Харьковском и Казанском
судебных округах. По пути подчас очень трудного служения делу правосудия,
по крайнему своему разумению, мне пришлось два раза быть преподавателем
судопроизводства в Училище правоведения и в Александровском лицее. Но
многие условия и обстановка этих учреждений не давали мне забыть
несбывшуюся мечту о кафедре в университете перед свободными слушателями из
широкого моря житейского. Эта мечта меня не обманула.
Несмотря на многие условия переживаемого времени, сводящие у многих всю
мысль к "хлебу насущному" в буквальном смысле слова, я встретил в учащейся
молодежи обоего пола несомненную жажду знания и интерес к нему, причем не
раз пришлось испытывать отрадное чувство духовной связи лектора со
слушателями. Во Втором университете я читал с осени 1918-го по 1920 год, а
затем этот университет был упразднен. В коренном Петербургском
университете я читаю до последнего времени, причем с прошлого года мне
пришлось заменить и безвременно скончавшегося профессора Розина. Несмотря
на отрадное чувство, выносимое мною из аудитории, в 1919 году я был
поставлен в невозможность продолжать в ней мои чтения, так как застарелый
перелом ноги при падении из поезда Сестрорецкой железной дороги вызывает у
меня все более увеличивающуюся тяжелую хромоту, которая препятствует мне
безболезненно и свободно ходить пешком и вынуждает даже на короткие
расстояния и для подъема на лестнице запасаться двумя костыльками.
Отсутствие извозчиков и полная невозможность по моему физическому
состоянию втискиваться, висеть и выпихиваться при пользовании трамваем
заставили меня с грустью прийти к мысли покинуть мою аудиторию на далеком
от меня Васильевском Острове, о чем я объявил в 1919 году моим слушателям.
Однако совершенно неожиданно я получил уведомление, что, по распоряжению
Комиссариата просвещения, с целью облегчения моих поездок на отдаленные
расстояния для чтения лекций, мне будет присылаться по моему
предварительному заявлению лошадь. Оказалось, что мои слушатели обратились
в Комиссариат с письменною, а затем и словесною просьбою о доставлении им
возможности меня слушать предоставлением мне средств передвижения.
Трогательная необычность этого шага и, быть может, мое ошибочное мнение о
приносимой моими чтениями некоторой пользе побудили меня изменить мое
намерение покинуть университет, тем более что пользование таким средством
передвижения не было связываемо ни с какими ожидаемыми от меня
обязательствами.
В Институте живого слова я читаю с 1918 года теорию ораторского
искусства и историю этого искусства в России, имея, в особенности в
последний год, многочисленную аудиторию, из среды которой некоторые
слушательницы проявляли особую даровитость в искусстве владения живою
речью и ее постройкою. В этом же институте в течение 1919 и 1920 годов я
читал курс "этики общежития", повторив его затем в Доме просвещения при
Мурманской железной дороге и в сокращенном виде в Институте кооператоров.
Общие начала этики преподаются большею частью в виде отрывков из
истории философии и не особенно удерживаются в памяти, а между тем
неотложный труд и тревоги практической жизни требуют немедленного ответа
на возбуждаемые ею вопросы, ожидающие фактического разрешения в различных
областях деятельности. Поэтому я наметил и разработал особый курс под
общим названием "этики общежития". Он состоит из краткого обзора
нравственных учений выдающихся мыслителей и из посильного разрешения
вопросов, возникающих в областях: судебной (учение о поведении судебного
деятеля), врачебной (врачебная тайна, явка к больному, откровенность с
ним, гипноз, вивисекция и т. д.), экономической (различные источники
дохода), политической (свобода совести, веротерпимость, права отдельных
народностей и их языка и т. д.); в области общественного порядка
(развлечения и жестокие зрелища); литературы, искусства и театра; в
областях воспитания и личного поведения.
Одновременно с этим я читал лекции преимущественно по истории русской
литературы и по истории русского суда по приглашению разных
просветительных учреждений и в просветительных отделах Виндаво-Рыбинской
ж. д., библиотеки имени Григоровича и в доме имени Герцена, сопровождая
эти чтения моими личными воспоминаниями о Толстом, Некрасове, Достоевском,
Гончарове, Писемском, Апухтине, Соловьеве, Кавелине и Тургеневе. В школе
русской драмы пришлось прочесть несколько лекций по истории русского
театра в XIX веке и о выдающихся артистах второй его половины; а в Музее
театров на выставке в память Мартынова передать личные воспоминания о
великом артисте; предполагаю прочесть об И. Ф. Горбунове, скончавшемся 25
лет назад, когда осенью настоящего года будет открыта выставка в его
память. Рядом с этим я участвовал в устроенных Домом литераторов чтениях в
память Пушкина и скончавшегося недавно Венгерова и прочел ряд ежемесячных
публичных лекций до июля настоящего года в Доме литераторов и его
отделении в Физическом институте Петербургского университета и в Доме
искусства, между прочим, "о психологии памяти и внимании"; "о самоубийстве"
("Житейские драмы" и "Гамлетовский вопрос"); "о порче русского языка";
"об отношении Толстого к суду"; "о Мертвом доме и Сахалине" и "о русских
ораторах". Наконец, на Педагогических курсах в Аничковом дворце я читал в
1919 и 1921 годах лекции "о старом Петербурге"
и связанных с последним исторических и биографических воспоминаниях.
Могу еще упомянуть об отдельных чтениях по литературе - в Доме ученых и в
Невском народном университете, обслуживающем интересы пригородного
населения, которые, к большому моему сожалению, мне не пришлось продолжать
за чрезмерною дальностью расстояния, а также о ряде чтений в Тенишевском
зале и др.
Из письменных работ мною написаны некрологи Гиршмана, Давыдова,
Молчанова, Полонской, Евгения Трубецкого и др.; предисловие к изданию
"Тургенев и Савина"; статьи для двух педагогических журналов; отрывок из
моих мемуаров о "Петре IV" (графе П. А. Шувалове) в "Голосе минувшего" и о
законе 19 мая 1871 года в журнале "Дела и дни".
Для будущего издания III и IV томов моей книги "На жизненном пути",
если ему суждено состояться при моей жизни, я приготовил в окончательном
виде материалы - значительно дополнил отдельное издание биографии Ф. П.
Гааза и оканчиваю обработку моих воспоминаний о деле Засулич и об
исследовании крушения царского поезда в 1888 году в Борках.
Должен сказать, что, ввиду моего возраста (около 78 лет) и нередких
сердечных припадков, упомянутая выше работа вызывает у меня сильное
утомление, но как результат вынесенных из долгой жизни "ума холодных
наблюдений и сердца горестных замет" доставляет мне нравственное
удовлетворение и наполняет содержанием мою личную жизнь, давая возможность
переносить некоторые ее грустные стороны.
В заключение, подражая английскому юмористу, к сожалению, вынужден
прибавить, что известия некоторых зарубежных и русских газет о моей смерти
лишены достоверности, а сопровождающие их, как мне говорили, некрологи
несколько преждевременны.
(Автобиографический фрагмент)
Впервые напечатано в "Вестнике литературы" (Пг. - 1921. - Э 9)
Составление, вступительная статья и примечания Г. М. Миронова и Л. Г.
Миронова
Художник М. 3. Шлосберг
Кони А. Ф.
К64 Избранное/Сост., вступ. ст. и примеч. Г. М. Миронова и Л. Г.
Миронова. - М.: Сов. Россия, 1989. - 496 с.
В однотомник замечательного русского и советского писателя, публициста,
юриста, судебного оратора Анатолия Федоровича Кони (1844 - 1927) вошли его
избранные статьи, публицистические выступления, описания наиболее
примечательных дел и процессов из его богатейшей юридической практики.
Особый интерес вызывают воспоминания о деле Веры Засулич, о литературном
Петербурге, о русских писателях, со многими из которых Кони связывала
многолетняя дружба, воспоминания современников о самом А. Ф. Кони. Со
страниц книги перед читателем встает обаятельный образ автора, истинного
российского интеллигентадемократа, на протяжении всей жизни превыше всего
ставившего правду и справедливость, что и помогло ему на склоне лет
сделать правильный выбор и уже при новом строе отдать свои знания и опыт
народу.
К --------------- 80-89 PI
М-105(03)89
Анатолий Федорович Кони
ИЗБРАННОЕ
Редактор Т. М. Мугуев
Художественный редактор Б. Н. Юдкин
Технические редакторы Г. О. Нефедова, Л. А. Фирсова
Корректоры Т. А. Лебедева, Т. Б. Лысенко
Сдано в набор 02.02.89. Подп. в печать 14.09.89. Формат 84Х108/32.
Бумага типографская Э 2.
Гарнитура обыкновенная новая. Печать высокая. Усл. печ. л. 26,04. Усл.
кр.-отт. 26,04. Уч.- изд. л. 30,22. Тираж 750000 экз. (5-й завод
620001-750000 экз.) Зак. 2995 Цена 5 р. 40 к.
Изд. инд. ЛХ-245.
Ордена "Знак Почета" издательство "Советская Россия" Госкомиздата
РСФСР. 103012, Москва, проезд Сапунова, 13/15.
Калининский ордена Трудового Красного Знамени полиграфкомбинат детской
литературы им. 50-летия СССР Госкомиздата РСФСР. 170040, Калинин, проспект
50-летия Октября, 46.
OCR Pirat
Last-modified: Mon, 26 May 2003 05:50:04 GMT