21 июня 1941 г., накануне дня начала Великой Отечественной войны восьмиклассник Коля Брусенцов был в Днепропетровске, участвовал в олимпиаде молодых музыкантов - дирижировал хором, исполнявшим его песню о дзержинцах. Все прошло замечательно.

А утром 22-го его и остальных, приехавших из Днепродзержинска, срочно отправили домой. Уже дома услышал по радио выступление Молотова. Запомнились слова "Победа будет за нами" и Богатырская симфония Бородина, зазвучавшая вслед за ними.

Так закончилось детство Николая.

Он родился 7 февраля 1925 г. на Украине в городе Каменское (теперь Днепродзержинск). Отец, Петр Николаевич Брусенцов - сын рабочего железнодорожника, окончил рабфак, а в 1930 году - Днепропетровский химический институт. Участвовал в строительстве Днепродзержинского коксохимического завода. Умер в 1939 году в возрасте 37 лет.

Мать, Мария Дмитриевна (урожденная Чистякова), заведовала детским садом при заводе, где работал муж. Молодая женщина стойко вынесла тяжелый удар. Надо было позаботиться о троих детях. Николай был старшим из братьев. Младшему шел всего второй год. Не успели оправиться, как началась война. Начались бомбежки. Рядом с домом вырыли щели и прятались в них при налетах. Детский сад, где работала мать, вместе с Днепродзержинским коксохимическим заводом эвакуировали в Оренбургскую область. Урал встретил сорокаградусными морозами. Эвакуированные жили вначале в палатках, потом соорудили саманные бараки. Строили Орско-Халиловский металлургический комбинат. Николай работал учеником столяра. Весной 42-го года во время разлива реки Урал саманный барак, в котором жила семья Брусенцовых, оказался под водой, и они лишились остатков имущества.

И все-таки он не бросил учебу. Зимой посещал девятый класс вечерней школы в г. Новотроицке, а летом поехал в Екатеринбург (тогда Свердловск) и поступил в находившуюся там в эвакуации Киевскую консерваторию на факультет народных инструментов.

Через полгода - в феврале 1943 г., когда исполнилось 18 лет, его призвали в армию и послали на курсы радистов в том же Свердловске, а еще через полгода направили в 154-ю стрелковую дивизию, где он стал радистом в отделении разведки 2-го дивизиона 571-го артиллерийского полка. Дивизия находилась на переформировании под Тулой. Через две недели ее направили под Невель, где наши части находились в полуокружении. Ему запомнились слова немецкой листовки: "Вы в кольце, и мы в кольце, посмотрим, что будет в конце". До декабря 1943 г. дивизия занимала оборону, а потом вместе с остальными частями перешла в наступление и вышла к Витебску. Дивизион, в котором служил Николай, участвовал в неудачном наступлении на город. На болотистой местности гаубицы дивизиона при стрельбе погружались в болотную, жижу, и стрельба становилась невозможной. Прекратился подвоз продуктов. Есть было нечего. Ноги Николая от холодной болотной воды распухли и покрылись волдырями. В одном из боев ему под ноги упала мина, но, к счастью, не разорвалась. "По семейному преданию, мама меня родила "в рубашке", - сказал Николай Петрович, рассказывая об этом. Потом было легче - успешные наступательные бои в Белоруссии, в Прибалтике, Восточной Пруссии. Молодого солдата - вчерашнего школьника наградили медалью "За отвагу" и орденом Красной Звезды. Из тех 25 восемнадцатилетних ребят, что в августе 1943 г. пополнили дивизию, к тому времени осталось пятеро... Здесь, за Кенигсбергом, Брусенцов встретил запомнившийся на всю жизнь день Победы.

После демобилизации он вернулся в Днепродзержинск и устроился на завод, где раньше работал отец. В 1946 г., когда его отчима перевели в Калинин, он вместе со своей семьей переехал в этот город. Начал учиться в музыкальной школе и школе рабочей молодежи одновременно. В 1948 г. окончил десятый класс, получив аттестат отличника, и по совету товарища-москвича подал заявление на радиотехнический факультет Московского энергетического института. На вопрос, почему решил вместо музыки заняться радиотехникой, а потом вычислительной техникой, он ответил: "Я не мечтал стать ни композитором, ни творцом вычислительных машин, ни кем-либо еще. Странно, но мне никогда не приходило в голову делать что-либо ради успеха или выгоды. Пожалуй, главным, если не единственным, что двигало мной, было стремление сделать то, за что взялся, как можно совершеннее. Когда это удавалось, я испытывал (и испытываю) удовлетворение, а иногда и радость. У меня не было музыкальных способностей. Помню, как в Свердловске профессор продемонстрировал мне 6-летнего мальчика, безошибочно называвшего ноты, "извлекаемые" из рояля. Я не умел - не было абсолютного слуха. Страстного стремления стать музыкантом, похоже, тоже не было: когда ходил в 1-й или 2-й класс школы, родители затеяли обучить меня игре на фортепьяно, но ничего не вышло, а от скрипки я отказался, не пробуя. Правда, попросил приобрести пионерский горн, самостоятельно освоил этот инструмент и стал неплохим горнистом. Охота к музыке появилась только в 5-м классе, играл на балалайке и домре в школьном оркестре. Подтолкнули к этому украинские песни ("Посiяла огiрочки", "Iхали козаки", "I шумить, i гуде", музыка Глинки, которую и теперь боготворю, как и песни) и наш школьный музыкальный учитель П.П. Шпитяк, который не завлекал, а лишь показывал, как надо делать. Так что никакой мечты не было: понравилась песня - подобрал и играю, попробовал свою сочинить - тоже получилось и другим понравилась - поют. В Днепропетровске песня о дзержинцах исполнялась хором в сопровождении оркестра народных инструментов, - всего нас приехало около ста человек, собранных из нескольких школ. Помню лишь, что в общежитии после концерта мы долго не могли уснуть, швыряя друг в друга подушками".

Набор студентов в институт уже закончился, но он добился своего. Медкомиссию при приеме каким-то образом обошел, зная, что у него начался туберкулез. Но на первом курсе это открылось, и его хотели исключить из института. Послали в районную поликлинику для заключения о возможности продолжать учебу. Повезло на врача. Узнав в чем дело, доктор сказал: "Мой сын лишился одного легкого и прекрасно учится. Значит и вам это не противопоказано!".

Первый год учебы он не столько учился, сколько спал, пытаясь сном и лекарствами победить начавшуюся болезнь, и ему это удалось! Когда здоровье поправилось, он не только наверстал упущенное, но и стал одним из самых успевающих студентов. Вместе с ним учился М.А. Карцеа В общежитии их комнаты были рядом. Карцев занимался самозабвенно, не считаясь со здоровьем, за год кончил два курса института, но к концу учебы нажил туберкулез, которым заболевали в то время многие из студентов МЭИ.

Радиотехника очень увлекла Брусенцова. В ней было что-то от музыки - стройность теоретических выводов, возможность проектировать радиосхемы с нужными свойствами. Только палочку дирижера заменяли карандаш или ручка, которыми записывались формулы или делались расчеты.

Но главным было стремление овладеть ею, чтобы понять, как можно улучшить то громоздкое и тяжелое радиооборудование, с которым так Нелегко приходилось работать на войне. Радиотехнический факультет предоставлял для этого реальную возможность. "Не только я, но и Карцев, Матюхин, Легезо, Александриди обязаны своими успехами нашим превосходным учителям, в особенности таким как физик Ю.М. Кушнир, радиотехники В.А, Котельников, СИ. Евтянов, Н.С. Свистов, радиолокаторщик Ю.Б. Кобзарев, антешцики А.Н. Казанцев, Г.З. Айзенберг, а также Б.В. Пестряков - конструктор навигационной самолетной аппаратуры и той радиостанции, которая была моим оружием на войне, - писал мне Брусенцов. - Говорили, кому Б.В. поставит "4", тот конструктором будет, а я могу похвалиться, что получил у него "5".

Учась на последнем курсе и готовя дипломный проект, Брусенцов столкнулся с необходимостью расчета сложных таблиц, освоил численные методы вычислений и составил таблицы дифракции на эллиптическом цилиндре (известны как таблицы Брусенцова). Так закладывался фундамент для его последующей работы в области вычислительной техники.

В 1953 г. после окончания института Н.П. Брусенцова направили на работу в СКВ при Московском университете, пообещав помощь в получении жилья. СКВ только становилось на ноги. Разработки носили случайный характер. Вначале Брусенцову поручили разработать ламповый усилитель нового типа. С задачей он справился, но удовлетворения от этой работы не получил, а в перспективе ничего интересного не было.

Николай Петрович Брусенцов (60-е гг.)

"Поплакался" Карцеву, работавшему в лаборатории И.С. Брука. Тот пригласил посмотреть уже работавшую ЭВМ М-2. Машина буквально покорила Брусенцова, впервые увидевшего новое и столь многообещающее техническое средство. На его счастье, ЭВМ М-2 заинтересовался СЛ. Соболев. Он договорился о передаче машины университету. Брусенцова направили в лабораторию Брука осваивать М-2, чем он и занялся с огромным желанием. Но случилось непредвиденное. На выборах в Академию наук СССР Соболев проголосовал за кандидатуру С.А. Лебедева (в академики), а не И.С. Брука. Исаак Семенович обиделся и отменил передачу М-2 университету.

По словам Брусенцова, С.Л. Соболев, узнав об этом, сказал: "Может, это к лучшему. Надо при создаваемом ВЦ МГУ организовать проблемную лабораторию по разработке ЭВМ для использования в учебных заведениях". И добился перевода Брусенцова на механико-математический факультет.

Вспоминая свое первое знакомство с Соболевым, Н.П. Брусенцов говорил мне "Когда я вошел в кабинет Сергея Львовича, то меня словно озарило солнечным светом при взгляде на его открытое, доброе лицо. Мы сразу нашли взаимопонимание, и я благодарен судьбе, что она свела меня с этим изумительным человеком, блестящим математиком, широко эрудированным ученым, одним из первых понявших значение ЭВМ".

Соболев загорелся идеей создания малой ЭВМ, пригодной по стоимости, размерам, надежности для институтских лабораторий. Организовал семинар, в котором участвовали М.Р. Шура-Бура, К.А. Семен-дяев, Е.А. Жоголев и, конечно, сам Сергей Львович. Разбирали недостатки существующих машин, прикидывали систему команд и структуру (то, что теперь называют архитектурой), рассматривали варианты технической реализации, склоняясь к магнитным элементам, поскольку транзисторов еще не было, лампы сходу исключили, а сердечники и диоды можно было достать и все сделать самим. На одном из семинаров (23 апреля 1956 г.) с участием Соболева задача создания малой ЭВМ была поставлена, сформулированы основные технические требования. Руководителем и вначале единственным исполнителем разработки новой ЭВМ был назначен Брусенцов. Заметим, что речь шла о машине с двоичной системой счисления на магнитных элементах.

Соболев договорился с Л.И. Гутенмахером, в лаборатории которого в ИТМ и ВТ АН СССР к этому времени была создана двоичная ЭВМ на магнитных элементах, о стажировке Брусенцова в его лаборатории.

Авторитет Соболева "открыл двери" закрытой для всех лаборатории. "Мне показали машину и дали почитать отчеты, которые в электротехническом отношении, на мой взгляд, оказались весьма слабыми, - вспоминает Н.П. Брусенцов. - Например, одна из главных проблем - подавление "возврата информации" в феррит-диодных регистрах, как нетрудно было подсчитать, вообще была надуманной; практически не использовались пороговые возможности элементов. Но главное, что мне бросилось в глаза, - каждый второй ферритовый сердечник не работал, а использовался для "компенсации помех", которая в том исполнении принципиально не могла быть достигнута ни при каком подборе характеристик сердечников, чем только и занимались, выбрасывая в брак до 90% тороидов. Разобравшись в этих заблуждениях, я легко нашел схему, в которой работают все сердечники, но не одновременно, что и требовалось для реализации троичного кода. О достоинствах этого кода я, конечно, знал из книг, в которых ему уделяли тогда значительное внимание. Впоследствии я узнал, что небезызвестный американский ученый Грош ("закон Гроша") интересовался троичной системой представления чисел, но до создания троичной ЭВМ в Америке дело не дошло".

Именно тогда у него возникла мысль использовать троичную систему счисления. Она позволяла создать очень простые и надежные элементы, уменьшала их число в машине в семь раз по сравнению с элементами, используемыми Л.И.Гутенмахером. Существенно сокращались требования к мощности источника питания, к отбраковке сердечников и диодов, и, главное, появлялась возможность использовать натуральное кодирование чисел вместо применения прямого, обратного и дополнительного кода чисел (см. Приложение 15).

После стажировки он разработал и собрал схему троичного сумматора, который сразу же и надежно заработал. С.Л. Соболев, узнав о его намерении создать ЭВМ с использованием троичной системы счисления, горячо поддержал замысел и позаботился о том, чтобы помочь молодыми специалистами. Изобрести сумматоры, счетчики и прочие типовые узлы не составило особого труда для Брусенцова: "Летом 1957 г. на пляже в Новом Афоне все детали были прорисованы в тетрадке, которую я захватил с собой, - вспоминает он. - Следующим летом мы с Карцевым плавали до Астрахани на теплоходе, но рисовать мне было уже нечего".

В 1958 г. сотрудники лаборатории (к этому времени их набралось почти 20 человек) своими руками изготовили первый образец машины.

ЭВМ "Сетунь". Опытный образец

Какова же была их радость, когда всего на десятый день комплексной наладки ЭВМ заработала! Такого в практике наладчиков разрабатываемых в те годы машин еще не было! Машину назвали "Сетунь" - по имени речки неподалеку от Московского университета.

Характеризуя роль участников создания "Сетуни", Н.П. Брусенцов писал: "Инициатором и вдохновителем всего был, конечно, Соболев. Он же служил примером того, как надо относиться к людям и к делу, непременно участвуя в работе семинара, причем в качестве равноправного члена, не более. В дискуссиях он не был ни академиком, ни Героем соцтруда, но только проницательным, смышленым и фундаментально образованным человеком. Всегда добивался ясного понимания проблемы и систематического, надежно обоснованного решения. "Кустарщина" - было одним из наиболее ругательных его слов. К сожалению, золотой век участия Соболева в нашей работе закончился в начале 60-х годов с его переездом в Новосибирск. Все дальнейшее стало непрерывной войной с ближним и прочим окружением за право заниматься делом, в которое веришь.

Е.А. Жоголев был нашим "главным программистом", а по существу, именно вдвоем с ним мы разрабатывали то, что впоследствии стало называться архитектурой машины. Он знал, чего хотел бы от машины программист, а я прикидывал, во что это обойдется, и предлагал альтернативные варианты. Когда же приняли троичную систему, то архитектурные проблемы радикально упростились, - важно было только не намудрить, но наш семинар с Соболевым, Семендяевым и Шурой-Бурой разносил мудрствования в пух и прах.

Достоинства Жоголева намного превосходили его слабости. Он был подлинным генератором оригинальных идей и настойчиво продвигал их в практику. Достаточно указать такую его идею, как программирование на основе польской инверсной записи (ПОЛИЗ), благодаря которой "Сетунь" в весьма сжатые сроки и при минимальных программистских ресурсах (в группе Жоголева единовременно работало 5-7 человек) была оснащена вполне удовлетворительной по тем временам, добротной и, прямо скажем, блестящей системой программирования и набором типовых программ, таких как всевозможная обработка экспериментальных данных, линейная алгебра, численное интегрирование и тл, что было важнейшим условием быстрого и продуктивного освоения машины пользователями. К сожалению, работа эта так и не была вознаграждена. Сам Жоголев, правда, получил серебряную медаль ВДНХ, но - как разработчик машины.

Как собирали первый экземпляр "Сетуни"? Во-первых, троичная машина оказалась намного регулярней и гармоничней, чем двоичные, поэтому проектирование ее не было мучительным и в проекте практически не было ошибок. На последнем этапе исправления потребовала только схема нормализации, а все прочее пошло сходу. Во-вторых, логические пороговые элементы были в такой степени отработаны и исследованы на физическом уровне, что дальнейшее построение из них устройств производилось по четко установленным правилам, не затрагивая более вопросов технической реализации. В-третьих, требования к существенным характеристикам всех деталей, элементов, узлов и блоков были четко определены и строго контролировались на соответствующих этапах изготовления при помощи специально разработанных для этого стендов, сравнительно простых, но проверяющих именно те параметры, от которых зависела правильность и надежность функционирования. Все это вместе создало условия, в которых ошибки своевременно устранялись на самых ранних стадиях, а необходимость переделок была сведена к минимуму. Работа была проделана в короткие сроки и необыкновенно малыми силами. Осенью 1956 г., когда возникла идея троичного кода, в лаборатории было, кроме меня самого, два выпускника физфака МГУ (С.П. Маслов и В.В. Веригин), два выпускника факультета ЭВПФ МЭИ (В.С. Березин и Б.Я. Фельдман) и 5 техников или лаборантов, в большинстве подготовленных мной из учившихся до того специальностям электрика или механика. К концу 1958 г, когда машина стала функционировать, число сотрудников лаборатории приближалось к 20. Механические работы по изготовлению блоков, стоек, а также плат, на которых монтировались элементы, выполнялись по нашим эскизам в мастерской ВЦ и отчасти в мастерских физического факультета. Кроме того, первый вариант ЗУ на магнитном барабане был разработан по нашим спецификациям отделом Л.С Легезо, работавшим в тесном контакте с нами. Впоследствии это устройство с несерийным барабаном на базе гироскопа с ламповой электроникой было заменено магнитно-полупроводниковым блоком с барабаном от машины "Урал".

Производственный процесс был организован так. Все мы работали в одной комнате площадью около 60 кв. м , уставленной лабораторными столами, на которых находились полученные по протекции Соболева списанные осциллографы ИО-3 и источники питания УИП-1. Все прочее проектировали и строили сами - стенды для исследования и сортировки ферритов, диодов, проверки ячеек, блоков. Рабочий день начинался "зарядкой": каждый сотрудник лаборатории, не исключая заведующего, получал пять ферритовых сердечников диаметром три миллиметра, предварительно проверенных на стенде, и при помощи обычной иголки наматывал на каждый пятьдесят два витка обмотки. Затем эти сердечники использовались лаборантами и техниками, которые наматывали на них обмотку питания и управляющие обмотки с меньшим числом витков (5 и 12 соответственно), монтировали ячейку на плате, припаивали диоды, проверяли кондиционность параметров, проставляли маркировку и личное клеймо контролера. Затем ячейки устанавливались в блоках (до 15 штук), и производился монтаж сигнальных и питающих проводов по монтажной схеме. Далее на стенде проверялась выполняемая блочком логическая функция (сумматор, дешифратор, распределитель управляющих импульсов того или иного типа...). Блочки устанавливались в блок, и проверялись функции, выполняемые блоком. Наконец, блоки устанавливались в стойку, выполнялся и проверялся межблочный монтаж жгутов. После этого, как правило, все работало, а если что-то не так, то обнаружить и исправить было сравнительно легко.

Внутри лаборатории функции распределялись так. Запоминающими устройствами занимались СП. Маслов и В.В. Веригин, к которым позднее подключилась поступившая к нам Н.С. Карцева (жена М.А. Карцева, окончившая вместе с ним наш РТФ МЭИ); управлением внешних устройств занималась А.М. Тишулина, выпускница ЭВПФ МЭИ. выполнившая в нашей лаборатории дипломную работу по созданию устройства быстрого умножения. Дипломники из МЭИ, МВТУ, МИФИ, МИЭМ, Лесотехнического института и др. работали в лаборатории регулярно и немало делали, надеюсь, не без пользы для себя. В.П. Розин, окончивший физфак МГУ по ядерной физике, достался нам в качестве лаборанта, которому не находилось применения, однако он явился для меня надежной опорой в ответственнейшем деле бездефектного изготовления элементов, включая отбраковку ферритовых сердечников и дирдов".

Постановлением Совмина СССР серийное производство ЭВМ "Сетунь" было поручено Казанскому заводу математических машин. Первый образец машины демонстрировался на ВДНХ. Второй пришлось сдавать на заводе, потому что заводские начальники при помощи присланной из Минрадиопрома комиссии пытались доказать, что машина (принятая Межведомственной комиссией и успешно работающая на ВДНХ) неработоспособна и не годится для производства. "Пришлось собственными руками привести заводской (второй) образец в соответствие с нашей документацией, - вспоминает Брусенцов, - и на испытаниях он показал 98% полезного времени при единственном отказе (пробился диод на телетайпе), а также солидный запас по сравнению с ТУ по климатике и вариациях напряжения сети. 30.11.61 г. директор завода вынужден был подписать акт, положивший конец его стараниям похоронить неугодную машину".

ЭВМ "Сетунь". Промышленный образец

Желания наладить крупносерийное производство у завода не было, выпускали по 15-20 машин в год. Вскоре и от этого отказались: "Сетунь" поставляли за 27,5 тыс. руб., так что смысла отстаивать ее не было - слишком дешева. Тот факт, что машины надежно и продуктивно работали во всех климатических зонах от Калининграда до Магадана и от Одессы и Ашхабада до Новосибирска и Якутска, причем, без какого-либо сервиса и, по существу, без запасных частей, говорит сам за себя. Казанский завод выпустил 50 ЭВМ "Сетунь", 30 из них работали в высших учебных заведениях СССР.

К машине проявили значительный интерес за рубежом. Внешторг получил заявки из ряда стран Европы, не говоря уж о соцстранах Но ни одна из них не была реализована.

В 1961-1968 гг. на основе опыта "Сетуни" Брусенцов вместе с Жоголевым разработали архитектуру новой машины, названной затем "Сетунь-70". Алгоритм ее функционирования был с исчерпывающей полнотой записан на несколько расширенном "Алголе-60" (за рубежом подобное делали затем на специально изобретаемых языках описания архитектуры, например, на ISP). Это описание заведующий ВЦ МГУ И.С. Березин утвердил в 1968 г. в качестве ТЗ на машину. Оно задавало инженерам предписание того, какую машину надлежит сделать, а программисты имели точное до битов описание, позволявшее заблаговременно создавать для нее программное оснащение, готовить эмуляторы ее архитектуры на имевшихся машинах и т.д. Было намечено, что к 1970 г лаборатория Брусенцова создаст действующий образец, а отдел Жоголева - систему программного обеспечения. "Сроки были в обрез, но в апреле 1970 г. образец уже действовал, - писал Н.П. Брусенцов. - Работал он на тестах, которые мне пришлось написать самому, потому что Жоголев не сделал по своей части буквально ничего. Он увлекся другой работой в сотрудничестве с Дубной. Машину мы все же "оседлали", помог программист из команды Жоголева - Рамиль Альварес Хосе, а еще через год, "слегка" модернизировав "Сетунь-70", сделали ее машиной структурированного программирования. (Об этом подробно см. статью Н.П. Брусенцова и др. в сборнике "Вычислительная техника и вопросы кибернетики" вып. 15. МГУ, 1978; там же - о преимуществах троичности. - Прим. авт.).

Машина задумана так, что обеспечивалась эффективная возможность ее программного развития. Теперь это называют RISC-архитектурой. Троичность в ней играет ключевую роль. Команд в традиционном понимании нет - они виртуально складываются из слогов (слоги-адреса, слоги-операции, длина слога - 6 тритов, иначе; трайт - троичный аналог байта). Длина и адресность команд варьируются по необходимости, начиная с нульадресной. На самом деле программист не думает о командах, а пишет в постфиксной форме (ПОЛИЗ) выражения, задающие вычисления над стеком операндоа Для процессора эти алгебраические выражения являются готовой программой, но алгебра дополнена операциями тестирования, управления, ввода-вывода. Пользователь может пополнять набор слогов своими операциями и вводить (определять) постфиксные процедуры, использование которых практически не снижает быстродействия, но обеспечивает идеальные условия для структурированного программирования - то, чего не обеспечил Э. Дейкстра, провозглашая великую идею. Результат - трудоемкость программ уменьшилась в 5-10 раз при небывалой надежности, понятности, модифицируемости и т.п, а также компактности и скорости. Это действительно совершенная архитектура и к ней все равно придут".

К сожалению, лаборатория Н.П. Брусенцова после создания машины "Сетунь-70" была лишена возможности, а точнее - права заниматься разработкой компьютеров и выселена из помещений ВЦ МГУ на чердак студенческого общежития, лишенный дневного света. Создание ЭВМ - не дело университетской науки, так полагало новое начальство. Первое детище Брусенцова - машина "Сетунь" (экспериментальный образец, проработавший безотказно 17 лет) была варварски уничтожена, - ее разрезали на куски и выбросили на свалку. "Сетунь-70" сотрудники лаборатории забрали на чердак и там на ее основе создали "Наставник" - систему обучения с помощью компьютера. "Наставником" занялись по рекомендации Б.В. Анисимова, который был тогда заместителем председателя НТС Министерства высшего образования СССР. Выслушав Брусенцова, он сказал ему: "Займитесь обучением с помощью компьютера, этого никто не запретит".

"Мне, конечно, было горько от того, что нас не поняли, но затем я увидел, что это нормальное положение в человеческом обществе, и что я еще легко отделался, - с горьким юмором написал Брусенцов. - А вот Уильям Оккам, проповедовавший трехзначную логику в XIII веке, с большим трудом избежал костра и всю жизнь прожил изгоем. Другой пример - Льюис Кэррол, которому только под личиной детской сказки удалось внедрить его замечательные находки в логике, а ведь эта наука до сих пор их замалчивает и делает вид, что никакого Кэррола не было и нет. Последний пример, показывающий, что и в наши дни дело обстоит так же (если не хуже), - Э. Дейкстра, открывший (в который раз!) идеи структурирования. Сколько было шума - конференция НАТО, сотни статей и десятки монографий, "структурированная революция" бушевала едва ли не 20 лет, а теперь опять все так, будто ничего и не было.

Полноценная информатика не может ограничиться общепринятой сегодня по техническим причинам двоичной системой - основа должна быть троичной. Как-то я встретился с Глушковым и попытался поговорить об этом. Как истинный алгебраист Глушков сказал тогда, что вопрос о том, включать пустое или не включать, давно решен: включать! Но в действительности все не так просто. Современные математики, в особенности Н. Бурбаки, в самом деле считают, что Аристотель не знал "пустого", поэтому его логика несовместима с математической логикой и математикой вообще. Если бы они почитали Аристотеля, то могли бы узнать, что именно им введено не только это понятие, но и буквенные обозначения переменных и прочих абстрактных сущностей, которыми кормится современная математика, не всегда осознавая их смысл. Оказалось, что Аристотель за 2300 лет до появления компьютеров и расхожего теперь термина "информатика" не только заложил достоверные основы этой науки (у него это называлось "аналитика", "диалектика", "топика", "первая философия"), но и поразительно эффективно применил ее методы к исследованию таких областей как этика, поэтика, психология, политика, о чем мы со своими ЭВМ пока и мечтать боимся.

Отдельные примеры алгебраизации (достоверной) аристотелевской логики я опубликовал в виде статей "Диаграммы Льюиса Кэррола и аристотелева силлогистика" (1977 г.), "Полная система категорических силллогизмов Аристотеля" (1982 г.).

У меня налицо убедительные доказательства верности открытого пути. С какой легкостью была создана "Сетунь", как просто ее осваивали и продуктивно применяли пользователи во всех областях, и как они плевались, когда пришлось переходить на двоичные машины. Наивысшее достижение сегодня - RISC-архитектура - машины с сокращенным набором команд (типично - 150 команд), но где им до "Сетуни", у которой 24 команды обеспечивали полную универсальность и несвойственные RISC эффективность и удобство программирования! Истинный RISC может быть только троичным.

В сущности мы его уже сделали, это "Сетунь-70" - машина, в которой неизвестные в то время (1966-1968 гг.) RISC- идеи счастливо соединились с преимуществами трехзначной логики, троичного кода и структурированного программирования Э. Дейкстры, реализованного как наиболее совершенная и эффективная его форма - процедурное программирование в условиях двухстековой архитектуры. Впоследствии на этой основе была создана реализуемая на имевшихся двоичных машинах диалоговая система структурированного программирования ДССП, а в ней множество высокоэффективных, надежных и поразительно компактных продуктов, таких как "Наставник", кросс-системы программирования микрокомпьютеров, системы разработки технических средств на базе однокристальных микропроцессоров, системы обработки текстов, управления роботами-манипуляторами, медицинский мониторинг и многое другое.

Сейчас мы развиваем ДССП в "процедурный ЛИСП". Известно, что ЛИСП - единственный язык, на котором можно сделать все: от управления простейшими системами до проблем искусственного интеллекта и логического программирования. Но ЛИСП с его функциональным программированием и списковыми структурами программ и данных - это магия, доступная немногим. Мы обеспечим те же (и больше) возможности, но без магии, К сожалению, приходится делать это не на троичной машине и полного совершенства достичь не удается, но и в двоичной среде многое можно значительно упростить и улучшить. Правда, отдельные фрагменты трехзначной логики используются в двоичной ДСПП как логика знаков чисел (-, 0, +), также в виде трехзначных операций коныонкции и дизъюнкции, существенно ускоряющих принятие решений.

Все же главным применением трехзначной логики стала у меня теперь силлогистика и модальная логика Аристотеля. Арифметические и машинные достоинства троичности в достаточной степени были освоены нами уже в "Сетуни-70" - операции со словами варьируемой длины, оптимальный интервал значений мантиссы нормализованного числа, единый натуральный код чисел, адресов и операций, идеальное естественное округление при простом усечении длины числа, алгебраические четырехвходные сумматоры и реверсивные счетчики, экономия соединительных проводов и контактов за счет передачи по каждому проводу двух несовместимых двузначных сигналов (т.е. одного трехзначного). Короче говоря, все, о чем мечтает Д. Кнут в "Искусстве программирования для ЭВМ", мы уже осуществили. Адекватное отображение логики Аристотеля в трехзначной системе откроет выход компьютерам на те проблемы, которые он в свое время исследовал и которые сегодня, по-моему, актуальней вычислительной математики и электронной почты, а тем более одуряющих компьютерных игр. К тому же логика приобретет естественный вид и ее можно будет наконец пустить в школу, чтобы учились соображать, а не занимались зубрежкой".

Тяготы войны и напряженная работа без достаточного отдыха сказались на здоровьи: в конце семидесятых годов Н.П. Брусенцов тяжело заболел.

Во Всесоюзном центре хирургии в Москве ему вначале отказали в операции, считая положение безнадежным. И только вмешательство директора центра Бориса Васильевича Петровского спасло ему жизнь: он сам взялся прооперировать приговоренного к смерти ученого. Операция (она имеет специальное название - операция Гартмана) шла пят часов. Семидесятивосьмилетний знаменитый хирург подарил Н.П. Брусенцову вторую жизнь... Был еще один человек, которому ученый не менее обязан: его жена Наталия Сергеевна Казанская взяла на себя все тяготы ухода за мужем и в больнице и дома. Через год пришла еще одна победа - на этот раз над, казалось, неизличимой болезнью...

Прав или не прав Н.П. Брусенцов - покажет время. Со своей стороны приведу лишь один факт. В декабре 1993 г. я встретился с известным специалистом в области компьютерной науки профессором С.В. Клименко, работающим в вычислительном центре Института физики высоких энергий (г. Протвино Московской области). Ученый только что возвратился из США, где по просьбе американской стороны прочитал небольшой курс лекций по истории развития компьютерной науки и техники в Советском Союзе. На мой вопрос - о чем и о ком спрашивали его американские слушатели, он ответил: "Почему-то только о Брусен-цове и его машине "Сетунь".

Мы же по-прежнему считаем - нет пророков в своем отечестве! А может, интерес американцев к троичной ЭВМ и ее творцу не случаен?..

В настоящее время Николай Петрович Брусенцов заведует лабораторией ЭВМ факультета вычислительной математики и кибернетики Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова. Основными направлениями его научной деятельности являются: архитектура цифровых машин, автоматизированные системы обучения, системы программирования для мини- и микрокомпьютеров. ЭВМ "Сетунь-70" до сих пор успешно используется в учебном процессе в Московском университете. Н.П. Брусенцов является научным руководителем тем, связанных с созданием микрокомпьютерных обучающих систем и систем программирования. Им опубликовано более 100 научных работ, в том числе монографии "Малая цифровая вычислительная машина "Сетунь" (1965 г.), "Миникомпьютеры" (1979 г.), "Микрокомпьютеры" (1985 г.), учебное пособие "Базисный фортран" (1982 г.). Он имеет 11 авторских свидетельств на изобретения. Награжден орденом "Знак Почета", Большой золотой медалью ВДНХ СССР. Лауреат премии Совета Министров СССР.

Основоположник нетрадиционной компьютерной арифметики

Израиль Яковлевич Акушский родился 30 июля 1911 г. в Днепропетровске в семье главного раввина города, ставшего после революции учителем.

Еще обучаясь в Московском государственном университете, начал работать вычислителем в Научно-исследовательском институте математики и механики МГУ.

Его наставником был Л.А. Люстерник, создатель функционального анализа, работавший в Математическом институте им. В.С. Стеклова АН СССР. В то время техника вычислений мало кого интересовала, Люстерник был скорее исключением. Однако благодаря надвигавшейся войне это направление в математике стало быстро развиваться. Математическому институту, куда в 1936 г. перешел на работу Акушский (на должность младшего научного сотрудника), была поручена разработка таблиц стрельбы для артиллерийских орудий и навигационных таблиц для военной авиации. С этой целью в 1939 году в институте была создана первая в стране вычислительная лаборатория, руководителем которой и был назначен Акушский. Объем вычислений намечался по тем временам грандиозный, и, естественно, возник вопрос - на чем считать, чтобы вовремя справиться с заданиями. В те годы для этих целей использовались арифмометры, счеты, логарифмические линейки. Выпуск счетно-перфорационных машин в стране только начинался. Между тем в США фирма IBM уже выпускала надежную технику. В 1940 г. она привезла в Москву и выставила в Политехническом музее комплект счетно-аналитических машин. Фирма производимые ею машины не продавала, а только сдавала в аренду, поэтому купить их не было никакой возможности. В результате неимоверных усилий Акушского комплект машин из Политехнического музея был перебазирован в Математический институт, где и поступил в распоряжение вычислительной лаборатории, ставшей таким образом первой лабораторией механизированного счета - зародышем будущих вычислительных центров. "В 1942 г. фирма IBM попросила Политехнический музей вернуть машины в США, - вспоминает И.Я. Акушский. - Естественно, руководство музея переслало этот запрос Математическому институту. Мне предстояло подготовить ответ. Разумеется, о возвращении машин не могло было и речи - это лишило бы институт возможности выполнения ряда важных оборонных заданий.

Израиль Яковлевич Акушский

Я составил ответ в том плане, что, по условиям военного времени, многое ценное оборудование в централизованном порядке эвакуировано в отдаленные районы страны, не подвергающиеся бомбардировкам, и в данное время затруднительно даже установить, где конкретно находится это оборудование.

Когда я представил проект ответа на подпись вице-президенту АН СССР академику И.П. Бардину, он рассердился, заявив, что я подсовываю липу, ведь он пару дней тому назад был у нас в институте, и именно я демонстрировал это оборудование и рассказывал о наших работах. Конечно, я извинился и описал ему, в каком положении мы окажемся, если отдадим машины. Кое-как удалось этот вопрос отрегулировать".

С началом войны большая часть института была эвакуирована, но часть сотрудников, в том числе и Акушский, оставалась в Москве, работая на армию. Считали штурманские таблицы для авиации. Не раз в институт приезжал М.М. Громов, сподвижник легендарного Чкалова и шел прямо к И.Я. Акушскому за очередными результатами. На предложение зайти к руководству, смеясь, отвечал, что руководства у него и своего достаточно, а сюда он приехал по делу к Акушскому. Иногда он забирал его с собой в краткосрочные командировки. Встревоженной жене Громов обещал вернуть мужа в целости и сохранности, потом они ехали на аэродром, за несколько часов оказывались где-нибудь в Саратове, где выполнялась очередная срочная работа. Акушский консультировал или проверял работу вычислителей, и к утру возвращались в Москву.

Но бывали и другие ситуации. Однажды ночью Акушского забрали на Лубянку. Там же оказался и начальник его отдела. Разговаривали с ними сухо и официально: "По вашим методикам составлялись штурманские таблицы для полетов авиации?" - "Да". - "Несколько дней назад на Дальнем Востоке из полета не вернулся самолет, выполнявший особое задание. Связь с ним потеряна, если его не найдут, вы будете отвечать по законам военного времени!". Когда удалось справиться с нервами, Акушский переспросил: "На Дальнем Востоке?" - "Да". - "Скорее всего, штурман самолета не учел факт перехода за 180-й меридиан, где поправки надо брать с противоположным знаком! Есть какие-либо данные об их маршруте?" Когда такие данные были предоставлены, он рассчитал траекторию возможного движения самолета. По этим данным нашли остатки самолета, и сотрудников института с извинениями отпустили.

Им пришлось еще немало потрудиться до конца войны; например, как-то рассчитывали по спецзаданию 50 маршрутов перелета Москва-Тегеран и обратно, - как выяснилось, для перелета Генералиссимуса на встречу "большой тройки" в 1943 г.

Надежная и производительная (по тем временам) американская техника помогала лаборатории успешно выполнить важную работу по созданию таблиц для определения курсового угла и дальности полета для авиации дальнего действия.

Работал с увлечением, весь отдаваясь любимому делу, не считаясь со временем. Таблицы были изданы АН СССР (тогда - под грифом секретно). За качественное и быстрое выполнение задания он получил премию от главного командования военной авиации страны. Это был первый серьезный успех на выбранном им поприще. Так, с первых же месяцев Великой Отечественной войны он стал ее косвенным участником: штурманы самолетов, летавших бомбить Берлин, использовали составленные им таблицы. Через несколько месяцев из осажденной врагами Москвы его откомандировали в блокадный Ленинград - там завершалась начатая им в Москве работа по подготовке таблиц для радиолокационных систем Военно-морского флота. Видя, как разрушается снарядами и голодом многострадальный город, работал почти без отдыха, за десятерых.

В конце 1943 г. вернулся в Москву. Рассказав директору института академику Виноградову о выполненной работе, не утерпел, добавил, что мог бы быстро подготовить кандидатскую диссертацию по проблеме применения счетно-аналитических машин для решения математических задач. Все основания для этого были: он впервые в стране ввел и применил для вычислений двоичную систему счисления, которая впоследствии стала основой для всей вычислительной техники, разработал теорию и методы вычислений для задач радионавигации, пеленгации, локации.

Академик нахмурился:

- Освободить вас от дел в лаборатории сейчас не могу, но когда позволят обстоятельства, сообщу.

Свое слово он всегда держал крепко и в феврале 1945 г. вызвал Акушского к себе

- Встречался с маршалом Жуковым. - сказал академик, - война идет к концу, теперь можете заняться диссертацией! - И отдал распоряжение, чтобы заведующего вычислительной лабораторией не тревожили в течение всего рабочего дня за исключением первого утреннего часа.

К маю диссертация была готова, о чем Акушский сообщил директору. Разговор, как всегда, был очень коротким:

-Хорошо, рассмотрим на совете! Оппонентами будут академик Лаврентьев и профессор Семендяев!

- Но Лаврентьев отвечает на письма через год! Он затянет подготовку рецензии!

- Не морочьте мне голову! Он все сделает вовремя!

- А Семендяев ко мне ревностно относится! Я сам слышал, что он говорил о моих работах!

- Это он в коридоре так говорит. Пусть скажет на совете!

В конце июня появились отзывы. Оба положительные. Профессор К.А. Семендяев, передавая отзыв, попросил тут же прочитать, а после этого спросил:

- Ну, как?

Пришлось Акушскому сказать:

- Вы меня перехвалили!

Защита была назначена на 5 июля 1945 года, прошла очень успешно, хотя не обошлось без волнений - члены совета могли уйти в отпуск. Встретив директора института за несколько дней до защиты, Акушский высказал свои опасения. Академик хитро улыбнулся:

- Я обещал вам, что защититесь к лету, и сдержу свое слово. Можете не беспокоиться: бухгалтерии дано распоряжение выдавать отпускные только 5 июля!

Израиль Яковлевич, рассказавший мне эти эпизоды, и сейчас, через много лет с любовью и уважением вспоминает своего строгого и требовательного директора.

На защите присутствовал и выступил в поддержку Акушского академик Колмогоров. Он еще в годы войны вел переписку с известным американским ученым, пионером кибернетики Р. Винером. Спустя некоторое время после защиты, встретив Акушского, предложил ему подготовить статью по материалам диссертации и обещал переслать ее Винеру. Это не было случайностью. Академик Колмогоров всегда был внимательным к окружавшим его людям. Акушский последовал его совету, и когда в 1946 г. Винер впервые приехал в Советский Союз, оказалось, что он уже заочно знаком с Акушским по его статье. Все свое время он провел в Математическом институте им. В.А. Стеклова АН СССР, беседовал с академиком И.М. Виноградовым, разговаривал с И.Я. Акушским, выступил с лекцией о кибернетике. Приглашение посетить Институт философии АН СССР, где в то время утверждали, что кибернетика лженаука, американский ученый игнорировал.

Еще во время войны Л.А. Люстерник организовал и активно проводил научный семинар по теории вычислений. Ученым секретарем АН СССР в то время был академик Н.Г. Бруевич. Он, в свою очередь, вел семинар по точной механике. В конце войны семинары объединились. На объединенном семинаре не раз обсуждались вопросы, связанные с развитием вычислительной техники. Говорилось о необходимости организации отдельного института. В них принимал участие и Лкушский. Созданная в стране счетно-перфорационная техника была ненадежной и годилась разве что для бухгалтерских работ. Аналоговые вычислительные средства не обеспечивали требований, выдвигаемых наукой и техникой. Идея создания цифровых электронных вычислительных машин уже обсуждалась за рубежом и в стране. Создание нового института отвечало запросам времени. Президент АН СССР академик С.И. Вавилов горячо поддержал идею создания института, выступил со статьей в "Правде" и добился быстрого решения вопроса в правительстве. В 1948 г. в составе Академии был организован Институт точной механики и вычислительной техники - ИТМ и ВТ. В него вошли: из Математического института им. В.А. Стеклова АН СССР отдел Л.А. Люстерника, в составе которого была лаборатория И.Я. Акушского; из Института машиностроения АН СССР - отдел точной механики, руководимый академиком Н.Г. Бруевичем; из Энергетического института АН СССР отдел чл. корр. АН СССР И.С. Брука и лаборатория профессора Л.И. Гутенмахера. (Отдел Брука, хотя и был включен в состав нового института, но не перешел в него.)

Директором института был назначен академик Бруевич. (Его через год сменил М.А. Лаврентьев. В 1952 г. по предложению Лаврентьева директором ИТМ и ВТ АН СССР назначили С.А. Лебедева.)

Вскоре после создания института наступили годы, когда стал искусственно подогреваться "еврейский вопрос". На одном из совещаний с участием заведующего отделом науки ЦК ВКП(б) Жданова по развитию науки на периферии, Акушский оказался рядом с ним.

- Как работается? - спросил высокий руководитель.

- Неуютно как-то, - ответил ученый.

- Почему бы вам не развивать свое направление в какой-нибудь республиканской академии? Я могу, если хотите рекомендовать вас президенту АН Казахстана Кунаеву как специалиста, очень нужного для развития вычислительной математики в республике.

Акушский понял это как указание о переезде:

- Благодарю. Я согласен.

Так начался алма-атинский период его деятельности.

В АН Казахстана он организовал лабораторию машинной и вычислительной математики, ставшей затем базой для образования Института математики и механики АН КазССР. Одновременно стал читать курс лекций по вычислительной математике в Казахском государственном университете. Появились аспиранты, из которых впоследствии выросли крупные ученые.

Именно в эти годы (1954-1956) у него возникла идея создания системы счисления, позволяющей ускорить вычислительный процесс в ЭВМ, реализации которой он посвятил всю последующую жизнь. Своими мыслями о новой системе счисления в остаточных классах (СОК) в один из приездов в Москву в 1956 г. он поделился с академиком М.А. Лаврентьевым. Тот сказал, что получил письмо от чехословацкого ученого Л. Свободы, который предлагает нечто подобное. Ознакомившись с присланными материалами, Акушский увидел, что ученый опередил его - речь шла о создании ЭВМ на базе СОК. Это подлило масла в огонь: теперь день и ночь он только и думал о дальнейшем развитии новой теории, и небезуспешно.

Примерно через полгода, снова будучи в Москве, он встретился с министром машиностроения и приборостроения М.А. Лесечко, с которым был знаком раньше. Министр заинтересовался новыми разработками и сразу же предложил:

- Что ты там торчишь! Приезжай в Москву, будешь работать в СКБ-245! Акушский с радостью согласился. В то время это была ведущая в стране конструкторская организация, занимавшаяся разработкой ЭВМ. Ее первенец - ЭВМ "Стрела" - уже работала.

Президент АН Казахской ССР, узнав о желании ученого возвратиться в Москву, не стал возражать, но захотел сохранить его участие в работе академии. Попросил продолжить руководство аспирантами и проводить консультации по работам в области вычислительной математики и вычислительной техники. В 1970 г. И.Я. Акушского избрали в члены-корреспонденты АН Казахстана.

В СКБ-245 его назначили сначала старшим научным сотрудником, а затем заведующим лабораторией математического отдела. Вначале Акушский участвовал в разработке ЭВМ с использованием обычной позиционной системы счисления. Но все его симпатии .были уже на стороне системы счисления в остатках, он продолжал ее разработку и усовершенствование, надеясь создать на ее основе ЭВМ.

На математическом конгрессе в Ленинграде в 1961 году он встретился со Свободой. Долго беседовали, обсуждая содержание своих докладов. На этот раз Акушский почувствовал, что значительно опередил чехословацкого ученого. Тот, очевидно, тоже понял это и вместо намеченного в тезисах доклада сделал другой - о троичной системе счисления. (Позднее на математическом конгрессе в Испании Свобода выступил с докладом, представленным на ленинградский конгресс.)

В 1957 г. коллектив разработчиков СКБ-245 в составе Ю.Я. Базилевского, Б.И. Рамеева, Ю.А. Шрейдера и И.Я. Акушского начал работы по созданию ЭВМ в системе остаточных классов (СОК). Работа не очень клеилась, поскольку лишь Акушский твердо верил в замечательные свойства СОК. И когда в 1960 г. пригласили возглавить аналогичную разработку в Научно-исследовательском институте дальней радиосвязи, директором которого был только что назначен Ф.В. Лукин, он не колеблясь согласился. Вместе с ним на новое место перешел Д.И. Юдиц-кий.

Для ЭВМ в СОК была задана рекордная производительность - 1,25 млн. операций в секунду. Напомним, что в то время производительность ЭВМ определялась десятками тысяч операций в секунду.

ЭВМ была создана в короткие сроки и стала успешно использоваться в системе ПВО страны. Она выпускается промышленностью и используется до сих пор, получив вторую жизнь после перевода на интегральную элементную базу.

В Чехословакии же под руководством Л. Свободы была создана ЭВМ "Эпос" с использованием СОК, но она имела невысокое быстродействие и практически не использовалась.

Академик Лебедев высоко ценил и поддерживал Акушского. Как-то, увидев его, сказал:

- Я бы делал высокопроизводительную ЭВМ иначе, но не всем надо работать одинаково. Дай вам Бог успеха!

Когда Лукина перевели в Зеленоградский научный центр электронной техники Министерства электронной промышленности, он перетащил туда, в только что организованный Вычислительный центр, Юдицкого и Акушского. Первый был назначен директором, второй - его заместителем по научной части. Начали разрабатывать ЭВМ в СОК с использованием магнитострикционных линий задержки, но теперь уже на 20 млн. операций в секунду. К сожалению, довести дело до конца не удалось. Хотя экспериментальный образец ЭВМ был почти готов, дальнейшая работа по созданию машины со смертью Ф.В. Лукина затормозилась...

Именно в это время (начало 70-х гг.) я познакомился с Израилем Яковлевичем, поскольку обратился к нему и Д.И. Юдицкому с предложением создать в Институте кибернетики АН Украины отраслевую лабораторию Министерства электронной промышленности с целью использовать научной потенциал института в интересах министерства. Лаборатория была создана, и я имел возможность несколько лет общаться с Акушским.

Наши совместные работы послужили основой для развертывания в Зеленограде работ по созданию мини- и микро-ЭВМ.

Запомнились внимание, которое уделял Израиль Яковлевич нашим работам, его такт, огромный багаж знаний в области компьютерной науки и техники.

Очень тепло отзываются об Акушском его ученики и соратники. В.М. Трояновский, в настоящее время доцент Московского государственного института электронной техники, написал мне: "Вспоминать об Израиле Яковлевиче Акушском и легко, и сложно. Легко, потому что его образ навсегда остался светлым в моей памяти, всех Texf кто хоть какое-то время общался с ним. Сложно - из-за того, что свежа боль утраты, и мои частные впечатления, конечно же, не могут осветить всю многогранность этого Человека. Я познакомился с Израилем Яковлевичем в 1971 г., когда перешел на работу в Зеленоград - старшим научным сотрудником как раз в тот институт, где он был заместителем директора по научной работе. Для меня он был тогда просто "зам. директора" и большим ученым - как-никак чл.-корр. АН, правда, не союзной, а Казахской академии, хотя на казаха он явно не походил - и это была загадка, разъяснившаяся лишь со временем. Мои друзья объяснили, что ученый-то он настоящий, в чем я вскоре имел повод убедиться. Буквально через месяц после моего поступления на работу у Акушского был юбилей (60 лет со дня рождения и 40 лет научной деятельности). Юбилей этот отмечался на уровне всего Зеленограда, - торжественное заседание проходило в МИЭТе (единственный ВУЗ города, И.Я. работал там по совместительству, заведуя кафедрой вычислительной математики, им основанной и "поставленной на ноги"). В фойе активного зала целый стенд занимала выставка научных трудов - книги, статьи в журналах, сборниках, академических .изданиях, авторские свидетельства, патенты, в том числе зарубежные.

И выступающие, и президиум цвели улыбками. Были и стихотворные поздравления, и подарки в разных стилях, и просто много хороших, добрых слов. Часть этих подарков я потом видел в кабинете И.Я., когда стал бывать в его доме. Особенно хороша была шкатулка с цветным портретом и росписью "под Хохлому", преподнесенная вместе со стихотворным поздравлением от коллектива ВЦ. Рассказывали, что этот подарок готовился втайне от И.Я. по черно-белой фотографии и устному описанию героя, но мастер из Хохломы сумел воссоздать почти живой образ - видимо, столько тепла и человеческой доброты передавал даже рассказ об Акушском!

Позднее я несколько раз бывал в доме Израиля Яковлевича, познакомился с его женой Галиной Петровной, живо интересовавшейся всеми учениками и соратниками мужа. Своих детей у них не было, и ко всей молодежи, появлявшейся в доме, они относились с родительским вниманием и заботой.

...Но не все складывалось так радужно, хотя ряд технических решений удалось запатентовать в таких ведущих странах по вычислительной технике, как Великобритания, США, Япония. Когда И.Я. уже работал в Зеленограде, в США нашлась фирма, готовая к сотрудничеству по созданию машины, "начиненной" идеями И.Я. и новейшей электронной базой США. Уже велись предварительные переговоры. К.А. Валиев, директор НИИ молекулярной электроники, готовился к развертыванию работ с новейшими микросхемами из США, как вдруг И.Я. вызвали в "компетентные органы", где без каких-либо объяснений заявили, что "научный центр Зеленограда не будет повышать интеллектуальный потенциал Запада!", - и все работы были прекращены. К сожалению, это был не единичный случай, когда грубость, невежество, интриги преграждали дорогу блестящей технической мысли и научно-техническому прогрессу, носителем которых был И.Я. Акушский.

...Израиль Яковлевич тяжело переживал смерть Ф.В. Лукина и прекращение работ по новой машине. Хотя он добился возможности изготавливать опытный образец в Днепропетровске (это был родной город Акушского, и в этом он видел доброе предзнаменование), теперь его не поддержал директор своего же института. Он решил уйти на пенсию - "крыша" АН позволяла работать и дома, идей ему было не занимать, да и учениками он не был обделен, - за свою жизнь воспитал около 90 ученых, причем свыше 10 из них защитили докторские диссертации!

Однако все эти треволнения не прошли бесследно, - у Акушского случился инсульт, он попал в больницу, а потом долгое время вынужден был ходить с палочкой. Я неоднократно навещал его в тот период, мы прогуливались вблизи дома, который стоит прямо рядом с массивом коттеджей своеобразного поселка художников, позже признанного одной из заповедных зон Москвы. Он с удовольствием гулял по тенистым улочкам и много рассказывал о создании Зеленограда, с большим теплом отзывался о Лукине, Валиеве, Малинине, считая их действительными "отцами города", хорошими организаторами и учеными, сдержанно отзывался о Ф.Г.Старосе. Для многих ученых и руководителей среднего возраста (в конце 70-х - начале 80-х гг.) Акушский был научным руководителем, оппонентом или коллегой, часто в его доме раздавались звонки из Алма-Аты, Тбилиси, Баку, Киева, Новосибирска, Молодые сотрудники и ученые почтительно называли его между собой "дедом".

Среди проблем эффективности работы ЭВМ и передачи информации Акушский выделял теперь, помимо быстродействия, еще и проблему сжатия данных. Здесь его ученикам также удалось разработать ряд удачных решений. Так, с помощью одного из них телеметрическая информация со спутников была сжата в 6 раз. Я как-то спросил, не являются ли работы по сжатию продолжением работ в СОК? "Нет, - ответил он. - Это совершенно самостоятельное направление. Просто у меня много интересов". И это действительно приходилось наблюдать. Например, уже в 70-е гг. у него в деталях обсуждалась проблема безденежных расчетов с помощью кредитных карточек и имевшейся тогда ВТ, с опробованием такой системы в Зеленограде. Подбирались разработчики и исполнители, подготавливалось решение организационных вопросов. Он умел находить общий язык и взаимопонимание на любом уровне - от рядового инженера до ученых из Президиума АН СССР. Характерно также, что у него, беспартийного, были самые лучшие взаимоотношения с горкомом партии в Зеленограде и первыми руководителями города.

А что касается СОК, он и сам не переставал учиться. Как-то ему сообщили, что, выступая в Новосибирске, академик Глушков отметил, что СОК открывает путь в сверхвысокие диапазоны чисел. И Акушский нашел случай связаться с Глушковым и поблагодарить его за эти слова. Как рассказывал И.Я., Глушков сказал - это вас надо благодарить за создание и пропаганду теории СОК. Но Израиль Яковлевич не раз повторял: "И как я сам не увидел этих применений СОКа?" В общем, он загорелся идеей работы в сверхвысоких диапазонах чисел, а в таких случаях он умел увлекать и других. Видимо, в это время я вновь попал в его поле зрения в качестве научно-технического "потенциала". Мне было предложено заниматься числами Мерсенна, и хотя я до этого занимался применением ЭВМ лишь для АСУТП, изящество математического аппарата СОК увлекло, так что я включился в эту работу, после чего наши контакты с И.Я. стали еще более частыми. К сожалению, большего, чем разработка необходимого программного инструментария, мне достичь не удалось - задача "не поддавалась", хотя и были перепробованы несколько подходов. И хотя числа из диапазона 10⁵⁰ легко обрабатывались в СОК на рядовых мини- и микро-ЭВМ, рабочие алгоритмы требовали слишком большого перебора. А Акушский находил все новые и новые задачи для диапазона сверхбольших чисел. Это были и числа Ферма, и совершенные нечетные числа.

С горечью констатируя, что отечественная ВТ все больше отстает от зарубежной не только по количеству, но и по темпам развития, что он и другие ученые бессильны помочь здесь государственной машине, Акушский в последние годы жизни считал, что единственный участок научного фронта, где он может осуществить прорыв, это "чистая наука" для сверхвысоких диапазонов чисел. Он хотел написать монографию по вычислительной теории чисел - к сожалению, этому не дано было свершиться. Он работал практически до последних дней. Уже в конце 1991-го - начале 1992 г. я видел у него на столе гранки проблемной статьи о применении СОК в сверхвысоких диапазонах чисел. К сожалению, эту работу, это своеобразное научное завещание я так и не смог до сих пор найти опубликованной.

Умер И.Я. Акушский как-то очень неожиданно. 2-го апреля 1992 г., встав ночью с постели, он упал и ударился ногой и головой. Вызвали "скорою", отвезли в больницу. Днем его еще навестила жена, и вроде чувствовал он себя удовлетворительно. В конце дня сказал, что устал и хочет спать. А ночью ему стало плохо, вызвали дежурного врача, назначили срочную операцию, но травма головы оказалась смертельной, и его не спасли. На похороны съехались десятки его учеников, близких, знакомых. Похоронили его в семейном склепе на кладбище центрального крематория Москвы."

Имя И.Я. Акушского навсегда утвердилось как имя основоположника нетрадиционной компьютерной арифметики.

На созданных под его руководством в начале 60-х годов специализированных вычислительных устройствах впервые в СССР и в мире была достигнута производительность более 1,0 млн. операций в секунду и надежность в тысячи часов. На основе остаточных классов им разработаны методы проведения вычислений в супербольших диапазонах с числами в сотни тысяч разрядов. Это определило подходы к решению ряда вычислительных задач теории чисел, оставшихся нерешенными со времен Эйлера, Гаусса, Ферма.

Он занимался также математической теорией вычетов, ее вычислительными приложениями в компьютерной параллельной арифметике, распространением этой теории на область многомерных алгебраических объектов, вопросами надежности спецвычислителей, помехозащищенными кодами, методами организации вычислений на номографических принципах для оптоэлектроники.

Израиль Яковлевич опубликовал свыше 200 трудов, получивших широкую известность в стране и за рубежом (в том числе 12 монографий); имеет более 90 изобретений, многие из которых запатентованы в США, Японии, ФРГ. Учениками, последователями его являются свыше 80 кандидатов и 10 докторов наук.

Советский ученый из Америки

У истоков развития микроэлектроники

Филипп Георгиевич Старос

Одной из ярких страниц в истории развития вычислительной техники явились работы, начатые во второй половине 50-х годов в Ленинграде коллективом, руководимым Филиппом Георгиевичем Старосом и его ближайшим помощником Иозефом Вениаминовичем Бергом. Особенностью этих работ была изначальная ориентация на микроэлектронные технологии. Это позволило получить первые в СССР крупные результаты в создании и внедрении образцов микроэлектронной управляющей вычислительной техники и инициировать организацию Научного центра микроэлектроники в Зеленограде с филиалами в ряде городов Союза.

В 1956 г. при одной из ленинградских конструкторских организаций для ученых была организована специальная (закрытая) лаборатория СЛ-IL

Уже в первые годы ее существования были достигнуты серьезные результаты по созданию экспериментальных образцов пленочных микросхем, интегральных многоотверстных ферритовых пластин для запоминающих устройств и логических узлов ЭВМ с малым потреблением энергии. После посещения СЛ-11 в 1959 г. Д.Ф. Устиновым (бывшим тогда председателем ВПК при СМ СССР) было принято решение об организации самостоятельного КБ под руководством Ф.Г. Староса. Оно было создано в 1961 году и получило название КБ-2 электронной техники. Последствия не замедлили сказаться.

Первым крупным исследованием новой организации, выполненным в рекордно короткий срок (два года), явилась разработка управляющей ЭВМ УМ1-НХ.

В 1962 г. она была принята Государственной комиссией под председательством академика А.А. Дородницына и рекомендована к серийному производству. ЭВМ УМ1-НХ стала предвестницей появления нового класса вычислительной техники - микроэлектронных управляющих ЭВМ. Хотя логическая часть УМ1-НХ, а также ПЗУ констант и команд были выполнены на дискретных элементах, в ней впервые были реализованы принципы и технические решения микросхемотех-ники. Существенными отличительными характеристиками УМ1-НХ явились низкая для того времени стоимость и высокая надежность работы в производственных условиях. Например, за первые 12 тыс. часов работы в условиях металлургического производства в системе управления нажимным устройством блюминга 1150 на Череповецком металлургическом заводе показатель безотказности УМ1-НХ составил более 1,5 тыс. часов ("Сталь", 1971, No 10).

Приоритет УМ1-НХ как первой в мире мини-ЭВМ фактически признали американские специалисты. В обзоре советской вычислительной техники, опубликованном в журнале "Control Engineering, 1966, No 5 под рубрикой "Настольная модель" (desktop model), УМ1-НХ была названа "замечательной" (remarkable) по своим размерам и потребляемой мощности (параметры УМ1-НХ даны в Приложении 16).

По постановлению ЦК КПСС и СМ СССР в 1963 году началось освоение и серийное производство УМ1-НХ на Ленинградском электромеханическом заводе (ЛЭМЗ). В последующие годы ЛЭМЗом было также освоено производство новых устройств для УМ1-НХ, расширяющих ее возможности, используя которые вместе с базовым конструктивом УМ1-НХ, завод выполнял заказы промышленности на управляющие комплексы для конкретных объектов.

Наиболее крупным комплексом, который был изготовлен ЛЭМЗом, является комплекс автоматического контроля и регулирования для 2-го блока Белоярской АЭС (руководитель разработки В.Е. Панкин, КБ-2). Центральная подсистема управления состояла из двух УМ1-НХ, работавших в режиме "горячего" резерва, к которым подключалось около 4 тыс. каналов ввода-вывода, размещаемых в 15 конструктивах типа УМ1-НХ. Комплекс был укомплектован 120 преобразователями "угол-код".

Работой по внедрению комплексов и систем на базе УМ1-НХ руководил один из ближайших в то время помощников Староса Виталий Михайлович Вальков. История внедрения УМ1-НХ в различных отраслях народного хозяйства интересна тем, что было доказано в принципе очевидное положение: для решения целого ряда конкретных задач управления требуются средства вычислительной техники с весьма скромными характеристиками. Это дало толчок многочисленным работам в области использования УМ1-НХ для управления различными объектами.

УМ1-НХ

Итог подвело Постановление ЦК КПСС и СМ СССР от 01.11.1969 года: - "-Присуждена Государственная премия СССР Старосу Филиппу Георгиевичу, доктору технических наук, главному конструктору, руководителю работы, Валькову Виталию Михайловичу, Панкину Владимиру Ефимовичу, начальникам отделов, Бергу Иозефу Вениаминовичу, кандидату технических наук, главному инженеру, Бородину Николаю Иннокентьевичу, кандидату технических наук, заместителю главного конструктора, работникам Конструкторского бюро и др. - за разработку малогабаритной электронной управляющей машины и управляющих вычислительных комплексов типа УМ1-НХ и внедрение их в первые цифровые управляющие системы в различных отраслях народного хозяйства".
 

В.М. Вальков

Одновременно с этими работами в КБ-2 интенсивно развивались исследования в области микроэлектронной технологии, создавались экспериментальные образцы микроминиатюрных логических узлов и узлов памяти ЭВМ, отрабатывались идеи и методы создания микроэлектронной аппаратуры различного назначения.

4 мая 1962 года КБ-2 посетил Н.С. Хрущев. Его сопровождали Устинов, главком ВМФ Горшков, министр электронной промышленности Шокин и ряд других высокопоставленных деятелей военно-промышленного комплекса. Старое сделал четкий и короткий доклад (Хрущев любил доклады в таком стиле) о значении микроэлектроники для обороноспособности страны и научно-технического' прогресса СССР в целом. Во время доклада демонстрировались действующие образцы микроэлектронных средств вычислительной техники от УМ1-НХ, микросборок, интегральных узлов памяти до макета микроминиатюрной аппаратуры на бескорпусных транзисторах, имитирующей решения летчика для маневрирования истребителя в бою. Апофеозом стало краткое изложение сути разработанного под руководством Староса проекта Научного центра микроэлектроники.

Результатом посещения КБ-2 Хрущевым был выпуск буквально через месяц (беспрецедентный срок!) постановления ЦК КПСС и СМ СССР о строительстве Научного Центра микроэлектроники в Зеленограде и организации ряда филиалов в Киеве, Минске, Риге, Вильнюсе и др. В разработке проекта научного центра микроэлектроники кроме Староса участвовали И.В. Берг, В.М. Вальков, Н.И. Бородин, Г.Р. Фирдман. Проект предусматривал -интенсивное комплексное развитие всех необходимых компонентов микроэлектроники как науки и как базовой отрасли развития народного хозяйства - от материалов и новых технологий до новой подотрасли электронного машиностроения и создания "пионерских" образцов микроэлектронной вычислительной техники.

Первые два года Ф.Г. Старое исполнял обязанности заместителя генерального директора по науке создаваемого Центра, оставаясь главным конструктором КБ-2, которое до 1970 г. входило как самостоятельное предприятие в систему Научного центра.

Создание Научного центра и мощный импульс в развитии микроэлектроники, последовавший за его появлением в 70-80-е годы, по-видимому, являются самым выдающимся вкладом Староса и Берга в микроэлектронику и вычислительную технику в СССР.

В 1964 г. в КБ-2 под руководством Староса была разработана микроминиатюрная ЭВМ УМ-2, ориентированная на применение в аэрокосмических объектах. Кроме достаточно развитой архитектуры, УМ-2 имела оригинальные схемо-конструктивные и технологические решения, которые оказали большое влияние на развитие бортовой вычислительной техники в последующие годы.

Для организаций Королева и Туполева были разработаны опытные образцы этой машины.

Второй крупной разработкой 1964 года было семейство наращиваемых магнитных интегральных накопителей типа КУБ-1 (-2, -3, -4). Серийное производство этих накопителей было освоено заводом ЛЭМЗ, ими комплектовались не только управляющие комплексы на базе УМ1-НХ, но и системы управления ракетами, находящиеся на вооружении армии.

Разработка УМ-2, ее удачные архитектурные и конструктивно-технологические решения получили свое развитие и практическое внедрение по двум направлениям: была разработана управляющая ЭВМ "Электроника К-200" и управляющий комплекс с наращиваемыми устройствами ввода-вывода и периферийными устройствами, получивший название "Электроника К-201". В конце 60-х годов они стали выпускаться в Псковском объединении "Рубин". Таким образом, разработки КБ-2 инициировали возникновение второго нового производителя средств микроэлектронной управляющей вычислительной техники.

В 70-е годы "Электроника К-200" и комплексы на ее основе нашли достаточно широкое применение для контроля и управления в промышленности (в первую очередь электронной). Основными работами по направлению "Электроника К-200" руководил В.М. Вальков; его ближайшими коллегами были В.И. Хлебников, Г.В. Федоров, В.Н. Коле-сов, Л.А. Старн.

Второе рождение УМ-2 получила в многоцелевой управляющей системе "Узел" для малых подводных лодок. Разработка "Узла" (гл.конструктор Ф.Г. Старое) проводилась по заданию ВМФ и по решению ВПК при СМ СССР. "Узел" успешно прошел государственные (а в дальнейшем объектовые) испытания, был внедрен в мелкосерийное производство на Псковском объединении "Рубин" и в 70-80-е годы поставлялся для комплектования объектов ВМФ. В комплексе работ по "Узлу" особая роль принадлежала ученику Староса д.т.н. проф. М.П. Гальперину, за что ему была присуждена (в составе коллектива) Государственная премия СССР.

К началу 70-х годов в КБ-2 под руководством Староса были получены первые результаты по созданию монолитных БИС в виде комплекта для первого микрокалькулятора, производителем которого стало ПО "Светлана" (ныне АО "Светлана"). Получение этих результатов (на несколько месяцев раньше, чем на других микроэлектронных предприятиях) было обеспечено не только тщательной отработкой технологии МДП-БИС с применением средств автоматизации на базе мини-ЭВМ (экспонирование фотошаблонов и контроль изготавливаемых изделий), но и внедрением мощной системы топологического проектирования (в то время на базе БЭСМ-6).

Разработки БИС для микрокалькуляторов послужили базой для развития работ по созданию машины "Электроника С5" - первого в СССР семейства одноплатных, многоплатных и однокристальной микро-ЭВМ для управления объектами и процессами. Среди этого семейства с оригинальной структурой и архитектурой, в разработке которых приняли участие ученые Института кибернетики им. В.М. Глушкова АН Украины (А.В. Палагин и др.), следует особо выделить однокристальную микро-ЭВМ С5-31, оригинальность которой была отмечена американскими специалистами. Работы по совершенствованию микроэлектронной технологии и созданию новых образцов микропроцессорной вычислительной техники продолжаются и по сей день в АО "Светлана" - "Микроэлектроника" (так сейчас называется бывшее КБ-2). Ведущую роль в этих работах играют ученики Староса Е.И. Жуков - ныне главный инженер предприятия, В.Я.Кузнецов, В.Е.Панкин, Ю.П. Шендерович. Они были активными участниками всех основных разработок начиная с УМ1-НХ.

Доктор технических наук, профессор Филипп Георгиевич Старое после включения его КБ в объединение "Светлана" в 1974 г. уехал во Владивосток и поступил на работу в Дальневосточный центр АН СССР, где возглавил исследования по созданию искусственного интеллекта на базе новой микроэлектронной технологии. Он умер в 1979 г., на его похоронах в Москве присутствовали практически все, кто стоял у истоков создания советской микроэлектроники и микроэлектронной вычислительной техники. ФГ. Старое был выдающимся инженером, ученым, организатором научных коллективов, его деятельность явилась незабываемой особой страницей в истории развития электроники и вычислительной техники в СССР.

Альфред Сарант - Филипп Старое?

Филиппа Георгиевича Староса я видел единственный раз, когда по какой-то причине пришлось побывать в его институте в Ленинграде. Тогда не думал, что придется писать о нем, и не пытался запомнить детали встречи, его внешность, тему разговора.

Он был популярной личностью среди специалистов. Разработанная в его институте машина УМ1-НХ была первой микроэлектронной управляющей машиной. Она была хорошо известна мне и другим разработчикам управляющих машин. Но далеко не все (и я в том числе) знали, что этот человек родился, получил образование и первый опыт работы с микроэлектроникой в _ США!

Об этом мне сообщил работавший с ним долгие годы доктор технических наук В.М. Вальков.

В ответ на мою просьбу рассказать о Старосе он прислал ряд материалов, которые я использовал выше, и копию статьи Марка Кучмента, опубликованную в "Проблемах Восточной Европы" (No 16-16), издаваемых в Нью-Йорке и перепечатанную журналом "Инженер" No 7 за 1990 г. Я привожу ее с небольшими сокращениями. Вальков утверждает, что изложенная в ней версия биографии Староса соответствует действительности.

"Я коснусь карьеры двух американских эмигрантов, двух специалистов по электронике, которые получили образование в Соединенных Штатах и были известны в Советском Союзе соответственно как Филипп Старое и Иозеф Берг.

Примерно четыре года назад в процессе интервьюирования советских ученых-эмигрантов я первый раз услышал историю двух американских инженеров, которые сделали успешную карьеру в Советском Союзе в качестве ученых-конструкторов. Их имена повторялись в некоторых интервью вновь и вновь: Филипп Георгиевич Старое и Иозеф Вениаминович Берг - соответственно главный конструктор и главный инженер конструкторского бюро, которое действовало в Ленинграде в 60-х и 70-х годах под покровительством советских военных. Оба инженера - Старое и Берг - появились в Советском Союзе, прибыв из Чехословакии в конце 1955-го начале 1956 года. Старое приехал со своей американской, Берг - со своей чешской женой.

Бывшие советские коллеги Староса утверждают, что его идеи получили признание в Советском Союзе по трем причинам: во-первых, благодаря поддержке советских военных, под руководством которых он работал с 1956 года и большую часть последующих лет; во-вторых, благодаря авторитету и ореолу, который его окружал как человека, получившего образование и работавшего в качестве инженера в Соединенных Штатах; третьей причиной является необычная комбинация в личности Староса - способностей хорошего исследователя и умелого руководителя больших коллективов. Вот некоторые отрывки из интервью:

"Наш директор был выдающимся человеком. Он был не только хорошим ученым и очень сильной личностью, его окружал также ореол американца. Кроме того, у него были связи на очень высоком уровне. Он знал Дмитрия Устинова, который позже стал министром обороны, он знал некоторых сотрудников ЦК КПСС, также, как мне кажется, людей из КГБ".

"Староса приглашали несколько раз на заседание Военно-промышленной комиссии - ВПК, он обсуждал там свои собственные проекты".

"Наш директор был консультантом ВПК".

"Старое был не только хорошим профессионалом, но и хорошим организатором".

Связь с военными была очень важна для карьеры Староса по нескольким причинам. Во-первых, военные платили больше. Во-вторых, они могли обеспечить доступ к оборудованию, необходимому для выполнения тех проектов, которые они заказывали. Наконец, военные имели доступ к более высоким уровням советской бюрократии ввиду того, что их проекты обладали высоким приоритетом.

Очень существенным компонентом успеха Филиппа Староса была его способность не только вести исследовательскую работу, но и очень эффективно руководить большими исследовательскими группами. Такое редко используемое в Америке качество, как способность к коллективной работе - хорошим примером являются успехи и проблемы Роберта Оппенгеймера, - очень четко соответствовала образу работы советской научной и технической интеллигенции. В Советском Союзе ведущие ученые - Абрам Иоффе, Мстислав Келдыш, Игорь Курчатов, Сергей Королев - обычно всегда были также компетентными руководителями своих собственных проектов.

Старое приехал в Советский Союз из Праги в конце 1955-го или начале 1956 года в сопровождении своей американской жены, четырех детей и американского коллеги, друга и доверенного лица Иозефа Берга, который впоследствии работал его заместителем.

Из интервью: "Старое жил в Праге. Хрущев привез его в Советский Союз вместе с семьей".

Хотя существует некоторая неясность в отношении того, кто пригласил Староса в СССР (некоторые утверждают, что это был Дементьев, в то время министр авиационной промышленности), есть очень мало сомнений в том, что советские власти с самого начала относились к нему с очень большим вниманием. Его зарплата в 700 руб. в месяц была намного выше, чем 550 руб., которые получал заместитель министра электронной промышленности СССР.

Сначала Старое был назначен директором вновь созданной лаборатории в военном научно-исследовательском институте в Ленинграде.

Несколько таинственное и даже экзотическое происхождение Филиппа Староса отражено в его официальной советской биографии одной фразой: "В 1941 году окончил университет в г. Торонто и начал заниматься исследовательской работой". Но даже эта фраза скорее маскирует, чем описывает его прошлое. Попытки подтвердить его ученую степень из университета в Торонто не были успешными.

После примерно восемнадцати месяцев безуспешных попыток проследить судьбу Филиппа Георгиевича Староса в Соединенных Штатах и Канаде мне в конце концов удалось добиться успеха. Оказалось, что многие важные эпизоды жизни Филиппа Староса, которые стали мне известны от его прежних советских коллег, чрезвычайно напоминают детали биографии американского специалиста по электронике по имени Альфред Сарант, который был другом Юлиуса Розенберга.

Альфред Сарант получил степень бакалавра по электронике в университете Купер-Юнион в Нью-Йорке в 1941 году. Он работал в области проектирования систем связи в Форт-Монмарт (Нью-Джерси), лаборатории ядерной физики в Корнелльском университете в Итаке (штат Нью-Йорк). В Корнелле он был участником строительства циклотрона. К 1950 году он приобрел достаточный опыт в области систем связи, включая радары; некоторые знания первых американских компьютеров и электронного оборудования циклотрона, а также знания уникальной организационной структуры лаборатории Белла. До 1944 года Сарант был членом американской компартии. Есть сведения, что он и Юлиус Розенберг принадлежали к одной и той же партячейке. Полагают, что в Корнелле он был создателем местных профсоюзоа Его сестра описывала его как в высшей степени идеалистического человека. Федеральное бюро расследований допрашивало Саранта летом 1950 года, сразу же после ареста Юлиуса Розенберга. Сарант, однако, не был арестован. После допроса он получил разрешение навестить родственников в Нью-Йорке. Здесь к нему присоединилась его приятельница, и 9 августа 1950 года, используя фальшивые документы, они пересекли американо-мексиканскую границу. После этого имя Саранта исчезло из публикаций. Пять лет спустя американский инженер Филипп Старое приехал в СССР из Чехословакии.

Я укажу здесь несколько моментов, которые позволили мне прийти к заключению, что американец Альфред Сарант и советский профессор Филипп Старое были одним и тем же лицом.

Когда я показал фотографию Альфреда Саранта, сделанную в 1945 году, которую получил от Электры Джейсон (сестры Саранта), профессору Филиппу Моррисону из Массачуссетского технологического института (Бостон), то Моррисон легко узнал человека на фотографии - Альфреда Саранта, своего соседа по Итаке в 1947-1950 годах. Когда я показал ту же фотографию д-ру Эрику Фирдману, он тоже узнал человека на фотографии, но утверждал, что на фотографии изображен его начальник профессор Филипп Георгиевич Старое, американец, который приехал в Россию из Чехословакии в конце 1955 года.

По описанию Эрика Фирдмана, у Староса были курчавые черные волосы, коричневые глаза, рост примерно 170 см. Электра Джейсон дала точно такое же описание внешности своего брата Альфреда Саранта.

Имя Старое по звучанию греческое. И действительно, Филипп Старое утверждал, что он американец греческого происхождения. Интервью с его советскими коллегами включали утверждения, что он любил смотреть в СССР греческие фильмы. Его русское отчество - Георгиевич - указывает, что, возможно, имя его отца было Георгий. Электра Джейсон, с другой стороны, указывает, что имя отца Альфреда Саранта было Эпаминонда Георгий Сарантопулос. В Америке это имя было изменено на более краткое - Нонда Георгий Сарант. И отец, и мать, указывает она, были христиане греческого православного вероисповедания.

Каковы бы ни были причины, заставившие Саранта изменить имя и фамилию, мы можем утверждать, что американский инженер по фамилии Старое стал активным членом группы советских исследователей, работавших по военным программам. Советский ученый или инженер, выпускник советского вуза должен был получить допуск второй категории только для того, чтобы начать работать под руководством этого американского инженера. Способность создать обстановку, в которой специалист, получивший образование в Соединенных Штатах, смог бы продуктивно работать в Советском Союзе, является большим достижением советского руководства.

Вычислительные и управляющие машины, разработанные Филиппом Старосом, получили высокое признание как в СССР, так и на Западе. В 1964 году в журнале "Советский Союз" была описана управляющая машина УМ1-НХ. Весом 65 кг, потребляющая 100 Вт, состоявшая из восьми тысяч транзисторов и примерно десяти тысяч резисторов и конденсаторов, во время испытаний она проработала без сбоев в течение 250 часов. Эта же управляющая машина была описана и в американской литературе того периода. Разработчик машины был представлен публике советским журналом как тов. Филиппов. Только через пять лет, когда Старое получил Государственную премию, в советской прессе было объявлено, что именно он является разработчиком машины УМ1-НХ.

Только в этот момент стало ясно, что фамилия Филиппов является производной от имени Староса - Филипп.

Эрик Фирдман утверждает, что НХ формально означало "народное хозяйство". Но среди узкого круга людей, близких Старосу, циркулировала шутка, что НХ означает "Никита Хрущев", так что можно считать, что компьютер был назван в честь "доброго гения" конструкторского бюро Староса. Хрущев не только активно поддерживал Староса, но даже лично посетил конструкторское бюро в начале 60-х годов.

Другая управляющая ЭВМ, разработанная Старосом, которая привлекла внимание на Западе, была "Электроника К-200". Она весила примерно 120 кг и могла производить 40 тыс. операций в секунду. Авторы американского обзора об этой машине отметили, что "многие ее черты не считались бы слишком оригинальными на Западе, но появление таких особенностей в советской вычислительной машине крайне необычно. К-200 была первым компьютером советского производства, который можно считать хорошо разработанным и удивительно современным". Подчеркивался также современный английский технический жаргон, сопровождавший описание машины. Конечно, все эти качества машины не так уж удивили бы авторов обзора, если бы они знали, что ее разработчиком является американский электронщик, который регулярно следил за американскими публикациями по этому предмету.

Что бы ни было источником его знаний, надо признать, что Старое смог добиться ряда выдающихся успехов во время своего пребывания в Советском Союзе.

Советский коллега Староса, ныне проживающий на Западе, указывает, что Старое первым в Советском Союзе привлек внимание к новой области компьютерной технологии, которую теперь называют там микроэлектроникой. Первый шаг в этом направлении был сделан в докладе Староса о микроэлектронике в ноябре 1958 года. На этом выступлении присутствовали основные разработчики и начальники конструкторских бюро, представлявшие всю советскую электронную промышленность.

В 1961 году был создан новый мощный Госкомитет, а затем, в 1965 году, Министерство электронной промышленности, возглавил которое Александр Шокин. Целью создания этого министерства было увеличение производства основных электронных компонентов, без которых невозможно производство радарного оборудования и вычислительных машин. На Министерство электронной промышленности возлагались большие надежды и оно заняло место среди так называемых "девяти сестер" - девяти индустриальных министерств, которые более всего были вовлечены в военное производство. Это делало позицию Шокина очень сильной, но в то же время и уязвимой, так как он постоянно должен был демонстрировать быстрые практические результаты. Этот факт может объяснить, почему он столь охотно поддержал Староса в его планах. Поддерживая Староса в направлении расширения его конструкторского бюро, он в то же время невольно содействовал тому, что Старое очень быстро ощутил пределы советской терпимости в отношении иностранцев. Самым опасным шагом, предпринятым Старосом, была разработка проекта создания Центра микроэлектроники в Зеленограде, который ныне является частью Москвы, своеобразной "кремниевой долиной" под Москвой.

Из интервью: "Все развитие проекта по Центру микроэлектроники было предпринято у нас группой из 5 или 6 человек под руководством Староса. Наш проект не был результатом прожектерства. Он был очень детально продуман. Мы были молодыми людьми, энтузиастами, а Старое, со своей стороны, знал важных людей, пользовался большим авторитетом и имел разрешение от Хрущева действовать свободно.

Хрущев посетил наше бюро в 1962 году и своими глазами увидел, какие возможности открывает развитие микроэлектроники. В результате он поддержал решение о развитии Центра микроэлектроники.

Несколько решений, принятых совместно ЦК КПСС и Советом Министров СССР, были посвящены созданию Центра микроэлектроники. Все эти решения были секретны, они никогда не публиковались в советской прессе. Эти решения и сделали возможным создание Центра электроники в Зеленограде. Кроме того, были созданы конструкторские бюро в Риге, Минске, Ереване и Тбилиси. Моделью этого Центра были американские компании - такие, как Ай-Би-Эм, "Тексас Инструмент" или "Рэйтеон". Английский был родным языком нашего начальника. Он брал с собой американские журналы домой каждый день. Никто не решался просить у него приема, не проштудировав предварительно американскую научную литературу, которая относилась к теме дискуссии".

Центр микроэлектроники должен был включать 6-7 исследовательских институтов, конструкторских бюро, учебный институт, известный ныне как Институт электронной техники, завод. Работа этого Центра должна была координироваться генеральным директором. Старое был назначен помощником генерального директора по науке, одновременно сохраняя должность главного конструктора своего бюро в Ленинграде. Эта-то ситуация и привела к неприятностям для Староса. С одной стороны, он должен был оставаться в Ленинграде, чтобы бороться с критикой местной партийной бюрократии, направленной против его конструкторского бюро. С другой стороны, Центр в Зеленограде начал развиваться так успешно, что советские коллеги Староса решили, что они и сами, без него могут справиться с разработкой Центра. К лету 1964 года Старое обнаружил, что находится под двойной атакой. Секретари Ленинградского обкома были очень недовольны тем, что директор важной исследовательской организации, работающей для военных, является практически иностранцем. Они, в особенности секретарь Ленинградского обкома Григорий Романов, возражали против кадровой политики Староса, который набирал на работу специалистов в основном только в соответствии с уровнем их знаний. Результатом его кадровой политики явилось возникновение политически "ненадежной" группы очень сильных профессионалов внутри коллектива советских военных разработчиков. Среди этих профессионалов было много евреев и беспартийных. Чувствуя неблагоприятную обстановку в Ленинграде, Старое в то же время не мог не осознать, что шансы на переезд в Зеленоград становятся очень малыми.

Как и в 1950 году, Старое решил разрубить гордиев узел своей судьбы одним смелым ударом. Он написал личное письмо Хрущеву, излагая свои проблемы и жалуясь на "отсутствие поддержки от министра электронной промышленности т. Шокина". Письмо было получено концелярией Хрущева в начале октября 1964 года. К несчастью Староса, Хрущев через несколько дней был вынужден уйти в отставку, и письмо Староса попало в руки министра электронной промышленности. Его реакция была вполне предсказуемой. Есть информация, что во время беседы со Старосом Шокин сказал следующее "Филипп Георгиевич, мне кажется, что у вас возникла странная фантазия, будто вы являетесь создателем советской микроэлектроники. Это неправильно. Создателем советской микроэлектроники является Коммунистическая партия, и чем скорее вы осознаете этот факт, тем лучше будет для вас".

Это означало, что Старое больше не мог играть независимой роли в Центре микроэлектроники в Зеленограде, который он создал.

Он был снят с поста заместителя директора Центра в 1965 году.

В дополнение к компьютерам, которые уже упоминались, к концепциям и организациям, созданным им, он также имеет значительные технические достижения, относящиеся к этому последнему периоду его активной карьеры. Он участвовал в создании первой советской ферритовой памяти, первой советской большой интегральной схемы, первого советского настольного компьютера и, наконец, первого советского малого компьютера для самолетов. В 1967 году Ф.Г. Старое защитил докторскую диссертацию.

В 1973 году конструкторское бюро Староса было закрыто, и последние годы своей жизни он провел во Владивостоке в Институте вычислительных машин Дальневосточного центра АН СССР.

Конечно, Старое продемонстрировал большие технические, политические и административные способности за годы жизни в Советском Союзе. Но будет также справедливо подчеркнуть, что и советские власти в основном отвечали ему взаимностью. Они создали для Староса условия, в которых он мог очень успешно работать в течение многих лет.

Эта несколько уникальная ситуация, возможно, является результатом того факта, что конструкторское бюро Староса принадлежало к центральной части советского военного комплекса, где достижение конкретных результатов в короткий промежуток времени, с использованием всех имеющихся ресурсов, являлось и все еще является основным требованием и критерием успеха".

К статье я хочу добавить рассказ, услышанный мной от В.С. Бурцева.

В конце 60-х годов его вызвал министр радиопромышленности /' Плешаков и сказал, что у Староса закончена разработка УМ1-НХ и председателем Государственной комиссии по приемке машины назначается он, Бурцев.

"Учти, - сказал министр, - Хрущев утверждает, что это замечательная машина, поэтому надо принять! Она нужна народному хозяйству!"

В самом начале работы комиссии Бурцев составил простейший тест и попросил его опробовать. Тест "не пошел". Приемку машины отложили на полгода. При повторной приемке УМ1-НХ стала перегреваться, горели элементы. Вновь надо дорабатывать схемы и конструктивы! И лишь на третий раз комиссия под председательством А.А. Дородницына дала положительное заключение. Так Бурцев помог Старосу оправдать доверие Хрущева, а позднее - получить Государственную премию за создание УМ1-НХ.

"Я не хочу этим высказать упрек Старосу, - сказал В.С. Бурцев, - коллектив у него был замечательный, под стать своему руководителю!"

Что имеем - не храним...

Развитие компьютеростроения в СССР

Развитием промышленности по производству средств вычислительной техники правительство и руководящие органы СССР начали заниматься серьезно практически сразу же после окончания Великой Отечественной войны, считая эту задачу одной из основных для народного хозяйства. Это подтверждается тем, что поручения ЦК КПСС и СМ СССР по подготовке мероприятии, связанных с развитием вычислительной техники, были даны в период острой необходимости в капитальных вложениях для подъема разрушенного войной народного хозяйства и философской полемики о роли кибернетики.

Результатом выполнения этих поручений было постановление ЦК КПСС и СМ СССР 1948 года, предусматривавшее создание ИТМ и ВТ АН СССР и двух отраслевых организаций: НИИсчетмаш и СКБ-245, а также расширение существующей производственной базы и выделение необходимых для этого средств. Следует напомнить, что к началу 50-х годов в стране имелись только небольшие производственные мощности по выпуску счетных и счетно-перфорационных машин, электронная вычислительная техника только зарождалась, а производственные мощности по элементной базе для нее были близки у нулю.

Первые серьезные шаги по развитию производственной базы были сделаны практически в конце 50-х годов после успешного завершения работ по созданию первых в нашей стране промышленных образцов электронных вычислительных машин М-20, "Урал-1", "Минск-1", которые вместе с их полупроводниковыми наследниками (М-220, "Урал-11-14", "Минск-22 и -32"), созданными в 60-е годы, были основными в СССР, практически, до освоения в серийном производстве машин третьего поколения, т.е. до начала 70-х годов.

Основную нагрузку по выпуску этих машин приняли на себя коллективы Московского завода САМ, Пензенского завода ВЭМ, а также вступившие в строй в 1959 г. Казанский завод ЭВМ, Минский завод математических машин, Астраханский завод "Прогресс" и ряд других предприятий. В эти же годы была существенно расширена научно-исследовательская и конструкторская база: в 1955-56 гг. созданы НИИУВМ (Пенза) и НИИММ (Ереван); в 1958 г. - НИИ-250 (Пенза), а также конструкторские бюро на указанных выше заводах.

В результате принятых мер к концу 60-х годов были практически завершены все работы, связанные с созданием и освоением серийного производства полупроводниковых ЭВМ. Это позволило прекратить, начиная с 1964 г, производство машин первого поколения и с 1965 г. начать производство полупроводниковых машин "Урал-П", "Урал-14", "Минск-22", "Минск-23", "БЭСМ-4", "М-220", "Раздан-3" и др.

Необходимо отметить, что большая часть этого этапа развития вычислительной техники совпала с периодом существования в нашей стране региональных советов народного хозяйства (совнархозов), которые решали в основном производственные вопросы, и Государственного Комитета по радиоэлектронике СССР, который руководил всей научно-исследовательской деятельностью и имел в своем составе НИИ и КБ.

Такое разделение науки и производства по разным ведомствам безусловно не являлось лучшим решением проблемы, но оно имело и свои "плюсы" - практические решения по оказанию предприятиям помощи в освоении серийного производства, т.е. по кооперации, принимались и осуществлялись более оперативно.

В 1965-66 гг. народное хозяйство страны было снова переведено на отраслевое управление, и все предприятия, НИИ и КБ вычислительной техники были переданы в состав двух министерств - Министерства радиопромышленности СССР (универсальные и специальные ЭВМ) и Министерства приборостроения, средств автоматизации и систем управления СССР (управляющие ЭВМ), что, безусловно, также было не лучшим решением проблемы.

Работа предприятии в новых условиях совпала с началом активной работы по созданию и подготовке производства ЭВМ третьего поколения (на интегральных схемах).

Трудности этого периода были связаны не только с решением научно-технических и технологических проблем (от архитектуры до элементной базы новых ЭВМ), но и с решением большого количества сложных проблем создания практически заново отрасли вычислительной техники, базирующейся на новой технологии, новом оборудовании, новой номенклатуре ранее не выпускавшихся средств, переходом на внутриотраслевую специализацию вместо распавшейся региональной. Освоение новых изделий во многих случаях шло одновременно со строительством самих заводов и обучением персонала (специалистов) и сопровождалось множеством других проблем.

Решить все эти проблемы необходимо было в крайне ограниченное время (3-5 лет) с увеличением выпуска ЭВМ более чем в три раза при существенном увеличении состава оборудования в каждой из ЭВМ. Реализовать эту задачу предполагалось за счет разработки и освоения в серийном производстве единого ряда программно совместимых вычислительных машин, построенных на единой конструктивно-технологической базе. Увеличение объемов производства достигалось за счет специализации производства и его лучшего технологического оснащения.

Сокращение сроков разработки предусматривалось как за счет использования (легального) опыта ведущих западных фирм на основе заключенных с ними соглашений, так и за счет привлечения к разработке и производству новых ЭВМ коллективов практически всех предприятий и организаций, ранее работавших над созданием "собственных" ЭВМ. Реализации этих задач и было посвящено постановление ЦК КПСС и СМ СССР No 1180/420, от 30 декабря 1967 г., в котором были сформулированы задачи и предусмотрены необходимые меры по обеспечению их выполнения материальными, производственными и финансовыми ресурсами.

Данное постановление явилось, по существу, постановлением о создании в стране отрасли вычислительной техники, т.к. охватывало решение всех проблем - от разработки и освоения производства материалов и элементной базы до обеспечения производства нового поколения ЭВМ и повышения эффективности его использования в народном хозяйстве. Постановлением было предусмотрено:

- увеличение мощностей по производству средств вычислительной техники с 304 млн. рублей в 1965 г. до 1000 млн. рублей в 1970 г. и до 3000 млн. в 1975 г.;

- рост выпуска средств вычислительной техники с 2470 млн. рублей в 1966-1970 гг. до 7500 млн. рублей в 1971-1975 гг.;

- увеличение выпуска ЭВМ с 5800 машин в 1966-70 гг. до 20000 машин в 1971-1975 гг.

Только по Министерству радиопромышленности СССР указанным постановлением было предусмотрено строительство 14 новых заводов и реконструкция 11 существующих с вводом в 1968-75 гг. 1630 тыс. кв. метров производственных площадей.

Аналогичное развитие было предусмотрено и по предприятиям Министерства приборостроения, средств автоматизации и систем управления и Министерства электронной промышленности.

Кардинальные решения были приняты по развитию мощностей по производству элементной базы машин третьего поколения, практически "с нуля" до 65 млн. интегральных схем в год.

Оценивая сегодня указанное выше постановление, можно отметить, что это, безусловно, была "программа максимум". Она не была полностью выполнена, но безусловно способствовала тому, что в стране примерно вдвое выросли производственные мощности по выпуску средств вычислительной техники. Благодаря этому постановлению только на Украине в 1968-85 гг. были построены заводы по выпуску средств вычислительной техники в Киеве, Боярке, Каневе, Виннице, Каменец-Подольске, Одессе, существенно увеличены мощности заводов в Минске и Бресте, Казани и Кишиневе, построен завод ЭВМ во Фрунзе, сооружены производственные здания для НИИ и КБ.

Когда было принято решение о создании ЕС ЭВМ, то к разработке и производству машин РЯДа было привлечено около 100 организаций и предприятий, более 200 тыс. ученых, инженеров и техников, около 300 тыс. рабочих из Советского Союза, Болгарии, Венгрии, Чехословакии, Польши.

Во всяком - и в большом, и в малом деле, кроме постановлений, распоряжений и приказов необходимо участие людей, которые их выполняют, от которых и зависит в первую очередь успех дела.

В развитие компьютерной промышленности в бывшем СССР большой вклад внес Михаил Кириллович Сулим.

Именно поэтому я решил завершить книгу рассказом об этом человеке, с которым познакомился в бытность его заместителем министра радиопромышленности. В те годы он тесно сотрудничал с Глушковым, пытаясь общими усилиями отстоять отечественную линию развития вычислительной техники.

Встретившись с ним почти двадцать лет спустя, я был удивлен тем, что он почти не изменился.

Результатом нашей долгой беседы и ознакомления с документами, которые передал мне Сулим, стал его рассказ о жизни и деятельности, о становлении компьютерной промышленности СССР. Подготовить материал было трудно: Михаил Кириллович о себе говорил очень мало, стараясь не подчеркивать свои несомненные заслуги, кратко отвечал на мои вопросы. И тем не менее, чувствовалось, что прошлое его волнует, как, впрочем, и непростое настоящее.

Крестный отец компьютерной промышленности

Директор Научно-исследовательского института счетного машиностроения (НИИсчетмаш) Михаил Кириллович Сулим несмотря на свои 65 лет выглядит очень молодо. (Моя встреча с ним произошла в 1990 г.) Те, кто впервые знакомится с ним сейчас, вряд ли могут подумать, что он - из поколения восемнадцатилетних, большая часть которого не вернулась с полей сражений Великой Отечественной. Она началась, когда он учился в киевской школе с артиллерийским профилем обучения. Учащихся эвакуировали сначала в Днепропетровск, а в августе 1941 г. - в г. Илек Чкаловской области. В мае 1942 г. выпускников 10 класса направили в военное артиллерийское училище. В январе 1943 года восемнадцатилетний Сулим получил боевое крещение под Воронежем. На Курской дуге в жесточайших боях под Понырями молодой начальник разведки дивизиона армейского артполка 152-мм гаубиц отличился и был награжден орденом Отечественной войны I степени, И позднее не раз смотрел в глаза смерти, но уцелел. Вместе с артполком дошел до Берлина. Фронтовые невзгоды не погасили мысли об учебе.

После демобилизации поступил на электротехнический факультет Киевского политехнического института и в 1951 г. окончил его, получив диплом с отличием и направление в аспирантуру. Естественно, речь шла не о работе в области цифровой вычислительной техники. В КПИ в то время такая дисциплина не читалась и исследования по этому направлению не проводились, хотя в том же Киеве уже работала первая в континентальной Европе малая электронно-счетная машина МЭСМ. Работы велись закрыто, о них знал лишь очень узкий круг людей. И не стал бы Сулим заниматься вычислительной техникой, если бы не счастливый случай: из Москвы на распределение молодых специалистов приехал заместитель директора по научной работе НИИсчетмаш. Он увлек молодого инженера рассказом о создаваемой в московском институте необычной технике, где в то время, тоже за закрытыми дверями, создавались ЭВМ "Стрела", "Урал-1" и др. Сулим настоял, чтобы его направили в СКБ-245, и в феврале 1952 года вместе с женой, которая окончила институт вместе с ним, появился в Москве. Стал работать в отделе, где проектировалась специализированная цифровая машина СЦМ-12. Долгое время квартиры не было, снимали комнату, где едва умещались кровать, стол и два стула.

Интерес к новой области науки и техники, возможность научного творчества компенсировали тяготы и неудобства жизни. На сон и отдых отводились считанные часы.

Через полтора года пришел опыт. Сулим стал основным разработчиком цифрового дифференциального анализатора - нового типа цифровых ЭВМ. Работа спорилась, коллектив разработчиков, руководимый им, сумел быстро изготовить и отладить макет новой машины. В это время руководителя отдела цифровых вычислительных машин Рамеева перевели в Пензу на предприятие, где должны были осваиваться в производстве и выпускаться ЭВМ "Урал-1" - родное детище Башира Искандаровича.

Сулима, успевшего зарекомендовать себя как инициативного, высококвалифицированного специалиста, назначили руководителем этого отдела. В нем работало 150 сотрудников, имелось свое КБ, макетные мастерские. Постановлением правительства перед НИИсчетмаш была поставлена ответственная задача создания совместно с ИТМ и ВТ АН СССР мощной (по тому времени) ЭВМ М-20. Главным конструктором машины был назначен академик С.А. Лебедев. Его заместителем - М.К. Сулим. Так жизнь свела молодого инженера с первосоздателем отечественной вычислительной техники. Работая рука об руку, Сулим многое перенял от выдающегося ученого и в свою очередь щедро отдавал выполнению его замыслов всю свою кипучую энергию.

Создание и выпуск первых 4-х образцов ЭВМ М-20 вместо ожидавшихся двух-трех лет заняли четыре года (с 1955-го по 1959 год). От ИТМ и ВТ АН СССР в работе активно участвовали основные отделы П.П. Головистикова, М.В. Тяпкина, В.Н. Лаута, А.С. Федорова. От СКБ-245 работу вел отдел М.К. Сулима (А.Ф. Кондрашев, А.И. Лазарев, А.А. Соловьев, М.С. Власов и др.). Работали очень дружно, напористо. Пример подавали руководители - Лебедев и Сулим, активно участвовавшие в отладке ЭВМ. Напряжение возрастало с каждым днем. Те, кто не знает, что такое отладка ЭВМ, содержащей многие тысячи электронных ламп, вряд ли поймут состояние разработчиков, выяснивших после многих месяцев круглосуточной отладки, что в принятые технические решения необходимо внести существенные изменения. В кратчайший срок была доработана элементная база машины и ее конструктивы, обеспечившие устойчивую синхронизацию элементов. Через полгода машина заработала, были успешно завершены ее испытания, и документация для серийного производства была передана на Московский завод САМ и Казанский завод ЭВМ.

В нескольких предложениях, конечно, невозможно передать те волнения и трудности, с которыми была сопряжена разработка одной из первых ЭВМ в нашей стране. Выручила молодость, или лучше сказать - энтузиазм молодости.

Всего три месяца М-20 была "чемпионом" мира по быстродействию. Такой была расплата за упущения в разработке элементной базы.

Вслед за ламповой М-20 последовали полупроводниковые с увеличенным объемом памяти ЭВМ М-220, М-222, совместимые по программному обеспечению с М-20. Главным конструктором этих машин был М.К. Сулим. Долгое время они выпускались промышленностью и использовались в ВЦ страны.

В 1959 году, когда были организованы совнархозы, тридцатипятилетний Сулим назначается главным инженером управления по вычислительной технике только что созданного Госкомитета по радиоэлектронике СССР. Через год он уже руководитель управления и член коллегии Госкомитета. Пять лет опекал НИИ и СКВ, разрабатывавшие специализированную вычислительную технику, и курировал заводы, выпускавшие ЭВМ в различных городах страны, - Москве, Вильнюсе, Пензе, Киеве, Орле и др.

Когда в 1965 г. от совнархозов отказались и были восстановлены общесоюзные министерства - радиотехнической, электронной, электротехнической промышленности и др., М.К. Сулима вначале назначили руководителем главного управления по вычислительной технике и членом коллегии Министерства радиопромышленности СССР, а затем заместителем министра. Шесть лет, проведенных на высокой и очень ответственной государственной должности, были отданы без остатка развитию в стране мощной промышленности средств вычислительной техники.

При его непосредственном участии в 1967 году был подготовлен проект постановления СМ СССР, предусматривавший расширение и строительство более тридцати новых заводов в Минрадиопроме, Минэлектропроме и Минприборе для производства ЭВМ и их элементной базы, а также создание Научно-исследовательского центра вычислительной техники НИЦЭВТ и ряда других институтов.

Когда постановление было принято, началась практическая работа по его осуществлению. Почти все время Сулим проводил в командировках. В скором времени в стране появились новые заводы и были реконструированы старые. Его стараниями в Москве на базе СКБ-245 в кратчайшие сроки была развернута головная организация Минрадиоп-рома по вычислительной технике НИЦЭВТ, самая крупная в этой области в стране.

Вряд ли ожидал инициатор ее создания Сулим, чем это для него обернется. Директор НИЦЭВТ Крутовских, назначенный генеральным конструктором семейства ЭВМ третьего поколения (ЕС ЭВМ), не только не поддержал намерение Сулима кооперироваться в разработке и выпуске ЭВМ с фирмами Западной Европы, но, наоборот, стал ярым сторонником повторения американской системы IBM-360. В развернувшейся дискуссии о том, какой должна быть ЕС ЭВМ, Сулим и его сторонники потерпели поражение.

В этой книге уже рассказаны подробности дискуссии, тем не менее, узнать мнение человека, который находился в эпицентре борьбы, тоже важно. М.К. Сулим до сих пор переживает случившееся.

"Оценивая с позиций сегодняшнего дня Дискуссию о путях развития вычислительной техники в СССР в конце 60-х - начале 70-х годов, о которой много писалось в зарубежной печати (и, к сожалению, почти ничего в собственной), можно отметить,что из двух возможных путей развития мы выбрали не лучший, - написал он мне. - Являясь одним из инициаторов и горячих сторонников отечественного пути развития вычислительной техники и привлечения западноевропейских фирм к работам по новым поколениям ЭВМ, я и сегодня считаю, что он был единственно правильным, - мы получали реальную возможность в очень короткий срок выйти на мировой уровень по изделиям серийного производства и реальную базу для дальнейшего развития вычислительной техники совместно с ведущими европейскими фирмами.

События последних лет подтвердили правильность такого подхода. Больше того, наше желание приобщиться к "цивилизованному" миру было бы уже подкреплено нашими практическими делами, - мы были бы уже в "цивилизованном" обществе, интегрированными в мировую систему.

К большому сожалению, прошедшие 20 лет можно назвать годами "нереализованных возможностей".

Сегодня мы пытаемся пробиться к "цивилизованному" миру, но разница с тем периодом состоит в том, что тогда нас приглашали в качестве равноправного партнера, а сегодня пытаемся пробиться в него не всегда "цивилизованным" способом, не имея за душой ничего, кроме желания быть "цивилизованными".

В 1970 г. один из западногерманских институтов по исследованию рынка писал в своем обзоре о перспективах развития вычислительной техники в СССР примерно следующее: Советский Союз обладает огромным научно-техническим потенциалрм, но плохо его использует; научно-технический прогресс в области вычислительной техники идет очень бурно; для обеспечения конкурентоспособности на мировом рынке необходимо вкладывать в эту отрасль большие капиталовложения; многим фирмам это не под силу.

Заключение соглашений ведущих европейских фирм с СССР о сотрудничестве с целью использования его потенциала будет способствовать техническому прогрессу европейских стран. Указывалось, что' для этого потребуется дать советским специалистам современное оборудование, однако это не приведет к конкуренции в связи с множеством внутренних проблем в СССР по развитию собственного народного хозяйства в ближайшие 10 лет. Как видно из данного прогноза, все оправдалось - и интерес к СССР, и подписание соглашений, и желание дать и научить. Не оправдалась только надежда реализовать эти соглашения, а события последних лет привели к тому, что нет уже, к сожалению, огромного научно-технического потенциала и желания иностранных партнеров его использовать, хотя необходимость у нас в этом возросла во много раз. Сегодня еще можно исправить положение, "завтра" будет поздно - остатки огромного потенциала будут уничтожены стихией".

М.К. Сулим, не согласившись с политикой министерства, оставил должность заместителя министра и был назначен директором НИИ Счетмаш. Работая здесь, он защитил кандидатскую и докторскую диссертации.

За двадцать лет работы в НИИ Счетмаш многое сделано. Но все это не то, о чем мечтал Михаил Кириллович...

Вместо эпилога

Есть-таки пророки в своем Отечестве! Замечательные ученые Лебедев, Глушков, Брук, Рамеев, Матюхин, Карцев, Брусенцов, Акушский, Старое, Сулим - тому яркое подтверждение! В условиях командно-административной системы им не хватало одного - достаточного понимания и поддержки тех, кто волею случая и обстоятельств (и далеко не всегда за счет большого таланта) оказался в числе вершителей судеб науки и -технического прогресса.

Наступят ли новые времена, новый ренессанс в науке, технике, народном хозяйстве как когда-то, после Великой Отечественной?

К сожалению послать телеграмму или позвонить в XXI век и спросить об этом невозможно. Остается ждать, надеяться и делать все возможное для достижения этой цели!
 

Нет ничего дороже...

Б.Н.Малиновский (50-е гг)

Воспоминания, по утверждению Ф.М. Достоевского, самое дорогое для человека. И чем более они связаны с какими-то переломными моментами, требующими огромного напряжения сил и нервов, а то и трагическими событиями, тем они дороже. К такой мысли писатель пришел в конце своей жизни.

Вероятно, не случайно и В,М. Глушков в последние девять дней, когда еще был в сознании, продиктовал дочери свою исповедь. Мне думается, что по этой же причине так охотно делились со мной воспоминаниями Б.И. Рамеев, И.Я. Акушский, Н.П. Брусенцов и другие ветераны вычислительной техники. Судьба, не раз подвергая испытаниям словно хотела, чтобы и я убедился в справедливости мысли великого писателя.

В 1939 году меня, студента первого курса Ленинградского горного института, как, впрочем, и остальных моих сверстников, мечтавших о высшем образовании, что в то время ценилось выше всяких материальных благ, призвали в армию, поставив под вопрос заветную мечту. Через два года, когда ждал демобилизации и уже грезилось возвращение в институт, началась Великая Отечественная война... В первых рядах сражающихся оказалась молодежь - солдаты, сержанты, лейтенанты. Именно они находились в непосредственной близости к врагу и понесли невосполнимые потери. Я оказался в числе счастливчиков, оставшихся в живых, а старший брат-танкист - среди тех, память о которых хранят тысячи братских могил на полях бывших сражений... Ордена Отечественной войны I и II степени, снятые с его гимнастерки, несколько фотографий да письма с фронта хранятся как дорогие реликвии в нашей семье...

Ознакомившийся с предыдущими главами читатель, вероятно, заметил, что я не забывал у всех моих героев отметить участие в войне и, надеюсь, правильно понял меня, - ведь в книге идет речь о первых послевоенных десятилетиях, о жизни и творчестве людей, так или иначе опаленных войной.

На мою долю досталась не самая тяжелая и не самая трагическая частица Великой войны, но для меня она самая близкая, навсегда осевшая в памяти, оставившая отметины на теле...

Пятьдесят послевоенных лет записали в моей памяти другие страницы, связанные с учебой, семьей, Национальной академией наук Украины, где прошел путь от аспиранта до члена-корреспондента HAН Украины. Первые два десятилетия (50-е и 60-е гг.) работал очень много, не жалея сил, времени, здоровья, получая огромное удовлетворение от результатов своего труда. Именно в эти годы появился первый опыт, создавалась первая в стране полупроводниковая управляющая машина "Днепр", был организован ее серийный выпуск, разработаны и запущены в эксплуатацию многочисленные системы автоматизации технологических процессов, сложных экспериментов.

Третье десятилетие прошло спокойнее, хотя тоже приходилось "выкладываться". Помогали появившийся опыт, авторитет, завоеванный коллективом института за прошедшие годы. Последние же два десятилетия - они еще не закончились - сопряжены с разочарованием. Затраченная мной энергия, стремление сделать как можно больше полезного не соответствовали достигнутым результатам. Они могли быть значительно весомее, если бы не -многие возникшие в эти годы препятствия на пути научно-исследовательских разработок и, особенно, при передаче их результатов в промышленность.

Однако было бы несправедливо из-за трудностей последних лет чернить все прошедшее, что теперь стало почти нормой. История человеческого общества, в том числе история развития науки, должна быть максимально правдивой, поскольку это не только взгляд в прошлое, но и путеводитель в будущее, который необходимо хорошо изучить, понять причины взлетов и падений, чтобы найти верный путь дальнейшего развития.

С этой точки зрения годы славного, хотя и не простого становления и первоначального развития цифровой электронной вычислительной техники в СССР, биографии ее замечательных творцов должны стать непременной частью истории вычислительной техники.

Мне очень дорого то время, те люди, и я надеюсь, что они запомнились и читателям.

В начале книги я упомянул о том, что, находясь в больнице после инфаркта, попытался написать о себе, о самом главном, что сделано мною за послевоенные годы. Получилось нечто вроде "дневника", в котором я отмечал состояние здоровья, свои мысли и записывал то, что мог вспомнить о своем пути в науке, в том числе о годах создания и внедрения управляющей машины "Днепр".

Эту небольшую часть своего "дневника" я решил поместить в книге как еще один штрих, дополняющий ту часть "исповеди" В.М. Глушкова, где он рассказывает о "героическом периоде" становления Института кибернетики (тогда Вычислительного центра) НАН Украины. Итак...

"Сегодня - 21 ноября 1988 г. Последний день моего лечения в больнице. С 3-го сентября, когда случился инфаркт, прошло 2 месяца 18 дней. Завтра, 22-го, отправят в санаторий "Жовтень" под Киевом на реабилитацию.

День памятный: 47 лет назад на берегу Волги, недалеко от Калинина, меня ранило. Осколок попал в правое плечо, спереди, прошел совсем рядом с сонной артерией и выскочил, пробив правую лопатку. "Счастливы, молодой человек! - сказал мне врач в санбате. - Еще чуть-чуть - и сонная артерия была бы перерезана. Вас сюда не довезли бы".

Когда  случился инфаркт, врачи не были уверены в счастливом исходе. А если бы утром 3 сентября поехал на садовый участок - а уже собрался, несмотря на плохое самочувствие, - то, может быть, обратно вряд ли довезли.

А в то время, о котором пишу свои воспоминания, я был полон сил, неуемного стремления хоть что-то сделать в науке. И не ради какой-то корысти, будущих званий - об этом не думал. Вероятно, в человеческой природе заложено стремление деятельности - оно мной и руководило.

В конце лета 1956 г. мне позвонил Б.В. Гнеденко:

- Приезжайте ко мне на квартиру, хочу познакомить вас с новым заведующим лабораторией!

Он прислал за мной машину, и я быстро добрался из Феофании в Киев.

В кабинете Бориса Владимировича, директора Института математики АН Украины, в состав которого входила наша лаборатория, сидел молодой человек в очках. Борис Владимирович представил ему меня, тогда парторга лаборатории, и попросил отвезти нового заведующего - математика, доктора физ. мат, наук Виктора Михайловича Глушкова в лабораторию. Сам он был, очевидно, занят.

Приехали в обеденный перерыв. Зная, что в лаборатории пусто, я повел Виктора Михайловича на спортивную площадку. Там шло задорное волейбольное сражение. Мы постояли, посмотрели. Мне показалось, что Виктор Михайлович чувствовал себя стесненно. С кем-то я его знакомил, но с кем - уже не помню.

С первых дней его прихода активизировались научные семинары. В то время кибернетика только-только 'получила первое признание в стране, да и то не везде и не всеми. Еще можно было прочесть и услышать о том, что это - лженаука, претендующая заменить человеческий мозг машинным. Знаменитые книги Винера в Союзе еще не были известны. А когда появилась первая из них (в московском СКБ-245), она хранилась ~ в отделе секретных документов!

26.1.88. Сорок семь лет назад в этот день я оказался в Москве, в здании Тимирязевской сельхозакадемии. Там был госпиталь. После осмотра и перевязки меня поместили в маленькую комнатушку на восьмом этаже. Кроме моей, в ней стояла вторая койка, на которую вскоре привели и уложили красноармейца. Когда санитары ушли, солдат сел на кровать, снял нижнюю рубашку и стал - зубами щелкать вошь за вошью, - так мне вначале показалось. Он, видимо, был близорук и, чтобы разглядеть насекомое, подносил шов рубашки близко к лицу. А когда давил ногтями ненавистного паразита, лицо его искажалось, рот искривлялся, иногда слышалось какое-то бормотание. Был он немолод, небрит, волосы всклокочены, словом, прямо из пехотного окопа. Тогда я еще не знал, как мучают человека вши. Часть, с которой я начал войну, была кадровой. Зато потом, на Северо-Западном фронте, где нас все лето поедом ели вши, не раз вспоминал этого солдата.

Комната была на последнем этаже, какая-то нестандартная, и о нас - забыли. Только на второй или третий день пришли, накормили и отвели на посадку в машины, - формировался эшелон для отправки раненых в Тюмень. А предыдущий эшелон, как мне сказали, был отправлен в родное Иваново. Не повезло-

Но вернусь к своему рассказу.

Новый тонус работ в лаборатории сказался на работе партгруппы. Было решено составить письмо в ЦК КПУ, показы-, воющее, что работы в области вычислительной техники в Союзе и особенно в Украине развиваются значительно медленнее, чем в США, Англии, Франции, что на родине первой ЭВМ они вообще в зачаточном состоянии. "Положение с вычислительной техникой на Украине граничит с преступлением перед государством" - такой резкой фразой заканчивалось письмо. И это было правдой!

Письмо подписали члены партгруппы. В.М. нас поддержал, но сказал, что он не коммунист и письмо подписывать не будет.

Мы не рассчитывали, что наше обращение произведет такой эффект: письмо было размножено, разослано членам Политбюро ЦК КПУ, после чего состоялось его заседание с приглашением Глушкова, где был принят ряд важных решений, в том числе: организовать на базе лаборатории Вычислительный центр АН Украины, построить здание для него и жилой дом для сотрудников. Директором центра был назначен В.М. По его предложению меня назначили заместителем директора по научной части.

После одного из посещений отдела науки ЦК КПУ, где присутствовали Виктор Михайлович и я, он спросил, когда мы вышли из здания:

- Б.H.! Вы могли бы дать мне рекомендацию в партию?

Я сказал, что, конечно, буду рад это сделать. В рекомендации написал все, что знал тогда о В.М.- талантлив, скромен, быстро завоевал авторитет в коллективе, горячо болеет за дело, за короткий срок сумел вдохнуть в коллектив новый творческий импульс.

Как-то, встретив меня чуть ли не в коридоре только что построенного здания ВЦ АН Украины (на его открытие приезжал Б.Е. Патон), В.М. сказал: - Надо разработать универсальную управляющую машину. Сейчас все увлекаются специализацией. Но проектировать ЭВМ долго, она к моменту создания устареет, а внести изменения в специализированную ЭВМ практически невозможно. Техника всегда возникает в универсальном варианте, а потом происходит специализация.

Буквально через несколько дней, увидев меня, спросил:

- Вы уже начали работу? Если мое предложение вам не нравится, я переговорю еще с кем-нибудь.

Я сказал, что согласен и обдумываю, как начать работу.

К 1958 году у меня уже накопился определенный опыт в создании полупроводниковых устройств ЭВМ и управляющих машин.

Под моим руководством в 1957-1958 гг. был разработан проект управляющей ЭВМ фронтового бомбардировщика для одной из киевских организаций. Математическую часть разработки вел молодой доктор наук Шаманский, весьма квалифицированный, предельно четкий и обязательный в работе. Я с ним неплохо сработался. Пришлось "специализироваться" в области навигационных задач, решаемых на борту бомбардировщика, особенностей работы бортовой РЛС, вопросов наведения на цель самолета-снаряда. Пишу об этом открыто, поскольку прошло почти 40 лет и эти сведения потеряли всякую секретность.

С работой справились в срок, сдали проект и макет машины с высокой оценкой.

В 1958 г. в ВЦ АН Украины, располагавшийся тогда еще в Феофании, пришло немало выпускников КПИ (это был тоже результат постановления ЦК КПУ), и технические отделы пополнились сильными, хорошо подготовленными инженерами, в том числе и мой отдел спецмашин.

Силами этих отделов и началась разработка УМШН - управляющей машины широко назначения, получившей впоследствии название "Днепр".

Поскольку приходилось больше всех заботиться об этой разработке, то к концу ее злые языки называли УМШН - "УМА-ЛИШН". Работы действительно было много и не всегда она клеилась. Через год или полтора пришлось взять весь объем работы под свой жесткий контроль, что я и сделал, пользуясь возможностями заместителя директора. Затем я понял, что нужен проектно-конструкторский отдел, и уговорил В.М. создать его. В качестве заведующего "подвернулся" Ю.Т. Митулинский, человек с хорошими организационными способностями. Отдел был быстро развернут и приступил к конструированию машины.

Так создавалась кадровая база крупной по тем временам разработки.

И все же главными были и оставались вопросы: какой должна быть УМШН, принципы ее построения, основные параметры, структура и архитектура (как стали говорить позднее).

В.М., высказав идею и общие положения о том, что машину надо сделать так, чтобы она годилась для управления различными процессами, не стал более заниматься детальным рассмотрением вопроса, доверив это полностью мне.

Поскольку машина предназначалась для управления производственными процессами, пришлось заняться их изучением.

Помню, мне пришло в голову написать в различные научно-исследовательские организации, университеты, ряд промышленных организаций письма о том, что разрабатывается УМШН, что мы ищем сторонников создания такой машины, и те, кто видит возможности ее использования, согласен работать вместе с нами, может высказать требования к УМШН. Было разослано свыше 100 писем. Положительные ответы пришли от четырех организаций, в том числе от НИОХИМ (г.Харъков), остальные организации либо не ответили, либо прислали ничего не значащие отписки.

Мне пришлось засесть за книги с описанием измерительных приборов, регуляторов, сервомеханизмов, технологий. В то время никакой единой системы измерительной техники не существовало. В основном использовались стрелочные приборы. По положению стрелки или иного указателя на шкале можно было прочитать величину измеряемого параметра.

В управляющую машину данные о процессе надо было вводить автоматически, по ее командам. Встала проблема объединения ЭВМ с объектом управления. Именно в стенах нашего отдела спецмашин родилось тогда название устройства, призванного выполнять эти функции: УСО - устройство связи с объектом. Оно просуществовало до нашего времени, вошло в обиход, стало понятным всем, кто занимается техническими средствами управления.

Разработчикам УСО сразу стала очевидна необходимость стандартизации электрических сигналов на выходе измерительных приборов и на входе сервомеханизмов. Только в этом случае конструирование УСО со многими входами и выходами становилось возможным. Это заставило специалистов в области измерительной техники подумать о стандартном виде сигналов, снимаемых с датчиков. А их в то время существовали многие сотни типов. Бывая на конференциях, семинарах, посещая предприятия, я многократно обсуждал эти вопросы с теми, кто был близок к ним, чтобы составить представление о будущем УСО.

Что касается арифметической части и памяти, то в отношении принципов их построения все было ясно, однако возникало много технологических трудностей, поскольку надежных транзисторов еще не существовало, а ферритной памяти на миниатюрных сердечниках не было вовсе.

2 декабря 1988 г. Ферритный сердечник - деталь весьма надежная. Ферритные запоминающие устройства просуществовали более двух десятков лет. На смену пришла полупроводниковая память. Запоминающее устройство УМШН на миниатюрных ферритных сердечниках было первым в стране.
 

На фирме "Аддо", Швеция, в центре Б.Н. Малиновский (слева), М.А. Гаврилов (справа)

Человеческое сердце - не оксиферовый сердечник, не знающий износа, а участок живой ткани в организме. Как все живое, оно со временем изменяется, стареет. И не время, наверное, главный фактор износа, а те условия, в которых человек- находится.

В начале 1942 года на медицинской комиссии в Тюменском госпитале No 3330, где я пролежал около двух месяцев после ранения под Калинином, меня, бегло осмотрев зажившие раны, спросили:

- На что жалуетесь?

- Да вот, сердце колотится!

А оно, не привыкшее к нагрузке после лежания (а тут пришлось идти по лестнице), гулко и часто стучало в грудной клетке и никак не унималось.

- У молодых это часто бывает. Следующий!

И отправили меня в маршевую роту, откуда попал в начале мая на болотный, запомнившийся проливными весенними дождями, злыми январскими морозами и почти непрерывным артиллерийским обстрелом Северо-Западный фронт.

Если бы только один снаряд за день пролетал, жутко свистя над моей головой, или рвался близко, и то их насчиталось бы 300 (за 300 дней). А были дни, когда от разорвавшихся снарядов сплошь чернела покрытая ранее снегом земля, а от могучего леса оставались жалкие обрубки! И каждый свист и разрыв отзывались напряжением моего сердца, а оно ведь не из бесчувственного феррита!

Сегодня меня второй раз не выпустили на контрольную дистанцию длиной всего 1300 метров. Не та кардиограмма, даже хуже, чем была, когда появился в санатории. Не справляется еще сердце с такой нагрузкой. А ведь когда-то справлялось с куда большей! Во время ночных маршей к Днепру (чтобы не заметил противник) проходили по 50-60 км - и ничего. Правда, помню, один пожилой солдат шел-шел и вдруг упал замертво - сердце не выдержало.

С болезнями сердца в санбат не обращались. Может быть, кто-то и пробовал, но я не решился. В феврале 1943 г. в боях под Старой Руссой стоило пройти 50-100 метров, как приходилось либо присесть на пенек, прислониться к дереву, либо просто посидеть на снегу. Под левую лопатку словно вонзалось шило - нестерпимо кололо. Когда останавливался, боль постепенно проходила. Красноармейцы, шедшие со мной, все это видели. Но ни мне, ни им даже не пришла в голову мысль о медсанбате. Вот если бы оторвало или прострелило ногу, руку или что-нибудь еще, тогда, другое дело. Свою сердечную боль я "переходил"'~.

Учитывая приближение комплексной отладки УМШН, я постарался сконцентрировать все работы у себя в отделе. Конструирование и отладку УСО вел В.М. Египко, работавший в отделе и раньше (сейчас доктор наук), арифметическое устройство отлаживал ВС. Каленчук, запоминающее устройство вел вначале ВТ. Пшеничный, затем появился И.Д. Войтович (сейчас тоже доктор наук), они вдвоем дорабатывали его. Над структурной схемой всей машины вместе со мной работал А.Г. Кухарчук. Устройство управления вела Л.А. Корытная, устройство питания - Э.Г. Райчев.

Разработка устройств ввода-вывода задерживалась. В это время в наш ВЦ пришел справиться о возможности поступления на работу д.тм. Б.Б. Тимофеев из Грузии. Глушкова не было, принимал его я и сразу предложил возглавить отдел устройств ввода-вывода, передал ему часть сотрудников своего отдела.

Все эти годы, связанные с разработкой УМШН, я пытался обосновать принципы ее построения и основные параметры, исходя из мест применения, которые наметил.

Слово "наметил" нельзя понимать в прямом смысле. Дело в том, что, когда о создании машины стало известно в стране, к нам в ВЦ АН Украины стали приезжать многочисленные посланцы из разных организаций для переговоров о ее поставке. Появилась возможность выбора. Однако этот вопрос не был простым. Во-первых, каждому "выбранному" потребителю надо было изготовить и поставить УМШН, вписать ее в схему технологического процесса. Я старался отобрать наиболее "подходящих" потребителей, на примере которых можно было доказать универсальность УМШН. Во-вторых, приходилось заботиться о том, чтобы машина попала в умелые руки, - мы добивались, чтобы заказчики присылали своих сотрудников для предварительного обучения. В-третьих, искали заказчиков, способных пойти на большой хоздоговор и поставить хотя бы часть транзисторов, диодов и другие радиодетали, необходимые для изготовления машин.

О широком внедрении УМШН можно было думать только при организации ее серийного производства. В то время в стране были совнархозы, многие сложные вопросы решались на месте, и мне повезло. Когда пришел к руководителю промышленного отдела Киевского совнархоза П.И. Кудину, рассказал об УМШН, ее применениях, многочисленных запросах и необходимости организовать серийное производство, он, подумав, назвал мне завод "Радиоприбор", где директором был М.З. Котляревский.

Идти к директору завода один я не решился, попросил Виктора Михайловича. Пошли вдвоем.

Котляревский, к нашей радости, без особых разговоров и пояснений согласился. Единственное, что его интересовало, - так это размеры машины. Поскольку завод выпускал осциллографы, то мы сравнили УМШН с ними, сказав, что машина в 5-6 раз больше осциллографа. Директора этот ответ удовлетворил. Сказал, что подготовит помещение, наберет монтажников и выделит, если понадобится, людей для доработки документации на машину. Мы ушли в восторженном состоянии, восхищаясь энергичным директором. Свою ошибку - сравнение УМШН с осциллографами - я понял позднее.

Передать машину в серийное производство можно было, доказав универсальность ее назначения, работоспособность и наличие документации для серийного выпуска.

Следовало подумать о Государственной комиссии, ее составе, председателе. А главное - быстрее заканчивать комплексную отладку. Основные объекты контроля и управления, на примере которых можно было показать возможности УМШН, уже были намечены: бессемеровский конвертор на Днепродзержинском металлургическом заводе; карбонизационная колонна на Славянском содовом заводе; участок плазовых работ на Судостроительном заводе имени 61 коммунара в Николаеве; класс для обучения курсантов в КВИРТУ (Киев).

На выбранных объектах развертывались работы по алгоритмизации процессов, привязке УМШН к объектам, шла подготовка кадров, часть из которых работала прямо в моем отделе, участвуя в отладке УМШН.

Бессемеровский конвертор был намечен по указанию Глушкова. Он побывал в Днепродзержинске с лекцией. Познакомился с заведующим кафедрой автоматики Днепродзержинского завода-втуза С.К. Гаргером. Тот вел работы по определению оптимального времени повалки конвертора. Фактически работа только начиналась, сам бессемеровский процесс отживал свой век, но Гаргер сумел увлечь В.М. идеей ускорения плавок, возможностью использования для этой цели ЭВМ, и Глушков воспламенился этой идеей. Он решил не ждать появления УМШН, а ∙ предложил провести повалку с применением ЭВМ "Киев", созданной у нас в ВЦ АН Украины. Для стыковки с датчиками на конверторе (а их было всего 2) было решено изготовить и установить в цеху регистрирующую цифровую установку РЦУ. Делать ее Глушков поручил А.И. Никитину (теперь доктор наук). Руководил этой работой сам, но просил, чтобы и я в ней участвовал.

Проведенный в 1958 году опыт не оправдал возлагавшихся на него надежд. Постоянно выходила из строя линия связи, отказывала ЭВМ "Киев", нарушалась работа РЦУ, не давали нужных показаний датчики. Для окончательной отладки алгоритма пришлось провести еще один опыт управления конвертором на расстоянии, когда заработала УМШН. Она оказалась надежнее "Киева", но линии связи и РЦУ по-прежнему подводили, едва не сорвав эксперимент. Надо было везти машину в Днепродзержинск и там, на месте, завершать обработку системы.

Вторым объектом была карбонизационная колонна на Славянском содовом заводе. Расстояние до него было вдвое больше, но я все же уговорил НИОХИМ провести опыт управления колонной на расстоянии. Соблазняло то, что этот институт имел точную алгоритмическую модель колонны и это могло способствовать успеху. Помимо этого сам завод не торопился покупать машину, и удача в опыте могла подтолкнуть решение этого вопроса.

Упрощенный алгоритм управления подготовил ИЛ. Янович - весьма способный математик, работавший у меня в отделе. Опыт прошел удачно. От НИОХИМ и завода мы получили акт о том, что управление с помощью ЭВМ (была использована УМШН) дает эффект в несколько десятков тысяч рублей в год. Вопрос о покупке машины был сразу же решен.

Третьего потребителя УМШН мы не искали, он сам нашел нас.

В Киев приехал и обратился к нам некто Г.И. Мацкевич, работавший на Судостроительном заводе имени 61 коммунара в Николаеве. Человек с интересной судьбой. Во время Первой мировой войны он попал во Францию и жил там до 1954 года, затем вместе с семьей вернулся на родину. Работал в плазовом цехе завода, где готовят чертежи деталей корпуса судна для последующей вырезки из листов стали. Увлекся идеей экономии стальных листов путем применения оптимальной раскладки деталей корпуса на листе стали. Предложил свою идею как изобретение. Нас просил стать соисполнителями.

В моем отделе работал В.И. Скурихин. Я привлек его к работе с николаевским изобретателем. Выяснилось, что предлагаемое Мацкевичем, - малая толика того, что можно сделать на заводе с помощью ЭВМ. Так, например, плазовые работы, при которых требовалось вычертить судокорпусные детали на плазе - гладкой поверхности пола огромного зала, почти равного по размерам футбольному полю, можно было перенести в ЭВМ. Для этого потребовалась очень большая работа математиков. В составе группы Скурихина они были, и он взялся за эту работу. Я продолжал заниматься автоматизацией раскладки деталей на листе стали совместно с Машбиц и продолжал руководить работой в целом. Надо было позаботиться о том, чтобы на завод поступила УМШН в максимальной модификации, иначе ее возможностей не хватило бы для плазовых расчетов.

Участники конгресса ИФАК американские ученые Миллер (слева) и Чейн (справа), посетившие Институт кибернетики в 1965 году. В центре Б.Н. Малиновский

Во время первой поездки в Николаев выяснилось, что с заводом работает также Институт автоматики (Киев). Руководил работами к.т.н. ГЛ. Спыну. Задача состояла в том, чтобы изготовить газорезательной станок для вырезки судокорпусных деталей, работающий по программе, записанной на магнитную ленту. Эта задача "стыковалась" с нашими. Таким образом, появился замысел создать комплексную автоматизированную систему подготовки и вырезки судокорпусных деталей. Она получила название "Авангард" (по названию газорезательного

Работа по созданию класса обучения на базе ЭВМ в КВИРТУ готовилась без нашего участия. Там нашлись квалифицированные
кадры, и от нас только ждали саму УМШН.

Надо сказать, что подготовка серийного выпуска УМШН потребовала огромного труда, настойчивости, преодоления разного рода трудностей.

Во-первых, признание необходимости универсальной управляющей машины не пришло само собой. В тот период все увлекались только машинами специализированными ("Сталь-1", "Сталь-2", бортовые ЭВМ и др.). Помню, я подготовил статью "Управляющая машина широкого назначения". Из журнала "Автоматика и телемеханика", куда была послана статья, ее вернули, отметив, что вопрос не актуален. Это было, если не ошибаюсь, в 1958 году, когда в одном из американских журналов появилась статья о машине РВ-300, главным достоинством которой отмечалась ее универсальность.

В 1959 г. в Москве проводилось первое всесоюзное совещание по управляющим машинам. Прозвучал там и мой доклад об УМШН, которая уже начинала оживать. Он вызвал многочисленные вопросы. Меня включили в комиссию по подготовке решения совещания. В проект включили фразу: "Одобрить разработку УМШН в АН УССР". На заключительное заседание комиссии явился начальник отдела вычислительной техники Госплана СССР Лоскутов. Я знал его по книге, посвященной различного рода РЦУ и специализированным ЭВМ (довольно примитивной). Держался он как царский вельможа. Услышав фразу об УМШН, сказал:

- Убрать, чтобы и духу не было. Эта машина делается ради похоти академиков и никому не нужна.

Фраза была вычеркнута.

Спорить с самовлюбленным человеком, облеченным огромной властью, было бесполезно-

5 декабря 1988 г. Сорок семь лет назад - кажется, прошла целая жизнь! - мы, раненые, лежавшие человек по десять в классных комнатах тюменской школы, услышали слова Левитана о наступлении наших войск под Москвой. Свершилось! Пришло долгожданное время, когда не враг бьет нас, а мы его.' А впрочем, не мы - раненые, а те части Красной Армии, что в мороз и пургу идут вперед и вперед, вышибая фрицев из захваченных ранее городов, сел, деревень. Со мной в палате лежал пожилой солдат, который, как я узнал, был ранен под тем самым Калининским элеватором, под которым в октябре 1941 года был и я. С нашего наблюдательного пункта элеватор, в котором засели немцы, отлично просматривался, до него было метров 700-800. Окопы нашей пехоты находились между нами и элеватором, ближе к нему. Тогда еще не рыли траншей. Каждый боец, согласно уставу, должен был вырыть окоп и находиться в нем. Сидеть одному без всякой связи с другими в таком окопе было нелегко. Не случайно позднее стали сооружаться траншеи-хода сообщения, объединявшие многие окопы. С нашего НП были отлично видны бугорки земли перед каждым окопом. Непривычные к войне солдаты рыли окопы неглубокими. На элеваторе, на верхних этажах, засели немецкие снайперы. Стоило нашему бойцу чуть приподняться или высунуть голову, чтобы осмотреться, как гремел выстрел-

В каком из тех окопов находился мой старший товарищ по палате - не знаю. Относился он ко мне по-отечески.

5-го декабря, когда все оживленно обсуждали сводку Информбюро, я подошел к нему и поделился мучившей меня мыслью:

- Вот лежу здесь и в наступлении не участвую- Обидно.' Он ласково посмотрел на меня и сказал:

- Дурачок, ведь кому-то и жить надо! Вот ты моложе, значит уже лучше меня! Возьми-ка мою бритву да сними усы - их уже брить пора!

Сколько раз я убеждался в замечательных душевных качествах простых людей!

Впрочем, я отвлекся. Против УМШН тоже шла война, только бескровная. С одной стороны - бюрократическая, с другой - от нежелания понять и поддержать прогрессивную разработку. Да и работать приходилось по-фронтовому, - затянувшуюся комплексную отладку вели круглосуточно.

Я приходил на работу к восьми утра, час-полтора занимался замдиректорскими делами - читал, составлял и подписывал разные "бумаги", остальные дневные часы уходили на организацию дел по УМШН. Возвращался домой не раньше двенадцати ночи. Перед уходом опять просматривал накопившуюся почту. И так каждый день, за исключением командировок, на протяжении всех трех с лишним лет, пока создавалась УМШН.

Очень трудно было работать с заводчанами.

Когда получили с завода первую изготовленную там машину, нас объял ужас. Это было скопище деталей - и только. Все многочисленные паянные соединения - а их было более 100 тысяч, - были выполнены самым отвратительным образом и постоянно отказывали. Контакты в разъемах - а их было тоже немало (около 30 тысяч) - постоянно нарушались. Отладить такую машину было просто невозможно. Что же выяснилось после посещения цеха, где собирали УМШН?

Директор завода, услышав лишь то, что машина в 6 раз больше осциллографа, набрал мальчишек и речонок, только что окончивших школу, посадил их на рабочие места во вновь оборудованном помещении, вооружил паяльниками, и вот они-то и начали "паять" элементы машины (пайки волной еще не было) и ломать разъемы неосторожным обращением.

Поскольку срок установки первой УМШН в бессемеровском цехе приближался, пришлось перепаять практически всю машину, заменить многие разъемы, и тогда отладка пошла.

Помню, в те тяжелые дни я собрал всех, кто мог помочь, и сказал:

- Понимаю, что работа очень нелегкая. Но на фронте было тяжелее. Поверьте мне: вы же не хуже фронтовиков!

Я обращался к молодым - большинству было 23-25 лет; мне исполнилось 35, я был на 10 лет старше, плюс - участие в войне, добавившее ответственности и самостоятельности, да два довоенных года службы в армии.

Мои слова возымели действие: сотрудники работали не щадя сил (А.Г. Кухарчук, B.C. Каленчук, Л.А. Корытная, Пшеничный, И.Д. Войтович и др.).

Принимать машину приехала Госкомиссия во главе с академиком А.А. Дородницыным, В нее были включены и представители завода.

Начался прогон машины на время, затем испытания на нагрев, на работоспособность при замене элементов, решались задачи, предложенные членами комиссии, постоянно шли тесты на исправность устройств и машины в целом. Испытания велись днем и ночью в течение недели. Заводчане устроили настоящий заговор при приемке документации. Хотя последняя готовилась при участии заводских конструкторов, представитель завода Л.П. Пасиков написал особое мнение о том, что часть документов надо переделать.

Комиссия приняла УМШН с высокой оценкой, отметила, что это первая в Союзе полупроводниковая управляющая машина и что необходимо провести через год ее второе испытание непосредственно на местах применений.

1 мая 1968 года. Слева направо: В.М.Глушков, Г.Е.Пухов, Б.Н.Малиновский, О.Н.Малиновская

Рекомендация для серийного производства была дана. Тем не менее дела с изготовлением первых образцов УМШН на заводе шли из рук вон плохо. Технология изготовления по-прежнему оставалась весьма несовершенной. К нашим требованиям и советам заводчане относились спустя рукава.

Лет через пять после этого тяжелейшего года, когда нам приходилось почти постоянно бывать в цехе завода, где шло изготовление УМШН, я, приехав из Швеции, где делал доклад на симпоз;'"ме ИФАК-ИФИП по применению ЭВМ для управления в промышленности, встретил главного технолога завода той поры - ВА. Згурского (позднее он стал директором завода, а затем мэром Киева).

Он спросил меня:

- Б.Н., что это вы грустный такой?

- В США и Англии вычислительную технику внедряют уже те, кому она нужна, а у нас - - я махнул рукой.

- Должен вам покаяться, - сказал Валентин Арсентьевич, - когда вы передали УМШН на завод для серийного выпуска - я делал все возможное, чтобы она не пошла!

- А теперь готов встать перед вами на колени, - продолжал он, - чтобы просить помочь установить УМШН в гальваническом цехе и создать на ее базе систему управления гальваническими автоматами. Я понял, что это очень перспективно!

Помню, что его просьбе я чрезвычайно обрадовался: значит, наши потребители вычислительной техники осознали ее возможности, а раз так - все пойдет на лад и у нас, а не только в США, Англии и других развитых капиталистических странах!

После этой встречи с бывшим главным технологом стало ясно, почему "внедрение" в серийное производство УМШН шло с таким трудом!

По наивности я еще продолжал думать, что все новое, прогрессивное должно сразу же находить поддержку, что о сопротивлении техническому прогрессу пишут только в книгах.

Наконец-то были изготовлены, отлажены те образцы УМШН, которые надо было ставить на промышленных объектах, чтобы на местах применений доказать их работоспособность и универсальность.

Эти образцы покупались в полуотлаженном виде, комплексная отладка выполнялась разработчиками моего отдела с привлечением сотрудников предприятий, куда поставлялись машины.

На предприятиях полным ходом шла подготовка к использованию УМШН. Мне все же удалось добиться быстрого и качественного разворота работ.

Пришло" о сделать перерыв в записях - вызвали на тренировочную ходьоу. Вернулся с маленькой, но очень важной "победой", - после двух неудачных попыток в предыдущие дни сегодня я нормально прошел 1300 метров и теперь могу каждый следующий день добавлять еще по 50. Перед началом ходьбы пульс был 100, в конце - 85. Давление - 120/80. Впереди - дальнейшая отладка моего человечьего механизма.

С отладкой УМШН мы справились. Машины выполнялись по хоздоговорам с предприятиями как часть намечаемых систем. Но вот в оценке расходов крепко просчитались. Точнее - не ожидали, что завод выставит такую высокую цену за изготовление машин. Хоздоговорных средств для оплаты всех образцов не хватило. Завод требовал выполнения обязательств, отправил сердитое письмо в Академию наук и горком партии о том, что мы поставили производство в тяжелое положение, грозился прекратить выпуск новой серии для новых заказчиков, которых уже было предостаточно.

Что было делать? В.М. стоял в стороне, - договоры заключал не он, а я.

Выход все же был найден. В отделе уже год работал некто Е.Е. Джунковский. До этого он работал в финансовом отделе Госплана УССР. Сейчас уже не помню, ему или мне пришла в голову мысль пригласить к нам и рассказать про УМШН, ее применения начальнику финансового отдела Госплана. Тот согласился и оказался человеком очень разумным, а, может, покорил наш молодой энтузиазм, - так или иначе, было вынесено решение Совмина Украины дать нам для выполнения работ один миллион рублей!

Были спасены и дело, и лично я, потому что в противном случае погибло бы любимое детище, в которое вложил столько сил!

Началась кропотливая, как правило, круглосуточная работа на местах установки УМШН. В Днепродзержинске собрался неплохой коллектив во главе с инженером М.А. Трубициным. Немного позднее был принят на работу В.П. Боюн, имевший практические навыки отладки радиоаппаратуры, полученные в армии (сейчас он мой заместитель по отделу, подготовил докторскую диссертацию).

Продолжали работу К.С. Гаргер и его группа, а также, с нашей стороны, А.И. Никитин, готовившие измерительные приборы и алгоритм управления повалкой конвертора.

На Николаевском судостроительном заводе большую работу проводили В.И. Скурихин и его группа (В.Г Тюпа, Ю.И. Опрыско и др.). Продолжала мучиться над алгоритмом раскладки Г.Я. Маш-биц, машину отлаживал ЮЛ. Соколовский с помощниками. Дирекция завода, в отличие от предприятия в Днепродзержинске, всеми силами старалась поддержать работу, активно подключала своих сотрудников к переходу от вычерчивания деталей корпуса судна на плазе к расчету контуров деталей на ЭВМ с выдачей перфоленты для станка с программным управлением "Авангард".

На Славянском содовом заводе совместно с технологами НИОХИМ работал мой аспирант В.И. Грубое.

Учитывая, что к этому времени отдел взял на себя еще ряд работ, сил наших явно не хватало. Нередко дела шли по пословице: "нос вытащил, хвост увяз" и тд.

Из новых интересных работ следует упомянуть создаваемую в Подлипках под Москвой, в организации, где работал С.П. Королев, систему автоматизации процессов измерения при продувке изделий в аэродинамических трубах. Аналогичная работа развертывалась в ЦАГИ, но без нашего участия. Руководитель ее А.Д. Смирнов рассчитывал создать систему силами своего отдела, от нас требовалась лишь поставка УМШН.

Позднее, когда машина пошла в серию, предложения о проведении совместных работ посыпались, как из рога изобилия. Однако нам приходилось ограничиваться советами, консультациями. Кроме того, я организовал семинар по управляющим машинам и системам, который вскоре приобрел значение всесоюзного, пользовался очень большой популярностью - на него съезжались представители десятков городов, сотен организаций. Как результат работы семинара появился журнал "Управляющие системы и машины".

Наступил черед нового - последнего испытания УМШН, непосредственно на местах пользования. Приемку проводила та же Государственная комиссия под председательством академика Дородницына. Он предложил ознакомиться и испытать две системы - в Днепродзержинске и Николаеве. Подробностей поездок и испытаний не помню. Они прошли весьма успешно. Запомнилось одно важное обстоятельство. При встрече комиссии с директором на металлургическом заводе в Днепродзержинске директор не проявил абсолютно никакого интереса к сдаваемой системе. Ему было совершенно неинтересно слушать слова Дородницына о возможности развития работ по использованию управляющих машин на заводе. Он зевал, ежился, всем видом давая понять, что все это заводу абсолютно ни к чему и он едва терпит навязчивого академика.

В Николаеве все было наоборот. Главный инженер предприятия Иванов не оставлял комиссию ни на минуту. С гордостью показывал, что сделано и какую большую пользу принесло заводу использование ЭВМ. Четко обрисовал перспективу, которая буквально завораживала.

Помню, тогда мне подумалось: вот почему работы в Днепродзержинске развертывались с таким трудом, а в Николаеве шли, как по маслу. И впоследствии это очень сказывалось. В Николаеве вскоре был создан мощный ВЦ Министерства судостроения, который стал обеспечивать судостроительные заводы отрасли, расположенные на Украине. В Днепродзержинске в целом ряде цехов (доменный, прокатный и др.) ставились ЭВМ, создавались системы, но развертывались они медленно и работали плохо.

Что касается системы управления повалкой бессемеровского конвертора, то ее печальная судьба была предрешена с самого начала. Дело в том, что система давала эффект лишь на единичной повалке. Действительно, экономились 1-3 минуты. Казалось бы, если вся плавка (продувка) в конверторе занимает пятнадцать минут, можно увеличить количество стали, выплавленной за смену. Но не тут-то было. Бессемеровский процесс в этом цехе запускал еще известный металлург Грум Гржимайло. И с тех пор цех практически не реконструировался. При мне не раз мастера говорили, что если бы основатель цеха увидел, что делается в нем сейчас, он перевернулся бы в гробу... Часто, после опрокидывания конвертора и слива стали, новый цикл по самым разным причинам задерживался. Анализ стали на содержание углерода проводился дедовским способом, занимавшим много времени, что также удлиняло время плавки, т.к. при избытке углерода приходилось делать "додувку". Датчики, разработанные КС. Гаргером, не всегда показывали точное содержание углерода в стали.

8 бессемеровском цехе УМШН работала несколько лет. Были усовершенствованы датчики, алгоритмы, но неупорядоченность и запущенность технологического процесса не позволили получить должного эффекта. В дальнейшем, по моим сведениям, цех был кардинально реконструирован. Положительной стороной работы было то, что мы, разработчики вычислительной техники, почувствовали - для цеховых условий нужны очень надежные машины. Следует отметить и то, что на заводе появились специалисты по обслуживанию вычислительной техники, что способствовало развитию работ по ее применению в других цехах завода.

9 декабря 1988 г. Вспоминаю декабрь 1942 года, когда в составе 55-й стрелковой дивизии находился под Горбами. Так называлась деревня, которой не было - ее сравняла с землей война. Стояли жуткие 30-40-градусные морозы. Нашу дивизию бросили в прорыв на "горле" полуокруженной 16-й немецкой армии, чтобы вместе с другими частями перерезать "Рамушевский коридор" и окружить фрицев. Немцы использовали против нас всю находившуюся в полукольце артиллерию, которая могла достать до Горбов. После налетов земля чернела, словно снег с полей снимали могучим скребком. Стоило нашей батарее открыть огонь, как почти сразу шел ответный. Для орудий рыли глубокие окопы в земле, накрывали двойным, тройным накатом из бревен. На передовой было еще тяжелее - мерзлая земля не поддавалась солдатской лопатке, да и как рыть, когда весь на виду, лес почти сметен ураганным огнем.

Вчера мне врачи сказали - при морозе больше десяти градусов на улицу не выходить, возможен спазм сосудов, тогда не сдобровать. А в те дни под Горбами мои сосуды да и сердце выдержали не тальке лютый мороз - укрытия от него не было, разве что на 2-3 часа "в землянку заберешься, - но и тот адский обстрел, который всем, кто жив остался, - запомнился навсегда.

И мороз и обстрел запомнили, наверно, и сердце и сосуды. Вот и отдаю долги-.

В обычные дни не всегда понимаешь, как относятся к тебе окружающие, - что-то на виду, что-то внутри, наружу не прорывается. В нашей семье не принято словесное изъявление любви друг к другу. Разве что в праздники хочется сказать "пару теплых слов", выразить свое отношение к близким людям. Слова заменяются делами,--я помогаю жене, она мне, мы оба - детям и внукам, они - нам.

В дни болезни я со всей очевидностью прочувствовал, как велика любовь и забота обо мне со стороны жены и детей.

В моем положении это прибавляет сил, успокаивает.

О развертывании работ на судостроительном заводе в Николаеве я уже писал. Большая заслуга в этом принадлежит В.И. Скурихину и Ю.И. Опрыско. Последний стал жителем Николаева, возглавил организованный там ВЦ Министерства судостроения.

На Славянском содовом заводе дела шли с переменным успехом. В итоге НИОХИМ перевел УМШН в режим цифрового регулятора. Мой аспирант Грубое, приехав из Славянска, сказал мне:

- Ходил по заводу и оглядывался, как бы кто камнем в спину не запустил (он был участником работ с НИОХИМ). Карбоко-лонна теперь управляется машиной, аппаратчикам нечего делать, остались без работы, вот и злятся.

В Подлипках система автоматизации испытаний в аэродинамической трубе была создана достаточно быстро и работала эффективно. Через два или три года она была существенно модернизирована. От нас участвовали В. Египко, А. Мизернюк и др., от Подлипок* - Л. Прошлецов и др.

Перед новым 1960-м годом В.М., вернувшись из Москвы, где встречался со своим бывшим руководителем по докторской диссертации А.Г. Курошем, очень удивил меня, предложив стать... директором вместо него:
 

Встреча ветеранов Великой Отечественной войны. Первый слева - Б.Н. Малиновский (1980 г.)

- Курош сказал, что я разбрасываюсь, вместо того, чтобы сосредоточиться на одном научном направлении, где я действительно могу многое сделать. Но для этого мне надо освободиться от организационных вопросов и все свободное время посвящать работе...

Я ответил, что не могу принять это предложение, но всю организационную работу возьму на себя. Последствия своего решения я почувствовал через год.

- Б.Н., меня спрашивают, - сказал В.М., - кто у нас директор?

Я не стал напоминать о взятом мной обязательстве и ответил, что в таком случае прошу освободить меня от обязанностей заместителя директора, что мне вполне достаточно должности руководителя отдела-

(Года за три до смерти В.М. удивил меня еще раз. Предложив мне выдвигаться в действительные члены академии, он добавил:

- Вообще-то мало найдется директоров, имеющих смелость и мужество поддерживать своих соперников/

Помню, я даже растерялся, услышав такое странное признание, потом невольно рассмеялся, что-то сказал и постарался побыстрее уйти из кабинета Виктора Михайловича. Если и была у нас в чем-то схожесть, так это в- датах рождения. Оба появились на свет 24 августа, я на два года раньше - в 1921 году).

15 декабря 1988 г. Сегодня приедет Коля и увезет меня домой после 106 дней лечения. Так надолго я еще ни разу не отлучался от дома и семьи,

45 лет назад в этот день погиб Лева - Лев Николаевич Малиновский, мой старший брат. Он был танкистом, командиром Т-34. Это - страшная на войне должность. Пожалуй, самая тяжелая. Танки шли впереди. Их бомбила авиация, подбивали орудия, увечили противотанковые мины. Потери у танкистов в дни больших боев были больше, чем в пехоте. Часто они гибли заживо сожженные прямо в танке - выбраться из мгновенно охваченной огнем машины помогало только чудо.

От каждого выстрела танковой пушки пространство внутри танка заполнялось пороховой гарью. От удара болванок по броне ее внутреннее покрытие откалывалось и осколки поражали экипаж. Звуки выстрелов били молотом по голове.

Родители сообщили мне о похоронке на Леву через 4 месяца.

"Незаживающая рана кровоточит" - писал отец мне на фронт. У меня она кровоточит до сих пор. Я очень любил брата - он был весь в отца: почти 2-метрового роста, добрый до бесконечности, мастер на все руки. Сколько раз защищал он меня в мальчишестве, когда дело доходило до драки. Погиб, прожив 24 года и 13 дней. Говорят, дети, похожие на отцов - несчастливы. Так и получилось. Во мне больше материнских черт. Отцовские проступают сейчас, со временем.

Отец и мать любили и берегли друг друга, очень любили нас, детей. Судьба обошлась с ними жестоко. Первенец Костя умер от скарлатины, не прожив 2-х лет. Следующий сын - Лева - погиб на войне. Елена, родившаяся после меня, окончившая институт в тяжелые годы войны, защитившая через несколько лет кандидатскую диссертацию, умерла мученической смертью на руках у матери в феврале 1958 года от саркомы грудины. Жизнь ушла из нее за месяц. Сохранилась тетрадь, где она писала то, что хотела сказать папе, маме, мне. Говорить не могла.

Помню, когда узнал, что Лева погиб, - подумал: "Вот меня убьет, и прекратится род Малиновских". Отец с матерью об этом, а точнее, обо мне в те военные годы тоже много думали, переживали. В то же время отец (еще до гибели Левы) очень гордился тем, что Леву наградили, намекал в письмах, что мне пора бы заиметь орден. А ведь если бы наша семья в 1936 году не переехала из Родников в Иваново, судьба отца и наша могла круто измениться: многих учителей - товарищей отца по Родниковской школе - в 1937-м арестовали, сослали, расстреляли. Был ли его переезд в Иваново сознательным шагом? Не думаю. Просто он думал о нас, детях, которым вскоре надо было поступать в институт. В Родниках, кроме школ, учебных заведений не было. В Иванове его спасла случайная встреча со своим бывшим учеником. За год до смерти он рассказал мне, что сразу после переезда его вызвали в КГБ. Человек, к которому он пришел, посмотрев на него, спросил: "Николай Васильевич, это вы?" - и тихо добавил: "Идите домой и никому не говорите, что были у меня!". Бывший ученик имел мужество спасти своего учителя!

15 февраля 1989 г. Уже два месяца я дома и не веду записей. Привыкаю к человеческой жизни - дома, на улице, на работе. Процесс восстановления очень медленный. "Нужна строжайшая постепенность", - сказал мне встретившийся на улице Амосов. Не так просто противостоять слабости тела. Иногда становилось противно до предела. Казалось - уже и не выкарабкаюсь. Помогли жена, дети - своей верой в меня, своей любовью, внимательным отношением. Радовали письма однополчан, - все они как один писали: держись, не сдавайся, ты же можешь взять себя в руки, побороть болезнь. Когда стал появляться на работе - тоже почувствовал поддержку, понимание, стремление всемерно помочь. Выходит, надо поправляться во что бы то ни стало!

Дела с серийным выпуском УМШН после приемки ее Госкомиссией пошли на поправку. Директор завода Котляревский принял все меры к тому, чтобы технология изготовления улучшилась. Цех заработал в полную силу. Потребители брали машины нарасхват. Выступая на городском партийном активе, который вела секретарь КПУ(б) О.И. Иващенко, Глушков красочно рассказал о том, что может дать вычислительная техника промышленности, и посетовал, что УМШН выпускаются малым количеством. Это было услышано. В период совнархозов решать хозяйственные вопросы республике было легче. Котляревскому было дано задание построить завод вычислительной управляющей техники (ВУМ). Беспрецедентная энергия этого человека сделала свое дело: за короткий срок (3 года) завод был построен и стал выпускать "Днепры". Так "окрестила" Ольга Ильинична нашу УМШН".

...Сделаю к "выписке" из своего "дневника" небольшое добавление.

В середине 1962 г. Глушков предложил мне подготовить диссертацию на соискание ученой степени доктора технических наук по совокупности выполненных и опубликованных работ. Я решил дополнить помещенные в различных журналах статьи книгой. Она вышла через год под названием "Управляющие машины и автоматизация производства" (Москва, 1963 г). Защита состоялась в январе 1964 г.

Из стенограммы заседания совета:

"Председатель: Слово предоставляется академику Глушкову Виктору Михайловичу.

Академик Глушков: Здесь в отзыве проф. Темникова подчеркивалась моя заслуга в разработке машины. Поэтому я хочу прежде всего сказать, что, хотя формально мы вдвоем с Борисом Николаевичем руководили этой темой, но фактически девять десятых (если не больше) работы, особенно на заключительном этапе, выполнено Борисом Николаевичем. Поэтому все то хорошее, что здесь говорится в адрес машины УМШН, можно с полным правом приписать прежде всего ему.

... Кибернетика начинается там, где кончаются разговоры и начинается дело.

... В этом смысле работа Б.Н. Малиновского в очень большой степени способствует тому, чтобы кибернетика действительно стала на службу нашему народному хозяйству, на службу нашему народу.

Недаром мы здесь заслушали 43 отзыва организаций. Люди в самых разных концах страны интересуются этой работой, используют так или иначе эти идеи, саму машину.

Работа эта имеет еще то значение, что она вызвала к жизни очень большое количество новых разработок. В 1957 году, когда разработка начиналась, было очень много скепсиса по этому поводу. Всегда даже очень хорошую идею вначале легко погубить, - а скептиков было хоть отбавляй.

... То, что довели все-таки дело до конца и внедрили машину в производство, - это очень большая заслуга.

... В самом начале, когда такая разработка была предпринята, говорили, что тут сравнительно небольшой коллектив, не имевший - за небольшим исключением - опыта в проектировании электронных вычислительных машин, и он просто не способен справиться с такой задачей. Указывали на примеры различных организаций, где созданием машин занимались коллективы в полторы-две тысячи человек, где имелись мощные подсобные предприятия и т.д. И тем не менее эта работа была выполнена сравнительно маленьким коллективом.

Если бы здесь присваивалось звание не только доктора технических наук, а, скажем, Героя Социалистического труда, за это можно было бы смело голосовать, потому что лишь при крайнем напряжении сил можно выполнить такой огромный объем работы. Чтобы люди, далекие от вычислительной техники, могли себе это представить, можно сказать, что одних чертежей больше по весу, чем весит сама машина. Это колоссальный объем работы. Из этого материала можно было бы выкроить еще не одну докторскую и кандидатскую диссертации.

И я думаю, что выражу общее впечатление, если в заключение скажу: вне всякого сомнения, такая работа, как эта, огромная по своему народнохозяйственному значению, важная и очень глубокая по своему научному уровню и вместе с тем потребовавшая действительно колоссальных усилий и напряжения, заслуживает самой высокой оценки во всех отношениях, в частности - присуждения ее автору и руководителю ученой степени доктора технических наук".

Стенограмма, прочитанная через 30 лет, напомнила мне прошлое, такое далекое, но и такое близкое, дорогое, памятное.

По предложению В.М. Глушкова коллектив сотрудников, участвовавших в создании "Днепра" был представлен Институтом кибернетики АН Украины к Ленинской премии (В.М. Глушков, Б.Н. Малиновский, Г.А. Михайлов, Г. Кухарчук и др.). Одновременно на Ленинскую премию был выдвинут цикл работ по теории цифровых автоматов Глушкова. Ленинская премия была присуждена В.М. Глушкову (1964 год). Комитет учел то, что кандидатура Глушкова была представлена по двум работам. Мы тепло поздравили Виктора Михайловича - ведь это была первая высокая награда в нашем институте.

Через год, учитывая накопившийся опыт использования "Днепра" на различных предприятиях и успешный серийный выпуск машины, представление на Ленинскую премию работы по созданию и внедрению "Днепров" было сделано вторично. В состав коллектива разработчиков были добавлены сотрудники Киевского завода вычислительных и управляющих машин, участвовавших в освоении серийного выпуска и модернизации машины.

На нашу беду, Комитет по Ленинским премиям направил материалы по "Днепру" специалисту по аналоговым вычислительным машинам, ярому противнику цифровой техники (сейчас он живет в США, фамилии называть не буду, дело прошлое).

Получив "разгромный" отзыв, Комитет отклонил работу и на этот раз...

Лет через восемь-десять после этих событий М.В. Келдыш, возглавивший Комитет по Ленинским премиям в 60-е годы, сказал В.М. Глушкову:

- Тогда мы не поняли значения проделанной вашим институтом работы. Вы опередили время.

Нас "не понял" не только президент АН СССР. В те же годы, помню, проходило весьма представительное совместное совещание Министерства приборостроения, средств автоматизации и систем управления и Отделения механики и процессов управления АН СССР.

Выступивший вслед за министром академик, руководитель ведущего московского института, упомянул работы Института кибернетики АН Украины по созданию и применению управляющих машин и назвал их преждевременными и вредными.

Пришлось мне свое выступление начать словами:

- Хочу рассказать о "вредном" опыте использования машин "Днепр". Судя по последовавшим вопросам и выступлениям, наш опыт заинтересовал очень многих, а в принятом решении характеризовался как весьма полезный.

После "днепровской" эпопеи был выполнен целый ряд других работ. В их числе были и такие, что принесли награды - ордена и премии. И все-таки самой дорогой для меня остается первая, память о которой сохраняет Политехнический музей в Москве, где экспонируется УМШН "Днепр" - первенец управляющих машин.

Добрые слова в мой адрес были сказаны В.М. Глушковым в январе 1964 года. В январе 1982 года его не стало. С тех пор прошло двенадцать лет.

Я благодарен судьбе за дарованные мне эти и предыдущие многие годы работы в замечательном коллективе Института кибернетики имени В.М. Глушкова НАН Украины, за появившуюся возможность опубликовать книгу о жизни и творчестве выдающихся ученых, внесших огромный вклад в становление и развитие вычислительной техники, за то, наконец, что не остался лежать в одной из бесчисленных братских могил Великой Отечественной войны.