утил Михаил Светлов, "можно было поднять, но только отдельно", и лично делать то, что обязан делать любой танковый командир. Вот к Берлинской операции командующие настажировались по уши, и Жукову уже не надо было ползать, указывая исходные рубежи. Да и собраны там были под его началом лучшие водители войск. На Берлин шла подлинно сильнейшая армия всех времен и народов. Но до той поры -- два года войны, два года кровавого генеральского обучения. Потери сваливались на Жукова. Он молчал, безгрешен, конечно, не был, хотя бессмысленных потерь не любил. И он-то знал, чьи это потери. Но, похоже, к концу войны перестал быть чувствителен к этому. Похоже также, что это омрачило его одинокую старость. Даже на то похоже, что притуплением его чувствительности кто-то воспользовался. Но это уж и впрямь далеко от нашей темы. Книга-то не о Жукове. "...Чтобы остановить удар войск Западного фронта, немецкому командованию пришлось спешно бросить туда значительное количество дивизий, предназначенных для развития наступления на сталинградском и кавказском направлениях. Немецкий генерал К.Типпельскирх по этому поводу писал: "Прорыв удалось локализовать лишь тем, что три танковых и несколько пехотных дивизий, которые уже готовились к переброске на южный фронт, были задержаны и введены для локализации прорыва." Если бы в нашем распоряжении были одна-две армии, можно было бы во взаимодействии с Калининским фронтом под командованием И.С.Конева не только разгромить ржевскую группировку, но и всю ржевско-вяземскую группу немецких войск и значительно улучшить оперативное положение на всем западном стратегическом направлении. К сожалению, эта реальная возможность Верховным Главнокомандованием была упущена. Вообще должен сказать, Верховный понял, что неблагоприятная обстановка, сложившаяся летом 1942 года, является следствием и его личной ошибки, допущенной при утверждении плана действий наших войск в летней кампании 1942 года. И он не искал других виновников среди руководящих лиц Ставки и Генерального штаба." Понял, что не время для нового 37-го года. Добьешь остальных -- и что? А так даже бывший командующий Крымфронта генерал Д.Т.Козлов всплывает в районе Сталинграда -- и ничего, воюет. За битого двух небитых дают. Не Жуков, конечно, но ведь он и не Жуков, он Козлов. 54. Интерлюдия. Жуков... ...бил тех самых немецких генералов, перед которыми трепетали и отступали войска южного крыла советско-германского фронта. Воспитание в рядах РККА даже одного такого командира, как Жуков, реабилитирует перед лицом страны расстрелянную РККА. А он не единственным воспитанником был. Чья вина, что на момент начала войны так мало осталось жуковых? Где Жуков -- там наступление. Оно могло быть всюду, где на фронтах распоряжались бы одаренные и с полуслова понимавшие друг друга Якир, Уборевич, Блюхер со своими жуковыми и рокоссовскими, замеченными, выученными, выдвинутыми, а в Генштабе Тухачевский, Егоров со своими василевскими и антоновыми. И тогда -- ничего подобного разборке Жукова с Куликом под Ленинградом или крымскому и харьковскому провалу, ничего близкого лету 41-го, не говоря уж об этом позорище -- лете 42-го... 55. Лето 1942-го Летом 1942 года, в результате воронежского головотяпства, на просторах России развернулось сражение, какого не видывало человечество. Умершие валялись за тысячи километров от линии фронта, -- умершие от истощения, от болезней, от отчаяния. Обе стороны напрягли все силы. Дымы видны были из космоса. Планета тряслась, охваченная пожаром войны, и миллионы душ трепетно возносились на небо. Лучшие силы вермахта брошены были на Сталинградское направление. Город пылал, уничтоженный невиданной бомбардировкой. Но лишь 27 августа Сталин затребовал Жукова в Ставку. Впрочем, накануне звонил Поскребышев и сообщил, что ГКО (ГКО... Не Сталин, нет!) принял решение о назначении Жукова Первым заместителем Верховного Главнокомандующего. Что ж, момент подходящий. Не в канун же победы, а накануне краха надо подготовить ответственных. То же работает и на стимулирование Жукова при возвращении из опалы, каковой фактически было командование Западным фронтом. Да и Сталинград надо спасать. К этому-то времени Сталин понял, что не Москва является целью вермахта, стало быть, и Жукову там делать нечего. * * * План "Блау" основной удар направлял на Кавказе, разветвляя его на Поти и Баку. Не фельдмаршал Лист прикрывал южный фланг 6-й полевой армии Паулюса, а, напротив, Паулюс прикрывал Листа, обеспечивая его рывок. Таков был замысел. Но сопротивление советских армий в большой излучине Дона на Сталинградском направлении снова сместило приоритеты. Из промежуточного пункта, каким Сталинград был по замыслу OKW, он стал для Гитлера вопросом принципа: город имени Сталина! Когда зацикленность фюрера на этом выяснилась, с обеих сторон на полных оборотах заработали пропагандистские машины. Одна оживляла и попутно усиливала царицинский миф, утверждая, что здесь решилась судьба Гражданской войны, а другая, что здесь, на Волге, решится судьба России. Гитлер знал, что Сталин просто так не отдаст город своего имени, и решил, что здесь-то он и перемелет все оставшиеся советские армии. Не мог он отрешиться от этой иллюзии... Командующим 62-й армией, защищающей город, после всяческих коллизий и пертурбаций назначен был и сам по себе не робкий, к тому же непуганный немцами Чуйков. Он до того был военным советником при Чан-Кай-ши и в Сталинграде действовал с рвением неофита, решившего не знать поражений. О нем без натяжки можно сказать, что победа или смерть -- это был его лозунг. К Сталинграду он отступал от излучины Дона, внеся и свою лепту в небесславные донские бои, и противника узнал совсех сторон. 12 сентября, стабилизировав по мере возможности обстановку, Жуков вернулся в Ставку с уверенностью, что Сталинград стал главной целью вермахта. Как цель, Сталинград сковал инициативу германского командования. Свобода маневра была утрачена. А ведь в конце июля и начале августа наступление на Кавказе и Тамани развивалось победоносно. Боязнь Сталина за Сталинград заслонила ему шаткость положения на Кавказе, бои в излучине Дона были в самом разгаре, и основные резервы направлялись туда. С 1 по 15 августа к Сталинграду брошено было 15 стрелковых дивизий и три танковых корпуса. Кавказ остался без прикрытия. Ввиду ограниченности людских ресурсов Кавказа и Закавказья и слабой сети дорог наступление вермахта в конце июля создало там стратегический мешок. Ни подвоза, ни эвакуации. А противник нажимает. К началу августа под грохот сражения в излучине Дона немцы захватили Темрюк, Ейск, Армавир, Ставрополь. На Кавказе с его этнографической ситуацией возникла грозная обстановка. Горские народы, Турция -- все выжидали. Об этом я писал в статье "Сталинградское пари". Статья начиналась словами: "Предсказанный страшным год 1991 для меня лично пока что знаменателен, в частности, тем, что в нем будет отмечено 50-летие начала Великой отечественной войны." Страшный год 1991-й, год-палиндром, состоялся. Распался СССР. Кавказ забурлил. И стало ясно, какие именно шансы упустил там Гитлер летом 1942 года. А Сталинград -- это было лишь имя преходящее. Если не принимать всерьез надежду фюрера на то, что у Сталинграда он перемелет все силы русских, то получится, что зыбкие политические цели заслонили фюреру реальные стратегические. Зимняя катастрофа 1941 года его не проучила. Не взяв Москву, он решил в отместку взять Сталинград. Это заворожило его. А Сталин, тоже завороженный Сталинградом, проглядел Кавказ. И тогда лишь опомнился, когда невозможно стало перебрасывать туда резервы. Единственная коммуникация перегружена была доставкой нефти и возвратом порожняка. Ярость боев на Тамани и Кавказе ничем не уступало Сталинграду. В районе Новороссийских цемзаводов и на подступах к Туапсе был тот же ад, и так же дома и сарайчики по много раз переходили из рук в руки, и раненые умирали за пулеметами от потери крови, а счастливчики-обладатели гранат кидались с ними под танки. Разница заключалась в отсутствии резервов и невозможности их переброски в стесненные горами и морем кавказские теснины. Войск - не было. В дело введены были не только подразделения береговой обороны. В бой бросали разведчиков, военные училища, учреждения армейского тыла и даже штабы, как то штаб Новороссийской военно-морской базы во главе с ее командиром, капитаном 1 ранга (впоследствии вице-адмиралом) Г.Н.Холостяковым: резервов не было. В перечне подразделений, защищавших Новороссийск и перевалы, фигурируют не полки и дивизии, а батальоны и отряды морской пехоты, артиллеристы береговой обороны и даже отряды СМЕРШ -- "батальон капитана Матвейчука". Не будь Гитлер заворожен Сталинградом, он понял бы, где решается исход кампании. Нефть соблазнила его осенью прошлого года и отвела от Москвы. Теперь она стала доступна, ее можно было брать. Именно в этот момент Гитлер повернул с Кавказского направления на Сталинград 4-ю танковую армию Гота. Ну, совсем как в 41-м повернул фон Рунштедта на Ростов вместо оказания помощи южному флангу фон Бока, наступавшего на Москву. Этот приказ дает лишний повод поразмыслить на тему, набившую оскомину, - о роли личности в истории. Будущим историкам еще предстоит оценить факт этого поворота, давно оцененного германским генералитетом. Одному из деяний Сталина надо отдать должное -- переименованию Царицына в Сталинград. Если бы город носил прежнее название, маловероятно, чтобы в этом районе развернулось серьезное сражение. Тезис нуждается в пояснении. Взгляд на карту убеждает, что захват Сталинграда мало что значил. Ну, перестала бы действовать водная артерия от Астрахани до Нижнего Новгорода. Да ведь и нефтеналивной флот волжский не того был тоннажа, чтобы влиять на доставку горючего в центральные районы. А рокадные тыловые дороги под охраной советской авиации действовали бесперебойно и доставляли фронту бакинскую нефть. Уже поэтому целью кампании 1942 года должна была стать блокада Кавказа с выходом к Каспийскому морю. Каковое движение успешно осуществлялось фельдмаршалом Листом, пока в его распоряжении находилась 4-я танковая армия Гота. Зато блокада Кавказа -- даже без захвата его -- выходом к Каспию через калмыцкие степи была бы страшным ударом. Люфтваффе на берегу Каспия парализовала перевозки и переброску войск. Политически блокада вела к распаду, естественному при отсечении центральной власти. В результате решения фюрера 4-я танковая арми к маневренной стадии наступления на Сталинград не поспела, а с Кавказа ушла. * * * Об отражении войны в советской историографии Джон Эриксон, не однажды уже помянутый, с деликатностью союзника замечает (и то в обзоре литературы, в примечаниях, вне текста своей книги "Путь к Сталинграду", мельком), что целью историков было создание героического мифа. Отвожу упрек английского историка: не целью историков, а целью пропагандистского аппарата КПСС. Таков был заказ. Историков просто хватали за руки и не давали им работать. А писать героические мифы - это пожалуйста. И даже писатели первого ряда советской литературы, впав в немилость по опубликовании чего-то, сочтенного крамольным, и лишившись возможности публиковать оригинальные вещи, занимались этим. Потому что это публиковали. За это платили. И получилось, что советские книги о войне в массе своей состоят из политико-литературной пульпы серийного типа, к каковой, увы, относится и моя книга о Цезаре Куникове (достигшая, впрочем, и своей, отдельно поставленной, цели), из помпезного прославления роли партии в труде и обороне, из исследования специфических аспектов экономики военного времени, вроде снабжения населения продуктами или возмещения убыли квалифицированной рабочей силы. Советскими историками не только не написана административная или социальная история войны (а могла бы, и это, учитывая гигантскую волну эвакуации, была бы высокая страница). Связно, день за днем, не описан ими даже ход военных действий на советско-германском фронте, что и дало основания некоторым ставить под сомнение самый факт того небывалого сплочения и единства усилий, того уникального явления, которое по праву снискало себе имя Великой Отечественной войны. Написанное имело в виду не выяснение истины, а воспевание советского строя... ... что и привело к тому, что недостатки его игнорировались, реформы не проводились, и строй развалился. Впрочем, в интересующем нас аспекте, в описании войны, это привело к тому, что даже те книги, которые так или иначе заслуживают названия исторических, снимают вину с фюрера. В советской интерпретации, фюрер не совершал военных ошибок. Единственной, дескать, ошибкой было его нападение на СССР. Не в результате суммы обстоятельств -- включая ошибки Гитлера -- выиграна война, а в результате организующей роли партии и (мудрых решений вождя), поддержанных героическими усилиями народа. О героизме народа говорит размер потерь, их не знал ни один народ. И Сталин свое сделал -- правда, лишь в качестве свирепого администратора. А роль партии - ну, ее лишь в полемическом задоре отрицать можно. Да ведь партия времен Великой Отечественной не была той одрябшей и зажиревшей плотью, которая заразила гангреной империю. Тогда это был живой нерв стального мускула, управлявший кулаком, бивший с ним вместе и с ним погибавший. Но ах как не любила советская власть поминать такие слагаемые победы, как лендлиз и помощь союзников, фактор климата и гитлеровские ошибки! А все для усиления героического мифа. Именно так укоренилось мнение, что переброска 4-й танковой армии Гота с Кавказа под Сталинград "не представляла собой свободной игры ума германских генштабистов" (Д.М.Проэктор, "Агрессия и катастрофа", НАУКА, 1968. К этому труду о Сталинграде мы еще вернемся.) Дескать, не ошибка, а вынужденный шаг. Дескать, советское командование перебрасывало резервы к Волге, и Гитлер опасался удара в тыл армий группы армий "Юг". Переброска 4-й танковой армии под Сталинград не представляла собой свободной игры ума германских генералов -- сие ядовитое утверждение абсолютно верно. Ибо это была игра гитлеровского ума, это лично фюрера решение. Я далек от мысли, что после осады Киева, а тем паче после поворота под Москвой, Гитлер мог победить. Но, поставь он целью летней кампании 1942 года отсечение Кавказа, ход войны выглядел бы иначе. Дело, однако, в том, что и в 42-м, как и в 41-м, Гитлер желал перемолоть всю Красную Армию. Не мог представить, что под ружье можно поставить весь народ. Тогда не мог. Потом сделает то же еще беспощаднее -- поставит под ружье мальчишек, стариков. Ах, Сталин подбрасывает силы к Сталинграду? Вот и мы направимся к Сталинграду, перемелем Красную Армию -- и войне конец. Потери Красной Армии были ужасны. Но и потери вермахта стали соразмерны, а это было выше того, что могла себе позволить Германия. Особенно в войне, которая для нее все еще не стала тотальной. Поставив Сталинград целью, Гитлер избрал безвыигрышный вариант. Здесь его ждали. Поразительно упорство в повторении фюрером ошибок: разделение сил и в 41-м и в 42-м; лобовое столкновение с обороняющейся Красной Армией и под Сталинградом и под Курском. Как и Сталин, он мнил себя наилучшим генералом своей армии, но, в отличие от Сталина, так и не опомнился от этого заблуждения. Итак, Гитлер избрал целью Сталинград, поскольку стратегические резервы Ставки стягивались туда. На Кавказе их не было, и там не хватило соломинки, чтобы переломить хребет верблюда. С учетом этих обстоятельств не исключено, что поворот 4-й танковой армии с Кавказа на Сталинград стал поворотным пунктом летней кампании 1942 года на Восточном фронте Второй Мировой войны. 56. Сталинградская оборона В оправдание того, что в книге поминается лишь военное имя города, приведу слова Александра Бовина. На вопрос, правда ли, что Волгоград будет снова переименован в Сталинград, Бовин ответил, что это ему неизвестно, но "...переименовать необходимо. Большинство советских людей рождены после войны. Им следует знать имя человека, который допустил немцев до Сталинграда". По сарказму это высказывание одно из лучших, слышанных мною в жизни. По сути -- конечно же, Бовин имел в виду не укрепление памяти деспота, а увековечивание подвига народа. Снова отметим: место свято было и до эпопеи. С приближением вермахта миф оживили и наполнили вымышленными героическими деталями. Что за важность? Шей лампас пошире! Для решающей битвы место подходило не только идеологически. Раскинувшийся в излучине широкой Волги, город идеально был неудобен для отступления -- и надежно связан с тылом. Река предотвращала бегство, защищала от обхода, а водная гладь была неуязвима и подвела лишь однажды -- когда начался ледостав и пошла шуга. Но наступление тогда было подготовлено, а немцы обречены. И структура города была хороша для обороны. Расположенный лентой вдоль реки почти на 50 миль, город растягивал штурмующие силы. Взять его можно было, лишь овладев тылами на левом берегу Волги. Он зато хорошо подходил для обороны. Всего несколько улиц, параллельных реке, словно линии обороны. Все было как нарочно устроено для выполнения приказа No 227. В этой войне, достигшей зверского напряжения, и храбрые и трусы делались бойцами одного накала ярости и отчаяния. Улицы Сталинграда стали линиями обороны. Развалины укрытиями. Железобетонные заводские корпуса с их подвальными помещениями фортами. Они дополняли оборону, служа своеобразными укрепрайонами, там накапливали силы для контратак и даже для локальных контрударов. Большинство населения города были рабочие. Они сыграли свою роль на первом этапе обороны. Таковы факторы, решившие судьбу города. Так хладнокровно они вряд ли учитывались в решении об его удержании. Тем паче не учитывались Гитлером при штурме. Он в воображении своем запросто ломал все. К этим факторам надо добавить зверскую бомбардировку города, она с потрясающей силой (как, впрочем, и вся оборона) описана Вас. Гроссманом, отсидевшим в осажденном Сталинграде всю эпопею. Разрушение города планировалось для устрашения защитников. Произошло обратное. Оно ожесточило живых. Гнев сильнее страха. Редко в какой семье не была убита мать, ребенок, жена или все вместе. Города, которые не берутся сразу, становятся крепостями. Об этом тоже нельзя забывать. Но если приписывать хоть какие-то заслуги Сталину, то лучше забыть. Тем, кто не отделяет самопожертвования граждан страны от циничного использования их жизней вождем, тем не следует толковать об этом вовсе. Ибо первая заслуга вождя в том, что летом 1942 года нацистские полчища оказались не где-нибудь, а в самом сердце страны, откуда кровью и жизнью своей почти три года их выбивало население, беспартийное и партийное, заплатив за это по сегодняшним подсчетам жизнями не менее 27 миллионов своих граждан. 57. Интерлюдия. Автор... ... приближается к концу повествования. Не надо более держаться канвы воспоминаний человека, выдвинутого историей на роль величайшего полководца Второй Мировой войны. Мы ведь и придерживались ее лишь постольку, поскольку исследовали обстоятельства, которыми он выдвинут был на место, о каком и не мечтал. Не все согласятся с определением ему такой роли в войне. Но, кажется, обоснование удастся сделать в достаточно кратком резюме. Любой согласится с тем, что причиненный врагу урон является главным критерием заслуг полководца. Любой согласится, даже не прибегая к статистике, что потери вермахта на Восточном фронте куда выше его потерь на Западном. И это, при известной роли Жукова в принятии решений, автоматически ставит его на первое место в истории Второй мировой войны. Описание и анализ Сталинградской наступательной операции не входит в задачу книги. Это, кстати, уже сделано западными историками. Тебе, читатель, утомленному уходами в сторону, навязанными автором в самых неожиданных местах, остается лишь несколько фрагментов, кратких и не лишенных пикантности. Главный из них -- замысел. 58. Замысел В 1991 году, с приближением 50-летия начала Великой Отечественной войны, я решил написать в газету "Новое Русское Слово" цикл статей, в основу которых положены факты, известные лишь участникам событий, а то и вовсе неизвестные{74}. Задуманное выполнил на три четверти. Но о Сталинграде написал. Читателям газетные подшивки недоступны, поэтому излагаю основные положения уже помянутой статьи в НРС от 1 марта 1991 года под названием "Сталинградское пари": Подводя вождя к мысли о проведении контрнаступательной операции, Жуков и Василевский, конечно же, имели в виду стратегические цели. И название города щекотало самолюбие Сталина. Заманчиво было внести свое имя в анналы путем победоносной битвы при городе имени себя. Гитлер, как выражаются шахматисты, совершил подставку, как было не воспользоваться ею? Рельеф междуречья Волги и Дона почти идеален для применения танков. Все это хорошо укладывалось в схему концентрических ударов, замыкающих кольцо окружения, формирующих внутренний фронт для отражения попытки окруженных вырваться из кольца, и внешний, парирующий усилия по деблокаде извне. Азбука. Грамотное повторение того, что немцы проделали под Харьковом всего полгода назад. "Коротко наши выводы состояли в следующем. Группировка немецких войск в основном остается прежней: главные силы 6-й и 4-й танковой армий попрежнему вовлечены в затяжные бои в районе города. ...Подхода на Сталинградское направление более или менее значительных резервов из глубины за последнее время не наблюдалось. В целом силы сторон на Сталинградском направлении, по имеющимся данным, к началу наступления равны." (А.М.Василевский, "Дело всей жизни". Выделено мной. -- П.М.) Численность окружаемой группировки была ключевым вопросом. Было уже известно, что немцы в окружении не теряются, и все участники операции -- Рокоссовский, Еременко, Батов, Шумилов и другие -- отмечают требовательность Ставки к сбору разведданных и идентификации не только частей и соединений, но даже подразделений противника на театре предстоящей операции. Поисковые группы, "языки", военнослужащие, выходившие из окружения, авиаразведка, -- сведения из всех источников сопоставлялись и наносились на карту. Неточность данных учитывается в принятии решения на бой, и к разведанной численности всегда прибавляется некий процент, зависящий от надежности информации. Сталинградская операция готовилась два полных месяца, время для сбора информации было. Советское командование располагало списком сосредоточенных на фронте немецких полевых частей и соединений и знало примерное количество вспомогательных войск. От пленных было известно о степени потрепанности вермахта, но этот фактор всегда учитывается консервативно. Все делалось так, чтобы численность противника не оказалась занижена. При такой осторожности ошибка в исчислении не могла быть больше 25 процентов -- в сторону завышения, естественно. Но не пятьдесят. Не сто. Не сто пятьдесят. Не триста. И не в сторону занижения. Слово Жукову. Говоря о численности немецкой группировки в районе Среднего Дона, Сталинграда и южнее, по Сарапинским озерам, Жуков отмечает: "В группировке насчитывалось более миллиона человек, 675 танков и штурмовых орудий, более 10 тысяч орудий и минометов. Количественное соотношение сторон было почти равным, за исключением небольшого нашего превосходства в танках." (выделено мной. -- П.М.) Неясно, было ли это известно маршалу перед началом операции - или же цифры эти приводятся пост-фактум. Мы подошли к главному подвигу жизни двух советских полководцев, к тому, в свершении которого они так никогда и не сознались. Боясь -- и не без основания, -- что величайший гений времен и народов, напуганный репутацией вермахта, снова сунет вездесущий нос свой в план операции и помешает им одним страшным ударом, в благоприятном исходе которого они теперь не сомневались, переломить ход войны, Василевский и Жуков преуменьшили численность немецких войск, предопределенных к окружению в Сталинградском котле. Не то, узнав о размахе операции, Сталин мог не дать согласия на ее проведение. И громадная подготовительная работа всего народа уйдет на пшик. Профессиональная увлеченность делом оказалась сильнее страха перед вождем и его карательными органами. Видать, прочно было их доверие друг к другу, коль они сговорились -- хоть и не против, а, в конечном счете, в интересах вождя, но какое это имело значение, головы летели и по меньшему поводу. Этому обману мы обязаны масштабом Сталинградской победы. Такую чудовищную, на первый взгляд, мысль надо аргументировать. Источники не из недр Интеллиджент Сервис, они доступны всем. Это "Воспоминания и размышления" Жукова и "Дело всей жизни" Василевского. "Мы с Александром Михайловичем предварительно согласовали свои предложения на этот счет..." "Переговорив с Василевским, мы назначили наступление...." "Я был хорошо информирован А.М.Василевским..." "Мы с А.М.Василевским..." -- такими оборотами пестрят жуковские "Воспоминания и размышления". Отношения между двумя столпами Ставки не оставляли желать лучшего до конца. Помимо того, что Сталинград повязал их противоправным деянием (если смотреть на дело формально), аналитические способности Василевского дополнялись качествами Жукова -- оператора решительного и беспощадного. Обман едва не вскрылся. Основания думать так дает следующий эпизод из воспоминаний А.М.Василевского: " В первые дни операции ведущую роль играл Юго-Западный фронт, штаб которого находился в городе Серафимовиче. Там для меня Генштабом был подготовлен пункт руководства Юго-Западным, Донским и Сталинградским фронтами, предназначенными к участию в наступательной операции, куда я и собрался перебраться 17 ноября. Однако И. В. Сталин по телефону предложил мне прибыть 18 ноября в Москву для обсуждения одного из вопросов, касающихся предстоящей операции. Ничего более конкретного он мне не сообщил. В 18 часов в кремлевском кабинете Сталина проходило заседание Государственного Комитета Обороны. Сталин немедленно принял меня и предложил, пока шло обсуждение ряда крупных хозяйственных вопросов, ознакомиться с поступившим на его имя письмом командира 4-го механизированного корпуса В. Т. Вольского, предназначенного для выполнения решающей роли в предстоящей операции на участке Сталинградского фронта. Комкор писал в ГКО, что запланированное наступление под Сталинградом при том соотношении сил и средств, которое сложилось к началу наступления, не только не позволяет рассчитывать на успех, но, по его мнению, безусловно обречено на провал со всеми вытекающими отсюда последствиями и что он как честный член партии, зная мнение и других ответственных участников наступления, просит ГКО немедленно и тщательно проверить реальность принятых по операции решений, отложить ее, а быть может, и отказаться от нее совсем. ГКО, естественно, потребовал от меня дать оценку письму. Я выразил удивление по поводу письма: в течение последних недель его автор активно участвовал в подготовке операции и ни разу не высказывал ни малейшего сомнения как по операции в целом, так и по задачам, поставленным перед войсками вверенного ему корпуса. Более того, 10 ноября на заключительном совещании он заверил представителей Ставки и военный совет фронта, что его корпус готов к выполнению задачи, а затем доложил о полной боеспособности и об отличном, боевом настроении личного состава этого соединения. В заключение я заявил, что никаких оснований не только для отмены подготовленной операции, но и для пересмотра сроков ее начала, на мой взгляд, не существует. Сталин приказал тут же соединить его по телефону с Вольским и после короткого и отнюдь не резкого разговора с ним порекомендовал мне не обращать внимания на это письмо, а автора письма оставить в корпусе, так как он только что дал ему слово во что бы то ни стало выполнить поставленную корпусу задачу." (Выделено мной. - П.М.) Комментировать здесь, на мой взгляд, нечего. При постановке задачи на операцию командующим армиями и командирам корпусов неизбежно должны были сказать о примерной численности окружаемой группировки противника. Если бы не сказали, они спросили бы, а эти вопросы не из тех, которые можно игнорировать. Несомненно, им названа была та же цифра, которую дали и вождю. А сталинградские командиры были не начинашки сорок первого года. И им нетрудно было подсчитать, что в охватываемой зоне окажется куда больше войск. Хотя бы потому что штурм Сталинграда все еще длился и острие клина было насыщено. Ледостав еще не завершился, сообщение через реку было невозможно, и Паулюс, не зная о готовящемся советском контрнаступлении, считал, что именно теперь есть реальные шансы полностью овладеть городом. Почему все смолчали и выступил один Вольский? Его корпус был на направлении главного удара. Он понимал размах операции. Понимал свою ответственность. Оказался храбрее других. - Мы не узнаем. Как не узнаем и того, кто и как отговорил его перестать настаивать на своем. Возможно, между отправлением его беспрецедентного письма вождю и телефонным разговором с ним он узнал такое, что вскоре предстоит узнать и читателю и что несомненно могло его переубедить... *** Не верю, что Жуков и Василевский обманули Сталина. Он позволил обмануть себя: дескать, выгорит дело -- моя заслуга; не выгорит -- их вина. Вина и кара, естественно. А там, в случае чего, с обескровленным Гитлером и мир заключить можно, армию доукомплектовать, новых генералов назначить... Просчет обнаружился, едва кольцо замкнулось и войска внутреннего обвода приступили к расчленению окруженной группировки и ликвидации ее по частям. "...ожидаемых результатов наступление не принесло. В наших исходных расчетах, на которых основывалось решение об уничтожении окруженного противника сходу, была допущена серьезная ошибка. По разведывательным данным... общая численность окруженной группировки, которой командовал генерал-полковник Паулюс, определялась в то время в 85-90 тыс. человек. Фактически же в ней насчитывалось, как мы узнали позднее, более 300 тыс. человек. Мы не учли..." (А.Василевский, "Дело всей жизни".) Так-так... Значит, это на отсечение 90 тыс. готовилась в полной тайне в течение более двух месяцев полуторамиллионная армия и напрягала силы огромная и вставшая на дыбы страна. На 90 тысяч от всей 6-й армии со всеми приданными частями замахнулись советские полководцы, пережившие свои потери в котлах Минском, Киевском, Вяземском, Харьковском? Это после взвешивания всех факторов и многократного сопоставления разведданных в наших исходных расчетах была допущена серьезная ошибка? Полно-те, господа, мы слишком вас уважаем, не вешайте же нам лапшу на уши. Впрочем, выслушаем оправдательный лепет героев, коих скромность и молчание воистину величают. Все эти эскапады не против них. Их подвиг не померкнет в веках, как не померкнет подвиг Сталинграда. Но он значительно умаляет заслуги их патрона Сталина, ибо что же это за Верховный такой, что победы ради надо не только врага, но и его самого обмануть? Итак, Василевский: "Мы не учли тех пополнений, которые поступали в соединения 6-й полевой и 4-й танковой немецких армий в процессе их наступления и обороны и..." (Вспомните, читатель, того же Василевского, четко сказавшего выше: "Подхода на Сталинградское направление более или менее значительных резервов из глубины за последнее время не наблюдалось.") ... И? "... и огромного количества частей и подразделений всякого рода специальных и вспомогательных войск, попавших в "котел". Так, мы совершенно не принимали в расчет попавшие в окружение дивизию ПВО (кинем на нее 30 тыс. Жирно, но не станем скряжничать. -- П.М.), более десятка отдельных саперных батальонов (ну, 1,5-2 тыс. каждый), санитарные организации и подразделения, многочисленные строительные батальоны (опять? они не саперные, что ли?), инженерные отряды из бывшей организации Тодта, части полевой жандармерии, тайной военной полиции и т.д." Саперные батальоны, строительные батальоны, инженерные отряды... Вот именно -- и т.д. Как перед вождем оправдывались, так и в книгах прописали. * * * Любая книга, упоминающая Жукова, не может обойти молчанием имя Александра Михайловича Василевского. (Великой несправедливостью при этом будет забвение всегда стоявшего за ним его помощника и преемника на посту начальника Генштаба, скромного патриота России, великолепного стратега Алексея Иннокентьевича Антонова.) Маршал А.М.Василевский сам о себе сказал книгой "Дело всей жизни" и статьями. Но есть нечто, чего сказать он не мог -- ввиду особенностей своей натуры. А.М.Василевский был соавтором всех стратегических решений Великой Отечественной войны, даже пребывая еще в скромном звании генерал-майора, ибо должность его уже тогда была заместитель начальника Генштаба. А.М.Василевский был одаренным военным мыслителем. Он не был полевым командиром, ему не хватало бестрепетного отношения к солдатским жизням. Без него не было бы блестяще спланированных после Сталинграда операций лета 1944 года (где - уже, впрочем, не впервые - блеснул чудом уцелевший талант РККА, К.К.Рокоссовский), да и сам Сталинград выглядел бы иначе. Он также победитель Квантунской армии на японском театре, а эта операция идеал бескровности. А.М.Василевский был конгениальным собеседником, деликатным внутренним голосом, мягко, не раздражающе выдвигавшим альтернативные подходы. Он не настаивал, он предлагал. Ему, поповскому сыну, нелегко было в армейской несомневающейся среде. Прошло немало времени, прежде чем он научился отстаивать и даже настаивать. Инициатива в предложении Сталинградской наступательной операции, по моему мнению, принадлежит прежде всего ему. Он со своими операторами сидел над картами, и, думается, именно он в кабинете Сталина, в критические для города дни, перекинувшись парой слов с Жуковым во время телефонного разговора кремлевского горца и в расчете на звериный слух того, намеренно обронил фразу, услышанную вождем, с которой все и закрутилось: "Надо искать другое решение". В замысле операции мало гениального, но это грамотное продолжение науки РККА, выкормышем и учеником, а потом и учителем которой был А.М.Василевский: отсекающий удар по врагу, измотанному в оборонительном сражении. Эталон задан был Киевскими маневрами 1935 года. Превосходный штабист, Василевский не мог не знать о противнике все, что знать полагалось. И вспомогательные части он включил, это азбука. Он оценивал группировку с точностью до 5 тыс. человек (см. цитату выше: 85-90 тыс.) Профессионалный военный, он не мог не набавить к этой численности пресловутые проценты сверх данных разведки. О том, чтобы просчитаться в три раза, не может быть речи, это оправдание для профанов. Только сознательным закрыванием глаз на историю -- а это так характерно для советского времени и советской школы! -- можно объяснить, что версия Василевского и Жукова, несмотря на инцидент с Вольским, прожила столь долгую жизнь. При другом строе она не вышла бы из младенчества Возвращаясь к оправданиям маршалов и отказываясь принять их, я как бы вменяю им в вину тягчайший из воинских проступков, о котором они, как люди военные, хотели бы попросту никогда не вспоминать, не то чтобы зачислить в заслугу. Этот поступок -- дезинформация вышестоящего начальника с целью получить разрешение на задуманную операцию, на которую вышестоящий начальник может не согласиться, если представить ему информацию объективную. Эти умные люди помнили, как использовал их начальник объективную информацию, представленную ему разведкой в канун войны. Знали о воинском его невежестве. Учитывали его неверие в растущее мастерство генералитета и боевую подготовку войск. Сталин читал карту, как план, и верил лишь в цифры численного превосходства. На какое решение по представлении объективной информации могли они рассчитывать? Словом, кто как, а я маршалов не осуждаю. Более того, за этот поступок я склоняюсь перед ними. Но как случилось, что полководцы так просчитались в длительности ликвидации котла? Они ведь планировали иные сроки завершения операции. Тогда ведь и Клейству салазки загнуть можно было бы, да как! Впрочем, это предположение основано лишь на их словах. Планировать-то планировали, но верили ли срокам, какие планировали? Ликвидация Демьянской группировки показала, что немцы опасаются плена и дерутся отчаянно. Возможно и скорое завершение операции - если наступит шок от удара, потеря связи, паника и хаос, влекущие за собой развал единого управления. Но полководцы не тешили себя такой вероятностью, всемерно укрепляли наружное кольцо и готовили резервы для парирования деблокирующего удара, в чем преуспели так, что, в сочетании с последующими ударами Красной Армии, деблокада армии Паулюса стала невозможна. Жуков занимался оперативными делами, а Василевский тактическими. Да простится эта игра слов, но тактик был тактичен и сделался любимцем Сталина. Естественно, дипломатическая подготовка операций была делом Василевского. И в обсуждении численности окружаемой группировки он, верно, играл первую скрипку, потому-то и оправдывается он. Жуков численности группировки Паулюса вообще не касается. Но одна фраза в его "Воспоминаниях" убедит в его причастности даже тех, кто хотел бы думать, что он мог оставаться в стороне. "В конце сентября меня вновь вызвал Сталин в Москву для более детального обсуждения плана контрнаступления. К этому времени вернулся в Москву и А.М.Василевский... Прежде чем явиться в Ставку, мы встретились с Александром Михайловичем, чтобы обменяться впечатлениями." Дорого бы дали потомки, чтобы знать, где состоялась встреча и как двое обменялись впечатлениями. Это был подлинно исторический обмен. Он был таковым и в общечеловеческом смысле. Он доказал: даже в глухие времена человеческие чувства и отношения не исчезают -- вопреки здравому смыслу. Ибо, мысля здраво, высокопоставленные чиновники не войдут в сговор под бдительным оком тирана и всего его аппарата, не посмеют. Чего ради? В его-то пользу? Да шут с ним со всем, ну, добъемся меньшего успеха, зато без риска, зато согласно его предписаниям! У них не было времени на тонкую мотивацию. Не верю, боюсь -- или верю. Вот все, что им оставалось. Подлинные патриоты, они выбрали второе. Если кто-то в наше время разуверился в человечности, если думает, что резервы духа исчерпаны и мы обречены на один лишь скаредный эмпиризм, пусть вспомнит этот пример истории и то, как двое поверили друг другу в стране тирании в страшный для нее час. 59. Да были ли союзники-то? Выполняю обещание и возвращаюсь к труду Д.М.Проэктора "Агрессия и катастрофа". Это солидное издание осуществлено издательством "Наука" и впечатляет списком первоисточников. Вообще, книги издательства "Наука" снискали авторит