змещения отдать Матолвху здорового скакуна за каждого коня, покалеченного Эфнисеном, а в придачу - поставец из серебра, ростом с самого Матолвха, и золотое блюдо величиной с лицо короля Ирландии. Помимо всех этих даров, он преподнес Матолвху волшебный котел, некогда украденный из Ирландии. Магическое свойство этого котла заключалось в том, что, если в него положить любого смертельно раненного воина, тот выздоравливал как ни в чем не бывало, правда при условии, что он не лишился дара речи. Король Ирландии с готовностью принял все эти дары, предал забвению нанесенное ему оскорбление, возобновил самые добрые, дружеские отношения с детьми Ллира и наконец отплыл вместе с Бранвен в Ирландию. Не успел миновать год со дня их свадьбы, как Бранвен родила сына. Родители нарекли ему имя Гверн и отдали его на воспитание самым достойным мужам Ирландии. Но на второй год до Ирландии докатились слухи об оскорблении. нанесенном Матолвху в Британии. Единокровные братья и родственники короля настаивали, что он должен жестоко отомстить и начать с самой Бранвен. И прекрасную королеву сослали мыть посуду и прислуживать на кухне, и каждый день повар отвешивал ей крепкую затрещину по уху. Однако Бран даже не подозревал об этом, ибо всякое сообщение между Ирландией и Британией было прекращено. Так продолжалось долгих три года. Тем временем Бранвен потихоньку от других приручила певчего скворца, выучила его говорить, привязала к его крылу письмо, в котором рассказывала о своих бедах, и отослала птичку в Британию. В конце концов скворец нашел Брана, как и приказывала ему хозяйка, и, усевшись ему на плечо, опустил крылышки. Письмо соскользнуло наземь, и Бран тотчас прочел его. Вне себя от гнева он разослал гонцов в сорок четыре королевства, созывая войско в поход против ирландского короля. Поручив Британию попечению своего сына, Карадавка, и шести других сыновей, он поспешил к берегам Ирландии. Сам он шел по воде, как посуху, а его спутники плыли на кораблях. В самой Ирландии никто и не подозревал об их прибытии. Только пастухи-свинопасы, поившие стадо свиней у берега моря, заметили невероятное чудо. Прямо на поверхности моря возник лес - возник на том самом месте, где его никогда не бывало. Возле него поднялась в небо гора с остроконечным гребнем, а по сторонам ее раскинулись озера. И лес, и гора медленно приближались к берегам Ирландии. Свинопасы поспешно рассказали обо всем Матолвху, который никак не мог понять, что же там происходит, и послал к Бранвен спросить, что бы это могло быть. "Это идут мужи с острова Славы [2]", - отвечала та, - они явились сюда, потому что услышали, как вы мучаете и унижаете меня. Лес, который вы видите, - это мачты их кораблей. Гора, которую видят ваши глаза, - это мой брат Бран, идущий по воде словно посуху. Острый гребень - это его нос, а озера по сторонам от него - это глаза моего брата". [2] Остров Славы - поэтическое имя Британии, данное ей бардами. Мужи Ирландии пришли в смятение. Они бросились к Шэннону и поспешно разрушили мост через него. Но Бран, как ни в чем не бывало улегся поперек реки, и воины преспокойно перешли по нему, как по мосту, на другой берег. Тогда Матолвх решил прислать парламентеров с предложением заключить мир. Во искупление своей вины он предлагал уступить трон Ирландии Гверну, сыну Бранвен и племяннику Брана. - А разве я сам не могу быть королем? - заявил Бран и не пожелал более вступать ни в какие переговоры. Тогда советники Матолвха посоветовали ему умилостивить разгневанного Брана тем, что предложить воздвигнуть для него дворец, способный вместить и выдержать его, и добровольно отдать ему королевство. Бран согласился принять такой дар, и вскоре громадное здание было построено. Однако строители оказались людьми коварными. По сторонам каждого из доброй сотни опорных столбов дома висели огромные кожаные мешки, в каждом из которых сидело по вооруженному до зубов воину, которые должны были в нужную минуту по условному сигналу разрезать мешок и выскочить наружу. Но Эфнисен, войдя в дом и заметив странные мешки, тотчас заподозрил неладное. - Что это там за мешки? Что в них? - спросил он первого же ирландца, попавшегося ему на глаза. - Мука, - отвечал ирландец. Тогда Эфнисен крепко ударил по мешку кулаком, как если бы в нем действительно была мука, и принялся колотить по нему до тех пор, пока не убил воина, сидевшего внутри. Точно так же он поступил и со всеми остальными мешками. Через некоторое время оба войска встретились в огромном дворце. Мужи Ирландии вошли через одни ворота, а воины Британии - через противоположные. Встретившись в самом центре громадного зала, они уселись друг против друга. Ирландский двор принял Брана с королевскими почестями, а затем состоялось коронование Гверн, сына Бранвен. Гверн был провозглашен королем Ирландии вместо Матолвха. Затем, когда торжественная церемония была окончена, мальчик подошел к каждому из своих дядей, чтобы поближе познакомиться с ними. Бран улыбнулся ему и погладил его по головке; точно так же поступили и Манавидан с Нисеном. Но когда очередь дошла до Эфнисена, коварный сын Пенардун схватил доверчивого ребенка за ноги и швырнул его головой в жарко пылавши очаг. Увидев своего сына мертвым, Бранвен попыталась было сама броситься в огонь вслед за ним, но Бран удержал ее. Тогда воины враждующих армий схватились за оружие, и началась такая сеча, которой никогда еще не бывало ни н одном дворце на свете. Битва продолжалась несколько дней подряд, но у ирландцев было явное преимущество, ибо они поскорее опускали своих убитых в тот самый волшебный котел, и те выходили из него целыми и невредимыми. Узнав об этом, Эфнисен решил найти способ как-нибудь искупить все те несчастья, которые его злобная натура навлекла на Британию. Он принял облик одного из убитых ирландских воинов, и его вместе со всеми остальными тоже положили в котел. Тогда он магическим путем раздулся, став настоящим великаном. Котел лопнул, а вместе с ним лопнуло и сердце самого Эфнисена. После этого силы сторон вновь уравнялись, и в следующем сражении мужи Британии перебили ирландцев всех до единого. Но и из них целыми и невредимыми остались лишь семеро: Придери, Манавидан, Глюней, сын Тарана [1], Талиесин Бард, Инаваг, Грудиен, сын Муриела, и Хейлин, сын Гвинна Старого. [1] Этого персонажа, по-видимому, можно отождествить с галльским богом Таранисом. Указание на это есть в старинной ирландской книге "Этирун, идол бриттов". Сам Бран был ранен в ступню отравленным дротиком и умирал в ужасных муках. Он приказал семерым своим друзьям, оставшимся в живых, отрубить ему голову, отвезли ее на Белый Холм в Лондоне [1] и похоронить ее там, положив в могиле лицом в сторону Франции. Далее он пророчествовал о том, каким будет их путешествие. Им придется провести целых семь лет в Харлехе, где они будут непрерывно пировать, а птицы Рианнон будут не умолкая петь для них, и его, Брана, голова тоже будет веселиться с ними, словно она и не думала отделяться от его тела. Затем они проведут еще дважды сорок лет в Гвэлсе [2]. Все это Время на голове Брана не появится ни малейших следов тления, а беседы их будут настолько увлекательными, что они и не заметят, как пролетят эти годы. Но в назначенный час сама собой откроется дверь, ведущая в сторону Корнуолла, и после этого они должны, не медля ни минуты, поспешить в Лондон предать земле его голову. [1] Это место, названное одним валлийским поэтом XII века "Белой Вершиной Лондона, обителью немеркнущей славы", по всей вероятности, можно отождествить с холмом, на котором сегодня высится знаменитый лондонский Тауэр. [2] Остров Грассхолм у побережья графства Пемброкшир. Выслушав это пророчество, семеро уцелевших мужей обезглавили Брана и отправились в путь, забрав с собой Бранвен. Через некоторое время они высадились в устье реки Элоу в Англси. Бранвен сперва поглядела в сторону Ирландии, а затем бросила взгляд на берег Британии. "Увы, - воскликнула она, - и зачем я только родилась на свет! Из-за меня погибли целых два острова!" Ее сердце разбилось от скорби, и она умерла. Старинный валлийский поэт, "Гододин Ануэринский", повествует об этом с подлинно трагическим пафосом: Смягчились даже голоса У перелетных птах небесных, Узревших столь прекрасный труп. Ужели не осталось никого Из родичей у этого алмаза, Разбитого у струй текучих Амлвха? "Они вырыли ей четырехстороннюю могилу, - говорит "Мабиноги", - и предали ее земле на берегах Элоу". В старинных легендах это место неизменно именуется Инис Бранвен. Затем семеро героев отправились в сторону Харлеха и на пути туда повстречали мужчин и женщин, сообщивших им самые свежие новости. Касваллавн, сын Бели, супруг богини Дон, разбил и прогнал наместников, которым Бран поручил править Британией в его отсутствие. Затем он, завладев волшебным покрывалом, сделался невидимым, перебил их всех, кроме Пендарана Дифеда, приемного отца Придери, которому удалось бежать в густые леса, и Карадавка, сына самого Брана, сердце которого разбилось от горя. Таким образом, Касваллавн сделался королем целого острова, отняв трон у Манавидана, законного наследника британской короны после гибели Брана. Однако судьба повлекла семерых героев дальше, к месту погребения головы их вождя. Они, как и пророчествовал Бран, прибыли в Харлех и пропировали там целых семь лет, и все это время три птицы Рианнон распевали для них волшебные песни, по сравнению с которыми все прочие мелодии казались дикими и грубыми. Затем они провели еще дважды сорок лет на острове Гвэлс, пируя и упиваясь сладким вином и слушая приятные беседы, в которых участвовала и голова Брана. Впоследствии этот пир, продолжавшийся целых восемьдесят лет, получил название "Забавы Благородной Головы". В самом деле, любопытно, что голова Брана играет в мифологии бриттов куда более заметную роль, чем сам Бран до того момента, как его обезглавили. Талиесин и другие барды неизменно величают ее Урддавл Бен ("Достопочтенная Голова") и Утер Бен ("Дивная Голова"). Но однажды приятным забавам витязей пришел конец: Хейлин, сын Гвина, распахнул запретную дверь, пожелав, как и жена Синей Бороды, "узнать, верно ли все то, что о ней говорят". Как только они поглядели в сторону Корнуолла, магические чары, лежавшие на них целых восемьдесят семь лет, мигом слетели, и герои обнаружили себя оплакивающими смерть вождя, как если бы он погиб в этот же день. Однако они решили не предаваться скорби и поспешили в Лондон, где и опустили гниющую и разлагающуюся голову в могилу на Тауэр Хилл, обратив голову своего бывшего господина лицом к Франции, чтобы тот еще издали заметил приближение врага к берегам Британии. Там голова и пребывала до тех пор, пока ее с гордостью не выкопал из могилы Артур, "ибо он почитал ниже своего достоинства удерживать власть над островом силой оружия, а не доблестью и благородством". Однако, по словам Теннисона, писавшего в "Королевских идиллиях", что беда явилась в образе язычников безбожных, приплывших из-за Северного моря, неся с собой гибель и разрушение, и с тех пор это событие именуется одним из "Трех коварных захватов Британии". Глава 21. ВОЙНА МАГИЧЕСКИХ ЧАР Как сказано в "Мабиноги Манавидана, сына Ллира", следующим законным главой семейства потомков Ллира стал Манавидан. Правда, у него не было ни замка, ни земельных владений, но Придери предложил ему отдать во владение Дифед и выдать за него замуж свою собственную мать, Рианнон. Госпожа, как объяснил ее сын, еще сохранила черты былой красоты, а ее речь нисколько не утратила прежнее очарование. По всей вероятности, Манавидан счел ее достаточно привлекательной, а Рианнон со своей стороны тоже была очарована мужественным обликом сына Ллира. Они вскоре поженились, и между Придери и Кигфой, Манавиданом и Рианнон возникли настолько теплые отношения, что они отныне почти не разлучались. Как-то раз, отпраздновав пышным пиром какой-то праздник в Арбете, они отправились к тому самому волшебному кургану, у которого Рианнон впервые встретила Пвилла. Как только они расселись на холме, раздался оглушительный удар грома, и с неба тотчас спустился густой, непроглядный туман, окутавший гостей холма, так что они не могли видеть друг друга. Когда же туман наконец рассеялся, потомки Ллира обнаружили, что они оказались в некой необитаемой стране. Земли вокруг, если не считать их родового дворца, который тоже был перенесен на новое место, были пустынны и бесплодны; кругом не было никаких признаков растительности, живых существ и тем более людей. Легкого дуновения неких волшебных сил оказалось вполне достаточно, чтобы полностью изменить облик Дифеда, превратив его из богатого края в дикую пустыню. Манавидан и Рианнон, Придери и Кигфа исходили тот край из конца в конец, но так и не встретили ничего, кроме мерзости запустения да диких зверей. Целых два года они прожили под открытым небом, питаясь дичью и медом. На третий год они порядком устали от этой первобытной жизни и решили отправиться в Ллогир [1], чтобы прокормиться там каким-нибудь ремеслом. Манавидан умел делать отличные седла, и они были настолько хороши, что вскоре во всем Херефорде люди перестали покупать седла у других седельщиков, кроме него самого. Это навлекло на него зависть и вражду других седельщиков, и те условились убить непрошеных чужеземных гостей. Так нашей четверке пришлось перебраться в другой город. [1] Ллогир - Саксонская Британия, т. е. Англия. Здесь они начали делать щиты, и вскоре покупатели и видеть не желали ничьих щитов, кроме тех, что были сделаны руками Манавидана и Придери. Мастера-щитоделы пришли в ярость, и скитальцам опять пришлось уносить ноги. Не лучший прием ожидал их и в третьем городе, где они занялись было сапожным ремеслом. Манавидан ловко и быстро кроил башмаки, а Придери не менее ловко шил их. Местные сапожники, естественно, невзлюбили гостей, и тем не оставалось ничего иного, как возвратиться в свой неласковый Дифед и заняться охотой. Однажды охотничьи собаки Манавидана и Придери вспугнули белого дикого вепря. Охотники погнались за странным зверем, и тот вскоре привел их в глухое место к загадочному замку, которого, как хорошо знали охотники, еще вчера здесь не было. Вепрь поспешно вбежал в замок; собаки последовали за ним. Манавидан и Придери некоторое время ждали, что те вернутся, но напрасно. Тогда Придери заявил, что он отправится в замок и разузнает, что же стряслось с собаками. Манавидан попытался было отговорить его, убеждая друга, что этот замок магическими чарами возвели те же самые незримые враги, которые превратили в пустыню их добрый Дифед. Однако Придери все же решил идти в замок. Войдя в странный замок, он не обнаружил ни вепря, ни собак и вообще никаких следов человека. В нем не было ничего, кроме родника, бившего посреди внутреннего двора, а возле родника стояла красивая золотая чаша, прикованная толстой цепью к массивной мраморной плите. Придери настолько понравилась эта чаша, что он протянул руки и хотел было взять ее. Но его руки тотчас прилипли к ней, так что он не мог двинуться с места. Манавидан ждал его до позднего вечера, а затем возвратился во дворец и рассказал Рианнон о случившемся. Она, будучи более решительной, чем ее супруг, принялась упрекать его за трусость и тотчас поспешила в волшебный замок. Вбежав в него, она увидела во дворе бедного Придери, руки которого по-прежнему были приклеены к чаше, а ноги - к мраморной плите. Рианнон попыталась было освободить его, но сама прилипла к нему и тоже стала узницей замка. И тут раздался оглушительный удар грома, с небес опустился волшебный туман, и замок вместе со своими пленниками исчез. Теперь Манавидан и Кигфа, жена Придери, остались одни. Манавидан успокоил бедную женщину и обещал защитить ее. В довершение всех бед их собаки пропали в замке, так что они не могли более охотиться. Им пришлось возвращаться в Ллогир, чтобы Манавидан вновь попробовал там заработать на жизнь своим старым ремеслом - ремеслом сапожника. Но тамошние сапожники опять сговорились убить чужеземцев, и те были вынуждены вернуться в свой Дифед. Однако на этот раз Манавидан успел захватить с собой в Арбет мешок зерна и, засеяв им три надела земли, получил богатые всходы. Когда настало время убирать урожай, Манавидан отправился на первое поле и увидел, что колосья созрели. "Сейчас уже поздно, и я уберу урожай завтра", - решил он; но когда наутро он вернулся на поле, то увидел на нем лишь солому. На всем наделе не нашлось ни единого колоска. Он поспешил на второе поле; и на нем зерно тоже созрело. Когда же на следующий день Манавидан пришел собирать урожай, оказалось, что все колосья, как и на первом поле, исчезли. И тогда он догадался, что зерно у него крадет та же самая колдовская сила, которая так ужасно опустошила Дифед и похитила Рианнон и Придери. Зерно созрело и на третьем поле, и на этот раз Манавидан решил выследить коварного похитителя. Вечером он захватил с собой оружие и уселся в засаду. В полночь он услышал странный шум и, выглянув из засады, увидел целые полчища мышей. Каждая мышка срезала колосок и спешила наутек. Манавидан бросился в погоню за ними, но ему удалось схватить одну-единственную мышку, оказавшуюся менее проворной, чем остальные. Он посадил ее в рукавицу, принес домой и показал Кигфе. - Завтра утром я ее повешу, - проговорил он. - Подумай как следует: ведь вешать мышей - ниже твоего достоинства, - возразила та. - И все-таки я ее повешу, - отвечал Манавидан. На следующее утро он отправился на волшебный холм и воткнул в землю двое вил, чтобы устроить виселицу. Едва он покончил с этим, как к нему приблизился странный человек в одеянии бедного ученого и почтительно приветствовал его. - Что это ты делаешь, достопочтенный господин? - спросил он. - Да вот, собираюсь повесить вора, - отозвался Манавидан. - И что же это за вор? Я вижу в руках у тебя всего лишь жалкого зверька, мышку. Но ведь человеку твоего ранга не подобает прикасаться к столь низменным тварям. Отпусти ее. - Я поймал ее в тот миг, когда она грабила мое поле, - возразил Манавидан. - И кто бы она ни была, она должна умереть смертью вора.- Никогда не думал, что мне доведется увидеть столь почтенного мужа, занимающегося подобными делами, - вздохнул ученый. - Я дам тебе целый фунт [1], только отпусти ее. [1] Фунт - имеется в виду фунт стерлингов - самая крупная денежная единица Англии. Название его восходит к латинскому libra (фунт), и первоначально он соответствовал стоимости фунта серебра. Начиная с эпохи Средневековья и вплоть до XX века фунт - крупная золотая монета. По старинному счету 1 фунт стерлингов = 20 шиллингам, 1 шиллинг = 12 пенсам, 1 пенс = 4 фартингам. Фунт стерлингов был и остается самой дорогой (по курсу в пересчете на золото) валютой мира. В XVII - начале XVIII века доход лорда в среднем составлял 50-70 фунтов в год (прим. перев.) - Я же сказал, - стоял на своем Манавидан, - что не желаю ни отпускать, ни продавать ее. - Как тебе будет угодно, достопочтенный господин. Это не мое дело, - пошел на попятный ученый. Затем он молча удалился прочь. Манавидан тем временем положил на вилы перекладину. Едва он покончил с этим, как откуда ни возьмись появился другой незнакомец, на этот раз - священник верхом на коне. Он тоже спросил Манавидана, чем это он занят, и услышал тот же ответ. - Господин мой, - произнес священник, - столь низкая тварь не стоит никаких денег, но, чтобы ты больше не унижал свое достоинство, притрагиваясь к ней, я готов дать тебе за нее целых три фунта. Подумай, это большие деньги. - Я не возьму за нее никаких денег, - возразил Манавидан. - Я решил повесить ее - и повешу. - Что ж, воля твоя - вешай, - вздохнул священник и ускакал прочь. Манавидан накинул мышке на шейку петлю и собрался было затянуть веревку, как вдруг перед ним предстал епископ в сопровождении свиты. - Благослови, святейший владыка, - проговорил изумленный Манавидан. - Всевышний да благословит тебя, сын мой, - отвечал епископ. - Что это ты делаешь? - Да вот, вора вешаю, - отозвался Манавидан. - Эта мышь коварно обокрала меня. - Так мне довелось присутствовать на ее казни, я готов дать за нее выкуп, - заявил епископ. - Вот тебе семь фунтов. Возьми их и отпусти мышку. - Нет, не отпущу, - возразил Манавидан. - Хорошо, я выплачу тебе целых двадцать четыре фунта наличными, только отпусти ее. - Не отпущу ни за какие деньги, - стоял на своем упрямый лорд. - Ну, раз ты не хочешь отпустить ее за деньги, - заметил епископ, - я отдам тебе за нее всех моих коней со всей поклажей в придачу. - Не хочу, - отозвался Манавидан. - Тогда назови свою цену, - вздохнул почтенный прелат. - На это я согласен, - удовлетворенно отвечал Манавидан. - Моя цена такова: Рианнон и Придери должны получить свободу. - Они получат ее, - поспешно согласился епископ. - Но это еще не все; за них одних я не отпущу проклятую мышь, - заявил Манавидан. - Чего еще ты просишь? - спросил епископ. - Чтобы с моего Дифеда были сняты колдовские чары, - проговорил несговорчивый лорд. - Они будут сняты, - пообещал епископ. - А теперь отпусти мышь. - И не подумаю, - отвечал Манавидан, - пока не узнаю, кто она на самом деле. - Это моя жена, - признался епископ. - А меня самого зовут Ллвид, сын Килкоэда; это я напустил волшебные чары на твой Дифед, на Рианнон и Придери, чтобы отомстить за Гвавла фаб Клуда, который в игре "барсук в мешке" проиграл самому Пвиллу, владыке Аннвна. Это мои слуги под видом мышей приходили по ночам на твои поля и уносили зерно. Но поскольку моя жена оказалась твоей пленницей, я тотчас отпущу Рианнон и Придери и сниму все чары с Дифеда, как только ты отпустишь ее. - Я не отпущу ее до тех пор, - возразил Манавидан, - пока ты не поклянешься, что опять не напустишь колдовские чары на Дифед. - Клянусь, что никогда этого не сделаю, - заяви.! Ллвид. - Ну а теперь отпусти ее. - Я не отпущу ее до тех пор, - продолжал упорствовать владелец Дифеда, - пока ты не поклянешься никогда не мстить мне. - Ты поступил мудро, потребовав этой клятвы, - со вздохом отозвался Ллвид. - Если бы ты этого не сделал, на твою голову обрушилось бы немало бед. Что ж, клянусь. Отпусти же теперь мою жену. - И не подумаю, - стоял на своем Манавидан, - пока не увижу собственными глазами Рианнон и Придери. Не успел он договорить эти слова, как увидел, что Рианнон и Придери приближаются к нему, радостно приветствуя его.- Как видишь, они свободны, - пробурчал епископ. - Вижу и радуюсь, - отозвался Манавидан. Затем он отпустил мышку, и Ллвид, прикоснувшись к ней своей волшебной палочкой, превратил ее в "молодую женщину, самую прекрасную, которую только можно себе вообразить". Оглядевшись вокруг, Манавидан обнаружил, что его Дифед опять стал таким, как и прежде, - цветущим и ухоженным краем. На этот раз силы света одержали победу. Мало-помалу они все увеличивали и увеличивали свои владения в царстве тьмы, и в следующий раз мы встречаем уцелевших потомков Ллира и Пвилла уже в качестве вассалов Артура. Глава 22. ПОБЕДЫ СИЛ СВЕТА НАД ТЬМОЙ Однако силы света далеко не всегда одерживали столь блистательные победы над исчадиями тьмы. Даже сам Гвидион фаб Дон был вынужден заплатить изрядную дань неудаче. Напав на Кэр Сиди - одно из многочисленных метонимических титулов Потустороннего мира, - он был захвачен в плен Пвиллом и Придери и надолго попал в темницу (см. описание ограбления Аннвна, приведенное в главе 23, "Явление Артура в мифологии"). Страдания, перенесенные им в темнице, сделали его великим бардом. В этом веровании нашла свое отражение излюбленная мысль древних кельтов (сохранившаяся, кстати сказать, в популярных преданиях) о том, что тот, кто проведет хотя бы одну ночь либо в кресле гиганта Идриса [1] (вершина Кадайр Идрис в Гвинедде) либо под населенным духами и призраками Черным Камнем в Ардду на Лланберисской стороне Сноудона, наутро станет одержимым или просто потеряет рассудок. Как именно Гвидиону удалось вырваться из темницы, предание не говорит, однако этот эпизод явно не убавил его ненависти к исконным врагам его рода - силам тьмы. [1] Ср. Шайтан Идрис - повелитель царства демонов и злых духов в исламской мифологии (прим. перев.). С помощью своего брата Амаэтона, бога земледелия, и своего собственного сына, Ллеу, он одержал победу в битве при Годеу, что означает "Деревья". Этот подвиг занимает весьма любопытное место в кельтской мифологии. Сражение это известно также под названием битвы при Ахрене или Охрене, что опять-таки представляет собой одно из названий Аида, значение которого неизвестно. Оно встречается в одной широко известной валлийской поэме, повествующей об "Ограблении Аннвна" самим легендарным Артуром. Королем Ахрена тогда был Аравн, и ему активно помогал Бран, который, надо полагать, тогда еще не успел совершить свое роковое плавание в Ирландию. Война велась ради того, чтобы закрепить за людьми право на три божьи твари - собаку, оленя и чибиса. Дело в том, что все эти животные по той или иной причине считались посвященными богам подземного царства. На этот раз Гвидион вступил в бой не в одиночестве, как во время своей первой неудачной попытки вторгнуться в Аид. Кроме брата и сына, в его распоряжении теперь всегда было огромное войско. Дело в том, что особые магические чары, коими овладел Гвидион, позволяли ему обойтись без постоянной армии. В нужный момент он мог, так сказать, материализовать с помощью своих чар целые отряды воинов, а когда надобность в них отпадала, - вернуть в небытие. Само название битвы показывает, что именно так он и поступил на этот раз. Бард Талиесин воспевает это сражение в таких строках: Я тоже был при Годеу и зрел Гвидиона и Ллеу: они превращали в воинов деревья, осоку, кусты. В поэме, посвященной этой битве, бард во всех подробностях описывает ход сражения. Деревья и травы, по его словам, так и рвались в бой. Кусты ольхи успели первыми, ивы и рябины немного отстали, а береза, хотя и была храбрым воином, замешкалась, слишком долго собираясь в битву. Вяз стойко держался в самой гуще битвы, не отступая ни на шаг. Когда же в бой двинулся могучий дуб, расшвыривая врагов, то от его поступи задрожали небеса и земля. Отважные боярышник и падуб стойко держали оборону, разя врагов своими шипами. Верески теснили противника с обоих флангов, а ракитник наступал по всему фронту. А вот папоротник был повержен, и дрок тоже не устоял. Стройная сосна, раскидистая груша, сумрачный ясень, тенистый орешник, развеситый бук, стойкий тополь, скудная плодами слива, ищущие укромного уголка бирючина и жимолость, дикий чужеземец золотой дождь, "боб, собирающий в своей тени целое войско призраков", розовый куст, малина, плющ, вишня и мушмула - все стояли на своих местах. Не менее странные бойцы были и в рядах воинов Аида. Так, в поэме говорится о некоем стоглавом чудовище, под языком которого помещался немалый отряд воинов, а другой такой же отряд восседал у него на затылке. Рядом с ним скакала отвратительная черная жаба с доброй сотней челюстей и извивалась крестовая змея, переливавшаяся всеми цветами. Тело ее состояло из сотен душ грешников, несущих столь ужасное наказание за бесчисленные грехи. Поистине, чтобы во всем блеске живописать эту ужасную битву между порождениями магов неба и земли, потребовалось бы резец Доре или перо Данте. Именно магия и решила исход битвы. В рядах сторонников Аида был один боец, которого никто не мог победить до тех пор, пока противник не узнавал его имя, - забавная черта земных божеств, сохранившаяся, кстати сказать, и у фей. И вот Гвидион сумел выпытать его имя и спел такие строфы: Копыта этого коня узнаю по следам; Сверкают на твоем щите три веточки ольхи; По этим избранным ветвям ты и зовешься Бран! Копыта этого коня в день битвы так тверды: Три верхних веточки ольхи сжимаешь ты в руке. Над той избранной ветвью, Бран, твоею ветвью, Бран, Амаэтон наш Добрый сам победу одержал! После этого магические чары богов тьмы потеряли свою силу, и сыны Дон смогли добыть для людей оленя, собаку и чибиса, похищенных, как и все благие дары, из подземного царства. Кстати сказать, боги света всегда извлекали какую-нибудь практическую пользу из своих побед над богами тьмы и мрака. Но самый славный набег Гвидиона в Аид был предпринят ради похищения поистине бесценной добычи - свиней! Как сказано в "Мабиноги Мэта фаб Матонви", Гвидион слышал, что в Дифеде стали появляться некие странные твари, которых люди никогда прежде не видели. Тварей этих называли "поросятами" или "свиньями", и Аравн, король Аннвна, прислал их в дар Придери, сыну Пвилла. Они оказались животными не слишком крупными, зато мясо их, как говорили, было куда вкусней, чем мясо коров и быков. Гвидион подумал, что неплохо было бы раздобыть этих самых свиней, силой или хитростью отобрав их у сил тьмы. Мэт фаб Матонви, правивший кланом детей богини Дон со своего Олимпа - Кэр Датил [1], держал совет об этом походе, и Гвидион вместе с одиннадцатью спутниками отправился во дворец Придери [2]. Они притворились странствующими бардами, и Придери охотно принял их. Оказавшись во дворце, Гвидион, "самый лучший рассказчик историй на свете", доставил своими рассказами князю Дифеда и его двору такое огромное удовольствие, какого до того дня еще никто и никогда не доставлял им. Видя, что хозяин предоволен, Гвидион попросил Придери в награду за труды одно из животных, обитающих в Аннвне. Однако Придери, как оказалось, дал Аравну слово, что больше не станет ни продавать, ни просто дарить тому никаких животных из Аида до тех пор, пока численность уже присланных не увеличится вдвое. Об этом он и поведал мнимому барду, то есть Гвидиону. [1] В наши дни носит название Пен-и-Гэр. Это вершина холма на полпути между Лланврстом и Конви. [2] По преданию, дворец этот находился в Руддлан Тейви, который, по-видимому, можно отождествить с нынешним Глан Тейви возле Гардиан Бридж. - Господин мой, - отвечал Гвидион. - В таком случае я могу освободить тебя от твоего обещания. Не давай мне сегодня никаких свиней и не отказывай в них, а завтра я тебе все объясню. Затем мнимый бард направился в покои, которые при готовил для него Придери, и принялся колдовать и насылать волшебные чары. Так, он сделал из древесной губки двенадцать позолоченных щитов и двенадцать коней с золотой упряжью, а также двенадцать черных борзых с белой грудью, у каждого из которых был золотой ошейник и золотой поводок. Затем он показал их всех Придери. - Господин мой, - вкрадчиво проговорил он. - Это освободит тебя от слова, которое ты дал вчера вечером, пообещав никому не продавать свиней и не дарить их. Но ты вполне можешь поменять их на что-нибудь более ценное. Вот, я предлагаю тебе за них двенадцать прекрасных скакунов с золотой упряжью, двенадцать быстроногих борзых с золотыми ошейниками и поводками, а в придачу - целых двенадцать позолоченных боевых щитов. Придери посоветовался со своими приближенными и согласился на такой выгодный обмен. Тогда Гвидион и его спутники забрали свиней и, не мешкая ни минуты, поспешили домой, ибо они знали, что колдовские чары способны сохранять свою власть не дольше одного дня. Память об их поспешном бегстве надолго осталась в преданиях. Каждое место, где они делали привал для отдыха на обратном пути из Кэр Датил в Дифед, получило особое название, так или иначе связанное со свиньями. В числе этих забавных топонимов - Мохдре ("Свиной город") в графствах Повис и Конви и Кастелл-и-Мох ("Свиной замок") неподалеку от урочища Мохнант ("Свиной ручей"). Возвратившись домой, они спрятали свиней в безопасном месте, а затем поспешно собрали все воинство Мэта, ибо прекрасно понимали, что все роскошные кони, борзые и щиты давным-давно превратились обратно в кусочки древесной губки и Придери, так ловко обманутый Гвидионом, наверняка уже в гневе спешит со своей армией на север, в Дифед. Так и оказалось. Состоялись две битвы: одна - при Менор Пинардд неподалеку от Конви, а другая - при Менор Алун, что возле Кэрнарфона. Будучи разбит в обоих сражениях, Придери попытался найти укрытие у Нант Колл, примерно в девяти милях от Кэрнарфона. Там он опять потерпел поражение и, понеся огромные потери, послал гонцов, предлагая заключить мир и прося отпустить его. Мэт согласился на это, но войско сынов богини Дон настаивало на продолжении войны, требуя преследовать и полностью уничтожить противника. Тогда Придери обратился лично к Мэту, говоря, что раз уж эту войну затеял Гвидион, то пусть им будет позволено решить ее исход в поединке между собой. Гвидион с готовностью согласился на поединок, и богатыри сил света и тьмы сошлись лицом к лицу. Однако силы Придери явно были на исходе, и он был повержен силой и магическими чарами Гвидиона. "И был он предан земле в Мэн Тириавк, над Меленрид, и там и ныне его могила", - сказано в "Мабиноги", хотя в одной староваллийской поэме, называемой "Надгробные стихи воинам" и входящей в состав Черной Кармартенской книги, местом его вечного упокоения названо совсем другое урочище: Могила Придери - там, в Эйбер Гвеноли, Где бьются в берег волны океана. Эта решающая победа над силами Аида и их королем надолго положила конец войне, и перемирие длилось до тех пор, пока силы света не добились окончательного успеха под предводительством героя еще более славного, чем Гвидион. Имя этого героя - непобедимый Артур. Глава 23. ЯВЛЕНИЕ АРТУРА В МИФОЛОГИИ "Явление" Артура, его внезапное вторжение в ход мифологической истории, представляет собой одну из много численных загадок кельтской мифологии. Он никак не упоминается ни в одной из "Четырех Ветвей Мабиноги", повествующей о клане богов древних бриттов, сопоставимых с гэльскими богами Туатха Де Данаан. Наиболее ранние упоминания его имени в староваллийской литературе изображают его одним из военных вождей, ничуть не лучше, если не хуже других, таких, как "Герайнт, князь Девона", чье имя обессмертили и старинные барды [1], и вдохновенное перо Теннисона. Однако вскоре после этого мы видим Артура вознесенным на небывалую высоту, ибо он именуется королем богов, которому подобострастно воздают почести боги старых кланов небожителей - потомки Дон, Ллира и Пвилла. В старинных поэмах говорится о том, что сам Ллуд - этот Зевс старого пантеона - на самом деле был всего лишь одним из "Трех Старших Рыцарей Войны" Артура, а Аравн, король Аннвна, одним из его "Трех Старших Рыцарей Совета". В истории под названием "Сон Ронабви", входящей в состав Красной Гергестской книги, он предстает авторитетным сюзереном, вассалами которого считаются многие персонажи, имевшие в старину статус богов, - сыны Нудда, Ллира, Брана, Гофанона и Аранрода. В другой истории из той же Красной книги, озаглавленной "Куллвх и Олвен", его вассалами объявляются еще более высокие божества. Так, Амаэтон, сын Дон, пашет для него землю, а Гофаннон, сын Дон, кует железо; двое сыновей Бели, Нинниау и Пейбоу, "превращенные им в быков во искупление грехов", впряжены в одну упряжку и заняты тем, что сравнивают с землей гору, чтобы урожай мог созреть за один день. Именно Артур созывает витязей на поиски "сокровищ Британии", и на его зов спешат Манавидан, сын Ллира, Гвин, сын Нудда, и Придери, сын Пвилла. [1] Старинная поэма, воспевающая Герайнта, "храброго мужа из земли Дивнайнт [Девон]... врага всяческой тирании и насилия", входит в состав Черной Кармартенской и Красной Гергестской книг. "Когда Герайнт родился, отверзлись врата небес" - так начинается последняя глава этой поэмы. Наиболее вероятное объяснение этого феномена, по всей видимости, заключается в том, что в этом образе отразилась случайная контаминация славных деяний двух разных Артуров, что привело к появлению единого полуреального-полумифического персонажа, сохраняющего, однако, черты обоих своих прототипов. Одним из них явно был бог по имени Артур, почитание которого было в большей или меньшей степени распространено на землях кельтов, - вне всякого сомнения, тот самый Артур, которого надпись ex voto, обнаруженная в развалинах на юго-востоке Франции, именует Меркуриус Артайус (Mercurius Artaius). Другой - вполне земной Артур, вождь, носивший особый титул, который в эпоху римского владычества именовался Koмec Британнаэ (Соmес Britannae). Этот "граф Британии" выполнял функции верховного военного вождя. Главной его задачей было обеспечить защиту страны от возможных вторжений иноземцев. В его подчинении находились два офицера, один из которых, Дукс Британниарум (Dux Britanniarum), то есть "герцог Британии", наблюдал за порядком в районе Адрианова вала, а другой, Комес Литторис Саксоники (Comes Littoris Saxonici), то есть "граф Саксонского берега" обеспечивал оборону юго-восточного побережья Британии. После изгнания римлян бритты еще долго сохраняли структуру военно-административных органов, созданную их бывшими завоевателями, и вполне резонно предположить, что этот пост военного лидера в ранней валлийской литературе соответствует титулу "императора", который из всех знаменитых героев мифологии бриттов был прерогативой одного только Артура. Слава Артура-короля объединилась со славой Артура-бога, и общий синкретический образ получил широкое распространение на землях, на которых уже в наше время были обнаружены следы древних поселений бриттов в Великобритании. Это создало почву для многочисленных диспутов относительно местонахождения "Артуровых владений", а также таких городов, как легендарный Камелот, и локусов двенадцати знаменитых сражений Артура. Преданиям и историям об Артуре и его рыцарях, вне всякого сомнения, присущ подлинный исторический колорит, но они имеют и столь же бесспорно мифический характер, как и истории об их гэльских коллегах - богатырях Красной Ветви Ольстера и пресловутых фианах. Из этих двух циклов к кругу артуровских легенд наиболее близок последний. Ранг Артура в качестве верховного военного вождя Британии являет собой весьма показательную параллель роли Финна как предводителя "местного ирландского ополчения". А знаменитые артуровские рыцари Круглого стола весьма и весьма напоминают фианов из окружения Финна, так и ищущих всевозможных приключений. И те и другие с равным успехом вступают в бой как с людьми, так и со сверхъестественными существами. Оба совершают набеги на земли Европы, вплоть до самых стен Рима. Перипетии любовной интриги Артура, его жены Гвенвивар (Гиневры) и племянника Медравда (Мордреда) в некоторых отношениях напоминают историю Финна, его супруги Грайне и племянника Диармайда. В описаниях последних битв Артура и фианов чувствуется дыхание глубокой архаики первобытных мифов, хотя их реальное содержание несколько отличается. В битве при Камлуане в последнем поединке сходятся Артур и Медравд, а в последнем бою фианов при Габре первоначальные протагонисты поневоле вынуждены уступить место своим потомкам и вассалам. Дело в том, что сам Финн и Кормак уже успели погибнуть, и вместо них сражаются Оскар, внук Фиана, и Кэйрбр, сын Кормака, которые поражают один другого и тоже умирают. И, подобно тому, как Артур, по мнению многих и многих его приверженцев, на самом деле не погиб, а просто скрылся в "островной долине Авильона", шотла