ную карту, залили подпочвенные воды, и зеки подпирали сырые стены, стоя по колено в вонючей жиже. Мои подопечные сидели в одной камере, вернее - стояли... Для общения с ними я располагал буквально считанными секундами, ибо предлогом для визита служили поиски якобы пропавшей куда-то кувалды, которую, как я объяснил контролеру-прапорщику по прозвищу Дурмашина, зеки могли заховать в известное только им место. Я просунул своим подопечным через решетку смотрового оконца колбасу. Сказал: - Ну и обстановочка тут... Ну вы и попали! - Все по плану, начальник! - успокоил меня из темноты камеры хриплый голос убийцы. - На выход, сержант! - донесся категоричный приказ Дурмашины. - Свидание закончено! Вернувшись в роту, я был незамедлительно вызван к Басееву. - Где вы шатаетесь, сержант? - Был на зоне... - Кто вас туда отпускал? - Я же имею право... - Что?! Право?! Больше без моего приказа из казармы ни на шаг, ясно?! - Так точно. Разрешите вопрос? - Разрешаю. - Я поставил опоры лишь на двух сторонах периметра. Просто опоры. Голые. Нужна проволока, нужны люди... - Молчать! - Поправив портупею, Басеев нервно прошелся по кабинету, раздувая в немом негодовании тонкие ноздри своего ястребиного носа. Наконец произнес: - Работы приостанавливаю! Их, думаю, продолжит другой инструктор... А вы готовьте себя к службе на вышке, сержант! А теперь слушайте приказ: сегодня заступаете в ночь дежурным по роте. И завтра. И послезавтра. И послепослезавтра. - Исключительно в ночь? - Я не давал вам приказа открывать рот... Да, в ночь! Окончен бал! - Разрешите идти? - Пшел... Я поднялся на второй этаж казармы, завалившись поспать перед ночным бдением, и проснулся перед прибытием караулов с рабочих объектов; принял оружие, патроны и, заперев ружпарк, погнал дневальных проводить уборку. После ужина под сочувственные возгласы сослуживцев: мол, достал тебя зверь! - я провел вечернюю поверку и уселся в командное кресло в канцелярии с зачитанным до дыр детективным романом из ротной библиотеки. От чтения меня оторвали "деды", заглянувшие на огонек. - Толик, мы до утра в поселке... - Ребята, - сказал я. - Зверь ждет моего промаха. И ему одинаково хорошо, заложу ли я вас или нет... Заложу - вот вам и стукачок, делайте выводы, а не заложу - значит, во время несения боевого дежурства допустил групповую самоволку... "Деды" тяжко призадумались, но тут в дверь постучался дневальный. - Там женщина, товарищ сержант... В окружении "дедов" я поспешил к входу в казарму, где узрел подвыпившую девицу с перезрелыми формами, ярко намалеванными губами и копной обесцвеченных перекисью волос. Девица, обутая в растрескавшиеся пластмассовые туфельки, переминалась с ноги на ногу и курила сигарету "Кент", небрежно стряхивая пепел на только что вымытый дневальным пол. - О, - произнесла она, с нетрезвым интересом глядя на нас. - Ка-акие мальчики!.. Свежачок! - Что вы тут делаете? - задал я резонный вопрос. - Ехала в Волгодонск, потом вижу... где-то я вроде не там... - словно бы удивляясь сама себе, ответила девица. Затем, подумав, спросила: - Переночевать пустите, мальчики? - Да вы что!..- начал я, но тут же и осекся, оттесненный от ночной незваной гостьи проявившими нездоровую активность "дедами". - Девушка, здесь казарма, находиться посторонним не полагается, но где переночевать, я вам покажу, - решительно направился к даме ротный шофер. - Пройдемте... Тут ступенечка, разрешите ручку... - Я. Ничего. Не видел, - мрачно произнес я в спины уходящих в ночь "дедов", заинтересованной кавалькадой двинувшихся вслед за шофером и спотыкающейся дамой в ночную тьму - очевидно, к гаражу роты. Чрезвычайно довольные, "деды" вернулись в казарму около полуночи, и вскоре рота гудела, как потревоженный улей, один за другим выпуская в сторону гаража выстроившийся в очередь личный состав боевого подразделения. Согласно званиям и выслуге по полугодиям. Я, угрюмый, как филин, заседал в ночной канцелярии, подчеркивая свою полнейшую индифферентность к происходящему. Последним в гараж наведался мой дневальный, топтавшийся всю ночь у тумбочки на входе в роту, как взнузданный конь. Проходя мимо него, я отчужденно пробубнил: - Через полчаса подъем... Напоминаю, что нахождение на территории подразделения посторонних лиц... Дневальный понятливо кивнул мне и тотчас скрылся в росистой свежести утреннего тумана. Я беспомощно плюнул ему вслед. 10. Через два дня произошло закономерное событие - роту поразил триппер, и врачам местной больницы прибавилось дел. Визит незнакомки, которая, по словам дневального, "ничего так, отряхнулась да пошла себе...", принес свои горькие плоды, свалившиеся, как я и подозревал, мне на голову. Ротные стукачи, пострадавшие наравне со всеми, о происшествии доложили Басееву, он рвал и метал, не принимая во внимание, как и ожидалось, никаких моих "ничего не знаю", и объявил мне наказание в виде трех дней отсидки на гауптвахте, что я воспринял, едва сдержав смех, ибо располагалась гауптвахта в Ростове, командировать меня туда было бы непозволительной роскошью, а докатись до командира полка весть о тотальном поражении роты бактереологическим оружием данного типа, не сносить бы тогда лейтенанту головы. - Сгною! - скрипел он зубами и брызгал слюной. - Сегодня же снова в наряд! - Есть! - согласно отвечал я, легко свыкшийся со своими ночными дежурствами, ибо приноровился спать в кресле с детективом в руках, оставляя дневального на шухере. - Но сначала поедешь на арматурный завод! - А что там? - Нет связи между постами! - О, это на весь день... - На весь не на весь, а чтобы связь была! - А отдыхать перед нарядом? Положено по уставу, товарищ лейтенант... - Смирно. Кругом. На арматурный - бегом! На улице моросил мелкий теплый дождь. Я накинул плащ-палатку и, расправив на плече перекрученный брезентовый ремень инструментальной сумки с тестром, отправился к шоссе в поисках попутной машины. Начальником караула на арматурном производстве в тот день был ефрейтор Харитонов, и его-то я и застал в бревенчатой просторной караулке сидевшим за сколоченным из досок столом с колодой игральных карт в короткопалой пятерне с грязными ногтями. Партнером Харитонова по игре в "очко" был сутулый небритый грузин по фамилии Мзареули - из рядовых старослужащих. На столе я увидел бутыль с самогоном, надкусанный огурец и россыпь зеленых, невызревших помидоров. Из пустой жестянки из-под пива, служившей пепельницей, поднимался дымок от незатушенного окурка. Парочка находилась в изрядном подпитии и на мое появление отреагировала довольно тупо, занятая выяснением своих игорных взаимоотношений. - Ты, сука, кацо, шулер, - говорил, укоризненно качая головой, Харитонов, замершим взором изучая пришедшие к нему по сдаче карты. - Я тебя, сука, урою в итоге... - Ти, дрюк, не клювайт носом, - отзывался грузин. - Играт над вынимательно! - Да с тобой, блядью, хоть как играй! - горячился Харитонов, остервенело швыряя карты на стол. - Лечишь, и все! - Ти сам три раз билят... Дэньги давай суда! - У-у-у, подавись, чурка! - Ти сам пьять раз чурька... Я возился со стоящим в караулке телефоном, безуспешно пытаясь соединиться с постом. - Пить охота... - Харитонов тяжело привстал, качнувшись, шагнул к зарешетчатому окну, крикнув в раскрытую форточку: - Эй, бугор, сука! Ко мне! Из копошившихся возле складируемых металлоизделий фигур зеков отделилась одна - низкорослая, полненькая, услужливым колобком подкатившаяся к "вахте". - Воды принеси, бугор, - тоном капризного патриция, обращающегося к рабу, произнес Харитонов. - Холодной чтоб... И если какой-нибудь фуфель плавать там будет... - Родниковой, гражданин начальник, не сомневайтесь... Бригадир находился уже на полпути к колонке, стоявшей возле бытовки, как вдруг в пьяный мозг Харитонова вклинилась иная навязчивая идея, и он снова заорал в форточку, призывая зека вернуться, однако тот его не услышал, и свой окрик ефрейтор подкрепил короткой очередью из пулемета в воздух. Неподотчетные патроны у конвойных водились, утаиваемые в значительных количествах после учебных и тренировочных стрельб. Зек замер, как воткнутый в песок лом, глубоко вжав голову в плечи. - Канай сюда! - крикнул Харитонов, заметив с довольной ухмылкой партнеру по картам: - Обосрался бугор, мажем, кацо? - Ти чито дим тут пустыл? - поморщился Мзареули, отмахиваясь от заполнившей караулку пелены пороховой гари. - Оборзэл, бэспрэдэл... - Бугор! - с напором командовал тем временем Харитонов через форточку. - Пусть этот воды принесет... полковник, во! Заставлю служить гада! Строевым шагом чтоб... По-ял? - Ща пришлю, - неприязненно отвечал бригадир, в самом деле, похоже, наложивший в штаны. - Бегом, мать твою! - Сдавай лысты, катать будэм, - сказал Мзареули, кивая на колоду. - Пусть лично полковник нам воду носит! - надменно молвил ефрейтор, усаживаясь за стол и грозя многозначительно скрюченным перстом. - Чтоб службу не забывал! Мы его уставу научим... Мы его, бля... Я понял: речь шла об Олеге. Обнаружив отсоединившийся контакт и укрепив провод, я затянул винт. Тут же раздался звонок. - О, работает... - удивленно проговорил Харитонов, вырывая у меня трубку. Звонили с постов озабоченные донесшейся до них стрельбой часовые. - Все путем, салабоны! - успокоил их Харитонов. - "Деды" службу знают, не хрена тут названивать! Бздительность, х-ха, проявляют! Стоять там смирно на вышаке! Проверю, с-сук! - Я сдал... - доложил Мзареули. Харитонов раскрыл карты. - Вос-с-мнадцать... - произнес тупо. - Очко! - торжественно заявил грузин. - Туфту лепишь, чурка... Я не видел, как ты сдавал... - Я чэстный игра вэду! - возразил Мзареули гордо. - Дэньги давай! - Ур-рою! - Харитонов, с куражливым устрашением выпятив нижнюю челюсть, схватил пулемет и, направив его на партнера, с силой передернул затвор. Раздался выстрел. Затем, в наступившем мгновении какой-то оцепенелой тишины ко мне пришло отчетливое понимание, что, видимо, боек щелкнул по старому, ранее уже неоднократно надбитому капсюлю... Харитонов непонимающе воззрился на свое оружие, из ствола которого вился, поднимаясь к низкому потолку, белесый горький дымок... По крыше с внезапной остервенелостью заколотил сменивший моросящий дождичек ливень, голубое корневище молнии извилисто раскололо небо в квадрате оконного проема, и грянул жутким знамением беды раскатистый гром... Мзареули, прижав ладонь к груди, с какой-то дьявольской торжественностью привстал с табурета, нащупал свободной рукой свой автомат, дернул крючок затвора, послав патрон в ствол, и отчужденно произнес: - Ти, собак, минэ убил, билят... - И, не целясь, продолжая неотрывно смотреть невидящим взором на окаменевшего в пьяном недоумении ефрейтора, слегка вздернул ствол кверху, нажав на курок. Я даже не расслышал звука выстрела, потонувшего в новом раскате грома. Только с ужасом увидел, что на стене за спиной Харитонова внезапно появились потеки кровавых помоев с какими-то рко-белыми вкраплениями, а на лбу ефрейтора возникло небольшое черное пятно. Харитонов словно бы нехотя опустился на колени и, не выпуская из рук пулемета, ничком повалился на пол. Затылка у него не было. Сине-бордовое месиво. Мзареули сделал в сторону убитого судорожный шаг, но тут нога его словно подломилась в колене, и, не отнимая прижатой к сердцу ладони, он тоже упал, оставшись лежать у порога с раскрытым как бы в беззвучном крике ртом. Мной овладела вязкая, сковывающая все мысли дурнота. Происходящее казалось сном, наваждением, способным привидеться лишь в бредовой ирреальности горячечного забытья... Сквозь монотонный шум ливня донесся невозмутимый и оттого словно померещившийся голос: - Куда ставить ведро? Стараясь не смотреть на трупы, я, сотрясаемый неуемной лихорадочной дрожью, осторожно выглянул в форточку. У входа в караулку стоял Олег - промокший насквозь, в потерявшим свою форму зековском чепчике, с козырька которого стекали непрерывные дождевые струйки. - Проходи... Быстро! - Я выдернул из вваренных в решетчатые двери труб запорные штыри. Очутившись в простенке между дверей, Олег увидел меня, улыбнулся приветливо, но тут же и остолбенел, усмотрев через мутное стекло оконца кровавую кашу с костяными осколками, облепившую стену. - Что... - Живо! Сюда! По стене! Чтобы часовой... - Понял... Ведро он оставил в тамбуре прохода. Войдя в караулку, остановился, цепко оглядев стол с разбросанными на нем картами, бутылью с самогоном... - В картишки дружки играли... - сообщил я. - И не поделили козырей? - Нагнувшись, он ухватил пальцами запястье недвижного Мзареули, пытаясь нащупать пульс. Выждав несколько секунд, осторожно опустил его безвольную руку обратно на пол, заключив: - Готов. - В общем, Олег, так, - произнес я. - Я ушел проверять постовую связь и, что здесь случилось, не видел. Я увижу это позже... Имею в виду покойников. Теперь о тебе. Ты принес воду и... совершил побег. То ли стрельба произошла, когда тебе открывали двери, то ли двери уже были открыты... неважно! - И куда же я побегу? - не без сарказма вопросил он. - В таком наряде, с такой прической... Я понимаю, Толя, ты сейчас в шоке... Попытайся успокоиться. - Я ухожу на посты, - повторил я. - Ты дождешься телефонного звонка. Как только аппарат звякнет, выходишь из караулки и по стенке идешь до ее угла. Потом ползешь к противотаранному рву. По рву - до пустой вышки. Дальше - в кусты, а за кустами овраг. - Там степь... - Степь, - согласился я. - И - канал. Плывешь в сторону поселка. - Поселка?! - Ты меня слушай, не себя! - Хорошо... - Поселка, именно. Заходишь со стороны канала к зданию роты. Увидишь сортир. За ним - кусты шиповника. Там и сиди. Жди меня. И никакой самодеятельности, иначе выловят в момент! - Но дальше-то что, дальше? - Дальше я знаю что. Все. Жди звонка. И еще. Оружие не бери, это смерть. И я вышел из помещения, накинув плащ-палатку на голову. Я брел по караульной тропе, стараясь глубоким дыханием утихомирить испуганно бьющееся мне в ребра сердце. Часовой-азиат, нахохлившийся под навесом вышки, лениво крикнул: "Кто идет?", исполняя уставную формальность, и я ответил хмуро: - Люлей раздача! - вызвав его умиротворенный смешок. - Совсем связь плохой, - грустно поведал он мне, когда я поднялся на вышку. - Наладим... Загородив от его обзора караулку, я крутанул ручку постового телефона, прислушиваясь к невозможному, конечно же, отклику. - Зря звонить, Харитон ругать будет, пьяный сегодня... - прокомментировал часовой, уныло наблюдая за внутренней, тщательно взрыхленной граблями, полосой "запретки", раскисшей от дождя. - Не будет, - отозвался я, глядя, как стремительной тенью Олег скользнул вдоль стены и тут же нырнул в противотаранный ров, скрывшись в нем. Я повесил трубку. - Опять не работает... - философски молвил часовой. - Все время ломается. Побег будет, как сообщать? - Это да, - сказал я, абсолютно согласный со справедливостью такого утверждения. - Иди сюда, двигай ногой! - внезапно крикнул часовой зеку, воровато выглянувшему из-за штабеля со швеллером. Зек подошел к "запретке", озираясь по сторонам. Часовой вытащил из кармана леску с крючком и с грузилом и, обвязав ее вокруг пальца, бросил заключенному. Тот быстро нацепил на крючок сверток. Миг - и сверток оказался в руках часового. Солдат надорвал обертку, пересчитал деньги и, вынув из-за пазухи полиэтиленовый пакет, швырнул его в сторону штабеля, куда, как кот за мышью ринулся зек. - Наркота? - вопросил я, удивленный откровенностью такого мероприятия. - Не-е, - расплылся в хитрой улыбочке часовой. - Я говно от овцы брал, цвет такой же, вид такой же... - А кайф? - Не знаю... - Солдат пожал плечами. - Они балдеют... - Он решил сменить тему, пожаловался: - Харитон стреляет, совсем водки напился, опасный, как двадцать бандит, боюсь, убить зека может, шайтан... - Пьянствование водки ведет к гибели человеческих жертв, - выдал я перл из филологических джунглей русского языка. - М-да... Ничего не понимаю... Только что связь была! - Был, сплыл... - Часовой сплюнул в зону. - Срать хочу, скажи, пусть грузин подмена делает, совсем не хочет служить... - Ладно, - пообещал я, осторожно спускаясь с вышки по скользким, словно намыленным, деревянным ступеням. Зона охранялась двумя постами, расположенными по диагонали ее прямоугольника, и, сымитировав безуспешную попытку дозвониться в караулку с другой постовой вышки, я неспешно двинулся к жуткому месту бойни, гадая, что теперь буду делать. Двери проходного тамбура остались незамкнутыми. Мне пришлось выйти из караулки и затворить их, затем я снова вернулся в помещение, вдвинул запорные штыри в трубы и позвонил на посты, сообщив, что караул мертв, возможно, совершен побег и от часовых требуется усиленное внимание. После, включив полевую рацию, попробовал соединиться с радистом роты, но ничего, кроме грозовых помех, в трубке не услышал. У ворот внезапно просигналила машина, приехавшая для загрузки арматурой. Выскочив из караулки, я вспрыгнул на ее подножку, сказав водителю: - Дуй в роту. Или в колонию, все равно... Сообщи: у нас побег, караул убит... Пожилой водитель обалдело кивнул, после перекрестился и наддал газу, разворачиваясь обратно к шоссе. Я снова остался один. Ливень усилился. В караулке, не умолкая, трезвонил телефон: часовых волновали подробности. И, конечно же, боязнь за собственные задницы: солдатики хорошо усвоили армейский закон поисков крайнего. Закон, вполне применимый в данном случае и к моей персоне. Что же касалось иного закона, предусматривающего преследование за умышленное содействие побегу осужденного, то об этом законе я боялся даже вскользь и задуматься. Басеев приехал, подняв по тревоге отдыхающую смену караула жилой зоны, со всеми взводными, старшиной, лагерным "кумом" и проводником служебной собаки. От картины, представившейся в караульном помещении взорам прибывших, многим стало не по себе. Двое солдатиков тут же начали блевать, утратив всякий боевой запал. - Где ты - там лажа! Как это могло?!. Молчать, я тебя спрашиваю! - заорал на меня изрядно побледневший от увиденного Басеев, но вопли его пресек "кум" - бесстрастный капитан с сонным взглядом много чего повидавших на своем веку глаз. - Тихо, - едва не шопотом урезонил он Басеева, а затем обратился ко мне, вопросив по-отечески успокаивающим голосом: - Как все случилось? Изложи, милок, по порядку и ничего не бойся. - Излагаю, - сказал я. - Прибыл сюда для проверки связи. Неисправность обнаружил. Харитонов и Мзареули играли в карты. Пьяные. - Почему не пресек?! - завизжал Басеев. - Спокойно, лейтенант, - отодвинул его рукой в сторону "кум". - Пресечь он ничего не мог, это ясно... Дальше, сержант... - Харитонов попросил бригадира принести ведро воды из рабочей зоны. Даже стрельнул ему вслед... - К-как? - Да шутя, в воздух... - Шутник, - покладисто согласился "кум", выразительно посмотрев на Басеева. - И?.. - А дальше - не знаю, пошел по постам... Прихожу, два трупа, двери в тамбур нараспашку, ведро стоит... Ну и все. Позвонил часовым, а после машина пришла... - А выстрелов не слышал? - Гроза была... - Что-нибудь трогал в "караулке", передвигал?.. - Только двери запер, - вздохнул я. - Считаем осужденных. Всех - на выход, - отрывисто сказал "кум" хмуро кивнувшему ему в ответ Басееву. - В машине рация есть? Вызывайте Волгодонск, лейтенант, пусть выезжает следственная группа. И он двинулся в рабочую зону. - Слушай, Подкопаев, - обратился ко мне Басеев, и в голосе его внезапно прорезалась какая-то просительная интонация. - А не могли их... зеки... как-то? - Оружие на месте, - сказал я. - Не могли. - А вдруг они хотели... Я понял: Басеева наиболее устраивала версия побега, сопряженного с насилием над караулом. И абсолютно не устраивали факты пьянки, картежной игры, пальбы в воздух скрытыми от учета патронами. - Зеки бы взяли оружие, - сказал я. - Инсценировки тут не пройдут. Глупо! - Значит, ты считаешь, что они друг друга... - Они ругались по крайней мере. - Слушай, ты пока - никому, ладно? Я про подробности - как там, чего... - Хорошо. - И давай забудем обиды, понял?.. - Но тогда забудем и рапорт. - Само собой. Строй свой забор, э-э... Басеева перебил возвратившийся из зоны "кум" - крайне взволнованный. - Так я и думал! - проговорил он с отчаянием и злобой. - Меркулов... - Только одного нет? - с некоторым облегчением вопросил лейтенант. - Этот один... он всей зоны стоит! - кусая губы, посетовал "кум". - Полковник бежал! - Из КГБ который? - проявил я любопытство и одновременно осведомленность. - Горим ясным пламенем, лейтенант, - не ответив мне, констатировал "кум", пристально глядя в сырой степной простор, застланный серой пеленой дождя. - Если не найдем его, последуют выводы... - А что собака? - обернулся Басеев к одному из взводных. - Да какая там собака, потоп кругом, - отмахнулся тот. - Засады надо расставлять срочно, я поехал, перекрою проселки... - Осужденных в колонию, караулку забить, оставить двух часовых... - посыпал приказами Басеев. - Ты, Подкопаев, вместе со мной в роту, надо организовать перехват... - Солдатам скажите, что он нам нужен мертвым, - вставил "кум". - Я серьезно, лейтенант, тип крайне опасный... Прошел в свое время специальную подготовку, профессиональный диверсант... Пусть мочат его без предупреждения, прокурора я беру на себя! - Так и исполним! - согласился Басеев с горячностью. - Такие рябята погибли... - Вы о чем? - спросил "кум" с откровенным недоумением. - В смысле... Я бы его сам, гада, с превеликим моим удовольствием... В искренности слов Басеева сомневаться не приходилось. Как и в том, что у бежавшего из мест заключения гражданина Олега Меркулова, столкнись он с нашими группами поиска, шансы остаться в живых были весьма незначительны. Мы вернулись в роту, куда уже прибывали спешно снятые с дежурства караулы рабочих объектов, занявшись срочным формированием оперативно-розыскных групп, должных перекрыть все выходы из района. План мероприятий был уже отработан, с успехом реализован на прошлых редких беглецах, его составители грамотно и хитро учли все детали возможных перемещений вырвавшихся на временную свободу зеков за исключением одного фактора, который являл собой я - всецело посвященный в схему преследования и знающий, как выйти за ее жесткие пределы. В казарме тем временем царило оживление: рота собиралась на охоту... Старшина Шпак выдавал солдатам сухой паек, вызванный вертолет ГАИ ожидал очередного вылета в места ночных засад, Басеев не отрывался от телефонной трубки, названивая то в полк, откуда уже выехало подкрепление, то в УВД близлежащего Волгодонска; радист отбивал шифрограммы и ориентировки; конвойные собаки, щерясь и захлебываясь лаем, запрыгивали в кузова автомобилей, а их водители до горловин заливали бензином баки. Вскоре казарма опустела. Остался радист, запертый за стальной дверью своей комнаты, дневальный, дежурный по роте и я - в качестве телефониста-координатора, вооруженный выданным мне пистолетом. Перед своим отбытием на охоту Басеев проинструктировал нас, оставшихся, держать ухо востро - мало ли, мол, что... В чем-то лейтенант был прав: беглый чекист находился в десятке метров от входа в казарму и, имей намерение перерезать нам глотки, мог бы такое намерение благодаря своей квалификации и осуществить. Когда суматоха улеглась, я вышел к уличному туалету, негромко позвав: - Ты здесь? - Да, - сдавленно раздалось из кущи шиповника. - Дождешься темноты, - продолжил я. - И... видишь пожарную лестницу? По ней - на чердак. Он открыт. Все. Жратву и часы передам тебе завтра. Привет мышкам. На чердак мне приходилось наведываться частенько - там я хранил свои криминальные гонорары за алкогольную контрабанду. - Запомни номер телефона, - проговорил Олег. - Позвони из поселка в Москву. Скажешь: "Привет от Карла Леонидовича". Тебе ответят: "Вы звоните из Эстонии?" Скажи: "Нет, я такой-то, звоню оттуда-то, Карл Леонидович приболел, но просит передать, что будет рад вас увидеть у себя в гостях. Вам он дозвониться не смог". - Насчет "Эстонии" - это отзыв? - Отзыв. Не будет его - клади трубку. Все запомнил? - Так точно. Я вернулся в роту и запер за собой на засов входную дверь. Как и полагалось. Во избежании проникновения, нападения и прочих злоумышлений в тревожной обстановке розыска бежавшего преступника. 11. Вымокший, невыспавшийся, с налитыми кровью глазами и лицом, окаменевшим от хронической злобы, Басеев вернулся в роту под утро, скинул у входа сапоги с налипшими на подошвы комьями грязи и прошел в столовую, где, в несколько глотков опорожнив стакан чаю, выслушал со стылой усмешкой жизнерадостный доклад дежурного о полнейшем порядке и благолепии в стенах вверенного ему подразделения. Я стоял неподалеку и, дождавшись завершения доклада, спросил, могу ли пойти проведать свое заборное хозяйство. - Давай, но после обеда - ко мне в канцелярию, - даже не обернувшись в мою сторону, произнес лейтенант. Я добрался до поселкового почтампта и позвонил, как просил Олег, по продиктованному мне номеру телефона. Четко прозвучал отзыв, я представился, выдал в непринужденной манере заученный текст, и меня попросили передать Карлу Леонидовичу, что в гости к нему друзья уже собираются и навестят они его в самое ближайшее время. У почтампта мне встретился Труболет. В джинсах, пестрой рубашечке, пижонской черной шляпе с длинными краями... - Вот так да! - сказал я ему вместо приветствия, несколько обескураженный его вызывающим вольным нарядом. - Босяк фасона не теряет! Свобода, начальник! - заулыбался он, сияя множеством золотых коронок. - Сегодня откинулся... - И куда теперь? - Россия большая, лохов много... - прозвучал ответ. - Кстати, - вдруг озадачился он, - дружка-то твоего нашли? - Какого еще дружка? - Ну, Олега... - Почему "дружка"? - Ну так, кентовались вы вроде... - Ищут. - Молодец, мужик... - Труболет сорвал с тополя лист, стерев с новенького остроносого штиблета пятнышко грязи. - Правда, в то, что с концами ушел, не верю. Отловят. Да, начальник, вот что... - продолжил он задумчиво. - Вчера в зоне выявили десять человек пьяных. Нашли пустые бутылки. "Кум" икру мечет, роет, где источник... Леня - в шизо. Так что глуши мотор... На том мы с Труболетом и распрощались. Полоса ливней, похоже, закончилась, вновь начинался зной, глина раскисших дорог черствела на глазах, желтели травы, внешняя "запретка" заросла ломким сухим сорняком едва не метровой высоты, а над ним высилась шеренга арматурных шестов с косо приваренными к их верхушкам планками, вдоль которых должна была протянуться колючая проволока. Проволоку, правда, несмотря на клятвенные заверения строительного начальника, завозить не спешили. Раздевшись до плавок, я навел порядок в своей каптерке, вымыв пол и разобрав инструмент, после чего, надев солнцезащитные очки и шлепанцы, двинулся принять душ в жилую зону. - Гражданин начальник! - донесся до меня зов из барака лагерной больнички. - Можно вас на минутку? В окне барака мелькнул изможденный - вероятно, после отсидки в шизо - лик Отца Святого. Я двинулся на зов и вскоре оказался в душном, пропитанном запахами корболовки и йода лазарете. В больничных покоях, судя по татуировкам и вообще чертам физиономий, находился на данный момент исключительно "блатной" контингент, к которому благодаря многочисленным судимостям, по праву принадлежал и Отец Святой. Естественно, посыпались вопросы, касающиеся розысков Олега, а вернее, их эффективности. - Ищут, - кратко отвечал я. - Может, и свалил, - высказал предположение один из зеков. - Мент ведь, знает, какие расклады и примочки там всякие... - Ты тоже кодекс знаешь, а все равно паришься, - резонно заметили ему. Прислушиваясь к народным версиям, я взял с одной из кроватей гитару, провел по струнам. Сказал: - Расстроена. - А сбацать могешь? - оживились зеки. - А то у нас балалаечник со вчерашнего дня на выписке... - Ну так... - Я пожал плечами. - Десяток аккордов знаю. - Подыграй, я спою, - попросил один из блатных. - Ну, давай... - Я подтянул ослабшую струну. Зек тут же затянул нечто тюремно-лирическое, что нуждалось в аккомпонементе несколькими незатейливыми созвучиями, к его вою тут же пристроился надтреснутый тенорок Отца Святого и чей-то утробный бас. Увлекшись, трио заголосило, как стая мартовских котов, и мне пришлось увеличить степень сотрясения струн, однако наше культурное мероприятие неожиданно прервалось запоздалым выкриком: "Шухер!", а вслед за ним раскрылась входная дверь, и лазарет начали заполнять представители лагерной администрации, незнакомые мне офицеры в легких рубашках с погонами полковников, а затем различились и известные лица: командира дивизии, полка, начальника штаба... Процессию замыкал жалкий, скукоженный лейтенант Басеев. - А это у вас кто? - кивнув в мою сторону, недоуменно вопросил командир дивизии начальника колонии. Отложив гитару, я приподнялся с койки. Снял свои пижонские очки. Позу я выбрал расслабленную, ибо вытягиваться перед начальством, будучи в шлепанцах и плавках, посчитал делом глупым. - Э-э-э... - произнес начальник колонии, бегая глазами по сторонам. - Что за массовик-затейник? - настаивал командир дивизии. - И почему вы в этаком пляжном виде, осужденный? - Из воров, видно, - подал реплику неизвестный мне подполковник. - Совершенно распустились! - У них тут клуб интересных встреч, - заметил начальник штаба. - Это, товарищ генерал, инструктор роты, - торжественно доложил "кум". Комдив непонимающе уставился на него. - Да-да. Тот самый, который... - "Кум" запнулся многозначительно. Я мельком взглянул на Басеева. Лейтенант стоял с закрытыми глазами, и в тишине отчетливо слышался скрип его зубов. - Разрешите идти, товарищ генерал? - осведомился я. Послышался чей-то нервный смешок. - Идите... - растерянно на смешок обернувшись, произнес комдив с какой-то механической интонацией. И я решительно и слепо двинулся сквозь офицерскую массу, услышав за спиной: - С этой ротой мне все понятно! Мерзавцы! И мы еще удивляемся... Перед ним целый генерал стоит, а он в таком виде! У "вахты" я столкнулся с командиром батальона, получив выволочку как за собственный внешний вид, так и за внешний вид наружной "запретки", буйно заросшей травой. - Принять меры немедленно! - бушевал комбат, изрядно, видимо, вздрюченный приехавшей из-за чрезвычайного происшествия комиссией. - Бегом! - Но тут газонокосилка нужна! - позволил я робкое возражение. - Молчать! Исполняйте приказ! Я отправился в каптерку, облачился в свое хэбэ, размышляя о гарантированных мне неприятностях, и вдруг взор мой упал на коробок со спичками, лежавший на столе. Пришла идея: а может, попытаться как-то выжечь эту пакостную растительность? Я вышел к караульной тропе и присел на корточки перед желтой травяной полосой. Неподалеку, у входа в караульное помещение, толпились высокие чины внутренней службы и войск МВД, обсуждая свои впечатления от проведенной ими инспекции. Думаю, наиболее сильное впечатление на комиссию произвел сержант Подкопаев. Я чиркнул спичкой и сунул ее в гущу травы. То, что произошло несколькими секундами позже, я не мог даже и вообразить, полагая, что процесс горения будет протекать неспешно и управляемо, тем более после прошедших ливней... Трава полыхнула ясным, стремительным пламенем, с жутким треском взвившимся в небо, а затем, подхваченное ветерком, пламя широко покатилось по всей полосе "запретки", замыкая вокруг жилой зоны кольцо. Огонь поднимался ввысь на высоту в несколько метров, облизывая дощатое основное ограждение и опоры постовых вышек, с одной из которых, перепугавшись, сиганул, держа на весу автомат, прямо на территорию жилой зоны часовой. Толпа облеченных карательной властью лиц нестройно посеменила в мою сторону, и лица толпы были искажены не то яростью, не то испугом. Мои мозги окаменели от страха. Однако через считанные секунды огонь, пожрав свою легкую пищу, затих, оставив после себя дымящееся почернелое пространство и, слава Всевышнему, не тронув забора иначе, конечно, мне бы была труба! Я снова очутился в центре внимания представительной комиссии. Увидев оскаленную пасть комбата, отрапортовал ему: - Ваше приказание выполнено! Взоры офицеров уставились на члена своей компании с подозрительным выжиданием его реакции на этакий доклад. - Я... - прижал комбат руку к груди, - я ничего такого... Что ты городишь, сволочь?! - обратился он ко мне. - Ты чего на меня вешаешь?! Ты чуть зону не спалил, скотина безрогая! - Все в порядке... - сказал я, приглашая всех желающих обозреть пепелище и обугленные арматурные шесты. - Дым вот только... А травы уже нет, как и приказывали... - По-моему, он ненормальный, - озабоченно поделился командир полка с потрясенным комдивом. - Сержант... вернитесь, пожалуйста, в роту, - отозвался тот, глядя на меня с каким-то испытующим сочувствием. - Кстати, помните, - продолжил полковой начальник, - это ведь он прошлой осенью Басеева... Ну, в спортзале... - И водочку, по моим сведениям, в жилую зону грузовиками возит, - вставил вездесущий "кум". - Кстати, еще неизвестно, что там с побегом... Он плотно общался с осужденным Меркуловым, причем на иностранном языке, заметьте... - Какую еще водку?.. - хмуро пробормотал я. - Я все знаю! - высокомерно заявил "кум". Я хотел спросить у него, сколько спутников у планеты Юпитер, но передумал, не желая обострять положение. - В роту, сержант, в роту... - повторил комдив, как заклинание. - И прошу вас, ни шагу оттуда... И я побрел в роту. Встретил меня сидевший на ступеньках возле КП дежурный сержант. - Группы прибыли? - спросил я. - Никого, - ответил он равнодушно. - Начальства понаехало - жуть! Басееву - копец! Та-аких ему насовали! - Из-за побега? - А там все, - ответил дежурный, шмыгнув носом. - Этот побег, прошлый, когда ты с зеками на канал ездил... Еще трипперная история в довесок... - Как, узнали?! - "Кум" заложил... Наверняка. Кстати. Тебя сам генерал спрашивал, зря ты ушел, теперь получишь в рог... - Неминуемо! - подтвердил я, проходя мимо него в направлении кухни. Надо было использовать момент затишья, чтобы передать на чердак жратву и флягу с водой Олегу. Я не без оснований раздумывал о том, что как бы в самое ближайшее время нам не пришлось сдергивать отсюда уже в качестве компаньонов... Спустя неполный час комиссия прибыла в роту, бразды правления над которой взял на себя комбат, поскольку Басеева срочным приказом переводили на хозяйственную должность в заповедную глушь какой-то заболоченной тундры. Лейтенант, по словам командира полка, уподобился американской птице страусу, которая с высоты своего полета не видит генеральной линии в воспитательной и карательной работе. Горец, как я понимаю, навредил сам себе, заняв неправильную позицию личной обороны. Свою отстраненность от происшествий он обосновывал тем, что, дескать, поставлен смотреть за порядком, а за беспорядок не отвечает. Я тоже ожидал подобной участи, томясь у двери канцелярии, где заседало начальство, жаждущее испить моей кровушки. Наконец поступил приказ войти в канцелярию. Я вошел, и тотчас на меня обрушился смерч сиятельного негодования и град негативных определений моей личности. После увертюры эмоций последовали конкретные вопросы. Я отвечал на них спокойно и просто: "Заблудшая женщина? Не видел никакой женщины. К тому же вензаболеваниями не страдаю". "Попытка побега? За зеков отвечал не я, а конвойный солдат, успешно побег пресекший". "Меркулов? Ну, был такой, копал ямы. Сбежал? Его личное горе. Или - счастье. Желаю успехов в розыске". "Перестрелка на "арматурном"? Ничего не ведаю, совместно с караулом не пил, в азартные игры не играл. Налаживал связь. И - наладил". - А в зону кто водку поставлял?! - свирипея от моих смиренных ответов, вскричал командир полка. - У нас точные данные! Или вы сознавайтесь, или - одно из двух! - Все - ложь, - сказал я. - Интрига. "Кум" выгораживает себя, пытаясь переложить вину на нас, военных... - Что у вас за жаргон! - поморщился начальник штаба. - "Кум"... Однако последним своим ответом я угодил в десятку. К лагерной администрации офицеры внутренних войск относились с пренебрежением, считая ее неким полугражданским формированием, а к тому же поделиться ответственностью за случившееся хотелось и тем, и другим. - Так, - резюмировал комдив. - То есть стоит перед нами херувим во плоти. И откуда он сюда такой прилетел-то? Вы чем занимались до армии, сержант, можно полюбопытствовать? - Спортом, - сказал я. - Это мы знаем... - Изувер, - молвил командир полка. - Мне с ним все ясно. В рядовые его! На вышку! - Выйдите, сержант, - приказал генерал, кашлянув. Я вышел за дверь, оставшись в коридоре. Из канцелярии до меня отчетливо доносились дальнейшие дебаты руководства. - Боюсь, - произнес начальник штаба, - что ему вообще не следовало бы доверять боевое оружие. То, что я сегодня увидел в лазарете... У него определенно есть связь с контингентом... - Думаю, - задушевно сказал комдив, - с ним надо провести воспитательную работу, серьезно прояснить моральные ценности нашей службы... Кроме того, у нас остро недостает грамотных инструкторов... - Грамотный! - подал голос комбат. - Один прибор на зоне был, и тот в первый же день сгорел, как только этот черт сюда заявился! Из него такой же инструктор, как из моего члена плотник! Простите, товарищ генерал, за правду... Все заборы посносил, теперь торчат какие-то железки - не пойми чего... Устроил порнографию... Тьфу! Может, его к нам какое-то церэу подослало, а? Недаром же у него место рождения - Вашингтон! - Ого, - сказал комдив. - Это новость! - Вот так вот! - продолжил комбат горячо. - Сюда представителя контрразведки надо, вот что скажу! И пока этот вельзевул в роте, жди чего хочешь! Лично я с этой чумой тут не собираюсь... Чаша моего терпения с треском лопнула! - Спокойно, - произнес командир полка, снимая трубку звонившего телефона. - Слушаю вас... Так точно... Завтра? Я понял. - Что такое? - спросил генерал. - Кто звонил? - Комбат как в воду глядел... - прозвучал раздраженный ответ. - Из управления КГБ... Завтра приезжает ответственный товарищ из Москвы. По поводу Меркулова. - Доигрались, - сказал комдив. - А насчет сержанта... - подал голос начальник