банковском счете отсуженный у строительной компании миллион и не желала размениваться на мелочи. "Беретта", развернувшись на широком Куинс-бульваре, приняла вправо и съехала в пасть подземного гаража, устроенного под одним из высотных домов. Из гаража черным ходом мы прошли в холл дома, насыщенного запахами якобы освежающей воздух химии. Холл был застлан изумрудного цвета ковровым покрытием, блистал полированным черным деревом стен, зеркалами, начищенной медью дверных ручек; в углах потолка были установлены телекамеры, а у входа сидел портье-китаец, приветствовавший Олега поднятием руки. - Это Генри Райт, - представил меня Олег портье. - Новый арендатор квартиры мистера Мэйсона. - Меня предупреждали... - Портье вручил мне пухлый конверт. - Здесь договор с хозяином дома, все документы... - Мы разберемся, - Олег сунул в карман его адмиральского кителя несколько долларов. - Ключи в пакете, - уточнил, поглубже умещая купюры в кармане, служитель, мелко тряся головой в выражении признательности за чаевые. - Желаю приятно провести день. - Постараемся, - заверил его я. Квартира произвела на меня впечатление в высшей степени благоприятное: большая гостиная с кожаной мебелью и огромным телевизором со стоявшим на нем черным ящичком кабельной системы; в углу - примкнутый к стене письменный стол с компьютером; потолок со встроенными в него усеченными колбочками ламп; мягкий пухлый ковер... Спальню практически целиком занимала кровать, застланная парчовым покрывалом табачного цвета, на которой с комфортом мог бы переночевать взрослый слон. Другая спальня, площадью несколько меньшей, предназначалась, видимо, для гостей. Кухня была полностью оборудована, холодильник заполнен продуктами. - Здесь кто-то живет? - спросил я. - Да, отныне некто Генри Райт, - сказал Олег. - То есть ты. Из сумки, которую Олег взял с собой из "беретты", он вытащил фотоаппарат. - Ну-ка, - кивнул на стену, - встань вон там... Фиолетово сверкнула вспышка. - Вечером получишь документы, - продолжил он. - Водительские права и социальную карточку. Бумаги реальные, вернее, сделанные на реально существующее лицо. С чистым прошлым. - А где само лицо? - поинтересовался я. - За него уже не беспокойся, - ответил Олег. - Он тебе претензий не предъявит. По крайней мере в этой жизни. - Хрена себе, - прокомментировал я. - Осваивайся пока... - Олег убрал фотоаппарат в сумку. - В семь часов вечера спускайся вниз. Рядом с подъездом вход в ресторанчик. Поужинаем и потолкуем. А сейчас - привет! Спешу. Да! Никаких появлений на Брайтон Бич! Никаких контактов с эмигрантами! Практически все они - стукачи Эф-Би-Ай... А кое-кто еще и нашу гэбэ обслуживает... По совместительству. Все, пока! Хлопнула дверь. Олег отбыл в неизвестность по своим странным делам, и я остался один. Пройдя в гостиную, подошел к окну. С высоты одиннадцатого этажа оглядел представшую перед моим взором панораму: торговую улочку со множеством магазинчиков, часть из которых так же, как и на Брайтон Бич, увенчивали вывески на русском языке; здание латиноамериканского банка с плоской крышей; железнодорожную насыпь со стремительно летящей серебристой торпедой поезда... Интересная мне все-таки ниспослана жизнь, несмотря даже на неясный покуда ее финал... Но пока до финала дело не дошло, я отправился на кухню сварить себе кофе. До ужина было еще далеко, а время завтрака уже явно и неотвратимо пробило. До вечера я плутал по прилегавшим к моему дому улочкам, бесцельно заходя в магазины, прошелся вдоль широченного Куинс- бульвара, выведшего меня к мосту Queensboro, тянувшегося через реку к верхней восточной части Манхэттена, и, таким образом, отмахав пешком большое количество полезных для здоровья миль, вернулся в свою новую обитель, где принял душ и переоделся. После спустился в ресторан, где застал одиноко сидевшего в дальнем углу Олега, сосредоточенно изучавшего меню. - Лобстрера будешь? - спросил он меня вместо приветствия. - Не откажусь. Чокнувшись, мы пригубили легкое сухое вино. - Ну, по порядку, - сказал он. - Наши разговоры - те, из лагерной жизни, ты, надеюсь, помнишь. - Отчетливо, - подтвердил я. - Хорошо, если так. Позволю себе их продолжить. Ну-с, с чего же начать? Существует, мой друг, ныне некая держава, именующая себя Россией. Правят этим царством-королевством жулики. Задача у жуликов достаточно простенькая: пока корабль на плаву, стоим у руля и распродаем все, что есть в трюмах. Хватит на наш век - хорошо, а если вспыхнет бунт среди нищих и ограбленных, тогда грузимс мы в лодочки - и только нас и видели. Но поплывут лодочки в уготованные им гавани, а не в неведомое пространство. И, собственно, лодочки уже плывут и приплывают. С теми, кто решил бунта не дожидаться и в рискованные мероприятия не вступать. - И вы эти лодочки встречаете? - Мы их фиксируем, - пояснил Олег. - А иногда и встречаем, да. Но груз из этих лодочек предназначен для обратного возвращения на корабль... - Благородно, - заметил я. - Но, - продолжил Олег, маленькими хромированными щипцами перекусывая клешню лобстера, - на лодочках пришвартовываются к обетованным берегам ох не подарочки! Пираты это, Толя, злые, жадные и коварные. И награбленное никому они не желают отдавать, злодеи такие... А потому противопоставить им можно не просто грубую силу, а профессиональную, хорошо оснащенную мощь, то бишь умную и сплоченную организацию. А организация требует, во-первых, материальную базу и - каждодневное действие, без которого оперативная ее гибкость костенеет... - То есть тренируетесь вы каждодневно? - спросил я. - Боевые учения идут без остановки? - Стараемся, - подтвердил Олег. - Тем более мы на хозрасчете, бюджетных ассигнований не ожидаем. Тут, кстати, я должен внести ремарочку, а то ты неверно уяснишь себе ситуацию. Я говорю об определенном направлении деятельности. Одном из многих. Узком. Но покуда ты должен знать именно его. Потому что серьезная организация строит свою деятельность на принципе строго ограниченной информации для ее членов. Незнакомых между собой. Из этого, дополню, следует: ты будешь иметь дело исключительно со мной. - Ну, эту арифметику я уже проходил... И в Индии со шпионами, и в Берлине с бандитами... - Да, но степень риска была иной, мой мальчик. Равно как и суть задач - грошовых и шкурных. - А какие теперь? - Геополитические, Толя. Основная цель США для тебя ясна? Или - разъяснить? - Полезно, думаю, послушать, - сказал я. - Начну с того, что все глобальное по сути своей просто. Тактические хитросплетения могут завиваться в любые клубки, а стратегические вопросы всегда ясны и конкретны. Итак. Цель США - мировое господство. Единый, однополярный мир без национальных признаков. Мировое правительство, регулирующее численность населения и пользование ресурсами. Полностью контролирующее все банки. - Вряд ли пройдет такая затея, - сказал я. - Бог устроил мир несколько по-иному. Более интересно. - Не знаю насчет Бога, но затея точно не пройдет. Хотя бы потому, что России в такой затее выделена территория вымирания и большой помойки. И знаешь, почему? Во многом из-за особенностей русского характера. Он никак не устраивает Запад, этот характер - непредсказуемый, суматошный, трудно зомбируемый, а потому крайне опасный. Русские плохо вписываются в однополярную систему. Хочешь примерчик? - Да. - Подойди к зеркалу и внимательно в него посмотри. - Вот так, да?.. - Вот так. Ну, так о чем я? Союз разгромили. Мир праху его. Россия осталась. И мы ей служим. По-своему, но честно. У тебя есть возможность присоединиться к нам. Думаю, весьма необходимая для тебя возможность. А дальше - решай. - Ну, решил, положим, - сказал я. - И чего? Олег положил на стол ключ и какие-то бумаги. - "Беретта" - твоя, - пояснил свои действия. - Стоит в гараже под домом. Стоянка оплачена на год вперед, так что с парковкой на улицах выворачиваться не придется. Сегодня же купишь подробную карту Нью-Йорка и атлас автомобильных дорог США. Без них ты, как младенец в чащобе. Завтра поедешь в Пенсильванию. Тут, - он указал на бумаги, - маршрут и все данные. Местечко называется Новая Голландия. Очень скучное, аграрно-религиозное. Но тебе скучать не придется. Поскольку пройдешь там курс молодого бойца. И кое-какие науки. Подробности на месте. Да! - Он полез в карман, вытащив оттуда три перетянутые резинкой карточки: желтенькое водительское удостоверение с моей фотографией, голубенькую, с малиновой печатью, "Social Security card" и - золотую кредитку "Америкэн экспресс". Владельцем документиков числился, естественно, загадочный Генри Райт. Возможно, уже не существовавший в материальной живой природе. - Почему не спрашиваешь о зарплате? - Олег, заложив руки за голову, откинулся на спинку стула. - Да я как-то... и не думал. - Это хорошо, - кивнул он. - Но деньги на жизнь тебе необходимы и будут у тебя в достаточном количестве. Все. - Он поднялся из-за стола. - Позвоню. Свои координаты, извини, не оставляю. И вот тебе первая истина: чаще всего горят на связи. Самое уязвимое место... В кармане моего пиджака затренькал телефончик. - Хэллоу? - спросил я, кнопкой отстегнув панель с микрофоном. - Это я, Ингред... - донеслось смущенно. - Моя дорогая Ингред! - сказал я. - Как кстати! Ты почему не спишь? Олег, усмехнувшись, хлопнул меня по плечу и направился к выходу. - Когда ты приедешь, Толья? О, Господи... - А может, ты ко мне? - предложил я. - Тут хорошо, красиво... Манхэттен, Куинс всякий... Лобстеры на каждом углу. Кроме того, у известного тебе молодого человека в квартире имеются целых две спальни. С та-акими кроватями! - Ты там смотри... с кроватями! - сказала она. - Смотрю, - ответил я. - С унынием обреченного импотента. - А вообще ты меня заинтриговал, - подумав, произнесла Ингред. Совершенно секретно. Для осведомления надлежащему адресату. Сообщаю, что в результате сравнительной рабочей проверки по файлу ESP-009/ 05/ 683256, мной выявлен факт подачи заявления о восстановлении в американском гражданстве гражданином России Подкопаевым Анатолием, прибывшим в США по многократной бизнес- визе класса В-1, выданной нашим консульством в Москве. Ксерокопия паспорта данного лица - в приложении. Виза выдана без интервью, поскольку поступившие в консульство документы находились в папке МИДа России, ходатайствующего о въезде на территорию США официальной делегации русских ученых, специализирующихся в области космических исследований и приглашенных в НАСА на рабочую конференцию. Из лиц, входящих в состав делегации, Подкопаева А. никто не знает. Таким образом, приглашение указанного лица в США можно с большой долей вероятности считать умышленно сфальсифицированным. Настоящий рапорт обоснован на факте присутствия данных вышеупомянутого лица в специальном контрольном файле. Адрес местопребывания объекта неизвестен. Ксерокопия въездной иммиграционной анкеты также прилагается. ЙНЖРОЩГ/ 0437 Скоростная дорога, шурша под колесами "беретты", стелилась в глубь провинциальной Америки - чистенькой, с островками особнячков, площадками автомобильных распродаж, бесчисленными заправочными станциями, закусочными, пабами и мотелями. Если бы не лежавший на щитке приборов листок с деталями маршрута, я бы, наверное, плутал по Америке в поисках затерянного в недрах штата Пенсильвания нужного мне городка пару недель: трассы то и дело сливались одна с другой, в глазах рябили десятки дорожных указателей, и я, взопрев от напряжения, то и дело сверяясь со шпаргалкой, вспоминал незамысловатые российские хайвеи, где как прешь по прямой, так и прешь, твердо зная, что, если поехал в Калугу, в Ярославль тебе точно не угодить. А с паучьей сетью безликих многорядных американских дорог все обстояло совершенно иначе, и недаром в одной из телепрограмм, посвященной юмористическим розыгрышам, мистификаторы, поставив будку канадской таможни в теплом южном штате, скрытой камерой снимали обескураженных, однако явно поддавшихся на уловку водителей, которые, хлопая глазами, очумело рассматривали реющий над будкой флаг с кленовым листом... Шпаргалка не подвела: я прибыл в искомую Новую Голландию, свернул у магазина хозтоваров на узенькую дорожку, вившуюся в частоколе деревянных столбов, чьи перекладины были утыканы фарфоровыми изоляторами, и углубился в заснеженные кукурузные поля, руля мимо серебристых силосных башен и ажурных мачт ветряных электростанций с вяло покачивающимися пропеллерами. Меня посетило ощущение ирреальности всего со мной происходящего... Перемещаясь загадочной волей случая, а может, провидения, через материки и часовые пояса, я, вчерашний сержант конвойных войск, ехал ныне, один-одинешенек, дорогами какой-то аграрной штатовской глухомани - неизвестно зачем и неизвестно к кому. Я достал из-за пазухи свой замечательный телефончик и позвонил в Москву. Откликнулась маман. - Ну, привет, - сказал я, еще до конца не веря в то, что невидимая нить протянулась отсюда, из катящей по американскому проселку "беретты", с родимой квартиркой в далекой вечерней Москве и мой голос, в мгновение преодолев океанские и земные просторы, коснулся знакомых стен, дверей, мебели, корешков книг... - Ты из Берлина? - утвердительно вопросила маман. - Из штата Пенсильвания, - доложил я. - Из своей личной машины и по своему персональному телефону, представь... Номер пока, правда, дать тебе не могу... По ряду объективных причин. - О Господи... - устало вздохнула она. - С тобой не соскучишься. - Ошибаешься, - возразил я. - Была бы ты тут, рядом, соскучилась бы моментально. Вокруг меня обстановочка как раз довольно унылая. Имея в виду пейзаж. Еду вот сквозь нивы печальные, снегом покрытые... Ну и соответственно всякое былое перед глазами, думы... Сентиментальные воспоминания о дорогих лицах... Все, как в известном романсе, одним словом. - Тебя тоже здесь помнят, - сообщила маман. - Прими поздравления: возбуждено уголовное дело по поводу твоего дезертирства. - Так давно пора, - заметил я хладнокровно. - Давно и возбуждено, - сказала маман. - Но сейчас оно передано в Москву, ко мне приходил следователь из военной прокуратуры... - Привет ему от меня, - сказал я. - И передай, что дело тухлое и пора его закрывать. Ибо обвиняемый переходит, подлец, в буржуинское гражданство. Так что, спасибо тебе, мама, ты меня родила на свет в подходящем для этого месте, где выдавалась своеобразная страховка на будущее. Не хочешь, кстати, пройти мимо того самого роддома в Вашингтоне? В моей компании, а? Встретиться с прошлым? Забавно ведь... - Ты чего, смеешься? - Почему? Пришлю тебе вызов. Приедешь? - Но тогда и отцу... - Вы еще не разбежались?.. Или медовый месяц продолжается? - Какой же ты циник... - Ай-яй-яй! - подтвердил я. - Извините меня, божий одуванчик, цветок невинный райских кущ... Паспорта-то у вас на руках? - Да... - Тогда целую, ждите приглашение. Я припарковал машину у большого кирпичного особняка, стоявшего на пригорке, обнесенном низкой железной оградой. За особняком расстилалось голое заснеженное поле. Сверился со схемой. Так и есть. Именно в этом здании должен находиться некто Курт Рассел. Входную дверь мне открыл худенький, невысокого роста старичок в очках. - Вы - Генри? - спросил он, глядя на меня с явным подозрением. - Райт, - уточнил я. - Проходите. Мы оказались в просторной гостиной, где пылал камин. У камина лежала, настороженно глядя на меня, большая черная овчарка. - Ну ладно, познакомься с гостем, - произнес старичок, усаживаясь в кресло-качалку с резными подлокотниками, и пес, резво поднявшись, двинулся ко мне, обнюхал равнодушно мои брюки, вновь затем вернувшись на место. - Меня зовут Курт, - проронил старичок, мерно покачиваясь в кресле. - Мне передали, что вы должны пройти обучение по программе А-3. Это очень простая, начальная программа. - Он, поджав губы, неодобрительно всмотрелся в мое лицо. Сказал не без ехидцы : - Значит, Генри. - Генри Райт, к вашим услугам, - подтвердил я. - С языком, вероятно, у вас все в порядке, - продолжил Курт, - но будьте тем не менее критичны к себе: вы - узнаваемый иностранец. Славянского, замечу, происхождения. - Почему? - удивился я. - Менталитет, отраженный в ваших глазах, весь облик, в который еще не въелась эта чертова Америка... Вы еще чужачок. Свеженький и явный. Как чернильная клякса на акварели. Эльза ! - внезапно крикнул он. В гостиную вошла седовласая старушка с розовым кукольным личиком и ярко-голубыми детскими глазами. - Эльза, будь добра, определи национальность этого молодого человека, - тоном въедливого экзаменатора произнес старичок. - Он русский, - едва взглянув на меня, ответила старушка. - Да? А зовут его между тем Генри, так что познакомьтесь... - Я, кстати, говорю по-русски... - Она пожала мне руку, тепло улыбнувшись. Я не нашел ничего лучшего, нежели чихнуть в ответ. - C легким паром! - отозвалась Эльза, имея в виду, вероятно, "будьте здоровы". Собака, зарычав на мой чих, приподнялась с места. - Тихо, Кнайт, тихо... - успокоила пса старуха. - Вам нравится наша дворчанка? - обратилась она ко мне. - Овчарка, - позволил я себе уточнение. - Или вы имеете в виду дворняжку? А может, помесь? - Овчарка? - призадумалась Эльза. - Но овчарка... она такая порода... мышистого цвета... Нет? - Какого цвета? - иронично прищурился я. Старушка застеснялась. - Ну... такой цвет... - со смущенной хитрецой молвила она. - Ну... Ну, у вас ведь тоже есть эти... - Лукаво заглянула мне в глаза. - Ну, маусы! Которые с хвостом... - Эльза, принеси нам чай, - прервал нашу беседу Курт. - Сейчас. - Она сокрушенно взмахнула руками. - Нет, я, кажется, уже стала забывать русский... Дождавшись ее ухода, Курт продолжил: - В принципе ваша национальность меня не волнует. Если вы - Генри, так тому и быть. Мне платят за ваше обучение, и единственное, что я от вас потребую, - прилежания. Вы умеете стрелять, молодой человек? - Из пистолета, из "калашникова"... - пожал я плечами. - По какой системе? - То есть? - не понял я. - Стреляю, и все. Крюк веду плавно, не дергаю... Старичок, поежившись, взглянул на меня, как на придурка. Выдержав паузу, спросил: - И где же вас учили... так сказать... стрелять? Случайно, не в каких-нибудь конвойных частях эмгебе? Вот старый хрен! И надо же так походя угодить в точку! - Я чувствую, - проговорил я вдумчиво, - что моя система называется "дупель-пусто". И мне необходимо для общего развития ознакомиться с вашей. 3. Старичок Курт был очень непростой штучкой. Порой у меня создавалось впечатление, что он в своем боевом наверняка прошлом потрудился на все разведки и контрразведки мира. Судя по крайней мере по кратким и емким его замечаниям о методах работы не только ЦРУ, КГБ, английских МИ-6 и МИ-5, но и абвера, гестапо, а также румынской сигуранцы и французской сюрте-женераль. Курт обучал меня некоторым шпионским наукам, должным, по мнению, видимо, Олега, пригодиться мне в дальнейшем: проведению слежки и отрыве от нее; мероприятиям самопроверки; психологии; языку непроизвольных жестов; выходу на связные тайники и грамотному отходу от них; приемам адаптации в различных социальных сферах... Данные занятия, рассчитанные на год, носили характер теоретический, а что же касается прикладных уроков, то они в основном посвящались владению разнотипными взрывчатыми веществами, замешать кои, оказывается, было можно даже из стирального порошка, а также огнестрельным оружием, на котором Курт был просто-таки свихнут, имея в своем доме целый арсенал различных винтовок, автоматов и револьверов. В подземелье особняка располагался любовно оборудованный тир, но, кроме того, мы выезжали и на полевые стрельбы на глухое ранчо, принадлежавшее моему учителю. Только после общения с Куртом я понял, что подобрать себе личное оружие - задача аналогичная обретению верной, любящей жены или же преданной любовницы. В первый же день нашего знакомства мы спустились в подвал, и Курт, открыв сейф с оружием, некоторое время раздумывал, прежде чем достать оттуда кейс из черной пластмассы. Затем, положив кейс на стойку, раскрыл его, пробормотав: - По-моему, как раз для тебя... И весу твоему соответствует, и складу характера, думаю... В углублении кейса на красном бархате лежал массивный хромированный пистолет странной конструкции с непонятной по своему назначению втулкой у основания ствола. - Сорок пятый калибр, "магнум" "Wildey" с газовым регулятором, - пояснил Курт. - Очень серьезная машинка. Со сменными стволами от пяти до десяти дюймов длиной в зависимости от поставленной задачи. С планкой для установки оптики. Это бульдозер... Вернее, танк. - А регулятор зачем? - Для стрельбы в трех режимах: автоматическом, полуавтоматическом и одиночноми выстрелами, без выброса гильзы из ствола. Он заправил в обойму патрон величиною в половину моего указательного пальца с плоской головкой пули и передернул затвор. Протянул мне наушники, кивнув на картонку мишени, установленную на фоне толстенных резиновых лоскутов, прикрывающих сложенный из бруса щит. - Ну-ка попробуй... Я прицелился и плавно нажал спуск. Выстрела не услышал, но у меня создалось впечатление, будто из рук моих в цель упруго ушла баллистическая межконтинентальная ракета... Я снял наушники, услышав краткий, неприязненный комментарий: - Очень, очень плохо. - Будем учиться, - сказал я. Путем долгих проб Курт избрал два наиболее подходящих мне вида оружия: девятимиллиметровый "глок" оперативного, как он выразился, ношения и "Wildey-456", незаменимый в спецоперациях и способный своей ударной силой отбросить на несколько метров бойца в тяжелом бронежилете. Занятия, начавшиеся в первый же день моего прибытия в Пенсильванию, проходили с шести утра до позднего вечера с перерывом на обед, который нам готовила румяная старушка Эльза, и послеобеденным моционом в сопровождении пса, отменно выдрессированного по специальности собаки-телохранителя. Моцион также посвящался какой-нибудь лекции - к примеру, каким образом отбиваться от караульных псов и проникать на охраняемые ими территории. После занятий я отбывал в ближайший мотель, где коротал ночь. Какие-либо развлечения исключались: в данной местности проживали выходцы из Германии и Голландии, потомки первых переселенцев, сектанты, до сих пор неукоснительно соблюдавшие обычаи предков. Многие носили средневековые одежды, пахали землю на лошадях, ездили на кибитках, не пользуясь ни автомобилями, ни электричеством и считая достижения современности порождением дьявольского умысла, что, вероятно, и соответствовало, по большому счету, истине... В регионе существовал запрет на продажу алкоголя, и даже пиво можно было отведать исключительно в барах. Селяне жили замкнуто, никого в свою компанию не допуская, и мое вечернее одиночество скрашивал исключительно телевизор. Порой я навещал раскрепощенный от религиозных условностей городишко Ланкастер, располагавшийся неподалеку, но единственным его отличием от скучного американского села являли собой несколько пабов с малочисленными молчаливыми посетителями. Впрочем, по пятницам, неизвестно откуда взявшись, бары заполняла разношерстная публика, напивающаяся до упаду, словно перед концом света, но уже в субботу вновь наступало затишье, а в воскресеные дни округа и вовсе вымирала, погруженная в домашние молебны за наглухо запертыми дверьми. Я ничего не имел против местных обычаев - в конце концов пусть каждый живет как ему заблагорассудится, но все-таки Нью- Йорк с его круглосуточной суетой был ближе моей натуре, нежели благостное кукурузное захолустье, и я то и дело мотался туда, использу перерывы в занятиях с дотошным наставником Куртом, общение с которым сводилось, по его явно подчеркнутой инициативе, исключительно к познанию таинств шпионско-диверсионного мастерства. Какие-либо доверительные отвлеченные разговоры отрицались им категорически. Он ничего не желал знать обо мне, требуя от меня подобного же отношения и к своей персоне. Свои отлучки в Нью-Йорк я уже воспринимал как возвращение в дом родной и, мчась по трассе, радостно признавал знакомые приметы его пригородов, гирлянды зеленых огней на гигантских мостах, серые кубики небоскребов Всемирного торгового центра, выступающие из туманной дали Манхэттена... Мне нравился Нью-Йорк. Весь. Целиком. С ослепительными порталами зданий делового центра, руинами и пустырями Южного Бронкса, европейской частью Куинса, где я жил, и аляповатым, грязненьким Бруклином. Он, Нью-Йорк, день ото дня становился моим городом. Обретенным. Хотя, когда я заявил этакое Курту, тот, брезгливо поморщившись, ответил, что предпочел бы немедленно отдать концы, если бы ему грозило переселение в столицу мира - вселенскую, как он ее назвал, помойку человеческих судеб. Возможно, дедок в чем- то и был прав. И мне оставалось только поблагодарить его за искренний, так сказать, комплимент. Выкроив время, мне удалось посетить несколько тренировок в клубе, где я вновь встретился с Сергеем, сообщив ему, что ныне обретаюсь у своего далекого престарелого родственника, проживающего в сельском районе и нуждающегося в попечении; побывал у него, Сергея, в гостях на дне рождения, познакомившись с цветом нью- йоркской полиции - ребятами в неофициальном общении простыми и жизнерадостными, весьма заинтересовавшимися моей жизненной историей и выразившими надежду, что вскоре я просто-таки обязан влиться в их коллектив... Слушать их было приятно, но и досадно... Меня неотступно преследовала мысль, будто я сделал, влекомый инерцией отупелого послушания чужой воле, неверный и опасный выбор... Да, я любил Россию, я полностью разделял умозаключения Олега, но что-то отталкивающе-порочное виделось мне в той стезе, на которую я ступил. Я сидел в доме Сергея за столом с американцами и должен был, преломляя с ними хлеб и дружески беседуя, ненавидеть их и желать им всяческого зла. Ведь так же, по большому-то счету, а? Но в чем они были виновны? В неприемлемых для господина Меркулова общих политических устремлениях Соединенных Штатов, чьими гражданами они являлись? С другой стороны, я понимал, что рассуждаю наивно и половинчатого выбора в игре Олега не существует. Или - или. Конечно, можно было бы отойти от схватки, но как? Сказать: извини, дядя, отваливаю, не понравилось?.. Нет, подобный аргумент не проходил, я нутром чувствовал, что дезертирам, по уставу Олегова монастыря, полагается разжалование в утопленники, а потому, как попавшаяся в капкан дикая кошка, беспомощных звуков не издавал, а, стиснув зубы, раздумывал, каким образом исхитриться из капкана выскользнуть... В том, конечно, случае, если бесповоротно уясню, что путь мой лишь пересекся с дорогой Олега и его приятелей - пусть и под очень узким углом... Проведя выходные в Нью-Йорке и прибравшись в квартире, я уже собрался отбыть в постылую Пенсильванию, как вдруг позвонил Олег. Поинтересовался, продвигается ли в бюрократических недрах иммиграционных служб мое заявление о гражданстве. - В пятницу говорил с адвокатом, - доложил я. - Пока ничего, молчат. - Вот мастурбаторы... - Так что поехал я к дедушке Курту, постигать порочные науки. - Не угадал, - сказал Олег. - Ты поедешь в Бруклин, на Кони- Айленд-авеню. Дом 2678. В нем на первом этаже туристическое бюро. Там для тебя конвертик. В конвертике билетик и пять килобаксов наличными. Сегодня же вылетаешь в Детройт. Из Кеннеди. Компания "TWA". Терминал местных авиалиний. Все понял? - Да, но зачем? - Для практических занятий, дружок. И приобретения необходимых навыков. - Что с собой брать? - Спортивный костюм, кроссовки. Шапочку. В турбюро мне вручили пухлый пакет, где были деньги, билет с открытой датой обратного вылета в Нью-Йорк и карточка с адресом находящегося в Детройте почтенного отеля "Hyatt", где мне был забронирован номер. Через несколько часов такси везло меня по жутковатой столице американского автомобилестроения, расположенной в штате великих озер Мичиган, - городу без тротуаров, воплощающему собой огромную парковочную стоянку с миллионами машин, с многоярусной сетью эстакад, с черными стеклянными зубьями теснящихся небоскребов даунтауна и с безлюдными, заброшенными кварталами многоэтажных домов и особняков, частью выгоревших, с проросшим деревцами кирпичом... Что-то апокалиптическое витало в воздухе этого странного города, что-то грозно античеловеческое, и шофер-ирландец, перехватив мой взгляд на покинутые людьми, разоренные жилые районы с редкими согбенными фигурами каких-то бродяг в лохмотьях, жавшихся в проемах подъездов и на углах, заметил мне, подмигнув: - Кажется, ад где-то рядом, да? - И как вы тут живете?.. - проронил я, разглядывая интересный знак на столбе: "Не покидайте автомобиль. Опасная зона." - Так и живем, приятель... Отель "Hyatt" представлял из собой островок безопасности и уюта в этом чертовом котле индустриального американского созидания расползающихся по стране четырехколесных механизмов с эмблемами "Форд", "Крайслер" и "Дженерал Моторс". Я едва успел принять душ, как раздался стук в дверь: на пороге стоял Олег, державший в руке объемистую сумку. Мы присели за журнальный столик. Вытащив из гостиничной папки лист бумаги, он произнес: - Времени у меня мало, слушай инструктаж... Здесь, - ткнул мыском ботинка сумку, - все необходимое. Задача же такова... Щелкнула кнопка авторучки, и чернильный шарик прочертил на листе первую линию... Одетый в тяжелый бронежилет с металлическими пластинами, покрытыми пористым пластиком, я сидел с прибором ночного видения в "линкольне", наблюдая через его затемненное стекло за складским ангаром, обнесенным высоким сетчатым забором, чей козырек обвивали рулоны блестящей металлической ленты с выступающими из нее плоскими бритвенными гарпунами шипов. Рядом на сиденье лежал "Wildey" с самым длинным, десятидюймовым стволом, оснащенным набалдашником глушителя и лазерным прицелом, - какой-то крокодил, а не пистолет. Тяжелая артиллерия. Возле ангара, в небольшом пустынном дворике, стояли две машины: "форд-мустанг" и "крайслер нью-йоркер". Над ангаром тянулась эстакада, нависая своим черно-желтым закопченным бетоном над мертвым безлюдьем улицы, серо рябившей уходящими во тьму жалюзи гаражей и лавчонок, торгующих дешевыми покрышками и подержанными автозапчастями. Кричащие пестротой вывески над лавчонками были нелепо-зловещи безмолвной своей клоунадой в запустении этого мрачного железобетонного закоулка, окутанного дымным пространством промозглой ночи. Иногда я приглядывался к окулярам прибора, словно срывая оболочку с окружавшего меня мира и открывая его суть, нутро - черно- зеленую кашу размытых линий... Я не видел ни единого человека, однако знал, что на этом пустынном пятачке собралось очень много неизвестных мне людей, целенаправленно свое присутствие не обнаруживающих. Где-то в темных проемах бетона засели снайперы из нашей группы, две машины поддержки стояли чуть поодаль от моего "линкольна", и наушник, укрепленный на обруче, охватывающем голову, вкрадчиво шуршал эфирными помехами... Ворота ангара раскрылись. Белым сиянием полыхнули фары выезжающего из них грузовика с серебристым съемным контейнером. Двор заполнили темные фигуры людей. Вооруженных - я отчетливо различил стволы в их руках. - Приготовились, - донеслось из наушника. Я поправил черную вязаную шапочку, плотнее уместив ее, и слегка приоткрыл дверь машины. "Мустанг" выехал за ворота и встал бок о бок с "линкольном". В салоне мной явственно различались два мужских силуэта. Следом отправился грузовик - притормозил, пыхтя мощной пневматикой, у заднего бампера "мустанга". Подтянулся и "крайслер". Некоторое время кавалькада стояла недвижимо: запирался ангар и въездные ворота - незнакомцы покидали территорию склада, рассаживаясь в автомобили сопровождения. В наушнике заметались голоса: - Я - "первый", "мустанг" мой, можете не отвлекаться... - Я - "второй", грузовик освоен, готов... - Я - "третий", нужна поддержка по "крайслеру", их четверо... - ... беру левую сторону "крайслера"... - Я - "главный", - раздался голос Олега. - Приказ "пятому": все внимание на "мустанг" и на правую сторону "крайслера". "Пятым" был я, судорожно сжимающий широкую рукоять пистолета. - "Пятый" готов, - шепнул я в шершаво коснувшийся губ защитный поролон микрофона, прикрепленного к обручу тонкой сталистой проволочкой. Послышались сухие щелчки, и на лобовом стекле "мустанга" практически одновременно возникли два матовых кружка. Черные профили водителя и пассажира как бы легонько вздрогнули, качнувшись назад... Я выскользнул из "линкольна" , боковым зрением отметив грузно обвисшего в оконном проеме водителя грузовика и падающего, неуклюже взмахнув руками, как зазевавшийся вратарь, поздно увидевший мяч, человека в длинном плаще, стоявшего у распахнутой задней дверцы "крайслера". Обогнул, низко присев, капот своей машины и, качая корпус в ожидании выстрела, рванул на себя дверцу "мустанга", просунулся в салон, увидев перед собой две черно- кровавые, безучастные маски... Снайперы знали свое жестокое дело. - Я - "пятый", с "мустангом" кончено... Я потянул на себя тело водителя, прикрываясь им от возможных выстрелов со стороны "крайслера", свалил его на асфальт, тут же проверив, торчат ли ключи в зажигании... порядок... ручка пассажирской двери... толчок в плечо обмякшего мертвого толстяка, неохотно вывалившегося в темень... дверь закрыть... - Я - "пятый", "мустанг" чист... Олег: - "Пятый", к обочине... Я пустил двигатель, не глядя перевел рукоять переключения передач книзу и, газанув, резко вывернул руль, взгромоздив "мустанг", проскрежетавший подвеской по бордюрному камню, на узкую полосу тротуара, освободив таким образом дорогу для грузовика. - Я - "четвертый", работу закончил... - Я - "третий", порядок... - Я - "второй", ухожу... Олег: - Всем. Из поддержки. Обыскать трупы. Взять документы. Вот же совсем забыл... Я выскочил из машины и, сунув пистолет под мышку, быстро обшмонал толстяка, вытащив "кольт" из его кобуры и взяв бумажник. Водитель, молодой черный парень, был отчего-то невооружен, и мне пришлось вновь возвратиться к "мустангу", где на полу обнаружился "узи". Грузовик взревел дизелем, тронувшись с места. - Отъезд , - устало скомандовал Олег. Я побросал оружие и бумажники в багажник "линкольна" и, стараясь не поддаться неожиданно охватившей меня панике, медленно вывел машину на магистральную трассу и покатил, дрожа как в лихорадке, к отелю. Запарковав машину на стоянке возле отеля, стянул с себя бронежилет, защитные наколенники и перчатки. Сложил все свое диверсионное оборудование в сумку и, оставив ее в багажнике, прошел в сияющий мраморный холл, к кабинке лифта. Поднявшись на свой этаж, вытащил из-под плевательницы пластиковую карточку-ключ и вошел в номер, брякнувшись на диван в оцепенелом шоке от того страшненького кино, участником которого мне довелось побывать. Или сон это?.. Зазвонил телефон. - Ну чего? - бодро спросил Олег. - Есть желание перекусить? - Да как-то... - Давай-давай, без соплей. Я внизу, в ресторане. Шлепнем винца, зажуем креветкой... В ресторане за кремового цвета скатертью сидел мой неизменно невозмутимый шеф: серый, с матовым отливом пиджак, черная водолазка, короткая стрижка, тонкий нос и неподвижный, как бы пустой, взор, источавший жуть... Я впервые обратил внимание, что левый его глаз смотрел через какой-то испытующий прищур, а правый округло выдавался из-под век, будто упрямо направленный сквозь пространство в одному ему ведомую цель. - Садись, боец, - сказал Олег. - Имеешь право на отдых. - Да чего я сделал-то? Поприсутствовал... - хмыкнул я. - Ну, всяк могло повернуться... Некоторое время мы молчали. - Почему не интересуешься тем, что было в грузовике? - спросил он насмешливо. - А чего там могло быть? - пожал я плечами. - Трак11 бандитский - значит, или оружие, или наркотики. Нет? Олег не ответил, устало потирая пальцами щеку. - Мне другое интересно, - продолжил я, стараясь не глядеть ему в глаза. - Судьба этого груза. Неужели мы отняли его, чтобы перепродать? - Моральная сторона волнует? - А это что, глупо?.. - Напротив. Но моральная сторона должна для тебя заключаться в одной формулировке: любой вред Америке - в пользу России. Потому что данный принцип имеет зеркальное отражение. А сегодня мы, доложу тебе, оказали и некоторую услугу американскому народу, избавив его аж от восьмерых членов устойчивой, как говорится, преступной группировки. А чего у тебя такой кислый вид-то, а? - Я не думаю, - ответил я, - что с моей стороны будет честно подпрыгивать сейчас от переполняющего меня восторга. А отношения у нас, как понимаю, искренние... Зачем же их портить двуличием? Сделали мы противную и грязную работу, ну да и ладно. Давай выпьем! - Я наполнил бокалы. - Ну... что ж, - произнес Олег с некоторой запинкой, - такая точка зрения меня тоже устраивает. Без эмоций - оно даже и лучше. Но все-таки просьба: пободрее, пожалуйста, пооптимистичнее... Ага? - Насчет оптимизма - это ты напрасно, - возразил я. - Этого добра навалом. Его вообще необходим огромный запас, чтобы находиться в такой компании, как наша. Звонок Ингред застал меня в тот момент, когда в кабинете старичка Курта я экзаменовался по вопросам обнаружения в различного рода помещениях и в автомобилях средств звукового и визуального контроля. Звонок прервал взволнованный комментарий преподавателя к моему ответу - на его взгляд, поверхностно раскрывающему тему монтажа в грубо побеленном потолке узко направленных стационарных световодов. - Завтра утром я вылетаю из Берлина, - сказала Ингред. - Куда? - удивился я. - В Нью-Йорк, так что предупреди своих девочек в течение десяти дней тебя не беспокоить... - Знала бы ты этих девочек, - процедил я, взирая на морщинистую физиономию профессора шпионских наук, крайне раздосадованного вынужденной паузой в своем вдохновенном монологе и замершего выжидающе в любимом кресле-кончалке. - Ты... меня, надеюсь, встретишь? - спросила Ингред с каким- то настороженным недоверием. - Чего бы это ни стоило, - заверил ее я. Все... Теперь мне было не до Курта, не до технических средств подслушивания и подглядывания, не до чего; я торопился в Нью-Йорк и мной владело радостное щенячье возбуждение. В аэропорту я был единственным из встречающих, кто держал в руках цветы - огромный букет роз. И вот она, идущая сквозь как бы распавшуюся в стороны толпу через зал аэропорта, превратившегося в моих глазах в блекло- смазанный фон... Это было одно из т