, листья почернели и засохли от яда. Наслаждаясь ненавистью, Фахан наносил удар за ударом, пока от чудесного дерева не осталось лишь жуткое месиво из щепок и черной листвы. Только тогда цеп в руке Фахана остановился. Чудовище захохотало, радуясь своему жуткому делу, а потом топнуло ногой и исчезло, словно провалилось сквозь землю. V Когда поутру сиды проснулись, ждал их не праздник, но горе. Не было ни песен, ни веселого пира -- лишь рыдания и стоны над погибшей Яблоней. С содроганием слушали сиды рассказ оставшихся в живых стражников о чудовище, погубившем за одну ночь целый сад. Король Ллинмар сидел на троне молчаливый и мрачный. Он думал о том, что не уберег Яблоню, и теперь красота ее умерла, быть может, навеки. От этих мыслей слезы струились по лицу короля, а рука его тянулась к мечу у пояса. О, как мечтал король отомстить ненавистному Фахану! Но больше мести жаждал король возродить Яблоню, а потому первым делом созвал советников и мудрецов и спросил их, как это сделать. Молчали советники, не желая еще больше огорчать короля. Наконец, один из них сказал: -- О владыка, от черного яда нет исцеления! Им пропиталась даже земля, и корни Яблони тоже мертвы. Нет никакой надежды, что Яблоня оживет. Тихий вздох отчаянья прошелестел в зале, а король Ллинмар еще ниже склонил голову. -- Нет, надежда есть! -- прозвучал вдруг нежный голос королевы Медб, дотоле молчавшей. -- Нужно найти Фахана -- у него должно быть хоть одно яблоко! Клянусь, он сорвал его себе, ибо даже чудовища мечтают о вечной юности! Услышав это, король Ллинмар поднял голову, глаза его блеснули. Советники загомонили: -- Да, он взял яблоко, нет сомненья! Соблазн вечной юности велик, и злодей не мог устоять! -- Тем лучше! -- сказал король, и в голосе его прозвучала сталь. -- У нас было два дела: месть и спасение Яблони. Теперь эти два дела стали одним. Нужно немедля найти Фахана и отнять у него яблоко, а заодно взыскать с него за все то горе, что он причинил нам. Но только где искать его? Кто знает, какое зло породило его и в какой гнусной норе он скрывается ныне? Вперед выступил Камлах. Прославленный как мудрейший из сидов, жил он на свете так долго, что помнил времена войн с фоморами. И сказал Камлах: -- Откуда берутся все злые отродья? Он -- из фоморов, я помню такого. Фахан -- порожденье скал и пустыни, лютый враг всему, что растет и цветет. Искать его надо там, где земля всего бесплодней. -- Черные Скалы! -- воскликнул король. -- От моря до моря нет края бесплодней! Клянусь, Фахан скрывается там! -- Быть может, и там, -- степенно ответил Камлах. -- Есть еще пара мест, но они куда отдаленней. К примеру... Но тут речь Камлаха прервали. Юный Гвион, с суровым лицом стоявший в стороне, вдруг стремительно подошел к трону и, преклонив колено, так обратился к королю: -- Владыка сидов и отец мой! Молю тебя, позволь мне отправиться на поиски Фахана! Праведный гнев пылает в моем сердце, ибо гнусное отродье посягнуло на самое святое и драгоценное -- на Красоту! Клянусь, я найду Фахана и отомщу ему за каждую слезинку, что проливает ныне наш народ! И ответил ему король Ллинмар: -- Возлюбленное дитя мое! В этот скорбный час твои речи даруют надежду! О, если бы не мой сан -- как хотел бы я встретиться с Фаханом лицом к лицу! Но я -- король, а место короля -- на троне. Долг не позволяет мне ехать самому. Но я рад, что вместо меня поедешь ты, мой сын! Поезжай, и возвращайся со славой! Так Гвион взял на себя это нелегкое дело. Весь остаток дня он провел с мудрецами, наставлявшими его перед дорогой. Лишь вечером он смог наконец поговорить с матерью. Королева была печальна и бледна. Сердце ее сжималось при мысли о невзгодах и опасностях, угрожающих сыну. И она сказала ему на прощанье: -- Будь осторожен, Гвион, мой мальчик! Найти Фахана -- только полдела, нужно еще его победить. Ты слышал рассказ стражников? Обычное оружие чудовище не берет. Ты доблестный юноша, но ты еще молод, и горячность может повредить тебе. Сначала узнай способ убить Фахана, и лишь потом выходи на битву. И помни, что помощь может прийти откуда не ждешь. И королева, улыбнувшись сквозь слезы, благословила сына. Ранним утром Гвион отправился в путь. Он был облачен в золоченые латы, сиявшие так ярко, что витязь казался ослепительной вспышкой света. Конь под ним был золотисто-гнедой, носивший гордое имя Пламенный. Это был лучший конь во всей стране, стремительный и не знающий устали. На копье Гвиона развевался зеленый флажок с королевским гербом. Все, кто только был во дворце, собрались посмотреть на его отъезд, и теперь восхищенно перешептывались, восторгаясь статью коня и осанкой всадника. Провожаемый последними напутствиями и пожеланиями удачи, Гвион выехал за ворота и обернулся. Король и королева смотрели ему вослед с любовью и надеждой. Гвион еще раз поклонился им на прощание и, пришпорив коня, в мгновение ока скрылся вдали. VI Осень уже вовсю хозяйничала на земле, когда Гвион достиг Черных Скал. Место это, пустынное и неприютное, тянулось на много миль, простираясь до самого моря. Земля здесь была столь бесплодна, что даже сорняки и колючки не пытались выжить. Повсюду из бурой, спекшейся почвы торчали зловещие черные камни, подобные гнилым зубам во рту великана. Конь под Гвионом нервно заржал и попытался повернуть назад. -- Стой, Пламенный, -- приказал Гвион, крепче сжимая поводья. -- Верный товарищ мой, неужто ты струсил? Ведь сюда мы и стремились -- что поделать, раз Фахан выбрал себе такое неуютное жилище! Пламенный остановился, опустив голову и прядая ушами, потом медленно и неохотно пошел вперед. Гвион ласково потрепал шею коня, тоже чувствуя нестерпимое желание развернуться и бежать прочь из этих мест. Серо-лиловое небо казалось небывало низким. Ветер, порывы которого были злобны и хлестки, как удары бича, нес мелкую черную пыль, забивавшуюся в глаза и оседавшую на одежде. Мрачные черные камни громоздились вокруг и угрожающе нависали над всадником, словно спрашивая: зачем пожаловал? И ни звука вокруг, кроме завывания ветра и медленных, глухих шагов коня. -- Эй, Фахан, -- крикнул наконец Гвион, не стерпев угрожающего молчания, -- выходи на бой, если ты не трус! Немалый путь проделал я, чтоб встретиться с тобой лицом к лицу! Выходи же -- я знаю, ты слышишь меня! В ответ на эти слова из-под земли раздался глумливый хохот, а ветер, рассвирепев, рванул так, что едва не выбил Гвиона из седла. -- Фахан, -- в ярости вновь закричал он, -- я не ребенок, нечего пугать меня ветром! Ты смеешься надо мной? Вольно тебе смеяться, сидя в своей норе! Вылезай, сойдемся в битве -- тогда и посмотрим, кто посмеется! Ветер тут же стих, словно по знаку, и Гвион услышал из-под земли такие слова: -- Пошел ты прочь, Собачье мясо! Камень найди мой -- Тогда потолкуем! -- Камень? -- крикнул Гвион. -- Ну что ж, я найду твой камень! Он огляделся, пытаясь приметить камень или скалу не такую, как прочие. Увидев невдалеке большую круглую скалу, Гвион ударил по ней: -- Вот твой камень! Голос захохотал и ответил: -- Не тот! Тогда витязь стал медленно объезжать проклятое место и ударять по всем камням, хоть немного отличавшимся от других. Но камней в Черных Скалах было немало, и каждый из них был непохож на соседей. Снова и снова слышал Гвион гнусный хохот и ответ: "Не тот!" В отчаянье, Гвион начал было ударять по всем камням подряд, но быстро опомнился, ибо и за несколько лет он не смог бы найти единственный нужный. -- Вдоволь ты поглумился надо мной, Фахан, -- сказал он. -- Хватит с тебя! Я уезжаю, но я вернусь и найду твой камень -- тогда мы потолкуем! Сказав так, Гвион повернул коня и поскакал прочь. VII Долго скитался Гвион, расспрашивая всех встречных о Фахане, и искал сам не зная что. Два раза возвращался он к Черным Скалам и пытался раскрыть секрет камня Фахана, но безуспешно. Фахан, словно устав потешаться над ним, молчал, и Гвион напрасно бродил средь камней. Осень сменилась зимой, а зима -- весной. Однажды, когда на земле уже воцарилось лето, Гвион медленно ехал по лесной дороге. Было жарко, и юноша думал, где бы напиться. Тем временем деревья расступились, и Гвион увидел по левую руку поляну, покрытую прекрасной зеленой травой. Вдалеке, среди кустов шиповника, журчал прозрачный родник. Гвион радостно поскакал к нему, и вдруг услышал странные тоненькие голоса, звучащие жалобно и сердито. -- Он топчет нас! Ах, он топчет нас! -- доносилось откуда-то снизу. Гвион остановился, осмотрелся вокруг, но никого не заметил. Он посмотрел вниз -- но и там не было ничего, кроме земли и травы. Не зная, что и подумать, он снова тронул коня. -- Ах, скорей бы этот мужлан убрался отсюда! Нам больно! -- запищали голоса. -- Кто здесь? -- воскликнул Гвион. -- Кто разговаривает со мной? -- Листья и Травы. Твой конь своими ужасными огромными копытами ступает так тяжело, что топчет нас целыми сотнями! А вдруг ты пустишь его пастись -- что тогда с нами будет? И Травы, ужаснувшись, подняли такой гомон, что Гвион едва сумел докричаться до них: -- Эй, да вы умеете говорить? Может ли быть такое? Прошу вас, простите моего коня и меня, мы очень хотим пить, потому и поехали напрямик к роднику. Мой конь постарается ступать осторожнее и, обещаю, я не позволю ему здесь пастись. Но скажите, какое чудо дало вам дар речи? -- Мы -- дети Богини Дану! Этот родник принадлежит ей, и все, кто пил из него, получают дар речи. Все Деревья, Кустарники и Травы в округе питаются этой водой и могут говорить. Гвион подивился такому чуду и возблагодарил Богиню за щедрость. Потом он подумал, что Зеленый Народ может знать средство против Фахана, и спросил: -- Маленькие господа! Не слыхали ли вы о чудовище по прозванию Фахан? Быть может, вы знаете, чего он боится и как найти его камень? -- Да, мы слыхали о таком, -- отвечали Травы тихо. -- Мы боимся его, боимся даже его имени. Правда, куда больше, чем нас, он терзает Деревья, -- мы слишком малы и ничтожны для его злобы! Но мы не знаем, чего он боится. Спроси Шиповник! Он растет возле самого родника, и в нем столько силы Богини, что он должен знать! Гвион поблагодарил Травы за добрый совет и направился к роднику. Первым делом он напился сам и напоил коня. Пламенный, едва отведав воды, встряхнул золотой гривой и звонко заржал: -- Клянусь, вот прекрасная водица! Приятно пить, а еще приятней -- говорить! -- Пламенный! -- воскликнул Гвион. -- Ты тоже обрел дар речи? -- Что ж тут удивительного, -- ответил конь. -- Ты ведь слышал, что сказали маленькие господа. О, как я благодарен им и Богине! Наконец-то я могу сказать тебе, что подкова на моей задней правой ноге вот-вот отлетит! -- Если ты благодарен Травам, то должен обещать мне, что не станешь пастись здесь. -- Конечно, -- серьезно сказал Пламенный. -- Я и сам это прекрасно понимаю. Оставив коня утолять жажду, Гвион подошел поближе к зарослям Шиповника. Кусты его были сплошь усыпаны ярко-розовыми цветами и пахли так чудесно, что кружилась голова. Гвион молча стоял, не зная как обратиться к Шиповнику и с чего начать, как вдруг услышал нежный, ласковый голос: -- Привет тебе, Гвион, сын Ллинмара. Присядь рядом со мной и расскажи, что гнетет твое сердце? Повинуясь голосу, Гвион сел и начал рассказывать о горе, постигшем сидов, о смерти Яблони и бесплодных поисках Фахана. Долго рассказывал он, а когда закончил -- обратился к Шиповнику с такими словами: -- Прекрасный Шиповник, поведали мне, что ты знаешь, чего боится Фахан. Прошу тебя, если знаешь, -- скажи! Вот что ответил Шиповник: -- Юноша! Дело твое благое, и я с радостью помогу тебе. Да, я знаю, как можно убить Фахана, нашего старого врага. Для этого нужно особое оружие, и добыть его нелегко. Лишь деревянным мечом можно поразить Фахана, а меч этот должен быть вырезан из тела живого дерева, которое согласилось умереть ради других. Вокруг тебя -- заповедный лес, пьющий из родника Богини. Иди и спроси Деревья, -- быть может, ты найдешь того, кто тебе нужен. Дерево, согласившееся умереть, сруби и вырежи из него длинный двуручный меч. Только таким мечом сможешь ты убить Фахана. -- А как найти его камень? -- Это легче. Сорви зеленую, живую ветку и возьми ее с собой в Черные Скалы. Как только прикоснешься веткой к камню Фахана -- она засохнет и рассыплется в прах в твоей руке. От всей души поблагодарил Гвион Шиповник и, собираясь уходить, спросил напоследок: -- Многое ведомо тебе. Быть может, ты знаешь, есть ли у Фахана чудесное Яблоко? Весь народ сидов надеется, что я смогу добыть его и возродить Яблоню. -- Нет, -- сказал Шиповник. -- Про то ведомо только Фахану. VIII Когда Гвион вошел в заповедный лес, то сразу почувствовал, что Деревья рассматривают его и ждут, что он скажет. Не по себе стало ему от этой мысли, но вспомнил он, что иного пути нет. И воззвал Гвион к Деревьям: -- Братья мои! Как младший к старшим пришел я. О страшном и небывалом хочу вас молить. Много дней преследую я Фахана, злобную тварь, убийцу Яблони, мечтающего извести все, что растет и цветет. Ни железо, ни сталь не берут его. Поведали мне, что убить его можно лишь тем, что ненавидит он больше всего на свете -- деревом. Для этого один из вас, милые братья, должен согласиться умереть. Из поверженного тела его я сделаю меч, и тем мечом убью злодея, терзающего Зеленый Народ. Братья! Есть ли среди вас тот, кто готов положить жизнь за правое дело? Молчали Деревья. Молчал Дуб, нахмурясь, думая невеселую думу. Гордые Ясени молча стояли и презрительно, свысока посматривали на Гвиона. Щеголи Клены тихо шелестели листвой, самозабвенно любуясь своим нарядом. Они не хотели умирать. Снова воззвал к ним Гвион: -- Знаю я, что о многом прошу. Смерть никому не мила: ни человеку, ни зверю, ни дереву. Что мне сказать вам? Пока жив Фахан, ни один из вас не может вздохнуть спокойно. Жуткие сны тревожат вас -- о шипастых "яблоках" и черном яде. Разве вы не хотите, чтоб Фахан умер? Разве не радует вас, что те, кто сейчас только семечко или желудек, никогда не будут дрожать от страха пред ним? О братья, неужто нет среди вас смельчака, готового пожертвовать жизнью? Задрожали Осины, затрепетали в страхе. Черная Ель бросила в Гвиона шишкой. Плакучая Ива еще ниже опустила ветви, словно сгорбилась под непосильной ношей. Нет, никто не хотел умирать. Долго бродил по лесу Гвион и с мольбами обращался к Деревьям. Молча слушали они, не откликаясь на его призывы. Наконец, обессилевший Гвион вышел на поляну, где стояла древняя Береза, вся дуплистая и почерневшая от старости. Там упал он в траву и долго смотрел ввысь, на прозрачное, чистое небо. Потом Гвион поднялся и сказал: -- Ну что же, не мне винить вас, братья. Оставайтесь с миром, растите и зеленейте. Видно, придется мне напрасно пасть в битве с Фаханом -- ибо вернуться к отцу и объявить ему о своем бессилии я не смогу. Прощайте! Но едва Гвион произнес эти горькие слова, как услышал скрип за своей спиной. Старая Береза склонилась к нему и произнесла тихим надтреснутым голосом: -- Что это ты говоришь, сынок? Зачем тебе, такому молодому, умирать? Или я ослышалась? Туговата я стала на ухо... -- Нет, матушка, -- ответил ей Гвион, -- ты расслышала правильно. -- Ну-ка, сынок, расскажи мне все с самого начала, -- ворчливо сказала Береза и добавила: -- Не дело юношам мечтать о смерти. Тогда все поведал ей Гвион -- о гибели Яблони, о празднике, ставшем горем, о долгих поисках Фахана и о том, как узнал он наконец способ сразить чудовище, да только без толку. Молча слушала Береза его рассказ, а когда он закончил -- сказала: -- Э, сынок, не у тех ты спрашивал! Разве они, сильные и крепкие, согласятся умереть раньше срока? Вот я -- другое дело. Не сегодня-завтра меня повалит ветер, так что смерть мне не страшна. В стволе моем, правда, кругом дупла и труха, но, я думаю, можно найти местечко покрепче и вырезать меч... -- Неужто ты согласна умереть, матушка? -- спросил Гвион, и жалость колыхнула его сердце. -- Про то я тебе и толкую, -- проворчала Береза. -- Конечно, я могу простоять с грехом пополам еще десяток лет... Летом хорошо, воздух легкий и птицы поют -- совсем забываешь о старости. А вот зимой плохо -- стоишь и все ждешь, что тебя повалит жестокий ветер. Но чем без толку гнить в этом лесу, я лучше после смерти послужу доброму делу. Да, сынок, я согласна умереть. Иди за топором. -- Топор у меня с собой, -- тихо промолвил Гвион. Обнял он корявый, растрескавшийся ствол Березы и ласково сказал ей: -- Клянусь тебе, матушка, не зря ты умрешь! Будет прославлена твоя благородная жертва всеми, кто только услышит о ней. Прощай! -- Прощай, сынок, удачи тебе, -- тихо промолвила Береза. Тогда Гвион со слезами на глазах достал острый топор и вонзил его с размаху в белый ствол. Вздрогнула Береза, в последний раз заскрипела и пала наземь. IX С деревянным мечом в руках и сгорькой скорбью в сердце Гвион вернулся к роднику. Пламенный, завидев его, недоуменно заржал: -- Эй, хозяин, ты, верно, впал в детство? К чему эта палка в твоих руках? Или ты хочешь вызвать на бой чертополохи и репейник? -- Молчи, неразумный, о том, чего не смыслишь, -- строго ответил Гвион. -- Этому мечу нет цены, за него заплачено жизнью. Конь осекся и, извинившись за дерзость, стал расспрашивать, о чем это Гвион толкует. Услышав о смерти благородной Березы, Пламенный низко склонил гордую шею и сказал: -- Истинно, всегда так бывает: чтобы отнять жизнь негодяя, приходится жертвовать жизнью прекрасной и светлой. Ты прав, господин, этот меч бесценен. Теперь мы во что бы то ни стало должны победить Фахана, -- иначе жертва Березы станет бесплодной, а нам не будет прощенья. Не сказав ни слова в ответ, Гвион вскочил в седло и подъехал к Шиповнику. -- Прекрасный Шиповник, -- обратился он к нему, -- совет твой не пропал даром. Вот меч, о котором ты мне поведал. Я отправляюсь в Черные Скалы на битву. Позволишь ли взять с собой твою благоуханную ветку? -- Бери, -- ответил Шиповник. -- Да будет с тобой благословение Богини! Гвион сорвал цветущую ветку и поклонился на прощание. Потом он пришпорил коня и поспешил к Черным Скалам. Х Ничто не изменилось в проклятом месте. Лето ли, зима -- в Черных Скалах всегда было равно пустынно и неприютно. Все так же ярился злобный ветер, и мрачные мертвые камни громоздились вокруг. В предвкушении долгожданной встречи с Фаханом сердце Гвиона билось так сильно, что юноше казалось, что стук его разносится окрест и пробуждает древнее зло, спящее под землей. Пламенный, которого вода чудесного родника сделала весьма разговорчивым, впервые за несколько последних дней примолк и тревожно осматривался вокруг. Гвион достал из дорожного мешка бережно хранимую ветку шиповника и подивился, что она ничуть не завяла. Казалось, ее сорвали минуту назад. Быть может, чары Богини хранили ее. Едва ветка оказалась в руках Гвиона, земля вокруг задрожала, словно в бессильной ярости, а ветер принялся хлестать с невиданной силой. Крепко сжимая ветку в руке, чтоб ветер не вырвал ее и не унес прочь, Гвион поскакал к тому месту, где Фахан впервые заговорил с ним. Думалось ему, что именно там должно быть логово злодея. Гвион стал подносить ветку к камням, стараясь не пропустить ни один. Начал он с больших и издали заметных, потом проверил и те, что были поменьше, и самые маленькие и невзрачные, все тщетно. Ветка шиповника оставалась такой же зеленой и благоуханной. Гвион хотел было последовать дальше, как вдруг Пламенный обратился к нему с такими словами: -- Взгляни, господин, здесь есть еще один камень, который ты не заметил. Смотри, он совсем плоский и занесен песком и пылью. Сердце говорит мне, что это неспроста. Прошу тебя, проверь его! Гвион не стал спорить, поднес к камню ветку и вдруг вскрикнул: в мгновение ока ветка почернела и рассыпалась прахом в его руке. -- Эй, Пламенный, -- радостно воскликнул Гвион, -- похоже, мы наконец-то нашли проклятый камень! И он соскочил с коня, ударил по камню кулаком и закричал: -- Вот твой камень, Фахан! Я отыскал его -- теперь ты выйдешь ко мне, или я ославлю тебя, как старую бабу! Из-под камня донесся злобный голос: -- Рано ликуешь, Глупый щенок! Камень нашел ты -- И смерть заодно! И в тот же миг Фахан явился пред Гвионом. Был он, однорукий и одноглазый, все так же ужасен, и все тот же смертоносный боевой цеп был при нем. Гвион, доселе не видавший Фахана, хоть и слыхал, как он страшен, не смог сдержать крик ужаса при взгляде на чудовище. Фахан довольно ухмыльнулся, и глаз его налился кровью, а синий хохолок на голове встал дыбом. Он сказал: -- Что ж ты кричишь? Смерти боишься? Вороны будут Жрать твое мясо! Но Гвион уже справился со страхом и так ответил Фахану, доставая заветный меч: -- Нет, Фахан, не меня, а тебя станут жрать вороны, если только им придется по вкусу такая падаль! Видишь этот меч в моей руке? Фахан взглянул и узнал свою смерть. Яростно взревев, он взмахнул цепом, желая искрошить им и Гвиона, и ненавистный меч. Но Гвион был начеку и успел отскочить от страшного удара. Не дожидаясь, пока Фахан опомнится и нанесет новый удар, Гвион выкрикнул имя Богини и вонзил деревянный меч в поганое брюхо по самую рукоять. XI Фахан издал такой жуткий вопль, что его услышали и по ту сторону моря, а потом пал наземь, и земля содрогнулась. Прямо на глазах у Гвиона плоть Фахана обратилась в груду камней, посреди которой торчал деревянный меч, а рядом с мечом лежало золотое яблоко. Не помня себя от радости, Гвион бросился к яблоку и бережно поднял его. Яблоко светилось в его руке нежным золотым светом и источало такой аромат, словно было сорвано лишь вчера. -- Взгляни, Пламенный, -- обратился к коню юноша, -- Фахан все же сорвал одно яблоко для себя, как и предсказывала моя матушка! Но проклятое брюхо страшилища не смогло поглотить благословенный плод! -- Да уж, -- радостно поддакнул конь, -- на этот раз Фахан проглотил чересчур большой кусок! -- Мы должны поторопиться домой и обрадовать весь народ сидов! Яблоко нашлось, и Яблоня будет возрождена! Я возьму с собой и меч, принесший нам победу. Его место -- в сокровищнице короля, на самом почетном месте, ибо мало какому мечу выпадала такая славная судьба! -- Да, -- сказал Пламенный, внезапно погрустнев, -- этим мы хоть немного почтим память Березы. Где бы мы были сейчас без нее? Гвион взглянул на коня и опустил голову. XII С отъездом Гвиона тревога поселилась под крышей дворца короля Ллинмара. И, хотя надежда вновь увидеть витязя жила в каждом сердце, невесело стало при дворе. Каждый день королева Медб в одиночестве поднималась на самую высокую башню и часами глядела вдаль, пока слезы не выступали у нее на глазах. Тогда королева, охваченная страхом и тоской, в молчании спускалась вниз, и король, едва посмотрев на нее, с грустью вздыхал. В то утро, когда минул год со дня смерти Яблони, королева, как всегда, поднялась на башню и принялась смотреть на дорогу, по которой ее сын отправился навстречу неведомым испытаниям. Не прошло и получаса, как вдалеке показалось облачко пыли, оно стремительно росло, и вскоре уже можно было разглядеть масть коня и доспехи всадника. Сердце королевы забилось, словно птица в клетке, и она срывающимся от волнения голосом принялась звать: -- Эй, кто-нибудь! Скорее сюда! Скорее! На зов королевы прибежали стражники, и она стала умолять их: -- Взгляните, что за всадник едет сюда? Слезы застилают мои глаза, зрение изменяет мне! Быть может, это Гвион, мой сын?! -- Конь под рыцарем гнедой, -- сказал один стражник. -- И, сдается мне, он похож на Пламенного. -- А доспехи у всадника золоченые, -- подхватил другой. -- Они сияют ярче солнечного луча! -- Дайте-ка взглянуть мне, -- приказал начальник караула. Он долго всматривался, прищурив глаза, в растущую точку и наконец изрек: -- На флажке королевский герб! Нет сомнения, ваше величество, это высокородный Гвион! Королева Медб, едва услыхав эти слова, вскрикнула и стремительно побежала по лестнице вниз. На бегу она кричала: -- Радость, о сиды, радость! Мой сын Гвион вернулся! Новость эта переполошила весь дворец, и отовсюду к главным воротам стали сбегаться сиды. Король Ллинмар, позабыв о королевском достоинстве, бежал впереди всех. Тем временем королева приказала распахнуть ворота, из-за которых уже доносился топот копыт. Спустя несколько мгновений, что показались всем вечностью, во двор замка влетел прекрасный гнедой конь. Всадник в золоченых латах легко соскочил наземь, сорвал с головы шлем и под ликующие крики нежно обнял королеву. Этот миг был столь долгожданным и прекрасным, что не только королева заплакала от радости, не только нежные дамы, но и у многих суровых мужей на глазах показались слезы. Тем временем король Ллинмар подошел к Гвиону и королеве, в свою очередь крепко обнял сына и сказал: -- По твоему радостному лицу, мой витязь, вижу я, что не зря ты провел целый год вдали от нас! Подробный рассказ о твоих странствиях мы выслушаем, как только ты отдохнешь с дороги. Лишь одно скажи немедля -- ибо весь народ наш ждет с нетерпением этих слов! Удалось ли тебе отыскать драгоценное Яблоко? -- Да, отец! -- звонко рассмеялся Гвион. И, достав Яблоко, бережно хранимое у сердца, он высоко поднял его так, чтобы всем вокруг было видно. Прекрасное Яблоко сияло в его руке, нежный аромат донесся до тех, кто стоял там. Послышался шепот восторга, но он вскоре утих, ибо слишком велика и полна была радость сидов, чтобы говорить. В торжественной тишине Гвион с поклоном подал Яблоко королю и сказал такие слова: -- Король и отец мой! Вручаю тебе то, что принадлежит тебе и твоему народу по праву! Вот плод от Яблони, данной нам в дар Богиней, последний и единственный на свете! Пусть же всякое зло отступит ныне от нас и горе покинет все сердца! Ибо Фахан, враг сидов, убийца Яблони, сражен моей рукой! И ответил король Ллинмар: -- Возлюбленный сын мой! Принимаю от тебя бесценное сокровище сидов и клянусь сберечь его хотя бы ценой собственной жизни! XIII Так Гвион, сын Ллинмара, после нелегких испытаний вернулся домой с победой. Так было возвращено Яблоко. Мудрецы выбрали день и место, и во время пышного празднества Гвион бросил Яблоко в землю. Деревянный меч в тот же день с почетом перенесли в королевскую сокровищницу и положили на вышитую золотом подушку. Пламенный, достойнейший из коней, получил в награду свободу и право самому избирать себе всадника. С тех пор никто, кроме Гвиона, не осмеливался ездить на нем верхом. Яблоня быстро пошла в рост. Вскоре тоненькое деревце с серебряным стволом уже шелестело в саду, принося покой и радость сидам. Ее неусыпно охраняли, чтобы никакое зло больше не коснулось бесценного дара Богини Дану. Осталось досказать еще об одном важном событии. Ровно через год после возвращения Яблока Гвион пожелал взглянуть на славный меч и отправился в сокровищницу. Едва взяв меч в руки, он увидел, что на нем появились побеги, украшенные клейкими ярко-зелеными листочками. Он поспешил рассказать об этом чуде королю. Владыка сидов возрадовался и повелел посадить молодую березку рядом с Яблоней. Деревце, выросшее из меча, сохранило дар речи, и каждый, кому доведется побывать в саду короля Ллинмара, пусть непременно повидает Березу и побеседует с ней. Мудрость и благородство ее не имеют себе равных. * * * Когда я закончил, Всевышний выглядел весьма довольным. -- Прекрасно! -- сказал Он. -- В этой истории и намека нет на безразличие! Сразу видно, ты старался. -- И да и нет, -- ответил я несмело. -- Конечно, я старался -- как всегда. Но, видишь ли, эту историю я берег про запас. Она -- последняя из тех, что я успел сочинить. -- Вот как? Хмм... Ну что ж, ты и так сделал немало. Хотя постой... Кое-что ты все же не сделал. Одной истории не хватает. -- Не хватает? Неужели? Но, право, я не знаю, о какой истории Ты говоришь... -- О Пути. О долгих странствиях. О достижении цели. Некогда это называли "имрам". Понимаешь, о чем Я? -- Да. -- Тогда ты должен сложить такую историю. Прямо сейчас. Пусть она будет итогом всему. И пусть в ней будет побольше чудес! -- Но я не могу... -- Можешь. Должен. Без этой истории все потеряет смысл. Господь смотрел на меня очень серьезно. Я вздохнул: -- Хорошо, я попытаюсь... История о плавании к острову Аваллон I Честный Кулдуб, сын Лугайда, был молодым купцом из Коннахта. Был у него корабль, прочный и быстрый, на котором возил он зерно, воловьи шкуры и мед из Эрин за море. Обратно вез Кулдуб мечи и шелка, вино и пряности и все прочее, что охотно покупают богатые люди. Вот как-то раз Кулдуб погрузил на свой корабль отборное зерно и мед и отплыл торговать на Юг. Два дня плыли они при попутном ветре вдоль берегов Мунстера. На третий же день люди Кулдуба заметили, что вдалеке, в открытом море, борется с волнами маленькая лодочка без паруса, а ветер относит ее все дальше и дальше от берега. Кулдуб приказал кормчему приблизиться к лодке, ибо был человеком добрым и не мог оставить ближнего в беде. Когда подплыли они поближе, то немало удивились, увидев в лодке седого старика, одетого в рубище из холстины. Он сидел, скрестив руки на груди, и глядел вдаль, на Запад, в то время как весла лежали без дела на дне лодки. Рядом лежал и свернутый парус. -- Этот человек, как видно, сошел с ума, -- сказал кормчий Кулдубу. -- Посмотри, он плывет в открытом море без паруса и весел! -- Тем лучше, что мы оказались рядом, -- ответил Кулдуб. -- Мы спасем несчастного! И он громко крикнул: -- Эй, на лодке! Не нужна ли помощь? Старец обернулся и смерил корабль внимательным взглядом. Потом он крикнул в ответ: -- Какая помощь может требоваться тому, кого ведет сам Господь?! Не нужна ли помощь вам, дети мои? Казалось, такой ответ свидетельствует о явном безумии. Но Кулдуб, вглядевшись повнимательней в лицо старца, не заметил никаких признаков сумасшествия. Напротив, глаза его лучились светом мудрости, а лицо выражало спокойную уверенность. -- Кто ты такой, и почему плывешь по воле волн, без паруса и весел? -- спросил Кулдуб. -- Я отшельник с острова Айона, зовут меня Иарбонел. Я плыву на Запад, на остров Аваллон, как повелел мне Господь. После этих слов Кулдуба покинули последние сомнения. Святые отцы с Айона славились мудростью и благочестием, но никак не безумием. И Кулдуб вежливо предложил: -- Не поднимешься ли к нам на корабль, святой отец, не расскажешь ли о своем чудесном и диковинном плавании? -- Охотно, сын мой, -- кивнул Иарбонел. -- Тем более, что мне кажется: встреча наша предопределена свыше. Лодку закрепили у борта корабля, старцу помогли подняться на палубу, и все моряки собрались послушать Иарбонела, взирая на него кто со страхом, кто с любопытством. II -- Тридцать лет прожил я отшельником на острове Айона, -- начал свой рассказ святой отец. -- Братья из обители, основанной Святым Колумом, давали мне пищу, как духовную, так и телесную. Жил я в крохотной хижине, спал на голом полу, питался овсяными лепешками, пил только воду и неустанно, день и ночь, молился Господу о спасении. И вот, десять дней назад, было мне ниспослано видение. Златокудрый ангел в белоснежных, ярко сияющих одеждах спустился с небес и сказал: "Встань, Иарбонел! Господь повелевает тебе свершить небывалое во славу Его! Ты поплывешь на Запад, за пределы этого мира, и будешь плыть, пока не достигнешь острова Аваллон. Там, в Тир-На-Ног, Стране Вечной Юности, живет народ, прекрасный и мудрый. Они не из рода Адама, но Господь заботится и о них. Весть о Спасителе до сих пор не достигла Аваллона. Ты избран, чтобы проповедовать Слово Божье в Стране Вечной Юности". Я пал ниц и ответил: "Повинуюсь воле Божьей! Я готов отправиться в путь прямо сейчас. Но скажи, где взять мне корабль для столь дальнего плавания и как нанять команду? Эта бедная хижина -- все, чем я владею". Ангел улыбнулся: "Пусть это тебя не тревожит! Пятнадцать спутников будет у тебя. Господь пошлет тебе и корабль, и все, что нужно, чтобы добраться до Аваллона. Отплыви завтра же на Запад в лодке, но не ставь парус и не трогай весел -- и Господь направит тебя!" И, сказав так, ангел исчез. -- В тот же день, -- продолжал Иарбонел, -- я рассказал о своем видении настоятелю обители, и он согласился с тем, что я должен следовать господней воле. Мне дали лодку, немного припасов, и наутро я простился с братьями и отплыл на Запад. Признаюсь, не без страха отправился я в плавание. Первое время я все ожидал, что лодка опрокинется, а я найду конец в морской пучине. Но мое суденышко плыло вперед и вперед, все время на Запад, и страх вскоре оставил меня. Я устыдился своих сомнений в Божьей благости и долго молился о прощении. Хоть плыл я без паруса и без весел, лодку мою несло по морю так быстро, словно ангелы влекли ее. Как видите, я проделал немалый путь за десять дней! -- И вот теперь, -- заключил свой рассказ старец, -- я здесь, на этом корабле. И сдается мне, что неспроста встретился я с вами! Быть может, вы и есть те, кого обещал послать мне Господь? Тогда я спрашиваю вас: хотите ли оставить все свои дела и плыть со мной за пределы мира смертных, на остров Аваллон, в Тир-На-Ног? III -- Клянусь, -- воскликнул Кулдуб, -- вот чудесная история! Начало приключения превосходно, так неужели мы отступим и не увидим его конец?! Почтенный Иарбонел, я первый с радостью соглашаюсь быть твоим попутчиком и отдаю в твое распоряжение себя и мой корабль! И он повернулся к морякам: -- А вы что скажете? Есть ли средь вас смельчаки, что хотят увидеть Страну Вечной Юности? Первым откликнулся Айлиль-кормчий: -- Вот уже семь лет я служу тебе, Кулдуб, а до того служил твоему отцу. Мы вместе бороздили моря, были вместе всегда, и в штиль, и в бурю. Я не привык бросать своего господина, какое бы опасное дело он ни замыслил. Я поплыву с тобой, Кулдуб, за пределы мира, как поплыл бы хоть в преисподнюю! Другие моряки один за другим присоединялись к Иарбонелу и Кулдубу. Кого манили приключения; кто, как и кормчий, был верен своему господину и не желал оставлять его; кто мечтал о богатствах, которыми, говорят, полны земли за пределами мира. Но нашлись и такие, которые ни за что не хотели ввязываться в столь опасную затею. -- Плыть за пределы мира со старым безумцем! -- говорили они. -- Ну уж нет! Может, этого Аваллона и вовсе нет на свете! Кто знает, что за земли лежат за пределами мира, и есть ли они там вовсе? А если даже и есть -- какие ужасные опасности там подстерегают? Мы хотим вернуться в Коннахт, к нашим семьям! Их трусливые речи прервал Кулдуб: -- Замолчите, старые бабы! Трусы нам все равно не нужны! Те, кто боятся плыть с нами, могут взять лодку и убираться восвояси! Берег Эрин близко, вы достигнете его до захода солнца. Вот вам деньги, чтоб было на что добраться до дому. Те, кто не желали плыть к Аваллону, стали было уговаривать остальных последовать их примеру, да только никто их не слушал. Тогда, ворча и переругиваясь, они влезли в лодку и отчалили. Иарбонел пересчитал оставшихся и восторженно воскликнул: -- Знаменье! Божье знаменье! Вас ровно пятнадцать, и я -- шестнадцатый. Так и сказал мне ангел: "Пятнадцать спутников будет у тебя". Теперь я уверен, что встречу нашу предопределил Господь! Остальные согласились с ним. Кулдуб же сказал: -- И еще об одном позаботился Господь. Корабль наш гружен зерном и медом, а это значит, у нас достаточно припасов, чтобы плыть к Аваллону немедля! Так вперед, посмотрим же, что приготовила нам Судьба! И корабль развернулся и поплыл на Запад. IV Первое время плыли они мимо островов, где жили простые люди, бедные рыбаки и пастухи. Но вот, на седьмой день с начала плавания, впереди показался первый диковинный остров. Был он невелик и совершенно лишен всякой растительности. Голые серые скалы высились тут и там, вид их наводил тоску. Посреди острова стояла огромная ветряная мельница, крылья которой вертелись с жутким скрипом. -- Вот и первое чудо! -- воскликнул Кулдуб. -- Кто же построил столь громадную мельницу, и что за зерно мелет она здесь, посреди моря? Да и на мельника было бы любопытно взглянуть, если он под стать своей мельнице! Давайте же сойдем на берег и все разузнаем! -- А вдруг здесь водятся великаны? -- испуганно спросил один из моряков. -- Им эта мельница очень даже подошла бы! Может, не стоит причаливать к этому острову? -- Мы пустились в плавание в поисках чудес, -- возразил ему Кулдуб, -- а ты хочешь бежать от первого, что нам встретилось! Сидел бы тогда дома! Иарбонел и другие поддержали Кулдуба, и корабль пристал к острову. Все сошли на берег, кроме двух моряков, которых оставили стеречь корабль. Тут дверь мельницы распахнулась, и навстречу им вышел мельник-великан. Ростом он был с колокольню, а то и повыше. Спутники Кулдуба вскрикнули и хотели было пуститься наутек, но великан отвесил им поклон и с довольной улыбкой сказал: -- Давненько же никто не навещал меня! Заходите, будьте моими гостями! Тогда мореплаватели набрались смелости и, вежливо поблагодарив за приглашение, последовали за хозяином. Он привел их в комнату, что была больше любого собора. В очаге жарилась целая дюжина быков, нанизанных на громадный вертел, словно цыплята. Поодаль стояли громадные бочки с пивом. Усевшись прямо на пол, путники стали вволю угощаться, а хлебосольный великан их радушно потчевал. Когда они наелись, хозяин принялся расспрашивать Кулдуба о том, что творится в мире. Кулдуб долго рассказывал о том и о сем, а потом решился спросить: -- Не сочти за обиду, но что же ты мелешь на своей мельнице здесь, посреди моря? Разве есть тут зерно? Великан расхохотался: -- Поверь, мне не приходится сидеть без дела! Половина зерна вашей страны мелется здесь. Все, что приносит людям горесть, мелется на этой мельнице. Люди притихли, с ужасом глядя на зловещего мельника, а Иарбонел, который не ведал страха, ибо вел его Господь, строго спросил: -- Кто же поставил здесь эту мельницу и приставил тебя к ней? -- Тот же, Кто сотворил небо и землю, -- ответил великан. -- Эта мельница стояла от века и простоит еще столько же, ведь без горя нельзя в этом мире. Тогда путники, которым стало не по себе от слов мельника, поскорее распрощались с ним, вернулись на корабль и отплыли прочь от страшного острова. V На следующий день вдали показался другой остров, куда больший, чем первый. Решив на сей раз быть осторожнее, мореплаватели, прежде чем высаживаться, обошли его кругом, и сильно подивились тому, что увидели. Был этот остров разделен пополам высокой медной изгородью с единственными воротами посредине. С обеих сторон изгороди были богатые земли, но по одну сторону -- страна сплошь белого цвета, а по другую -- только черного. Тут и там виднелись города и замки, люди работали на полях, паслись животные, и все -- одного цвета. Даже трава и деревья были либо белоснежными, либо угольно-черными. Земли эти выглядели уютно и приветливо, и путники хотели уже пристать к острову, как вдруг увидели отряд белых воинов, собравшийся у ворот. Лица у