Как и работников ЦК партии их больше интересовало, куда пойдут деньги партии... то бишь, церкви. Честно говоря, основные разговоры вертелись вокруг этих денег. Но и здесь обошлось. Я пообещал, что все золото останется в их руках. Только им придется из работников Политбюро перестроиться в бизнесменов, банкиров, коммерсантов... Тьфу, совсем голова кругом идет - в работников ислама. Марина, две чашки крепчайшего кофе! Без сахара. Марина переспросила, не веря ушам: - Совсем? - Совсем, - буркнул он. - Чтоб вкус был погаже. Итак, Виктор Александрович, с ними в основном улажено. Почти все высшие попы станут муллами, им все равно, лишь бы золото церкви осталось с ними. Правда, младшие священники могут возроптать, среди них немало честных, искренне верящих в свое дело. С десяток высших чинов церкви решили все же уйти в мирскую жизнь. При условии, конечно, что им достанется кусок жирного пирога при разделе. В комнату постепенно прибывали члены команды, здоровались уважительно и с некоторым испугом, вид Кречета заметили все. Коган посматривал на меня так, словно это я отделал президента. Я переспросил осторожно: - Все же не верится, что все прошло так гладко. - Какое там гладко? - рыкнул Кречет. - Но они приперли меня к стене, а я припер их. Сказал, что дело уже решенное. Припугнул, что меня поддерживает армия. Мол, начнут мутить народ, я введу войска в города, начну расстрелы. Испугались, не за народ, за свои шкуры. А потом я выдал главное... Мол, я самый ярый патриот Руси, потому не хочу чернозадым уступать даже мечети. Да, будет ислам, но это будет русский ислам! И я хочу, чтобы даже в мечетях служили русские священники. Пусть называются муллами, как угодно, но чтоб нашенское. Вот тут крики начали стихать, пошли уже разговоры. Пусть с воплями, обвинениями в предательстве, но все же разговоры. Все-таки мы все патриоты... если на это не надо тратить денег. - И времени, - добавил я. - И усилий, - подбросил Коган издали. Он раскрыл папку с бумагами, но жадно прислушивался к нам. - Словом, в конце концов, уже под утро, когда все устали и охрипли, состоялся наконец деловой разговор. В целом, соглашение достигнуто. Церковь я обезвредил. На свою сторону, естественно, перевербовать не мог, но на это рассчитывать было бы глупо. Просто согласилась развалиться как православная, с тем, чтобы захватить позиции в исламе. - Для некоторых, - сказал я, - самых честолюбивых, это как раз шанс быстро взлететь на самую вершину. Верховным муфтием России могут стать намного быстрее, чем продвижение от архимандритов до митрополитов, а затем к заветному креслу патриарха. Он усмехнулся: - Я на это намекнул. Так это, вскользь. Смотрю, у наших попов глазенки загорелись. Потом начали тайком оглядывать друг друга, прикидывать силы. Уже смотрят, в кого вцепиться. А я еще подлил масла в огонь, скорбно посетовав... не улыбайся, я могу скорбно посетовать, когда очень надо!.. что православный мир маловат, а вот исламский... Им откроются возможности общаться с богатейшим и необъятным Востоком, арабскими странами, Африкой, всем исламским миром. Гляжу, уже не только глазки горят, а и слюнки потекли. Вошла Марина с большим подносом. Ароматный бодрящий запах потек по комнате. На тарелочке громоздились исполинские бутерброды. Кречет довольно каркнул, ухватил в обе руки. Ел быстро, как изголодавшийся волк, только что не рычал. Кофе пил большими глотками, морщился, обжигаясь, бутерброды исчезали моментально. - Конечно, - сказал он ядовито, - кое-кто из высших чинов церкви не хотел в ислам по другой причине... - Какой? - Какие могут быть серьезные причины в стране, живущей по законам экономики? Правильно, экономические. Наши попы беспошлинно ввозят из-за рубежа водку и сигареты, а ислам им эту лавочку прикроет. Звякнул телефон внутренней службы. Кречет снял трубку, я услышал твердый голос Чеканова, деликатно встал, чтобы не подслушивать, отошел. Сквозь приоткрытую дверь видно было, как в приемный зал вдвинулся неспешный Яузов, мирно беседуя с Коломийцем. Огромный и грузный, как носорог, Яузов двигался как огромный сытый сом, Коломиец шел как балерун, изящно и красиво, голову вежливо склонил к плечу, выслушивая министра обороны, но глаза были отсутствующие. - Когда дурак сожрет что-то ядовитое, - громыхал Яузов, - его можно напичкать дорогими лекарствами, свозить на анализы, задействовать ультрасовременную аппаратуру и приставить к его загаженной постели лучших профессоров. Наша страна не смогла переварить коммунизм, а сейчас Кречет сунул ей два пальца в рот, чтобы выблевалась, да еще и ставит ведерную клизму. Жестоко? Да. При нынешнем уровне медицины... мировом уровне!.. это негуманно. Дико даже. Но если у нас нет ни техники, ни денег? Пока главное, чтобы наш дурак выжил. А там будут и техника, и деньги, и все остальное. Коломиец морщил аристократический нос: - Вы считаете... - Мы опоздали с терапией, - грохнул Яузов так, что на далеком окне вздрогнули жалюзи, а скрытые телекамеры явно изменили угол съемки. - Да и денег нет на лекарства, чтобы остановить гангрену. В нашем случае проще прижечь рану каленым железом, как делали наши предки, иначе дрянь поразит все тело. Конечно, достанется и здоровой ткани, останется безобразный шрам. Гуманитарии и правозащитники поднимут вой о нарушении прав. Но они видят только отдельных людей, а страны не видят. Для них Россия - только территория. Я бы их только за это... Он умолк, поперхнувшись гневом, но огромный кулак сжался с такой силой, что окажись в нем все правозащитники, от них остались бы только шкурки, а по полу расплылась бы лужа. Коломиец раскланялся с Мариной, церемонно пропустил министра обороны первым, то ли потому, что армия всегда идет впереди культуры, то ли потому, что в двери снова открыта только одна створка. Пришел Забайкалов, несколько дней его не видели, все в загранпоездках, следом прошмыгнул Коган, а Краснохарев явился в сопровождении неизменно молчаливого и смирного Усачева. После приветствий, Краснохарев раскрыл папку, брезгливо перебрал бумаги и заговорил так, словно только что сделал открытие: - Мы привыкли, что США борется с СССР, но на самом деле вовсе не пытались разрушить Советский Союз, а всячески поддерживала его существование! Как вы, господин президент, громогласно осудив акции украинских националистов... гм... Штатам был выгоден русский гигант с загнивающей экономикой, что медленно уступал им первенство, потом уступил вовсе, но все еще бодро твердил о паритете... По-настоящему там начали страшиться нас только сейчас. У нас и природных богатств вагон и маленькая тележка, и стратегическое положение на шарике исключительное, и мозги в голове, а не там, где у американца. Если же пустим все на рельсы обычной экономики, то в самом деле дипанем, то есть, догоним и перегоним. Вот почему они, понимая это гораздо лучше нас самих, всячески придвигают свои базы к нашим границам! - Значит, там верят в быстрый взлет России? Я сказал осторожно, видя, как у всех загорелись глаза: - Они предполагают и такое. У них заготовлены десятки сценариев развития России. От нынешнего президентского, до теократии... если кто не знает этого слова, тут все военные, то поясняю - правление церкви! - Как в Ватикане? - спросил любознательный Коган. - Как в Израиле, - огрызнулся я. - Явно предусмотрены и другие варианты. По одному из них, достаточно вероятному, а то и не по одному, Россия может в кратчайшие сроки явить экономическое чудо. А второй гигант, даже мирный, им все равно страшен. Хочется быть единственным силачом на земном шаре. Тогда американский обыватель будет спать спокойно, а главное - сыто взрыгивая, учить другие страны, как жить без забот, не сушить науками голову, расслабляться, балдеть, оттягиваться в сексуальной и бисексуальной свободе. - Наш народ уникален, - сказал Кречет с некоторым удивлением. - Он выбрал меня, хотя знал, что я не поведу его в сладкую Америку. Знал, что прикрою порнуху на телевидении и в прессе, урежу языки лживой массмедии! Знал, что жизнь станет жестче... и все же выбрал! Почему? Все молчали, а Коган произнес с двусмысленной улыбкой: - Умом Россию не понять, аршином общим не измерить... - Ну, всю понять никто и не пытается, но кое-что уяснить можно. К примеру, наш народ не может просто жить и поживать, как говорится в сказках. Ему нужна цель, нужны идеи, нужно то, к чему бы стремился всей душой, за что воевал бы до последней капли крови, за что мог бы отдать жизнь. Хорош я или плох, но я единственный, кто не обещал сложных экономических схем, постепенного улучшения экономического климата... - А кто пообещал застрелиться, - добавил Коган серьезно. - Платон Тарасович, а не думаете, что избрали только ради этого? Кречет фыркнул: - Для этого надо ждать четыре года? Я всегда ездил без охраны. - А сейчас? Кречет смерил его сытенькую фигурку мутным недобрым взором, словно бык мальчишку в роли матадора: - И не мечтайте. - Да я что, я ничего, - сказал Коган поспешно. И добавил невинно. - Интересуюсь просто. - Интересуетесь, - прорычал Кречет. - То-то я вижу из газет разные сплетни о нашей кухне. И все "из достоверных источников"! Поймаю этот достоверный источник, повешу за причинное место на кремлевской стене!.. На обозрение туристам, мол, вон вам права человека по имени Коган. Так вот, народ избрал президента, который поставит четкую и ясную цель. Укажет смысл жизни. Не отдельному человеку, конечно, я не настолько обнаглел - философы не дают ответа! - но ясную цель обществу, стране, государству. - А это что, легче? - снова удивился Коган. - Не знаю, - ответил Кречет, - зато дорожка накатана. У нас не было эпох, когда бы страна не жила единой идеей. То ли сбросить хазарскую дань, а потом - татаро-монгольскую, были сражения за выход к южным морям, затем - за окно в Европу, за Советскую власть, за коллективизацию, электрификацию, индустриализацию, химизацию... Последняя страстная идея, которой жила страна - освободиться от этой Советской власти! - И что же? - Освободилась. Но оказалось, что вот так просто существовать, заботясь только о животе и том, что еще ниже, не может. Русскому человеку нужна цель не только для себя, самого драгоценного, но и для всей страны. Ибо каждый из нас все еще чувствует себя ее частицей. Ну, не каждый, это загнул, но все же таких массы, в то время как в США едва ли наберется с десяток патриотов. Да и тех считают придурками. Яузов горестно вздохнул: - У нас тоже. - Да, бойкие мальчики с телекамерами, у которых мозгов меньше, чем у таракана в ляжке, уже поработали... - Они не сами, - возразил Яузов. - Их направляет могучая рука. Чья? Если бы Илья Парфенович не грел пузо на Гавайских островах, мы бы эту руку вырвали вместо с плечом. Министр ФСБ встрепенулся: - Гавайские острова... это в Мытищах или за? Я отдыхаю там. У тещи. А где отдыхаете вы? Яузов бросил язвительно: - Я вообще не отдыхаю! Работать надо. - Значит, так работаете, - сказал министр понимающе. Глава 30 Хрюка потеребила за ухо, я сонно отмахнулся, но солнце пробивало тонкие веки легче, чем орк огненными стрелами полотняную рубашку. - Встаю, встаю... Могла бы кофе смолоть... Хрюка прыгала вокруг, взвизгивала, едва дождалась, когда уберу постель, чтобы всласть поваляться на диване, с наслаждением вбирая мой великолепный запах, елозила на спине, извивалась, визжала и молотила по воздуху лапами. Почти не раскрывая глаз, я нащупал кофемолку, всыпал зерен, на ощупь воткнул вилку в розетку, а когда зерна загремели, превращаясь в крупнозернистую пыль, едва не заснул стоя. Потом вздрогнул, когда черная пена поднялась над краем джезвы, едва не проворонил, поспешно снял, а пока одевался, пена опустилась, кофе настоялся, я перелил в чашку, где уже был сахар - не понимаю, как без сахара, - пил, обжигаясь, кивнул Хрюке. Уже у лифта нацепил ей ошейник, а поводок небрежно обвязал себе вокруг пояса. На поводке выводил ее щенком, но девочка росла такой послушной и понятливой, ласковой, что все старушки на лавочке у подъезда восторгались какая она умная, вежливая, со всеми здоровается, и поводок с того времени брал по традиции: а вдруг встретим строгого законника из милиции, который начнет настаивать на поводке. Внизу в подъезде Хрюка радостно поздоровалась с консьержкой, на крыльце поприветствовала вилянием хвоста двух жильцов, что тут же расплылись в улыбках, начали сюсюкать, дальше крохотный зеленый пятачок между домами, а в заключение маленький тур к "Пушкинской", где раньше удобно было гулять во дворе, но теперь там выстроили громадный дом улучшенной планировки, место сократилось, однако некоторые собачники все еще заходили туда... Там был железный забор, ворота на огромном висячем замке, я дважды лихо перелез на ту сторону, но Хрюка на все команды "Барьер" ловко прошмыгивала под забором, да еще и подбегала за фроликом. Мол, я же умная, зачем перепрыгивать, когда так проще? Я привык, что любой прохожий, глядя на Хрюку, расплывается в улыбке. Собака с висячими ушами, морда веселая, гоняет голубей и носит палку, потому не запрещал убегать далеко, все равно через шоссе не побежит, а дорогу к дому знает. И сейчас, когда она скорчилась как кенгуру, попыхтела, я спокойно направился обратно к дому. Хрюка поспешно начала носиться по кустам, ей всегда кажется, что гуляем мало, я же брел неспешно, подставляя лицо солнечным лучам. У нашего дома с десяток машин, я не разбираюсь в марках, помню только общий рисунок. Перед подъездом тесно, каждый норовит встать так, чтобы и ближе к дому, и можно выехать свободно, и в результате долгих притирок и выяснений кто во сколько выезжает на работу, кто когда приезжает, машины стояли в три ряда, но к консьержке обращались совсем редко, когда нужно было выехать на машине в непредвиденное время и приходилось искать хозяев загородивших машин. Так вот, все машины стояли в привычном порядке, я и помнил по форме, а еще больше, по цветовой гамме, и когда вдруг подъехала еще одна, большая и вместительная, я ее, скажем так, заметил. Вышли двое, третий остался за рулем, чего раньше не случалось. Обычно, если кто приезжал в гости, то шли все, а если оставались ждать хозяина, то оставались тоже все, вызывали по телефону. Эти двое разом, двигаясь очень синхронно, словно отражались в зеркале, вышли мне навстречу, загородив дорогу к дому. Один взглянул в упор холодными глазами, быстро и прицельно, словно взял на мушку: - Виктор Александрович? - Верно, - ответил я. Сердце тревожно стукнуло, но вообще-то не испугался, не успел, с возрастом реакция замедляется не только на женщин, смотрел спокойно, а этот холодноглазый добавил: - Вам придется поехать с нами. - Ого, - сказал я. - А позвольте ваши документы? - Вам покажут, - сказал он властно, его пальцы протянулись ко мне, сейчас возьмет за локоть так, что хрустнут кости... Еще издали я видел, как со всех ног к нам мчится Хрюка. - Да? - спросил я холодно. - А вы знаете, что есть существа, которым на ваше удостоверение... Он тоже увидел Хрюку, а как профессионал он знал лучше, что это человеку можно сказать "Не будь героем", и тот охотно спустит брюки и подставит зад, но собак не испугать ни ножом, ни пистолетом, ни удостоверением НКВД. Даже болонка отважно защищает хозяина... Он отпрыгнул за машину, сунул руку под полу пиджака, второй мужчина сделал то же самое, а я кинулся со всех ног в образовавшийся проход. До подъезда оставалось всего два десятка шагов, я еще ждал выстрела в спину, но вокруг люди, на детской площадке мамаши с детишками, двое автолюбителей копаются в машинах, задрав капоты, еще пара жильцов вышла за покупками... Дверь подъезда по случаю летней жары распахнута, я видел, как Хрюка обогнала с удовольствием, одним прыжком одолела три ступени, исчезла в темном провале. Я вбежал, больно ударившись плечом о косяк, сердце сжималось в смертельной тоске, лифты в нашем доме неспешно-финские... Лифт стоял внизу, дверь приглашающе раскрыта! Хрюка уже сидела внутри, пасть распахнута, показывая устрашающе огромные белые зубы. Я влетел, с разбегу ударился в стену, стукнул по серии кнопок, дверь тут же неспешно задвинулась, я успел увидеть в проеме двери черную тень бегущего человека, но двери сомкнулись, лифт подумал и с финской неторопливостью пошел наверх. Глаза привыкли к полутьме, я отыскал нужную кнопку, вдавил и держал, словно ее уже пытались выбить изнутри. Хрюка сидела, толстая, как кабан, смотрела выжидательно. - Спасибо, - сказал я сквозь сиплое дыхание, - ты мое чудо. Она поймала фролик на лету, вильнула обрубком хвоста, благодарила, но всем видом уличала, что я зажилил еще два этих чудесных сухих хрустящих колечка размером с орешек. - Лови, - сказал я. - Рад, что ты не послушалась этих старух... Недавно Хрюка, заприметив, что я всякий раз, подходя к лифту, нажимаю торчащую из стены какую-то штуковину, сама встала на задние лапы, обнюхала, потом потрогала лапой. Лифт включился, пошел к нам, я похвалил, и с тех пор она с удовольствием вызывала лифт. Правда, в самом лифте терялась перед множеством кнопок, но в холле... Потом запротестовала консьержка, мол, после прогулки собака пачкает лапами кнопку вызова, пришлось запретить Хрюке вызывать лифт внизу, но зато она по-прежнему вызывала его к нам на четырнадцатый этаж. Но сейчас, видя что строгая консьержка отсутствует, она все-таки вызвала лифт! И, к счастью, лифт стоял внизу. Мне оставалось лишь с разбегу вбежать в распахнутые двери за миг до того, как они захлопнутся. Ввалившись в квартиру, я бросился к телефону: - Алло?.. Это Никольский. Сергей Сергеевич, меня только что пытались какие-то люди увезти. Серьезный голос Чеканова произнес: - Успокойтесь, Виктор Александрович. Скажите все, что запомнили. Номер, внешность, как одеты... - Откуда я знаю, - возразил я. - В машинах разбираюсь меньше, чем в нумизматике. Двое громил... или горилл, если хотите, вышли мне на перехват, а третий оставался за рулем. Один довольно настойчиво предложил поехать с ними. Слышно было, как мой голос звучит в каком-то помещении, явно чтобы не терять времени на пересказ, уже забегали, пустили кого-то вдогонку, если есть кого перехватывать. - Хорошо, - сказал он, когда я закончил. - Что удастся, то сделаем. Понятно, вы больше вникаете во внутренний мир человека, но в нашей жизни надо бы хоть малость обращать внимание и на рожу. Бьют все-таки по ней. - А внутренний мир уже выбили, - огрызнулся я и повесил трубку. Машину за мной подали как обычно, но судя по виду Володи, он уже знал. Даже машину вел иначе, совсем как домохозяйка после трех уроков, а дорогу выбирал осторожно, будто в каждой выбоине видел мину, а то и фугас. Перехватил мой взгляд, пояснил: - Теперь лучше менять маршруты. - Так серьезно? - Просто на всякий случай, - объяснил он весело. Однако у входа нас встретила усиленная охрана, и я понял, что веселье было напускное. А когда начали работу, Кречет выбрал момент, кивнул мне и мы подошли к министру МВД: - Что-нибудь по делу Никольского? Тот взглянул на меня в упор своими рыбьими глазами: - Пусто. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Странно, ведь машину, судя по описанию Виктора Александровича, должны были заметить десятки человек!.. Конечно, все заняты своими делами, но все же... Боятся бандитских разборок? Вообще-то Виктор Александрович ведет с их точки зрения загадочный образ жизни. На работу не ходит, квартиры почти не покидает, а из его квартиры иногда доносится стрельба, крики и стоны жертв... И вообще в этом деле есть маленькая неясность... Кречет насторожился: - Что? - Я знаю с какой скоростью передвигаются ребята подобных служб. А вы, простите, не в такой форме, чтобы их обогнать... так сильно. Да-да, я не сомневаюсь в вашим отменных мужских качествах... я уже наслышан... гм... даже фото у нас растиражировали... как пример, естественно, как надо поступать в подобных ситуациях, это будет преподаваться в особых школах ФСБ как "метод Никольского"... но, простите, обогнать их т а к н а м н о г о... Вы говорите, вбежали в подъезд, вызвали лифт... Даже если предположить, что лифт уже стоял внизу, что бывает крайне редко, по закону зловредности он всегда в самой дальней точке, где бы вы ни находились... Так вот, учитывая с какой неспешностью двери распахиваются, словно лифт мучительно колеблется, стоит ли беспокоиться... Он говорил мягким убаюкивающим голосом, и я чувствовал себя глупо. Начни объяснять, что мне собака вызвала лифт, поднимут на смех, это будет еще почище тех фотографий, что уже стали учебным пособием для секретных агентов в ихнем НКВД. Кречет смотрел вопросительно. Я вздохнул: - Как в том анекдоте: вы будете смеяться, но лифт вызвала собака. Кто-то хохотнул, министр МВД вскинул брови, а Кречет нашелся первым: - Понятно, у вас собака телохранитель?.. Современный телохранитель! Без всяких там бросаться на пистолет, хватать за горло... Мол, давай не будем героями, хозяин. Лучше смыться. Министр кивнул, не спуская с меня внимательных глаз: - Скорее всего, она вызывала лифт для себя, чтобы вскочить в квартиру, запереться и названивать в милицию. Вы просто успели вскочить прежде, чем закрылась дверца. Верно? - Так точно, - признался я удрученно. - Вы настоящий сыщик. - А на компьютере она вам еще не печатает? - Я ж не президент, - огрызнулся я. - Может быть, только играет, - да и то, когда я на работе. В "DOOM", "Quake" и всякие там стрелялки, мочилки. Стратегические вряд ли. - Стратегические не всякий министр потянет, - хмыкнул Кречет. Министр оглянулся: - Позвольте? Кречет кивнул, и он отошел в сторонку, бросил несколько слов в сотовый телефон. Глаза смотрели в одну точку, словно уже вызвал к себе в кабинет на ковер и допытывался, как это их, матерых профессионалов, провела какая-то собака с необрезанными ушами? Кречет взял меня под руку, голос был натужно веселый: - Мерзавцы, пытались вас похитить и вывезти на подводной лодке! - Или на томагавке, - ответил я. - Да, или крылатой ракете, - согласился Кречет. - Когда мозги уплывают, это страшно. Даже хороший писатель выдает продукцию равную небольшому заводу, особенно если его переводят за рубежом, а валюта идет в нашу страну. Хороший ученый вообще неоценим... Кто, как не ученые, придумали такую прочную танковую броню, самые мощные в мире вертолеты? Хороший ученый стоит танкового соединения, а то и малого ракетного комплекса! Но и голос звучал не совсем весело, и глаза оставались тоскливыми. Бочком подошел Коломиец. Глаза у него были как у Кречета, но еще и тревожными: - В Думе ожидается буря. Там уж слышали о выступлениях по телевидению... этих мулл... или муллов, как правильно? Завтра намечается такое по Москве!... А сегодня депутаты поставят вопрос о доверии. Кречет сказал нехотя: - Придется придти. - Стоит ли? Вам достанется. - Попытаюсь что-то сказать. - А есть что? - Буду придумывать на ходу. - Зря, - сказал Коломиец сожалеюще. - Только раздразните. Они видят только свои кресла, свои оклады, квартиры, дачи... Вы замахнулись на их благополучие! Там двое-трое на вашей стороне, но что они могут? Что они могут, подумал я отчаянно. Видеть одно, мочь - другое. Видят и в других странах, что катятся в пропасть, но сделать ничего не могут, ибо видят единицы... а простому народу от президента до грузчика надо хлеба и зрелищ! Отчаянный крик Мико Цунами... или как его там, ну, который лауреат Нобелевской премии, что призвал к возрождению доблести и чести, а потом, чтобы хоть как-то заметили его отчаянный призыв в жиреющей стране, сделал вид, что поднимает мятеж, и сделал себе харакири!.. Увы, даже не поняли, страна быстро тупеющих идиотов. Хотя пока еще гордятся стойким характером своих предков, еще не плюют на них за идиотские с их точки зрения правила долга, справедливости, верности и чести. Но скоро плевать начнут. Кречет вскоре отбыл, а мы наблюдали по телевизорам, как началось заседание Думы. Камеры крупным планом показали надменное лицо Кречета в окружении двух-трех соратников, отвечающих за контакты с Думой. Даже здесь, в большом кабинете Кречета, мы чувствовали запах вражды и озлобления, что пропитывал воздух необъятного зала Думы. За нашими спинами невозмутимый Краснохарев отложил бумаги, снял очки, изредка пользовался, если шрифт мелок, подсел к нам и уставился на экран. Председательствующий Гоголев после короткого вступления дал слово Анчуткину, депутату от фракции рабоче-крестьянских тружеников. Камеры показали как круто сбитый Анчуткин поправил волосы ежиком и почти бегом устремился к трибуне. Без раскачки, предисловий, он сразу выбросил вперед руку, словно копьем протыкая злого дракона, выкрикнул бешено: - Мы присутствуем... мы присутствуем при самом мерзком злодеянии, какое только могли представить! Нет, даже представить не могли!.. Вон там сидит человек, у которого нет ничего святого!.. Предать церковь, предать веру... это... это... я не подберу слов для такого гнуснейшего преступления! Это хуже, чем преступление! Это святотатство!!! Собравшиеся согласно гудели, пошли выкрики, угрозы. Кречет покосился на Чеканова. Судя по встревоженному лицу начальника охраны, тот тоже не очень надеялся на своих людей. Кречет поднял руку, как школьник на уроке. Гоголев воззвал в микрофон громко: - Слово просит президент. Предоставить ему слово? Голоса раздались со всех сторон: - Предоставить! - Нет! - В шею предателя! - Пусть скажет! - Долой жидохохла! Мы слышали, как в полумраке, Марина опустила жалюзи, пробормотал озадаченный Коган: - Жидомасоном был, евроукраинский ремонт делал... может быть, и я уже жидохохол? Крики становились все яростнее. Кречет снова поднял руку, Гоголев с трудом утихомирил шум, предложил компромиссное: - Говорите с места. - Да, преступление, - проговорил Кречет, ему протянули передвижной микрофон, но все уже услышали, как могучий голос президента сломался, пустил петуха. Это было так непривычно для бравого генерала, что шум начал затихать. На него смотрели с враждебным изумлением. Кречет повторил чуть тверже: - Да, преступление... Не преступление то, что ваш Анчуткин под шумок приватизировал себе заводик и три магазина, не преступление, что открыл счет в швейцарском банке... Это при его-то зарплате депутата! Да-да, у меня есть доказательства... Не преступление, что и сейчас на своей загородной даче устраивает оргии с малолетними... теперь это разве преступление?.. И пусть на наши деньги - кто теперь не ворует?.. И что среди малолеток, которых он пользует, ваши дочери и даже мальчики, но сейчас это не преступление, а всего лишь сексуальное меньшинство, перед которым надо расшаркиваться! Но зато преступление - позволить вашим соседям по дому построить и себе церковь! У вас их десять тысяч в одной Москве, пустые стоят, а им нельзя построить даже одну! Только потому, что их церковь называется мечетью! Чеканов тем временем раздавал листки, их выхватывали так жадно, что едва не падали через спинки кресел. Сразу бросались читать, пошла ругань, выкрики. Чеканов швырнул в избранников всю пачку. Листки подхватывали на лету, началась давка. Кто-то проталкивался из толпы, за плечами болталась сумка с крупной надписью "ТВ-6". - Хороший ход, - сказал напряженно Коган, он чуть перевел дыхание. - Но это займет их лишь на время. - А мы и живем от отсрочки до отсрочки, - заметил за нашими спинами мудрый Краснохарев, - как раньше от получки до аванса. Кречет в сопровождении недремлющего Чеканова и охраны встал и пошел к выходу. Из ложи для прессы щелкали фотоаппараты, кричали, но гранат никто не бросал пока. - За работу, - велел нам Краснохарев на правах главы еще несформированного кабинета, - Сейчас приедет злой, горячий... Надо Когана выставить встречать, пусть на нем зло сорвет. - Почему меня? - завопил Коган. - Потому что Христа распял, - сказал Краснохарев наставительно. Коган вздохнул, наморщил лоб: - А может и лучше, если ислам? Глава 31 Сказбуш поморщился: - Вам сказано - за работу? А то раскаркались под руку... - Не получается? - поинтересовался Коган. - Над чем ломаете свою энкэвэдэшную голову? - Церковь, - ответил Сказбуш тоскливо. - Мое дело шпионов ловить, коганов выявлять, а я тут... Заново переживаю распад СССР! Помните, как одни члены Политбюро стали владельцами крупнейших банков, тем самым сохранив власть, но вдобавок получив возможность не таиться с оргиями на правительственных дачах? Другие вовсе не оставили власть, а лишь перестроились, как члены Политбюро КПСС Ельцин, Алиев, Шеварднадзе... Кто-то не стал перекрашиваться в демократы, остался верен, вроде товарища Зюганова или Ампилова. Теперь по тому же сценарию проводим церковников. - А золото церкви? Он усмехнулся наивности министра финансов: - То же самое, что и с золотом партии. Уже выданы лицензии на открытие трех новых банков, как раз проверяю. Не знаю, кто их возглавит: сами владыки или подставные, но это будут кр-р-р-р-р-рупные банки! Сто тысяч МММ не вывернуло бы столько кошельков у нищих и убогих, сколько сумела церковь. Это будут гиганты, с которыми старым банкам придется считаться. Коломиец подсаживался то к одному, то к другому, мне показалось, что он чем-то сродни мне, тоже не находит места в напряженно работающей команде, но когда я заглянул в его листки, увидел, что министр культуры хоть и не Геббельс, но идеи Кречета претворяет в жизнь довольно умело, виртуозно даже. Учитывает человеческие слабости, в том числе такие чувства, в которых люди признаются очень неохотно. Увидев мои внимательные глаза, вздохнул: - Пока взрыва нет, потому что даже массмедики всю правду не разнюхали. - А что знают? - Только то, что исламу дали больше свободы. Каждый ощетинивается уже только потому, что исламу дано столько, сколько и церкви. Народ взъярится! С исламом слишком долго воевали... - Это верно, - вздохнул я. - Вы знаете, я родом с Украины... Подобная проблема возникла там в период войн с Польшей. Их дружба-вражда длилась столетиями, поверите ли... - Поверю, - ответил я без улыбки. - А потом Польша сумела наложить лапу на Украину, подчинила, начала теснить православную веру, насаждать католицизм. И тогда часть украинцев приняла католическое вероисповедание. Но приняли только лучшие и... худшие. Первые, потому что увидели преимущество католицизма, правда, незначительное, вторые - из угодливости перед сильным, по натуре своей подлые, желающие получить преимущества перед земляками, упорными в родной вере... А вот подавляющее большинство украинцев шли на кровь и муки, только бы не уступить веры своей православной! Не потому, что она лучше, а потому она лучше, что своя. А католицизм плох уже тем, что ляхи - католики. Я невесело засмеялся: - Что не мешает им люто ненавидеть москалей, хотя братья по вере. Коломиец подумал, вдруг оживился: - Кстати, а здесь есть золотое зерно! В давнем споре России с Украиной первая сразу получит колоссальное преимущество. Почище, чем месторождения нефти, которых на Украине нет. - Как это? - спросил я, хотя уже догадался, что имел в виду министр культуры. - А то, что Украине труднее отказаться от православия! Слишком долго вела борьбу за выживание с турками да татарами. Те силой принуждали к исламу! А с другой стороны Украину теснили поляки со своим католицизмом. Так что Россия сразу обретет статус не только наибольшего благоприятствования для всего исламского мира, но и сюда потекут золотые реки Арабского Востока, здесь ведь колоссальные невостребованные мощности! Здесь космические корабли, здесь сверхсовременные самолеты, здесь гениальные умы... которым недостает только малость денег, чтобы явить всему миру чудеса как в технике, так и в медицине, и в... словом, всюду. И все это будет принадлежать исламскому миру. Он повторялся, многие повторялись, но я понимал, что эти несчастные души, взвалившие на себя такой страшный груз, трепещущие под грузом ответственности, и должны повторять и повторять одни и те же доводы, пока сами не поверят, пока не срастутся с ними, пока эти непривычные идеи, хотя и верные, войдут в их мир и приживутся там. - Нашему миру, - согласился я. Он вытер мокрый лоб, сказал убеждающим голосом, словно репетировал на мне речь: - Ведь это все равно будет Россия! Только не сегодняшняя жалкая, а могучая. И не просто могучая, а снова идущая во главе могучего лагеря... пусть не социалистических стран, а намного более сильных и сплоченных. Я сказал с нарочитым сомнением в голосе: - Ну так сразу во главе... - Во главе! - возразил он живо, и я понял, что министр культуры к схватке за идею готов. Краснохарев, при всей углубленности в бумаги, все видел и все замечал. Не поднимая головы, пробурчал: - Вы там, того... Китай учтите!.. Китай - это страна... Там китайцы живут!.. Учитываете?.. Их как муравьев... Если попрут... Коломиец внезапно хихикнул: - Старый анекдот вспомнил... Спрашивает золотая рыбка хохла: говори три желания, все исполню!. Подумал, отвечает: хочу, чтобы Китай напал на Финляндию. Будет сделано, отвечает золотая рыбка. Что еще?.. Подумал хохол, почесался и говорит: хочу, чтобы Китай напал на Финляндию!.. Сделаем, говорит рыбка. Теперь давай третье, последнее желание. Опять хохол думал, морщил лоб, наконец говорит: хочу, чтобы Китай напал на Финляндию!.. Тут уж рыбка не вытерпела, спрашивает: что же тебе финны такого плохого сделали?.. А ничо, говорит хохол, зато китайцы по москалям туды-сюды, туды-сюды... А в самом деле, Филин Сычевыч, как при новом раскладе сил с Китаем? Забайкалов нехотя поднял голову, оглядел нас мутным после долгого сидения перед экраном компьютера взглядом. На его и без того обрюзгшем лице, полном презрения к недоумкам, появилось отвращение. Мутные глазки из-под тяжелых век оглядели нас так, будто нас прислали помыть пол в коридоре, а мы тут умничаем, как вся прислуга. - Не стыдно? - пророкотал он, словно далеко за городом прокатились последние отголоски грома. - А что? - обиделся Коломиец. - Соотношение сил изменится в мире! Дурак тот, кто не воспользуется что-то хапнуть под шумок в неразберихе. Забайкалов снова неторопливо смерил его взглядом с головы до ног, будто прикидывал где у того мозг, какого он размера и в каком месте находится: - Вы ведь государственные люди!.. А говорите как люди с улицы. - А что, - спросил Коломиец, - а что не так? Он оглянулся за поддержкой на Краснохарева, но тот хранил слоновью неподвижность и молчание. Забайкалов сказал с великим отвращением: - Эти же умельцы, которые подвигают к нашим границам танки, время от времени запускают в уши тупых обывателей какую-нибудь дрянь вроде угрозы со стороны Китая или еще что-то подобное. А Китай только потому и остался цел и сравнительно силен, что по его древним законам, которым десять тысяч лет, ни один китайский солдат не должен находиться вне китайской территории! Так Китай жил тысячи и тысячи лет. С чего бы он вздумал менять такую доктрину... или, как вы говорите дипломатическим языком, хапануть под шумок, если она доказала проверку временем? Давно исчезли более молодые империи Египта, Монголии, Македонии, Парфянское царство и всякие там хетты, вавилоняне и римляне. Это они время от времени расширяли свои империи так, что гибли от обжорства. А Китай живет. Как раз только потому, что ни одного китайского солдата нет на чужой территории! Коломиец хлопал глазами, но обиды на его лице не было. Он министр культуры, ему в политике ошибаться можно, да и вообще, как я заметил, он был человек не обидчивый, а свои ошибки признавал сразу и охотно. А Краснохарев, который больше политик, чем культурник, подвигался, сказал задумчиво: - Из этого можно сделал вывод неоднозначный... - Ну-ну? - Мы подорвались, когда расширились до безобразия, это понятно теперь. Хотя можно было спросить у китайцев, мы с ними дружили. Коломиец сказал, ничуть не обескураженный: - А еще лучше у хеттов, римлян, македонцев... - Верно, - сказал Краснохарев веско, - но мы задним умом крепки. Однако подорвется и тот, кто напирает на наши границы. Верно, Филин Сычевич? Но Забайкалов уже набрасывал очередной текст секретного договора, а на недоумков, которые мыслят на уровне нормального человека, просто не обращал внимания. Громко и очень настойчиво зазвонил красный телефон. Все начали оглядываться друг на друга, тогда Краснохарев, как самый старший, поднял трубку: - Алло? - Степан Викторович, - послышался в напряженной тишине командный голос, - как идет работа? - Продвигаемся, - ответил Краснохарев осторожно, - вот Коган интересуется, какую ветвь принимать, шиитскую или суннитскую? Голос произнес с неодобрением: - Когану только бы раскол внести... Ислам был един, пока один еврей... запамятовал его имя, нарочно принял ислам, придумал муннитизм... правильно я назвал?.. и тем самым расколол исламский мир так, что начались драчки между собой и сразу прекратили победное наступление по всему миру... С этим определимся попозже. Для исламского мира важнее, чтобы пала еще одна твердыня христианского мира, чем то, кто построит мечеть первым. Думаю, у нас будут представлены те и другие. И править легче, когда они не вместе... Между прочим, сунниты и шииты как бы ни враждовали, но это грызня собак в стае. Когда же появляется христианский волк, то все псы дружно бросаются на волка. В тишине щелкнуло, Краснохарев некоторое время почтительно держал трубку возле уха, потом положил с великой осторожностью. Когда массивно повернулся к нам, взгляд был полон государственной строгости, а мне почудилась в нем строгость аятоллы. Кречет явился взвинченный, как после короткого, но злого боя на ринге. Краснохарев почтительно положил перед ним список: - Вот ряд товарищей, которых можно рекомендовать... по тем критериям, как вы хотели. В коррупции незамечены... Кречет быстро просмотрел, против некоторых фамилий ставил галочку или знак вопроса, против других два или даже три. Иные вычеркивал решительно и жестко. Мирошниченко неслышно скользнул в кабинет, положил справа от президента стопку с бумагами. Почтительно ждал, пока президент наложит визу, заглядывал через плечо: - А почему не привлечь этого... ну, героя, который бомбил афганских повстанцев из своего суперсовременного самолета... не глядя, с высоты десять тысяч метров!.. да и то ухитрился дать себя сбить? Все-таки звезду Героя не снимает... - А, этот... - пробурчал Кречет, он наконец заметил бумаги, пальцем проверил их толщину, вздохнул, его рука быстро забегала, оставляя подпись, но я видел с какой скоростью его глаза сканируют текст. - Который политик? Человек бы, а тем более - профессиональный военный, после той неудачи с обороной Белого Дома пустил бы себе пулю в лоб. Зато сохранил бы уважение. А так... он тут такое разведет! И по судам затаскает. Нет, он уже себя показал. Да и цену той звезды они оба... он да Брежнев... снизили, скажем так. Мирошник одним глазом заглядывал в список: - А вот этот... третий снизу? Он силен.