Кречет брезгливо качнул головой: - Нет, этот подонок не подойдет. Хотя как политик, хорош. Умен, изворотлив, умет говорить, по трупам близких пройдет и бровью не поведет... Лучше бы, конечно, этого... как его, ну, внука того мужика, что Польшу делил с Гитлером, а потом начинал войну. Он всегда стоял на парадах возле Сталина по правую руку. Или по левую. Словом, рядом. Этот не то, что псевдоним, даже фамилию знаменитого деда не взял! Хотя это помогло бы в карьере... Сам всего добивается, подлец! Чистюля. Но к нам сам не пойдет, респектабельность бережет. Мирошниченко оглядел себя с недоумением, весь от Кардена, Версаччи и еще других престижных фирм, хоть вместо манекена за стекло витрины: - А чем мы не... Ну, вы понятно, будто под мостом ночевали, но есть же здесь и приличные люди! - Репутация у меня не та, - объяснил Кречет с улыбкой. - А теперь, значит, и у вас подмочена. Склонность к авантюрам наличествует уже в том, что со мной якшаетесь. К ним прислушивались, Забайкалов от своего стола прогудел глубокомысленно: - Это сейчас. А другие ломают голову, не проявили ли мы прозорливость, поставив все на такого черного коня. - Почему коня? - удивился Кречет. - Не могу же президента назвать лошадкой, да еще темной?.. - объяснил Забайкалов. - Тут, знаете ли, разные ассоциации возникнут даже у не футуролога. А конем в самый раз. Кречет сказал понимающе: - Мол, на таком пахать и пахать? А он в президенты пролез? Ладно, я вам всем припомню... Итак, что у нас с главной операцией? - Церковь собирается устроить грандиознейший из праздников, сказал Коломиец осторожно. - По поводу двух тысяч лет со дня рождения Христа... - Праздник, - недобро улыбнулся Кречет, - мы все в дерьме по уши, а им - праздник! Страна голодает, а они фейерверки будут пускать... Ну с кадилами, они у них вместо щутих. Паству свою благословлять... Черт, само слово-то какое оскорбительное: паства!.. Стадо, которое пасут. Поп - это пастух, пастырь по-ихнему, а мы - овцы, агнцы. Что хошь с нами делай... А это что?.. А, сводка о... Что за черт! Цифры верные? - Перепроверено, - поклялся Мирошниченко. - Хорошо, - произнес Кречет с угрозой, - забегали!.. Вот и говори, что все зависит от общественной формации, а от личности - ничего. Стоило только по стране узнать результаты выборов, так производительность труда увеличилась почти в полтора раза!.. А в министерствах и прочих шарашкиных конторах - впятеро. Мичуринцы! - Страх - тоже двигатель экономики? - По крайней мере ворье приструнит. Настоящих воров это не остановит, но присмиреют любители тащить чужое, чувствуя безнаказанность. А таких у нас девяносто девять процентов. Забайкалов пересел за стол к президенту, слушал, сказал рокочущим баском: - Господин президент, на мой взгляд, все еще недостаточно говорится о целях НАТО. Рекламу женских прокладок за день вижу раз двенадцать, а выступление наших пропагандистов... скажем так, разъяснения, услышал только однажды. А очень важно твердить, что если в средние века войны еще могли начинаться за идею, за веру, за отвоевание Гроба Господня, то в практичный двадцатый век воевали только по причинам экономическим. Нужна территория, нужна нефть, нужны природные богатства других стран... Россия - самая богатая природными ресурсами страна в мире. У нас самая громадная территория. Нефти больше, чем в арабских странах, золота и алмазов больше, чем в ЮАР, леса... да ладно, сами знаете!.. А под боком голая Европа, где нет ни одного дерева, которое росло бы само по себе, не было посажено человеком. И где уже давно нет ни угля, ни нефти, ни черта нет. А вот Европа посматривает на наши земли голодными глазами, Америка же подзуживает, поддерживает деньгами, войсками, сколачивает военный союз и спешно, пользуясь нашим временным упадком, спешно продвигает свои армии к нашим границам. Это надо твердить, твердить! - Я прослежу сам, - пообещал Кречет. - Господин президент, стоит упомянуть про уверения НАТО не нападать на Россию. Понятно, что намерения и интересы здесь расходятся. И тоже понятно, чему НАТОвцы отдадут предпочтение: обещанию не нападать или все же жажде захватить наши богатства. - Спасибо, - кивнул Кречет. - Их обещание не нападать слишком напоминает мне нашу молодость, когда постепенно раздеваешь какую и все твердишь, что ей нечего опасаться, что не трону, что это просто так... Уже совсем разденешь, а все успокаиваешь, что не трону, мол... - Да, - согласился Забайкалов. - Теперь нас поимеют похлеще, якс вы, Платон Тарасович, ту спелую дуру. Кречет поморщился, он общался не только со спелыми дурами, но лишь пожал плечами: - Я что, я по благородному... Даже свет выключал, как было принято. А нас поимеют скоком, у всех на виду. Всей Европой! А то и всякими там япониями, мексиками и даже кореями... Не так ли, Степан Бандерович?.. Что вы там стоите у дверей, как сирота? Коломиец развел руками: - Да подевреиваю Когана. Вопрос к нему есть, а у него живот схватило, убежал... - Под... под... чего? - не понял Кречет. Коломиец огляделся по сторонам, приглушил голос: - Не могу же сказать, что поджидаю? Как-то неловко по отношению к коллеге. Вдруг обидится? Не скажет, но обидится? С министром финансов шутки плохи! Вдруг зарплату задержит, как шахтеру?.. А с НАТО вы гадостно правы, Платон Тарасович. Серость и тупость наступают по всему миру. Чего стоит, когда НАТО высаживается то в Африке, то в Сербии, то в Албании!.. Да, волнения утихают, наступает покой... Не скажу - могильный, но покой сытого тупого скота со жвачкой во рту. Американский покой, силой навязанный всему миру!.. Беда в том, что таких же ленивых в любом народе все же большинство. А большинству без разницы какая власть, какая вера, как Отечество называется на этот раз... Лишь бы жвачка, лишь бы работать поменьше, а получать побольше. Меня страшит, что и у нас, в России, если поставить этот вопрос на голосование... на референдум, как теперь говорят, то простой народ может проголосовать за то, чтобы отдать всю страну Америке, просить ее высадить у нас миротворческие силы!.. Мол, и при демократах голодаем так же, как голодали при коммунистах. Авось, хоть американцы наведут порядок!.. Забыли, что наводить порядок призывали еще Рюрика, а потом то немцев, то французов, то евреев... От стола справа донесся мощный вздох Яузова: - От коганов все беды! Кстати, где он носится? Глава 32 В дверь заглянула Марина: - Кленовичичевского пустить? Кречет поморщился: - Что-то зачастил. - У вас к нему какое-то особое расположение, - сказала Марина. - Но если скажете, поставим его на общую очередь и только в часы приема. Кречет махнул рукой: - Ладно, зови. Он не наглый, не злоупотребляет. Он и так переламывает себя, ибо ходит просить не для себя, для других. Он из тех, кто для себя и щепки не возьмет. Я с любопытством наблюдал как Кленовичичевский вошел и приближался к столу всесильного президента, на лице смущение, что мешает государственным делам, в то же время убежденность в правоте, лагеря и перестройка только показали, что был прав он, а не президенты, тогда называемые генсеками, И сейчас его долг гражданина поправлять, подсказывать, даже терпеть окрики, но стараться на благо общества. - Что на этот раз? - поинтересовался Кречет. - Пираты, - виновато объяснил Кленовичичевский, словно пиратили его собственные сыновья. - Нас могут внести в черные списки стран, где государство совсем не борется с пиратством! А это значит санкции... Многих передернуло, санкции больно бьют и по богатым странам, а нищую вовсе прикончат. - Так уж плохо? - спросил Кречет. - Ужасно, - подтвердил Кленовичичевский. - Надо принять закон о пиратстве. Пираты, книжные или какие еще, самый большой бич нашего общества! Кречет устало заметил: - Послушать Когана, так самый большой бич - отсутствие финансов, послушать Яузова - проклятые демократы и евреи, развалившие страну. А оказывается - пираты. - Но во всем мире... - Во всем мире пираты уже отпиратились и стали банкирами. А наши... Эти защитники демократии постепенно переходят на легальный бизнес. Коломиец дернулся в благородном возбуждении: - Защитники демократии? Мы не хотим с ними иметь ничего общего. Какие они защитники? Кречет видел, что все подняли головы, смотрят на него. Перевел взгляд на меня, едва заметно подморгнул, мол, буду ссылаться на ваши дикие суждения: - А кто, по-вашему, отстоял демократию, когда танки гэкачэпистов штурмовали Белый Дом? Кленовичичевский растерялся: - Но это всем известно... Демократы! Кречет горько засмеялся: - А истина-то лежит на поверхности! Да только замечать никто не желает. Именно книжные пираты, спасли демократию! Они отстояли Белый Дом! Уже не только Кленовичичевский смотрел ошарашенно, только я помалкивал, ибо Кречет цитировал мою статью в неприметном журнале для футурологов. - Не видите?.. Да разве с приходом перестройки и гласности хлеба или мяса стало больше? Или дешевле? Или товаров? Мы все обнищали, мы с хлеба на воду перебиваемся!.. Единственное, что улучшилось, заметьте - это книги. Да, всю жизнь по стране шел стон, что нельзя купить хорошую книгу. Обязательно надо было доставать по блату. Или покупать из-под полы у спекулянта на книжном рынке, рискуя, что тебя вместе с ним сцапает милиция! Не так? - Так, но... - Какие "но"? Книжные пираты завалили прилавки именно теми книгами, которые вы, и мы, всю жизнь мечтали купить! И Булгаков в любых количествах, Цветаева, Пастернак, Ахматова, Гумилев, высокая классика, и фантастика, и детектив, и порнуха, и ужастики... И все это, опять же всем известно, что немаловажно, книжные пираты ни рубля не запросили для этого у правительства. Обернулись сами, заняв деньги у населения на подписки, но сразу же насытили рынок!.. Только в этом и сказались рынок и демократия. Все остальное: дикие цены, разруха, пожрать нечего, старое донашиваем... да что там, все было против... кроме книг! - Ну да... - И этой капли свободы оказалось достаточно, чтобы перевесить все горы озлобленности из-за нищеты во всем остальном. Ибо люди, выходя на улицы, видели по книжным лоткам демократию в действии!.. Видели все: рабочие, инженеры, школьники, студенты, пенсионеры, солдаты, ворье... И, несмотря на то, что не было ни хлеба, ни мяса, ни молока, все равно голосовали за рынок, ибо видели его плоды!.. А эти плоды быстрее всех успели вырастить именно книжные пираты. Да, только благодаря им люди пошли защищать Белый Дом, ложились под танки! Не из-за пустых же обещаний сделать жизнь счастливой? Эти обещания слышим всю жизнь. Тем более, что обещания счастливой жизни при рынке раздают те же члены Политбюро КПСС, которые обещали коммунизм за двадцать лет, каждой советской семье отдельную квартиру к 2000-му году... А вот книги люди увидели. Обилие книг! Невероятное изобилие. И сравнительную дешевизну, ибо как цены ни кусались, но цены на книги упали до цен на пачку сигарет, даже до цены проезда на метро! Было ли так раньше? Коган уже вернулся, весь зеленый, как огурец, рожа унылая, но вслушивался с блестящими глазами, при первой же возможности вклинился: - С пиратами вы абсолютно правы!.. У них вообще есть склонность спасать державы. А вон Англию так вовсе вывели во владычицы морей! Но наш народ... Илья Парфенович, не надо корчить рожу, или это она у вас вообще такая... Наш русский народ впервые ощутил гордость, когда разрешили всякие там кооперативы. Представьте, что инженер после вуза лет десять должен был пахать, пока станет просто инженером, а еще десять - зав сектором. К пенсии он мог стать заведующим отделом. И вдруг - свобода! Открывай свои фирмы, называй себя хоть сразу управляющим, хоть директором, хоть... голова кружится - президентом! И неважно, что вся фирма - это он сам и его голодная кошка, но зато заказывает визитки и предлагает, где золотом написано "Генеральный директор" такой-то! Кречет кивнул: - Подлый прием, но удачный. Ни рубля не было затрачено на пропаганду, а массу энергичного народа, который на самом деле и определяет лицо страны, является зачинщиком всяких бунтов и переворотов, сразу привлек на свою сторону. Правда, теперь многие уже поняли, что звание генерального президента или генералиссимуса на хлеб не намажешь, но все же гордое звание остается... И остатки надежд... Так что, Аполлон Вячеславович, вы задумали стоящее и своевременное дело. Пираты были необходимы на каком-то отрезке времени, но теперь их надо переводить в легальный бизнес. Даже насильно, чтобы от налогов не увиливали. Разработайте проект, приносите. Кленовичичевский ушел, счастливый, что на этот раз все было принято сразу, без споров и крика, а Краснохарев сказал понимающе: - Мог бы и готовый взять... Хотя бы за основу! Ладно, создадим комитет по подготовке, несколько подкомитетов, начнут согласования, то же мне, а там пиратство безболезненно вырастет в бизнес. Меня другое интересует... Что скажет наш Илья Парфенович по поводу этих... что переводили свои копеечки за рубеж? У них там целые замки закуплены, золотые туалеты во всех квартирах. Глава ФСБ, не удивляясь неожиданному запросу, раскрыл свой лаптоп, но заглядывать не стал, заговорил тихим бесцветным голосом, от которого не только у меня по спине побежали мурашки: - При нынешнем развитии Интернета... никакая пластическая операция, никакое изменение внешности не позволит скрыться... Я уж не говорю о таком пустяке, что как ни меняй рожу, но кости черепа остаются все те же. А чтоб заполучить рентгеновский снимок, не обязательно глотать пыль больничных архивов. Достаточно пройти таможенный контроль или даже просто воспользоваться самолетом. Но теперь есть и более изощренное средство - Интернет! - Ну-ну, что это за штука? - спросил Краснохарев. - К примеру, человек едет на курорт. В компьютер, в целях лучшего обслуживания, заносят все привычки, вкусы, что предпочитает из меню на завтрак, что на обед, и т.д. и пр. Даже если кости черепа каким-то образом сумеет заменить, что пока невозможно, то с привычками и вкусами сложнее. Как ни скрывай, где-то да проскочит... А Интернет дает доступ к таким данным любому человеку. Вообще-то, Платон Тарасович, это такое тотальное наблюдение за человеком и обществом, что волосы встают дыбом! Кречет взглянул мельком: - Да у тебя и вставать-то нечему. - Не на голове, - обиделся Сказбуш. - Да и не обязательно волосы. Так что вот список... Кречет мельком взглянул на листок: - И что с ними? - Вот этот... у него счет в Швейцарии, выяснить не удалось, но не меньше ста миллионов долларов. Вчера умер от сердечного приступа. А этот... он на продаже армейского барахла хапнул полтораста миллионов, после чего скрылся в Нидерландах, вчера разбился в автокатастрофе. Всмятку. Этот, который третий снизу, был убит при ограблении в Ковентри... - Когда? - поинтересовался Кречет. - Сегодня утром, в восемь утра. Кречет взглянул на часы: - Гм, хорошо работает информация. Там еще без четверти восемь, а мы уже знаем, что стряслось. Сказбуш, смутившись, развел руками: - Никак не привыкну к этим часовым поясам. В запавших глазах Кречета блистало грозное веселье: - Какой-то мор на сбежавших за рубеж казнокрадов! Это крохи, конечно, но пусть другие чувствуют. Я не мой предшественник, у меня не поворуешь. И цацкаться не буду. Пусть потом на мою могилу наплюют правозащитники, но десяток-другой воров перестреляю без суда и следствия, хоть кто-то да присмиреет. Сказбуш мельком взглянул на грозного президента: - Да уже и так началось... Кого при задержании, кого при попытке к бегству. - Давно началось? Сказбуш развел руками: - Как стали известны результаты выборов президента. Кречет взглянул остро: - И что? - Это, конечно же, совпадение, - поспешно добавил Сказбуш, - я так, привязываюсь к событию, а не дате. Яузов прорычал: - Ничего, эту дату запомнят! Еще как запомнят. Мирошниченко прикрыл трубку ладонью: - Господин президент, посол на проводе. Говорит, дело очень срочное! Кречет смотрел подозрительно: - Звонок из Брюсселя? - Из Вашингтона. Кречет нехотя взял трубку: - Ну? В мембране послышался грубоватый размеренный голос посла: - Господин президент, здравствуйте. Похоже, у меня появилась надежда на радостную новость... - Только надежда? - Да, но если она оправдается, то намечается некоторый перелом... Тьфу-тьфу, что это я привычно осторожничаю! Не перелом, а как бы его назвать... Словом, из штаб-квартиры в Брюсселе дали понять, что готовы при некоторых условиях остановить продвижение НАТО к востоку... Кречет зло фыркнул: - При некоторых условиях? - Да, но мне конфиденциально дали понять, что условия эти минимальны... Более того, чисто символические. Я просто боюсь поверить! А от нас только требуется, чтобы в кратчайшее время состоялась ваша встреча на высшем уровне с главами государств... - Членов НАТО? - спросил Кречет подозрительно. - Ну да, дабы, так сказать, окончательно закрепить границы существующего мира. Злая усмешка осветила мрачное лицо генерала. - Господин посол, - сказал он ровно, - я благодарю за новость. Но пока что говорить о встрече не могу, занят. Так и передайте. Из трубки донеслось полузадушенное железными пальцами генерала: - Но, господин президент!.. - Так и передайте, - бросил Кречет уже строже. - Поговорим о встрече позже. Он опустил трубку на рычаг осторожно, словно опасаясь спугнуть удачу. Хотя, как я видел, это не удача, а успех. К которому Кречет карабкался, едва не теряя на каждом шагу шкуру. - Спешат, - сказал я осторожно. - А что это значит? - он умолк, давая договорить мне. - Вы знаете. - Все скромничаете! Не хотите сказать вслух, что пока все идет, как было предсказано в ваших работах... Значит, в их сценариях был предусмотрен и такой невероятный вариант. Иначе не отреагировали бы так быстро. - Невероятный для нас, - сказал я. - А они его учитывали... как самый опасный для себя. Я очнулся от дум, чувствуя некоторое неудобство. В салоне удобно, тепло, сухо, но за окном проплывают дома незнакомые, а улица выглядит как-то не так. Не сразу понял, что едем не привычной уже дорогой, а Володя держится несколько напряженно. В голове тут же прокрутились сцены из фильмов о похищениях, киллерах, террористах. Я спросил как можно будничнее: - А чего не по Тверской?.. Пробки или дорогу размыло? Он даже не шелохнул бровью. - Положено. - Почему? Простите, я человек гражданский... - Замечены передвижения, - произнес он так же буднично, как и я. - Маленькие такие подвижки... Ничего определенного, но никто не хочет ни на мину напороться, ни поймать пулю с крыши. - Ого, - сказал я, - настолько серьезно? - А что, думаете, если президентом Кречет, так и никто не решится? - Это Россия, - ответил я. - Здесь на все решаются. - Через Сретенку не проехать, - сказал он уже охотнее, - это точно. Там митинг, какого не знали со времен перестройки. Люди озверели, вот-вот вломятся через кремлевские ворота. - А со стороны Кузнецкого Моста? - Там разгулялись сторонники Русского единства. Вчера еще была драка с либералами. Их лидер объявил себя истинно православным, теперь бьется за святую церковь, как вчера бился за предоставление московских квартир депутатам. Лицо его было лицом молодого разочарованного старика, который повидал столько гадостей, что больше ничему не верит. Когда впереди показался памятник Долгорукому, я сказал: - Здесь и высади. - Но президент велел к самому дому... - Мой дом соседний. Не боись, еще светло, никто не обидит. Видишь, сколько везде милиции? Он хмыкнул, мол, как раз милиция и обидит, но смолчал. Футуролог с воза, кобыле легче. - Завтра во сколько? - спросил он, притормаживая. - Как обычно. Возле памятника Долгорукому толпа была впятеро больше, чем в прошлый раз. На душе было тревожно, слишком быстро язычники захватывали позиции, а церковь совершенно не борется, хотя тысячу лет тому залила кровью Киев, утверждая свою власть, а потом еще несколько сот лет искореняла язычество, капища жгла, а людей казнила... В прошлый раз было три оратора, теперь уже пятеро сменяли друг друга, новенькие были поувереннее, умелее в словесных баталиях, постепенно оттесняли зачинателя, перехватывая власть в новой складывающейся структуре. Правда, все те же крики о древности Руси, великой славе предков, арийском происхождении... Эх, ребята, мелькнуло у меня брезгливо-жалостливое. Не там ищете! Это сейчас доказываете друг другу, что вся цивилизация пошла из Руси, которая тогда называлась не Русью, а как-то по другому, скажем, Месопотамией или Вавилоном, что хетты - это хатты, предки славян, что троянцы - славяне, как и шумеры, но потом, с ростом своих же раскопок в книгах, поисках еще более древних корней, с разочарованием узнаете, что как ни крути, а немцы или арабы имеют более давнюю историю. А уж про евреев или ассирийцев и говорить нечего. Но силы уже уйдут, вам останется только признать свое поражение и угрюмо отойти в сторону. Но почему так заклинились на древних корнях? Разве не важнее, кем будут наши внуки, чем кем были наши деды? Брехня, что не зная прошлого, нельзя предвидеть будущее. Красивая фразочка, что с натяжкою была верна в эпоху, скажем, Древнего Рима. Тогда из прошлого древних египтян, мидийцев, греков можно было извлечь уроки. Те же восстания рабов, набеги варваров, хвостатая звезда в небе... Но в прошлом не было движения зеленых, атомного оружия, Интернета, всемирного телевидения и прочих штук, что так меняют жизнь. А кто не успеет, тот получает огрызок от яблока, как вон те идиоты, что подставили мне свою красотку. Я очнулся от невеселых дум, рядом подпрыгивали и кричали хвалу Сварогу крепкоплечие ребята. Коротко постриженные, в глазах отвага и желание отдать себя чему-нибудь высокому. Я поинтересовался: - А как насчет ислама, ребята? Один, постарше, даже не парняга, а солидный мужик лет сорока, оглядел меня с неприязнью: - На кой нам вера чернозадых? - Так Кречет берет ее не у чернозадых, - пояснил я. - У благородных арабов, что Синбады-мореходы и Али-бабы. Парни нас не слушали, а этот мужик отмахнулся рассеянно: - Нет, это не по нас... Арабы такие же семиты, как и эти, пархатые. Я внимательно посмотрел на него, все понял, сказал проникновенно, с отеческой укоризной: - Как ты не понимаешь... Прародитель евреев Авраам, старый и мерзкий богач, обманом поимел бедную, но красивую и благородную служанку, а потом подло выгнал из дому. Она ушла через пустыню, едва не погибла, прямо в жарких песках в муках родила, ребенка нарекла Измаилом, от него и пошел род арабов... наших арабов. Если тебе Христа жалко, то бедную мать еще жальче, а бедный ребеночек так мучился без воды в жаркой пустыне!.. Его глаза загорелись, он раздул грудь, а усы встопорщились воинственно. - Вот как? - сказал он мстительно. - Как они, подлые, поступили с нашей богородицей... как, говоришь, ее зовут? - Агарь, - подсказал я. - Агарь, - повторил он раздумчиво. - А чо, хорошее имя. И совсем не жидовское! Даже лучше, чем Мария. Ах они сволочи!.. Нашу мать-богородицу в пустыню!.. Беременную!.. Это почище, чем родить в яслях в богатом городе!.. Ах мерзавцы!.. Ах... Мужики!!! Идите сюды, я вам такое расскажу... Я поспешно отошел, затерялся в толпе, потом вышел к бровке тротуара. Непонятно зачем сделал это, скорее всего из простого хулиганства, что живет в каждом мужчине. А может потому, что люблю на ходу придумывать разные идеи, находить решения... Но беда наша в том, что вот так в шуточках может родится что-то страшноватое. Для тебя это только игра ума, сказал, посмеялся над дурнями и забыл, а на завтра можешь проснуться в мире, где придуманное тобой стало явью... Глава 33 Зло исчезло как понятие. Кинотеатры заполнены фильмами, где мафия благороднее полицейских, наемные убийцы - благородные герои, грабители - милые и добрые люди, проститутки нравственнее нормальных работающих женщин... Вряд ли все это можно объяснить происками мафии, что все купила и выпускает фильмы о себе как сама хочет, не всех режиссеров можно купить, дело в самой утрате ценностей... Но это касается только американских фильмов и книг, а также стада, что идет у них на веревке: мелких стран Европы да покоренной Японии. Но у нашей стране полное молчание об исламской культуре. Переводим вьетнамские романы, мамбоюмбиные, но только не тех стран с богатой и древнейшей культурой, где еще в обиходе понятия долга, чести, благородства, верности слову. Одним из признаний, что человек перестает карабкаться по крутой лестнице совершенствования стал гнуснейший по сути лозунг: принимайте меня таким, каков я есть! То есть, не требуйте от меня, чтобы я был лучше. Я хочу остаться таким, каков есть: в соплях, грязный, ленивый, учиться не хочу, утруждать себя ничем не желаю. Я просто хочу жить и все время получать удовольствия. Без усилий. Даром. Это после той системы воспитания человека, характерной для прошлых поколений! Системы, которая и дала взлет нынешней науки, техники, искусства... Но теперь пришло поколение, которое жаждет лишь пользоваться готовым. Не проливать семь потов, создавая ... Но это на Западе. На Востоке в силу медленности прогресса или более крепких нравственных устоев, та старая система еще сохранилась. Восток по большому счету прогрессивнее Запада, здесь говорю о США, что не имея корней богатой культуры, так и не поднялись к ней. Все эти творцы компьютеров, магнаты Голливуда - это все же те простые фермеры и землекопы, которые высадились на дикие земли американского континента. И запросы их такие же простые, как и раньше: выжить, поесть вволю, сделать баб как можно более доступными... А от умных книг голова болит! При слове "культура" рука к кольту не тянется, от нее просто отмахиваются, а то и удивленно поднимают брови: что, мол, вы получили со своей культурой? Ваш народ наше кино смотрит, наши компьютеры покупает, нашу жвачку жует... Размышляя, я открыл дверь, привычно отшатнулся к косяку, Хрюка налетела на меня мощно, прыгала и пыталась не то лизнуть в лицо, не то просилась на ручки. И тут же отбегала, словно звала к обеду, останавливалась и приглашающе виляла обрубком хвоста. - Что, чашку опрокинула? - поинтересовался я. Слова замерли у меня на языке. На кухне сидел огромный мужчина, поперек себя шире, в руках держал раскрытый пакет с фроликами. Видя мое остолбенелое лицо, объяснил словоохотливо: - Собака у вас, прелесть!.. Я вообще-то их побаиваюсь, но от вашей в восторге. Вот уж в самом деле друг человека. За моей спиной прозвучал другой голос, чуть ироничный: - Даже собаки предают... А что говорить о людях? Мужчина на полголовы выше меня, в плечах шире и массивнее, стоял в проходе, загораживая дверь на площадку. Руки его были в карманах плаща, это в такую-то жару, словно пальцы сжимали рукояти двух пистолетов. Я чувствовал, как сердце начинает колотится чаще, но страха не чувствовал, а только лихорадочно-дурацкое возбуждение. Хрюка бросилась от меня к мужчине с фроликами, он бросил ей еще пару колечек, сказал строго: - Все! Пришел хозяин. Если на то пошло, я вообще не имею права тебя кормить. Но и ты, если говорить уж правду, не должна брать у чужого человека. Хрюка виляла хвостиком, уверяя, что она в самом деле друг человека, особенно, если у того в руках коробка с фроликами. Я прошел на кухню, налил себе воды из кувшина с очистителем, с наслаждением выпил, только тогда повернулся к незнакомцам: - Полагаю, мне бесполезно спрашивать у вас удостоверения? Мужчина, который кормил Хрюку фроликами, засмеялся, показав в улыбке крупные редкие зубы: - Вы правы!.. Говорят, вы всегда правы, хотя сперва никто не верит. Ну, я, как видите, верю. Меня зовут Василием Васильевичем Васильевым... сейчас, по крайней мере. А это мой большой друг и коллега, Павел Викторович. Фамилия, как догадываетесь, тоже Иванов. С ударением на втором слоге. - Что угодно? - спросил я сухо. Сел у окна, потому что этот мерзавец сидел на моем любимом стуле. Тот, который назвался Ивановым, да еще с ударением на втором слоге, сел в проходе, руки были по-прежнему в карманах. Я насмешливо улыбался. Оба профессионалы, из бывших борцов или боксеров, каждый совладает с десятком таких, как я, да еще и запугает! Васильев сказал проникновенно: - Как вы догадываетесь, здоровые силы страны не оставляют вас своим вниманием. У него в самом деле был здоровый вид, только здоровье мы понимали по-разному. На широком, как сковорода, лице не видно не было ни одной мысли, ведь в здоровом теле - здоровый дух, но все знают, что на самом деле - одно из двух. Даже лоб закроешь одним мизинцем младенца, а близко посаженные глаза выбьешь одним пальцем. Как такой стреляет, надо же бинокулярное зрение? - Я слушаю, слушаю, - сказал я. - Вы вломились, чтобы что-то потребовать. Или напугать. Так говорите, пугайте. Или мне можно позвонить? - Куда? - поинтересовался Васильев. - В милицию, конечно. Васильев улыбнулся такой наивности. Мол, что такая мелочь, как милиция, когда мы из таких сфер, откуда даже на ФСБ плюем с высокого дерева, гадим с заоблачного насеста. - Рановато, - сказал он мягко. - А что, потом можно? - Когда уйдем, - ответил он и по моим глазам понял, что допустил промашку. Теперь знаю, что намеревались оставить меня в живых. Это не значит, что оставят в самом деле, но такое намерение было. - Если, конечно, придем к соглашению... - Сомневаюсь, - ответил я холодно. - Почему? - Я не буду иметь дело с людьми, которые вот так заходят в мою квартиру. Он развел руками: - Уж простите великодушно, мы в самом деле поступили не совсем вежливо. - Не совсем! - Но, согласитесь, у нас выбора не было. Поговорить с вами необходимо, а иначе к вам ни на какой козе не подъедешь. Я бросил с той же холодностью, сам удивляясь внезапному спокойствию: - На этой - тоже. - Как знать. Вы, такой противник тоталитарного режима, как решились сотрудничать с таким человеком? Я усмехнулся: - Можно подумать, что вы - демократы. - Демократы, - подтвердил он. - Куда большие, чем Кречет. Но и у демократов должны быть силовые службы, секретные службы, и так далее. Иначе, сомневаюсь, чтобы демократические системы Запада продержались хотя бы сутки! И как демократы, мы хотим больше знать о тайном кабинете Кречета. Вы сами, Виктор Александрович, отказались от более легкой возможности сотрудничать с нами... Краем глаза я уловил усмешку на квадратном лице второго. Правда, кисловатую. Возможно, он лично долго и старательно ставил видеокамеры, предвкушая километры жуткой порнухи. - Вы ошиблись, ребята, - сказал я сдержанно. - Я из старого вымирающего мира. Меня не купить, не запугать. Не потому, что я такой уж герой, а так воспитан... - Комсомолом? - переспросил иронически. - Временем, - ответил я холодно. - Вам не понять, сосунки. Это ваше "Не будь героем!", не для меня. Я могу подойти и дать любому из вас по роже. И плевать, что застрелите или покалечите. Останавливает меня лишь то, что я... просто не могу подойти и ударить просто так. Сдачу - другое дело. Не могу ударить даже мерзавцев, которые вторглись в мою квартиру и начинают издеваться. Но это будет скоро... Улыбка исчезла с лица Васильева. Я видел, как посерьезнел и Иванов. Васильев примиряюще вскинул руки: - В наши намерения не входит ссориться с вами, Виктор Александрович. Мы не гангстеры, не рэкетиры. Все, что мы хотим, сотрудничества... - Вы два мерзавца, - сказал я. - После того, как я понял, что вы такое и откуда, я просто сейчас вызову милицию. Я сделал движение к телефону. Иванов тут же опустил руку на трубку, а в руке Васильева неуловимо быстро возник пистолет. Большой, явно тяжелый, с удлиненным рылом. Черное дуло смотрело мне в лицо. - Я этого делать не советую, - сказал он. Лицо его искривилось, я с холодком понял, что все же выстрелит. Им нужно было мое сотрудничество, но если ни шантаж, ни прямая угроза не помогают, то, чтобы скрыть свой приход, им придется меня убить. - Стреляйте, - сказал я. - Вы - двое мерзавцев. Васильев пристально смотрел мне в лицо. - Я вижу, - заметил он, - вы не пугливы. - А чего пугаться? - ответил я мирно. - Я большую часть жизни прожил. Годом раньше, годом позже... Все мы умрем. И вы умрете, несмотря на молодость. И дети ваши умрут. Как и внуки. И нефть истощится, и Солнце погаснет, и Вселенная свернется так же просто, как и взорвалась. Так что, зная это, какая разница, что у вас в руках: пистолет или конфетка! Он смотрел пытливо, старался прочувствовать то, что сказал я, чтобы понять и настроиться на ту же волну разговора, и тут лицо начало бледнеть. Напарник смотрел на него с удивлением. А этот мотнул головой, сказал внезапно охрипшим голосом: - Да, если с позиций вечности... - С этих, - согласился я. - Тогда ваше бесстрашие понятно. Оно есть равнодушие. Но при таком равнодушии... не все ли равно вам, кто победит в нашей мелкой микробной борьбе на крохотном глиняном шарике, что несется через бездны космоса? Пистолет чуть опустился, но все равно следил за каждым моим движением. Глупо, они и без пистолетов могли справиться со мной, не отрывая глаз от телевизора. - Почти, - ответил я брезгливо. - Но вы меня задели, а это мне неприятно. Потому и ваши доводы я отвергаю заранее. Если пришли стрелять, стреляйте. Я вас запомнил, ребята. А у Кречета руки длинные. Оба чувствовали себя неуютно. Даже если я упаду с простреленной головой, то дело на этом не кончится. У Кречета в самом деле руки длинные. Он расценит как оскорбление, что убили его советника. И в любом случае воспримет как вызов. Всю страну, если надо, и Австралию перевернет, но их отыщет. Но самое главное, они должны были добиться моего согласия сотрудничать... - Виктор Александрович, - сказал Васильев почти умоляюще. - Да, я выстрелю, вы это знаете. И я это знаю. Но, как патриоты, мы не хотели бы терять такого выдающегося ученого, как вы! Я внимательно всмотрелся в его лицо: - Вы, случаем, не сын Веры Павловны? - Нет, - ответил он с недоумением и вместе с тем настороженно. - Гм, - протянул я разочарованно, - теперь я вижу, что вы в самом деле не ее сын... Он смутно ощутил что я его только что обозвал очень культурно и замысловато, не то сукиным сыном, не то похуже, но для меня важнее было определить его ай-кью. Васильев сказал мягко: - Виктор Александрович, вы уж простите, что пришлось вот так... Поверьте, мы компенсируем эти маленькие неудобства и волнения самым... скажем так, надлежащим образом. Просто вы не откликнулись на попытки завязать с нами контакты, нам пришлось действовать более настойчиво. Я с трудом наклонился, чтобы поправить шнурки, тяжело дышал. Когда я разогнулся, лицо мое устрашающе побагровело, а если учесть, что я к тому же изо всех сил задерживал дыхание и напрягал мышцы, вид у меня был таков, словно вот-вот хватит удар, и я скончаюсь прямо на месте. Он посмотрел на меня с беспокойством: - Вам ничего не нужно? Я принимаю валокордин, но на всякий случай ношу и чуть покрепче... Нет? Но только кивните, если понадобится. Так вот, Виктор Александрович, я представляю группу демократов, очень обеспокоенных за судьбу страны. Он выждал, ожидая реакции. Я пожал плечами: - Я должен ахнуть? Но сейчас любой грузчик или проститутка обсуждают как остановить НАТО, выплатить валютный долг, вернуть сверхдержаву. Нередко лучше депутатов. Он слегка улыбнулся: - Верно, верно. Но я должен был представиться? Как вы догадываетесь, мы ищем подходы не только к вам. Кречет уже закольцован нашими людьми. Глава государства - особый случай. Кречет к вам прислушивается особенно... Наши эксперты спешно прочли ваши труды, у них волосы встали дыбом. Вы в своих футурологических изысканиях зашли так далеко... - Правда? - Виктор Александрович, ваши работы опасны. Опасны тем что выглядят убедительно. Как выглядело убедительным сотни лет построение коммунизма... до тех пор, пока наконец не попытались его построить. К несчастью, это случилось в России. Я патриот, Виктор Александрович, и тоже предпочел бы, чтобы его попытались построить в США! Тогда бы это они сейчас лизали нам ноги, а в своих валютных киосках меняли деревянные доллары на рубль десять тысяч к одному. Ваши книги не переведены на английский? - На англицский нет, - ответил я. - Жаль... Иван Иванович, - обратился он ко второму, - может отстегем пару миллионов долларов на перевод и издание трудов господина Никольского в США. Массовым тиражом. Авось, клюнут, начнут экспериментировать с экономикой, моралью, политикой... Он улыбался, но в голосе звучала надежда. Я с некоторым сочувствием подумал, что он в самом деле патриот и дерется не ради денег. Денег уже нахапал, а то и просто приватизировал при перестройке пару-другую алмазных или золотых приисков. Иванов без улыбки покачал головой: - Не пройдет. - Деньги же есть! - Деньги что, но как будто вы не знаете Америку. Васильев вздохнул, плечи опустились: - Увы, знаю... Практичный народ. На небо и не смотрят, раз из звезд нельзя делать доллары. А под ноги - да, цент можно найти. А если русский прошел, то и сотенную... Да, ваши работы опасны только для нашего сумасшедшего народа. Пытались построить коммунизм, могут и еще что-то учудить... А нам, Виктор Александрович, хочется спасти страну! Я не стал напоминать, что страну спасают все. Еще никто не признался, что хочет ее погубить. Но страна почему-то тонет все быстрее. Он понял, развел в стороны широкие белые ладони: - Понимаю, это неубедительно. Давайте зайдем с другого конца. Для постепенных реформ без потрясений нужна спокойная страна. Я сам прочел ваши труды, где вы убедительно доказывали, что такие вроде бы устаревшие понятия, как честь и достоинство необходимы для выживания рода человеческого. Но с другой стороны, возрастает и опасность со стороны гордых людей! В то время как приземленными народами, которые уже забыли такие понятия, управлять гораздо легче. Они понятнее, предсказуемее. В то же время они так же изобретают, совершают научные открытия, строят самые лучшие в мире компьютеры... которые жадно покупают гордые народы, они запускают ракеты к Марсу, они живут счастливо и, повторяю, предсказуемо. Это жизненно важно как для полиции, так и для правительства. Такой народ проще вести по пути прогресса, ибо его не заботит ничего, кроме желудка и тех органов, что ниже. Я заметил: - Вы же сами презираете такие народы. - Я русский, - печально улыбнулся он. - Конечно же, в какой-то мере презираю... Но я политик, я хочу, я просто жажду, чтобы мой народ догнал западные, встал с ними в ряд... Что делать, в нашем мире побеждают прагматики, а не романтики. Презираемые прагматики... нет, уже не презираемые. Прагматик с толстым бумажником выглядит убедительнее в глазах любой женщины. Романтики хороши на час, но жить предпочитают с прагматиками. Я слушал невнимательно, доводы давно известны, только облекает в разные формы, а повторяет все то же: - Если я откажусь, - спросил я прямо, - меня убьют?