гайки. Шестипалый с трудом подтащил два тяжеленных предмета к ногам Затворника. - Вот так. Теперь просунь концы рук в отверстия. Шестипалый сделал и это. - А теперь поднимай и опускай руки вверх-вниз... Вот так. Через минуту Шестипалый устал до такой степени, что не мог сделать больше ни одного маха, как ни старался. - Все, - сказал он, опустил руки, и гайки повалились на пол. - Теперь посмотри, как делаю я, - сказал Затворник и надел на каждую руку по пять гаек. Несколько минут он продержал руки разведенными в стороны и, казалось, совершенно не устал. - Ну как? - Здорово, - выдохнул Шестипалый. - А почему ты держишь их неподвижно? - С какого-то момента в этом упражнении появляется одна трудность. Потом ты поймешь, что я имею в виду, - ответил Затворник. - А ты уверен, что так можно научиться летать? - Нет. Не уверен. Наоборот, я подозреваю, что это бесполезное занятие. - А зачем тогда оно нужно? Если ты сам знаешь, что это бесполезно? - Как тебе сказать. Потому что кроме этого я знаю много других вещей, и одна из них вот какая: если ты оказался в темноте и видишь хотя бы самый слабый луч света, ты должен идти к нему, вместо того чтобы рассуждать, имеет смысл это делать или нет. Может, это действительно не имеет смысла. Но просто сидеть в темноте не имеет смысла в любом случае. Понимаешь, в чем разница? Шестипалый промолчал. - Мы живы до тех пор, пока у нас есть надежда, - сказал Затворник. - А если ты ее потерял, ни в коем случае не позволяй себе догадаться об этом. И тогда что-то может измениться. Но всерьез надеяться на это ни в коем случае не надо. Шестипалый почувствовал некоторое раздражение. - Все это замечательно, - сказал он, - но что это значит реально? - Реально для тебя это значит, что ты каждый день будешь заниматься с этими гайками, пока не будешь делать так же, как я. А для меня это значит, что я буду следить за тобой так, будто для меня твои успехи и правда важны. - Неужели нет какого-нибудь другого занятия? - спросил Шестипалый. - Есть, - ответил Затворник. - Можно готовиться к решительному этапу. Но в этом случае тебе придется действовать одному. 6 - Слушай, Затворник, ты все знаешь - что такое любовь? - Интересно, где ты услыхал это слово? - спросил Затворник. - Да когда меня выгоняли из социума, кто-то спросил, люблю ли я что положено. Я сказал, что не знаю. И потом, Одноглазка сказала, что очень тебя любит, а ты - что любишь ее. - Понятно. Знаешь, я тебе вряд ли объясню. Это можно только на примере. Вот представь себе, что ты упал в бочку с водой и тонешь. Представил? - Угу. - А теперь представь, что ты на секунду высунул голову, увидел свет, глотнул воздуха и что-то коснулось твоих рук. И ты за это схватился и держишься. Так вот, если считать, что всю жизнь тонешь (а так это и есть), то любовь - это то, что помогает тебе удерживать голову над водой. - Это ты про любовь к тому, что положено любить? - Не важно. Хотя, в общем, то, что положено, можно любить и под водой. Что угодно. Какая разница, за что хвататься, - лишь бы это выдержало. Хуже всего, если это кто-то другой, - он, видишь ли, всегда может отдернуть руку. А если сказать коротко, любовь - это то, из-за чего каждый находится там, где он находится. Исключая, пожалуй, мертвых... Хотя... - По-моему, я никогда ничего не любил, - перебил Шестипалый. - Нет, с тобой это тоже случалось. Помнишь, как ты проревел полдня, думая о том, кто помахал тебе в ответ, когда нас сбрасывали со стены? Вот это и была любовь. Ты ведь не знаешь, почему он это сделал. Может, он считал, что издевается над тобой куда тоньше других. Мне лично кажется, что так оно и было. Так что ты вел себя очень глупо, но совершенно правильно. Любовь придает смысл тому, что мы делаем, хотя на самом деле его нет. - Так что, любовь нас обманывает? Это что-то вроде сна? - Нет. Любовь - это что-то вроде любви, а сон - это сон. Все, что ты делаешь, ты делаешь только из-за любви. Иначе ты просто сидел бы на земле и выл от ужаса. Или отвращения. - Но ведь многие делают то, что делают, совсем не из-за любви. - Брось. Они ничего не делают. - А ты что-нибудь любишь, Затворник? - Люблю. - А что? - Не знаю. Что-то такое, что иногда приходит ко мне. Иногда это какая-нибудь мысль, иногда гайки, иногда ветер. Главное, что я всегда узнаю это, как бы оно ни наряжалось, и встречаю его тем лучшим, что во мне есть. - Чем? - Тем, что становлюсь спокоен. - А все остальное время ты беспокоишься? - Нет. Я всегда спокоен. Просто это лучшее, что во мне есть, и когда то, что я люблю, приходит ко мне, я встречаю его своим спокойствием. - А как ты думаешь, что лучшее во мне? - В тебе? Пожалуй, это когда ты молчишь где-нибудь в углу и тебя не видно. - Правда? - Не знаю. Если серьезно, ты можешь узнать, что лучшее в тебе, по тому, чем ты встречаешь то, что полюбил. Что ты чувствовал, думая о том, кто помахал тебе рукой? - Печаль. - Ну вот, значит, лучшее в тебе - твоя печаль, и ты всегда будешь встречать ею то, что любишь. Затворник оглянулся и к чему-то прислушался. - Хочешь на богов поглядеть? - неожиданно спросил он. - Только, пожалуйста, не сейчас, - испуганно ответил Шестипалый. - Не бойся. Они тупые. Ну гляди же, вон они. По проходу мимо конвейера быстро шли два огромных существа - они были так велики, что их головы терялись в полумраке где-то под потолком. За ними шагало еще одно похожее существо, только пониже и потолще, - оно несло в руке сосуд в виде усеченного конуса, обращенного узкой частью к земле. Двое первых остановились недалеко от того места, где сидели Затворник с Шестипалым, и стали издавать низкие рокочущие звуки ("Говорят", - догадался Шестипалый), а третье существо подошло к стене, поставило сосуд на пол, обмакнуло туда шест с щетиной на конце и провело по грязно-серой стене свежую грязно-серую линию. Запахло чем-то странным. - Слушай, - еле слышно прошептал Шестипалый, - а ты говорил, что знаешь их язык. Что они говорят? - Эти двое? Сейчас. Первый говорит: "Я выжрать хочу". А второй говорит: "Ты больше к Дуньке не подходи". - А что такое "Дунька"? - Область мира такая. - А... А что первый хочет выжрать? - Дуньку, естественно, - подумав, ответил Затворник. - А как он выжрет область мира? - На то они и боги. - А эта, толстая, что она говорит? - Она не говорит, а поет. О том, что после смерти хочет стать ивою. Моя любимая божественная песня, кстати. Как-нибудь я тебе ее спою. Жаль только, я не знаю, что такое ива. - А разве боги умирают? - Еще бы. Это их основное занятие. Двое пошли дальше. "Какое величие!" - потрясенно думал Шестипалый. Тяжелые шаги богов и их низкие голоса стихли; наступила тишина. Сквозняк крутил пыль над кафельными плитами пола, и Шестипалому казалось, что он смотрит с невообразимо высокой горы на раскинувшуюся внизу странную каменную пустыню, над которой миллионы лет происходит одно и то же: несется ветер, и в нем летят остатки чьих-то жизней, выглядящие издалека соломинками, бумажками, щепками или еще как-то. "Когда-нибудь, - думал Шестипалый, - кто-то другой будет смотреть отсюда вниз и подумает обо мне, не зная сам, что думает обо мне. Так же, как я сейчас думаю о ком-то, кто чувствовал то же самое, что и я, Бог весть когда. В каждом дне есть точка, которая скрепляет его с прошлым и будущим. До чего же печален этот мир..." - Но в нем есть что-то такое, что оправдывает самую грустную жизнь, - сказал вдруг Затворник. "Стать бы после сме-е-е-рти и-и-вою", - протяжно и тихо пела толстая богиня у ведра с краской; Шестипалый, положив голову на локоть, испытывал печаль, а Затворник был совершенно спокоен и глядел в пустоту словно поверх тысяч невидимых голов. 7 За то время, пока Шестипалый занимался с гайками, целых десять миров ушло в Цех номер один. Что-то скрипело и постукивало за зелеными воротами, что-то происходило там, и Шестипалый, только подумав об этом, покрывался холодным потом и начинал трястись - но именно это и придавало ему силы. Его руки заметно удлинились и усилились - теперь они были такими же, как у Затворника. Но пока это ни к чему не привело. Единственное, что знал Затворник, - это то, что полет осуществляется с помощью рук, а что он собой представляет, было неясно. Затворник считал, что это особый способ мгновенного перемещения в пространстве, при котором нужно представить себе то место, куда хочешь попасть, а потом дать рукам мысленную команду перенести туда все тело. Целые дни он проводил в созерцании, пытаясь перенестись хоть на несколько шагов, но ничего не выходило. - Наверно, - говорил он Шестипалому, - наши руки еще недостаточно сильны. Надо продолжать. Однажды, когда Затворник и Шестипалый, сидя в куче тряпок между ящиками, вглядывались в сущность вещей, случилось крайне неприятное событие. Вокруг стало чуть темнее, и когда Шестипалый открыл глаза, перед ним маячило огромное небритое лицо какого-то бога. - Ишь, куда забрались, - сказало оно, а затем огромные грязные руки схватили Затворника и Шестипалого, вытащили из-за ящиков, с невероятной скоростью перенесли через огромное пространство и бросили в один из миров, уже не очень далеких от Цеха номер один. Сначала Затворник и Шестипалый отнеслись к этому спокойно и даже с некоторой иронией - они устроились возле Стены Мира и принялись готовить себе убежища души, - но бог вдруг вернулся, вытащил Шестипалого, поглядел на него внимательно, удивленно чмокнул губами, а потом обмотал ему лапку куском липкой синей ленты и кинул его обратно. Через несколько минут подошло сразу несколько богов - они достали Шестипалого и принялись его рассматривать по очереди, издавая возгласы восторга. - Не нравится мне это, - сказал Затворник, когда боги наконец вернули Шестипалого на место и ушли, - плохо дело. - По-моему, тоже, - ответил перепуганный Шестипалый. - Может, лучше снять эту дрянь? И он показал на синюю ленту, обмотанную вокруг его ноги. - Лучше пока не снимай, - сказал Затворник. Некоторое время они мрачно молчали, а потом Шестипалый сказал: - Это все из-за шести пальцев. Ну убежим мы отсюда - так ведь они нас теперь искать будут. Про ящики они знают. А где-нибудь еще можно спрятаться? Затворник помрачнел еще больше, а потом вместо ответа предложил сходить в здешний социум, чтобы развеяться. Но оказалось, что со стороны далекой кормушки-поилки к ним уже движется целая депутация. Судя по тому, что, не дойдя шагов двадцать до Затворника и Шестипалого, идущие им навстречу повалились наземь и дальше стали двигаться ползком, у них были серьезные намерения. Затворник велел Шестипалому отойти назад и пошел выяснить, в чем дело. Вернувшись, он сказал: - Такого я действительно никогда не видел. У них тут, похоже, религиозная община. Во всяком случае, они видели, как ты общаешься с богами, и теперь считают тебя пророком, а меня - твоим учеником или чем-то вроде этого. - Ну и что теперь будет? Чего они хотят? - Зовут к себе. Говорят, какая-то стезя выпрямлена, что-то увито и так далее. Я ничего не понял, но, думаю, пойти стоит. - Пошли, - безразлично пожал плечами Шестипалый. Его томили мрачные предчувствия. По дороге было сделано несколько навязчивых попыток понести Затворника на руках, и избежать этого удалось с большим трудом. К Шестипалому никто не смел не то что приблизиться, а даже поднять на него взгляд, и он шел в центре большого круга пустоты. По прибытии Шестипалого усадили на высокую горку соломы, а Затворник остался у ее основания и погрузился в беседу со здешними первосвященниками, которых было около двадцати, - их легко было узнать по обрюзгшим толстым лицам. Затем он благословил их и полез на горку к Шестипалому, у которого было так погано на душе, что он даже не ответил на ритуальный поклон Затворника, что, впрочем, выглядело для паствы вполне естественно. Выяснилось, что все давно ждали прихода мессии, потому что приближающийся решительный этап, называвшийся здесь Великим Судом, уже долгое время волновал народные умы, а первосвященники настолько разъелись и обленились, что на все обращенные к ним вопросы отвечали коротким кивком в направлении неба. Так что появление Шестипалого с учеником оказалось очень кстати. - Ждут проповеди, - сообщил Затворник. - Ну так наплети им что-нибудь, - буркнул Шестипалый. - Я ведь дурак дураком, сам знаешь. На слове "дурак" голос у него задрожал, и вообще было видно, что он вот-вот заплачет. - Они меня съедят, боги эти, - сказал он. - Я чувствую. - Ну-ну. Успокойся, - сказал Затворник, повернулся к толпе у горки и принял молитвенную позу: задрал кверху голову и воздел руки. - Эй, вы! - закричал он. - Скоро все в ад пойдете. Вас там зажарят, а самых грешных перед этим замаринуют в уксусе. Над социумом пронесся вздох ужаса. - Я же, по воле богов и их посланца, моего господина, хочу научить вас, как спастись. Для этого надо победить грех. А вы хоть знаете, что такое грех? Ответом было молчание. - Грех - это избыточный вес. Греховна ваша плоть, ибо именно из-за нее вас поражают боги. Подумайте: что приближает ре... Великий Суд? Да именно то, что вы обрастаете жиром. Ибо худые спасутся, а толстые нет. Истинно так: ни один костлявый и синий не будет ввергнут в пламя, а толстые и розовые будут там все. Но те, кто будет отныне и до Великого Суда поститься, обретут вторую жизнь. Ей, Господи! А теперь встаньте и больше не грешите. Но никто не встал - все лежали на земле и молча глядели: кто на размахивающего руками Затворника, кто в пучину неба. Многие плакали. Пожалуй, речь Затворника не понравилась только первосвященникам. - Зачем ты так, - шепнул Шестипалый, когда Затворник опустился на солому, они же тебе верят. - А я что, вру? - ответил Затворник. - Если они сильно похудеют, их отправят на второй цикл откорма. А потом, может, и на третий. Да Бог с ними, давай лучше думать о своих делах. 8 Затворник часто говорил с народом, обучая, как придавать себе наиболее неаппетитный вид, а Шестипалый большую часть времени сидел на своей соломенной горке и размышлял о природе полета. Он почти не участвовал в беседах с народом и только иногда рассеянно благословлял подползавших к нему мирян. Бывшие первосвященники, которые совершенно не собирались худеть, глядели на него с ненавистью, но ничего не могли поделать, потому что все новые и новые боги подходили к миру, вытаскивали Шестипалого, разглядывали его и показывали друг другу. Один раз среди них оказался даже сопровождаемый большой свитой обрюзгший седенький старичок, к которому остальные боги относились с крайним почтением. Старичок взял его на руки, и Шестипалый злобно нагадил ему прямо на холодную трясущуюся ладонь, после чего был довольно грубо водворен на место. А по ночам, когда все засыпали, они с Затворником продолжали отчаянно тренировать свои руки - чем меньше они верили в то, что это к чему-нибудь приведет, тем яростней становились их усилия. Руки у них выросли до такой степени, что заниматься с железками, на которые Затворник разобрал кормушку-поилку (в социуме все постились и выглядели уже почти прозрачными), больше не было никакой возможности - стоило чуть взмахнуть руками, как ноги отрывались от земли и приходилось прекращать упражнение. Это было той самой сложностью, о которой Затворник в свое время предупреждал Шестипалого, но ее удалось обойти - Затворник знал, как укреплять мышцы статическими упражнениями, и научил этому Шестипалого. Зеленые ворота уже виднелись за Стеной Мира, и, по подсчетам Затворника, до Великого Суда остался всего десяток затмений. Боги не особенно пугали Шестипалого - он успел привыкнуть к их постоянному вниманию и воспринимал его с брезгливой покорностью. Его душевное состояние пришло в норму, и он, чтобы хоть как-то развлечься, начал выступать с малопонятными темными проповедями, которые буквально потрясали паству. Однажды он вспомнил рассказ Одноглазки о подземной вселенной и в порыве вдохновения описал приготовление супа для ста шестидесяти демонов в зеленых одеждах в таких мельчайших подробностях, что под конец не только сам перепугался до одури, но и сильно напугал Затворника, который в начале его речи только хмыкал. Многие из паствы заучили эту проповедь наизусть, и она получила название "Откровения Синей Ленточки" - таково было сакральное имя Шестипалого. После этого даже бывшие первосвященники бросили есть и целыми часами бегали вокруг полуразобранной кормушки-поилки, стремясь избавиться от жира. Поскольку и Затворник и Шестипалый ели каждый за двоих, Затворнику пришлось сочинить специальный догмат о непогрешимости, который быстро пресек разные разговоры шепотом. Но если Шестипалый после пережитого потрясения быстро вошел в норму, то с Затворником начало твориться что-то неладное. Казалось, депрессия Шестипалого перешла к нему, и с каждым часом он становился все замкнутей. Однажды он сказал Шестипалому: - Знаешь, если у нас ничего не выйдет, я поеду вместе со всеми в Цех номер один. Шестипалый открыл было рот, но Затворник остановил его: - А поскольку у нас наверняка ничего не выйдет, это можно считать решенным. Шестипалый вдруг понял: то, что он только что собирался сказать, было совершенно лишним. Он не мог переменить чужого решения, а мог только выразить свою привязанность к Затворнику - что бы он ни сказал, смысл был бы именно таким. Раньше он наверняка не удержался бы от массы ненужной болтовни, но за последнее время что-то в нем изменилось. И в ответ он просто кивнул головой, отошел в сторону и погрузился в размышления. Вскоре он вернулся и сказал: - Я тоже поеду вместе с тобой. - Нет, - сказал Затворник, - ты ни в коем случае не должен этого делать. Ты теперь знаешь почти все, что знаю я. И ты обязательно должен остаться жить и найти себе ученика. Может быть, хотя бы он приблизится к умению летать. - Ты хочешь, чтобы я остался один? - раздраженно спросил Шестипалый. - С этим быдлом? И он показал на простершуюся на земле при начале беседы пророков паству: одинаковые дрожащие изможденные тела закрывали собой почти все видимое пространство. - Они не быдло, - сказал Затворник, - они больше походят на детей. - На умственно отсталых детей, - добавил Шестипалый. - К тому же с массой врожденных пороков. Затворник с ухмылкой поглядел на его ноги. - Интересно, а ты помнишь, каким был ты сам до нашей встречи? Шестипалый задумался и смутился. - Нет, - наконец сказал он, - не помню. Честное слово, не помню. - Ладно, - сказал Затворник, - поступай как знаешь. На этом разговор прекратился. Дни, оставшиеся до конца, летели быстро. Однажды утром, когда паства еще только продирала глаза, Затворник и Шестипалый заметили, что зеленые ворота, еще вчера казавшиеся такими далекими, нависают над самой Стеной Мира. Они переглянулись, и Затворник сказал: - Сегодня мы сделаем нашу последнюю попытку. Последнюю потому, что завтра ее уже некому будет делать. Наши руки так разрослись, что мы не можем даже помахать ими в воздухе - нас сбивает с ног. Поэтому сейчас мы отправимся к Стене Мира, чтобы нам не мешал этот гомон, а оттуда попробуем перенестись на купол кормушки-поилки. Если нам это не удастся, тогда попрощаемся с миром. - Как это делается? - по привычке спросил Шестипалый. Затворник с удивлением поглядел на него. - Откуда я знаю, как это делается, - сказал он. Пастве было сказано, что пророки идут общаться с богами. Скоро Затворник и Шестипалый были уже возле Стены Мира, где уселись, прислонясь к ней спиной. - Помни, - сказал Затворник, - надо представить себе, что ты уже там, и тогда... Шестипалый закрыл глаза, сосредоточил все свое внимание на руках и стал думать о резиновом шланге, подходившем к крыше кормушки-поилки. Постепенно он вошел в транс, и у него появилось четкое ощущение, что этот шланг находится совсем рядом с ним - на расстоянии вытянутой руки. Раньше, представив себе, что он уже попал туда, куда хотел перелететь, Шестипалый спешил открыть глаза, и всегда оказывалось, что он сидит там же, где сидел. Но сегодня он решил попробовать нечто новое. "Если медленно сводить руки, - подумал он, - так, чтобы шланг оказался между ними, что тогда?" Осторожно, стараясь сохранить достигнутую уверенность, что шланг совсем рядом, он стал сближать руки. И когда они, сойдясь в месте, где перед этим была пустота, коснулись шланга, он не выдержал и изо всех сил завопил: - Есть! - и открыл глаза. - Тише, дурак, - сказал стоящий перед ним Затворник, чью ногу он сжимал. - Смотри. Шестипалый вскочил на ноги и обернулся. Ворота Цеха номер один были раскрыты, и их створки медленно проплывали по бокам и сверху. - Приехали, - сказал Затворник. - Пошли назад. На обратном пути они не сказали ни слова. Лента транспортера двигалась с той же скоростью, с какой шли Затворник и Шестипалый, только в другую сторону, и поэтому всю дорогу вход в Цех номер один был там, где они находились. А когда они дошли до своих почетных мест возле кормушки-поилки, вход накрыл их и поплыл дальше. Затворник подозвал к себе кого-то из паствы. - Слушай, - сказал он. - Только спокойно! Иди и скажи остальным, что наступил Великий Суд. Видишь, как потемнело небо? - А что теперь делать? - спросил тот с надеждой. - Всем сесть на землю и сделать вот так, - сказал Затворник и закрыл руками глаза. - И не подглядывать, иначе мы ни за что не ручаемся. И чтоб тихо. Сперва все-таки поднялся гомон. Но он быстро стих - все уселись на землю и сделали так, как велел Затворник. - Ну что, - сказал Шестипалый, - давай прощаться с миром? - Давай, - ответил Затворник, - ты первый. Шестипалый встал, оглянулся по сторонам, вздохнул и сел на место. - Все? - спросил Затворник. Шестипалый кивнул. - Теперь я, - поднимаясь сказал Затворник, задрал голову и закричал изо всех сил: - Мир! Прощай! 9 - Ишь, раскудахтался, - сказал громовой голос. - Который? Этот, что квохчет, что ли? - Не, - ответил другой голос. - Рядом. Над Стеной Мира возникло два огромных лица. Это были боги. - Ну и дрянь, - сокрушенно заметило первое лицо. - Чего с ними делать, непонятно. Они же полудохлые все. Над миром пронеслась огромная рука в белом, заляпанном кровью и усеянном прилипшим пухом рукаве и тронула кормушку-поилку. - Семен, мать твою, ты куда смотришь? У них же кормушка сломана! - Цела была, - ответил бас. - Я в начале месяца все проверял. Ну что, будем забивать? - Нет, не будем. Давай включай конвейер, подгоняй другой контейнер, а здесь - чтоб завтра кормушку починил. Как они не передохли только... - Ладно. - А насчет этого, у которого шесть пальцев, - тебе обе лапки рубить? - Давай обе. - Я одну себе хотел. Затворник повернулся к внимательно слушающему, но почти ничего не понимающему Шестипалому. - Слушай, - прошептал он, - кажется, они хотят... Но в этот момент огромная белая рука снова метнулась по небу и сгребла Шестипалого. Шестипалый не разобрал, что хотел сказать Затворник. Ладонь обхватила его, оторвала от земли, потом перед ним мелькнула огромная грудь с торчащей из кармана авторучкой, ворот рубахи и, наконец, пара большущих выпуклых глаз, которые уставились на него в упор. - Ишь, крылья-то. Как у орла! - сказал небывалых размеров рот, за которым желтели бугристые зубы. Шестипалый давно привык находиться в руках у богов. Но сейчас от ладоней, которые его держали, исходила какая-то странная, пугающая вибрация. Из разговора он понял только, что речь идет не то о его руках, не то о ногах, а потом откуда-то снизу долетел сумасшедший крик Затворника: - Шестипалый! Беги! Клюй его прямо в морду! Первый раз за все время их знакомства в голосе Затворника звучало отчаяние. И Шестипалый испугался, до такой степени испугался, что все его действия приобрели сомнамбулическую безошибочность, - он изо всех сил клюнул вылупленный на него глаз и сразу стал с невероятной скоростью бить по потной морде бога руками с обеих сторон. Раздался рев такой силы, что Шестипалый воспринял его не как звук, а как давление на всю поверхность своего тела. Ладони бога разжались, а в следующий момент Шестипалый заметил, что находится под потолком и, ни на что не опираясь, висит в воздухе. Сначала он не понял, в чем дело, а потом увидел, что по инерции продолжает махать руками и именно они удерживают его в пустоте. Отсюда было видно, что представляет собой Цех номер один: это был огороженный с двух сторон участок конвейера, возле которого стоял длинный, в красных и коричневых пятнах, деревянный стол, усыпанный пухом и перьями, и лежали стопки прозрачных пакетов. Мир, где остался Затворник, выглядел просто большим прямоугольным контейнером, заполненным множеством неподвижных крохотных тел. Шестипалый не видел Затворника, но был уверен, что тот видит его. - Эй, - закричал он, кругами летая под самым потолком, - Затворник! Давай сюда! Маши руками как можно быстрей! Внизу, в контейнере, что-то замелькало и, быстро вырастая в размерах, стало приближаться - и вот Затворник оказался рядом. Он сделал несколько кругов вслед за Шестипалым, а потом закричал: - Садимся вон туда! Когда Шестипалый подлетел к квадратному пятну мутного белесого света, пересеченному узким крестом, Затворник уже сидел на подоконнике. - Стена, - сказал он, когда Шестипалый приземлился рядом, - светящаяся стена. Затворник был внешне спокоен, но Шестипалый отлично знал его и видел, что тот немного не в себе от происходящего. С Шестипалым происходило то же самое. И вдруг его осенило. - Слушай, - закричал он, - да ведь это и есть полет! Мы летали! Затворник некоторое время глядел на него, а потом кивнул головой. - Пожалуй, - сказал он. - Хоть это и слишком примитивно. Между тем беспорядочное мелькание фигур внизу несколько успокоилось, и стало видно, что двое в белых халатах удерживают третьего, зажимающего лицо рукой. - Сука! Он мне глаз выбил! Сука! - орал этот третий. - Что такое "сука"? - спросил Шестипалый. - Это способ обращения к одной из стихий, - ответил Затворник. - Собственного смысла это слово не имеет. Но нам сейчас, похоже, будет худо. - А к какой стихии он обращается? - спросил Шестипалый. - Сейчас увидим, - сказал Затворник. Пока Затворник произносил эти слова, бог вырвался из удерживавших его рук, кинулся к стене, сорвал красный баллон огнетушителя и метнул его в сидящих на подоконнике - он сделал это так быстро, что никто не сумел ему помешать, а Затворник с Шестипалым еле успели взлететь в разные стороны. Раздался звон и грохот. Огнетушитель, пробив окно, исчез, и в помещение ворвалась волна свежего воздуха - только после этого выяснилось, как там воняло. Стало неправдоподобно светло. - Летим! - заорал Затворник, потеряв вдруг всю свою невозмутимость. - Живо! Вперед! И, отлетев подальше от окна, он разогнался, сложил крылья и исчез в луче желтого горячего света, бившем из дыры в крашеном стекле, откуда дул ветер и доносились новые, незнакомые звуки. Шестипалый, разгоняясь, понесся по кругу. Последний раз внизу мелькнул восьмиугольный контейнер, залитый кровью стол и размахивающие руками боги - сложив крылья, он со свистом пронесся сквозь дыру. Сначала он на секунду ослеп - так ярок был свет. Потом его глаза привыкли, и он увидел впереди и вверху круг желто-белого огня такой яркости, что смотреть на него даже краем глаза было невозможно. Еще выше виднелась темная точка - это был Затворник. Он разворачивался, чтобы Шестипалый мог его догнать, и скоро они уже летели рядом. Шестипалый оглянулся - далеко внизу осталось огромное и уродливое серое здание, на котором было всего несколько закрашенных масляной краской окон. Одно из них было разбито. Все вокруг было таких чистых и ярких цветов, что Шестипалый, чтобы не сойти с ума, стал смотреть вверх. Лететь было удивительно легко - сил на это уходило не больше, чем на ходьбу. Они поднимались выше и выше, и скоро все внизу стало просто разноцветными квадратиками и пятнами. Шестипалый повернул голову к Затворнику. - Куда? - прокричал он. - На юг, - коротко ответил Затворник. - А что это? - спросил Шестипалый. - Не знаю, - ответил Затворник, - но это вон там. И он махнул крылом в сторону огромного сверкающего круга, только по цвету напоминавшего то, что они когда-то называли светилами.