м, как противником, от которого ничего хорошего ждать не приходилось. Не попытавшись убить американца, он рисковал быть обнаруженным им и погибнуть. Алекс решил рискнуть и напасть первым, но уступил противнику в уровне подготовки и все равно погиб. Что ж, война есть война. И что не сработало на пользу Алексу, что стоило ему жизни, играло на руку Дэвиду Келлсу, получившему кое-какие документы, сведения, а главное - идеи насчет того, как именно следует действовать, пробравшись на борт станции... x x x Дэвид поморгал и тряхнул головой, возвращая себя к реальности. Мертвые, остекленевшие глаза Алекса неподвижно глядели на него. - Извини, приятель, - буркнул Дэвид. - Так уж получилось. А кроме того, у меня нет ни времени, ни места для полноценной траурной церемонии с воинскими почестями. Подхватив труп, Дэвид подтащил его к приемному люку трюмового измельчителя-дезинтегратора. Это приспособление использовалось на межзвездных летательных аппаратах для измельчения, переработки и компактного складирования ненужной упаковки и всякого мусора, образовавшегося во время перелета в гиперпространстве. Зияющая пасть дезинтегратора жадно проглотила мертвое тело. Дэвид захлопнул люк и нажал кнопку пуска. Напевая про себя какую-то песенку, Келлс старался заглушить чавкающие звуки, сопровождающие перемалывание трупа Алекса в частицы молекулярного размера. Вернувшись к серферу, Дэвид облачился в форму русского прапорщика медицинской службы. Испорченный комбинезон, тоже, кстати, копирующий русскую форму, и другие вещи запихнул в пространство под ногами, вручную подвел серфер к люку мусоросбрасывателя. Загерметизировав торпеду, он переместился в тамбурную камеру, где плотным облаком висела пыль от переработанных отходов, накопившихся за время полета, включая на данный момент и Алекса. Система управления серфером-призраком активировалась автоматически. Схема управления и пульт были упрощены и облегчены до предела. Фактически вся система состояла из экрана с нанесенной на нем сеткой координат, управлявшегося движением глаз оператора. Сам же пассажир-оператор неподвижно лежал в торпеде - руки по швам, ноги упираются в рюкзак с оборудованием. Потянулись минуты ожидания, которые Дэвид использовал, чтобы дезактивировать мозговую деятельность, свести ее к минимуму и тем самым обезопасить себя от нейродетекторов русской базы. Вскоре старшим помощником капитана была дана команда на очистку мусорных резервуаров. Так всегда делалось при подлете к космопорту или какой-либо пристани. Дама с приторно-сладким голоском перекинула тумблер, и в чреве корабля послышалось урчание - словно бурлили газы в животе страдающего гастритом великана. Через несколько секунд произошел выброс мусорной пыли в открытый космос. Лежа в коконе серфера-призрака, Дэвид ждал, пока раскроется парус, а тем временем разглядывал открывшуюся перед ним русскую космическую крепость. Хорошенько изучив татуировку на теле Алекса, он воспринимал панораму станции "Бородино" как нечто вполне знакомое и узнаваемое. Наконец парус полностью раскрылся и настроился на нужное течение межзвездного ветра. Легкий и хрупкий, серфер-прИзрак понесся к громаде космической крепости, подпрыгивая и качаясь в порывах огнедышащих ветров защитных заклинаний. Глава 19 Когда-то Дэвиду довелось прочесть книгу, в которой рассказывалось об одной маленькой рыбке с острыми шипастыми плавниками, обитающей в водах Амазонки. Большие млекопитающие, включая человека, были ее излюбленной добычей - не в качестве еды, а в роли удобного места для метания икры. В отличие от своих родственниц - пираний, промышлявших большими косяками, эта рыбка подкрадывалась к своей жертве в одиночку, выжидая, пока та целиком окунется в воду, чтобы охладиться, или ляжет в целебный ил, залечивая раны. Как бы огромна ни была жертва, какая бы толстая и прочная шкура ее ни защищала, у нее всегда было одно уязвимое место - задний проход. Детальное описание того, что предпринимала колючая рыбка, наметив себе жертву, никак нельзя было назвать развлекательным чтивом. Несмотря на это, думая на подлете к станции "Бородино" о коварной амазонской хищнице, Дэвид Келлс от души хохотал. Серфер-призрак держал курс на сектор вторичной переработки. С одной из сторон станции в Космос выходила огромного диаметра труба, сжимаемая механическими запорами, словно прямая кишка - мышцами сфинктера. Время от времени эта труба извергала в вакуум огромные кубические блоки органических отходов. Автоматические буксиры-мусоросборщики собирали эти блоки, отвердевшие в космическом холоде, стыковали их, а затем большой тягач-ассенизатор отбуксировывал "гирлянды" к мощной станции переработки. Там миллионы без устали трудящихся магических микробов шаг за шагом превращали отходы человеческой жизнедеятельности в сырье для изготовления пищи, напитков и воздуха. Такое место было первоклассным прикрытием. Прикрываясь мусорщиками, Дэвид подвел серфер к самой кромке выпускной трубы, диаметром во много раз превосходившей размер его крохотного парусника. Переждав некоторое время, слушая, как внушительно работают гигантские механизмы искусственных мышц, Дэвид выбрал момент и на всей возможной для серфера скорости бросился внутрь, в недра станции "Бородино". В этот миг амазонская хищница растопыривала шипы. Дэвид же, наоборот, убрал их, а точнее, сложил парус и вновь превратил серфер в серую торпеду. На небольшой экран перед его глазами выпущенные из шкатулки гремлины передавали отличное стереоизображение внутренностей огромной трубы. Торпеда пролетела мимо нескольких люков, высветившихся на экране красными метками, но все они были слишком малы. Затем затихшие было перерабатывающие машины и прессы вновь оживились. Дэвид начал беспокоиться. Подходящий по размеру люк в стенке трубы подвернулся ему как раз вовремя. Дэвид быстро отдал необходимые команды, которые гремлины тут же беспрекословно и точно исполнили. Торпеда серфера накрепко приклеилась к стенке трубы в нескольких дюймах от люка. Дэвид напоминал маленького рачка, прицепившегося к чудовищному брюху серого кита. В тот же миг мимо его хрупкого суденышка пронеслись несколько внушительных (размерами с пассажир- ский гравилет) блоков спрессованных, но еще не замерзших органических отходов. Внутри кокона-торпеды зажегся свет, и одновременно внутреннее покрытие корпуса серфера стало на глазах меняться: оно становилось все более эластичным и приняло форму человеческого тела, превратившись таким образом в индивидуальный скафандр. Экран с сеткой координат вплотную приблизился к лицу Дэвида. Поправив его, подвигав вправо-влево и вверх-вниз, Дэвид наконец получил то, что желал: прозрачный почти со всех сторон шлем, напоминающий антикварный шарообразный аквариум для разведения золотых рыбок. Шлем наглухо состыковался со скафандром, в нагрудном кармане которого оказалась и столь ценная для Дэвида вещь, как гремлин-шкатулка. Итак, Дэвид Келлс был готов продолжить движение к цели. Открыв кокон, Дэвид выбрался в безвоздушное пространство. В невесомости он двигался как человек, имеющий немалый опыт таких перемещений. Рюкзак с инструментами он закинул за спину даже с какой-то легкой небрежностью. Облегченный космический костюм был оборудован химическим регенератором воздуха, рассчитанным на работу в течение десяти минут. Ограничив себя таким образом во времени, Дэвид выиграл в размерах, маневренности и скрытности серфера-призрака, в котором не пришлось размещать полновесный, достаточно объемный и тяжелый скафандр. А кроме того, десять минут - это более чем достаточно, чтобы проникнуть внутрь станции. Сложнее будет уполовинить этот срок, чтобы иметь возможность выбраться обратно. "Если удастся дожить до того, чтобы понадобилось выбираться", - подумал Дэвид. Легкий смешок, вырвавшийся из груди, означал лишь потерю драгоценного воздуха. Но Дэвид не мог устоять против искушения хохотнуть или хотя бы усмехнуться. Так с ним бывало всегда: вместе с переходом в напряженное рабочее состояние повышалось и внутреннее напряжение его чувства юмора. Запорный механизм не представил для Келлса большой сложности. Вскоре облачко воздуха, вырвавшееся наружу и мгновенно осевшее на стене кристалликами снега, возвестило о достижении разгерметизации шлюзовой камеры. Дэвид вскрыл люк, проник внутрь и задраил люк за собой. Он понимал, что в эту минуту на одном из контрольных пультов вспыхнула красная лампочка, сигнализирующая об утечке воздуха, и если он не хочет повстречаться с ремонтной бригадой, ему следует как можно быстрее удирать отсюда. Всего проникновение через несколько шлюзов и тамбуров заняло у Дэвида значительно меньше четырех минут. Оказавшись и помещении с полноценной атмосферой, он разгерметизировал скафандр и, преодолев несколько темных коридоров и вентиляционных шахт, оказался в одном из складских помещений станции. Это было темное помещение со стеллажами-сотами, уходящими под потолок, плотно забитыми разными контейнерами, коробками и ящиками. С этого момента дело пошло уже не в столь быстром темпе. Даже используя гремлин-шкатулку, Дэвид потратил добрую четверть часа, чтобы обнаружить у балки-колонны перед входом на склад контрольно-связной терминал, который оказался загроможден штабелем контейнеров. Еще минут тридцать Келлс промучился, вскрывая защиту терминала. А затем... затем целый час ушел на то, чтобы крошечные шпионы-гремлины, покинув шкатулку, освоились в оптических сетях русской станции, избегая показываться на глаза борзым, гончим, легавым и просто сторожевым псам, охраняющим покой сети связи станции. Дело шло внешне неспешно, но через час с небольшим Дэвиду все же удалось подключиться к нескольким секторам станции "Бородино" - не самым засекреченным, но весьма важным для него сейчас. Это были хранилища литературы и технической документации, архив строевого отдела со списками личного состава, квартиръегерская служба и еще несколько отделов. Фактически, не опасаясь быть засеченным контрразведкой, Дэвид уже сейчас мог выяснить многое из того, что ему было нужно. Немало он уже мог и сделать, пользуясь доступом к этим хранилищам информации. Среди прочего Келлс выяснил местоположение госпиталя. Затем - данные о госпитальном медбрате Дмитрии Айзенберге. Получил Дэвид и список других имен и фамилий. Список этот начинался с Билли Иванова, а заканчивался Игорем Долговым. Ах да, последней включена в список находящихся на борту станции полковник Таня Лоусон. Неожиданно за спиной Дэвида отъехала в сторону дверная панель. Обернувшись, Келлс увидел в дверном проеме остолбеневшего русского мичмана из боцманской команды, уставившегося широко раскрытыми глазами на незнакомца, устроившего из информационного терминала месиво перепутанных, беспорядочно оборванных проводов и волоконных кабелей. Столбняк сменился праведным гневом. Переведя еще раз взгляд с Дэвида на вскрытый терминал и обратно, мичман побагровел и громогласно прорычал: - Да какого черта?! С переводом смысла этой фразы на английский трудностей у Дэвида не возникло Впрочем, слова эти стали последними, сказанными мичманом при жизни. Мгновение спустя Дэвид молниеносным движением воткнул ему пальцы в горло, сокрушая шейные позвонки и разрывая голосовые связки и артерии. Бьющееся в агонии тело Келлс осторожно опустил на пол. "Так, еще один труп, - сообщил сам себе Дэвид. - От этого парня тоже нужно как-то избавиться. Причем поскорее". Бескровной и благородно-возвышенной командировка быть не обещала. Ведь если говорить по большому счету, то к работе Дэвид еще и не приступал, а на его счету уже два трупа. x x x Дмитрий Айзенберг так никогда и не узнал, насколько близок он был в ту ночь к тому, чтобы стать трупом номер три. Спасло его чрезмерное пристрастие к выпивке. Страдая от тоски по возлюбленному Алексу, Дмитрий после дежурства изрядно засиделся в унтер-офицерском клубе. Приятели пытались развеселить, подбодрить его, но все впустую. Единственным лекарством от жгучей тоски оказался дешевый синтетический коньяк, и, судя по результату, медбрат Айзенберг перебрал с дозировкой сильнодействующего снадобья. И вот теперь, пробираясь по коридору общежития, он чувствовал себя так паршиво, что едва держался на ногах. Распахнув дверь каюты, Дмитрий остановился на пороге, покачиваясь и держась за косяк. Не успел он сделать и шага в темноту каюты, как его желудок, полный спиртного, метнулся к горлу, намереваясь покинуть организм столь мало заботящегося о себе человека. Собрав последние силы, мичман Айзенберг отчаянным броском пересек каюту и рухнул на колени в туалете, обняв унитаз. На собственной шкуре уяснив, что собой представляет философская категория "излишнего потребления", он провел в маленьком помещении санузла несколько долгих и мучительных минут. Издавая омерзительные звуки, он многократно освободил желудок от "излишне потребленного" напитка. Вывернутый наизнанку, Дмитрий Айзенберг сумел-таки подняться с пола, с тем чтобы, вытерев физиономию рукавом, принять горизонтальное положение, а именно - замертво рухнуть на койку. Спустя полминуты каюту огласил раскатистый храп собрата, услышав который Дэвид, словно заправское привидение, выскользнул из недр стенного шкафа и бесшумно приблизился к спящему. Дмитрий захрапел на новый лад, заставив Дэвида улыбнуться. - Везет тебе, ублюдок, - сказал Келлс вслух. На всякий случай - чтобы обезопасить себя от случайностей - Дэвид при помощи инъекционного пистолета ввел Дмитрию в вену снотворное. Если не считать крепкого, беспробудного сна в течение как минимум восьми часов, единственным эффектом этой инъекции должно было стать весьма болезненное пробуждение и мучительное ощущение похмельного синдрома. "Не столь большая цена, - подумал Дэвид, - за то, что тебя не прихлопнули, когда ты на карачках ввалился в собственную каюту". Выключив свет, Дэвид взялся за работу. Для начала он просканировал наиболее важные для идентификации личности параметры организма мичмана Айзенберга. Обследованы были отпечатки пальцев, радужная оболочка и разветвление оптического нерва, проанализирован состав крови и слюны. Скопировав эту информацию, Келлс мог беспрепятственно проходить через системы контроля, основанные на физико-химических параметрах человеческого тела. Дмитрий захрапел громче. Дэвид усмехнулся. Если не считать храпа, то теперь он, Дэвид Келлс, - точная копия мичмана Айзенберга, по крайней мере в рамках необходимого. Чувствуя себя воплощенным милосердием, Дэвид выскользнул из каюты, предоставив спящему Дмитрию и дальше храпеть в свое удовольствие. Положительным эмоциям не суждено было долго господствовать в душе Келлса. Успев сделать лишь шаг из кабины гравилифта, Дэвид Келлс почувствовал опасность. От лифта в разные стороны расходились лучи коридоров и переходов - огромный, бурлящий жизнью организм медсанчасти космической крепости "Бородино" со всеми положенными госпиталями, лазаретами, изоляторами, клиниками и лабораториями. В этот час - условной ночи в госпитальном секторе - пациентам предписывалось спать. Освещены были лишь полупрозрачные двери кабинетов и комнат дежурного медперсонала. Эти матовые двери отбрасывали в коридоры редкие пятна теплого желтоватого света. Судя по их количеству, госпиталь станции не был перегружен. Самих врачей нигде не было видно, лишь время от времени медсестры или санитары пересекали коридоры, чтобы выполнить назначенные пациентам процедуры. В общем, панорама госпиталя с центральной лифтовой площадки представляла собой предельно мирное, даже тоскливое зрелище. И вдруг сквозь слой этой умиротворяющей ваты мозг Дэвида пронзило, словно стрелой, ощущение опасности. Келлс напрягся, как собака, учуявшая запах близкой дичи. Сходство с охотничьим псом усиливалось дрожанием напряженно принюхивающихся к окружающим запахам ноздрей. Точно так же были напряжены и остальные органы чувств Дэвида. Словно огненная нить зажглась в позвоночнике, воспламеняя снопами искр нервные окончания. Взгляд Дэвида стремительно переходил с одного сектора на другой. Более всего Келлс походил сейчас на сжатую биопружину, которой достаточно тревожного сигнала одного-единственного нейрона, чтобы сорваться с курка и перейти от ожидания к действию. Развитые веками тренировок охотничьи и боевые инстинкты Дэвида обострились до предела, пытаясь определить, откуда исходит опасность. Перво-наперво Дэвид убедился, что никто не следит за ним сквозь оптику прицела из какого-нибудь темного закоулка. Шепотом активировав гремлин-шкатулку и проконсультировавшись с ее обитателями, Келлс отбросил также и версию, согласно которой он мог не заметить особо засекреченного рубежа контроля и стать объектом внимания тех, кто находился за пультами служб безопасности и наблюдения. И все же, несмотря на успокаивающую информацию, ощущение опасности, напоминающее непрерывно звучащее шипение растревоженной кобры, не исчезало. Постепенно неясное ощущение переросло во вполне конкретное предположение, а затем и в уверенность, что незадолго до Дэвида неподалеку отсюда прошел кто-то очень опасный. В сознании Келлса этот незнакомец предстал чем-то вроде смерти с косой, алчущей скорбной жатвы. Но более всего поразился Дэвид тому, что этот след, этот аромат смерти был ему смутно знаком. Не встречался ли он с опасным незнакомцем когда-то раньше? Мысленно дав себе хорошего пинка, Дэвид заставил себя отбросить эти мысли. Не будь болваном, Келлс! Никогда в жизни ты не встречался с этим сукиным сыном. Доведись вам оказаться в одном и том же месте в одно и то же время - и либо ты убил бы его, либо он - тебя. Другого не дано. В этой ситуации у Дэвида было три варианта дальнейших действий, учитывая изменение обстановки в связи с появлением на сцене столь значительного персонажа, не заявленного в предварительной программе. Первый вариант: сваливать отсюда подобру-поздорову, пока этот тип не учуял Дэвида, вторгшегося в его логово. Разумеется, при таком развитии событий выполнение задания катилось, мягко говоря, к чертям собачьим, зато был шанс сохранить секретность миссии бойца "Одиссея". Второй вариант, если говорить о личном отношении, устраивал Дэвида больше. Заключался он в том, чтобы, бросив порученное дело, начать охоту за опасным противником, выследить его и попытаться, пусть даже ценой собственной жизни, отправить этого ублюдка на тот свет. Не одно поколение бойцов корпуса "Одиссей" будет признательно Келлсу за доброе дело. Что касается полученного задания, то при варианте номер два оно катилось к чертям собачьим ровно с тем же ускорением, что и в варианте номер один. Оставался еще один вариант. Номер три. Дэвид чуть снизил напряжение нервной системы и проследовал в госпитальный сектор. Он двигался небрежной походкой, словно по давно знакомым помещениям. Миновав открытую дверь ординаторской, Дэвид не привлек к себе особого внимания. Никто не заметил ничего необычного в высоком, подтянутом медбрате, идущем по коридору с подносом, заставленным склянками с медикаментами, в одной руке и видеопапкой с историями болезней - в другой. Да и спроси его кто-нибудь, чем он занимается в столь поздний час, Дэвид не дал бы повода для подозрения. При помощи гремлин-шкатулки он заранее внес небольшие изменения в компьютерный список дежурств и процедур. Теперь любой терминал, отвечая на запрос, выдал бы информацию, что медбрат Дмитрий должен выполнить один из ежедневных физических и фармакологических контрольных осмотров пациента по имени Билли Иванов. Ночной осмотр полагалось произвести ровно в два часа пополуночи. Дэвид был хорошим актером. Иначе в его деле и не выживешь. Но что и как он играл в ту ночь, по его мнению, было вполне достойно Драматической Премии Галактики. Труднее всего было сохранять облик, перевоплотившись в русского прапорщика медицинской службы, ощущая присутствие поблизости смертельно опасного врага. Далеко не сразу Дэвид убедился, что коварный незнакомец не только прошел перед ним тем же маршрутом, но и крадучись вернулся обратно, ступая по своим следам, словно возвращающийся с охоты тигр. Наконец Дэвид подошел к палате Билли Иванова. Несколько мгновений он колебался, прежде чем войти. Внутреннее чутье безошибочно указывало, что невидимый противник тоже заходил в эту дверь. Нет, сейчас его в палате не было, но Дэвид не мог быть уверенным, что тому не придет в голову вернуться сюда еще раз. Сознание Дэвида раздвоилось. С одной стороны, воин, охотник, бесстрашный мастер боевого искусства, он жаждал встречи с противником. С другой - исполнительный, дисциплинированный офицер корпуса "Одиссей" не мог позволить себе роскоши щекочущего нервы поединка в ущерб выполнению задания. Как же хочется уничтожить этого незнакомца, даже от следов которого за версту воняет смертью. Нет, убить подобное исчадие - не грех. Скорее - искупление других грехов. Многих грехов, из тех, что тяжким бременем лежали на душе Дэвида Келлса. И все же чувство долга - донельзя обостренное в сознании Келлса - пересилило соблазн. Дэвид заставил себя отвлечься от кошмарного невидимого следа и зайти в палату Билли. Глава 20 Комната для допросов на станции "Бородино" ничем не отличалась от других помещений, предназначенных для этой цели где бы то ни было. Как заведено, она выглядела угрюмой, холодной, неуютной. Те же три голые стены, то же зеркало вместо четвертой, тот же стального цвета длинный стол с двумя стульями по противоположным сторонам. Танина жертва застыла по стойке "смирно" у одного из стульев. Как и любой человек, ожидающий допроса магистра расследований, этот русский офицер был изрядно напуган. Но помимо страха в нем было и нечто противоположное: уязвленное, но все еще живое достоинство обреченного гладиатора. - Можете садиться, Игорь Долгов, - скомандовала Таня, намеренно говоря по-английски, а не по-русски. При упоминании его имени, Игорь Долгов дрогнул, но с места не сдвинулся. "Отлично, - подумала Таня. - По-английски он не понимает". Жестом она указала ему на стул. Игорь тотчас сел. Затем Таня обратилась к своему спутнику - Крайгворму: - Кажется, у вас были какие-то срочные дела? Крайгворм ошалело уставился на нее; по крайней мере, так она истолковала гримасу, обозначившуюся на его омерзительной физиономии. - Но, мадам, - возразил огр, - я полагал, что мое участие в допросах предусмотрено регламентом работы. - Предусмотрена его возможность, но не обязательность, - отрезала Таня. - Особенно с учетом полной бесполезности вышеназванного участия. Ладно, не обижайтесь, будут у нас еще допросы в этой командировке, наприсутствуетесь вволю. Крайгворм хотел заявить о своем несогласии с такой постановкой вопроса, но под строгим взглядом Тани сник и, буркнув: "Слушаюсь, мадам", поспешил скрыться за дверью. Таня проводила его взглядом и выложила на стол свой любимый прибор, ассистировавший ей во многих делах, включая допросы, устройство, которое она называла "Ангелом". Одно движение - и прибор заработал. - Адмирал Амириани, - произнесла Таня, глядя в потолок. Голос адмирала тотчас же раздался в динамиках, установленных по углам комнаты: - Я вас слушаю, госпожа полковник. Чем могу быть полезен? - Вплоть до отдельного распоряжения я хотела бы, чтобы все контакты между нами осуществлялись только посредством моего персонального переговорного устройства. - Таня приподняла "Ангела", чтобы продемонстрировать его адмиралу. - У меня нет возражений, - с готовностью согласился адмирал. Послышались приглушенные распоряжения, и вскоре штатное переговорное устройство комнаты, издав поросячий визг, затихло. - Готово, - голос адмирала доносился теперь из маленького динамика "Ангела", - могу ли я еще чем-нибудь помочь? - Благодарю вас, адмирал, и если вы уж так любезны, то могу я обратиться к вам с еще одной просьбой? - Безусловно, полковник Лоусон. - Тогда будьте так добры, отключите все "жучки" в этой комнате. - Для большей убедительности она обвела помещение рукой. Ответное молчание более чем красноречиво свидетельствовало, что она опять застала Амириани и его подчиненных врасплох. На самом деле ей даже не нужно было смотреть на горящую на панели "Ангела" лампочку, чтобы предугадать наличие в той комнате целой кучи подсматривающих и подслушивающих устройств. Как раз это было вполне объяснимо и естественно. Наконец адмирал нашелся: - Прошу прощения, полковник. Видимо, кто-то не допонял мои четкие указания на недопустимость использования средств слежения. Все устройства скрытого наблюдения будут немедленно отключены. Действительно, мигнув раз-другой, индикатор на панели "Ангела" погас. Зажегся зеленый свет. Все чисто. Таня повернулась к Игорю и, намеренно используя старый полицейский трюк, излишне долго и пристально стала рассматривать его. Обычно этот прием изрядно нервировал и сбивал с толку допрашиваемых. Особых проблем с этим молодым человеком ожидать не приходилось. Он и так уже был сломлен, напуган и сейчас боролся скорее за сохранение хорошей мины при плохой игре, чем за реальный выигрыш. Игорь Долгов был офицером до мозга костей. Сложен как греческий бог, облачен в безукоризненно подогнанную форму (сшитую из более дорогого материала по сравнению с тем, что обычно использовался офицерами его ранга, что не ускользнуло от внимания Тани). Лицо лейтенанта достойно несло печать благородного происхождения - как его черты, так и выражение вполне соответствовали представлениям русских о том, как должен выглядеть офицер, чьи предки служили стране, что называется, "еще при старом режиме". Таня откинулась на спинку стула. Игорь вздрогнул от ее неожиданного движения Затем Таня достала из портфеля какие-то бумаги и предметы жутко официального вида. На стол лег антикварного вида блокнот и старинная ручка. Наконец Таня взяла в руки "Ангела", нажала кнопку "запись", поднесла аппарат к губам и произнесла по-английски: "Полковник Таня Лоусон, Межпланетная полиция, нахожусь на борту русской космической станции "Бородино", продолжаю расследование инцидента с "Холидеем Первым"". Она повертела прибором перед лицом Игоря, который ошарашено облизнул пересохшие губы, решив, что сейчас ему прикажут говорить. Вместо этого Таня перешла на русский язык (к удивлению Игоря, акцента у нее практически не было) и сказала: - Я нахожусь в комнате для допросов станции "Бородино". Скрытое наблюдение за помещением отключено. Весь разговор между мною и допрашиваемым - лейтенантом Долговым - происходит один на один, без свидетелей. Таня положила "Ангела" на стол между собой и Игорем. - Назовите, пожалуйста, ваше имя, звание и идентификационный номер военнослужащего, - попросила она. Игорь прокашлялся и доложил: - Игорь Долгов. Старший лейтенант. Идентификационный номер 2-5054-10. Таня кивнула. Старший лейтенант у русских, как и в американской армии, был лишь на ступеньку ниже капитана. - Ваша должность в экипаже станции "Бородино" на момент инцидента с "Холидсем Первым". Побледнев, Игорь сдавленным голосом ответил: - Дежурный офицер-наводчик... Неожиданно Таня покачала головой, явно требуя от него прервать доклад. - Ваша должность на данный момент? Опустив голову, он заставил себя произнести: - Я не занимаю никакой должности. Я выведен за штат и отстранен от службы. - На какой срок? Игорь явно удивился. - Что вы имеете в виду? - переспросил он. - На какой срок вы отстранены от несения службы? Игорь пожал плечами и с видом фаталиста ответил: - До тех пор, пока все не выяснится. - Пока не выяснится что? Игорь явно не ожидал, что от него лично будут требовать сформулировать то, от одного воспоминания о чем ему до сих пор становилось плохо. - Ну... все это. - Игорь неопределенно махнул рукой и вдруг, закипев, резко, почти крича, сказал: - Все это! Неужели не ясно? Думаете, я не знаю, что вам приказано сделать из меня стрелочника и козла отпущения? Все уже решено, и вы только выполняете формальности. Разве я не прав? - Последние слова Игорь произнес обычным, ровным тоном. - Успокойтесь, Долгов, - холодно сказала Таня. - Вы пока еще офицер, а не юная монашка, застуканная на сеновале с пастухом. Итак, вы утверждаете, что будете восстановлены на службе, когда будет закончено расследование? Игорь покачал головой. - Извините, мадам, - не менее холодно произнес он. - Я, может быть, недостаточно ясно выразился. Как только будет вынесено обвинительное заключение, отстранение от службы немедленно заменится отставкой. Разумеется, нам обоим известно, кого коснутся обвинения. Я отвечаю за все, я виноват во всем. Я и только я, и никто другой. Таня не стала задавать очередной, сам собой напрашивающийся вопрос. Ей не хотелось, чтобы этот парень обвинял себя сам. Если он действительно был единственным виновным, то рано или поздно это выяснится. Во всяком случае, она предпочитала, чтобы признание вины не было спровоцировано наводящими вопросами. - Вас уже допрашивали? - спросила она. Игорь вздрогнул, словно от болезненного удара. "Очень странно", - подумала Таня. - Да, мадам, - ответил лейтенант. - Кто? Назовите их имена, чтобы они остались в записи. Игорь попытался возразить: - Прошу прощения, но мне кажется вполне естественным, что мое начальство... - Я не спрашиваю вас о том, что вам кажется естественным, а что нет, старший лейтенант Долгов. И не вам решать, что является правильным и неправильным в галактическом законодательстве. На данный момент меня интересуют имена тех, кто вас допрашивал, - и ничего более. Игорь набрал в грудь побольше воздуха и доложил всю цепочку своего прямого командования, начиная с непосредственных начальников и кончая адмиралом Амириани. Затем последовали имена членов бортового отдела внутренних расследований космической крепости "Бородино". Завершал список главный колдун станции Даниэль Карвазерин. Список получился преизрядным, что убедило Таню в верности ее догадки. После стольких допросов, скорее всего не слишком доброжелательных, если выразиться помягче, этот лейтенант наверняка уже рад хоть в чем-то признаться, лишь бы его оставили в покое. Если бы она расследовала убийство на сексуальной почве со всеми возможными извращениями, совершенное на другом конце Галактики, он без особых возражений признался бы и в этом преступлении. Кроме того, что-то странное Таня почувствовала в интонации перечисления допрашивавших. У нее сложилось впечатление, что Долгов что-то недоговаривает. В самом конце он словно в чем-то усомнился, но не стал себя выдавать. - Кто еще допрашивал вас? Точнее - кто допрашивал вас после Даниэля Карвазерина? - Вопрос был поставлен прямо и требовал прямого ответа. - Никто, мадам. - Для большей убедительности Игорь покачал головой. На панели "Ангела" замигала красная лампочка. - Почему вы лжете, Долгов? Вам не следует опасаться реакции вашего начальства. Наш разговор останется между нами. Более того, межпланетный закон запрещает подвергать вас наказанию за то, что вы сотрудничаете с нашей службой и делаете это искренне. - Я клянусь вам, - сказал Игорь, глаза которого выражали лишь одно чувство - страх. - Я клянусь вам, никто больше меня не допрашивал. Вновь сорвавшись на крик, он выдохнул: - Клянусь! - Успокойтесь, лейтенант! - одернула его Таня. - Что за детские истерики?! С видимым усилием взяв себя в руки, Игорь Долгов повторил свой ответ: - Я уже сказал вам: список имен, полученный вами, полон и окончателен. - Что ж, хорошо, - сказала Таня, словно соглашаясь с его утверждением. Красная лампочка упрямо продолжала гореть. - Теперь перейдем непосредственно к инциденту. Опишите, пожалуйста, все, что тогда случилось, и постарайтесь не забыть ни одной детали, сколь малозначащей она бы вам ни показалась. Медленно, секунду за секундой, Игорь описывал тот день, начиная с момента, когда он заступил на дежурство, и заканчивая взрывом боеголовки в чреве "Холидея". Рассказ шел как по маслу - неторопливо, но четко, без запинок. Парню либо растолковали, что и когда нужно говорить, подумала Таня, либо он столько раз повторял одно и то же, что зазубрил свои показания наизусть. Слушала она его вполуха, полагаясь на анализатор "Ангела", который позднее перескажет ей весь текст с указанием того, где Долгов врал, а где говорил правду. Тем временем внимание Тани сконцентрировалось на едва заметном намеке на чье-то магическое присутствие в помещении для допросов. Соглядатай спрятался так надежно, что Танино чутье на всякую чертовщину далеко не сразу среагировало на непрошеное вторжение. Видимо, кто-то из сильных колдунов, едва ли не сам Карвазерин, приложил немало усилий, чтобы прикрыть таинственного незнакомца. Вот он, недостающий элемент в списке допрашивающих, поняла Таня. Видимо, он навел на Долгова такого страха, что тот даже наедине с нею не согласился назвать его имя. Впрочем, нельзя было сразу отдаваться во власть новой версии. Кто знает, а не специально ли все это подстроено, чтобы увлечь ее, направить по ложному пути, прочь от истинной разгадки. В то же время существовала немалая вероятность, что именно этот назойливый, но осторожный незнакомец является единственным виновным случившейся трагедии. Когда Игорь закончил "чтение наизусть", Таня спросила: - Как насчет времени, непосредственно предшествовавшего инциденту. Что вы делали в тот момент, когда вас вызвали в рубку по тревоге? Густо покраснев, Игорь пробормотал что-то неразборчивое. - Повторите, пожалуйста. И будьте любезны говорить ясно и четко - идет запись. - Я... я был... не один, - не громко, но вполне отчетливо произнес Игорь. "Ангел" мигнул зеленым светом: лейтенант не врал. - Назовите ее. - У Тани не мелькнуло ни тени сомнения в том, что это была "она". Игорь протестующе поднял руки: - Она здесь совершенно ни при чем. К трагедии она не имеет ни малейшего отношения. Таня молча смотрела на него. Словно сломавшись под ее взглядом, Игорь вздохнул и сказал: - Я был с Катей Поповой, младшей шифровалыцицей шифровального отдела штаба станции. Таня прикинула распространенность и неаристократичность фамилии девушки, присовокупила к этому незначительность ее должности и сделала вывод об изрядном социально-классовом неравенстве этой парочки. Одно нажатие кнопки на пульте "Ангела" - и голос адмирала Амириани тотчас же раздался в маленьких громкоговорителях аппарата: - Слушаю вас, полковник Лоусон. - Мне необходимо видеть одну из ваших шифровалыциц, а именно Катю Попову, - сказала она по-английски. После секундной паузы адмирал сообщил: - Она будет вызвана к вам немедленно. Таня отключила связь, записала что-то в блокнот, затем отложила ручку. Игорь был сам не свой. Он не понял точно, что именно она сказала командующему, но вполне разобрал имя своей подруги. - Я прошу вас, - Долгов позволил себе первым вступить в разговор, - Катя здесь ни при чем. Она совершенно... Таня лишь посмотрела на него, удивленно вскинув брови, а затем, вынув из портфеля какой-то документ, сделала вид, что его содержание всецело завладело ее вниманием. Игорю ничего не оставалось, как сидеть и ждать, нервно сжимая и разжимая кулаки. Глава 21 Билли понял, что Дэвид собрался по его душу задолго до того, как тот достиг больничного коридора. Разумеется, ребенок не знал ни имени, ни рода занятий этого человека, но что ему было нужно, это Билли почувствовал за версту: вопросы, вопросы, опять вопросы. Билли был вис себя от злости. Ну когда же они наконец поймут, когда вобьют в свои дурацкие головы, что он не собирается отвечать ни на один из их идиотских вопросов?! Билли Иванову изрядно досталось с того момента, когда он чудом уцелел после взрыва "Холидея Первого". Ему пришлось оплакать сначала дедушку с бабушкой, затем - Люпе. А потом горечь потерь прорвала плотину успокоительных препаратов, выстроенную, но не до конца просчитанную врачами. Мальчика, на долю которого выпало слишком много страданий, пришлось перевести в отделение интенсивной терапии. Сначала он подолгу, по несколько часов подряд, плакал. Затем, поняв, что находится на краю пропасти, из которой нет пути назад, он обратил скорбь и горе в злость по отношению к тому, что случилось с "Холидсем". Билли был слишком маленьким, чтобы понять, что означает термин "психически неполноценный", но вполне взрослым, чтобы почувствовать, что те, кто отмечен этим клеймом, шагнули в ту пропасть, над которой некоторое время назад завис и он. Он сам провел черту, отделявшую его от других, так называемых обычных людей. Во-первых, он был сиротой, круглым сиротой. И это он стерпит! Во-вторых, он был презираемым всеми полукровкой - наполовину русским, наполовину американцем. И это он стерпит! Зато в-третьих, и это самое главное, он был колдуном! Черт побери, теперь он был в этом уверен! Да, он был пока ребенком, и его колдовским способностям еще предстояло формироваться и расти, но ведь именно он, и только он, Билли Иванов, сумел сложить такое заклинание, которое выбросило его живым из пекла взрыва, уничтожившего корабль. Ну кто еще смог бы так? Даниэль Карвазерин? Будь он хоть трижды главным колдуном, Билли не впечатлился от встречи с ним. Ему что-то не верилось, что Карвазерин смог бы остаться живым в обреченном корабле, равно как и выжить, оказавшись без всякой защиты в гиперпространстве. А Билли все это удалось. Как? Он и сам точно не знал. Отчаяние придало ему дополнительные силы. Несколько раз он тайно пытался сделать нечто подобное, но безуспешно. Тем не менее с каждым днем в нем росла уверенность, что его магическим силам суждено неизмеримо вырасти и вырваться наружу. Вместе с тем в нем росло и крепло знание, что на "Холидее" осталось в живых еще одно существо - моторный бес по имени Старый Черт. В последние дни, вернее, ночи Билли стал видеть Старого Черта во сне, причем настолько отчетливо, что сны эти казались ему равноценными яви. Во снах он видел Старого Черта в каком-то отсеке станции "Бородино" вместе с запертыми там духами станции. А главное, Билли был уверен, что в этих снах не только он видит Старого Черта, но и тот видит самого Билли. В ту ночь Билли опять снился сон. Старый Черт как раз открыл огромную зияющую пасть, собираясь впервые что-то сказать ему, но в этот момент Билли почувствовал приближение незнакомца и проснулся. Сердце яростно билось в его груди, злость неслась по венам, растворенная в крови. Злость была так велика, что, сам того не ожидая, он ощутил желание создать какое-нибудь убийственное заклинание, чтобы разнести этого непрошеного гостя в клочья. Нет, он вовсе не собирался по-настоящему убивать его: такой образ просто не мог родиться в голове Билли. Но вот желание изрядно насолить, даже причинить боль - это, пожалуй, было бы весьма кстати, чтобы отыграться за прерванный сон. Впрочем, как он ни пытался, ничего путного из его стараний не вышло. Время было упущено, а незнакомец уже стоял на пороге его комнаты. - Ты кто? - обвиняющим голосом спроси