в забытые времена самым первым Магом, да, да, именно тем, чье имя запрещено поминать всуе. Он один тогда принял благословение от Спасителя, склонился перед ним и признал его Божественность. Почему и выжил, в то время как остальных, безбожных волхователей и чаровниц, Спаситель навеки проклял, плюнув под нечестивые ноги их, не достойные даже касаться плоти матери-Земли. И после того проклятия безбожных и не стало - хотя все последующие поколения магов слыли вольнодумцами, чуть ли не еретиками; теократы Аркина, земли, где очеловечился Спаситель и где с того времени Его именем правили Архипрелаты - теократы Аркина и Святая Инквизиция, давно уже точили на магов зубы, но сделать ничего не могли: без магов и чародеев человек едва ли смог бы выжить в том негостеприимном мире, куда Спасителю угодно было поместить возлюбленных чад своих, дабы они раскаялись в первородном грехе пращуров. Когда же все, все как один раскаются и отрекутся от зла Б сердцах своих, обещал Спаситель явиться вновь и забрать своих детей а иной, куда более благостный мир, где они и будут пребывать вечно, не зная ни трудов, ни болезней, ни смерти. Город Ордос воздвигся на голой скале, так что первопоселенцам приходилось даже воду таскать на собственных спинах из расположенных далеко внизу источников; однако потом за дело взялась магия, и все вокруг изменилось - как и положено, по волшебству. Из черной непроницаемой скалы забили ключи, на бесплодных камнях расцвели невиданные деревья, вознеслись прихотливые особняки и башенки, зазеленели парки; однако в самом центре Ордоса его хозяева оставили широкую площадь. Здесь, не тронутая ни заступами строителей, ни посохом волшебника, по-прежнему гордо и угрюмо чернела та самая изначальная плоть скалы, на которой и воздвигся в свое время город, черная плоть, почти повсеместно исчезнувшая под зеленью садов, изящными мозаиками мраморных мостовых и, разумеется, роскошными дворцами. Черный цвет древней скалы, помимо прочего, служил и вечным напоминанием молодым ученикам, подмастерьям и даже мастерам, что первичной субстанцией этого грешного, тварного мира была Тьма, вечная, неизменная, неистребимая и враждебная всем тем, кто дерзает потревожить Ее покой. Никогда об этом не должен забывать ни один из носящих жезл Ученика, короткий посох Подмастерья или же полноразмерный - Мага. На черной площади не устраивалось ни шумных торжищ, ни торжеств - люди обходили ее стороной, и даже чародеи, даже профессора и приват-доценты Академии во всякое время года пользовались иными путями. На саму площадь выходил парадный фасад главного корпуса Академии, высокая трехстворчатая арка входа с вечно запертыми железными воротами, изукрашенными причудливой чеканкой и литыми барельефами; ворота эти открывались только один раз в году, в первый день месяца сентября, когда наступал День учеников. Ордос готовился к нему загодя. Готовились содержатели постоялых дворов, таверен, трактиров и "красных фонарей" и вообще весь торгующий люд города негоциантов, где, помимо магов, свили гнезда многочисленные и тороватые купеческие гильдии, составившие богатства на торговле с дальними островами вроде Волчьих, что у самой границы вечных льдов. Крутобокие мореходные каравеллы купцов хаживали и далеко на полдень - за Врата Кинта, за Огненный архипелаг, через Великое Полуденное Море, к Студеным Землям на крайнем юге: плавали на восток, вдоль цветущих берегов Харра за Восточной Стеной, достигая сказочных земель Синь-И; и только на запад, за небольшой в сравнении с Правой и Левой Клешнями остров самого Утонувшего Краба путь негоциантам был заказан. И не потому, что там жили какие-нибудь свирепые боги или там чудовища - чудовища как раз обитали здесь, под самым боком, на давно обжитых землях - на западе обосновалась сама Смерть, и туда уходили только в одно-единственное плавание. То, что неизменно становилось последним. Но об этом в относительно благополучных землях вокруг Моря Надежд предпочитали не вспоминать. Все люди, в конце концов, смертны... И, случалось, в ордосском порту все корабли внезапно приспускали флаги, а все до единого портовые кабаки неожиданно оказывались запертыми. Молчаливые моряки выстраивались на палубах, хотя ни капитаны, ни боцманы не отдавали им такой команды, Взгляды сотен людей провожали потрепанный, невзрачного вида кораблик, на палубе у штурвала которого, как правило, стоила одна-единственная фигура. Капитаны редко доживают до старости. Но, даже дожив, они далеко не всегда стремятся умереть в собственной постели. Зачастую бывалый морской волк безошибочно чувствуя приближение, сам прощался с семьей, покупал какую-нибудь небольшую посудинку, ставил парус, поднимал на мачте белоснежный, без каких-либо знаков и символов, флаг - после чего брал курс на запад. Иногда вместе с ним на шканцы всходила жена. Назад никто никогда не возвращался. Путь кораблика под белым флагом лежал на закат, через Море Надежд, мимо берегов Семиградья, мимо известного всем до единого мореходам маяка на северной оконечности Кинта Дальнего, Змеиного острова, и дальше, через открытые пространства Мори Клешней, сквозь тамошние вечные бури - к Утонувшему Крабу, полюбоваться с борта на его удивительные сады и дворцы - иноземцы на берег не допускались, - и еще дальше, дальше, в неведомое Море Тьмы, не имевшее ни границ, ни пределов. Никто никогда так и не смог обогнуть мир, совершить кругосветное путешествие, хотя ученые звездочеты давно уже вычислили, что мир имеет форму громадного шара. На крайнем севере путь кораблям преграждали льды. На крайнем юге творилось то же самое. Однако непохоже, чтобы это хоть в малейшей степени заботило бы Академию Высокого Волшебства. Маги имели свои собственные пути, недоступные не только простым смертным, но даже и надменным Темным эльфам Нарна. И занимались маги прежде всего своими собственными делами. В такой день, как первое сентября, они набирали себе учеников. Те, кто рвался переступить заветный порог Академии, с раннего утра собрались на черном камне заветной площади. Около трех сотен человек, совсем юных безусых мальчишек и девчонок с едва обозначившейся грудью - до тертых, битых жизнью седовласых мужиков и почтенных матрон, за юбки которых цеплялись зачастую не то что дети, а даже и внуки. Они съехались со всех концов земли: с равнин Мекампа, от острых пиков Железного Хребта, из непроницаемых теней Вечного леса, с привольных побережий Моря Призраков, что никак не оправдывало свое столь зловещее прозвание; сыновья и дочери королей и герцогов, князей и дружинников, ремесленников и купцов, пахарей и мореходов. Разумеется, сюда пришли не просто так, от одного лишь явившегося желания сделаться могущественным чародеем или волшебницей. Надо было иметь способности; и немало магов, живших по берегам Моря Надежд, в Семиградье, Кинте или, скажем, в Империи Эбин, занималось как раз поиском среди всего множества обитателей Старого Света тех, что способны были уловить незримую и неслышимую пульсацию Великих Сил, пронзающих тварную плоть этого мира. С вожделенными Кольцами учеников счастливчики отправлялись в Ордос... с тем чтобы остаться там или же, понурив голову, вернуться назад. Справедливости ради следует заметить, что Академия все-таки принимала большинство явившихся. Отсеивалась едва ли треть. Здесь, на черном Изначальном Камне древней скалы, на какое-то время отменялись сословные и даже родовые различия. Темный эльф из дремучих болотистых лесов северного Нарна мог вполне мирно беседовать с гномом-рудокопом Железных гор, хотя на границе своих владений эти народы то и дело пускали друг другу кровь. Приписной пахарь Империи мог запанибрата хлопнуть по плечу надменного эбинского аристократа. Темнокожие обитатели Салладора, земли природных магов и колдунов, заводили беседу с трапперами Змеиных лесов Ближнего Кинта - опять же несмотря на то, что салладорцы издавна считали себя отмеченной Древними Богами расой, почитая всех остальных достойными лишь рабской доли. Толпа собралась на площади Черного камня задолго до рассвета. С первым лучом солнца белые врата Академии распахнутся, появится торжественная процессия - маги и чародеи, адъюнкты, приват-доценты, профессора, деканы; по традиции замкнет процессию ректор. Занимавший эту должность почитался остальным Старым Светом как сильнейший маг этого мира - исключая старуху-Смерть, разумеется. Свято соблюдая обряд, люди на площади говорили о чем угодно, но не о предстоящих испытаниях и, для тех, кому повезет, - Выборе. Обсуждались погоды и урожаи, военные новости: Кинт опять сцепился с полудикими Древними из Змеиных лесов, салладорцы отправили очередную карательную экспедицию за Восточную Стену, мстя обитателям пустыни за набег; теократы Аркина пригрозили войной независимым баронствам Эгеста, если баронам опять вздумается наложить лапу на церковные земли и десятину, а равным образом помешать Святой Инквизиции должным образом исполнять свои обязанности по искоренению греха: Светлые эльфы, жители Вечного леса, по слухам, в который уже раз поссорились с Темными эльфами Нарна, и дело, говорили, уже дошло до крови. Толпа мало-помалу разбивалась на группки. Кое-кто искал земляков или - неосознанно - ровню по рождению; кто-то, напротив, опьяненный царившим на площади равенством или, на худой конец, неплохой его имитацией, рвался поглазеть и поболтать с теми, о ком он раньше мог слышать только страшные сказки; однако среди пришедших на площадь нашелся один, кому все происходящее казалось совершенно безразличным. Высокий седой парень с худым, обветренным и бесстрастным лицом молча стоял, завернувшись в плащ и опершись на простой сосновый посох, сделанный из ошкуренной прямой ветви. На парне был плащ явно с чужого плеча, старые стоптанные сапоги и простые холщовые порты. Оружия при нем не было - хозяева Ордоса строго следили за тем, чтобы даже особы королевской крови являлись на площадь Черного камня без своих излюбленных игрушек. На безымянном пальце левой руки парни тускло поблескивало серебряное кольцо старого мага Парри. Юноша бесстрастно ждал. Так умеют ждать только привычные ко всему степняки-номады; правда, сам парень на кочевника нимало не походил. Те - невысокие, коренастые, широкоплечие; юноша же был хоть и высок, но строен, даже тонок; правда, ни у кого не повернулся бы язык назвать его "слабаком": чем-то неуловимым он напоминал длинную смертоносную рапиру, от которой не спасет никакая кольчуга. На него косились; но никто так и не подошел заговорить. Церемония, как и положено, началась с рассветом. За высокой стеной Академии нежно и певуче зазвучал горн. Ему отозвались трубы, и в такт нарастающей мелодии над зубцами стены начало разгораться многоцветное зарево. Люди на площади замерли; густая толпа в примыкающих переулках разразилась воплями восторга - несмотря на то что церемония проходила каждый год, маги еще ни разу не повторились, ни в цветовой гамме, ни в торжественной мелодии. Белые ворота распахнулись. Однако, против ожиданий, из них вышла не торжественная процессия, а с десяток одетых в ослепительно белые одежды мальчишек. На шее у каждого висел обширный, открытый сверху короб. Каждый пришедший на площадь запускал в короб руку, вытаскивая оттуда небольшой, с пол-ладони, шарик - алого, голубого, перламутрового и вообще всех цветов, какие только можно себе представить. И, едва шарик оказывался в чьей-то ладони, на гладком блестящем боку его тотчас проступало имя человека, которому этот шарик достался. Седой парень в свой черед тоже запустил руку в короб. Парри во всех подробностях рассказывал ему о церемонии - каждый неофит должен был отдать свой шарик декану того факультета, где хотел бы учиться. Однако в этом состояла только половина выбора - второй занимались сами деканы или, точнее, созданное ими магическое устройство каким-то образом само распределяло новых аколитов по факультетам, сообразно с их достоинствами и даром. И только если выбор ученика совпадал с выбором Академии, неофит мог переступить заветный порог. Как правило, выбор этот совпадал - собственно говоря, та отсеивающаяся треть как раз и состояла из людей, у кого выборы не совпали, что означало - сама Великая Сила против их обучения. Юноша с кольцом старого Парри на пальце взглянул на доставшийся ему шарик и, несмотря на все свое бесстрастие, удивленно поднял брови. Шарик на его ладони оказался каким-то блеклым, белесым, с грязно-серыми разводами - словом, совершенно не походил на доставшиеся другим на площади. И еще - на нем не было имени. Никакого. Ни того самого, настоящего, едва не забытого - Фесс, ни данного старым Парри прозвища - Неясыть, по имени громадной белой совы, грозы пернатых обитателей Северного Клыка. Юноша молча повертел шарик в пальцах и, недолго думая, сунул в карман портов. Ну вытащил такой вот странный, что же тут такого? Правда, другим попадались все больше шарики ласковых и теплых цветов, от спелой ржи до небесной голубизны; редко где мелькали искры алого или ярко-оранжевого; так же мало попадалось темно-синих или фиолетовых. Черных и вовсе не было видно. Спрятав шарик, Фесс - или, вернее. Неясыть, потому что от старого Фесса в нем осталось не так уж много - вновь застыл, точно изваяние, - это его умение ставило в тупик еще старика Парри. Замерев, не мигая и, похоже, даже не дыша, юноша мог стоять часами, и понять, что он живой, возможно было, только коснувшись его руки, теплой, а не заледеневшей, как у мертвеца. Неясыть умел ждать. Правда, он и сам не знал, где и как он этому научился. Но сейчас - дело особое. Он должен пройти за эти белые ворота. И узнать во всех подробностях, кто он такой и откуда взялся. Одного только имени да слабого призрака прошлого - некоей благословенной Долины - ему было мало. Если он оттуда родом, то он хочет вернуться домой. Если нет - узнать, почему уцелели только эти воспоминания. Еще Неясыть хотел знать, отчего умеет то, что умеет, и кем он был в своей прошлой, начисто отрезанной жизни. Трех коротких слов - воин, маг, шпион - было недостаточно. Это он знал и так. Он знал, что способен был сплести заклятие не хуже заправского волшебника, но это умение потерялось, пропало в катастрофе - значит, нужно учиться магии заново. Сила, по утверждению все того же Парри, у него была, научить управлять ею могли только здесь - значит, так тому и быть. Неясыть не думал о том, что, возможно, Академии не единственное место, где можно выучиться магии. Старый Парри спас ему жизнь, выходил, кормил, отрывая от себя скудный кусок, учил языку - так зачем ему было обманывать? Фесс без колебаний отбросил все посторонние мысли и молча продолжал ждать. Наконец за белыми стенами вновь заиграли горны. По широким ступеням первым вниз двинулся клир той церкви, что находилась в Академии, - диаконы, настоятель, певчие; следом, за слугами Спасителя, неторопливо, соблюдая достоинство, шли наставники и профессора. Замыкали шествие деканы факультетов - солидные, бородатые, осанистые, они не шли, а шествовали, опираясь на длинные резные посохи, изукрашенные самоцветами, жемчугами и перламутром. Неясыть знал их всех по именам, знал, какой факультет кто возглавляет, - Парри постарался. Невольно Неясыть вспомнил их разговор, один из последних, уже перед самым своим уходом. Парри тоже собирался покинуть надоевшую ему башню, он получил свою награду, разрешение поселиться в Семиградье и немалую сумму в золоте; теперь ему оставалось только дождаться сменщика. "Всего факультетов двенадцать, - неспешно говорил Парри, прихлебывая пустой кипяток - заправить его было уже нечем, в кладовой осталось только немного муки. - Первый, самый древний - общего волшебства. Через него проходят все студиозусы, кроме - ну, ты это и сам узнаешь. Второй, третий, четвертый и пятый - само собой, стихийное волшебство: Огонь, Вода, Воздух и Земля. Тут уже начинается специализация. Невозможно в равной степени владеть магиями огня и воды или ветра и земли. Запомни, Неясыть, две великие пары: огонь с воздухом, а вода с землей. Так... Ну, потом начинается уже разброд. Был когда-то шестым факультет каллиграфии, гм-м-м, да, да... был, да теперь нет. Ныне шестыми у нас идут алхимики. Вот ведь тоже мне, и магами-то их назвать можно с изрядной натяжкой, а туда же, силу обрели, сразу за стихиями встали... Седьмой факультет - святые отцы. Они в своей области тоже доки, не смотри, что монахи, магия Спасителя вельми велика, вельми... Восьмыми у нас те, кто занят всяческой Нелюдью - ну, ты сам понимаешь, эльфы там, простые или темные, гномы разные, тролли, огры, орки, великаны горные и снежные, гоблины, кобольды... Там же и всяческие чудища - ну, фениксы там разные, левиафаны, драконы, козероги, морские змеи, грифоны, сфинксы... Много их стало в последнее время, того и гляди отделятся, свой факультет создадут, тринадцатый... Девятый факультет - древняя магия. Обереги, амулеты и прочее. И каллиграфия теперь там же... - Парри прервал свою речь и вздохнул. - Десятый - космологи, теологи и прочие... "глобалисты", как они себя называют. Тьфу, позор и поношение, мальчишки сопливые, а туда же - факультет теперь! Ну, а одиннадцатый - люди почтенные и солидные. Лекари. Всякий маг, Неясыть, он ведь если где среди людей-то живет, так зачастую и лечит, и роды принимает. Народ со всякой своей бедой к чародею идет. Так что нам все хвори надо назубок знать. На том же факультете злаки полезные да скот лечить научат. Вот так вот..." "А что же двенадцатый факультет, почтенный Парри?" - спросил тогда Неясыть. "Двенадцатый... - проворчал старик. - Ничего я никогда не понимал в этом двенадцатом. И как он возник, не слишком-то понял, еще когда учился и нам это объясняли... Вообще-то не двенадцатым бы ему именоваться, а вторым, потому что возник сразу же за Общим Волшебством. Это, парень, факультет Тьмы. Факультет малефицистики, сиречь злоделания. Эвон оно как, Неясыть. Много про этот факультет и его декана толков ходило, да только ректорат - он же Белый Совет - все толки, что, мол, хорошо бы декана того - да на осину, да пятью колами проткнуть, а кости потом конями растягать, - Белый Совет все эти толки под корень. Равновесие, видишь ли, нарушать нельзя!" И Парри пренебрежительно фыркнул. Неясыть потянулся, приподнялся на носки, норовя рассмотреть деканов. Один, два, три... восемь... десять, одиннадцать. Одиннадцать! Выходит, отстал от жизни старик Парри, нет больше никакого факультета Тьмы? Отчего-то Неясыть вдруг ощутил что-то вроде разочарования. - Нет, нет, и не проси, Анэто. Не пойду никуда. Сколько можно себя на посмешище выставлять? Пусть вы даже и победители - разве так обращаются с побежденными? В честном бою? - Если б ты и впрямь был побежденным, я б с тобой вообще не разговаривал. Не нарушай обряда, выйди к народу. - На посмешище!.. Хватит, навыходился! Делай со мной что хочешь, ректор Анэто, больше я тебе подчиняться не стану! Хочешь заточить - заточи, хочешь убить - убивай, все лучше, чем насмешки ваши терпеть, Белые! - Ты всего лишь ошибся в выборе цвета, - невозмутимо заметил тот, кого называли Анэто. - За ошибки нужно платить. И, согласись, что бы там ни утверждал достопочтенный Эвенгар Салладорский, бытие лучше небытия, куда отправились слишком уж ретивые его и твои соратники. Не глупи и выходи на площадь. Я не скрываю своих симпатий и антипатий, декан, но выйти ты обязан. Вспомни договор. Ты его подписал. Ты дал слово. - Зачем тебе этот фарс, Анэто? - устало сказал собеседник ректора. - Ты упрямо именуешь меня "деканом", но что я за декан без факультета? Без студиозусов? - Таков был договор, - последовал невозмутимый ответ. - Я не виноват, что к тебе никто не идет. За все эти годы... - Ну да, никто, никто не отдал мне своего шара, - проворчал декан. - Так никто и не отдаст! - Пока дышу - надеюсь, разве не так? Ну, не нарушай клятвы, не надо, дурное это дело, декан. Примирись с судьбой. Выйди, постой, потом вернешься обратно. Смотри, все уже на площади! Сейчас народ взволнуется - почему это и деканы все на площади, и проректоры - а нас с тобой нет?.. - Будь ты неладен, Анэто, - тяжело вздохнул говоривший с ректором. - Ладно, ступай вперед, я следом... "Одиннадцать, а вовсе не двенадцать, - продолжал думать Неясыть, разглядывая вальяжных магов. - Что мне этот Парри наплел?.." Как раз в этот миг горны смолкли и наступила тишина. Неожиданно на всей площади из-под белой арки гулко отозвались шаги - шествовал кто-то тяжелый, мощный, шествовал медленно и торжественно. Люди замерли, вставая на цыпочки и стараясь как можно лучше разглядеть идущего. Неясыть увидел высокую, на целую голову выше его самого, фигуру, до самых пят облаченную в черное. Каждый шаг сопровождался странным клацающим звуком, словно на ногах у идущего имелись самые настоящие когти. Глубокий капюшон скрывал лицо, виден был лишь подбородок - но при этом подбородок явно нечеловеческий, покрытый темно-коричневой чешуей. Руки - по крайней мере на первый взгляд - ничем, кроме размера, не отличались от людских, правда, загадочный декан носил на них грубые кожаные перчатки с раструбами, несмотря на теплый осенний день; человек - или существо - шагал, опираясь на длинный посох, опять же черный; навершие было украшено головой разинувшего пасть дракона, чьи глаза горели рубиновым огнем. Декан встал отдельно от всех, оперся на посох и равнодушно опустил голову. Казалось, ему нет никакого дела до происходящего на площади. Тем временем герольд начал громко выкрикивать названия факультетов, перечисляя кафедры; правда, имен деканов при этом вслух не произносилось. Неясыть слушал вполуха. Ему это было неинтересно, он во все глаза смотрел на фигуру в черном. Зоркий парень даже с немалого расстояния сумел рассмотреть потертости и кое-как поставленные заплаты на черном плаще, неловко приделанную перемычку на некогда треснувшее древко посоха, выкрошившийся перламутр зубов дракона... ...Факультет малефицистики герольд объявил последним, поименовав кафедры оборотничества, сиречь ликанотропии, некромантии, вампиризма, ведовства ядовитого и каких-то непонятных Черных Бездн. На этом представление Академии закончилось. Из молчаливого строя магов вышел невысокий, стройный человечек в элегантном бирюзовом плаще с переливами. В руке он держал мощный белый посох, почти что боевой шест, увенчанный сверкающим адамантом. - Ректор, ректор... - зашелестели голоса вокруг Неясыти. - Ученики мои!.. Да, да, именно так обращаюсь я к вам, хотя ни один из вас еще не может перешагнуть порога нашей благословенной Академии, - зазвучал над площадью неожиданно сильный, хорошо поставленный голос - Сила призвала вас, и вы пришли на зов. Вы пришли, чтобы совершить выбор и, пройдя тяжкие испытания учением, стать теми, кто помогает людям, не делая различий между лордом и простолюдином, истинно верующим или язычником, коему еще предстоит постичь всю благость Истинной Веры. Вы пришли сюда, потому что понимаете - подобно тому, как нуждается в огранке драгоценный камень, так и ваши таланты, никем не подвергаемые сомнению, подлежат такой же обработке. Не сомневаюсь, ученики мои, на этой площади есть люди, что и так умеют вызвать дождь или отогнать непрошеную градовую тучу от виноградников, есть те, что разведут костер в любую погоду или даже смогут заставить уняться небольшой пожар. Все это так. Магия - великий дар богов, тех Древних Богов, благость коих признавал и Спаситель, да святится имя Его во веки веков!.. - Площадь ответила согласным негромким выдохом. Ректор сделал паузу и продолжал, обведя взглядом склонившиеся головы: - Не стану утомлять вас долгими речами, ученики мои. Меня вы еще успеете наслушаться. - Он позволил себе улыбку, и площадь с готовностью хохотнула. - Последуйте велению ваших сердец. Приблизьтесь к деканам тех факультетов, студентами которых вы хотели бы стать. Отдайте им шары с вашими именами. И мы узнаем, совпал ли ваш выбор с выбором Силы. Как всегда, я молю Спасителя, чтобы никто не ушел с этой площади в слезах и отчаянии. Приступайте же, ученики мои, и не торопитесь! Никто не уйдет с площади прежде, чем последний ученик отдаст свой шар. Не бойтесь, что на избранном вами факультете до вас окажется слишком много студентов и вам поэтому откажут. Не толпитесь, не толкайтесь, чинно и мирно, как и положено ученикам, подходите к вашим деканам! Ректор поклонился толпе и аккуратно ступил назад. Люди на площади немедленно взволновались, мимо Неясыти замелькали бока и спины устремившихся вперед самых нетерпеливых; Неясыть же даже не пошевелился. Взор его медленно двигался по цепочке магов; он видел, как первые шары перешли из потных от волнения ладоней аколитов в холеные руки деканов и-о чудо! - шары начали медленно подниматься над головами волшебников, повисая в воздухе, плавно вращаясь и посверкивая в лучах утреннего солнца. Толпа зевак вновь разразились аплодисментами. Неясыть знал, что сейчас еще ничего не решается. Лишь когда оживет чудовищная машина магов, машина, питающаяся волшебством, и начнется проверка выбора - вот тогда и придет пора волноваться. Сделавшие свое дело ученики отходили в стороны, толпа как-то сама собой отхлынула назад, прижимаясь к стенам домов. Вокруг Фесса, что по-прежнему крутил в руках свой шарик, образовалось пустое пространство. - Сын мой, ты в замешательстве? - ласково окликнул парня кто-то из деканов. - Следуй своему сердцу! Не раздумывай долго, не пытайся угадать! - Ладно, - проворчал Неясыть себе под нос. И медленно пошел вперед. - Смотри, как идет, - шепнул мастер огня мастеру Алхимику. - Точно стелется. - Думаешь, он из Храма? - так же шепотом ответил Алхимик, маленький и скрюченный, с многочисленными кислотными ожогами на руках. - Едва ли. Его нашел Парри с Северного Клыка, паренек явно заслан сюда магическим образом, но почему и зачем... Послушай, ты что, не был ни на Конклаве, ни на последнем Совете? Алхимик смущенно потупился. - Ты и так знаешь, что меня там не было, зачем переспрашиваешь? Я слышал, что мальчишку решили взять, потому что Закон ученичества нерушим, слышал, что с ним приключилась какая-то странная история - вроде бы он памяти лишился... - Лишился! - Мастер огня хмыкнул. - Лишиться-то он ее лишился, да только уж больно как-то странно. Не утрачен ни один из базовых навыков, не утрачено понимание структуры общества, не утрачено... да проще сказать, что не помнит он только себя - откуда он, где родился и как попал сюда. Что-то мне это не слишком нравится. Алхимик. Ты что же, так и не удосужился прочесть мнение Кевиа? Маленький декан презрительно фыркнул. - Никогда не считал себя обязанным знакомиться с мнением этого напыщенного ничтожества! - А зря, Алхимик. Он говорил дело. Он предположил, что мы имеем дело с Тьмой. Алхимик вздрогнул, однако тотчас же овладел собой. - Этот святоша всегда был горазд всех запугивать, - ворчливо бросил он. - У страха, как известно, глаза велики. - Хорошо бы это было так. Алхимик. - Лучше всего, конечно, было б этому парню отказать, - задумчиво проворчал маленький декан. - Установить слежку, и... - Ну разумеется! - Огневик раздраженно поморщился. - Ты считаешь и Совет, и Конклав полными тупицами? Разумеется, это было б наилучшим решением. Ждать, не допускать до магии... Кто знает! Но бедняга Парри так рвался прочь со своего Клыка... что несколько поторопился. Их разговор невольно прервался. Неясыть оказался возле выстроившихся в ряд деканов. - Бьюсь об заклад, достанется он тебе, - шепнул коллеге Алхимик. - Глазищи эвон какие бешеные. - Погоди, - так же шепотом ответил мастер огня. - Может, еще и... Он осекся. Потому что Неясыть, миновав спокойным, плавным шагом всех одиннадцать деканов, остановился лишь возле двенадцатого. Облаченного с головы до ног в черное и с черным посохом в руке. Шеренга разодетых в яркие и праздничные цвета деканов замерла. Алхимик и Огневик выпучили глаза, глядя, как парень медленно протянул руку и его шар, донельзя странный шар, без определенного цвета и имени, неторопливо воспарил над головой облаченного в черный плащ волшебника. Фигура с посохом пошатнулась. Дрогнувшая рука в черной перчатке поднялась. - Посмотри на меня хорошенько, сынок, - прогудел низкий голос. - Посмотри на меня хорошенько, прежде чем принимать решение! Посмотри - и я верну тебе твой шар!.. Длинные скрюченные пальцы резким движением сорвали капюшон - и по площади прокатился тяжкий вздох, и притом отнюдь не облегчения, а застарелой, подсердечной ненависти. Несомненно, перед Фессом стоял не человек. Высокий заостренный череп, совершенно голый, покрытый коричневатой чешуей, чем-то напоминавшей змеиную; глубоко посаженные желтые глаза обрамлены были какой-то мягкой бахромой, чем-то вроде крошечных щупалец. Подбородок сильно выдавался вперед, однако зубы в безгубом тонком рту, как раз напротив, были очень сходны с людскими. Безбровое лицо, казалось, не имело возраста - ни морщин, ни отвисшей кожи, ни иных следов прожитых лет. Желтые глаза вбуравились в лицо Неясыти. - Иди, иди своей дорогой, мальчик, - прогудело существо. - Будем считать, что ты просто... - Я не ошибаюсь, - негромко, но твердо ответил Неясыть. - Возьми мой шар. С этими словами он повернулся спиной к волшебнику в черном и мерным, спокойным шагом двинулся к краю площади. Никто из деканов не шелохнулся. А чародей с черным посохом отчего-то низко склонил голову, глядя себе под ноги; казалось, он просто в отчаянии. Некоторое время на площади царила страшная тишина. Люди отшатнулись от Неясыти, словно от зачумленного: на пятьдесят шагов вокруг него не осталось ни одного человека. - Отдал свой шар Темному!.. Хочет присягнуть Тьме!.. Да полноте, человек ли это?! - донеслось до его слуха. Наступила томительная пауза. Надо отдать должное магам Академии - своей растерянности они не выказали ничем. Ну отдал один из неофитов свой шар декану факультета малефицистики, ну и что из того? Всякое случается, на то и существует факультет, чтобы на нем учились студенты... И голос ректора казался ничуть не потревоженным, когда он заговорил вновь: - Ученики мои, вы совершили свой выбор, и настало время узнать решение Великой Силы. Давайте же вознесем молитву Спасителю, дарителю жизни и благ, чтобы каждый, пришедший сегодня на эту площадь, обрел бы просимое!.. Молиться Неясыть не умел. Парри пытался втолковать ему Символ Веры и заставить вызубрить пару-тройку общеупотребительных молитв, однако Неясыть только мотал головой. Он - свободен. Нет богов, кроме ожидающей каждого человека Смерти, а все те, кого принято называть богами, - это, по нынешнему разумению Неясыти, просто очень сильные маги, сумевшие взобраться на самую вершину. Люди вокруг него на разные лады затянули молитву. Неясыть вновь ощутил на себе злобные взгляды - он, похоже, еще и язычник или, хуже того, еретик, если не схизматик! - Что он делает? - одними губами сказал Алхимику мастер огня. - Мало того, что отдал шар Темному, так еще и не молится! Он что, дурак?.. - Кевиа ошибся, - столь же тихо отозвался низкорослый декан. - Если бы этот молодчик пришел из Тьмы, будь уверен, он пошел бы к святошам и молитвы, не сомневайся, знал бы лучше Папы Аркинского. - Может, на это и расчет? - продолжал сомневаться Огневик. Алхимик хотел что-то ответить, но в этот миг короткая молитва кончилась. Ректор медленно поднял широко разведенные в стороны руки, и всем, собравшимся на площади, показалось, что сам черный камень вздрогнул от пришедшей в движение исполинской Силы. - Выходи, - Алхимик толкнул коллегу в бок. Однако мастер Огневик, декан факультета стихии огня, в напоминаниях не нуждался. Волшебник сделал несколько шагов вперед, и вместе с ним поплыла разноцветная пирамида шаров с именами, покачивавшаяся в воздухе у него над головой. В следующий миг чародей сделал резкое движение своим посохом, точно косой, - и словно бы лопнул незримый обруч, удерживавший шары все вместе. Алые, оранжевые, желтые, белые, малиновые, бордовые, кроваво-красные, охристые - шары всех оттенков красного и желтого цветов, среди которых, правда, встречались и светло-зеленоватые и голубые, и даже синевато-стальные, медленной чередой поплыли через площадь, прямо в руки тех, чей выбор совпал с выбором Силы. Толпа разразилась воплями. Кто-то радостно орал, подпрыгивая и размахивая руками, кто-то, напротив, падал прямо на черный камень, не в силах сдержать рыданий. На сей раз в отношении огненной стихии выбор Силы в основном проявился через цветность. Красный - цвет пламени - редко превалировал среди отданных мастеру Огневику шаров. Примерно раз в двадцать лет, не чаще. Следующим настала очередь Алхимика. С ним вышла совсем иная история, цвет его шаров варьировался от опять-таки немногочисленных красных до столь же редких фиолетовых: нельзя было сказать, что у какого-то из цветов здесь преимущество. Один за другим деканы выходили вперед. Разноцветные веера шаров плыли через площадь, прямо к жадно тянувшимся за ними рукам. Ничего не скажешь, маги придумали нелепую, но яркую и зрелищную церемонию. Понятно, почему она не приелась простым обитателям Ордоса даже за все эти долгие годы. Лица деканов оставались приятно-спокойными, ни один не расстался с любезной, чуть виноватой улыбкой - мол, хотели бы взять всех, но, увы, закон есть закон. Как и положено, отсеивалась, не получив своих шаров назад, примерно треть аколитов. У остальных шары превращались в изящные браслеты, охватывающие левое запястье. Имя оставалось на поверхности, так, чтобы его легко можно было прочитать, даже бросив на браслет лишь мимолетный взгляд. Те, кому не повезло, уныло тянулись прочь с площади, и люди в переулках поспешно расступались, кланяясь даже и неудачникам с неложной почтительностью. Обладай Неясыть слухом настоящей совы, он, быть может, и сумел бы уловить быстрый шепот Кевиа, декана освященного" факультета, обращенный к ректору: - Милорд, может, еще обойдется... вдруг да не совпа... В этот самый миг тот, кого деканы и народ называли Темным, наконец-то, в свою очередь, шагнул вперед. На сей раз его уродливая, полузмеиная голова была высоко поднята, нечеловеческие глаза горели яростно-желтым огнем, в горле клокотало. Черный посох описал стремительную дугу, и казалось, конец его оставляет в воздухе быстро гаснущий след какого-то темного пламени. Бесцветный шар, на котором не было никакого имени, поплыл через площадь; люди затаили дыхание. Однако он не исчез, подобно шарам других неудачников. Он намертво лег в подставленную ладонь Неясыти, тотчас же обернувшись положенным по уставу Академии браслетом. Правда, цвет теперь стал другим - и притом именно черным, под стать одеянию и посоху декана, Площадь дружно вздохнула. Декан факультета священной магии, милорд Кевиа, побледнел и пошатнулся, так что ректору пришлось чуть ли не подхватить толстяка под руку. Несколько мгновений показались собравшимся часами - прежде чем ректор сумел овладеть собой (он все-таки недаром занимал эту должность!) и не начал положенную традицией Прощальную речь. Его голос не дрожал, слова лились плавно и гармонично, и Неясыть невольно почувствовал к нему уважение. Этот человек умел проигрывать. Неясыть не мог пока что понять, почему ректор считает себя проигравшим, но ошибиться в оценке он не мог. Неужели его настолько боятся?.. Что ж, в свое время он узнает, почему и за что. А Прощальная речь все длилась и длилась, и неудачники, до сих пор не покинувшие черную площадь, невольно поднимали головы и распрямляли ссутулившиеся плечи. Ректор обращался именно к ним, а вовсе не к успешно прошедшим через выбор. Он говорил, что все может измениться - если изменятся они сами. Пусть они возвращаются в родные места, пусть вновь встретятся с теми, кто признал их годными для учебы в Академии, пусть научатся смотреть в глубь себя чуть-чуть отчетливее, чем сейчас, и тогда они смогут вернуться, В продолжение всей этой пылкой тирады Неясыть стоял неподвижно, глядя прямо перед собой. Получив обратно свой шар, он тем самым стал неприкосновенен для остальных обитателей Ордоса, в том числе и для принятых в Академию аколитов - дуэли между "своими" были строго-настрого запрещены - иначе не миновать беды: взгляды, бросаемые на него новоиспеченными студиозусами, были куда как неласковы. Наконец ректор закончил. Деканы разделились, сзывая каждый к себе свои факультеты. Всего на площади осталось около трех сотен человек, достаточно быстро поделившихся сейчас на отряды примерно по три десятка человек в каждом, где-то чуть больше, где-то чуть меньше; подхваченный всеобщим движением, слитый с толпой - и вместе с тем совершенно, наглухо от нее отделенный черным браслетом на запястье - Неясыть оказался выброшен, словно бревно-топляк на низкий берег, к самым ступеням, на которых стоял Темный. - Ты не отрекся, сын мой, - медленно проговорил декан. Несмотря на жуткую внешность, по-эбински он изъяснялся чисто, без малейшего акцента. - Ну что ж... значит, это судьба. Только тебе ведь будет трудно, очень... - Знаю, милорд декан, - сухо произнес Неясыть. - Не надо пустых слов, все уже решено. Я рад, что не ошибся. Тот, кого называли Темным, взглянул на своего ученика - куда более внимательно. В глубине желтых глаз по - прежнему мерцало пламя. - Ты знаешь, чего хочешь, молодой мэтр? - также холодно, в тон ему спросил декан. - Я чувствую твою пустую полноту... или заполненную пустоту, так будет вернее. Ты уверен, что осознал СБОЙ путь? - Я выбрал его, и он не разошелся с выбором Силы, - пожал плечами Неясыть. - Деканы не решились жульничать, - буркнул Темный. - С выбором Силы не шутят; а то бы они тебя в два счета... - Они боятся вас? Но тогда почему терпят? Двенадцатый факультет, состоявший всего из двух человек, замыкал втягивавшуюся в белые врата Академии колонну неофитов, и, казалось, даже спины идущих впереди, в некотором отдалении лекарей, наставников одиннадцатого. Целительского, факультета источают страх и ненависть. - Боятся? Пожалуй, нет, - после некоторого молчания ответил Темный. Черный его посох ритмично стукал о камни - в такт подозрительному клацанью из-под свисавшей до земли мантии. - Силы моей осталось - всего ничего, так, балаганные фокусы, подайте декану факультета малефицистики на лабораторные занятия!.. Ректор Академии белый маг Анэто - очень хорош. Мгновенная реакция, широчайшая эрудиция, по складу своему он - воздушник, ветровик, но и три остальных стихии знает на "ять". С ним мне сейчас не тягаться. - А раньше? - невозмутимо спросил Неясыть. Декан ощутимо вздрогнул. Желтые глаза так и впились в лицо парня. - Да откуда ж ты такой бойкий взялся?! - резко спросил волшебник. - Ну да, прав ты, ученик мой, прав, было дело, случилось нам с Анэто переведаться в чистом, как говорится, поле... - Война Волка, - бесцеремонно перебил декана Неясыть. - Война Волка... Слушай, а что же болтали, будто у тебя с памятью нелады? Врали все? - Нет, не врали, милорд декан. Это я у Парри в башне вычитал, когда мне наконец грамота далась. У него там немало книжек - без них-то, наверное, бедняга и вовсе бы ума лишился... - Это точно. В той пустыне недолго и руки на себя наложить с тоски. Парри я знавал - ничего с