вые галеры во время абордажной схватки. Ни тот, ни другая не уступали. На лице Кицума - видела Тави - все явственнее читалось небывалое изумление: как если бы взрослый в шутку забавлялся "боем" на деревянных мечах с семилетним мальчишкой, а паренек вдруг стал бы демонстрировать всю мощь школы Вольных. И Кицуму, и Сильвии приходилось уворачиваться от летящих во все стороны зеленых искр, что щедро разбрасывало их намертво впившееся друг в друга оружие. Кларе меж тем явно становилось все хуже и хуже. Голова чародейки бессильно запрокинулась, плоть вокруг раны стала горячей, словно под кожей развели самый настоящий костер или насыпали пригоршню горячих углей. На губах закипала пена, речь стала совершенно бессвязной. Архимаг Игнациус знал, что вручить своей подручной. - Уводим ее! - прорычала Раина. Валькирии наконец удалось стряхнуть с клинка последний язык зеленого пламени. - Уводим, тут что-то гасит к йотунам всю магию! - А Кицум?! - заорала Тави. - Его бросать? - Он справится без нас, дуреха! Не знаю, кто это, но силы ему не занимать. Давай, Тави, давай! Все расспросы потом! Все потом! Поддержи кирию! Шевелись!.. Шевелись же, будь оно все проклято! Тави повиновалась. ...Однако далеко уйти им не удалось. Растекшееся по земле зеленое пламя замкнуло круг, и сейчас его призрачные языки поднимались все выше, словно чудовищные змеи, головы их соединялись, отсекая Тави, Раину и впавшую в беспамятство Клару от остального мира. Этот огонь словно обладал разумом, он предусмотрительно обтек трех спутниц Кицума, взял их в кольцо, преграждая все дороги к бегству. К счастью, пламенная ловушка пока не сжималась, оставляя достаточно места для отступления. Вдобавок, после всего лишь полутора десятков шагов Тави ощутила, что магия словно бы возвращается, слабо, неверной струйкой, как вода, сочащаяся сквозь песчаную плотину. Можно было попытаться взглянуть, что же там с Кларой. Или... помочь чарами Кицуму? Валькирия бросила на Тави гневный взор, сдвинула брови. Мол, чего мешкаешь? - Магия, - только и выдохнула выученица Вольных. - Возвращается... Раина на миг сощурилась, потом решительно тряхнула головой. - Сперва - рана кирии. Потом - Кицум. Ну, давай же, давай!.. Тави с Раиной осторожно уложили чародейку наземь - здесь прошелся зеленый огонь, не оставив ничего, кроме пепла. Валькирия швырнула свой плащ, на него опустили Клару; Тави склонилась над пробитым плечом. Кровь уже не текла, запеклась сама, да и рана казалась неглубокой и неопасной - не задеты ни жилы, ни суставы, ни кости, - однако под кожей ощущалась горячая опухоль, настоящий пузырь, наполненный огнем. Тави с трудом могла держать там пальцы. Она помнила, что не так давно ее, раненую и беспомощную, спасал весь отряд Клары. Настала ее очередь возвращать долги. Раина поминутно оглядывалась, но там Сильвия и Кицум все продолжали свой непонятный танец, молча, сосредоточенно, словно исполняя неведомый ритуал. Никому из них, казалось, не осталось никакого дела до трех женщин, одна из которых вдобавок стояла на самой грани жизни и смерти. - Что с ней?! - рявкнула Раина. - Можешь определить, девочка? Тави покачала головой. Слабый ручеек доступной ей Силы - против совершенно неведомого зачарованного оружия, пред которым оказалась бессильна сама Клара Хюммель, - а к ней Тави относилась с огромным пиететом, чуть ли не как к высшему существу. Казалось, для Клары вообще не существует ничего невозможного, однако же вот она лежит, хрипло и с трудом дыша, а на губах вскипает кровавая пена, словно у нее уже размолоты легкие, - Сейчас... - пробормотала Тави. - Сейчас... потерпи, госпожа Клара, ну, пожалуйста, потерпи... Тактильный контакт издревле считался Вольными одним из самых действенных. И сейчас Тави приказала себе представить, что вокруг нет этого непонятного и чужого мира, что она вновь дома, в сумрачном, но родном Мельине, что вокруг - строгие лица друзей-Вольных, наставников, спасителей, защитников... Она пришла к ним, принесла свой странный дар - и они помогли развить его, стать той, кем она стала. Боль вливалась в ее сознание, непереносимая горящая боль. Неотвратимо обходя заслоны, по жилам Клары Хюммель тек неведомый яд; еще пыталась вмешаться собственная магия волшебницы, наложенные ею самой на себя заклятья, однако отрава оказалась слишком уж сильна. Не ровня Кларе был тот, кто сотворил пламенный клинок, никак не ровня. Он знал, что делает. Тави застыла с закрытыми глазами. Пальцы - по обе стороны раны. Бьется, словно сердце, опухоль, расталкивает в разные стороны волны горячего яда; в уме девушка строила боевые порядки из формул исцеления. С куда большей охотой она прибегла бы сейчас к надежной и привычной ритуальной магии, но все ее припасы давно сгинули. Оставалось лишь обратиться к урокам Акциума, великого мага, что пожертвовал собой, спасая несчастный Мельин от нашествия козлоногих; как жаль, что ей, Тави, выпало так мало побыть его ученицей! Сегодня от нее было бы больше толку. Формулы тем не менее выстраивались. Тави действительно многое почерпнула на уроках Акциума. Клара училась у Игнациуса и других авторитетных магов Долины; но, как теперь смутно догадывалась Тави, чародей Акциум принадлежал к гораздо более высокому рангу. Оставалось только гадать, к какому. "Человеческое тело, - учил Тави в свое время Акциум, - и совершенно, и несовершенно в одно и то же время. Не прикрытая сталью или могущественным чародейством плоть крайне уязвима. Не нужно даже никаких мечей, простой камень, подобранный на дороге, способен отнять жизнь. Но в то же время человек и очень хорошо защищен. Он - часть великого потока магических сил, слепых и бездушных, пронзающих весь миропорядок. Ты можешь не преуспеть со своими собственными заклятьями. Но вот сделать так, чтобы вся эта катящаяся мощь оказалась бы у тебя на службе, - в этом задача Истинного мага". И тогда Тави показалось, что слова об "Истинном маге" Акциум произнес с какой-то непонятной тоской. Может, он сам и был им - непонятным, неведомым Тави "Истинным магом", перед которым ничто вся сила и гордость Долины? Во всяком случае, учил он ее действительно хорошо. Не формулы и заученные жесты, не слова и даже не мысли - чувства, естественные и непреходящие. Вот ключ к успеху. И Тави постаралась представить пышащую жаром опухоль в плече Клары как камень, тупой, мертвый камень, упавший в спокойный поток. Камень разбил и изорвал листья кувшинки, измочалил лепестки нежной водяной лилии, однако после этого все, что он может, - лишь только утонуть. И даже пусть этот камень источает злую отраву, от которой умирают жуки-плавунцы, лягушки, тритоны и мелкая рыбешка, - воды Великой Реки все равно сильнее любой отравы, они унесут ее далеко-далеко, растворят в себе - жизнь все равно сильнее смерти, надо только уметь побеждать... В висках стало тепло-тепло, волны этого тепла побежали вниз по щекам, по шее, перекинулись на плечи, влились в руки - и выплеснулись наконец из пальцев. Тави не знала, что это. Просто - тепло. Но вокруг ногтей вдруг задымился, закурился жемчужного цвета ореол, и Тави словно наяву ощутила - ее руки раздвигают плоть раненой Клары, пальцы обхватывают опухоль (та кажется раскаленной, словно кусок железа из горна), тянут ее на себя - и пульсирующий темно-алый шарик поднимается, за ним тянутся одна за другой, лопаясь, багряные нити; сквозь транс доносится истошный вопль Клары, и в следующий миг могучая рука Раины отбрасывает Тави в сторону, словно котенка. Оглушительная вспышка боли. Теперь уже не чужой, своей. Откат ударил в Тави крепостным тараном, сметая защитные барьеры и силу воли. Девушка опрокинулась навзничь - во всем мире не осталось ничего, кроме этой боли. ...Валькирия Раина ничего этого, само собой, не видела и не чувствовала. Одним глазом она следила за раненой кирией Кларой, вторым - за сражавшимися насмерть Сильвией и Кицумом. Тави казалось, что прошли уже часы ее нескончаемого транса, хотя в реальности не минуло и тридцати секунд. Валькирия видела, как Тави внезапным и резким движением погрузила руку в тело Клары, выхватывая оттуда какой-то истекающий кровью содрогающийся комок, за которым тянулись нити сосудов. Клара забилась, задергалась, каблуки скребли землю, вздымая облачка серого пепла. Лицо чародейки стало смертельно бледным, дыхание спустя миг пресеклось - Раине почудилось, что она уже чувствует отлетающий последний вздох, что Тави своим "лечением" убивает кирию - и тогда Раина сделала единственное, что могла: отшвырнула девчонку прочь. Тави кубарем покатилась по земле, однако вырванную из раны опухоль так и не выпустила. Прокатилась и застыла в странной позе, среди сухого пепла; на фоне вздымающихся за ней стен зеленого пламени чернела поднятая рука, пальцы сомкнуты на кровоточащем комке, словно на величайшей драгоценности. Раина рывком нагнулась к Кларе, однако щеки кирии уже розовели, дыхание выровнялось. Чародейка пребывала в глубоком обмороке. Валькирия подняла взгляд - Кицум и Сильвия каким-то образом расцепились, с фламберга и стальной петли уже не текло наземь зеленое пламя. Черный меч неторопливо чертил перед и над Сильвией каскад сложных фигур, восьмерок, кругов, и так далее; Кицум держал петлю за концы обеими руками, точно веревку. Ни Сильвия, ни клоун не пускали в ход магию. И ни один из них уже не замечал ничего вокруг - ни отгородившего их от мира изумрудного огня, ни неподвижной Клары, ни беспомощно упавшей Тави... Их словно поглотил какой-то совместный обряд, как будто не врагами они были вовсе, а союзниками, участниками тайной мистерии на пути постижения сокрытой истины. И валькирия Раина, сражавшаяся в бесчисленных битвах задолго до того, как пращуры пращуров всех ныне живущих вступили в области Упорядоченного, поняла, что на самом деле видит небывалое: не Сильвия и Кицум сошлись на этом поле, не люди и даже не личности. Бились Силы: очень древняя и новая, молодая, жестокая. Молодая Сила, пришедшая в этот мир, подобна тому, как новая розоватая кожа покрывает собой заживающую рану. И тогда старой корке из запекшейся крови, под чьей защитой и вызревала эта новая кожа, - старой корке приходит время отпасть и обратиться во прах. И ничто в целом мире не способно остановить это, ибо всякое рождение есть в то же время и чья-то смерть. Валькирии Раине казалось, что контуры двух фигур смазываются, расплываются, на фоне зеленых стен огня остаются лишь темные силуэты, словно в древних теневых театрах. И воительница, Дева Битв, чудом уцелевшая в страшной резне на Боргильдовом Поле, вдруг ощутила, что вновь, помимо собственной воли, вспоминает тот день, когда на приснопамятной равнине, на проклятом рубеже вздымался густой туман - стояли морозы, и пролитая кровь исходила паром, словно спеша отдать сохраняемое в ней тепло жизни. И точно так же тогда на фоне волн зеленого пламени шли в наступление бесчисленные отряды врагов, а за ними смутно виднелись гигантские силуэты, нечеткие, размытые - и оттого еще более пугающие. Конечно, Сильвия и Кицум не могли иметь никакого отношения к Древним или Молодым Богам, чьи рати сошлись много эонов назад на Поле-Между-Мирами, на Боргильдовом Поле, когда рухнуло Пророчество Вельвы и история изменила течение свое - Рагнаради так и не наступило, вернее, наступило совершенно не так, как толковали предсказания... Наверное, это был общий принцип. Великая Битва продолжается до сих пор, вдруг подумала Раина. Просто ныне Боргильдовым Полем стало все Сущее, которое кирия Клара и ее сородичи именовали Упорядоченным. Сильвия решилась первой. Горяча, подумала Раина. В поединке таких мастеров (а Сильвия оказалась именно мастером, неважно уже, свою ли силу и умение она пустила в ход или же заемную), как правило, проигрывает нанесший первый удар - как и в поединке искусных магов. Свистнул черный фламберг. Сильвия обрушила его сверху вниз, волшебно-легкий в ее полудетской руке клинок, однако, оборачивался полновесным двуручным чудовищем для тех, кому выпадало несчастье подвернуться под его удар. Раина не успела и глазом моргнуть - даже она, Дева Битв, не сумела бы отразить этот выпад. Девчонка нанесла его поистине с быстротой молнии. Черный сполох, застонавший воздух - и все. Кицум не отступил. Что сделал старый клоун, Раина не поняла. Стальная петля вновь обвилась вокруг темного клинка, но на сей раз никакого зеленого пламени не появилось. Напротив - окружавший сражавшихся огонь сгустился и почернел. Отделявшая их от мира завеса стала еще непроницаемей. Странным движением заваливаясь набок, Кицум увлекал за собой и черный меч, и его хозяйку. Сильвии ничего не оставалось, как падать следом. Она вскрикнула, и теперь это был крик смертельно раненной птицы; она ни за что не выпустила бы из рук черного фламберга. Раина успела заметить, как левая рука Кицума выдернула откуда-то из складок одеяния короткий нож; клоун, похоже, собирался покончить с этим одним ударом. ...Что уберегло проклятую девчонку, понять не смог бы никто. Сильвия изогнулась в воздухе, словно кошка, падающая на все четыре лапы. Черный меч едва не проткнул опрокинувшегося на бок Кицума; острие фламберга распороло клоуну плащ. Сильвия еще попыталась наотмашь полоснуть врага зачарованным темным лезвием, но промахнулась, и земля рядом с головой Кицума вспухла изнутри пламенеющим ярко-рыжим пузырем, увенчанным короной черного дыма. Еще миг - и противники вновь стояли друг против друга как ни в чем не бывало. Ничья. Раина видела, как потряс головой Кицум, словно втолковывая себе - да нет, нет, я, наверное, сплю, такого просто не может быть! Почему он так удивляется, подумала валькирия. Он хороший боец, очень хороший - но ведь нет и не может быть непобедимых! А этой девчонке, будь она семижды семь раз неладна, явно помогает какая-то очень могущественная магия - вот и все объяснение. Чему же тут удивляться? А Тави по-прежнему неподвижна, а Клара так и не приходит в сознание... Признаться, Раина растерялась. Инстинкт Девы Битв подсказывал ей, что вмешиваться в поединок Кицума и Сильвии - безумие, это не ее бой и она ничем не поможет своему товарищу. Этому инстинкту Раина привыкла доверять. Он ни разу не подводил ее за все долгие тысячелетия бурной жизни валькирии, ни в одной битве, где сходились многосоттысячные рати, ни в одной стычке, когда бой шел один на один. Воительница метнулась к Тави. Неужели я шлепнула девочку слишком сильно, дура старая? Нет, ее удар был тут ни при чем. Тави тоже оказалась в глубочайшем обмороке, но вызвало его, похоже, ее собственное волшебство. Валькирия с невольным страхом покосилась на истекающий темно-багровой слизью комок в пальцах Тави. Все-таки она вырвала из кирии эту дрянь... молодец девочка. Вот только что делать теперь? Будучи сама волшебным существом, Раина никогда не практиковала магических штудий. Жизнь Девы Битв была подобна древку копья - прямая и ясная. В давным-давно забытые времена, пока еще стоял Асгард, она носилась по поднебесью, даруя победы в битвах тем, кого счел достойными Один, и не терзалась сомнениями. Потом, когда она - из числа единиц, что чудом выжили на страшном Боргильдовом Поле - разом утратила все, превратившись в странствующую воительницу, наемницу (ибо ни к чему иному призвания она не имела), ей тоже было не до магии. - Тави! Тави, очнись. Очнись, очнись... дочка, - вдруг вырвалось у Раины совершенно необычное и непривычное для нее слово. - Очнись! - Валькирия затрясла Тави за плечи, однако та лишь бессильно моталась в ее руках, словно тряпичная кукла. Воительница оглянулась - Кицум и Сильвия продолжали изощряться в искусстве фехтования. Казалось, так будет продолжаться столетия. Враги нашли друг друга. Дела ни до чего в мире им больше не было. Окружавший группу зеленый огонь мало-помалу обратился в черно-зеленый. Над их головами сомкнулся призрачный купол, словно несчастный мир Эвиала тщился отгородиться от дерзких возмутителей спокойствия. Закрытый мир, темная бездна - каким он представлялся "извне", когда отряд Клары Хюммель только приближался к нему, следуя тропами Межреальности. Раина застыла, потерянно уронив руки. Не в ее силах было привести в чувство кирию Клару или молодую воительницу Тави. Валькирии оставалось только смотреть на вечное движение, нескончаемую череду отточенных поз Кицума и Сильвии. Глава четвертая МЕЛЬИН. ОКРЕСТНОСТИ РАЗЛОМА Император стоял на самом краю глинистого рва. Рядом - дрожащая, скорчившаяся Тайде, которую он вырвал из лап неведомой Силы, не Смерти, но чего-то, стоящего даже над этой зловещей старухой. Они не помнили обратного пути. Заклятье просто швырнуло их в ту самую - или все-таки другую? - точку, откуда невесть сколько дней назад по времени Мельина Император сам шагнул в бездну. Они вернулись. Неведомо как и неведомо когда. Однако же - вернулись. Фесс оказался прав. Заклятие подействовало, хотя и совсем не так, как они рассчитывали. Их вырвало прямо из самого пекла битвы, когда ее весы застыли в неустойчивом равновесии - доведется ли им узнать когда-либо, чем закончилось то сражение? Император вел в бой повиновавшихся одному его взгляду местных ополченцев, тотчас узнавших в нем настоящего вождя. Такое не забывается. Если бы только Фесс был рядом... хотя нет, раз маг остался там, в странном Эвиале, ему, Императору, будет чуть легче. У защитников того мира появился могучий союзник. Вокруг царила зима. После тепла тропических болот. Императору и Сеамни холод показался просто нестерпимым. Пронзающий ветер. Колючий, секущий снег, хлещущий по лицу, словно туча мелких острых стрел. Тайде, дрожа, прижалась к Императору. А у них ни теплой одежды, ничего. Правителю Мельина легче - у него толстая стеганая рубаха, надетая под латы. А Тайде... в легком кургузом плащике. - Гвин... мы вернулись? Неужели?.. - Мы вернулись, - нежно произнес Император, обнимая Дану свободной рукой. - Это наш мир. Все кончилось. Все позади. Мельин ждет нас. Она зябко передернула плечами, еще теснее вжимаясь в его бок и пряча голову от порывов ледяного ветра. Тяжелые доспехи Императора были сейчас холодны, словно сама смерть, но Тайде этого словно не замечала. Сразу за их спинами тяжело колыхался маслянистый белый живой туман Разлома. Туман жил своей собственной жизнью, и плевать он хотел на двух жалких двуногих, неведомым образом вырвавшихся из его цепких объятий. Разлом не был хищником. Он не ведал, что такое "поражение". Он просто жил - и ждал. Уверенный в конечной своей победе, если только к залитой белесым студнем бездне применимы подобные слова. Он словно усмехался в спины двум случайно спасшимся. От меня вы все равно не уйдете, казалось, говорил он. Вокруг расстилались выбеленные снегом валы, хаотичное нагромождение смерзшихся до крепкости камня земляных глыб, кое-где еще торчали скелеты мертвых деревьев. Разлом не признавал вблизи от себя никакой иной жизни, кроме своей собственной. - Идем, Тайде, идем, - Император осторожно потянул Дану вперед. - Нам тут нечего делать. Идем, надо добраться до легионеров... - Он нас так просто не отпустит, - прошептала Сеамни, оглядываясь и с испугом глядя на чудовищную пасть пропасти. - Он пойдет за нами... и в один прекрасный день настигнет. - Почему бы ему не сделать этого прямо сейчас? - усмехнулся Император. - Честное слово, не стоит ждать так долго. Эй, Разлом! Слышишь меня? Не трать даром время! Посылай своих, кто там у тебя есть! Я замерзаю, в самую пору помахать мечом! - Не смейся, - Тайде по-прежнему говорила шепотом. - Не смейся над ним. Он могуч... очень могуч. Просто он пока еще не сознает себя. Но когда осознает... - Тогда и будем разговаривать, - отрезал Император. И тотчас же одним мягким движением оттолкнул девушку, выхватывая клинок, - о, смотри, кажется, он ответил! Разлом и в самом деле ответил. Маслянистая поверхность белесого моря заколыхалась. С чмокающим, хлюпающим звуком вверх взметнулся длинный язык, словно притаившаяся в глубине исполинская ящерица попыталась проглотить неосторожную муху. - Прыгай! - рявкнул Император, размахиваясь клинком. Язык тумана лопнул возле самой поверхности. Взлетевшая вверх белесая клякса рассыпалась на множество мелких брызг. - Славно, славно, - прошипел Император, отступая на шаг. - Значит, ты меня все-таки слышишь. И тебе не нравится, когда обижают. Хорошо, учтем. Тайде! Идем. И ветер, словно помогая двум измученным странникам, стал как будто бы утихать. В воздухе густо кружились снежинки, мягкими холодными лапками касались лиц. Двое - человек и дану - шли прочь от проклятого места, туда, где должны были гореть огни и стоять дозором легионеры Империи. Низкие серые тучи без малейших разрывов затягивали небо. Сеяли и сеяли мелким снежком, словно как могли пытались помочь несчастной, израненной земле. Словно старались хоть так прикрыть страшный и уродливый шрам, рассекший некогда благодатные земли Мельинской Империи. Здесь, вблизи Разлома, чудовищная рана дышала теплом и снег таял, не в силах зацепиться, не в силах охладить горячие, словно воспаленное тело, камни. Но темная полоса нагой земли относительно быстро кончилась, снег властно распахнул свои белые крылья, укрывая все вокруг. В былые времена тут уже должна была стоять стража, уцелевшие в бойне с Радугой легионы Империи, не жалея сил, копали рвы и насыпали валы, строили частоколы и возводили сторожевые башни, стараясь хоть так отрезать "тварям Разлома" (как правило - уродливо-ожившим земляным глыбам) дорогу в нутряные имперские земли. Император в свое время придавал этому очень большое значение. Вал и ров они скоро увидели. Но частокол, что шел по вершине вала, явно пребывал в забросе и небрежении - завалился набок, исчезли целые заплоты по шесть-семь саженей. Невдалеке смутно виднелся сквозь снежную хмарь и муть нагой скелет сторожевой вышки - без крыши, ограждения и лестницы. - Легата - разжаловать, - сквозь зубы проговорил Император. - Он у меня пожизненно лагерные отхожие рвы чистить станет. Центуриона - выгнать без пенсии. Манипулу - расформировать и разослать по дальним крепостям. Некому без меня бить стало, что ли? - Гвин, Гвин, погоди, - как обычно, вступилась Сеамни, просительно кладя ладошку на сгиб его локтя. - Погоди, ну что ты сразу - сплеча рубить? Ты ж не знаешь, что тут случилось. Может, несчастье какое. Погоди. Не гневайся. - Когда ты просишь, то и гневаться не могу, - сквозь силу улыбнулся Император. - Хотя за такие дела... - Погоди. Погоди, - уговаривала его Сеамни. - Не горячись. Давай сперва выберемся отсюда. Выберемся, оглядимся... а судить и карать всегда успеешь. - Ты так же добра, как и прекрасна, и так же прекрасна, как и добра, - улыбнулся Император. - Нет, - зябко повела плечами Тави, и лицо ее на миг сделалось совершенно мертвым. Император знал - она вновь вспоминает Мельин, свою краткую бытность Thaide, Видящей народа Дану и те поистине ужасные деяния, сотворенные ею в опьянении мощью Деревянного Меча. - Не хочу... чтобы ты потом мучился, как я. Все, что мог сказать или сделать Император, - это обнять свою данку и покрепче прижать к себе. Глубоко проваливаясь в рыхлый, неслежавшийся снег, они двинулись прочь. Их выбросило в мертвой, безжизненной полосе, отделявшей гноящийся шрам Разлома от незатронутых земель. Нигде - ни одной живой души. В кружащейся снежной мгле - ни огонька, и под ногами - ровный, чистый снег На нем не отпечатались даже звериные следы. Не говоря уж о человеческих. Откуда-то вновь взялся ветер, завыл, закружил поземкой, швырнул в глаза пригоршни секущей снежной крупы. Сгибаясь и прикрываясь плечом, Император почти нес на себе Сеамни, не слишком представляя себе, куда же он, в сущности, направляется. В его время вдоль укрепленной линии проложили самый настоящий тракт; судя по всему, открытое, занесенное снегом пространство между остатками вала и лесом указанный тракт как раз собой и являло; но почему все в таком забросе?! Тарвус лишился разума и оставил Разлом без охраны? ...Им повезло. Оставив позади примерно пол-лиги, они натолкнулись на полуразрушенную небольшую казарму - по приказу Императора такие возводились через определенные промежутки для отдыха дежурной смены наблюдавших за Разломом легионеров. Распахнутая дверь сиротливо покачивалась на одной петле. Внутри все оказалось разграблено - ни припасов, ни снаряжения. Одно хорошо - печка была цела, и под навесом нашлись дрова. На полке осталось огниво и трут; вскоре в закопченном зеве весело затрещал огонь. Разумеется, сторожка промерзла настолько, что согреть ее по-настоящему удастся только к следующему утру; но, во всяком случае, у них есть крыша над головой. Император кое-как забил распахнутые окна, в ход пошли обломки тяжелых деревянных лавок. Сеамни свернулась клубочком у печки, чуть ли не обвиваясь вокруг нее. - Что здесь могло случиться, Тайде? Дану покачала головой. На агатово-черных волосах медленно таяли слезы последних снежинок. - Не знаю, Гвин. Но чувствую горе. Горе и беду. - Это я и сам чувствую, - проворчал Император. - Что-то вырвалось из Разлома? Он задал вопрос, сам уже понимая, что скорее всего ничего подобного не случилось. Разлом оставался прежним, он не изменился, он еще не набрал достаточных сил. Нет, причина в ином... что-то заставило Тарвуса увести отсюда все войска. Что-то экстраординарное, от чего зависела жизнь Империи, и графу пришлось выбирать из двух зол. - Хотел бы я верить, что ты выбрал правильно, - невольно прошептал Император. Тем временем Сеамни взялась за дело. Губы ее сжались, щеки с каждым мигом становились все белее и белее. Император понимал, что Тайде сейчас пытается прочувствовать все здесь случившееся - трудная задача даже для бывшей Видящей народа Дану. - Нет, - вдруг обессиленно выдохнула она. - Все точно во мгле какой-то. Словно и там тоже снег валит. Устала я, Гвин. Вот отдохну... и, клянусь Иммельсторном, все сделаю. - Конечно-конечно, - Император постарался укутать ее потеплее. - Переждем здесь... завтра двинемся дальше. Приходилось признать, что это совершенно ломает все планы. Император надеялся встретить своих легионеров сразу же, как только они вырвутся из Разлома, а вместо этого он оказался в самом сердце зимы, посреди безлюдной пустыни. Конечно, холодные месяцы в южных пределах Империи не отличались суровостью, но тем не менее приятного в положении Императора и его спутницы было мало. Они не имели ни малейшего представления, как далеко на север их забросило; если куда-то за Хвалин, морозы могли ударить поистине суровые. Сгущался сумрак, короткий зимний день истаивал, словно снежинка на волосах Сеамни; вырвавшимся из бездны оставалось только ждать. В свой черед настало утро, морозное и солнечное. Ночная хмарь сгинула; уползли в неведомые логовища низкие серые облака, во всю красу засинело небо; мир словно накрыли исполинской сапфировой чашей. Над заснеженными вершинами недальнего леса поднялось солнце. Засверкал снег: нетронутый белый покров и чуть ли не до середины стен поднявшиеся наметы. Император всю ночь не жалел дров, и к рассвету в сторожке стало все-таки тепло. Он отвалил тщательно подпертую дверь, высунулся наружу. Снег полыхал так, что было больно глазам. Разумеется, ни человечьих следов, ни даже звериных. Мертвая пустыня легла вокруг Разлома, и люди, похоже, страшились теперь чего-то совсем иного - страшились настолько, что оставили эту угрозу безо всякого внимания. Как ни странно, тихо вел себя и сам Разлом; мерно колыхался густой, непроглядный живой туман, заполняя жуткую рваную рану в теле Мельина. Не бежали от него никакие твари, не рождались никакие чудовища; со стороны могло б показаться, что Разлом впал в спячку и теперь пребудет в ней вечно. Хотелось бы в это верить. Очень бы хотелось. Но Император знал, чувствовал, дважды пройдя безднами Разлома, что на деле все совсем не так. Сила готовилась к броску, неторопливо накапливая мощь; и в один прекрасный день она сочтет свои приготовления законченными. Неведомо, случится ли это при жизни нынешнего поколения или следующего, но случится непременно, и вопрос - жить Мельину или умереть - зависеть будет от того, что он, Император, сумеет сделать сейчас. Избушка, где они заночевали, сослужила и еще одну службу. Теперь Император понимал, что заклятье вернуло их не на то же самое место, с которого он начал свой безумный путь. Их выбросило много севернее, на сторожке выжжены были цифры "XVII" и "136" - охрану участка нес Семнадцатый легион и до южного конца Разлома было аж целых сто тридцать шесть лиг. Император прикинул - невдалеке Поясной тракт, здесь просто обязаны были стоять гарнизоны; чтобы выйти на большую дорогу, ему с Тайде предстояло спуститься примерно на семь-восемь лиг к югу. Пустяк для тепло одетого и сытого человека. День пути по утоптанной дороге. В себе Император не сомневался - он должен дойти и он дойдет, чего бы ему этого ни стоило, а вот Сеамни... Едва вырвавшаяся из жарких и влажных джунглей, как она перенесет такой путь? Как бы не свалилась - вот, уже сейчас пошатывается. Тем не менее Тайде держалась стойко. Лицо ее оставалось смертельно бледным, однако она не дрожала от холода и не сгибалась от порывов ледяного ветра. Двойную цепочку следов быстро заметало снегом. Часы сменялись часами, солнце поднималось все выше по вымороженному небосклону, а Император и Тайде шли и шли вдоль покинутого вала, встречая на пути лишь завалившиеся плети частокола да порушенные остовы дозорных башен. Легионеры ушли отсюда не один месяц назад. 135-я лига, 134-я, 133-я. Император стиснул зубы - мороз пробирал до костей. Лицо Тайде стало снежно-белым, черные глаза то и дело норовили закатиться. Чем держалась Дану - неведомо. Наверное, одним лишь неукротимым духом этой расы... Время от времени откуда-то из дальней дали доносилось нечто, подозрительно напоминавшее голодный и злобный волчий вой. Значит, не все звери покинули эти края. Вой накатывался из-за лесных стен, слабый, но четко различимый, и наполненный какой-то незвериной, почти человеческой злобой. Ибо всем известно, что по способности ненавидеть человек оставит далеко позади любую, даже самую лютую тварь. Никогда раньше в Мельине не слыхали ни о чем подобном. Император мог ожидать стаи бродячих псов, обычных спутников войны, разорения и бедствий, но здесь выли именно волки, и ошибки допустить он не мог. Вой заставлял мельинского правителя то и дело стискивать рукоять меча. Однако позади оставалась лига за лигой снежной пустыни, к вою путники мало-помалу привыкли, а в конце концов им все-таки повезло. В одном из покинутых сторожевых постов они разжились несколькими старыми и драными легионерскими плащами, на которые не позарились даже воры (не поленившиеся притом отвинтить от стен тяжелые масляные лампы). Стало чуточку легче. На тракт выбрались к вечеру, голодные и смертельно замерзшие. Некогда Поясной тракт вел далеко на запад, соединяя удаленные части Империи. Теперь он упирался в Разлом, через который так и не удалось перебросить ни одного моста. Раньше здесь помещался главный лагерь Семнадцатого легиона, настоящий военный городок, обнесенный внушительной крепостной стеной. Многочисленные казармы, склады провианта, колодцы, арсеналы, лечебницы и так далее. Разумеется, лагерь располагался на некотором удалении от Разлома; однако, уныло глядя на нетронутое снежное покрывало, Император понимал, что и этот лагерь скорее всего покинут. На миг правителя кольнуло жуткое чувство: что, если какая-то неведомая магическая катастрофа смела с лица земли всех живых? Что, если во всей бывшей Мельинской Империи не осталось вообще ни единого человека?.. Что, если волки... - Тайде... ты понимаешь, я... - Гвин, не беспокойся. Живые есть. Я чувствую их. Они только ушли подальше от этих мест. - Но почему, почему? Как они могли оставить Разлом без охраны?! - Мы шли вдоль него весь день. Ты заметил хоть одного монстра, появившегося из него? Снег нетронут. Уже много дней. Может, они были не так уж неправы? - Ну, хорошо, - проворчал Император. - Они могли отвести главные силы легионов. Но бросить такую вещь вообще без всякого надзора? Даже без конных патрулей? Немыслимо. Ни один военачальник в здравом уме и твердой памяти на такое не пойдет. - Может, у них все же нашлись дела более срочные? - осторожно предположила Тайде. - Те же волки, например? - Волки? Ты что-то чувствуешь? Сеамни покачала головой. - Пока нет. Слишком далеко. Но это не обычные звери, готова поклясться. Император угрюмо промолчал. Они добрались до лагеря. Некогда тщательно отстраиваемая крепостица имела жалкий вид. Двор замело снегом, ворота застыли жалобно-распахнутыми, окна казарм выбиты, двери сорваны с петель, крыши кое-где просели. Разор, заброс, опустошение. Тем не менее здесь путникам повезло больше. Разграблены оказались не все кладовые. Нашлась теплая одежда, овчинные куртки легионеров, сапоги, рубахи и так далее. В провиантской среди обвалившихся стропил Император раздобыл бочку солонины и бочку же сухарей, не тронутых крысами, новыми хозяевами этих мест. Удалось разжечь очаг, натопить снега и наконец-то поесть горячего. Тайде, казалось, вот-вот замурлыкает, пригревшись у теплой печи. Император решил не торопиться. Разлом действительно дремлет (или же старательно прикидывается спящим). Пока это так, здесь они в относительной безопасности. Слепо рваться сломя голову вперед им никак нельзя. Никто не может сказать, что же именно стряслось в Мельине. Нельзя исключить, например, и дворцовый переворот. Конечно, на два барона всегда приходится не меньше трех мнений и четырех кандидатов на престол; тем не менее глупо совсем уж сбрасывать со счетов такую возможность. Всю ночь над крышами выл ветер, швырялся в стены снежной трухой. В унисон ему выводили свою песню волки, и отдаленный ненавидящий вой проникал сквозь все преграды. Наутро путники с трудом отвалили занесенную чуть ли не до половины дверь. Теперь они шли уже не как жалкие бежане. В арсенале нашлось кой-какое оружие: Император с удовольствием забросил за спину тяжелый пехотный арбалет, Сеамни, несмотря на протесты спутника, повесила на плечо длинный лук, нацепила на пояс мигом оттянувший его широкий тесак. Они двинулись на восток по Поясному тракту; сперва снег оставался девственно-чистым, никаких следов, ни человеческих, ни звериных. Однако путники не миновали и лиги, как поперек дороги легла настоящая звериная тропа, широкая и утоптанная. Здесь прошел не один зверь и не одна волчица-мать с детенышами. Десятки, если не сотни лап оставили отпечатки на снегу, и ничьи иные следы не дерзнули лечь рядом с путем новых хозяев этих мест - и притом отпечатки выглядели куда крупнее обычных волчьих следов. Идти оказалось нелегко. В былые годы деревенским старостам вменялось в обязанность содержать санные пути в порядке; здесь этим заниматься стало явно некому. Высокому Императору снег доходил до колен, а Тайде - чуть ли не до середины бедра. Впрочем, теперь правитель Мельина едва ли стал бы укорять тиунов и посадских за нерадение. С такими зверюшками, рыщущими по окрестностям, люди хорошо, если могли отсидеться за крепкими стенами. До вечера путь еще трижды пересекли такие же широкие и уверенные волчьи тропы. Твари явно чувствовали себя в безопасности. Живой городок показался только к темноте, когда истаивал третий день Императора и Сеамни в их родном мире. Местечко Севадо некогда если и не преуспевало, то, во всяком случае, вполне сводило концы с концами; однако после появления Разлома городок начал стремительно пустеть. Последние обитатели держались только военной дорогой, тем, что через городок шли перебрасываемые к Разлому легионы, скакали гонцы, двигались обозы с припасами. В Севадо как-то сама собой возникла тыловая база армии, державшей оборону вала. Это помогло просуществовать еще какое-то время; но потом он, Император, очертя голову шагнул в Разлом, а его светлость граф Тарвус предпочел отвести легионы. Неудивительно, что при таких делах Севадо ожидал только полный упадок. К несказанной радости Императора и Тайде, в бойнице надвратной башни города горел слабый огонек. Видно было, что службу тут несут отнюдь не по уставу, требовавшему "чтобы перед вратами освещено было все на тридцать саженей вправо и влево", но и этот огонек обнадеживал. Ворота оказались заперты - хвала силам вечным и заповедным, тут, по крайней мере, были люди, чтобы задвинуть засов изнутри. Император громко постучал оголовком меча. Ответа пришлось ждать довольно долго. Наконец окошечко со скрипом приоткрылось и старческий голос прошамкал: - Кого там на ношь глядя нешет? - Императора! - последовал резкий ответ. - Ашь? Чегошь? - растерялись за окошечком. - Император у ворот, ты, развалина старая! - теряя терпение, заорал правитель Мельина. - Отворяй, и получишь награду. Твой повелитель вернулся! - Вернулшя? Гошударь-анператор? - старик-караульщик, похоже, не верил свои ушам. - Голош-то по-хош... ох, похош... Погодь-ка, факелом пошвечу... Император молча стоял, подняв забрало шлема, пока старик "шветил" факелом. - Охти, охти мне... - запричитал караульщик, едва только рассмотрел лицо путника. - Как ешть он, как ешть... шейчаш, милоштивец, шейчаш отопру... не гне-вайшя на дурака штарого, шделай милошть... Я ж ышшо батюшке твому шлужил... - Я не гневаюсь, мой верный воин, - отрывисто ответил Император. - Ты исполнял свой долг. Сейчас же - отопри и позволь нам войти. - Шейчаш, шейчаш... В караулке оказалось тепло, сухо и уютно. Старик-стражник, седой отставной легионер с красноватым, обветренным лицом, на котором резко белели многочисленные шрамы и рубцы, провел путников внутрь, беспрерывно кланяясь и шепелявя извинения. - Перестань просить прощения, честный страж, - Император коснулся стариковского плеча. - Расскажи лучше, что делается в Империи? Из угла блестели громадные глаза Тайде. - Што деетшя, мой анператор? Ражор деетшя, вот што... Ражор и ошкудение... А от волков шпашения шов-шем не штало... И вот что узнал Император: ...Граф Тарвус вместе с командиром Первого легиона Клавдием бились изо всех сил, стараясь удержать вместе распадающуюся, словно карточный домик, страну. И было отчего - едва расползся слух об исчезновении законного правителя, как всюду гнойными язвами вспухли мятежи. Бароны бросились сводить счеты друг с другом и с императорской властью. Однако главная угроза надвинулась, конечно же, из-за Селинова Вала. Давно отложившиеся провинции, ныне вольные да гордые королевства с княжествами (а в тех королевствах от границы до границы - день доброй скачки, коней, само собой, меняя), полезли через рубеж, точно муравьи на падаль. Урвать! Хоть немного землицы, а урвать! Селинов-то Вал не по-простому насыпан, проведен по хоть и невысокому, а водоразделу, так что наиболее плодородные речные земли долины остались все-таки к западу от него, в имперских руках. Селинов Вал держали помимо прочих еще и орки, наделенные там землей из выморочных баронских владений: то есть тех владений, чьи хозяева имели глупость ввязаться в мятеж против Императора. Тарвусу пришлось снимать легионы - да что там легионы! Отдельные когорты и центурии! - со второстепенных напра