ну, в отличие от истинных эльфов, старились, хотя и очень, очень медленно. И хотя Главным Даром Перворожденных они были наделены в той же степени - то есть Время не имело над ними власти, - Дану болели и погибали не только в бою. А чтобы избавиться от хворей и недугов, чтобы они не подступали даже близко, и требовалась, по словам Сеамни, та самая изощренная, замкнутая магия истинных эльфов. Дану предпочли жизнь без чародейской защиты. Пошли в мир, чтобы терзаться и ликовать, побеждать и проигрывать; равно как и убивать. И - умирать. Тайде откинула занавес. За узким окном встала луна, слепой белесый глаз, тупо уставившийся на корчащийся от боли мир. Снега покрыли измученные просторы Империи, далеко позади остался парящий шрам Разлома; здесь, в замке скоропостижно опочившего барона Висемерра Струга, Император решил задержаться на один день - собрать и экипировать настоящий отряд, способный, если потребуется, справиться и с серьезным сопротивлением. Семмерс и его люди присягнули вернувшемуся повелителю. После испытания железом ни у кого не осталось сомнений. Оказалось, что действительно вырывавшиеся поначалу из Разлома твари отличались полной нечувствительностью к огню. Вплоть до абсолютного отсутствия следов. Самое верное человеческое оружие - оружие против тьмы и Нежити - на сей раз оказалось бессильно. - Волки... - негромко проговорила Сеамни, указывая рукой куда-то вниз. - Волки идут... Император тоже поднялся, глянул в бойницу. Яркая полная луна давала достаточно света - от дальней черной стены леса, неразличимого темного частокола, через широкое белое пространство покрытого снегами поля неспешно двигался острый живой клин. Волки шли словно на параде, торжественным маршем, и острие этого клина направлялось прямо к людскому посаду, сгрудившемуся вокруг замковых стен. Волки казались сейчас просто отрядом хорошо организованного войска, а не сбившейся вместе стаей диких зверей, пусть даже и очень большой. - Их там несколько сотен... - процедил Император сквозь зубы. - Бей тревогу, Тайде! Тревогу! Белая перчатка вдруг сделалась очень горячей, жар был почти что невыносим, словно от латной рукавицы, совсем недавно вынутой из пышащего горна. Сеамни метнулась к одежде, Император, презирая собственную наготу и лишь схватив меч, ринулся к двери. У покоев особы императорской крови обязан стоять караул. Семмерс, произведенный вчера во временные начальники стражи Его Величества Правителя Мельина, отнесся к своим обязанностям более чем ревностно. - Живее! - рявкнул Император оторопевшим копейщикам. - Тревога! Волки! Волки идут!.. ...Этого вполне хватило. Похоже, тут тоже уже успели узнать, что такое эти новые волчьи стаи. Копейщики разбегались по местам с похвальной прытью. Заскрежетали ворота, поднялись решетки, неровно, рывками, то и дело норовя застрять, опустился подъемный мост. За пределы стен Император повел без малого две сотни людей в тяжелых доспехах; легковооруженные стрелки уже рассыпались по посаду - крики, мелькание факелов, скрип ворот, истошный визг перепуганных псов, плач детей - все смешалось в эти мгновения у стен замка Струг, хотя, собственно говоря, он уже не мог так называться. - Тайде! Оставайся тут! - выкрикнул Император. Сульперий уже подавал доспехи. - Волки, мой Император, - на бегу выкрикнул Семмерс, оказавшись рядом с владыкой Мельина. - Всех выжрут, если дорвутся! И огня, твари, не боятся... И за дверями не отсидеться. На крыши запрыгнут, разроют, через хлев прорвутся! Это было верно. Окружай баронский замок настоящие каменные дома с крепкими дверями, крышами и запорами, разумнее было бы укрыться внутри, пока зверье не отвалит восвояси, поняв, что легкой добычи стоит поискать в другом месте. Но деревянные домишки посада крыты были в большинстве своем соломой и камышом, лишь в редких случаях - дранкой и тесом. Для громадного, с теленка размером, волчары это не преграда. Ночь. Холод. Снег. Луна. Призрачным светом залиты спящие поля - и через них, словно летящая к цели стрела, тянется волчий клин. Волчьи шкуры даже не белы, линьки не было - и Император вновь подумал, что здесь не обошлось без магии. За спинами поспешно разворачивавшихся в цепь копейщиков к воротам замка бежали, спотыкаясь, мирные обитатели посада - женщины и дети. Мужчины, наспех похватав какое ни есть оружие, присоединялись к Императору и его воинам. В строй вставали даже подростки и старики, даже совсем молоденькие девчонки стискивали рукояти испытанных плотницких топоров, готовые биться до конца. Волки, и в самом деле крупнее и выше обычных зверей, надвигались неспешно, словно наслаждаясь паникой, царящей в обреченном посаде двуногих. Словно хорошо обученное и вышколенное войско. Некогда селение защищали частокол и неглубокий ров, возведенные тут еще во времена она; но шли спокойные годы Империи, баронские заговоры, перевороты и междоусобицы становились все более редкими, селянам отпала такая уж острая нужда отгораживаться стенами и валами - даже разбойников удалось извести почти под корень еще при деде нынешнего Императора. Война с Радугой потребовала с имперских земель тяжкую дань. Тысячи погибших в легионах; правда, из-за моря были срочно возвращены сражавшиеся там лучшие войска, но пополнения все равно старательно выметали из сел и городков молодых и здоровых мужчин, привлеченных по нужде еще более щедрой, чем обычно, платой легионера. И там, где не происходило прямых боев, люди совсем забросили заботу о рвах и валах. Сейчас, при нашествии волков, за это небрежение предстояло заплатить высокую, возможно, что и непомерную цену. Копейщики поспешно перекрывали ведущие в открытое поле улочки. Наспех возводились баррикады. Тяжелая баронская пехота хоть и не отличалась столь же высокой выучкой и дисциплиной, как имперские легионы, но, надеялся Император, диких зверей солдаты покойного барона все же сдержать сумеют. Мало было стрелков, едва ли четыре десятка. Барон Струг решил посетить свое новое владение просто так, для променада, и для демонстрации его, барона, силы и славы взял с собой ровно столько дружины, сколько было необходимо, - скуповат был его светлость, а чтобы пустить пыль в глаза пейзанам, особенных усилий и не требовалось. Это тебе не императорский смотр. Тем не менее первые стрелы полетели хорошо и дружно и даже довольно метко - все-таки хоть чему-то покойный барон своих солдат учил. Громадный вожак, возглавлявший волчий клин, упал, однако остальных тварей это не обескуражило. Клин мгновенно рассыпался, разворачиваясь в подобие кавалерийской лавы, и стая потекла дальше, вперед, в полном молчании. Только теперь Император смог оценить их число - никак не меньшее пяти-шести сотен. Откуда ж они добывают пищу лютой зимой? Стая таких размеров должна была сожрать все живое на много лиг окрест. В краткие мгновения до того, как человеческое и звериное войска схлестнулись, Император смог оценить выучку своего диковинного противника. Волки молниеноско рассыпались, ни одной "кучки", ни одной многочисленной группы - словно люди, вынужденные идти в атаку под стрелами противника. Часть хищников устремилась прямо на выставивших копья пехотинцев Семмерса, часть ринулась к выходившим в поле хлевам и амбарам, явно намереваясь по крышам прорваться в тыл защитникам посада. - Да ими словно командует кто-то! - не выдержал Император. - Магия, - прошелестел над самым ухом голос Сеамни. - Ты?! Я же тебе сказал... - Магия, - не обращая внимания на его гнев, повторила Сеамни. - Сам вижу! Но только... - Те, кто их посылал, забыли, что Дану в свое время тоже пробовали нечто подобное, - не без гордости заявила Сеамни. - Когда воевали с Империей... А теперь помолчи и не мешай мне, - неожиданно резко бросила она, встряхивая вмиг распустившимися волосами. По иссиня-черным прядям пробежали быстрые струйки бледных жемчужных искр. Император не успел удивиться происходящему. Волки дружно, разом взвыли во все несколько сотен глоток; десятки темно-серых тел растянулись в прыжке, метя сбить защитников посада с ног и вцепиться в горло. Невольно Император вспомнил совсем недавний бой под чужим небом и под чужим солнцем, в мире со странным названием Эвиал. Тогда тоже они шли рука об руку с Тайде, и противостоял им куда более могущественный враг. А тут - какие-то серые щенки! Пусть даже и зубастые, пусть даже и клыкастые - но самым страшным врагом всегда были, есть и пребудут двуногие, у которых нет ни зубов, ни когтей, но чья злоба способна уничтожить все на своем пути. - Пики-и... ать! - гаркнул десятник копейщиков справа от Императора. Тускло блеснули в лунном свете десятки копейных наверший и крестовин, наклонившихся, чтобы встретить врага. А враг уже оказался рядом. Серые тени растянулись в прыжках, неправдоподобно длинных и высоких. Твари играючи перемахивали через наскоро сооруженные баррикады. Ударили копья, но недружно, не как одна рука, иные приняли на себя метнувшиеся волчьи тела, иные только оцарапали им бока, а третьи и вовсе промахнулись. И, не будь пехота покойного барона прикрыта тяжелыми пластинчатыми доспехами, резня могла бы случиться небывалая. Крупный волчара, серый с подпалинами, с поистине кошачьей ловкостью перемахнул через преграду, очутившись прямо перед Императором. Ярко горящие желтые глаза, каких никогда не бывает у обычных волков, не мигая, уставились на человека. Разум в них читался явно не звериный. Император с коротким яростным хаканьем шагнул навстречу. Меч взлетел и рухнул, разрубая череп яростно бросившегося вперед зверя. Снег залила темная кровь. - Тайде! Сеамни Оэктаканн замерла, широко раскинув руки и зажмурив глаза. По волосам все чаще и чаще текли, сливаясь в сплошной поток, крохотные жемчужные огоньки. Пусть и недолго была Сеамни Видящей, недолго держала в руках Деревянный Меч, но, как видно, память своего народа впитать успела крепко и глубоко. Память, что сохранила отчаянные и безнадежные попытки хоть таким образом, но повернуть ход уже проигранной войны. А перед Сеамни замер, по-собачьи присев на задние лапы, здоровенный волк, едва ли не самый громадный среди нападавшей стаи; он смотрел в глаза Дану, жалобно скулил, скреб землю лапой, но отвести взгляд не мог. - Таааайде! Копейщик попытался ткнуть зверя в бок, однако тварь легко и чуть ли не изящно увернулась, по-прежнему глядя прямо в глаза Сеамни. Дану вдруг резко, с выдохом-вскриком "Ха!" уронила руки; а волчара, внезапно освободившись, молча и яростно набросился на собственных собратьев. Вцепился в глотку одному, рывком вздел вверх, тряхнул, ломая шейные позвонки, и, не теряя ни секунды, вгрызся в следующего. А перед Сеамни уже застыл, скуля и повизгивая, следующий волк... Там, где защищались Император, Сеамни и два десятка бывших баронских пикинеров, первый приступ стаи удалось отбить. Император зарубил четверых; еще пятерых закололи копейщики, а трех успели загрызть зачарованные Дану волки. Снег весь пропитался темной, остро пахнущей кровью. Запах у нее на самом деле оказался очень сильный и резкий и скорее напоминал об алхимической лаборатории. Стая отхлынула - но не отошла, как сделали бы люди, а со всей мыслимой быстротой ринулась в стороны, пытаясь прорваться в другом месте, там, где дела у защитников палисада обернулись плохо. Волки прошли по крышам, по сараям, стараясь наброситься на оборонявшихся людей разом со всех сторон. И там, где тварям это удавалось, пикинерам оставалось только встать спина к спине, надеясь лишь на прочность окованных железными лентами копий. Волки ужами проскальзывали под наконечниками, вцеплялись в ноги, норовя если не прокусить (со стальными поножами и кольчужными сетками не справились бы никакие зубы), то хотя бы повалить. Копейщики отбивались короткими и широкими тесаками, щитоносцы - топорами; однако то тут, то там воздух оглашался предсмертным человеческим хрипом. Волчьи челюсти ломали людям шейные позвонки, даже прикрытые кольчатыми хауберками. Где-то отчаянно, в предсмертном ужасе тонко закричал ребенок - видно, отставший или потерявшийся в суматохе. Волк с окровавленной мордой выбил окно лачуги, одним прыжком очутился посреди улочки - и пал, получив в морду и бока не меньше шести бельтов. Император махнул рукой - двое копейщиков бросились в избу, выволокли оттуда израненного, искусанного мальчишку лет восьми, покрытого кровью и жуткими рваными ранами, но, по счастью, живого. Что-то отвлекло зверя-убийцу; Император бросил взгляд на Тайде - Дану едва заметно кивнула. - Спасибо, - выдохнул Император. Волки уже рассыпались по посаду, окружая и убивая одиночек; защищать баррикаду больше не имело никакого смысла. Император повел свой небольшой отряд в глубь селения. Трое волков, зачарованных Сеамни, крутились возле ее ног, словно щенки. Плотно сбившийся квадрат, выставивший пики, убивал всех волков, что имели глупость броситься на него. Отряд быстро рос, отступившие и отбивавшиеся в одиночку или парами копейщики спешили присоединиться. Император вместе с пикинерами прошли до самых ворот замка (сейчас наскоро заложенных мешками с песком) и повернули обратно, в посад. Со всех сторон на мерно шагавший строй кидались волки - и гибли под ударами копий. Те твари, что подпали под действие чар Сеамни, сражались насмерть, не обращая никакого внимания на раны и в конце концов просто изошли кровью. Уже мертвых, их в клочья растерзали разъяренные собратья. Волки очень быстро сообразили, что с этими двуногими им, похоже, не справиться. И - мигом рассыпались в стороны, разбежались по посаду, прячась, где только возможно. Там, где стая имела перевес, она по-прежнему бесстрашно кидалась на упорно защищавшихся копейщиков. Где-то в этой суете потерялся Семмерс и его два десятка; Императору удалось собрать вокруг себя почти пятьдесят человек. ... Им пришлось очищать дом за домом, двор за двором, осматривая все, вплоть до выгребных ям. Император уже не сомневался, что им противостоит магия. И скорее всего - магия приснопамятной Радуги. Чья же еще? Утром посад являл собой поистине жуткое зрелище. Везде - волчьи трупы; среди них нет-нет, но попадались и человеческие. Не все обитатели посада успели, увы, укрыться в замке; не все копейщики Семмерса сумели дожить до рассвета.. Угрюмые солдаты сносили в замок тела товарищей; стоны, плач женщин - многие дружинники, оказывается, уже успели обзавестись здесь подружками. В посад его обитатели возвращались со страхом. Далеко не все волки погибли на его улицах, значительная часть просто сбежала. Рыдающие хозяйки падали на колени перед Императором и уверяли его, что твари непременно вернутся и тогда уже прикончат всех до единого. - Частоколы стройте, рвы копайте, крыши прочные делайте, - распоряжался Император. - Семмерс, тебе придется тут остаться. Приглядеть, чтобы все в порядке было. Пока не отстроитесь, - баб и ребятишек в замке держи. Все понял? Спрошу с пристрастием! - Все понял, мой Император, - приказ пришелся не по душе бравому вояке, однако приказ есть приказ. Император вновь становился Императором - его словам повиновались не из страха или по принуждению, а по доброй воле. Даже тем приказам, которые не шибко нравились. Утром отряд почти в две сотни человек покинул замок Струг. Для охраны оставался Семмерс и пять десятков дружинников. Уходившие с Императором люди шли охотно - вместе с чудесным образом вернувшимся повелителем, им казалось, будет больше удачи. Император сошел с коня, шагая наравне с пехотинцами и перебрасываясь с ними короткими фразами. Из таких разговоров зачастую можно было узнать больше, чем из длинных донесений. - ...Барон Струг прибрал этот замок к рукам после того, как прежний владелец погиб на Селиновом Валу. Баронская конфедерация распорядилась... - Что-что? - резко перебил дружинника слегка опешивший Император. - Канфирация, я ж и грю, повелитель, - солдат явно собирался высморкаться посредством двух дальцев, и лишь присутствие высокой особы не - дало ему бесхитростно последовать зову природы. - Канфирация усех блаародных, значит. Его светлость замок-то и получил. Поелику, грят, наследников у барона таво, прыдыдущщега, не было совсем. - Выморочный майорат подлежит аннексии имперским троном, как высшим владельцем - гневно заметил Император. По испуганным глазам солдата было видно, что бедолага не понял ни одного слова. - Не могли они ничего делить, говорю, - пояснил Император дружинникам. - Ну, так а откуда эта... канфирация взялась? - Дык, собрались блародныя... усе бароны съехались... и порешили - мол, сами теперь земли делить станем. И дружины сами на войну поведем, когда восхотим. И многие с Селинова Вала таки ушли. Потому как кан-фирация решила. - А кто ж с его светлостью графом Тарвусом остался? - Дык, почитай, что и никого. С десяток баронов, самое большее. Ну и легионы, они-то подневольные... - А ты сам, солдат, - не сдержался Император. - Ты вот как считаешь, твое место где? С бароном в замке сидеть или на Селиновом Валу биться?! - Ты, анператорское твое величество, на нас, серых людишек, не серчай. Мы под баронами, в их воле ходим, от них едим, пьем и детишек кормим, - возразил шагавший рядом немолодой уже седоусый дружинник. - А токмо я так скажу - вон тут какие волчары шарятся. По-страшнее, чай, чем люди. С людьми хоть говорить можно, хучь они и из-за этого Вала. Император холодно усмехнулся. Да, конечно. Этого следовало ожидать. Враг из-за Вала - всего лишь люди. Всего лишь... - Ну, захватят по первости чего, - продолжал седоусый. - Ну, баб растянут. Скот угонят. Так то - дело наживное. А бабы и вовсе привышные. - Несколько копейщиков загоготало. - Увидите, - Император резким жестом велел Сульперию подать коня. - Увидите еще, где враг страшней. Это говорю вам я, ваш Император! - Конешно, конешно, Ваше величество, - тотчас склонился седоусый. - Как твоя мудрость анператорская прикажет, так и будет. Мы что... мы люди маленькие. Нам как прикажут... Император не дослушал, стегнул коня. Как нам прикажут... Пусть легионеры умирают на Селиновом Валу. Пусть находники и пираты обращают страну в развалины. Пусть горит южное побережье. Мы скажем - нам так приказали. И будет думать, что приказ барона заменит нам собственный разум. Равно как и совесть. Пока я силен, они даже будут верны, мрачно думал про себя повелитель Мелъина. Они видели в действии белую перчатку. Видели, как я терпел раскаленное железо. Они напуганы. Но это скоро пройдет. Они вспомнят, в частности, о том, что должны получать жалованье. Пока что, хвала силам, никто из них об этом не задумался. Так что на Мельин, скорым маршем на Мельин! У меня очень мало времени. Я должен разбить обнаглевших князьков из-за Селинова Вала. Отбросить пиратов. И понять, что за злая магия послала в бой волков. Сеамни ничего не смогла ответить. Она только была уверена, что эта сила - не от Радуги. Не от привычных семи Орденов. Неужели Всебесцветный Нерг нарушил свое неизменное и добровольное отшельничество? Или все-таки Радуга сумела оправиться от нанесенного поражения, сумела создать что-то новое и в заклятьях, и в самой своей системе магии? Магики, по рассказам солдат и простолюдинов, на самом деле скрылись с глаз долой. Громадные башни Орденов стояли покинутыми. Не осталось никого в гордых залах, лабораториях и зверинцах, и шайки обнаглевших мародеров бродили там в тщетных поисках чего-нибудь ценного. После исчезновения Императора затаились и немногие остававшиеся "на поверхности" чародеи и чародейки. Никаких сведений о судьбе, к примеру, Сежес или других высоко стоявших магов. Красный Арк погиб совсем, немногочисленные уцелевшие его адепты разбрелись кто куда, и след их потерялся. Во всяком случае, простые дружинники ничего об этом не знали. Серая Лига тоже затаилась. Ни гу-гу. Император невольно вспомнил погибшего в дни Мельинского сражения патриарха Хеона и его тагаты. Вот кто сейчас бы пригодился; а если еще вспомнить их тайную рецептуру, ту хитрую смесь сухих трав, дым которых напрочь отбивал у магов Радуги все чародейские способности... Сейчас Император горько корил себя за то, что в свое время не вызнал у патриарха состав; а теперь Хеона давно уже нет, нет и его окружения - никто не вырвался из мельинских катакомб в ту ночь. Так или иначе, в имперской политике остался только один игрок из трех. А именно баронство. Никогда не отличавшееся особенным умом, на сей раз сословие, похоже, решило, что настал его час. Час урвать всего побольше - ленов, вольностей и тому подобного. Смертный Ливень кончился, народ вновь потянулся на освобожденный Север, где не торчали так часто над лесами островерхие башни замков и где дышалось вольнее. Благородное сословие наверняка будет пытаться выторговать у Тарвуса право расширить "закон земли" на пока еще свободные пространства. Но эти заботы могут подождать. Сейчас - сокрушить врага внешнего. Врагом внутренним займемся позже. Пеший отряд продвигался медленно, но теперь Император готов был мириться с задержкой. Без вооруженной силы ему теперь, как он чувствовал, не стоит появляться перед замками милордов баронов. Мало-помалу земля окрест становилась богаче и ухоженнее. Исчезли заброшенные деревни, пролегли тракты также на север и юг, встретились два крупных санных обоза - купцы и охранники, в отличие от покойного барона Струга, сразу признали своего повелителя. Признали с нескрываемым облегчением и радостью. - Несите весть! - распорядился Император, прощаясь с торговцами. - Несите весть, что Император вернулся и что теперь все пойдет как прежде. - Ты же знаешь, "все" не пойдет как прежде, - шепотом упрекнула его Тайде, когда купеческий караван скрылся за изгибом дороги, скрылись мохнатые невысокие лошадки и укутанные в овчиные тулупы возницы. - Это они внушат себе сами, - буркнул Император. Тайде, конечно же, права. Так, как раньше, до появления Разлома, до войны с Радугой, конечно, не станет уже никогда. Обгоняя отряд, к Мельину скакали вершники, неся весть о возвращении повелителя. Отправлены гонцы на восток, к Селиновому Валу, где армии Тарвуса с трудом сдерживали прорвавшихся за линии укреплений врагов. Пешим ходом Император с бывшими баронскими дружинниками медленно пробивались по заснеженным дорогам. Тракты явно сделались уже - ездили теперь по ним гораздо меньше. И хотя земли здесь не выглядели такими разоренными, как возле самого Разлома, торговля тоже переживала не лучшие времена. Раньше немало товаров, особенно для железоделательных мастерских, ввозилось гномами; война с Каменным Престолом пресекла это. На юге свирепствовали пираты, фрукты, вина, дешевый скот, кожи, масла, зерно качеством выше, чем выращивались в коренных имперских землях, тоже перестали поступать. Это не было смертельно, конечно же; людские земли могли обеспечить себя всем необходимым. Но по купцам и торговым гильдиям нынешнее нестроение нанесло едва ли не смертельный удар. По пути дважды пришлось становиться кругом, отражая яростные наскоки волчьих стай. Твари всякий раз отступали, оставляя на истоптанном снегу десятки мертвых тел; однако не раз и не два попадались брошенные, занесенные снегом сани тех смельчаков, что решились - по нужде или от жадности - путешествовать в одиночку. И закончили дорогу в волчьих зубах. Вдоль тракта (не на нем самом, а чуть в стороне, на удобных для обороны холмах) высились баронские замки. Три из них встретились Императору за неполных четыре дня пути после стычки со Стругом - и все три оказались покинуты. Хозяева бросали жилье в спешке, прихватив с собой лишь самое необходимое, оставив роскошные ковры, мебель, украшения - но тщательно вывезя весь хлеб. И это яснее ясного говорило Императору, что бароны всерьез задумали мятеж. Очевидно, что оставшиеся верными барону Висемерру Стругу люди сумели передать весть. В том числе и о том, что от огненного чародейства Императора не спасают ворота и стены. Правда, куда больше было иных встреч. Крестьянские и городские депутации с изъявлениями преданности и верности присяге. Городок Спаде приветствовал Императора колокольным звоном и наспех собранным торжественным шествием городского совета, головы и всех прочих набольших гильдемейстеров. К копейщикам Стуруга, многие из которых даже не спороли с плащей и шапок герб покойного барона, присоединились пять десятков молодых мастеровых Спаде, за счет города получившие кое-какое оружие и снаряжение. Не задержаться в Спаде Император не мог. Не мог не ответить тем, кто готов был чуть ли не молиться на него. "Император вернулся, Император вернулся!" - неслось по кривым улочкам Спаде, и мрачные, ожесточенные лица людей смягчались - к ним возвращалась надежда. Во всяком случае, они очень хотели в это верить. Магистрат и голова устроили торжественный ужин. На ратушную площадь, по заведенной традиции, для простых горожан выкатили пиво - положенного обычаем вина, увы, давно уже не осталось. Император слушал. Слушал бесконечные жалобы на лютость небывало холодной зимы, на прерывающийся подвоз, на бегство землепашцев со своих угодий, на лихоимство баронских управляющих и бесчинства волков. Правда, от волков оказалась и нежданная польза - они начисто повывели всех до единого разбойников, попытавшихся было воспользоваться лихолетьем. Немногие уцелевшие сами примчались в Спаде, воя от ужаса и умоляя немедленно посадить их в самую глубокую темницу. Город не имел лишнего хлеба кормить сдавшихся грабителей, и после недолгого совета все они были проданы в рабство... Император только скрипнул зубами. Злые времена пробуждали самое худшее. Торговля людьми переживала новый расцвет. И он, правитель Мельина, знал, что это неизбежно и что можно лишь не давать живому товару уходить из пределов его государства, потому что больше всего в рабах заинтересованы были небольшие государства и пиратские анклавы по ту сторону внутренних морей, куда еще не успели дотянуться цепкие руки Империи. - Если кто станет невольников пиратам продавать, - медленно, негромко и внушительно произнес Император, - тому обещаю колесование. С предварительным отрубанием рук. Сперва кистей, потом по локоть, и только потом - по плечо. До моря, конечно, далековато, да лихость этих молодцов всем известна - переоденутся, личину скроют, так и до ваших мест доберутся. Так что все поняли насчет работорговли? - Мой Император, - в ужасе забормотал голова. - Мой Император, так ведь оно того... как распознать-то? Пиратов-то, разбойников этих, лиходеев - как распознать? А совсем запретить никак не возможно, никогда такого у нас не было, чтоб совсем рабами б не торговать, да и времена-то сейчас какие? Хлеб вздорожал, мешок муки за восемнадцать с четвертью полновесных золотников, а зерно немолотое - так до десяти доходит! - С тремя четвертями! - пробасил с места бородатый толстый гильдемейстер с гербом хлебопеков на праздничном дублете. По нему никак нельзя было сказать, что он страдает от недоедания. - С тремя четвертями и еще от борта! - выкрикнул другой купец, высокий и тощий, со свежим шрамом на лице - рубец оставили явно волчьи зубы. - И еще от борта, - согласился голова. - Какая ж тут торговля? Людишки и так последнее выкопали. Вот и... - И сами закупаются! - вновь выкрикнул торговец со шрамом. - А что делать? Иначе никто до весны не дотянет. - И кто ж покупает? Не пираты, надеюсь? - холодно поинтересовался Император, ожидая услышать что-нибудь вроде "бароны", "богатей", даже "Радуга", на самый крайний случай (побоятся соврать!) - "морские разбойники", однако ответом стало лишь дружное качание головами. - Мы это... вопросов не задаем, - выдавил из себя голова. - Дела торговые... Император с трудом приглушил готовый вот-вот вспыхнуть гнев. - Дела торговые... - медленно проговорил. - Забыл, что я сейчас о торговле с пиратами говорил? А что, если ваших же горожан нелюдь какая-нибудь покупала? На муки и смерть? Куда их потом девали? Из города уводили? Или закупы здесь же и оставались? - Уводили их... - голова сидел красный, как помидор, поминутно утирая пот краем расшитой праздничной скатерти. - Покупали люди... по виду... совсем обычные... города называли... мол, мы из Ежелина.... с Хвалина. Острага там... многое что говорилось. Платили золотом. Настоящее доброе золото, без обмана... Мы на сборы рыночные три телеги муки беднякам раздали... которые совсем уж с голоду помирали... так что их никто даже на рынке бы не купил. Остальные купцы дружным гудением подтвердили слова головы. Император бросил взгляд на Сеамни. Дану, как обычно, склонила голову над изящной чашей, полной ключевой воды. Видящая Тайде с некоторых пор не брала в рот вина. Император знал эту позу, эти едва заметно набухшие жилки на висках, знал, что его Тайде сейчас прислушивается к чему-то совершенно неразличимому для остальных. После волчьей магии Император внезапно задумался, какие еще таланты могли проснуться в тихой Дану, уже успевшей потолковать с самим Хозяином Ливня, побывать в плену у Красного Арка, оказаться в лапах похитивших ее призраков, но самое главное - подержав в руках Деревянный Меч и сроднившись с ним. Как она еще терпит боль его отсутствия, вдруг мелькнула мысль. Такое оружие не может не вплавлять себя в душу. Да так, что потом не вырвешь никакими силами... - Значит, - проговорил Император, окидывая пристальным взглядом склонившиеся головы гильдейских, - у вас в городе неведомо кто покупал людей, моих подданных, моих исправных плательщиков податей, а вы и пальцем не шелохнули? Не донесли его сиятельству графу Тарвусу, не донесли консулу Клавдию, не... - Ваше величество... мой Император... - побелев от страха, залепетал голова. - Так ведь куда ж деваться-то было! А так и золота прибавлялось, и лишние рты из города... того... - Довольно, - Император резко поднялся. - Довольно я слышал вздора. Сударь городской голова, выражаю вам свое крайнее неудовольствие, - медленно и четко произнес Император фразу отрешения от должности. Городской голова Спаде издал нечленораздельное бульканье, закатил глаза и тяжело хлопнулся об пол. И было отчего. При деде нынешнего Императора чиновника, удостоенного императорским крайним неудовольствием выводили на городскую площадь, неторопливо раздевали, после чего опытные, высокооплачиваемые специалисты заплечных дел начинали отделять у него плоть от костей. Приступали к делу они, как правило, с пальцев ног. Древний закон гласил, что выдержавший "до колен" подлежал милости. Но за все века применения изуверского закона ни один не продержался, что называется, "выше щиколотки". При отце нынешнего Императора нравы немного смягчились, да и толпа стала требовать уже несколько иные развлечения. Незадачливого писаря или распорядителя голым выталкивали в загон с летучими нетопырями из-за Внутренних Морей, с Горячего Берега, каковые нетопыри отличались интересной особенностью, делавшей их буквально незаменимыми в деле публичных казней. Как у многих тварей, в частности, морских гадов, желудки у этих нетопырей имели свойство выворачиваться наружу, обволакивая жертву, и поглощать ее, не заглатывая. Эти самые нетопыри облепляли жертву сплошным ковром, медленно и неспешно наслаждаясь небывалым пиршеством. Надо еще добавить, что перед казнью летучих бестий выдерживали без еды самое меньшее неделю, что делало зрелище поистине незабываемым. Нетопырапии, как называли этот способ казни столичные острословы, привлекали огромные массы простонародья. Император нынешний, однако, к сложным забавам своих венценосных отца и деда оказался не склонен. В недолгое время своего полновластного правления (между окончанием войны с Радугой и прыжком в Разлом) он успел подтвердить лишь несколько смертных приговоров. И все они приведены были в исполнение длинным палаческим мечом, обрывавшим жизнь приговоренного в единый миг, не давая толпе столь излюбленного ею долгого кровавого зрелища. Впрочем, новые веяния достигали провинции далеко не сразу... Несчастного голову кое-как подняли. А Император, глядя в алчно ждущие глаза остальных, вдруг подумал, что, помиловав этого бедолагу, он, Император, совершит очень большую ошибку. Власть способна внушать подданным повиновение, только когда строго выполняет свои собственные законы. Выразить крайнее неудовольствие - означало смертный приговор. Ничего иного за нарушение четкого и явного коронного приказа - торговли людьми неведомо с кем не бывать! - последовать и не могло. - Цепь с него снимите, - холодно приказал Император. - Посадить в холодную. Приговор услышит завтра. ...Он произнес приговор, сидя на высоком жестком кресле в ратушном зале. Несчастного голову ввели уже в цепях. За ночь он похудел самое меньшее вдвое. Глаза ввалились, руки суматошно дергались, словно у куклы, за ниточки которой дергает вдрызг пьяный паппептьер<Здесь - кукловод>. Император взглянул в глаза человеку. Нет ничего, даже страха - потому что бояться может только способный мыслить, а голова за проведенную в камере ночь совершенно, похоже, лишился рассудка. - ...Карается отрешением от должности, лишением чинов и смертной казнью через повешение, - дочитал Император. По толпе слушателей прокатился вздох, две какие-то женщины истерически зарыдали. - Но, по причине военного времени считаю неразумным предавать сего преступника смерти. Взамен пусть послужит Империи там, где сейчас труднее всего - на Селиновом Валу в особой команде, где кровью своей сможет искупить он вину свою... Женщины по-прежнему рыдали. Но на сей раз уже от счастья. Голова стоял, сам, похоже, не веря своей удаче. К некогда величественной и грозной столице могущественной Мельинской Империи, что простиралась "от моря до моря и от гор до гор", отряд Императора вышел спустя только десять дней. Как сказали б странствующие певцы - велики пределы мельинские. Когда Император и Сеамни только выступили в поход к Разлому, город являл собой унылое и угрюмое зрелище. Выжженный мало что ни дотла во время истребления магов, прикрытый потом снежным саваном, он больше всего напоминал истлевший скелет в могиле. Потом пришли гномы. Те самые, плененные после битвы Алмазного и Деревянного Мечей. От которых отказался и которых объявил предателями Каменный Престол. Воителям Подземного Народа не оставалось выбора - день за днем они мостили дороги, вбивали сваи, рыли котлованы, клали тяжелый камень в основание фундаментов, с поистине муравьиным упорством забивали гравием глубокие подземные катакомбы (те самые вместилища Нечисти); город стремительно обрастал строительными лесами, грохотали подводы с белым камнем, с южным мрамором - Император тогда приказал денег не жалеть. Благородные сословия тоже тряхнули мошной, но главные расходы нес именно Император. Гномам было некуда бежать; отпущенный под честное слово один из них, известный людям под прозвищем Баламут, вернулся обратно, подтвердив сородичам страшную весть - на родине Каменный Престол объявил их трусами и предателями. Suura Y'pud, suuraz у pud, Сила Гномов, отреклась от своих сыновей. И они работали. Молча, ожесточенно, свирепо, словно вновь оказавшись на смертном поле. После возвращения Баламута гномам уже не требовались надсмотрщики. Они не пытались ни бежать, ни бунтовать. Все, что у них было, они вкладывали теперь в работу. Император остановился примерно в полете стрелы от кольца внешних стен, до сих пор покрытых толстым слоем копоти. Черному Городу, кварталам бедноты, досталось особенно сильно. Однако теперь над почерневшими зубцами поднимались многочисленные купола и башенки, сверкавшие снежной белизной. От самой Замковой Скалы, на вершине которой высился императорский дворец владык Мельина, до почти что самого кольца внешних стен тянулись новехонькие, только что законченные строения. Причем не только в богатых кварталах Белого Города, но и там, где вроде б не могло стоять ничего, кроме нищих лачуг. Император с восхищением покачал головой. Изящные арки и купола - царским дворцам впору! - перемежались высокими, острыми, точно пики, минаретами. Большинство по сею пору пребывало в лесах, однако немало было уже закончено. - Гномы не теряли времени зря, - тихонько заметила Сеамни, останавливаясь стремя в стремя с Императором. - Они заслужили свободу, - также негромко, в тон любимой, отозвался правитель Мельина. - Свободу и все права граждан Империи. - Вопрос только в том, примут ли они их: и эту свободу, и эти права... - вздохнула Тайде. - Даже если не примут - я предложу, - Император тронул каблуками бока лошади. - Ага, а вот это, если мне не изменяет зрение, и есть положенная церемониалом торжественная встреча въезжающего в столицу правителя. Тишина окрест и в самом деле внезапно огласилась мелодичным колокольным звоном. Десятки, если не сотни, и басовитых, и мальчишески-звонких бронзовых голосов грянули в унисон; никогда еще столица не приветствовала таким хором своего вернувшегося повелителя. - Гномы постарались, - Император не мог сдержать улыбку. - Это ж сколько колоколов им пришлось отлить! И откуда столько бронзы нашлось? - Старые арсеналы, - отозвалась Сеамни. Дану по своему обычаю закрыла глаза, как всегда, прислушиваясь к чему-то потаенному. Император никогда не спрашивал, к чему. Она бы не ответила. Другое дело, случись что-то важное... - Расплавили залежи старого негодного оружия. Еще, наверное, твоего прадеда... - Хорошо получилось, - не мог не признать Император. - Хотя в такое время, может, и не дело так уж оружие в горн бросать, хоть и старое, но... - Как раз в это время и надо хоть что-то, кроме оружия, - заметила Сеамни. - Колокольный звон, например... Император был прав. Из Поясных врат Мельина, там, где широкий тракт нырял под высокие своды, быстро вылетали фигурки конных, бежали пешие. Высоко над головами трепетал штандарт Первого легиона, рядом с ним - вился консульский флажок. - Клавдий, - проговорил Император. - Клавдий и "Серебряные Латы". Первая когорта. - И гномы тоже, - заметила Сеамни. - Штандарт со скрещенными молотами. - Я надеюсь, у Клавдия с Тарвусом хватило ума не надевать гномам бирки в мое отсутствие... Процессия развертывалась. Вот мелькнули белые ризы духовенства, Церковь Спасителя тоже выходила встречать Императора (хотя расставались они в свое время совсем немирно). - От Радуги - никого... - задумчиво проговорила Дану. - Или совсем исчезли, или... - Скрываются и готовят мятеж, - докончил Император. - А если вспомнить, сколь тесные связи имела Радуга с баронством... Вся эта их легенда о "голубой крови", о том, что только благородные способны к постижению магии... А теперь еще эта конфедерация, волки, эпидемия... - лицо правителя ожесточилось. - На сей раз Се-жес не отделается так легко. Мы распалим костры... и сожжем их всех. Всех, кто дерзнет противостоять мне. Это моя Империя, и те, кто против меня, должны перестать быть. Сеамни вздохнула. - Когда-то я тоже думала так, Гвин. Когда держала в руках Иммельсторн и мнила себя непобедимой. Мечтала, как сброшу в море на Берегу Черепов последнего человека. Как обращу просторы Империи во владения Дану... - Каковые просторы Дану бы просто не удержали, - буркнул Император. - Сколько вас оставалось тогда? Несколько десятков... Ну, сотни две с детьми и неспособным