а оружие. Прискакали гонцы и с севера. Их сведения сильно опоздали, несмотря на конную эстафету. На левом крыле семандрийцы уже десять дней как овладели Демтом. Четырнадцатый и Шестнадцатый легионы оставили город - оборонять стены оказалось невозможно. Жители приветствовали семандрийцев как освободителей. Командующий северной армией вторжения якобы отдал строгий приказ не трогать мирных обывателей, не чинить им ни разора, ни оскорбления; Император только хмыкнул, выслушав эти вести. Такое говорится всегда, на любой войне, когда победитель надеется не просто ограбить эти земли, а обратить в свой лен. Резать овец сразу при таких делах просто бессмысленно. Северная имперская армия медленно отступала по тракту. Густые леса и болота вокруг, сейчас заваленные снегом и совершенно непроходимые, облегчали отход, однако противник словно бы и не чувствовал зимы. По тракту покатили санные обозы с фуражом, мукой для людей и овсом - для коней; надежды имперцев, что холод и бураны задержат привыкших к куда более теплым краям семандрийцев, не оправдались. Конница врага наступала решительно, стараясь отыскать малейшую щель в окружавших тракт лесах, чтобы обойти и отрезать имперскую пехоту. Два уставших и уменьшившихся числом легиона отходили к Буревой гряде, безлюдным и диким местам, где тракт проходил через узкое дефиле, а окрестные холмы с крутыми и обрывистыми склонами легко было, облив те же склоны водой, превратить в неприступную крепость. Обойти Буревую оказалось бы не так легко, на много лиг к югу тянулась ненаселенная дикая местность без дорог, деревень и замков. Демтский анклав остался далеко позади. Спускавшийся с севера язык диких дебрей, славный своими меховыми промыслами, мог бы послужить Империи надежной защитой. Третий, Пятый, Десятый легионы твердо удерживали правый берег Суолле. Враг хозяйничал в Саледре, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Неширокая здесь река однако служила надежной защитой - Суолле в верхнем своем течении не замерзала даже в самые лютые морозы, а охотников перебираться вплавь по такому холоду у семандрийцев, само собой, не нашлось. Казалось, война остановилась. Империя уступила земли к востоку от Суолле, и любой грамотный командир вторгшихся уже послал бы послов с предложением перемирия и переговоров. Успех следовало закрепить, пока из глубины не подошли свежие легионы, заставляя вновь колебаться весы фортуны. Однако ни послов, ни предложений так и не последовало. - Ваше императорское величество, - низко и почтительно поклонился гном. - Прикажете доложить, как продвигаются работы? Подведен под крышу Второй Ремесленный квартал в... - Я не о том, Баламут. Я знаю, что мастера-гномы верны слову и могу лишь поблагодарить тебя. Доставляется ли вам все потребное? - Благодарение престолу, мы благополучны, - учтиво ответил гном. - Но Твое императорское величество позвало ведь меня совсем не за этим? - Верно, Баламут. Я позвал тебя, чтобы спросить: станете ли вы, опытные воины, сражаться за Империю? Встанет ли ваш хирд рядом с моими легионами? Баламут нахмурился и опустил голову. Большие руки гнома с въевшейся в кожу гарью, с обломанными ногтями сжались в кулаки. - Да простит меня Император... Правитель Мельина молчал. Молча смотрели со стен и портреты знаменитых консулов и императоров прошлого. Баламут смущенно прокашлялся. - Да простит меня Император, эта война - не наша война. - Я знаю, - спокойно ответил Император. - Это война людей, невесть почему вцепившихся друг другу в глотки. Сила Гномов не имеет никакого отношения к ним. Даже если Каменный Престол лишил вас дома, это еще не причина вставать под знамена злобной Империи, с которой вы совсем недавно сражались, и притом не без успеха. - Мой Император говорит моими словами, - с достоинством поклонился гном. - Хорошо. Давай посмотрим чуть шире. Мельин будет отстроен. Не сейчас, не на следующий год - через пять лет, через десять, неважно. Что вы станете делать тогда? Баламут пожал широченными плечами. - Работы всегда много. Много городов, много крепостей, много мостов и трактов. Мы умеем строить, мой Император. - И нет ничего, что побудило бы вас выступить на моей стороне? Ни полные права свободных граждан Империи, ни... - Мой Император, - прервал его гном. - Никакой рескрипт, указ или закон не сделает нас полноправными гражданами Империи. Люди все равно будут завидовать нам, бояться нас и ненавидеть. В нас будут швырять сперва комками грязи, потом камнями, а потом полетит и кое-что поострее - арбалетные стрелы, например. - А как насчет мести? - медленно проговорил Император. - Каменный Престол послал вас в бой. Своих лучших воителей. Вы несли с собой величайшую реликвию вашего народа, возвращенную, я полагаю, непомерной ценой. Вы сражались подобно героям легенд, подобно тем гномам, что опрокинули Дану возле самой их столицы. Вы снискали немалую славу. И хотя многие мои верные центурионы и легаты пали от вашей руки, я отдаю должное и вашему мастерству, и вашему мужеству. Я - отдаю, а ваши же сородичи, Каменный Престол, отказались от вас. Бросили на обочине, словно бесполезную тряпку. А ведь я предлагал им вас выкупить. Да что там выкупить! Я могу отпустить вас и без всякого выкупа. Но вход в ваши же горы вам закрыт. Неужели этого недостаточно? Гном тяжело, исподлобья смотрел на Императора. Однако правитель Мельина был не из тех, кто опускает глаза. - Ты ничего не понимаешь, господин. Каменный Престол непогрешим и не может ошибаться. - Вот даже как! - Император откинулся в кресле. - То есть даже если тебя внезапно схватят и осудят по ложному обвинению, ты скажешь - да, я виноват, потому что так изрек Каменный Престол? Гном опустил голову. - Нет, Император. Я буду знать, что я невиновен. Но Suuraz Ypud, Сила Гномов - только в единстве. Для всех это единство олицетворяет Каменный Престол. Никто не может занять его без благословения Духов Гор. В это верят почти все гномы. И если Каменный Престол укажет на меня и скажет - ты преступник и должен быть казнен, я буду знать - это во имя высших интересов. Гномы не могут, не должны усомниться в правоте Престола. Это означало бы наш конец. Мы выжили только потому, что были верны. Мы поднялись и после первой войны с Дану, мы победили во второй, мы были на волосок от победы над вами, людьми, в союзе с теми же Дану... - Верно, - кивнул Император. - Верность Престолу как идее... хотел бы я, чтобы мои подданные обладали хоть малой толикой такой же верности... И все-таки, Баламут, друг мой, я скажу тебе так: есть нечто, что вы очень-очень хотите получить назад. - Это что же? - хрипло спросил гном, подаваясь вперед. - Нет, нет, не Драгнир, - покачал головой Император. - Алмазного Меча у меня, к сожалению, нет. Но я могу предложить вам обратно ваши исконные владения под Хребтом Скелетов и Царь-Горой. Я хотел бы, чтобы между гномами и людьми был союз. Чтобы мы торговали, а не проливали бессмысленно кровь друг друга. Я был в другом мире, Баламут, в очень далеком мире... и видел, что случается, когда это простое и, казалось бы, очевидное правило не соблюдается. - Он наклонился, глаза смотрели прямо в лицо Баламуту. - Я хочу предложить вам вернуться в ваши древние подземные храмы и мастерские. Я, как ты знаешь, уже отменил дурацкие бирки. Враг, что идет на нас, слишком силен, чтобы мы продолжали бы играть в дурацкие игры взаимной вражды. - Это Семандра-то? - всхорохорился гном. - Это она-то слишком сильная? - Семандра - тьфу, ерунда, ничто по сравнению с тем, что может двинуться на нас, - негромко произнес Император. - Я уверен, что это вторжение задумали не за Селиновым Валом. - А где же? И кто? - ехидно поинтересовался гном. Император молча взглянул на него - и ухмылка Баламута живо исчезла. - Враг из Бездны, мой добрый гном. Из Бездны, что не имеет ни дна, ни прозвания. Там, где засели похитившие мою Императрицу. Я видел многое в том мире, куда меня провела дорога Разлома, Баламут. И не хочу, чтобы это повторилось у нас дома. Хватит с нас пиратов и конников Семандры. У меня нет доказательств, Баламут, но ты знаешь, что я не имею привычки лгать даже во спасение. - Крепость Императорского Слова известна народу Гномов, - несколько напыщенно провозгласил Баламут. Подгорное Племя отличалось-таки известной любовью к помпезным и торжественным формулировкам. - Я вновь хочу отправить послов к Каменному Престолу. Но даже если он вновь ответит презрительным молчанием или, что хуже, отошлет мне обратно головы послов со ртами, набитыми пометом летучих мышей, я не собираюсь отступать. Я предлагал и предлагаю вам, трудящимся над восстановлением моей столицы гномам, взять во владение Хребет Скелетов. - Став, разумеется, твоими подданными? - Став моими союзниками. Управлять вашими подземными делами я все равно не смог бы при всем желании. - Но мог бы раздать нас во владение твоим баронам... - Баронам! В уме ли ты, почтенный гном?! У меня в разгаре не только вторжение Семандры, но и открытый баронский мятеж. А ты говоришь - раздать баронам... Я предлагаю вам создать свое царство под Царь-Горой, а уж потом самим решать, пойдете вы под тяжелую руку Каменного Престола или станете жить своим умом. - Но до этого хирд должен встать рядом с легионами, - уточнил Баламут, яростно теребя бороду. - Да, мой добрый гном. Для этого хирд, столь блистательно показавший себя на поле брани, должен встать рядом с моими легионами, что из последних сил удерживают сейчас врага на востоке. Ничего не дается бесплатно в этом жестоком мире. Баламут тяжело вздохнул. - Получить обратно Царь-Гору - извечная мечта каждого гнома с той самой минуты, как мы ее покинули, - признался он наконец. - Но цена... предать Каменный Престол... И... стать наемниками... по доброй воле... мы восстанавливаем твой город по закону войны. Мы всегда можем оправдаться, что пребывали в твоей воле... - А разве получить обратно вашу священную гору - требует каких-то оправданий? - резко сказал Император. - Тебя заботит, что скажет Каменный Престол. А что скажут ваши дети, которые будут знать, что Царь-Гора вернулась к ним потому, что их отцы не пожалели себя, встали вместе с людьми на пути хаоса и распада, вместе держались за меч и потому победили? Разве ты не хочешь этого? Разве это было б несправедливо? Разве не пожертвовали бы вы все с готовностью жизнями - чтобы только вырвать Царь-Гору из рук ненавистных хумансов? Молчи, гном, я достаточно слушал тебя! - теперь Император казался по-настоящему грозным. - А теперь, когда у тебя такая возможность, ты мнешься и торгуешься, словно на рынке! Императорское слово или принимается, или отвергается, гном. Третьего не дано. Баламут сперва порывался что-то ответить, чуть ли не прервать правителя Мельина, но потом притих, опустил голову и долго сидел так, пялясь в пол - полы в императорском дворце, как и сам дворец, были единственным, что уцелело в Мельине после той страшной ночи, первой ночи войны с Радугой. - Ну так что, Баламут? - наконец прервал его Император. - Молчать в присутствии коронованной особы в ответ на ее, особы, прямые вопросы - этой привилегией в Мельине пользовались считанные единицы. - Мой Император... - гном остановился, прочистил горло. - Мы будем сражаться. За Империю и за Царь-Гору. Император медленно откинулся на резную спинку трона. Он не собирался играть с Баламутом - прикидываться, что ему все равно. - Я знал, что ты можешь говорить за всех, Баламут, - медленно сказал Император. - Как ты предпочтешь, чтобы тебя называли? Не этим же прозвищем, да не прогневаются на меня за его использование все боги, если они только есть. - Я предпочту, чтобы меня называли Баламутом, с разрешения моего Императора, - слегка поклонился гном. - И да, я могу говорить за всех. Мой Император прав - у какого гнома сердце не дрогнет, когда он услышит слова "получить обратно Царь-Гору". Уходя, наши предки обрушили коридоры, так что даже самые отчаянные охотники за самоцветами не проникли вглубь... к самым главным залам. Мы разберем завалы... восстановим своды... и пригласим Императора Людей в Сердце Горы. - Смелое приглашение, - с соответствующей моменту торжественностью ответил Император. - Я принимаю его с радостью и признательностью, но... разве не есть Сердце Горы нечто священное, лицезрение коего недопустимо ни для кого, кроме одного лишь Подгорного Племени? - Я полагаю, - лицо Баламута сделалось холодным и непроницаемым, - мы сделаем исключение. Для такого случая. Уже откланявшись и идя к двери, гном вдруг обернулся. - Да простит мне мой Император давешнее непонимание. - Ты о чем, Баламут? - прищурился правитель Мельина. - Тогда, на совете... я не сразу понял, как мы можем помочь тем пяти легионам, которые повелел срочно создать мой Император... - А, - в голосе Императора сейчас слышался один только лед. - Ты понял. Ну что ж, хорошо. Ты прав, мой добрый гном. Если хирд поможет задержать врага на Суолле, я на самом деле смогу вывести весной в поле не разномастную толпу, смазку для семандрийских клинков, а пять настоящих легионов... - Но для этого мы должны остановить их сейчас, - медленно проговорил Баламут. - Ты совершенно прав. Мы должны остановить их сейчас. А теперь разрешаю идти, Баламут. Тебе, мне кажется, есть над чем подумать. А именно - как преподнести мои слова твоим сородичам. Гном ничего не ответил. Поклонился и молча вышел. x x x ...Сородичи Баламута побросали работу. Разнесся невероятный слух - слух, сперва дикий и безумный, тем не менее обрастал подробностями, деталями, которые, все больше и больше согласуясь между собой, говорили лишь об одном - что весть правдива. ...Гномам вернут отобранное при сдаче оружие. Гномы вновь построят хирд на поле боя. Они вновь станут сражаться с хумансами - с теми, кто вторгся в Империю. И за это они получат назад свою Царь-Гору. Царь-Гора - и гномы разом умолкали, их рты раскрывались, и пальцы сами вцеплялись в бороды или лезли чесать затылки. Владыка людей добровольно отдает такое сокровище! Откуда вышел сам Драгнир, Алмазный Меч! Место, полное Силы, олицетворение магии гномов! За это стоит сразиться. Тем более - не с Дану и не со своими же сородичами. С людьми... Хищно щурились глаза, сжимались кулаки, дервенели скулы и на них вспухали желваки. x x x Приняв решение, Император не любил мешкать. Правитель Мельина держал слово. Арсеналы столицы открылись. Гномы получали назад оружие - шум, гомон, ругань, свалка, каждый из воителей Подгорного Племени искали именно свои доспехи, свой топор или пристрелянный арбалет. Император мог бы приказать навести порядок, однако вместо этого распорядился вообще отвести от оружейных всех до единого легионеров. Пусть гномы разбираются сами. И они действительно разобрались. На это ушел весь день, и вся ночь и весь следующий день, однако к вечеру Баламут потребовал срочной аудиенции; получив же ее, отрапортовал, что хирд полностью вооружен, снабжен припасами, теплой походной одеждой, повозками, тяжеловозными лошадьми, пивом и готов выступить немедленно. Обычно гномы всегда шли в бой под клановыми знаменами - когда армия Каменного Престола только начинала свой поход, над ее рядами плыли штандарты таких славных родов, как Эдсе-Убийцы Людей, Тхарна-Камнекрушителя, Мгара-Победителя Эльфов и других; эти знамена оставили по себе долгую память в имперских пределах. Однако эти стяги после Мельинской битвы окруженные, потерявшие надежду на прорыв гномы вручили победителям - в знак своих мирных намерений; не желая прибавлять гномам унижения, Император не принял знамен, штандарты остались у старших родовичей; однако сейчас ни одного из некогда гордых стягов не развевалось над рогатыми гномьими шлемами. Вместо них гномы подняли одно для всех, новое знамя - в красном круге силуэт Царь-Горы, над ней - имперский василиск, а ниже - скрещенные молоты, кузнечный и боевой. Никогда не случалось такого, чтобы на штандарте Подгорного Племени появлялись бы символы человеческой Империи. Гномы и Люди порой выступали как союзники - против тех же Дану, - однако чтобы гномы шли в бой под знаком василиска - такого не случалось с момента сотворения мира. Хирд маршировал через Мельин. И нельзя сказать, что на своем пути гномы слышали лишь приветственные клики. Память, оставленная вторжением воинства Алмазного Меча, была более чем свежа. А теперь гномы получили обратно свои топоры, мечи и клинки, вдосталь напившиеся человеческой крови. И не слишком многочисленные свидетели марша хирда через отстраиваемую имперскую столицу в большинстве своем сумрачно молчали, провожая прищуренными взглядами закованные в сталь шеренги. Гномы уходили - на поддержку графу Тарвусу. Император пока оставался в столице. Пять свежих легионов формировались медленно. Народ под имперские штандарты собирался плохо, даже звонкие марки, щедро рассыпаемые вербовщиками, действовали не так, как ожидалось. Цены на все возросли вдвое, если не втрое, золотом в тяжелые времена не наешься и дом зимой не обогреешь. Тем не менее из потребных пятидесяти когорт половину удалось набрать, и ветераны Первого легиона не жалели ни глоток, ни кулаков, чтобы успеть вбить в зеленых рекрутов хоть чуть-чуть соображения, которое впоследствии поможет новичкам пережить их первую битву. И за все это время Император не получил ни слова, ни полслова о том, что творится с чародеями. Могущественная некогда Радуга растаяла бесследно, испарилась, словно роса под жарким солнцем; посланные к башням Орденов отряды вернулись ни с чем. Циклопические крепости стояли покинутыми, имущество большей частью было вывезено, но немало и просто брошено. Окрестные землепашцы, конечно, войти в твердыни волшебников не рискнули, да и сами поисковые партии, как понял Император, не горели рвением довести свое дело до конца. Против обыкновения, правитель Мельина не стал карать за это упущение. ...Обычным порядком жила только одна башня (на самом деле - громадная крепость с высокими стенами и рвами, а именно башня Всебесцветного Нерга. Восьмой Орден, только формально входивший в Радугу (он не имел ни своего глашатая в Совете, ни подворья вблизи от императорского дворца), озабоченный своими таинственными изысканиями, что называется, "не от мира сего", продолжал жить как ни в чем не бывало и не выражал никакого желания хоть как-то вмешаться в бурный поток событий, захлестнувший Мельинскую Империю. Посланцев Императора приняли (у ворот) вежливо, но равнодушно. И так же вежливо и равнодушно сообщили, что мирские события Всебесцветный Орден не интересовали, не интересуют и интересовать не будут, у Нерга свои дела и задачи, не доступные для понимания непосвященными. Нерг не вмешивается в войны. Даже если эта война ведется против их же собратьев-магов. Собственно говоря, никакие они не собратья. Всебесцветный Нерг никогда не считал себя входящим в Радугу. Нергу нет никакого касательства до того, что думают и делают остальные чародеи семи Орденов. Во всяком случае, здесь никого из них нет. Орден всегда оставался лоялен по отношению к Империи и царствующей семье, но покорнейше просит не вмешиваться в его, Ордена, дела. Так было, есть и будет. Войны начинаются и оканчиваются, а Нерг стоит. Посланцев Императора не пустили дальше внешних врат. О да, их не унизили топтанием под открытым небом, на холоде и ветру - специально для таких случаев Нерг выстроил что-то вроде "гостевых палат", однако на общий исход это не повлияло. Всебесцветники решительно отказались вмешиваться в войну с семандрийцами - впрочем, на иной исход Император не слишком-то и надеялся. Разумеется, исчезновение Сежес и ей подобных внушало немалые опасения. Разгромленные, понесшие тяжкие потери маги как никогда нуждались в передышке, но кроме этого - и в пополнении своих рядов. Слишком много молодых чародеев погибло в Мельине, при штурме башни Кутула, немало более опытных якобы полегло в той загадочной битве "в иных мирах", где Сежес со товарищи (опять же якобы!) останавливали прорыв в Мельин тварей Разлома. И, как всегда случалось в минуту сомнений или колебаний, Император шел к своей Тайде. Не ради любовных утех, хотя и о них они тоже не забывали, - просто побыть с ней, посидеть рядом, когда черноволосая головка Дану склонялась к нему на плечо. Рядом с Сеамни порой удивительно легко думалось. Внутренний взор очищался, отступали мелкие суетные заботы и давящая душу ледяная тревога, которую особенно тщательно гнал от себя Император - а что, если не выдержим? Он считал дни. И душа, и тело требовали действия. Он не привык прятаться от угрозы за крепостными стенами. Зима не вечна. Ледяные валы на Буревой гряде, политые водой и обратившиеся в зеркало крутые берега Суолле не навсегда останутся неприступными. Семандра добилась большого успеха, имперские василиски отброшены от границы больше чем на сотню лиг. Отброшены из плодородных, густонаселенных, с обилием податного люда, с укрепленными замками, ремесленными городами, сгрудившимися вдоль благодатной Суолльской долины... Семандра недаром зарилась на этот кусок имперских владений. - Не гори... - шептала ему Сеамни, прижимая Императора к себе, тонкие пальцы скользят по буграм мышц, узловатым росчеркам шрамов, ласкают шею, забираются под волосы; кажется, с остреньких, аккуратно подпиленных ноготков срываются колючие искорки. Император позволял себе на короткий миг уйти из этого мира, протянуть руку - и знать, что его ладонь встретит теплую плоть Тайде, единственную желанную для него во всей вселенной, как бы банально это ни звучало. - Не гори... не сжигай себя... Император не может исчезнуть, не исполнив долга. Не умиротворив Империю. Потому что иначе... ты сам знаешь, что. Все, кто стал хоть как-то уживаться с непохожим на него соседом, вновь вцепятся друг другу в глотки. А потом - откроется Разлом. То, что не довершили тогда, постараются довершить сегодня. И у людей должен найтись тот, кто поведет их в бой. Даже, быть может, против их собственной воли... Тихий шепот проникал в самую глубину. Там, где клубились смутные картины чудовищных сражений, армии людей и чудовищ, демонов из древних сказаний сталкивались в кровавом противоборстве; десятки и сотни тысяч бойцов сходились на смертном поле, сражаясь - во имя чего? Кто защищал свой дом и родной очаг, а кто был пришельцем и разрушителем? И какой еще цены потребует от него, Императора, защита его Империи? Впрочем, какой бы эта цена ни оказалась, он готов заплатить ее. Уже покончено с Радугой, к добру ли, к худу - но покончено. Никто внутри Империи не дерзает оспаривать его власть. Даже мятежные бароны - подняться-то они поднялись, но выдвинуть иного претендента на престол так и не смогли. Оно и понятно - скорее ворона с кошкой договорятся, чем мельинские бароны, да еще на тему возможной смены династии. Вопрос цены. Вечный вопрос правителя. Короткие зимние дни падали бледными слезами. Новые легионы сколачивались медленно и плохо. Император ждал, все больше и больше теряя терпение. Радовало лишь то, что гномы, что называется, приняли договор сердцем. Получив обратно оружие, хирд не терял времени даром. Семандра наверняка сильно удивится этому сюрпризу. Глава четвертая МЕЖДУМИРЬЕ В то, что Сильвия-сова погибла, никто, конечно же, не поверил. Эта проклятая девчонка слишком хитра для подобного. Да и куда б делся тогда ее знаменитый Черный Меч? Однако факт оставался фактом - след Сильвии, ослабевший, но все-таки различимый для опытной Ниакрис, обрывался над грудой перьев. - Что за трюк? - бормотал Кицум, бродя кругами около странного места. Ниакрис, мрачная, как сама смерть, сидела поодаль, на камне, поджав колени к груди и положив на них подбородок. Вид у нее был такой, что с самого ее возвращения все невольно старались держаться подальше, даже бесстрашная Раина. Отец Лейт, упрямо настаивавший, чтобы его именовали каким-то дурацким Бельтом, в немом изумлении взирал на Кицума, словно поражаясь тому, что он, Кицум, может чего-то не знать. Хотя откуда всеведение у старого циркового клоуна? Клара и Тави уже сами держались на ногах, но, как бы ни рвались они обе отправиться с остальными, Кицум (который как-то исподволь оказался во главе всего отряда) только покачал головой. - Мы вскоре вернемся, кирия. Не думаю, что там все будет так просто. Он не ошибся. Клара Хюммель и Тави остались в лагере, и Раина вызвалась их охранять, как ни уверяла чародейка Долины всех остальных, что ей лично никакой защиты не требуется. Но невдалеке появились какие-то крылатые существа, похожие на гарпий, и Ниакрис сумрачно уронила несколько слов об их подлом характере, но Раина только отмахнулась от возражений своей кирии Клары. Остальные - Кицум, Лейт и ее отец - двинулись по следу. Преследование не принесло успокоения. След дальше не ведет. И она, Лейт, не чувствует ничего, никакого подвоха, "скидки" или еще какой-то хитрости. Сильвия словно бы растворилась в воздухе, сбросив ненужное ей более оперение. Что-то - или кто-то - словно бы выдернуло (или выдернул) Сильвию прочь отсюда. Ниакрис не сомневалась - ее соперницы уже нет на Дне Миров. Оставался один-единственный, очень простенький вопрос: даже не как именно, а куда она могла исчезнуть? Дно Миров - громадный отстойник, болото, куда попадают, похоже, те, кого не смогли носить их миры. Выкрутасы со временем, его лихо взбаламученные волны несут выброшенных так, что те словно бы "притягиваются" друг к другу. Иначе какая вероятность, только что оказавшись здесь, после невесть сколь долгого блуждания по призрачным лабиринтам встретить столь яркую компанию, как леди Клара Хюммель со товарищи? Сова, сова, сова... Ниакрис закрывала глаза и вновь видела ее. Гордый размах широких крыльев, яростный огонь в круглых нечеловеческих глазах. Какое затмение нашло тогда на нее, выученицу Храма Мечей, что проклятая сова сорвала черный фламберг у нее с плеча? Фламберг. Очень странное оружие. Ниакрис совсем недолго носила его за плечом, но успела ощутить горячую, истовую ненависть, переполнявшую словно бы одушевленный клинок. Неведомо, кто его сотворил, неведомо, почему он повинуется Сильвии, но зато его след... это след. Губы Ниакрис сжались в тонкую, почти что белую полоску. Никогда уже перед ней не будет такой цели, чем когда она шла убивать Врага в его битком набитом скелетами и зомби замке. Все, что осталось, - это горе и гордость. Горе неизбывно. Она пожалела отца, но смириться?.. Лейт не знала. Во всяком случае, сейчас она упорно старалась не смотреть в его сторону. И оставшееся последнее ее достояние оказалось чувствительно задето. Лейт усмехнулась. Когда нет настоящей цели, сойдет и такая. Верно, она уже не может жить без врага. Враг нужен, как воздух, как бегущая по жилам кровь. Иначе получается, что и жить-то незачем. Ниакрис мягким движением соскользнула с камня. Черный меч. Попробовать проследить его? Отец здесь не поможет, только она носила зловещее оружие, пусть даже и недолго. - ...Ее черный меч, - услыхала она задумчивое бормотание Кицума. - Господин, но зачем вам?.. - начал было отец. - Иначе все было б совершенно бессмысленно. - Н-не понимаю... - И не надо. Ты человек, будь счастлив этим. Конечно, ведь он - не человек, вновь напомнила себе Ниакрис. И в который уже раз поразилась своему спокойствию. Столкнувшись с такой силой, простой смертный должен самое меньшее немедля падать ниц и лишаться чувств. Но, может, принявший облик Кицума именно этого и хотел избегнуть? Черный меч. Само собой, хорошие мысли приходят в умные головы одновременно. Неведомый "кто-то" (неведомый Лейт архимаг Игнациус, о котором говорил Кицум по пути сюда?) выдернул Сильвию из тупика, указал ей дорогу... куда? Очевидно, туда, где она могла понадобиться. А где еще она могла понадобиться, как не в Эвиале? О первом, самой Сильвией высказанном плане - помешать Кларе Хюммель добыть какие-то не слишком понятные магические мечи и передать их кому-то еще, кому - этого Ниакрис тоже не слишком поняла, рассказ Кицума поневоле страдал лапидарностью, - об этом самом первом плане, похоже, можно было забыть. - Ее оружие, господин? Но оно не оставляет такого следа, как живая душа... - Конечно. Но вот умная девочка Лейт наверняка... - Само собой. Я держала его в руках. Носила за плечами. Я его почувствовала, - резко вступила Ниакрис, не тратя время на формальные фразы. - Только я могу проследить. Кицум пристально взглянул в глаза Лейт - и та ощутила, как мороз пробирает до самых костей. Она-то знала, кто на нее сейчас смотрит. Откуда? Откуда она это знала?.. Странствия по призрачным мирам, длившиеся невесть сколько мгновений, лет или веков по счету Эвиала. Смутные образы, один сменялся другим, но память Ниакрис цепко впитала в себя один исполинский, распластавшийся по всей бесконечности миров, и услыхала имя. Тогда она содрогнулась, едва удержала в себе сознание, - но отчего-то не слишком удивилась, мгновенно ощутив тот же самый образ под человеческой плотью Кицума. Сейчас она не сомневалась, что Кицум проделал все это сознательно. Он, конечно же, не случайно показался им с отцом во время безумного падения сквозь миры реальные и астральные. И уж не он ли сам приложил руку, когда создавалось это самое Дно Миров? Не он ли сплел паутину дорог и тайных путей, сводя вместе их - и свой собственный отряд, пусть даже госпожа Хюммель какое-то время полагала, будто она тут главная? Безошибочным инстинктом выращенной в Храме Мечей боевой гончей Лейт чувствовала, что несмотря на все величие этой силы, она тоже имеет свои пределы и ограничения, что она тоже подвластна определенным законам, не сущностям, не богам, а именно бездушным законам, воевать с которыми в открытую - так же бессмысленно, как и бичевать океан, утопивший корабль. И явившийся им Кицум - такая же попытка обойти эти законы с запретами, как и она сама, Лейт-Ниакрис, обманувшая обратившуюся против ее отца мощь. И неудивительно, что Кицум предпочитал сохранять инкогнито. Перед тем, перед кем нужно. Они с отцом упали слишком глубоко. Возможно, никак иначе их было уже не вытащить - они узрели отражение истинной сущности Кицума, задолго до встречи на Дне Миров, как уже говорилось. Незримо пылающий Знак Разрушения - право же, не самое лучшее знамя. Эвиалу требовалась защита. И Кицум пытался собрать не тех, кого мог, а кто мог исполнить требуемое. Верно, армии в мириады мириадов бойцов здесь бы не справились. Требовалось несколько одиночек... как и всегда. Толпа может жечь, громить и убивать, может истребить (при удаче) другую такую же толпу, но истинную победу все равно одерживают одиночки - так ее учили в Храме Мечей, и сейчас она только лишний раз убедилась в правдивости своих наставников. - Верно, девочка, - услыхала она голос Кицума. - Ты можешь поставить нас на след фламберга. Ты и только ты. - А вы, господин? - с известным нажимом осведомился отец Ниакрис. - Я... - усмехнулся Кицум. - Я тоже могу. Но будет существенно лучше, если это сделает она. Чем меньше я стану вмешиваться, тем лучше. С Сильвией мне пришлось схватиться самому, потому что иначе мы проиграли бы еще в Эвиале. И, - он в упор взглянул на замерших Лейт и старого некроманта, - вы бы так и остались пленниками призрачных сплралей, вечного полусна-полуяви. - Я знал, что должен благодарить вас за это, господин, - отец Лейт низко поклонился. Без раболепства, но с должным почтением. - Боюсь, что скоро ты проклянешь меня... Бельт, если уж тебе угодно так именоваться. Помощь вышних сил никогда не бывает бесплатной для смертного. - После того, что случилось со мной, господин, никакая участь не покажется особенно уж пугающей, - чародей гордо вскинул подбородок, и в этот миг Ниакрис против собственной воли ощутила что-то вроде фамильной гордости за него. Чувство, которое мечтает, наверное, испытать любая дочь. - Сомневаюсь, - тяжело уронил Кицум, поворачиваясь спиной. - Короче, так. Сильвии, конечно, помогли отсюда убраться. В этом наша удача. След совы мы потеряли, но зато можем последовать за ее мечом. Ниакрис, я прошу тебя... ...Это было почти, как на занятиях в Храме. Почти так же, как в те дни, когда она шла, безошибочно не угадывая даже, а зная направление, к твердыне Врага. Только тогда не стоял рядом Кицум, крепко сжав ей запястье, и не разбегались от его пальцев по всему ее телу волны странного тепла, чуть ли не жара. Все усиливаясь, жар постепенно становился обжигающим. Ниакрис творила обычные заклятья поиска, хотя сильно подозревала, что держащему ее за руку никакие заклятья и чары вообще не нужны по определению. Он в свою очередь пытался обмануть неких могущественных незримых стражей - Лейт очень надеялась, что в этом он преуспеет. Дно Миров представало перед девушкой с необычайной, пугающей резкостью. Действительно, дно. Или, вернее, яма. Битком набитая обломками того, что некогда служило земной твердью бессчетным поколениям разумных и неразумных. Заплечный мешок незримых богов, туго опутанный мглистыми магическими потоками; и сквозь эти потоки пролег едва различимый след - там, где плоть Межреальности запомнила неутолимые ярость и гнев черного фламберга. "Ты видишь. Очень хорошо. Постарайся запомнить. Я не хочу смотреть в глубь тебя. Смертным это опасно, - услыхала она тихий голос Кицума. - Потом мы вернемся за остальными и будем выбираться отсюда. Боюсь только, что Сильвия слишком уж нас опередила". Последняя фраза в какой-то степени вернула Лейт к реальности. За спиной Кицума стояла колоссальная мощь, но кто-то иной, быть может, куда менее могущественный, но по-своему хитрый и ловкий сумел разгадать тайны Дна Миров. Иначе как бы он сумел так ловко выдернуть отсюда сову-беглянку? И взор Ниакрис скользил все дальше и дальше; глаза жгло все сильнее и сильнее, так что боль делалась почти невыносимой, а старые, в Храме затверженные заклятья, ее снимающие, почему-то отказывались работать. Она ощущала себя словно бы стоящей на дне быстрого потока, смотрящей вверх, туда, где сквозь водную толщу пробивались солнечные лучи. Обжигающие, жалящие лучи - однако только там ее ждало спасение. "Терпи, девочка, пожалуйста, терпи, - голос Кицума сделался умоляющим. - Ты не знаешь, какая пошла игра... и очень хорошо. В свое время все станет явным. А пока, ну, прошу тебя, дотянись до Эвиала. Дотянись до него взглядом - и все! Больше я ничего не прошу". Я не смогу, хотелось закричать Лейт. Отпусти меня, если только для тебя есть хоть что-то святое. Отпусти меня. Мне больно. Я вижу слишком многое... Она видела слишком многое, наследница не одного поколения магов древнего Эвиала. Потоки Силы, казалось, сейчас вырвут из ее души видящее начало, подхватят, захлестнут призрачными волнами и потащат прочь, туда, в бессветные исполинские провалы между мирами, где нет вообще ничего - ни звука, ни движения. Тут не могли помочь никакие выученные заклинания - нагая сущность Ниакрис стояла сейчас на самом краю Сущего, и легчайшее из легких дуновений грозило сбросить ее в бездну, не имеющую даже намека на пределы. Девушка вновь видела себя, весь свой путь, отмеченный множеством смертей, и казалось - это именно здесь прошел черный меч, только в другом обличье. Взгляд ее поднимался все выше и выше, что-то опять нашептывал Кицум, что - она не слышала. Внезапно перед ней мелькнули две облаченные в широкие плащи фигуры, с вычурными длинными посохами, бывшими в моде, когда ее несчастный дед, эвиальский чародей Велиом, вовсю ухаживал за ее бабушкой, которую Лейт вообще никогда не видела. Фигуры ровным шагом меряли странную мерцающую дорогу, окруженную со всех сторон зарослями самых удивительных и причудливых "деревьев", какие Ниакрис только когда-либо видела. Казалось, фигуры эти уже достаточно близко. А потом в глаза брызнул яркий, нестерпимый и обжигающий солнечный свет, плеснула волна, и море ласково провело ладонью соленых брызг по ее горящему, воспаленному лбу. День. День в Эвиале, где-то посреди океанских просторов... только что это за храм, вырастающий прямо из морских волн? В Храме Мечей никогда не упоминали ни о чем подобном... На убегающих в воду ступенях сидела легко одетая эльфийка, наигрывая на флейте нежную, печальную мелодию. А в неглубокой тени портика, скрестив руки на груди, застыла могучая фигура крылатого великана, в тяжелом раздумье внимающего музыке. И эльфийка, и крылатый воин разом подняли головы, взглянув пронзающими взглядами даже не сквозь Ниакрис, а в самую ее суть, что таится за призрачными покровами души. И оба словно бы произнесли неслышимо: "Она может подняться". - Все! Все, уже все! - ее, обливающуюся разом и слезами, и потом, Кицум попросту подхватил на руки. Тело Ниакрис содрогалось, выгибаясь дугой, с запекшихся губ срывался только нечленораздельный хрип. - Уже все, молодец, девочка, - повторял Кицум, осторожно опуская Лейт наземь. На миг она увидела искаженное лицо отца, истерзанный мозг ощутил прикосновение могущественного целителя, однако Кицум резко вскинул руку. - Нет, нельзя! Не сейчас! Когда выйдем отсюда! А ты терпи, Ниа, терпи, очень тебя прошу. Прошу... за весь Эвиал. Понимаешь? - Понимаю, - прохрипела она и сплюнула кровью. - Мне не привыкать. Еще в Храме, помню... Голова ее запрокинулась набок. Лейт крепко спала. Кицум и старый некромант молча переглянулись, клоун играючи вскинул тело девушки не плечо и двинулся в обратный путь, к лагерю. Наконец-то отпустила эта постыдная, позорная слабость. Проигранный поединок с Сильвией следовало сейчас немедленно и накрепко забыть. С проклятой девчонкой она посчитается позже. Если, по здравому размышлению, сочтет месть достойным для себя времяпрепровождением. Сейчас Клара, злая и молчаливая, шагала следом за Кицумом по дикому ландшафту места, которое все в отряде называли Дном Миров. На взгляд Клары, к настоящему "дну" это не имело никакого отношения, но... Кицум негромко рассказывал, не поворачивая головы. Обо всем, что случилось после того, как зачарованный пламенный клинок Сильвии (а вернее сказать, Архимага Игнациуса) пронзил Кларе плечо. Кое-что главное чародейка уже знала, и теперь Кицум живописал детали. Он рассказывал и об их новых спутниках, о том, как они попали сюда и как станут выбираться. И вновь Клара с трудом удержалась от вопроса: "Кто ты, Кицум?" Ее странный спутник все равно бы не ответил. Просто отмолчался бы или усмехнулся так, что сразу б отпала охота что-либо спрашивать. Рубиновая шпага по-прежнему висела на Клариной перевязи, однако чародейка теперь смотрела на любимое прежде оружие чуть ли не с отвращением. Никакие чары и амулеты не помогли в бою против Сильвии, какой-то там паршивой соплячки из какого-то там Мельина! Подумаешь, Красный Арк! В своих странствиях Клара встречала таких десятками. Все как один со звучными названиями и устрашающими ритуалами. После встреч с нею, Кларой, от этих Орденов, как правило, не оставалось ничего, даже могил. Ну разве что груды руин на месте их замков. Стоп, стоп, стоп, ты обещала, что не будешь больше об этом думать. Вон, даже Кицум не смог взять верх над этой девкой, будь она трижды неладна. Однако кто ж тогда ей помогает? Игнациус? Быть может, но, учитывая, на что способен оказался этот "старый клоун"... Или сам Игнациус - не более, чем чья-то марионетка? Которой только кажется, что она ведет собственную игру ? Ох, Клара, Клара, куда ж тебя завело это знаме