о тебе сказал, что Бляхманы уезжают в Израиль, кто? - Ну, не в Израиль, сыночек, ну, в Америку, тоже хорошая страна... Они же - евреи, им же обязательно надо куда-нибудь уезжать..." Прошу сразу обратить внимание, что "сыночком" мать называла Сашу в двух ситуациях. Во-первых, если от сына ожидалась прямая выгода (в частности, за неделю до рейса и неделю - после), и, во-вторых, если мать на глазах у Саши делала (или собиралась сделать) какую-нибудь пакость. Впрочем, ладно, хватит об этом. К положительным качествам Сашиной матери стоит отнести то, что она, например, никогда не опаздывала. Вот и сейчас: ровно без десяти шесть она появилась из-под земли (тьфу, тьфу, что за дурацкие ассоциации! - просто поднялась на эскалаторе!), вертя головой во все стороны, отыскивая сына. - А, вот ты где! - Это вместо: здравствуй, сыночек. - Дорогие? - Это про цветы. - Далеко идти? - Это уже про новых родственников. От Бляхманов они вышли молча. До самого метро не произнесли ни слова. Сашу трясло от бешенства, он был готов прямо сейчас заорать на мать, затопать ногами и желательно разбить что-нибудь тяжелое. Но привитая с детства ненависть к публичным скандалам помешала ему произнести хотя бы одно обидное слово. К тому же ему с лихвой хватило только что виденного и слышанного. Раиса Георгиевна предложила на суд обалдевшим Бляхманам довольно средненькую версию домашнего скандала. Которому далеко было до истинных шедевров коллекции Сашиной матери. Но и того, что они увидели, вполне хватит Юлии Марковне и Юрию Адольфовичу минимум на неделю. Саша не стал дожидаться, пока мать купит жетоны, не прощаясь, рванулся вперед и сбежал по эскалатору, чуть не сбив с ног зазевавшуюся дежурную, вышедшую из своей стеклянной будочки, наверное, чтобы немного размяться. С некоторых пор Саша напрочь разлюбил метро. И так, согласитесь, не самое приятное занятие - спускаться на сто метров под землю, чтобы в грохочущем поезде проехать под Невой. То есть раньше, в надежные социалистические времена пятилеток качества и рабочей же им гарантии, метро было незыблемым символом нашего коммунистического завтра. Но завтра пришло немножко другое, устои наши сильно поколебались, заметно задев орденоносный метрополитен. Жалобно висел где-то в верхнем правом углу схемы аппендикс Кировско-Выборгской линии. Пассажиров призывали быть бдительными и не трогать без надобности забытые в вагонах кошелки с тикающими консервными банками. Въедливо гундосили по вагонам навязчиво немытые дети: "...а-а-а-по-мо-жи-те-лю-ди-доб-рые-кто-чем-мо-жет..." Тут уж не до спокойного чтения газет, не до сна. Саша ехал к приятелю, как раз туда, в самый аппендикс, на "Академическую". В голове у него крутились тысячи дурацких мыслей. Скандальная мамаша, испуганная Лена, странный Юрий Адольфович... Действительно, где же мы жить будем? А как же праздники? Кто к кому будет ходить в гости? Лена хочет найти работу. Нет, только не бухгалтером. Господи, ну что ж за жизнь-то такая нескладная? Перекрывая все житейские размышления, изнутри вновь поднималось неясное, тревожное чувство: что-то я забыл... Что-то... Стоявший рядом с Сашей парень вдруг наклонился, видимо рассматривая название книги, которую читала сидевшая девушка. Саша вздрогнул. Провалиться ему на этом месте, но вот сейчас он был готов зало-житься на хрустящий новенький "стольник", лежавший в кармане, что ЗНАЕТ, какая это книга. Посмотри, посмотри, посмотри, надоедал внутренний голос. Убедись, что это "Мифы Древней Греции". Это уже было? Совпадение? Мало ли девушек читают в метро "Мифы Древней Греции". Думаю, что немного. А ты не боишься увидеть в ее руках что-то совсем другое? Что? Скальпель, например... Что? Бред. "Ужастиков" насмотрелся? Не помню я что-то, из какого это фильма. Но ведь было, было такое? Расстроенный Саша вышел на "Академической". Вот еще только галлюцинаций мне не хватало. ЧАСТЬ ВТОРАЯ В ПЕТЛЕ Глава первая ИГОРЬ Игорь пил чай в лаборатории и рассказывал сотрудникам, как дрался сегодня утром с женой одного пациента. - И-игорь Вале-ерьевич... - осуждающе тянула Людочка, но глаза ее горели в ожидании очередной сенсации. - Вы понимаете, она мне мяса привезла из деревни! Свинины. Они кабанчика забили, вот и решили меня угостить. Я ей сумку отдаю, а она не берет! Я ей прямо в руки сую, а она руки за спину прячет! - Надо было на шею повесить! - захохотал Дуденков. - Вот-вот, примерно так. Да еще и сумка протекает, кровь по всему отделению - мрак! В дверях появилось тоскливое лицо Альбины. Она сейчас переживала перерыв между Любовями, поэтому ходила по лаборатории как тень (ну не отца же Гамлета, черт побери, ну, хоть - воробьяниновской тещи). - Игорь Валерьевич, вас срочно в Оздоровительный центр вызывают... - Меня? Странно... Ладно, ребята, сбегаю, узнаю, потом до расскажу. Игорь на всякий случай забежал в свою комнату, проверил сегодняшнее расписание: нет, никто на это время в "Фуксию" не записан. Светлана придет только через час. - Что случилось, Галина Федоровна? Почему меня вызвали? - Человек вас спрашивает. Строгий очень. Я подумала, что-то важное, вот и позвонила вам. - И где он? - Так сразу к вам в кабинет и прошел. - Ко мне в кабинет?! Человек стоял спиной ко входу и смотрел на аппарат. - Это что за безобразие... - начал Игорь, но тут человек обернулся. - Вы уж меня извините, Игорь Валерьевич, за неожиданное вторжение. - Иванов-Штепсель улыбался, но улыбка напрочь не шла его лицу. - Я, кажется, решился. Давайте, попробуем... Интерлюдия IV Простите, я забыл ваше имя. - ...Андрей Николаевич. - Андрей Николаевич, расслабьтесь. Слышите музыку? - ...Нет. - Вы легко внушаемы? - Нет, конечно. - Тогда постарайтесь просто как можно лучше расслабиться. Сможете? - Постараюсь. - Слышите музыку? - ...Нет. - Сосредоточьтесь. Помогайте мне. Я начинаю считать. Когда я скажу "пять", вы уснете. Готовы? - Да. - Раз. Два. Три. Четыре. Пять. - Пресса? Какая к черту пресса? Ты что, Сема, охренел? - Сам ты охренел. - Сема длинно сплюнул на пол и зло поскреб бритую голову. - Мое дело маленькое. Просили передать, что пресса, я и передаю. А дальше ты уж сам смотри, что с ней делать. - С кем? - С ней. - Сема громко сглотнул и почесал живот. Мутный взгляд его разбавляло какое-то глумливое оживление. - Ну, и чего ты здесь торчишь? - Дюша с ненавистью посмотрел на засаленные Семины штаны и свалявшуюся меховую безрукавку. - А че? Вести, что ли? Дюша с трудом сдержался, чтобы тоже не сплюнуть, и отвернулся к окну. Прямо на уровне его глаз двигались туда-сюда ботинки охранника. У левого шлепала подметка. Хлоп-хлоп, хлоп-хлоп. Каждые восемнадцать секунд. Туда и обратно. Круглые сутки. Хорошо, что скоро это кончится. Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату влетело странное существо в разодранном комбинезоне цвета хаки. Особенно сильно разорвано было спереди, поэтому только Дюша догадался, что перед ним женщина. Руки у нее были связаны за спиной, причем в локтях. От этого грудь ее торчала из комбинезона жалко-вызывающе. На шее отчетливо виднелся свежий засос. "Сема постарался", - спокойно констатировал про себя Дюша, не испытывая к женщине ни малейшего сочувствия. - Во! - Сема, продолжая подталкивать, довольно улыбался у нее за спиной. - Пресса! - Вы не имеете права! Я корреспондент газеты "Файненшл Тайме"! - хорошо поставленным голосом и почти без акцента заявила женщина. - Ага, - сказал Дюша и снова повернулся к окну. - Семыч, у тебя курево есть? А комбинезончик на тебе тот же... Ну, конечно, узнал. Ты та самая голенастая стерва, которая пролезла со своим сраным микрофоном к черному ходу, когда мы выводили раненого президента. Странно, мне показалось, , что Чумазый тогда сломал тебе челюсть. - Вы не имеете права! - повторила женщина и тем же хорошо поставленным голосом без малейших признаков истерики понесла какую-то околесицу про свою говенную газету. Дюша, , ни на грамм не вникая в этот бред, принялся ее рассматривать. Да-а, такую челюсть кулаком не возьмешь. Такими зубами людей пополам перекусывают. Корреспондентка, так тебя разэтак! Нимфоманка ты оголтелая, даром, что с университетским дипломом. - И куда ж ты лезешь, милая? - ласково спросил Дюша, выдыхая дым под стол. - Чего у вас там - совсем мужики кончились, что ты под наших подонков ложишься? - Корреспондентка от неожиданности поперхнулась цитатой из Декларации прав человека. Сема настороженно смотрел на Дюшу. Сема волновался. Таким ласковым голосом начальник разговаривал только со смертниками. - Я прошу вас связаться с нашим консулом, - вяло произнесла женщина, уже чувствуя, что роль ее - немножко из другого спектакля. Но самообладание еще оставалось при ней. - Руки развяжите. - Зачем? - удивился Дюша. - По-моему, так гораздо лучше. Правда, Семен? Сема, громко сглотнув слюну, кивнул. Женщина вздрогнула. - Ладно, - хрипло сказала она, непринужденно, как ей показалось, переходя на язык "своего парня" из американского боевика, - хрен с вами, мужики, можно и покувыркаться. Только потом из города меня выведете? - Ага. - Дюша с трудом сдержался, чтобы не вскочить и еще раз не попробовать на прочность ее голливудскую челюсть. Но вместо этого повернулся к окну и с полминуты слушал осточертевшее "хлоп-хлоп". - Сема выведет. Вот только интервью даст и выведет. Телефон на столе то ли булькнул, то ли хрюкнул - во время вчерашнего допроса его два раза роняли на пол. - Дюша! - заорали в трубке. - Пострелять не хочешь? На Большой Подьяческой мародеров прихватили! - Опять угловой дом? - А как же! - говорящий сипло дышал в трубку. - Едем, - коротко ответил Дюша и, не обращая внимания на побледневшую женщину, вышел из комнаты. Уже в конце коридора до него донеслись громкие крики. Корреспондентка орала по-английски. Ну и, конечно, пока заводили машину, пока объезжали завал у Никольской церкви, к самому представлению опоздали. Четыре трупа мародеров уже лежали на разбитом тротуаре, пятый висел, по пояс высунувшись из окна второго этажа. Кто-то из мужиков, проходя мимо, небрежно столкнул тело вниз. Знакомый почерк. После Жекиной команды всегда остается море крови и гора покромсанного мяса. Не всегда даже удается точно определить, сколько было мародеров. Очень уж ребята у Жеки шустрые. Странно, что сегодня они так тихо и аккуратно управились. - Дюша! - Жека махал рукой из подъезда. - Давай сюда! Еще двое в подвале заперлись! Щас выкуривать будем! Ну понятно. Главное, оказывается, еще впереди. Дюша в сомнении покачался с носков на каблуки, раздумывая, чего ему больше хочется: поглядеть на Сему с корреспонденткой или поучаствовать в выкуривании мародеров. То есть от чего будет меньше тошнить. Но тут вопрос разрешился сам собой. Где-то глухо бахнуло, асфальт под ногами дрогнул, из подвального окна полез желтый густой дым. С диким воем из парадного выскочил горящий человек и быстро, зигзагами побежал по улице. Человек пять из Жекиной команды высыпали за ним и, улюлюкая, принялись стрелять по бегущему. Дюша отвернулся и пошел к машине. Он не любил Жеку и его команду. Их никто не любил. Даже начальство, которое каждый день на вечернем совещании ставило всем в пример хорошую боевую подготовку и высокую мобильность группы Евгения Старикова. Правда, уже в самом узком кругу, после совещания и второй бутылки, генерал Лобин не одобрял чудовищную, даже для военного времени, жестокость Жекиных бойцов. Сам Жека ко второй бутылке не допускался, поэтому, надо полагать, совершенно был не в курсе, что начнется в Питере завтра. Судьба Евгения Старикова не волновала генерала Лобина. "В чистый город - с чистыми руками!" - тонко шутил генерал. А сам собирался отсиживаться в Мариинке и уже перетащил туда месячный запас жратвы и широченную кровать из "Астории". Видно, считает, что у него-то с руками все нормально. Мимо Дюши прошел Жекин ближайший соратник Вася, ведя за собой ходячий талисман команды - слепого еврейского мальчика Юру. - ...троих сразу замочили, - ласково рассказывал Вася на ходу, - а один на меня с ножом прыгнуть удумал. - А ты? - тонким голоском спрашивал Юра. - Я? Я его поближе подпустил да ка-ак... - Вася! - окликнул Дюша. - Мусор за собой уберите. - Ладно, ладно, - отмахнулся Вася не глядя. - Я сказал, труповоз вызовите, - не повышая голоса, но гораздо жестче сказал Дюша. - Вызовем, вызовем... А он, понимаешь, в ноги кидается... - В самую первую эвакуацию прямо на Московском вокзале разбомбили поезд с детьми. У Васи там погибли двое мальчишек-близнецов. Дюше вдруг страшно захотелось выпить спирта. Полкружки, не меньше. И именно спирта. Чтоб обожгло горло и раскаленным камнем шарахнуло в желудок. Жекины бойцы подтягивались к подъезду, весело переговариваясь. Один из них уже тащил ведро с водой - Стариков любил ополоснуться после операции. Дюша двинулся к машине, нащупывая в кармане сигареты и пытаясь угадать, сколько штук там еще осталось. - Давай в Михайловский, к Сидорову, - скомандовал он. Уж там спирт точно найдется. Заодно и документы кое-какие захватим. - До бомбежки успеем? Петруха кивнул, внимательно глядя вперед. Ехали медленно. Дюша механически ругался сквозь зубы, проклиная раздолбанные дороги и дрянные амортизаторы пожилого "козла". Однажды он, правда, ухмыльнулся, вспомнив, как достали-таки машину того самого Сидорова. Этот сладенький ворюга очень долгое время оставался единственным в городе обладателем бронированного "мерса". Уж как, помнится, он его холил и лелеял! За какие-то атомные бабки доставал хороший бензин, двух мастеров держал. А на ночь, чтоб чего дурного его тачке не сделали, приноровился ее краном поднимать. Прямо на уровень окна спальни. В народе тогда что-то вроде конкурса стихийного развернулось: кто этот "мерс" ущучит. Условия простые: чтоб красиво было и чтоб автора не вычислили. Кстати, именно из-за второго условия сразу отпал гранатомет. "Муха" была только у Дюши. Была еще мысль - подкупить сидоровского водилу, но быстро выяснилось, что эта холуйская морда бабки, конечно, возьмет. Но и хозяину стукнет. Конкурс выиграл Лешка Клюшкин из Жекиной команды. Радиолюбитель-самоучка. Уж как там они задурили голову Сидорову - неизвестно. Важно, что неприметная коробочка оказалась под задним сиденьем "мерса". Ну а дальше потребовалось лишь подходящее окошко на противоположном берегу Фонтанки, бинокль и вовремя нажать кнопочку. Зачем бинокль? Дураку понятно, что главное зрелище тут - сам Сидоров. Эх, жаль только, что из-за вспышки не удалось толком разглядеть его рожу, когда он по привычке перед сном подошел к окошку взглянуть на четырехколесного любимца. Дюша снова ухмыльнулся. Тут "козел" резво скакнул в очередную выбоину, Дюша громко клацнул зубами, покачал головой: - На хрен, Петруха, давай местами поменяемся. Дорога от этого, безусловно, не получшела, но Дюша, сев за руль, сразу успокоился. Вообще-то к неодушевленным предметам он относился совершенно равнодушно. Вывести его из себя могли только люди. При этом единственным человеком в мире, на которого Дюша никогда не злился, был он сам. Яркое солнце вдруг вылезло из-за обломков здания и ударило по глазам. - Солнышко, - сказал Петруха ласково. Ленинградец, блин заморенный, каждому ясному дню радуется. Дюша попытался представить, как все будет завтра происходить. Наверное, очень красиво. Солнце. Ярко-синее небо. И вода. Интересно, как быстро она будет прибывать? И как высоко? Генерал Лобин утверждает, что до третьего этажа не дойдет. Ну-ну, посмотрим. Дюша с детства любил стихийные бедствия. Как там у классика? "Осада! приступ! Злые волны, как воры, лезут в окна..." Пушкина Дюша тоже любил. С Сидоровым начали собачиться с порога. - Что ты мне свою руку паршивую тянешь?! - орал Дюша. - Сколько раз я тебе говорил, чтоб ты со своим лишаем от меня подальше держался?! Где твой помощник? Зови! С ним и поздороваюсь! Да скажи ему сразу, чтоб спирту принес, жажда нас тут замучила! - Ровнехонько с последними словами за окном бахнуло. Дальнейший разговор происходил на таких же повышенных тонах, да еще и под грохот вечерней бомбежки. Сидоров с трясущимися губами сидел, зажавшись, в своем кресле и только изредка пытался что-то пискнуть. Дюша выпил принесенного спирта, но не подобрел. Он шагал по кабинету из угла в угол, пиная стулья и смахивая бумаги на пол. Потом вдруг угомонился, ушел в дальнюю комнату и лег на диван. - Спать буду, - сказал он, глядя в потолок. - Петруха, через час толкни. Через час Сидорову стало совсем худо. Как оказалось, Дюша слышал весь разговор с главврачом. - Гнида ты обкомовская! Жополиз недобитый! Ты что, гад, делаешь?! Ты почему не подготовил госпиталь раньше?! Ты знаешь, что завтра там полные подвалы воды будут?! Сидоров мямлил какую-то ерунду про артистов, посланных в госпиталь, про письмо, но Дюша его не слушал. Он подскочил к столу и резко сорвал телефонную трубку: - Восьмой? Первого давай. Разговор с генералом Лобиным получился нервным и очень коротким. Несколько секунд Дюша молча слушал, наливаясь багровой злостью. Потом повесил трубку. Еще с минуту постоял у стола. А потом со всего размаха грохнул аппарат об пол. На обратном пути заехали к Жеке. Выпили фляжку спирта, и Дюша подарил мальчику Юре свою старую губную гармошку. Игорь положил шприц на стол и сел спиной к кушетке, чтобы не смотреть на просыпающегося Андрея Николаевича. Если перед началом сеанса Игорь еще колебался - снимать ли нейрограмму, то теперь сомнений не осталось: не нужна мне его нейрограмма, ни сантиметра. Хотелось бы думать, что человек с таким лицом только что приятно пропутешествовал в розовое детство и всласть навозился в песочнице. Хотелось бы. Да не можется. - У вас есть спирт? - глухо спросили за спиной. Игорь быстро обернулся: - Нет. - Он постарался придать своему голосу как можно больше твердости. - Если желаете, могу проводить вас в фитобар. - Не стоит. - Андрей Николаевич уже стоял около Игоря, протягивая деньги. Обыкновенный человек. Спокойное лицо. - Заходите еще, - зачем-то ляпнул Игорь в спину выходящему. Посмотрел на пустую кушетку, на часы. До приезда Светланы Вениаминовны Жуковой оставалось тридцать минут. - Галина Федоровна, - Игорь высунулся из комнаты, - сделайте мне, пожалуйста, кофе! И перестелите простыню на кушетке. Интерлюдия V Светлана Вениаминовна, вы меня слышите? - Да. - Вы хорошо себя чувствуете? - Да... Но... Я хотела спросить... почему вы называете меня по отчеству? - Светлана Вениаминовна, не отвлекайтесь. Вы слышите музыку? - ...Да. - Расслабьтесь. Расслабьтесь. Вы очень напряжены. Слушайте музыку. - ...Да. Я слушаю. - Теперь сосредоточьтесь. Я начинаю считать. Когда я скажу "пять", вы крепко уснете. Приготовились. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шорох, шорох, быстрый шорох... Через пятнадцать секунд после того, как Светлана прошла вращающиеся двери, все абсолютно служащие знали: хозяйка приехала. У молодого бармена мгновенно вспотели руки, и он чуть не выронил стакан с только что приготовленным коктейлем. Что-то грохнуло на кухне. Две официантки, курившие в туалете для персонала, заметались, не зная, куда бы спрятать окурки. Начинающая девочка-певичка, стоя за кулисами, проклинала тот миг, когда согласилась поменяться местами в программе с маститым фокусником-манипулятором. "Она меня выгонит, выгонит! - повторяла она про себя. Абсолютный и строгий вкус Светланы Вениаминовны Жуковой был известен всем. Девочке и самой не нравилась ля-ля-ляшная, наспех сляпанная песенка, которую сейчас предстояло спеть перед публикой. Ей было ужасно жалко денег, отданных халтурщикам - композитору, поэту и аранжировщику. Но те, кто мог предложить что-нибудь получше, и брали раз в десять побольше. Ей было жалко дядю, который так старался пристроить ее в престижный ночной клуб. Ей до тошноты не хотелось возвращаться в родной Барнаул. - Ай, ладно, двум смертям не бывать", - решила девочка и, постаравшись улыбнуться как можно более профессионально, вышла на сцену. - Зачем она так улыбается? - спросила Светлана, глядя на экран. - Волнуется, - робко подсказали сзади. - Новенькая? - Третий день поет. - И как? - Публике нравится. - Дайте покрупнее. Оператор послушно переключил вид сцены на крупный план. - Звук, - потребовала Светлана. Включили звук. Послушав с полминуты, хозяйка легонько кивнула: достаточно. - Девочку оставить. Поменять репертуар, переодеть. - Стилиста? - с готовностью подсказал кто-то. - Нет. Просто попросите ее не улыбаться. Послышалось, что позади тихо прошелестело: "Слушаюсссь". - Светлана Вениаминовна, вы будете ужинать? - Нет. - По вашему распоряжению мы сменили шеф-повара. - Голос секретаря был почти умоляющим. - Очень хорошо. В остальное время, пока хозяйка переводила взгляд с экрана на экран, никто из присутствующих не проронил ни слова. Светлана рассматривала сегодняшних гостей своего ночного клуба. Мельком отмечая про себя, кто был, с кем пришел, с каким лицом сидел. Публики нынче много, почти все столики заняты. Как раз только что вошел в зал один из завсегдатаев. Господин Плишков. Со свитой. Говорят, еще с Собчаком вел переговоры о покупке Кунсткамеры. Очень, говорят, всяческие уродства уважает. Лет пятнадцать назад его выгнали с первого курса мединститута, так что изучать уродов ему не пришлось. Тогда он решил их коллекционировать. Достаточно взглянуть на его телохранителей... Кстати: - Завтра же повесить перед входом новое правило для посетителей клуба: в зал разрешается проводить не более двух охранников. А уж никак не шестерых здоровенных лбов, каждый из которых одновременно является экспонатом из коллекции господина Шишкова. Они мне интерьер портят. Один вообще обнаглел, в свитере приперся с веселеньким орнаментом. Чуть ли не с оленями. - Но если... - робко произнес голос за спиной. Светлана не обернулась, а лишь удивленно повела бровью: что? Вопросы? Сказано четко и один раз: новое правило для посетителей. Ах, да, верно: - Специально укажите, что правило распространяется и на членов клуба. В случае несогласия членская карточка изымается. Так. Что еще интересного? А? - Четвертый монитор - крупный план. - Тихий щелчок - и прямо с экрана на Светлану глянули сильно накрашенные бесцветные глазки Мухи Це-це. Зло щурясь, она что-то выговаривала сидевшему рядом мальчику. Звук в зале был паршивый, можно было даже и не пытаться слушать. Толстые губы противно шевелились, напоминая раскисший вареник. Воспитывает новое приобретение. Натаскивает молодого щенка. Светлана, чуть улыбнувшись, повернулась к третьему монитору. Там, в самом темном углу, сидело в окружении трех девиц предыдущее приобретение Мухи, отпущенное на вольные хлеба. Говорят, шустрый мальчонка получился. Буквально с ходу заделался крупным сутенером. Светлана встала с кресла, небрежно скинула шубу, ни на миг не задумавшись, чьи заботливые руки успеют подхватить ее у самого пола. Черное длинное платье - ручной работы кружевной лиф с черными жемчужинами по вороту и водопады шелка - вблизи смотрелось как шедевр. При удалении более чем на десять метров превращалось в строгое, почти монашеское облачение. - Я буду в зале, - сказала, ни к кому не обращаясь. - Сок. - Обернувшись, взглядом дала понять, кто из телохранителей будет ее сопровождать. Незримый наблюдатель, не последовавший за хозяйкой клуба в зал, а оставшийся в комнате, увидел бы... Элегантная дама в скромном черном платье и ее высокий спутник с незапоминающимся лицом вошли в зал и сели за столик. Через секунду официант принес два стакана сока. Посетители не обращали на пришедших никакого внимания, глядя на сцену. Далее в программе следовал небольшой перерыв, дабы гости имели возможность с удовольствием перекусить. Мужчина во фраке сел за рояль и принялся наигрывать что-то легкое и ненавязчивое, под аппетит. Минут через десять дама в черном что-то сказала своему спутнику. Тот кивнул и через короткое время вышел. Я сижу за столиком, глядя прямо перед собой. Я почти не пью сок. Я слушаю музыку. Мне не интересны люди, сидящие рядом. Я чувствую только одного человека, сидящего через стол от меня. Я знаю, что он меня заметил. Он смотрит на меня. Он меня не знает. Я сижу, глядя прямо перед собой. Я знаю, что игра началась. На моем столе лежит черная расшитая вечерняя сумочка, похожая на кисет. Я медленно достаю из нее дамский портсигар, а из него - сигарету. Я смотрю прямо перед собой. У меня нет зажигалки. Я не выражаю нетерпения. Я не вижу, что он делает. Правая щека и висок чуть теплеют. Я знаю, что он встал и как зачарованный идет ко мне с зажигалкой. Великое искусство кобры... Узкие глаза его ничего не выражали. Вот она, изюминка восточных мужчин. Но на щеках моментально выступил румянец. Вот она, прелесть молоденьких неискушенных мальчиков. Запомните, дети, полезный прием соблазнительниц и соблазнителей! Когда мужчина дает даме прикурить, полезно подольше посмотреть друг другу в глаза. Как при этом попасть сигаретой в пламя? А вы потренируйтесь. Спокойный полувзмах ресниц: спасибо. Он уходит на место. Успев тихо спросить: вы танцуете? Удивленно поднятые глаза. Ни слова в ответ. Но в глазах: я восхищена вашей смелостью. Да. Ну что, мальчик, поиграем в Клеопатру и ее любовников? Я не смотрю в вашу сторону. Мне очень интересно, что за страсти сейчас кипят за вашим столиком? Что предпримет Це-це? Как отреагирует на то, что ее протеже скачет с зажигалкой к чужим дамам? Пожурит? Похвалит? Не заметит, но запомнит? Дальше будет еще интересней! Если Муха Це-це не проявит бдительность и не увезет мальчика немедленно, то примерно через полчаса народ потянется вниз, где бар и танцы. Мальчик крепко сидит у меня на крючке. Мы будем танцевать. Настроение у меня прекрасное, я за себя не ручаюсь. Мальчик, ты готов отдать все свое блестящее будущее (а Муха - очень щедрая и добрая женщина!) за один танец? НАШЕГО танца она тебе не простит, будь уверен. Я тебя с собой не возьму, не надейся. Что? Вернешься обратно, тренером в ДЮСШ по плаванию? Или будешь судорожно тусоваться по кабакам, пока не кончатся деньги и костюмы, подаренные Мухой, в надежде подцепить очередную страстную дамочку с толстым кошелечком? Светлана подняла глаза и обомлела. Мальчик смотрел прямо на нее, улыбаясь смело и просто. Эй, эй, что ты делаешь? Это не по правилам! У нас так не играют! У нас не принято хватать на руки прекрасных принцесс и увозить их на горячих конях в сказочные розовые замки, навстречу долгой и счастливой жизни и смерти в один день! Мы - интриганы и интриганки. Простые и честные чувства здесь - табу. Не смей на меня так смотреть! Она не опускала глаз, чувствуя, как растворяется в этом его смелом мужском взгляде, именно растворяется, другого слова не подберешь, да и не хочется сейчас искать какие-то дурацкие слова. Если он встанет и подойдет и подаст мне руку, я протяну ему свою. И на глазах у всех пойду за ним туда, куда он позовет. Мне так хочется хоть раз в жизни по-настоящему наплевать на всю эту тухлую тусовку, похожую на вчерашний суп с бриллиантами!... - Ты что, не слышишь? Я, кажется, с тобой разговариваю! - Белый от бешенства Виталий стоял рядом со столом. - Что ты здесь делаешь? - Пью сок. - А мы даже не снизойдем до улыбки. - Немедленно домой. - А вот скандала нам публичного здесь не на-адо, не на-адо. Светлана медленно подняла на него глаза и сказала тихо и раздельно: - Если ты еще раз позволишь себе на меня орать, я тебя пристрелю. Лично. - В тюрьму захотелось? - В нем еще навалом злости и ехидства. - Нет, милый. Мои адвокаты докажут, что ты сам довел меня до этого. Я расскажу, как мы счастливо с тобой жили. И суд присяжных, утирая слезы, меня оправдает. - Но и дискутировать мы здесь тоже не хотим. - Тебе нужно домой. Вот и поезжай. И меня, кстати, сегодня не жди. - А когда тебя ждать? - довольно тупо спросил наш низвергнутый властелин. - Ни-ког-да. Светлана слегка кивнула телохранителю: уходим. И встала. Проходя мимо своего восточного мальчика, нарочно чуть-чуть задела его стул подолом. Вот вам сувенир. Шорох моего платья. Выходя из клуба и надевая на ходу поданную ей шубу, элегантная дама в черном мимоходом заметила секретарю: - С официанток, которые курили в туалете, снять по десять процентов зарплаты. Предупредите, что в следующий раз уволим. И выясните, почему у метрдотеля трясутся руки. Подходя к своей машине, она услышала позади быстрые шаги. Господи, как он бежал! Его длинные жесткие волосы растрепались, горячий румянец проступал сквозь смуглость щек. На бегу он сорвал свой черный шелковый галстук и теперь сжимал его в руке. Ах, какая нежная, мальчишеская шея виднелась в вороте белоснежной сорочки... Она еле успела бросить "вон отсюда!" своим телохранителям и в то же мгновение оказалась в его объятиях. Тысячи... Тысячи и тысячи поцелуев... Его черные бездонные глаза и свет фонаря - слева... нет, справа... нет... это просто кружится голова... или это мы кружимся... откуда этот жуткий сухой щелчок... и его руки вдруг странно тяжелеют у нее на плечах, лицо пропадает, он исчезает... нет, он падает! Он упал навзничь, страшно ударился головой об асфальт. Глаза его были открыты, а на губах все еще оставалась улыбка. Прямо напротив, метрах в десяти, стоял белый Виталий с каким-то смешно-маленьким пистолетом в трясущейся руке. Выглядело это глупо, глупо, нелепо... Почему у него так дрожат руки? Он стрелял? Он стрелял в меня? Почему он больше не стреляет? Это я должна была стрелять, это я, я говорила, что пристрелю его... Почему стоят телохранители? Почему у них такие идиотские лица? Почему они не хватают его? Они не могут идти против хозяина? Но я же хозяйка... ...Выбежала охрана, какие-то люди, кто-то бросился к лежащему мальчику и тут же отшатнулся... Виталия схватили, он пытается вырваться... Его перекошенное лицо, глаза... злые глаза, глаза бешеного пса, которого достал-таки крюк собачника... Мелькнуло зеленое платье Мухиной, полные руки, мокрое лицо... Она плачет? Мальчика поднимают, уносят, легко, как ребенка... Ушли. Все куда-то ушли... Я одна. И только фонарь по-прежнему продолжает кружиться вокруг, светя то в правый, то в левый глаз... Светлана, медленно расстегивая шубу, поднималась по широкой лестнице, , застланной ковром. У высокой дубовой двери своей квартиры она еще помедлила минуту, уже зная, что там, за порогом, будет возвращение, другой мир, не менее желанный и любимый. Она провела рукой по лицу. Слез не было. Они кончились давно, еще во время бешеной гонки по городу. Или там, на берегу черного залива, где не было видно границы пляжа и воды, и только тихий шорох крохотных волн и бестолковый свет маяка... С плеча тихо соскользнула сумочка. Светлана порывисто наклонилась, получая удовольствие от любого, особенно резкого, движения. Рядом с сумочкой на ковре лежал небольшой прямоугольник. Чья-то визитка. Интересно, интересно. Почитаем... Светлана в недоумении повертела карточку в руках. Самойлов Александр частный детектив тел. 928-1140 конфиденциальность гарантируется Откуда в этом мире призраки? СУБЪЕКТ СЛЕЖЕНИЯ КВАДРАТ PQ-WQ, ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ "ЗЕМЛЯ" - ГЛОБАЛЬНОМУ КООРДИНАТОРУ. ОБЪЕКТ СЛЕЖЕНИЯ - НАДПРОСТРАНСТВЕННЫЙ КАНАЛ. ПРОГРАММА - КОНТРОЛЬ ЗА СОСТОЯНИЕМ НАДПРОСТРАНСТВЕННОГО КАНАЛА. НАДПРОСТРАНСТВЕННЫЙ КАНАЛ УСТОЙЧИВ. СРЕДИ ОБЪЕКТОВ СЛЕЖЕНИЯ 3-0002, ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ "ЖУКОВА СВЕТЛАНА ВЕНИАМИНОВНА" И 3-0004, ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ "САМОЙЛОВ АЛЕКСАНДР ЮРЬЕВИЧ". НАБЛЮДАЮТСЯ СЛАБЫЕ ФЛУКТУАЦИИ, СВЯЗАННЫЕ С ОБРАТИМОСТЬЮ ФУНКЦИИ MMZ, МЕСТНОЕ НАЗВАНИЕ "ПАМЯТЬ". ПРОСЧИТАННАЯ ВЕРОЯТНОСТЬ ПОЛОЖИТЕЛЬНОГО ИСХОДА ФЛУКТУАЦИИ - 0.43, ОТРИЦАТЕЛЬНОГО - 0.51, ВОЗНИКНОВЕНИЯ РЕЗОНАНСНЫХ БИЕНИЙ С НЕОБРАТИМЫМИ ПОСЛЕДСТВИЯМИ - 0.06. ЖДУ ДАЛЬНЕЙШИХ УКАЗАНИЙ ПО КОНТРОЛЮ НАД СИТУАЦИЕЙ. ГЛОБАЛЬНЫЙ КООРДИНАТОР - СУБЪЕКТУ СЛЕЖЕНИЯ КВАДРАТ PQ-WQ, МЕСТНОЕ НАЗВАНИЕ "ЗЕМЛЯ". РАЗРЕШАЕТСЯ ЛОКАЛЬНАЯ КОРРЕКТИРОВКА ВЕРСИЙ СУБЪЕКТА СЛЕЖЕНИЯ 3-0004. РАЗРЕШЕННЫЙ УРОВЕНЬ ВМЕШАТЕЛЬСТВА - НЕ БОЛЕЕ ЧЕМ А2. ВНИМАНИЕ. СУБЪЕКТУ СЛЕЖЕНИЯ PQ-WQ ПРЕДОСТАВЛЯЕТСЯ ВНЕОЧЕРЕДНОЙ ИНФОРМАЦИОННЫЙ КАНАЛ. Глава вторая САША Саша проснулся совершенно разбитым. То есть да и не проснулся, а просто надоело лежать с закрытыми глазами в ожидании очередного получасового провала в беспокойное забытье. Все, хватит валяться. Надо встать, покурить (или сделать зарядку?), сбегать вниз - может, душ починили, - поставить чайник. И ехать к Лене. На столе расположился вечный утренний натюрморт холостяка: грязные стаканы, загнувшийся кусок сыра, пустая тарелка с засохшей сосиской и следами кетчупа, а на переднем плане - перегруженная окурками пепельница. Бутылок не наблюдалось, тара по русской народной традиции стояла на полу (в просторечии - "трупака - под стол!"). Саша перетряхнул пустые пачки (все сплошь из-под "Кэмела" да "Мальборо". "Беломор" сейчас разве что фанаты-зюгановцы курят), но сигарет не нашел. Правильно. Они кончились вчера вечером, а в ночной ларек к вокзалу никто бежать не захотел. Так. Значит, покурить не получится. Тогда и зарядку тоже делать не будем. Душ наверняка не работает. Значит, остается только поставить чайник. Ну вот, считай, с утренними делами и управились. Осточертевшая общага пробуждалась шумно. Дежурно орал соседский ребенок - неутомимо, на одной ноте, но с ясно различимыми скандальными тремоло. На кухне гремели кастрюлями и, кажется, уже начали ссориться из-за места на плите. Несмотря на поганейший вкус во рту, страшно хотелось курить. Но и мысль о том, чтобы сходить и пострелять по соседям (не в прямом смысле, хотя и это бы не помешало), вызывала тоску. Значит, нужно побыстрее одеваться и ползти к метро. А, с другой стороны, если сейчас идти к метро, то потом придется возвращаться - к Лене ехать еще рано. А возвращаться тоже неохота. Можно, конечно, сколотить компанию и пойти пить пиво. Это у нас мигом делается. А, опять-таки, с третьей стороны, как ехать к Лене, напившись пива? К тому же, если хорошо сесть, то можно и вовсе никуда не доехать... От таких рассуждений поутрянке мозга за мозгу заходит. Нет, не надо тут ничего выдумывать. Делай то, что собирался делать с самого начала. Нет, не зарядку, конечно, а просто сходить за сигаретами к метро. Ранние бабульки, выстроившиеся на углу с цветами, каждый раз напоминали Саше первое сентября. И хотя сейчас на дворе вовсю был октябрь, он снова вспомнил свою родную школу. Серое здание, украшенное по фасаду барельефами великих писателей, тесный школьный костюмчик цвета дождливых ленинградских сумерек, свою первую рогатку и почему-то Машу Хорошкину в белом фартуке, но с зеленым бантом в волосах. Маша, Маша, любовь ты моя школьная, где ты сейчас? Саша даже остановился, недоуменно потирая лоб. С чего это Машу-то вспомнил? Кажется, что-то такое именно сегодня и снилось. Короткое и бессвязное. Или не снилось? Тогда откуда эта железная уверенность, что он с Машей недавно виделся? Или слышал что-то? Кто-то рассказывал? Да нет, кто бы мог? Он и одноклассников своих лет пять уж никого не видел... Бабки-сигаретницы, стоявшие у метро, бросились врассыпную при виде подходившего милиционера. Сашу исчезновение продавцов курева ничуть не смутило. Так и так он не стал бы покупать у них сигареты. Потому что не делал этого никогда. Каждый раз с содроганием представлял свою бабушку, стоящую у метро с коробочкой, затянутой полиэтиленом, и ему становилось тошно. Но при этом Саша иногда (и довольно часто) совал голубенький "стольник" (а то и пять сотен, в зависимости от настроения) в руки какой-нибудь особенно трогательной старушки, просящей милостыню. Саша не поленился и прошел в дальний угол площади, к знакомому ларьку, который открывался раньше других. Если сегодня работает Леха, можно заодно и парой слов перекинуться. Хотя после рейса Саша его еще ни разу не видел. - Пачку "Кэмела", - произнес Саша, протягивая в окошечко "пятерку". В ответ, словно черт из табакерки, из окошка чуть не по пояс высунулся Леха: - Чего шикуешь, Саня? Сейнер продал? Сильнейшая дурнота подкатила к горлу. Что это? Откуда эта до боли знакомая фраза? Стоп. Но вот именно так же произнес эту фразу этот самый Леха, когда Саша... так, так, спокойно... он ехал с дачи, чепуха какая-то в метро почудилась... как раз в тот день, когда бабушка умерла... но, простите, это ведь было осенью? Какая, к черту, осень, когда Оксана Сергеевна умерла в апреле?... ВНИМАНИЕ. СБОЙ У СУБЪЕКТА СЛЕЖЕНИЯ 3-0004. ЧАСТОТА ФЛУКТУАЦИИ БЛИЗКА К РЕЗОНАНСНОЙ. СРОЧНОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО. УРОВЕНЬ А1. СДЕЛАНО. Саша не поленился и прошел в дальний угол площади, к знакомому ларьку, который открывался раньше других. Если сегодня работает Леха, можно и парой слов перекинуться. Хотя после рейса Саша его еще ни разу не видел. Ларек не работал. Как и остальные окрестные. Пришлось скрепя сердце дожидаться возвращения спугнутых бабулек и покупать "Кэмел" у них. Саша пытался вспомнить, открыл он, уходя, форточку или нет. Одно дело - выкурить первую утреннюю сигарету в свежепроветренном помещении и совсем другое - в душной общажной каморке. Кажется, не открыл, решил Саша, закурил и сел на скамейку. Очень хорошо. Ветерок, люди ходят, машины шуршат... Ощущая прилив энергии, Саша бодро вошел в общежитие и успел проскочить несколько ступенек наверх, когда из вахтерской будки громко окликнули: - Самойлов! Самойлов! Тебе мать звонила! Во взгляде Саши, когда он обернулся, не было ни сыновней почтительности, ни даже любопытства. - Просила передать... Тошнота встала у самого горла, голова закружилась. Что? Что просила передать? Она же это уже передавала, я точно помню. Именно такой крик встретил меня вот здесь же, на этом самом месте. "Просила передать... бабка твоя померла..." ВНИМАНИЕ. СБОЙ У СУБЪЕКТА СЛЕЖЕНИЯ 3-0004. ЧАСТОТА ФЛУКТУАЦИИ БЛИЗКА К РЕЗОНАНСНОЙ. СРОЧНОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО. УРОВЕНЬ А1. СДЕЛАНО. Саша пытался вспомнить, открыл он, уходя, форточку или нет. Одно дело - выкурить первую утреннюю сигарету в свежепроветренном помещении и совсем другое - в душной общажной каморке. Кажется, открыл. Значит, с первой сигаретой можно и до дома потерпеть. Саша вошел в общагу точнехонько в тот момент, когда в стеклянной будке зазвонил телефон. Вахтерша, нахмурившись, послушала несколько секунд, потом сурово пихнула трубку Саше: - Мать твоя. - Сашенька! - как ни в чем не бывало защебетала мать. - Ты нам завтра поможешь вещи с дачи везти? Я уже с машиной договорилась, на восемь утра, от нашего дома. А, сыночек? Вахтерша с туповатым любопытством наблюдала, как шевелит губами Самойлов, беззвучно понося мать. Вслух он лишь скрипнул зубами, спокойно и раздельно сказал: - Ма-ма, ты же прекрасно знаешь, что я завтра - на вахте. Почему ты договариваешься насчет своей проклятой машины, не поговорив со мной? - Ох, сыночек, я что, опять все перепутала? И ведь считала, считала... Что ж теперь делать? Мне больше машину не дадут. Я и так еле выпросила... - В трубке послышался тяжелый вздох. Может, даже слишком тяжелый, но иначе бы и Саша не услышал. - Хорошо, мама, я отпрошусь. - Саша произнес это, глядя прямо в