ев. - И притащит, ежели от татар отобьется. - Обозу-то? От татар? Да никогда обозу от татар не отбиться... 15 июня армия подошла к городу Гезлову, который солдаты русские окрестили на свой лад - Козловом; Миних велел всем молиться: - Козлов этот - святыня ваша: здесь крестились князья киевские, отсюда христианство на Русь вышло...[2] Город уже горел, подпаленный турками, из дыма едва виднелись минареты большой мечети Джума-Джами. А далеко в море уплывали паруса кораблей - это, увозя рабов и богатых евреев, турецкий гарнизон спешил в Константинополь. Из города горящего выходили люди почтенные. Несли они к русским хлеб-соль на зо- лотом блюде. Это гезловские армяне-изгои, издавна верившие в Россию и неиз- менно ей преданные в любом изгнании. Миних передал хлеб-соль Манштейну, а зо- лотую тарелку, украшенную 'дивным узором, скопидомно в свой шатер забросил. Максим Бобриков, радуясь случаю, уже вел беседу с армянами - по-армянски. - Вступайте смело в город, - говорили ему армяне. - Турки зажгли дома только христианские. А в Гезлове вы сыщете еще очень много золота и серебра, посуды медной, хлеба разного, материй шелковых, свинец остался от султана и даже пушки... Даже пушки! Нашли и жемчуг и парчу. А хлеба оказалось в городе столь много, что надол- го армии хватит. Но это был - увы! - хлеб не ржаной, а белый. Не берегли его солдаты, считая за лакомство господское, которое насытить неспособно. И щедро сыпали пшеницу верблюдам. Давали зерна лошадям, сколько съесть могут, отчего в Гезлове от перекорма немало пало русской кавалерии. А на окраинах соленой грязью пузырилось Сасык-Темешское озеро. Генеральный штаб-доктор армии, Павел Захарович Кондоиди, увещевал всех, что in sale salus (здоровье в соли). Ученый грек и сам полез и других затащил в тузлук соленый. Сидели там, пыхтя и потея, в грязи по уши, фельдмаршал Миних со всем своим генералитетом. Кондоиди напрасно призывал солдат: - Кто любострастною хворью болен, сюда... сюда идите! В грязь озера солда- ты не полезли, а говорили так: - Гляди-ка, все генералы наши, видать, нехорошо болящи... Бездна сверкающей духоты копилась над лиманами. И пахло близ моря необычно - не по-русски. Небо казалось низким - хоть руками его доставай. Миних в азарте вскрывал могильники древние. Мучил солдат землекопством и сам измучил- ся; древнее царство Керкинита, отшумевшее когда-то в этих краях, не давало ему покоя. Успокоился, когда нашел монету редчайшую: с одной стороны ее - имя царя Скимура, а с реверса изображен был скиф с боевым топориком. Неожиданно прорвался в Крым большой обоз с конвоем. Привел его отважный генерал Юрий Федорович Лесли, - в крови была, от крови потемнев, его шпага! Солнце раскалило на старике панцирь. Полмесяца не вылезал обоз из схваток ру- копашных, идя чрез степи от магазинов украинских. Ведь это было чудо, что они прорвались. При генерале адъютантом состоял сын его (тоже Юрий); Лесли побаи- вались иноземцы: за отцом и сыном водилась слава, будто по ночам они убивали католиков и лютеран. Возможно, что и так: у них в роду с религией не все в порядке было, - оттого-то предок их и удрал в Москву; древнее рыцарство Шот- ландии осело потом в лесах Смоленщины, переварилось тут, перебродило, и полу- чилась острая закваска. Лесли были истинными патриотами России...[3] - Лесли, - сказал Миних генералу, - ты спас мне армию. Когда еще обоз при- будет к нам с Украины? - Об этом знает княгиня Анна Даниловна... Из Гезлова стал Миних распускать по Крыму слухи ложные, будто совсем плохи его дела, пора ему спасаться к Пе- рекопу. Татары, до которых этот слух дошел, предали разорению все пути, что русскую армию из Крыма выводили. Каплан-Гирей всей мощью ханства своего стал на подходах к Перекопу, путь отступления заграждая. Того только и надо было Миниху: - Теперь вперед... идем в Бахчисарай! Бахчисарай - "дворец садов". Леса крымские, по дуги дела, и есть сады. Только заброшенные. Шумят на склонах гор вечнозеленые памятники первым труженикам Крыма - генуэзцам и финикийцам, давно отмершим в веках. А когда пришли в Крым татары, они не пожелали продол- жать труд, начатый раньше их, и потому сады одичали. Сады превратились в ле- са, и цвели в лесах-садах одичавшие груши, виноград, шелковица, маслины и по- меранцы. Нюхал русский солдат и не понимал, что нюхает он лавры и оливки, ка- персы и шафранСтолица ханства Крымского была тогда велика, хороший всадник на добром скакуне объезжал Бахчисарай за день. Золото и мрамор наполняли дворцы и бани, мечети и мавзолеи, в прохладных бассейнах гаремов купались разнокожие рабыни, откормленные в лени. Но не добычи жаждали воины русские - отмщения! Только святого отмщения... По дороге на Бахчисарай ничто татарами тронуто не было Войска неожиданно вступили в царство полного изобилия и довольства вся- кого. Мешали только горы, через сумятицу которых было никак не пропихнуть тя- желое каре. Кругом ущелья и овраги. По горным кручам тащили пушки. Трудно бы- ло. Много провианту бросили по дороге. Смерти продолжались, и могилы русские тут же обнимала буйная ароматная зелень... Принц Гессен-Гомбургский опять стал заговоры делать. - Связать надо Миниха, - убеждал он офицеров, - а армию домой отвести. Я спасу вас от гибели... Истомленная адским зноем, армия в конце июля вышла к столице ханства. Бах- чисарай столь искусно был спрятан в теснине Чурук-Су, что можно мимо пройти и не догадаться, что здесь, укрыт город. Люди уже вповалку лежали на земле, а все окрестные высоты обложили турки с татарами, постреливая издалека. - Генералу Шпигелю, - наказал Миних, - больных снести в обоз. Вагенбурги обложить рогатинами. А со мною пойдут одни здоровые... Пробили зорю вечернюю, и войска, воспрянув от земли, тронулись. В порядке идеальном, в тишине полнейшей. Таясь в ущельях, армия обошла врага стороной и на рассвете выросла под самым Бахчисараем. Уже и город был виден, как кину- лись на них янычары. Владимирский полк сильно помяли, стали пушки отбирать, рубят прислугу на стволах орудий. - Лесли! - позвал Миних. - Вот вам повод отличиться... Старый генерал по- шел на янычар, его солдаты катили пушки. Ядра чугунные, разбрызгивая песок, крушили деревья, плотно спросшиеся. Янычары бежали от штыков русских. В пред- местье города уже возник коптящий язык пламени. Бахчисарай - словно заколдо- ванный замок; как армию в него ввести, если нет дорог, а лишь тропинки и тро- пинки! Вьются они по отрогам горным, средь садов и кладбищ- - О, проклятье! - ругался Миних. - Есть ли такая столица в мире, в которую не ведет ни одна дорога?.. Эге! - обрадовался он, опуская трубу подзорную. - Я вижу, там, со стороны нордической, кажется, можно въехать в город по-людс- ки, а не по-татарски... С опаскою в Бахчисарае появились русские солдаты. Повсюду лежали, брошены средь улиц, мертвецы. В канавы скатывались, как арбузы, отрезанные головы женщин. Валялись тут же младенцы с распоротыми брюшинами. Грекиармяне... русские... поляки! Все христиане были вырезаны. Не тронули татары лишь миссию иезуитскую в Бахчисарае, и монахи ордена Игнатия Лойоллы отступили вслед за янычарами. Миних распорядился: - Библиотеку "Езуса Сладчайшего" не трогать... Но монахи поступили вар- варски: перед бегством своим свалили библиотеку в подвал миссии, а в подвал выпустили все вино из бочек. Казаки загуляли. Иные с хохотом в монашеском ви- не даже купались. И плавали солдаты в погребах, средь книг учености невнят- ной, и книги утопали быстро, в вине намокнув. Миних въехал в Бахчисарай на пегой кобыле, через мост каменный вступил фельдмаршал во дворец ханский. Увы, он был уже не первым здесь - не триумфатор! Во дворе ханском, между банями и конюшнями, суетливо метались солдаты. Глаза разбегались от обилия добра и блеска мишуры восточной. Но брать не брали ничего - глазели больше... Ведь каждый повидать хотел это зловредное жилище ханов, откуда столько страданий Русь претерпела! Исполнилась мечта, еще дедовская: вот он - очаг несчастий многовечных... - Гнать всех вон! - велел Миних. - Я стану тут обедать. Маншгейн его соп- ровождал, внимательный и быстрый. - Запоминай все, - сказал ему фельдмаршал. - Императрице сочини дворца описание подробное, и с первым курьером отправим... Бассейны из белого мрамора. Повсюду чистые циновки. Все стены сложены из разноцветного фаянса. Прошли в сераль, над коим возвышалась башенка, откуда евнухи за женами хана надзирали. Здесь был рассыпан в суматохе бегства бисер яркий для вышивания. На пороге лежала нитка жемчуга. Миних ботфортом, шпорою звенящим, поддел курильницу для ароматных благовоний. Шпагою разнес фельдмар- шал вдребезги кувшин шербетный из желтого стекла. - Пусть погибает! Нам все равно не вывезти отсюда... Маншгейн увлек его в Посольский зал, где еще пахло кофе, свет лился щедро через двойные окна. Здесь, в этих комнатах, униженно страдала честь государства Русского. От этих вот дверей послы московские должны были ползти до ханского седалища и не име- ли права взор поднять на хана татарского... - Вот тут и расположимся для насыщенья брюха, - решил Миних, распуская ши- рокий пояс на громадном животе. - К столу зовите генералитет мой. И офицеры пусть заходят. В разгар обеда Миних раздул ноздри, принюхиваясь: - Никак горим? Ото! Нас уже подпалили... Огонь трещал в покоях соседних. Генералы вставали от стола, дожевывая куски мяса, дохлебывая вино из бокалов, - поспешали спасать себя. Бахчисарай сгорал быстро, как куча хвороста. - Великолепно! - загордился Миних. - Татарам мы оставим кучу головешек... Огня подбавьте, молодцы! И не жалейте ничего. Где генерал-поручик Измайлов? Прошу ко мне... Берите войско, зарядите пушки и следуйте на Ак-Мечеть[4], где все предать разоренью тоже... Под густой чинарой, верхушка которой уже горела, Миних засел за писание реляций к императрице: "Мы полную викторию получили... наши люди в таком сердце были, что никак невозможно было их удержать, чтобы в Бахчисарае и в Ханских палатах огня не подложили... Об этих палатах Ханских и о городе на французском диалекте сде- ланное Капитаном Манштейном описание при сем прилагаю". Бахчисарай догорал. Осталась от него только немецкая реляция Миниха да опись Манштейна на французском диалекте... Ну, так и надо! А за всем этим опять начался страх. И был он велик. Миних без парика опус- тился на колени в шатре своем. Мартене положил на плешь графскую ладонь ду- шистую, и ладонь пастора дрожала. Фельдмаршал молился о спасении... Армию он завел далеко. Перекоп остался позади. Россия и магазины ее с арсеналами - за тридевять земель. А флот султана уже стоял у Кафы, сбегали на берег галдящие толпы янычар воинственных. Татары отступили в горы - их снова тьма ("аки пе- сок"). Каплан-Гирей, хан крымский, гонит свою конницу на выручку ханства. Уж не защелкнут ли замок в воротах Крыма? - Мы, кажется, в калкане, милый друг, - сказал пастор и нежно погладил лы- сину Миниха. Потом он постучал по его черепу пальцем. - Здесь есть какие-ни- будь планы? - спросил он вежливо. - Или молитвы лишь одни? - Осталось уповать на бога, - ответил другу фельдмаршал... Распахнулся шатер, и адъютанты швырнули к ногам Миниха янычара в пышных одеждах, на поясе его бренчали золотые ложка с вилкой. Это был перебежчик-из грузин родом, и Максим Бобриков имел счастие побеседовать теперь по-грузинс- ки. Слушая рассказ перебежчика, Миних стал воодушевляться. Парик надел. И шпагу пристегнул. И даже приосанился. От страха он перешел к надежде... Яны- чар сказал, что калга-султан ждет Миниха в Кафе, и по дороге от Бахчисарая до Кафы татары заранее истребляют все живое. Русские встретят голую пустыню. - Даже собак убили всех! - переводил Бобриков. - Сады под корень рубят, чтобы нам ни единого яблочка не перепало... Миних с улыбкою повернулся к Мар- тенсу: - Сам бог послал мне янычара этого. Выходит, турки ждут меня у Кафы? Ха-ха... Отлично! Пойдем на Кафу... Как это здорово, что наши планы совпада- ют; они ждут меня у Кафы, а я собрался идти как раз на Кафу... Чудесно! Вели- колепно! Он тут же разослал лазутчиков по Крыму: - Пусть трезвонят всюду, будто мы идем на Кафу... И армия пошла - прямо, на Кафу. Половина войска уже тряслась на телегах, больная. Другие еле ноги волокли. Зной усиливался, бедствия людей были неимоверны. Но солдаты шли. И вдруг эта армия... пропала. Калга-султан был растерян: - Саблей добытое, ханство саблей и защитится. Но я не могу рубить саблей то, что неосязаемо, как призрак ада... Русская армия будто растаяла в степном безбрежии. В глубине своего желез- ного каре она уводила из рабства толпы невольников. Небо застилалось от пыли и навозной трухи, взбаламученной многими тысячами босых ног. Шли домой укра- инцы, поляки, французы, немцы, литовцы, венецианцы... Русские тоже уходили домой, держа "дирекцию" прямо на север! Кафа их не дождется. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Обычно, когда начиналась война с русскими, послов России турки на цепь са- жали, как зверей, в угрюмой башне Еди-Куль; послы там и сидели, замирения вы- жидая: в тюрьму же их отводили турки через Красные Ворота, которые для устра- шенья "освежали" накануне свежей человеческой кровью. Но теперь... теперь Россия выросла: она опасна! Сам великий визирь в коляску усадил посла русско- го Вешнякова, с любезностями довез его до Адрианополя и отпустил до дому. Босфор был густо заставлен кораблями, паруса их загодя просушены и как следует заштопаны; они готовы вывезти население турецкой столицы. Весть о том, что русские взяли Перекоп - поразила; взятие Гезлова - ужаснуло, а паде- ние Бахчисарая - потрясло всю империю Османов, которая ощутила издалека как бы подземный толчок. Теперь султан намерен бежать - в Каир или на Кипр... Возле него послы австрийский и французский, оба дают советы разумные. Вена и Версаль готовы быть посредниками к миру... Кардинал Флери навестил Людовика XV в Версале: - Ваше королевское величество, дым татарского Бахчисарая щиплет ноздри Франции, привыкшие вдыхать ароматы вечернего жасмина. Наш посол при султане, маркиз де Вильнев, уже предупрежден мною. Он убеждает этих скотов в шальва- рах, что выход из поражения есть. Но для этого не следует султану идти на поклон к Австрии: брать в посредники Габсбургов - как исповедаться у старой лисы. Возросшее могущество России ошеломляло и короля Франции. - Напротив, - отвечал он кардиналу. - Вы пока не мешайте туркам лезть в дружбу с Веной. И пусть Австрия на турецкой же шкуре распишется в фамильном коварстве Габсбургов... Флери, учитель мой, - спросил Людовик вдруг проникно- венно, - неужели нашей великой и блестящей Франции предстоит в будущем счи- таться с большой и неумытой Россией? Кардинал молча раскланялся. С улыбкой. Он был умен. Римская империя простерлась широко, и на Балканах она - соперник Турции: вражда извечная за обладание славянскими народами... Сейчас же император Карл VI рассуждал: - Пусть эти глупцы русские во главе с заурядмаршалом Минихом возятся с тата- рами в необозримых степях, где ветры раскаленные сушат кости их дедов, а дож- ди моют черепа прадедов их. Мы, австрийцы, захватим-ка под шумок Боснию, а потом что-либо придумаем в свое оправдание. Рука старого императора погладила русые локоны Марии Терезии. - Дитя мое, - сказал ей император, - учись обманывать, чтобы потом повеле- вать. Я скоро стану тленом, и великая империя Габсбургов останется пусть в женских, но зато надежных руках... Мария Терезия почтительно поцеловала синеватую руку отца. День как день. Скоро обед на восемьсот персон. Надо еще обдумать форму оконных карнизов в охотничьем дворце. И вдруг курьер: - Русские взяли Бахчисарай, они идут стремительно на Кафу... Угроза есть, что русские штандарты появятся в Босфоре! Обед отложен. Карнизы более не занимают воображения. Были званы лейб-меди- ки, императору пустили кровь. Бахчисарай изменил политику Австрии: от ехидно- го посредничества к миру надо переходить к войне. Из друга турецкого надо быстро обернуться в противника Турции. Медлить нельзя: надо спасать от русс- ких гирла Дуная... - Учись, дочь моя, - сказал Карл VI, отправляя курьера в Петербург, к пос- лу Остейну. - Нельзя, чтобы такой пирог сглодали русские. Пусть знает Анна Иоанновна: мы тоже ножик точим над Балканами, готовые всегда кусок отрезать пожирней для Австрии... В один из дней Остейн сообщил Остерману, что Римская империя отныне нахо- дится в состоянии войны с Турцией. - Не понял вас. На чьей стороне вы решили сражаться? Остейн всплеснул ру- ками. - Бог мой! О чем вы спрашиваете? Мы же союзники! Остерман довершил свою месть за прежнее поражение: - Вена в союзе с нами способна выступать и против нас в союзе с турками. И никто бы даже не удивился этому... И вот тогда Флери снова предстал перед Лю- довиком. - От измены венской, - сказал ему король, - мы снова в выигрыше. Отныне турки будут слушать только нас, французов. А спасая Турцию от разгрома, мы сохраним выгодную торговую клиентуру на Востоке. Баланс же равновесия военно- го в делах Европы невозможен без наличия гирь турецких. Кардинал, я вас прошу как можно реже напоминать мне о России! Я отношусь к этой стране как к боль- шой ненасытной женщине: и вожделею к ней, но и боюсь, что с нею мне никак не справиться... Бахчисарай - Версаль - Петербург... В этом бестолковом треугольнике, углы в котором никак не совместимы, ко- роль запутался. На кардинал Флери, политик дальновидный, за дымом Бахчисарая смог разглядеть могучую Россию, и в центре треугольника Флери проставил рис- кованную точку. От этой точки и начнется безумный вальс Франции, вальс граци- озный и вполне пристойный, подзывающий цесаревну Елизавету Петровну в вер- сальские объятия... Бахчисарай! Кто не знал его раньше, тот узнал в этом году. Каплан-Гирей вернулся на пепелище бахчисарайское. - Так угодно аллаху, - сказал он. Был ли хан в этот миг зол на русских? Вряд ли... Ибо, если бы Каплан-Гирей пришел на Москву, он испепелил бы ее так же, как русские Бахчисарай; таков век осьмнадцатый, и победитель в веке этом, чтобы его победу признали, обязан быть разрушителем. Каплан-Гирею было лишь жаль сейчас, что не сохранилось тени над его головой. А возле хана согбенно ютился улем (мудрец придворный), мудрость которого простиралась столь далеко, что однажды был даже бит палками за бредни явные, будто королевство Англии находится на острове... Каплан-Гирей в горести повелел улему: - Брызни в утешение на меня соком сладкой мудрости. Мудрец не заставил се- бя ждать и тут же брызнул: - Только новым набегом на Русь мы спасем нашу веру и наши порядки. Как горный поток весной, мы сметем всех неверных и нагайки всадников повесим на воротах Петербурга. Мы пригоним из Руси тысячи женщин с могучими бедрами. Мы будем иметь в услужении много русских мальчиков. Мы водрузим столы пиров на- ших на согнутые спины мужчин русских. Мы тучами погоним рабов в Кафу, чтобы правоверный татарин всегда был богат и весел. Чтобы никогда не осквернил он себя трудом, ибо труд тяжкий есть удел неверных рабов, а нам сам аллах пове- лел не иметь пота на наших лицах... Но султан турецкий скоро прислал Каплан-Гирею в подарок ларец искусный; внутри ларца на бархатной подушке, змеей свернута, лежала шелковая петля, ко- торой хану и советовали удавиться... Над могилами солдат русских цвел горький миндаль. В степях за Сечью Запо- рожской не угасала звезда Марса. Азов еще не пал, и это воодушевляло турок. Ногайцы и татары убивали курьеров Миниха, и Петербург жил в неведении, что творится с армией внутри Крыма. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Ласси в белой рубашке, прилипшей к острым лопаткам, сидел на барабане, обгладывая тощего курчонка. Перед ним лежал Азов. - Триста гренадер, - прикидывал фельдмаршал, руки об вытоптанную траву вы- тирая, - семьсот мушкетеров да полтысячи казаков... Хватит ли? Да, хватит, чтобы овладеть палисадом. Донской флотилией командовал вице-адмирал Петр Бредаль. - Галера из Таврова подошла? - спросил его Ласси. - Сейчас на ней отправлюсь в море. Плашкоуты и прамы к бою готовы. На па- ромах установлены большие мортиры... История, фельдмаршал, любит повторяться: я при Петре Великом делал то же, что делаю сейчас, - опять беру Азов у ту- рок... Ха-ха! Ласси поднялся с барабана, указал в даль моря: - Турецкий флот идет под парусами. Его бояться нам? - Не надо... Им мелководье не позволит подойти ближе для подмоги гарнизо- ну. Турецкий флот останется за баром, а мы свои прамы и дубель-шлюпы протащим даже по песку. - Вы с моря бросьте ядра в турок. Да как следует раскалите их сначала на жаровнях. - Есть! Мы их прожарим докрасна... Взрывая воду мутную ударами весел, тяж- ко прошла галера. За нею проскользили прамы. И потащились в сторону Азова па- ромы с пушками. От ядер раскаленных в крепости начались пожары. Все складыва- лось хорошо. Солдаты и матросы уже привыкли к канонаде постоянной. Так было вчера, так будет и сегодняЗемля вдруг встала на дыбы! Громадный столб огня и дыма взметнуло к облакам. Летели в стороны от крепости ошметки тел людских, кобыльи ноги, колеса от телег татарских, лохмотья сена и соломы - горящие. Это взорвался в Азове турецкий склад пороховой. Взволнованные, поднимались с земли солдаты русские. - Ну, вот и все, - сказал Лесси. - Прошу капитуляции! Паша азовский Муста- фа-ага в письме ответном умолял Ласси не торопить его со сдачей: он должен еще подумать прежде чем решиться. Пока паша думал, русские войска взломали палисады. - Беречь людей, - учил Ласси офицеров перед атакой. - Солдаты наши не тра- ва, они растут для армии не быстро... Соотношения потерь я требую такого: на сотню убитых турок вам разрешаю потерять лишь человек пятнадцать-двадцать, но никак не больше! С тем и пошли на штурм. Капитуляцией окончилось дело под Азовом: население Ласси из города выпустил, а гарнизон был выведен из крепости без почестей - под охраной русского конвоя. Невольников из рабства вызволили. Забрали много пушек бронзовых. Внутри Азова камня на камне не осталось, - Василий Яковлевич, - обратился Ласси к генералу Левашову, - позвольте вам в презент преподнести поганый этот городишко, из-за которого Россия столь много крови потеряла, Отныне крепость снова наша, а вы азовский губернатор... Прошу - начальствуйте! Едва успели навести порядок в городе, как прискакал гонец: - Из Петербурга я... Ея величество писать изволят. Ласси прочел пись- мо-приказ от Анны Иоанновны: - Войскам подняться по тревоге. Идем на Крым, где Миниху везет. Идем сое- динить две армии! Армия тронулась из-под Азова вдоль побережья. Ласси ехал на лошади в аван- гарде войск. Офицеры парики сняли, жаркие полынные ветры растрепывали им во- лосы. Рубашки истлели от пота. Далеко в степи авангард заметил трех казаков. - Откуда вы, робяты? - спросил их Ласси. - Идем на Бахмут, ищем корпус Шпигеля. - Не врете ль вы? На что вам дался Шпигель? - А в Крыме Миниха уже не стало - убрался... Петр Петрович еще раз прогля- дел послание императрицы, в котором она требовала идти в Крым через Перекоп. Ласси рассвирепел: - Нагаек им... по двадцать! Не казаки это, а лазутчики татарские, нарочно посланные, чтобы нас с пути на Крым отворотить. Дали каждому по двадцать. Казаки встали с земли: - Воля ваша, а только Миниха в Крыму не стало. - В обоз их! Под конвой... Пошли дальше, а к вечеру снова встретились казаки. - Куда вас черт несет, ошалелые? - Да мы боимся... татары тут. Мы армию Миниха потеряли. - А ще она была? - Да шла на Украину... Опять лазутчики? Нет, быть того не может. Ласси со вздохом развязал свой кошелек. Дал встреченным казакам по рублю. - За что нам? - удивились те. - За спасенье моей армии. А в обозе ваши товарищи арестованы. Я им по двадцать нагаек всыпал. Скажите, чтобы шли ко мне. Я бил их понапрасну, и за позор свой от меня получат тоже по рублю... Армия нагнала авангард свой, стоявший на месте в степи. Генералы обступили фельдмаршала, пившего чай возле костерка. - Отчего стоим? Почему движение прикончено? Ласси долго следил за полетом ястреба в вышине. Крылья сложив, птица рухнула с высоты. И тяжело взлетела снова, неся добычу в когтях жестоких. Не сразу Ласси собрался с мыслями. - Отсюда правды не видать. Боюсь, - ответил генералам, - что план кампании уже разрушен. Спасибо встреченным казакам. Если б не они, мы в Крым бы влез- ли, а обратно бы уже не вышли. Случай мимолетный спас армию от истребленья... Велите солдатам нашим отдохнуть у этой речки, а завтра повернем и мы на Укра- ину. Ястреб забирался под самые облака. Со страшной высоты слышался слабый писк уносимого в небо зайца. "Что же там с Минихом? Почему отступил?.." Босые ноги солдат ступали через камни раскаленные, через лужи поноса, че- рез трупы лошадей и верблюдов, замученных в артиллерийской упряжи. Мухи густо облипали живых и мертвых. Коляску Миниха трясло и бултыхало на рытвинах без- дорожья татарского. Закрыв глаза, с пулей во рту, фельдмаршал жаждал уснуть. Возле него, держа на сердце тряпку мокрую, изнывал пастор... Люди иногаа ло- жились на землю, в тоске смертной закрывали глаза. На последних милях пути в степи бросали умирать не только солдат, но и офицеров. Лишь 17 июля примчался адъютант, горланя издалека: - Пере-е-еко-оп!.. И город этот, грязный и блошливый, вдруг показался райским убежищем для солдат великого похода. Входили в улочки, средь строений глиняных, с ра- достью: отсюда, казалось, и до России уже рукой подать. Радовались сухарям, скопленным в Перекопе: - Ржаные, господи... даже не верится! Миних армию довел. Дотащил. И был мрачен: - Не этого я ждал, и не этого ждут в Петербурге. Как я теперь отлаюсь от попреков при дворе?.. Нет ли ошибки в расчетах наших? Манштейн, обхватив голбву, сидел над списками армии: - Ошибки нет, ваше сиятельство. Под легендарным жезлом своим вы из Крыма вывели всего лишь половину тех войск, которые недавно в Крым вводили. - Но убито и в полон татарами взято всего лишь две тысячи моих солдат. Не- ужели остальные просто умерли?.. Кто виноват?.. "И хотя я, - записывал Манштейн, - большой почитатель графа Миниха, однако я не могу вполне оправдать его ошибки в эту кампанию, стоившую России 30 000 человек... Миних часто без надобности изнурял солдат своих". Курьерская почта заработала снова, и Миних узнал, что Ласси взял Азов, а генерал Леонтьев отобрал у турок крепость Кинбурн. Оба они справились с цита- делями вражескими, имея неслыханно ничтожные потери в людях своих. И это ма- лость окрылило Миниха. - Велико счастье мне выпало, - говорил он Мартенсу, - что Густав Левен- вольде, мой враг жестокий, сдох уже! А то бы мне отчет суровый держать за по- тери свои. Меня б сожрали эти господа! А ныне граф Бирен ко мне не придирчив. Даже ласков... Эй, кстати, позовите-ка сюда принца Гессен-Гомбургского! Явился тот на зов фельдмаршала. - Высокий принц, - сказал ему Миних, - я не стану спрашивать, зачем вы смуту сеяли в войсках противу моей досточтимой особы, которая при всех дворах мира столь прославлена. Но зачем вы письменно жаловались на меня графу Бире- ну? - Я? На вас? - возмутился принц. - Позвольте, граф, я благородный человек и никогда бы не позволил... - Вы благородный? Как это приятно. - Миних бровями двинул. - Так, значит, не писали в Петербург, что я дурак пьяный? Что я давно уже спятил? Что я га- рем таскаю в обозе армии? Что я в безумии своем войска гублю напрасно? - Как вы могли подумать! - огорчился принц. Миних из портфеля извлек пись- ма принца к Бирену: - Вот ваши пакости! Конечно, спору нет, вы очень благородный человек. Но обер-камергер императрицы нашей Бирен благородней вас оказался. И все ваши пасквили на меня мне же и переслал... Что скажете теперь, принц благородный? - Скажу, что вы невежа. - Немного вы сказали... Я в Гессене бывал не раз, - упивался Миних в изде- вательствах. - Хороший городок. Покладисты там девки. И пиво там варил" уме- ют. И надо ж так - не повезло всем гессенским на принца! Ступайте прочь, на- воз в ботфортах лакированных! Ночью Миних получил письмо из столицы - прямо из Кабинета императрицы. Накрыл его ладонью и сказал Мартенсу: - Даже не распечатав, заведомо знаю, о чем тут писано. Ругают меня за то, что к Перекопу армию вернул... А разве я виноват? Генерал-провиантмейстера, князя Никиту Трубецкого, он изрядно отколотил в шатре своем - при свидетелях. - Вор! Вор! - кричал фельдмаршал, свалив князя на ковры и топча его нога- ми. - Мира постыдись... Ты жену слушайся, благо она умней тебя, дурака. А те- перь встань... Анна Даниловна породит вскорости, так я тебя, сукина сына, в генерал-лейтенанты жалую. Что рот раскрыл? Кланяйся... Князь Никита кланялся. Так и жили. Война затянулась, и каждый год Анна Да- ниловна исправно по младенцу приноси" будет. Миних был мужчина в соку, еще крепкий. И князь Никита оттого-то быстро в чинах повышался... Эхма! Ласси вызвали в Петербург, императрица ему заявила: - Очумел, что ли, Миних мой? Из Бахчисарая обратно приехал на Перекопь... Видана ли где ретирада постыдная? Ныне я по Воинской коллегии желаю охулить его. А тебя прошу осуждать Миниха... Ну? Фельдмаршал поклонился Анне Иоанновне: - Судьею Минихуя не стану, матушка. Нет, уволь старика. Еще не ясно, как бы я поступил, в Бахчисарае на месте Миниховом, окажись. А ежели честны бу- дем, то признать надобно, что Миних войско между Сциллою и Харибдой протащил и цел остался... Анна Иоанновна руками развела: - Бахчисарая в карман мне не положил он. А половину армии угробил по бо- лезням да по нужде бесхлебной... - Открыла табакерку, взяла понюшку табаку: - Нюхни и ты! От Крыма мне и польза вся, что Миних табачку прислал с осьмушку. И смех, и грех! Презентовал, как дуру деревенскую. Суди его за ретираду эту! Ласси твердо отказался прокурорствовать и намекнул: - Выход есть для России: снова Крым брать. - А ежели я тебя попрошу взять его? Возьмешь? Ласси коротко подумал, трях- нул буклями паричка: - Возьму! - А удержишь ли Крым за мной? Без промедления отвечал Ласси: -Нет! - И ты не способен? - поразилась императрица. - Россия, - внушал ей фельдмаршал, - еще не созрела до того, чтобы Крым в своих руках удержать. Причин тому немало, а главная - удаленность крымская от магазинов воинских и беспредельность степей, нас от Крыма отделяющих... Миних уже разводил свою армию по квартирам на Украине. Войска усталые растянули вдоль нижнего течения Днепра - по городкам, ста- ницам, хуторам. Солдатам было наказано всю зиму трудиться: чтобы льда на Днепре не было! Как появится лед - сразу пешнями его дробить. Это для той це- ли, дабы татары на правобережье не смогли конницей перескочить. Труд великий, непостижимый - такую речищу, как Днепр, до самой весны содержать безледной... Но только пригрелись на винтер-квартирах, как ворвались на Украину татары. Атаман казачий Федька Краснощеков двое суток подряд (без отдыха!) скакал на- пересечку "поганцам". И на рассвете дня третьего, когда кони уже спотыкались в разбеге, казаки с калмыками настигли татар в гиблой местности, что зовется Буераки Волчьи. Вот там и стали их бить. И сеча была яростна, как никогда. Всех татар побили. Из неволи выручили три тысячи женок и детишек, взятых в полон татарами на хуторах украинских... Миниха этот набег татарский застиг перед самым отъездом в Петербург: - Гидра опять воскресла! Или напрасно я Бахчисарай сжег? Офицеры армейские здраво рассуждали: - Сколь ни ходи войною на Крым, а нам, русским, все равно не бывать покой- ну, покуда весь Крым вконец не покорим. И воевать еще детям и внукам нашим, а земля Крымская должна русской губернией стать... Вот тогда у рубежей тихо станется! Миниха в столице встретили неласково. Спрашивали в Кабинете, куда он трид- цать тысяч душ людских задевал, ежели их в списках убитых не обозначено? "Ладно, - негодовал Миних, - только бы до императрицы добраться... отобь- юсь!" Встретились они, и на попреки Анны Иоанновны зарычал фельдмаршал: - Да это не я - это Ласси виноват во всем! Кабы не он, тугодумец такой, я бы из Крыма не ушел. Пока он до Азова добрался, пока под Азовом с турками ка- нители разводил... И свалил всю вину на Ласси - безответного. - Ты, матушка, сама ведаешь, твой Миних прям и честен, оттого тебе с ним и хорошо. Два фельдмаршала у тебякак-нибудь поладим. А вот третьего не надоб- но... Убери ты из армии моей принца Гессен-Гомбургского, чтобы не грыз темя каждому! - Без принца нельзя, - возразила царица. - Титул его высокий большую честь армии российской оказывает. - Ну, ладно, - покривился Миних. - Коли нельзя без принца, так дай мне другого... хотя бы жениха этого - принца Антона! Миних перескочил на темы амурные, - легко, будто играючи. И так зашугил императрицу фривольностями, что она все попреки забыла. - Фельдмаршал ты мой любезный, говори, чем наградить мне тебя за поход крымский и мучения твои? - Да ничего мне, матушка, от тебя не надобно. Мне бы только свет очей тво- их видеть. Вдохнуть то, что ты выдохнешь... - Нет, ты проси, проси! - настаивала императрица. Миних долго жался, по- толки узорные разглядывая. - Вижу, - сказал, что не уйти мне от тебя пустому. Ладно! Чтобы тебя не обидеть, согласен принять в свое владение поместья украинские, которые ране Вейсбаху принадлежали... Бедняга-то умер! - всхлипнул Миних. - А именья его в казну перевели... Дай! - Анна Иоанновна прикинула: "Ой, как велики те поместья! выморочные... страшно велики и богаты!" Но делать нечего. - Бери, - сказала, и Миних оказался Крезом... Покидая царицу, он (хитрец!) хлопнул себя по лбу: - Ах, голова моя! Все позабывать стал... г - Ну. говори. Чего еще, маршал? ; - В армии состоял в солдатах отрок один. Он первым на ^ фас Перекопа вско- чил. Так я ему, матушка, чин дал. - И верно сделал, - похвалила Анна Иоанновна. - Да отрок-то сей из князей Долгоруких, матушкаЦарица нахмурилась: - Не отнимать же мне шпагу у сосунка... Васенька Долгорукий был единствен- ным из этой фамилии, кто стал офицером в царствование Анны Иоанновны. Пройдет много лет, и многое на Руси переменится. Васенька станет Васи- лием Михайловичем, в 1771 году он повторит набег на Крым и повершит дела Ми- ниховы. Долгорукий не только Бахчисарай спалит, но проведет богатырей русс- ких до берегов Тавриды южной, узрит Кафу, огнем и мечом утверждая славу воинства российского. От отечества он получит почетный титул - Крымский! С этим титулом он и войдет в историю государства... А вот грамоты так и не познает. Во всю жизнь, занимая посты высокие, останется Долгорукий безграмотен, и всегда будет он обвинять... перья: - Опять перышко худо зачинили - не могу писать. Мир праху его солдатскому! Памятником от него остался "омству долгоруковский дом на Москве (ныне Колон- ный зал дома СОЮЗОВ). ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ И совсем потерялся средь волн арктических маленький дубель-шлюп "Тобол", принадлежавший Великой Северной экспедиции... Лейтенант Овцын с палубы не уходил. Сбоку от рулевого стоя, привязав себя к нактоузу компаса, помогал ру- левому штурвалом работать. А внизу шлюпа - мокрынь, стужа, кости ломающая, сухари подмоченные, гуляет в трюме одинокая бочка с квашеной капустой. На верхний дек вылез подштурман Афанасий Куров. - Отвязывайтесь, сударь! - он лейтенанту крикнул, и ветер разорвал его слова, относя в океан. - Сменяю вас... Овцын с палубы не ушел. Пенные потоки сшибались в шпигатах, колобродя в узостях, как кипящие ключи. Корабль нес над собой громадные полотнища паруси- ны, и "пазухи" кливеров были до предела насыщены свежаком. Отвернуть с курса их мог заставить только лед, а потому шлюп "Тобол" дерзал бороться с полярной стихией. "Тобол" прорвался за Гусиный Нос, ще на урочище хранили моряки запасы про- вианта. Пошли далее, и скоро в корпус дубель-шлюпа стали биться льдины. Рас- шатанное судно потекло, изнутри его наспех конопатили матросы, грели на жа- ровнях смолу, стучали мушкелями плотники. Приблудная собачонка Нюшка, кото- рая, в калачик свернувшись, так уютно согревала по ночам ноги Овцыну, теперь озлобленно облаивала тюленей. Сильный туман тянуло вдоль берегов Обской губы, а пресная вода замерзла в бочках... Худо! - Впереди уже лед, - доложил лейтенанту Куров. - Ты глянь за корму, Афоня... Там тоже лед. В промоине полыньи корабль ка- чало меньше. - А нас относит в сторону... Теченье сильное, вертлявое. - Кажется, сломало лапы якорей... Эй, боцман! Текли безжизненные берега. Тоска и запустенье. Хоть волком от безлюдья вой... Но долг есть долг, и Овцын продолжал работу. Геодезиста с рудознатцем послал на шлюпке - для съемки бе- регов на карту, для рудоискания. Они вернулись еле живы. -Топь,- заявили кратко. - Добра не жди! Никита Выходцев, мужик тобольский, признался Овцыну: - Митрий Леонтьич, ты как хошь, а я скажу тебе открыто. Вертай назад, по- куда целы. Мороз в баранку скоро закрутит, все передохнем здесь за милую ду- шуЛейтенант созвал консилиум. В каюте запалили фитилек, светил он чадно. Ов- пын мнение каждого выслушал. Сам удивился, когда подумал, сколько учеников он выпестовал! Матросы все - мещане да казаки, а он обучил их наукам разным, а теперь они разумно говорят, как навигаторы толковые... В заключение он и сам сказал: - Дивлюсь я! Наши предки давным-давно ходили в Мангазею, сей легендарный город, наполненный у края ночи мехами драгоценными, золотом и костью. А мы не можем пройти дорогою предков наших!.. Отчего? Видать, справедливо предание в краях местных, будто предки наши не из Оби в Енисей, а - наоборот! - с Енисея на Обь хаживали. Мы же здесь бьемся-бьемся... как башкой в стенку, все в этот лед проклятый! Ладно, будем стучаться и дальше. Все по местам стоять, к пово- роту генеральному - на курс обратный... Глубокой осенью "Тобол"- пришел в Обдорск, а на зимовку перебралась коман- да шлюпа в город Березов - ближе к людям. Постылой жизнью проживали ссыльные в остроге Березовском. Князь Иван Дол- горукий пил пуще прежнего, а Наташа страдала с детьми своими. Чай бы нужен! Чай от пьянства хорошо спасает, все нутро пьяницы от вина промоет. Да где взять чаю в Березове? Катька же, невеста царская, жила весь год в томлении любовном, Овцына с моря поджидая. Младшие братишки Ивана, князья-отроки Николашка, Алешка да Алексашка, выросли заметно в заточении - стали узкоголовы, с плоскими от без- делья ладонями, сварливые. Самый младший из Долгоруких - Александр уже попи- вать стал, на взрослых глядя; лейтенанта Овцына завидев, говорил ему отрок так: - Чего пустой к нам ходишь? Чего винца не носишь? Овцын повидался с князем Иваном Долгоруким: - Не ты ли, Апексеич, братца малого в пьянство вовлек? За мужа своего от- ветила лейтенанту Наташа: - С моего голубя ненаглядного и того станется, что сам пьет. Нет, сударь, Алексашка по высшему велению запил. - Это как же вас понимать, Наталья Борисовна? - А так... Порушенная царица наша братца спаивает. В долгие ночи полярные сладостны объятия любовные. До чего же жгучи поцелуи женщины, которая царскую корону на себя примеряла. Все это уже в прошлом для Катьки, и осталось ей, ненасытной, только одно: чтобы на груди ее лежала голова чернобрового любов- ника в чине скромномлейтенантском... Под утро Овцын как-то спросил Катьку: - Зачем ты, Катерина, братца к винопигию приучила? Как бы, гляди, худа не случилось. Вино в радости хорошо пьется, ; а коли в горе пить - еще горше станется... Хорошо было Овцыну зимовать в городишке заштатном. Березовский воевода Бобров - мужик добрющий, майор Петров с женою - люди грамотные, книгочейные. Обыватели тоже неплохи, доверчивы, ласковы. Природа суровая да пища грубая нежностям не мешали. Приятно было Митеньке и друга своего встретить, Яшку Ли- хачева - вора бывшего, а ныне казака доброго. Яшка предупредил лейтенанта: - Ой, Митя, молчать не стану - честно поведаю. Тут, пока ты на "Тоболе" путей до Туруханска ищешь, подьячий Оська Тишин к Катерине Лексеевне твоей липнет, будто смолаЛейтенант знал, что любим Катькой - пылко, до безумия. А подьячий Тишин - гнусен, пьян, и воняет от него. - Атаман, - сказал лейтенант, - дураков на Руси учат. - Золотые слова, Митя: подьячего поучить надобно... Зажали они прохиндея в темном углу и стали вразумлять. Овцын разок по зубам треснул и отстал. А по- том метелили Тишина на кулаках двое - атаман Яшка Лихачев да Кашперов, про- винциал старомодный, который во всю жизнь далее Березова не выезжал. Потом Овцын с