ло-голубых ее глазах Вижу я полет мечты прекрасной, Будущего силу и размах. Мы покинем мир... Но наши дети Сберегут сердец замолкших жар, Пронесут сквозь даль десятилетий Стяг побед -- отцов и дедов дар. Так, от поколенья к поколенью, Тянутся единой цепи звенья,-- Здесь трудиться будет, как и я, Дочь моя, кровиночка моя. Не умру, дыханье краткой жизни В ней я обновлю и повторю... И приблизят юные к отчизне Коммунизма светлую зарю. Потому-то девочка родная Мне дороже самого себя. Как цветок, от стужи укрывая, Берегу, ращу ее, любя... 1937 Я ПОМНЮ Как нежно при первом свиданье Ты мне улыбнулась, я помню. И как ты в ответ на признанье, Смутясъ, отвернулась, я помню. Меня ты покинула вскоре. Отчаянье сердце прожгло мне. Как часто я плакал от горя В бессонные ночи -- я помню. Как сон, пронеслись те печали, По давним приметам я помню: Любовь -- холодна, горяча ли -- Не гаснет. Об этом я помню. 1938 ЛЕС Путь идет через лес... Этой тропкой В детстве бегал по ягоды я. Мы уходим... Так будьте ж здоровы, До свиданья, березки-друзья! Сожалеть уже поздно, пожалуй, Мы отлично дружили с тобой, Старый лес! Мы влезали на сосны, Отдыхали под елью любой. Друг за дружкой со смехом гонялись, Песни пели, уставши играть, На серебряных ивах качались... Как про это про все рассказать! Старый лес! Ты от летнего зноя Охранял нас, как добрая мать, Защищал нас ветвями от ветра И от ливней умел укрывать. Пел ты песни с мальчишками вместе На зеленом своем языке... Сбережем эти бодрые песни, Чтобы не было места тоске. Оперились птенцы молодые Собираются в дальний полет. Ведь нельзя же в родительских гнездах Оставаться им из году в год. Сколько надо наук одолеть нам! Сколько ждет нас несделанных дел! Для того ведь и созданы крылья, Чтобы каждый из нас полетел. * Путь лежит через лес... Этой стежкой Часто бегал по ягоды я. Мы уходим. Так будьте ж здоровы, До свиданья, березки-друзья! Нашу стаю отправив в дорогу, Ты останешься с грустью своей, Неужели всегда расставанье Так глубоко печалит людей? Старый лес, не тревожься, не надо, Все в порядке вещей... Ведь не раз Повзрослевших окрепших питомцев Провожал ты вот так же, как нас. Не грусти! Твоя гордая слава, Твой немолчный зеленый прибой Разнесутся далеко-далеко, В песнях птиц, окрыленных тобой. 1939 * * * Жизнь твоя до конца отгремела -- Шел ты в бой и в сраженье убит. Но у славы не будет предела, В песнях имя твое прозвенит! За народ ты сражался в бою -- Он запомнит отвагу твою! Пусть для недругов наших грозою Станет имя твое на войне. Величальные песни герою Выйдут девушки петь по весне. Слез не будет у нас на глазах, Ведь они осквернили б твой прах. Будешь в памяти нашей нетленно Жить, покуда свободен народ. Кровь твоя ворвалась в наши вены, -- По земле твоя кровь не течет. 1936 (1939?) ПИСЬМО ИЗ ОКОПА 1941-1942 ПРОЩАЙ, МОЯ УМНИЦА Амине Прощай, моя умница. Этот привет Я с ветром тебе посылаю. Я сердце тебе посылаю свое, Где пламя не меркнет, пылая. Я видел тебя, покидая Казань, Кремлевские белые стены, Казалось -- с балкона ты машешь платком, И облик твой гас постепенно. Казалось, ты долго мне смотришь в лицо Блестящим взволнованным взглядом, И я, утешая тебя, целовал, Как будто со мною ты рядом. Родной мой дружок, я покинул тебя С надеждой горячей и страстной. Так буду сражаться, чтоб смело в глаза Смотреть нашей родине ясной. Как радостно будет, с победой придя, До боли обняться с тобою! Что может быть лучше? Но я на войне, Где может случиться любое. Прощай, моя умница! Если судьба Пошлет мне смертельную рану, До самой последней минуты своей Глядеть на лицо твое стану. Прощай, моя умница! В смертный мой час, Когда расставаться придется, Душа, перед тем как угаснуть навек, Сияньем былого зажжется. В горячих объятьях утихнет озноб, И я, словно воду живую, Почувствую на помертвелых губах Тепло твоего поцелуя. И, глядя на звезды, по милым глазам Смертельно томиться я стану, И ветра ладони, как руки твои, Прохладою лягут на рану. И в сердце останется только любовь К тебе и родимому краю, И строки последние кровью своей О ней напишу, умирая. Чтоб нашего счастья врагам не отдать, Тебя я покинул, родная... Я -- раненый -- грудью вперед упаду, Дорогу врагу преграждая. Спокоен и радостен будет мой сон, Коль жизнь подарю я отчизне, А сердце бессмертное в сердце твоем Забьется, как билось при жизни. Прощай, моя умница. Этот привет Я с ветром тебе посылаю, Я сердце тебе посылаю свое, Где пламя не меркнет, пылая. 1941 МОЕЙ ДОЧЕРИ ЧУЛПАН Я стоял на посту, а в рассветной мгле Восходила Чулпан-звезда, Словно дочка моя Чулпан на земле Мне тянула руки тогда. Когда я уходил, почему ты с тоской Поглядела в глаза отца? Разве ты не знала, что рядом с тобой Бьется сердце мое до конца? Или думала ты, что разлука горька, Что, как смерть, разлука страшна? Ведь любовью к тебе навсегда, на века Вся душа у меня полна. Я уехал и видел в вагонном окне Моей милой дочки черты. Для меня ты звездой зажглась в вышине, Утром жизни была мне ты. Ты и мама твоя, вы вдвоем зажглись, Чтобы жизнь не была темна. Вот какую светлую, славную жизнь Подарила нам наша страна. Но фашисты вторглись в нашу страну. За плечами у них топор. Они жгут и грабят, ведут войну. Как их можно терпеть до сих пор! Но фашист наше счастье не отберет, Я затем и ринулся в бой. Если я упаду, то лицом вперед, Чтоб тебя заградить собой. Всею кровью тебя в бою защищу, Клятву родине дам своей, И звезду Чулпан на заре отыщу И опять обрадуюсь ей. Моя кровь не иссякнет в твоей крови, Дочь, на свет рожденная мной. Я отдам тебе трепет своей любви, Чтоб спокойно спать под землей. Разгорайся же ярче и ярким лучом Отражай волненье мое. Мне за счастье твое и смерть нипочем, Я с улыбкой встречу ее. До свиданья, Чулпан! А когда заря Разгорится над всей страной, Я к тебе возвращусь, победой горя, С автоматом своим за спиной. И отец и дочь, обнимемся мы, И, сквозь слезы смеясь легко, Мы увидим, как после грозы и тьмы Ясный день встает высоко. Август 1941 г. ПИСЬМО ИЗ ОКОПА Гази Кашшафу Любимый друг! От твоего письма В груди моей живой родник забил. Прочел я, взял оружие свое И воинскую клятву повторил. Я ростом невысок. А в тесноте Окопной с виду вовсе не батыр. Но нынче в сердце, в разуме моем, Мне кажется, вместился целый мир. Окоп мой узкий, он сегодня грань Враждебных двух миров. Здесь мрак и свет Сошлись, здесь человечества судьба Решается на сотни сотен лет. И чувствую я, друг мой, что глаза Народов всех теперь на нас глядят, И, силу в нас вдохнув, сюда, на фронт, Приветы и надежды их летят. И слышу я, как ночи напролет Веретено без умолку поет. На варежки сынам-богатырям Без сна овечью пряжу мать прядет. Я вижу наших девушек-сестер -- Вдали, в цехах огромных, у станков. Они гранаты делают для нас, Чтоб нам скорее сокрушить врагов. И вижу я -- тимуровцы мои Советуются в тишине дворов, Как, чем помочь семье фронтовика,-- Сарай покрыть да заготовить дров. С завода сутками не выходя, Седой рабочий трудится для нас. Что глубже чувства дружбы? Что сильней, Чем дружба, окрыляет в грозный час? Мое оружье! Я твоим огнем Не только защищаюсь, я его В фашистов направляю, как ответ, Как приговор народа моего. Я знаю: грозный голос громовой Народа в каждом выстреле звучит. Я знаю, что опорою за мной Страна непобедимая стоит. Нет, не остыть сердечному теплу, Ведь в нем тепло родной моей страны! Надежда не погаснет, если в ней Горячее дыханье всей страны! Пусть над моим окопом все грозней Смерть распускает крылья, тем сильней Люблю свободу я, тем ярче жизнь Кипит в крови пылающей моей! Пусть слезы на глазах... Но их могло Лишь чувство жизни гордое родить. Что выше, чем в боях за край родной В окопе узком мужественно жить?! * Спасибо, друг! Как чистым родником, Письмом твоим я душу освежил. Как будто ощутил всю жизнь страны, Свободу, мужество, избыток сил. Целую на прощанье горячо. О, как бы, милый друг, хотелось мне, Фашистов разгромив, Опять с тобой Счастливо встретиться в родной стране! Октябрь 1941 г. МЕНЗЕЛИНСКИЕ ВОСПОМИНАНИЯ Прощай, Мензелинск! Уезжаю. Пора! Гостил я недолго. Умчусь не на сутки. Прими эти строки мои, что вчера Я, вдруг загрустив, написал ради шутки. Пусть здравствуют улицы эти, дома И серая, снежная даль горизонта! И пусть лейтенанты, что прибыли с фронта, Красивейших девушек сводят с ума! Пусть здравствуют долго старушки твои, Что с давней поры к веретенам прильнули! И пусть они плачут в те дни, как бои Солдат молодых призывают под пули! Пусть здравствуют также мальчишки! Они, Сражаясь на улицах, "ходят в атаку" И "Гитлером" метко зовут в эти дни От злобы охрипшую чью-то собаку. Завод пивоваренный здравствует пусть: На площади встал он девицею модной. Я должен признаться, что чувствую грусть: Расстаться приходится с пеной холодной. Шункар 1 твой пусть здравствует лет еще сто! Актерскою славой греметь не устал он. Но черт бы побрал твой театр за то, Что нынче спектаклей играет он мало. Пусть здравствует каждый твой шумный базар! Вкусней твоих семечек сыщешь едва ли. Пусть здравствует баня, но только бы пар, Но только бы воду почаще пускали! Пусть здравствует клуб твой! Он был бы не плох, Да белых медведей теплее берлога. Собрать бы туда всех молоденьких снох, Чтоб клуб они этот согрели немного. Невесты пусть здравствуют! Жаль их до слез. Помады отсутствие их не смущает. Но как разрешишь их важнейший вопрос, Когда женихов в Мензелях не хватает? О девушках надо подумать всерьез, Ведь каждый бухгалтер, что любит конкретность, В расчет не берет "жениховский вопрос" И с них вычитает налог за бездетность. Прощайте, друзья! И простите вы мне Шутливые строки. Я еду сражаться. Вернусь, коль останусь живым на войне. Счастливо тебе, Мензелинск, оставаться. 1941 1 Шункар -- артист, комик. СЛЕД Пламя жадно полыхает. Сожжено дотла село. Детский трупик у дороги Черным пеплом занесло. И солдат глядит, и скупо Катится его слеза, Поднял девочку, целует Несмотрящие глаза. Вот он выпрямился тихо, Тронул орден на груди, Стиснул зубы: -- Ладно, сволочь! Все припомним, погоди! И по следу крови детской, Сквозь туманы и снега Он уносит гнев народа, Он спешит догнать врага. 1942 В ЕВРОПЕ ВЕСНА Вы в крови утонули, под снегом заснули, Оживайте же, страны, народы, края! Вас враги истязали, пытали, топтали, Так вставайте ж навстречу весне бытия! Нет, подобной зимы никогда не бывало Ни в истории мира, ни в сказке любой! Никогда так глубоко ты не промерзала, Грудь земли, окровавленной, полуживой. Там, где ветер фашистский пронесся мертвящий, Там завяли цветы и иссякли ключи, Смолкли певчие птицы, осыпались чащи, Оскудели и выцвели солнца лучи. В тех краях, где врага сапожищи шагали, Смолкла жизнь, замерла, избавления ждя. По ночам лишь пожары вдали полыхали, Но не пало на пашню ни капли дождя. В дом фашист заходил -- мертвеца выносили. Шел дорогой фашист -- кровь дорогой текла. Стариков и старух палачи не щадили, И детей людоедская печь пожрала. О таком исступленье гонителей злобных В страшных сказках, в преданьях не сказано слов И в истории мира страданий подобных Человек не испытывал за сто веков. Как бы ночь ни темна была -- все же светает. Как зима ни морозна -- приходит весна. Эй, Европа! Весна для тебя наступает, Ярко светит на наших знаменах она. Под пятою фашистскою полуживые, К жизни, страны-сироты, вставайте! Пора! Вам грядущей свободы лучи заревые Солнце нашей земли простирает с утра. Этой солнечной, новой весны приближенье Каждый чувствует чех, и поляк, и француз. Вам несет долгожданное освобожденье Победитель могучий -- Советский Союз. Словно птицы, на север летящие снова, Словно волны Дуная, взломавшие лед, Из Москвы к вам летит ободрения слово, Сея свет по дороге,-- Победа идет! Скоро будет весна... В бездне ночи фашистской, Словно тени, на бой партизаны встают... И под солнцем весны -- это время уж близко! -- Зиму горя дунайские льды унесут. Пусть же радости жаркие слезы прорвутся В эти вешние дни из мильонов очей! Пусть в мильонах сердец истомленных зажгутся Месть и жажда свободы еще горячей!.. И живая надежда разбудит мильоны На великий подъем, небывалый в веках, И грядущей весны заревые знамена Заалеют у вольных народов в руках. Февраль 1942 г. Волховский фронт РАДОСТЬ ВЕСНЫ Весна придет, улыбкой озаряя Просторы зеленеющих полей. Раскинет ветви роща молодая, В саду рассыплет трели соловей. Тогда пойдешь ты по лесной дороге, Взовьются две косы на ветерке. Холодная роса обрызжет ноги, И ты взгрустнешь -- твой милый вдалеке. Я там, где поле в проволоке колючей, Где свищет смерть по просекам лесным. Скворцы и тут на небе кружат тучей, Но эти с оперением стальным. Тут бомбы рвутся, солнце застилая. Тут слышен запах крови, но не роз. Не от росы сыра трава густая, От крови человеческой и слез. Сквозь дым за солнцем я слежу порою, Крадется в сердце острая тоска. Я волосы себе кроплю росою, Поймав росинку в чашечке цветка. Тогда я слышу аромат весенний, Тогда душа цветением полна. И ты стоишь с улыбкой в отдаленье, Моя любимая, моя весна! Враги пришли разбойною оравой. Расстались мы, беда была близка. Оружье сжав, иду я в бой кровавый Развеять нечисть острием штыка. И нет в душе желания сильнее, И все мои мечтанья об одном -- Увидеться бы с милою моею, Покончив с темным вражеским гнездом. Как я б гордился, что от силы вражьей Смог защитить родную и весну,-- Не будет солнце в копоти и саже, И больше недруг не войдет в страну. Пройдя через стремнину огневую, Я бы вернулся, чтоб в родном краю Тебя увидеть и весну большую, Спасенную от недруга в бою. 1942 СОН 1 Все о тебе я думаю, родная, В далекой незнакомой стороне. И где-нибудь в пути, глаза смыкая, С тобой встречаюсь лишь в недолгом сне. Ко мне идешь ты в платье снежно-белом, Как утренний туман родных полей. И, наклоняясь, голосом несмелым Мне шепчешь тихо о любви своей. С какой тревогой ты мне гладишь щеки И поправляешь волосы опять. "К чему, родная, этот вздох глубокий?" В ответ ты начинаешь мне шептать: -- А я ждала, я так ждала, мой милый. Ждала, когда придет конец войне. В бою сразившись с грозной вражьей силой, С победою примчишься ли ко мне? Подарков приготовила я много. Но все ж подарка не нашла ценней, Чем сердце, что, объятое тревогой, Бессонных столько видело ночей. 2 Глаза открыл я. Что это со мною? Весь полон странным сновиденьем я -- Мне волосы тревожною рукою Погладила любимая моя. Как горько мне и сладко пробужденье. Любимая, ты знаешь ли о том? -- Была ты мне не только на мгновенье И светлою мечтой, и сладким сном. Я позабыть не в силах, как впервые Ты напоила пламенем меня. В глазах сверкали искры озорные От радостного, скрытого огня. А нежности в тебе так много было, Меня ласкала ты, как малыша... Любить весну ты друга научила, Чтобы рвалась в полет его душа! Я в смертный бой иду с винтовкой новой За жизнь, что вечно сердцу дорога. Нас ненависть зовет, и мы готовы Взойти к победе по костям врага. 3 Жди, умница, мы встретимся с тобою, Вернусь, сметя всю нечисть за порог. Заря займется над родной страною, Как нашего бессмертия исток. Меня прижмешь ты к сердцу, как бывало, И скажешь: "Все тебе я отдаю. Подарков много, но прими сначала Любовь мою!" За эту вот любовь, за наше счастье Иду навстречу ярости войны. Поверь, мой друг: мне бури и ненастья И никакие битвы не страшны. Март 1942 г. Волховский фронт СМЕРТЬ ДЕВУШКИ Сто раненых она спасла одна И вынесла из огневого шквала, Водою напоила их она И раны их сама забинтовала. Под ливнем раскаленного свинца Она ползла, ползла без остановки И, раненого подобрав бойца, Не забывала о его винтовке. Но вот в сто первый раз, в последний раз Ее сразил осколок мины лютой... Склонился шелк знамен в печальный час, И кровь ее пылала в них как будто. Вот на носилках девушка лежит. Играет ветер прядкой золотистой. Как облачко, что солнце скрыть спешит, Ресницы затенили взор лучистый. Спокойная улыбка на ее Губах, изогнуты спокойно брови. Она как будто впала в забытье, Беседу оборвав на полуслове. Сто жизней молодая жизнь зажгла И вдруг сама погасла в час кровавый. Но сто сердец на славные дела Ее посмертной вдохновятся славой. Погасла, не успев расцвесть, весна. Но, как заря рождает день, сгорая, Врагу погибель принеся, она Бессмертною осталась, умирая. Апрель 1942 г. ПОСЛЕДНЯЯ ПЕСНЯ 1942-1944 ПЕСНЯ ДЕВУШКИ Милый мой, радость жизни моей, За отчизну уходит в поход. Милый мой, солнце жизни моей, Сердце друга с собой унесет. Я расстанусь с любимым моим, Нелегко провожать на войну. Пусть бои он пройдет невредим И в родную придет сторону. Весть о том, что и жду, и люблю, Я джигиту пошлю своему. Весть о том, что я жду и люблю, Всех подарков дороже ему. Июнь 1942 г. ПЛАТОЧЕК Простились мы, и с вышитой каймою Платок родные руки дали мне. Подарок милой! Он всегда со мною. Ведь им закрыл я рану на войне. Окрасился платочек теплой кровью, Поведав мне о чем-то о родном. Как будто наклонилась к изголовью Моя подруга в поле под огнем. Перед врагом колен не преклонял я. Не отступил в сраженьях ни на пядь. О том, как наше счастье отстоял я, Платочек этот вправе рассказать. Июль 1942 г. ПРОСТИ, РОДИНА! Прости меня, твоего рядового, Самую малую часть твою. Прости за то, что я не умер Смертью солдата в жарком бою. Кто посмеет сказать, что я тебя предал? Кто хоть в чем-нибудь бросит упрек? Волхов -- свидетель: я не струсил, Пылинку жизни моей не берег. В содрогающемся под бомбами, Обреченном на гибель кольце, Видя раны и смерть товарищей, Я не изменился в лице. Слезинки не выронил, понимая: Дороги отрезаны. Слышал я: Беспощадная смерть считала Секунды моего бытия. Я не ждал ни спасенья, ни чуда. К смерти взывал: -- Приди! Добей!..-- Просил: -- Избавь от жестокого рабства! -- Молил медлительную: -- Скорей!.. Не я ли писал спутнику жизни: "Не беспокойся,-- писал,-- жена. Последняя капля крови капнет -- На клятве моей не будет пятна". Не я ли стихом присягал и клялся, Идя на кровавую войну: "Смерть улыбку мою увидит, Когда последним дыханьем вздохну". О том, что твоя любовь, подруга, Смертный огонь гасила во мне, Что родину и тебя люблю я, Кровью моей напишу на земле. Еще о том, что буду спокоен, Если за родину смерть приму. Живой водой эта клятва будет Сердцу смолкающему моему. Судьба посмеялась надо мной: Смерть обошла -- прошла стороной. Последний миг -- и выстрела нет! Мне изменил мой пистолет... Скорпион себя убивает жалом, Орел разбивается о скалу. Разве орлом я не был, чтобы Умереть, как подобает орлу? Поверь мне, родина, был орлом я, Горела во мне орлиная страсть! Уж я и крылья сложил, готовый Камнем в бездну смерти упасть. Что делать? Отказался от слова, От последнего слова друг-пистолет. Враг мне сковал полумертвые руки, Пыль занесла мой кровавый след... ...Я вижу зарю над колючим забором. Я жив, и поэзия не умерла: Пламенем ненависти исходит Раненое сердце орла. Вновь заря над колючим забором, Будто подняли знамя друзья! Кровавой ненавистью рдеет Душа полоненная моя! Только одна у меня надежда: Будет август. Во мгле ночной Гнев мой к врагу и любовь к отчизне Выйдут из плена вместе со мной. Есть одна у меня надежда -- Сердце стремится к одному: В ваших рядах идти на битву. Дайте, товарищи, место ему! Июль 1942 г. ВОЛЯ И в час, когда мне сон глаза смыкает, И в час, когда зовет меня восход, Мне кажется, чего-то не хватает, Чего-то остро мне недостает. Есть руки, ноги -- все как будто цело, Есть у меня и тело и душа. И только нет свободы! Вот в чем дело! Мне тяжко жить, неволею дыша. Когда в темнице речь твоя немеет, Нет жизни в теле -- отняли ее, Какое там значение имеет Небытие твое иль бытие? Что мне с того, что не без ног я вроде: Они -- что есть, что нету у меня, Ведь не ступить мне шагу на свободе, Раскованными песнями звеня. Я вырос без родителей. И все же Не чувствовал себя я сиротой. Но то, что было для меня дороже, Я потерял: отчизну, край родной! В стране врагов я раб, тут я невольник, Без родины, без воли -- сирота. Но для врагов я все равно -- крамольник, И жизнь моя в бетоне заперта. Моя свобода, воля золотая, Ты птицей улетела навсегда. Взяла б меня с собою, улетая, Зачем я сразу не погиб тогда? Не передать, не высказать всей боли, Свобода невозвратная моя. Я разве знал на воле цену воле! Узнал в неволе цену воли я! Но коль судьба разрушит эти своды И здесь найдет меня еще в живых,-- Святой борьбе за волю, за свободу Я посвящу остаток дней своих . Июль 1942 г. ЛИШЬ БЫЛА БЫ ВОЛЮШКА 1 Если б ласточкой я был, Если б крыльями я бил, В час, когда рассвет блеснет И Чулпан-звезда взойдет, Дом родной, страна моя, Прилетел к тебе бы я, Только свет заря прольет. 2 Был бы рыбкой золотой, В час, когда волной крутой Белая кипит река, Затопляя берега, Тонкобедрая моя, Верь, приплыл к тебе бы я, Лишь туман падет в луга. 3 Был бы быстрым я конем, В час, когда живым огнем На траве роса блеснет, Ветер гриву разовьет, Дочь моя, звезда моя, Прибежал к тебе бы я, Лишь цветами ночь дохнет. 4 Нет, лишь воля мне мила, Лишь бы воля мне была -- Я бы саблю в руки взял, Карабин свой верный взял, Край любимый мой, тебя Защитил бы я, любя, В славной битве храбро пал! 1942 ЛЕС Уж гаснет день, -- я все еще стою С отяжелевшею душою И, молча думу думая, смотрю На лес, что высится стеною. Там, может, партизаны разожгли Костер под вечер -- пляшут ветки -- И "Дедушкины" смелые орлы Сейчас вернулись из разведки. Там на ночь, может быть, товарищ "Т" Большое дело замышляет, И чудится -- я слышу в темноте, Как храбрый саблю направляет. Лес, лес, смотри, между тобой и мной Кольцом железные ограды. Но тело лишь в плену, а разум мой, Мой дух не ведает преграды. Свободный, он кружит в лесном краю, Твои тропинки проверяет, И лягу ль в ночь иль поутру встаю -- Меня твой голос призывает. Лес, лес, ты все зовешь меня, звеня, Качаясь в сумраке сосновом, И учишь песням ярости меня, И песням мщения суровым. Лес, лес, как доля тяжела моя! Как низок этот плен позорный! Скажи, де верные мои друзья, Куда их спрятал, непокорный? Лес, лес, веди меня скорее к ним, Оружье дай -- отваги полный, Умру, сразившись с недругом моим И клятву чистую исполнив! Июль 1942 г. КРАСНАЯ РОМАШКА Луч поляну осветил И ромашки разбудил: Улыбнулись, потянулись, Меж собой переглянулись. Ветерок их приласкал, Лепестки заколыхал, Их заря умыла чистой Свежею росой душистой. Так качаются они, Наслаждаются они. Вдруг ромашки встрепенулись, Все к подружке повернулись. Эта девочка была Не как все цветы бела: Все ромашки, как ромашки, Носят белые рубашки. Все -- как снег, она одна, Словно кровь, была красна. Вся поляна к ней теснилась: -- Почему ты изменилась? -- Где взяла ты этот цвет? А подружка им в ответ: -- Вот какое вышло дело. Ночью битва здесь кипела, И плечо в плечо со мной Тут лежал боец-герой. Он с врагами стал сражаться, Он один, а их пятнадцать. Он их бил, не отступил, Только утром ранен был. Кровь из раны заструилась, Я в крови его умылась. Он ушел, его здесь нет -- Мне одной встречать рассвет. И теперь, по нем горюя, Как Чулпан-звезда горю я. Мюль 1942 г. СОЛОВЕЙ И РОДНИК Баллада 1 Чуть займется заря, Чуть начнет целовать Ширь полей, темный лес И озерную гладь,-- Встрепенется от сна, Бьет крылом соловей И в притихшую даль Смотрит с ветки своей. Там воркует родник, Птичка рвется к нему, И тоскует родник По дружку своему. Как чудесно, друзья, Знать, что любят тебя! Жить на свете нельзя, Никого не любя! Птичка любит родник, Птичку любит родник,-- Чистой дружбы огонь Между ними возник. По утрам соловей Появляется здесь, Нежной радугой брызг Омывается весь. Ах, как рад соловей! Ах, как счастлив родник! Кто способен смотреть, Не любуясь, на них? 2 Разбудила заря Соловья, как всегда: Встрепенулся, взглянул Он туда и сюда. И спорхнул-полетел К роднику поскорей. Но сегодня дружка Не узнал соловей. Не смеется родник Звонким смехом своим, Он лежит недвижим, Тяжким горем томим. Ключевая струя Замутилась, темна, Будто гневом она До предела полна. Удивился тогда И спросил соловей: -- Что случилось, мой друг? И ответил ручей: Нашей родины враг Тут вчера проходил И мою чистоту Замутил, отравил. Кровопийца, бандит, Он трусливо бежит, А за ним по пятам -- Наш отважный джигит. Знает враг, что джигит Пить захочет в бою, Не удержится он, Видя влагу мою. Выпьет яда глоток -- И на месте убит, И от мести уйдет Кровопийца, бандит... Друг, что делать, скажи! Верный путь укажи: Как беду отвести? Как героя спасти? И, подумав, сказал Роднику соловей: -- Не тревожься, -- сказал,-- Не горюй, свет очей. Коль захочет он пить На твоем берегу, Знаю, как поступить, Жизнь ему сберегу!.. 3 Прискакал молодец С клятвой в сердце стальном, С автоматом в руках, С богатырским клинком. Больше жизни Отчизна ему дорога. Он желаньем горит Уничтожить врага. Он устал. Тяжелы Боевые труды. Ох, сейчас бы ему Хоть бы каплю воды! Вдруг родник перед ним. Соскочил он с коня, Обессилев от жажды, От злого огня. Устремился к воде -- Весь бы выпил родник! Но защелкал, запел Соловей в этот миг. Рядом с воином сел, Чтобы видел джигит. И поет. Так поет, Словно речь говорит! И поет он о том, Как могуча любовь. И поет он о том, Как волнуется кровь. Гордой жизни бойца Он хвалу воздает -- Он о смерти поет, Он о славе поет. Сердцу друга хвалу Воздает соловей, Потому что любовь Даже смерти сильней. Славит верность сердец, Славит дружбу сердец. Сколько страсти вложил В эту песню певец! 4 Но хоть песне внимал Чутким сердцем джигит, Он не понял, о чем Соловей говорит. Наклонился к воде, Предвкушая глоток, На иссохших губах Ощутил холодок. К воспаленному рту Птица прянула вмиг, Каплю выпила ту И упала в родник... Счастлив был соловей Как герой умирал: Клятву чести сдержал, Друг его обнимал. Зашумела волна, Грянул в берег поток И пропал. Лишь со дна Вился черный дымок. Молодой богатырь По-над руслом пустым Постоял, изумлен Страшным дивом таким. Вновь джигит на коне, Шарит стремя нога, Жаждет битвы душа, Ищет сабля врага. Новый жар запылал В самом сердце, вот тут! Силы новые в нем Все растут и растут. Сын свободной страны, Для свободы рожден, Сердцем, полным огня, Любит родину он. Если ж гибель придет -- Встретит смертный свой миг, Как встречали его Соловей и родник. Июль 1942 г. ПТАШКА Бараков цепи и песок сыпучий Колючкой огорожены кругом. Как будто мы жуки в навозной куче: Здесь копошимся. Здесь мы и живем. Чужое солнце всходит над холмами, Но почему нахмурилось оно? -- Не греет, не ласкает нас лучами,-- Безжизненное, бледное пятно... За лагерем простерлось к лесу поле, Отбивка кос там по утрам слышна. Вчера с забора, залетев в неволю, Нам пела пташка добрая одна. Ты, пташка, не на этом пой заборе. Ведь в лагерь наш опасно залетать. Ты видела сама -- тут кровь и горе, Тут слезы заставляют нас глотать. Ой гостья легкокрылая, скорее Мне отвечай: когда в мою страну Ты снова полетишь, свободно рея? Хочу я просьбу высказать одну. В душе непокоренной просьба эта Жилицею была немало дней. Мой быстрокрылый друг! Как песнь поэта Мчись на простор моих родных полей. По крыльям-стрелам и по звонким песням Тебя легко узнает мой народ. И пусть он скажет: -- О поэте весть нам Вот эта пташка издали несет. Враги надели на него оковы, Но не сумели волю в нем сломить. Пусть в заточенье он, поэта слово Никто не в силах заковать, убить... Свободной песней пленного поэта Спеши, моя крылатая, домой. Пусть сам погибну на чужбине где-то, Но будет песня жить в стране родной! Август 1942 г. СЧАСТЬЕ Былые невзгоды, И беды, и горе Промчатся, как воды, Забудутся вскоре. Настала минута, Лучи засияли, И кажется, будто Не знал ты печали. Но ввек не остудишь Под ветром ненастья, Но ввек не забудешь Прошедшего счастья. Живете вы снова, И нет вам забвенья, О, счастья людского Часы и мгновенья! Сентябрь 1942 г. НЕОТВЯЗНЫЕ МЫСЛИ Нелепой смертью, видно, я умру: Меня задавят стужа, голод, вши. Как нищая старуха, я умру, Замерзнув на нетопленной печи. Мечтал я как мужчина умереть В разгуле ураганного огня. Но нет! Как лампа, синим огоньком Мерцаю, тлею... Миг -- и нет меня. Осуществления моих надежд, Победы нашей не дождался я. Напрасно я писал: "Умру, смеясь". Нет! Умирать не хочется, друзья! Уж так ли много дел я совершил? Уж так ли много я на свете жил?.. Но если бы продлилась жизнь моя, Прошла б она полезней, чем была. Я прежде и не думал, не гадал, Что сердце может рваться на куски, Такого гнева я в себе не знал, Не знал такой любви, такой тоски. Я лишь теперь почувствовал вполне, Что может сердце так пылать во мне -- Не мог его я родине отдать, Обидно, горько это сознавать! Не страшно знать, что смерть к тебе идет, Коль умираешь ты за свой народ. Но смерть от голода?! Друзья мои, Позорной смерти не желаю я. Я жить хочу, чтоб родине отдать Последний сердца движущий толчок, Чтоб я, и умирая, мог сказать, Что умираю за отчизну-мать. Сентябрь 1942 г. ПИСЬМО Песня 1 Я в затишье меж боями Говорить задумал с вами, Вам письмо бы написал. Эх вы, девушки-сестренки, Вам письмо бы написал! В песню вы письмо включите, И меня вы помяните На гулянке и в избе. Эх вы, девушки-сестренки! -- На гулянье и в избе. 2 Не прогнав орды кровавой, Не поправ врага со славой, Не вернемся мы домой. Эх вы, девушки-сестренки! -- Не вернемся мы домой. Если к вам не возвратимся, В ваших песнях возродимся, -- Это счастьем будет нам. Эх вы, девушки-сестренки! -- Это счастьем будет нам. 3 Если мы необходимы Нашей родине любимой, Мы становимся сильней. Эх вы, девушки-сестренки! -- Мы становимся сильней. Скоро счастье сменит беды, Так желайте ж нам победы! Вечно в наших вы сердцах. Эх вы, девушки-сестренки! Вечно в наших вы сердцах! Сентябрь 1942 г. (?) ПОЭТ Всю ночь не спал поэт, писал стихи. Слезу роняя за слезою. Ревела буря за окном, и дом Дрожал, охваченный грозою. С налету ветер двери распахнул, Бумажные листы швыряя, Рванулся прочь и яростно завыл, Тоскою сердце надрывая. Идут горами волны по реке, И молниями дуб расколот. Смолкает гром. В томительной тиши К селенью подползает холод. А в комнате поэта до утра Клубились грозовые тучи И падали на белые листы Живые молнии созвучий. В рассветный час поэт умолк и встал, Собрал и сжег свои творенья И дом покинул. Ветер стих. Заря Алела нежно в отдаленье. О чем всю ночь слагал стихи поэт? Что в этом сердце бушевало? Какие чувства высказав, он шел, Обласканный зарею алой? Пускай о нем расскажет бури шум, Ваш сон вечерний прерывая, Рожденный бурей чистый луч зари Да в небе тучка огневая... Октябрь 1942 г. РАССТАВАНЬЕ Как трудно, трудно расставаться, зная, Что никогда не встретишь друга вновь. А у тебя всего-то и богатства -- Одна лишь эта дружба да любовь! Когда душа с душой настолько слиты, Что раздели их -- и они умрут, Когда существование земное В разлуке с другом -- непосильный труд,-- Вдруг от тебя навек уносит друга Судьбы неумолимая гроза. В последний раз к губам прижались губы, И жжет лицо последняя слеза... Как много было у меня когда-то Товарищей любимых и друзей! Теперь я одинок... Но все их слезы Не высыхают на щеке моей. Какие бури ждут меня, -- не знаю, Пускай мне кожу высушат года, Но едкий след слезы последней друга На ней я буду чувствовать всегда. Немало горя я узнал на свете, Уже давно я выплакал глаза, Но у меня 6 нашлась слеза для друга, -- Свидания счастливая слеза. Не дни, не месяцы, а годы горя Лежат горою на моей груди... Судьба, так мало у тебя прошу я: Меня ты счастьем встречи награди! Октябрь 1942 г. ЛЕКАРСТВО Заболела девочка. С постели Не вставала. Глухо сердце билось. Доктора помочь ей не умели, Ни одно лекарство не годилось. Дни и ночи в тяжких снах тянулись, Полные тоски невыразимой. Но однажды двери распахнулись, И вошел отец ее любимый. Шрам украсил лоб его высокий, Потемнел ремень в пыли походов. Девочка переждала все сроки, Сердце истомили дни и годы. Вмиг узнав черты лица родного, Девочка устало улыбнулась И, сказав "отец" -- одно лишь слово, Вся к нему навстречу потянулась. В ту же ночь она покрылась потом, Жар утих, прошло сердцебиенье... Доктор бормотал тихонько что-то, Долго удивляясь исцеленью. Что ж тут удивляться, доктор милый? Помогает нашему здоровью Лучшее лекарство дивной силы, То, что называется любовью. Октябрь -- ноябрь 1942 г. МЕЧ Кто с мечом придет, от меча и погибнет. Александр Невский -- Клинок с чеканной рукоятью Тяжел на поясе твоем, И сапоги покрыты пылью, -- Ты утомлен, войди в мой дом. И шелковое одеяло Я постелю, желанный мой, Омыть и кровью и слезами Успеешь грудь земли сырой. И голос молодой хозяйки Немецкий услыхал майор, Он в дом вошел, дверями хлопнул И смотрит на нее в упор. -- Кто ты, красавица, не знаю, Но ты годишься для любви. Обед готовь, достань мне водки И поскорей в постель зови. Сварила курицу хозяйка И водку льет ему в стакан. Глазами маслеными глядя, Майор ложится, сыт и пьян. Тогда она, покорна с виду, Сняв сапоги с "господских" ног, Берет мундир серо-зеленый И разукрашенный клинок, И, развалившись кверху брюхом, Объятий сладких ждет майор, Но вдруг он видит над собою Блеск стали и горящий взор. -- Ты осквернил мой край родимый, Ты мужа моего убил И раскрываешь мне объятья, Чтоб утолить свой жаркий пыл! Ты пожелал, чтоб я ласкала Моей отчизны палача? О нет! Кто к нам с мечом приходит, Тот погибает от меча. И до чеканной рукояти Клинок ему вонзился в грудь. Майор, головорез отпетый, Окончил свой бесславный путь. Он угощеньем сыт по горло. Кровь заструилась, клокоча. Умри! Кто к нам с мечом приходит, Тот погибает от меча. Ноябрь (?) 1942 г. ЗВОНОК Однажды на крыльце особняка Стоял мальчишка возле самой двери, А дотянуться пальцем до звонка Никак не мог -- и явно был растерян. Я подошел и говорю ему: -- Что, мальчик, плохо? Не хватает роста?.. Ну, так и быть, я за тебя нажму. Один звонок иль два? Мне это просто. -- Нет, пять! -- Пять раз нажал я кнопку. А мальчик мне: -- Ну, дяденька, айда! Бежим! Хоть ты большой смельчак, а трепку Такую нам хозяин даст,-- беда! Декабрь 1942 г. РАБ Поднял руки он, бросив винтовку, В смертном ужасе перед врагом. Враг скрутил ему руки веревкой И погнал его в тыл под бичом, Нагрузив его груза горою, И -- зачеркнут он с этой поры. Над его головой молодою Палачи занесли топоры. Словно рабским клеймом ненавистным Он отмечен ударом бича, И согнулось уже коромыслом Тело, стройное, как свеча. Разве в скрюченном этом бедняге Сходство с воином в чем-нибудь есть? У него ни души, ни отваги. Он во власти хозяина весь. Поднял руки ты перед врагами -- И закрыл себе жизненный путь, Оказавшись навек под бичами, И что ты человек -- позабудь! Только раз поднял руки ты вверх -- И навек себя в