чет. Святые - кто сравнится славой с ними, Обставшими навеки Божий трон? Какая власть земная, лесть земная Убогой не предстанет в тот же миг, Как мы ее сравним с блаженством рая? Путь мученика - вот твоя стезя. Ничтожный здесь, внизу, - высок на небе. И, в бездну глядя, видит он своих Мучителей в вихревороте скорби, В мученьях адских вечность напролет. Томас Нет! Кто ты такой, зачем ты искушаешь Меня моим желаньем тайным? Те Сулили славу, власть и вожделенья - Земные блага. Что сулишь, что просишь? Искуситель Лишь то сулю, чего ты хочешь сам. Прошу лишь то, что можешь дать. Чрезмерна ль За грезу величавую цена? Томас Те предлагали то, что можно взять. Не хочется, но можно. Ты, напротив, Сулишь мне сны. Искуситель Ты знаешь эти сны. Томас Проклятие гордыни - как его Мне избежать в такой душевной смуте? Я знаю: искушение твое Сулит мне здесь тщету и там мученья. Как грешную гордыню обороть Гордынею еще греховней? Не страдать, не действовать - И муки вечной избежать - возможно ли? Искуситель Ты знаешь и не знаешь суть поступков и страданий. Ты знаешь и не знаешь, что поступки суть страданья, Страданья суть поступки. Не страдает деятель, Не действует страдалец, но единая И вечная связь Действие - Страдание - Желанна, ибо выстрадана; выстрадана, Ибо желанна; колея, которая Довлеет, дабы колесо вращалось И вечно неподвижно оставалось. Хор Нету покоя дома. На улице нет покоя. Слышу, спешат толпою. Воздух тяжел и густ. Тяжелы и густы небеса. И земля гудит под ногою. Что за чад, что за смрад повсюду? Темный зеленый свет из тучи, на дереве высохшем опочившей? Из земли хлынули плодные воды яда. Что за роса выступает, смердя, у меня на запястьях? Искусители (вчетвером) Жизнь человека - обман и разочарование. Вещи вокруг - подделки, Подделки или разочарование: Русские горы и искусные актеры, Призы в детской викторине И виктории призовых поэтов, Ученая степень и государственная должность. Все подделано, и человек подделывается Под дела, оборачивающиеся подделкой. Вот человек упрямый, слепой, одержимый Идеей саморазрушения, Минующий мошенничество за мошенничеством, Ступенями восхождения вплоть до финального заблуждения, Очарованный собственным великолепием, Враг обществу, враг самому себе. Священники (втроем) О, Томас, утихни, оставь воевать стихии. Ветрила от ветра храни; разорвутся; мы в бурю Ждем, пока волны уймутся, полдневной лазури ждем ночью, Чтобы найти те пути, по которым доплыть и дойти Можно, не ждем ли, покуда светило изволит взойти? Хор, священники и искусители (попеременно) X: Это сова закричала иль знак меж ветвей подают? С: Окна закрыты ли и заперты ли ворота? И: Дождь ли стучится в окно или ветер ревет у ворот? X: Факел ли в зале горит и свеча ли чуть теплится в келье? С: Стражник ли встал у стены? И: Или пес отгоняет бродяг? X: Сотнями рук машет смерть, подбираясь по тысяче тропок. С: Может у всех на виду, может тайно, невидно-неслышно, прийти. И: Может шепнуть на ушко или молнией в черепе чиркнуть. X: Можешь пойти с фонарем и свалиться в отхожий канал. С: Можешь, взбираясь по лестнице, встать на худую ступеньку. И: Можешь, вкушая от яств, ощущать в животе пустоту. Хор Мы не были счастливы, Господи, не были слишком счастливы. Мы не вздорные болтуньи, мы знаем, чего нам ждать и чего не ждать. Мы знаем унижения и мучения, Мы знаем надругательства и насилия, Беззакония и чуму, Старика без очага зимою И детей без молока летом, Плоды трудов наших, отринутые у нас, И тяжесть грехов наших, низринутую на нас. Мы видели смерть молодого мельника И горе девы, распростертой над потоком. И все же, на наш взгляд, мы при этом жили, Жили и как бы жили, Собирая развеянное по ветру, Собирая хворост, Сооружая крошечный кров Для сна, и еды, и питья, и веселья. Бог никогда не жалел нам надежды, какого-то смысла, но ныне нас жжет новый ужас, великий, вселенский, ни спрятаться, ни отвратить, он течет под ногами и в небе, Под дверь натекает и по дымоходу, струится нам в уши, и в рот, и в глаза. Бог оставляет нас. Бог оставляет нас, больше безумья и боли, чем смерть и рожденье. Сладкий и сытный, висит на дремучем ветру Запах отчаянья; Все на дремучем ветру вдруг становится зримо: Мяуканье леопарда, косолапая поступь медведя, Ведьмины пляски орангутана, голос гиены, ждущей Веселья, веселья, веселья. Явились Князья Преисподней сегодня. Пляшут вокруг нас и лежат возле нас, бьются и вьются, вися на дремучем ветру. Архиепископ наш, Томас, спаси нас, спаси нас, спаси хоть себя - и мы будем тогда спасены. Иль погуби себя, зная, что все мы погибнуть должны. Томас Теперь мой ясен путь и суть его проста - И дверь для искушений заперта. Последнее звучало всех подлее: Творить добро, дурную цель лелея. Избыток сил в ничтожных прегрешеньях Лишь на начальных чувствуем ступенях. Уж тридцать лет тому, как я познал Пути блаженств, успехов и похвал. Вкус плоти, вкус ученья, любознайства, Искусств и знаний пестрое хозяйство, Как соловей поет, сирень как пахнет, Уменье фехтовать и разуменье шахмат, Любовь в саду и пение под лютню - Равно желанны в юности. Но вот Иссякнет пыл - нет ничего минутней - И в скудости своей Тщеславие встает. Не все доступно - так оно речет. Дея добро, грешишь. Когда я ввел Закон монаршей властью и повел Войну против французов, я побил баронов В их собственной игре. И я презрел Знать грубую с приманками ее, С повадками под стать ногтям нечистым. Пока мы пировали с королем, Я знать не знал, что к Богу я влеком. Но тот, кто служит королю, не может Грешить и плакать, как служитель Божий. Ибо чем выше дело, которому служишь, тем вернее оно служит тебе, Пока ты служишь ему, а борьба с политиканами Сводит все дело к политике: не потому, что они не правы; А потому, что они политиканы. Увы, То, что вам осталось досмотреть из моей жизни, Покажется приглашением к собственной казни, Нелепым самоуничтожением лунатика, Богоугодным самосожжением фанатика. Я знаю, что история извлечет впоследствии Из ничтожнейшей причины серьезнейшие следствия. Но за каждый грех, за любое святотатство, Преступление, оскорбление, унижение и бесстыдство, Угнетение, равнодушие и прочее - вы все Должны быть наказаны. Все. Все. Ни страдать, ни действовать не собираюсь отныне под острием меча. Ныне, мой добрый Ангел, порукой от палачей Господом посланный мне, взмой. Ангел мой, над остриями мечей. МЕЖДУДЕЙСТВИЕ АРХИЕПИСКОП ПРОИЗНОСИТ ПРОПОВЕДЬ В РОЖДЕСТВЕНСКОЕ УТРО 1170 г. "Слава в вышних Богу и на земле мир, в человеках благоволение". Четырнадцатый стих второй главы Евангелия от св. Луки. Во Имя Отца, и Сына, и Духа Святаго. Аминь. Возлюбленные чада Господни, проповедь моя в это рождественское утро будет недолгой. Мне хочется только, чтобы вы поразмыслили в сердцах ваших о глубоком значении и таинстве нашей рождественской мессы. Ибо, когда бы мы ни служили мессу, мы неизменно возвращаемся к Страстям Господним и к Смерти на Кресте, сегодня же мы делаем это в День Рождества Христова. Так что нам надлежит единовременно возрадоваться Его приходу в мир во спасение наше и вернуть Господу в жертву Плоть Его и Кровь, воздаяние и ответ за грехи всего мира. Как раз нынешней ночью, только что закончившейся, предстало неисчислимое воинство небесное перед вифлеемскими пастухами, говоря им: "Слава в вышних Богу и на земле мир, в человеках благоволение". Как раз в эти, из всего года, дни празднуем мы и Рождество Христово, и Его Страсти и Смерть на Кресте. Возлюбленные чада, мир не устает удивляться этому. Ибо кто же на свете станет плакать и ликовать единовременно и по одной и той же причине? Ибо или радость будет вытеснена горем, или же горе уступит место радости и ликованию. Ибо только в Христианском Таинстве нашем можем мы плакать и ликовать единовременно и по одной и той же причине. Теперь задумайтесь на мгновенье над значением слова "мир". Не удивляет ли вас, что Ангелы провозвестили мир, тогда как вся земля была объята войной или страхом перед войной? Не кажется ли вам, что посулы ангельские были ошибочны, неисполнимы и ложны? Вспомните теперь, как сам Господь наш говорил о мире. Он молвил ученикам своим: "Мир оставляю вам, мир мой даю вам". Но думал ли Он о мире, как мы его понимаем сейчас, - королевство Англия в мире со своими соседями, бароны в мире с королем, человек мирно считает в дому свою мирную прибыль, очаг разожжен, лучшее вино выставлено на стол, чтобы угостить друга, жена поет колыбельную детям? Тем, кто стал Его учениками, суждено было иное: им предстояло идти далеко по свету, испытывать бедствия на земле и на море, претерпевать боль, пытки, тюремное заключение, разочарования и, наконец, мученическую гибель. Что же имел Он в виду? Если вопрос этот беспокоит вас, вспомните и другие слова Его: "Не так, как мир дает, я даю вам". Так что Он дал своим ученикам мир, но не тот, который дает наш мир. Подумайте еще и о том, о чем, должно быть, не задумывались ни разу. Не только Рождество Христа во и Смерть на Кресте празднуем мы в эти дни, ноя уже назавтра грядет День Первого Великомученики св. Стефана. Полагаете ли вы случайным то обстоятельство, что День Первого Великомученика следует сразу же за Днем Рождества Христова? Ни в коей мере. Точно так же, как плачем мы и ликуем единовременно по причине Рождества Христова и Страстей Господних, точно так же, лишь в приуменьшенном виде, оплакиваем мы и славим великомучеников. Мы оплакиваем грехи мира, замучившие их, мы ликуем оттого, что еще одна душа сопричислена к святым на Небесах, во слову Господа и во спасение человека. Возлюбленные чада, не должно думать нам о великомучениках как о всего лишь хороших христианах, убитых за то, что они были хорошими христианами, - иначе бы нам оставалось только плакать о них. Не должно думать как о всего лишь хорошем христианине о том, кто возвысился до сонма святых, иначе нам оставалось бы только ликовать. Но ведь и плач наш, и ликование наше не от мира сего. В христианском великомученичестве никогда нет ничего случайного, ибо святыми становятся не волею случая. Тем менее достигается великомученичество усилиями человеческой решимости стать святым - и ложно было бы это сравнивать с человеческой решимостью и борьбой за то, чтобы стать правителем над человеками. Мученичество есть всегда промысел Божий, из Любви Его, предостережение людям и урок им, дабы вернулись они на правильный путь. Мученичество никогда не бывает во исполнение умысла человеческого, ибо истинный мученик тот, кто стал орудием в Руце Божьей, кто смирил свою волю пред Волей Божьей и ничего для себя самого не желает - даже славы великомученической. И точно так же, как на земле Церковь плачет и ликует единовременно, так на Небесах святые истинно высоки, поставив себя ниже всех, и видны не так, как мы их видим, но в свете Божества, от которого черпают они свое существование. Возлюбленные чада Господни, я говорил вам сегодня о великомучениках минувших дней, дабы вы вспомнили и о нашем, кентерберийском великомученике, св. архиепископе Эльфеге, ибо уместно в День Рождества Христова воспомнить, каков Мир, дарованный Им, и еще потому, что, возможно, недолгое время спустя у вас появится еще один великомученик и, возможно, еще не последний. Я прошу вас удержать слова мои в сердцах ваших и воспомнить их в должный срок. Во Имя Отца, и Сына, и Духа Святого. Аминь.  * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *  УЧАСТВУЮТ Три священника. Четыре рыцаря. Архиепископ Томас Бекет. Хор женщин Кентербери. Служки. Действие разворачивается: в первой картине - в покоях архиепископа, во второй - в соборе. Время действия 29 декабря 1170 г. Хор Птица ль на юге поет? Только чаячьи крики, на берег гонимые бурей. Что за приметы весны? Скорая смерть стариков, а не всходы, движенье, дыханье, Дни стали, что ли, длинней? Дни длинней и темней, ночь короче и холоднее. Воздух удавленно сперт, а ветров вороха - на востоке. Во поле враны торчат, голодая, всегда начеку, а в лесу Пробуют совы пустотную песенку смерти. Что за приметы весны? Лишь ветр_о_в ворох_а_ на востоке. Что за смятенье в священные дни Рождества? Где благодать, где любовь, где покой и согласье? Мир на земле есть всегда нечто зыбкое, ежели с Богом нет мира. Мир оскверняет война, а святит только смерть во Христе. Мир надо чистить зимой, не то ждут нас опять Грязь по весне, пламя летних пожаров и безурожайная осень. Меж Рождеством и Страстной много ль дел на земле? В марте оратай очнется, о той же землице радея, Что и всегда; ту же песню щеглы заведут. В пору, когда лопнут почки, когда бузина и боярышник брызнут, К водам клонясь, когда воздух светлив и высок, Речи у окон певучи и дети резвы у ограды. Что за дела будут сделаны к этому сроку, какие злодейства В пении птичьем потонут, в зеленой листве, о, какие злодейства В памяти пашни потонут? Мы ждем, ждать недолго, Но долго само ожиданье. Входит первый священник. Перед ним выносят хоругвь св. Стефана. (Строки, выделенные далее курсивом, не произносятся, а поются.) Первый священник Следует за Рождеством День св. Стефана, Первого Великомученика. Князья сидели и сговаривались против меня, лжесвидетельствуя. День, наипаче угодный для нашего Томаса сыздавна. Он на колени встает и взывает, моля, к небесам: Боже, прости им грехи их. Князья сидели и сговаривались. Слышна входная св. Стефана. Входит второй священник. Перед ним выносят хоругвь св. Иоанна Евангелиста. Второй священник Следует за Днем св. Стефана День Иоанна Апостола. Посреди собрания уста он отверз. Сущее изначально, открытое нашему слуху, Нашему зрению доступное, в наших руках сбереженное Слово, открытое слуху, доступное зренью, Твердим за тобою вослед. Посреди собрания. Слышна входная св. Иоанна. Входит третий священник. Перед ним выносят хоругвь невинных мучеников. Третий священник Следует за Днем св. Иоанна День Невинных Мучеников. Из уст младенцев, о Господи! Как голоса ручейков, или арф, или грома, - поют Песню как будто впервые. Кровью святых истекли они, словно водой. Без погребенья уснувшие. Боже, воздай же, Крови святой не оставь неотмщенной. Се голос, се плач. Из уст младенцев, о Господи! Священники стоят вместе перед хоругвями. Первый священник А после этого дня, на четвертый день за Рождеством. Втроем Ликуем и славим. Первый священник В жертву приносит себя за народ, за себя, за грехи. Пастырь за паству. Втроем Ликуем и славим. Первый священник Сегодня - ликуем и славим? Второй священник А что за день сегодня? Уж половина прошла сего дня. Первый священник А что за день сегодня? День как день, сумрак года. Второй священник А что за день сегодня? Ночь как ночь, рассвет как рассвет. Третий священник Знать бы тот день, на какой уповать иль какого страшиться. Ибо на каждый должны уповать и любого страшиться. Мгновенья Поровну весят. И лишь избирательно, задним числом, Мы говорим: то был день. Ведь решающий час - Здесь, и сейчас, и всегда. И сейчас, в отвратительном облике, Может нам вечность явиться. Входят четверо рыцарей. Хоругви исчезли. Первый рыцарь Солдаты короля. Первый священник Мы вас узнали. Добро пожаловать. Далек ли был ваш путь? Первый рыцарь Сегодня нет; но срочные дела Из Франции призвали нас. Мы мчались, Вчера пересекли Пролив, сошли на берег ночью. Нам требуется ваш архиепископ. Второй рыцарь И срочно. Третий рыцарь По приказу короля. Второй рыцарь По делу короля. Первый рыцарь Снаружи войско. Первый священник Вам ведомо гостеприимство Томаса. Час трапезы настал. Архиепископ наш Нам не простит дурного обращения С высокими гостями. Отобедайте У нас и с ними прежде всяких дел. Мы о солдатах также позаботимся. Обед, потом дела. У нас копченый окорок. Первый рыцарь Дела, потом обед. Мы закоптим ваш окорок, А после отобедаем. Второй рыцарь Нам надо повидать архиепископа. Третий рыцарь Скажите же ему, Что мы в гостеприимстве не нуждаемся. Обед себе найдем. Первый священник (служке) Ступайте же к нему. Четвертый рыцарь И долго ль ждать? Входит Томас. Томас (священникам) Как ни бесспорны наши ожидания, Предсказанное грянет неожиданно И в неурочный час. Придет, когда Мы заняты делами высшей срочности. Найдете на моем столе Бумаги все в порядке и подписанными. (Рыцарям.) Добро пожаловать, за чем бы ни пришли. Так вы от короля? Первый рыцарь Ты сомневаешься? Не нужно лишних глаз. Томас (священникам) Оставьте нас. Так в чем же дело? Первый рыцарь Вот такое дело. Трое остальных Ты, архиепископ, восстал на короля; восстал на короля и попрал законы страны. Ты, архиепископ, назначен королем; назначен королем, чтобы ты выполнял его повеления. Ты его слуга, его ключ, его отмычка. Ты сам по себе птичка-невеличка. Ты осыпан его милостями, от него у тебя власть, перстень и печати Сын купчишки, так ли изволишь себя теперь величать! Королевское порождение, королевское измышление, кровью чужой и гордыней своей упившийся тать. Из лондонской грязи да в князи за здорово живешь! Упивающаяся собственным великолепием вошь! Королю надоели твои козни, интриги, клятвопреступления и ложь! Томас Это клевета. И до, и после посвящения в сан Я оставался верен королю англичан. Со всею властью, какую он мне даровал, Я его верноподданный вассал. Первый рыцарь Со всею властью! Велика ли твоя власть, Скоро мы поразведаем всласть. Верноподданный всегда и поныне Лишь своей подлости, злобе и гордыне. Второй рыцарь Верный своей жадности и сатанинской злобе. Не помолиться ли нам за тебя, твое преподобье? Третий рыцарь Помолимся за тебя! Первый рыцарь Помолимся за тебя! Втроем Тебя погубя, мы помолимся за тебя! Томас Следует ли так понимать, господа, Что ваше срочное дело заключается Лишь в оскорблениях и клевете? Первый рыцарь Это всего лишь Выражение нашего законного верноподданнического гнева. Томас Верноподданнического? По отношению к кому же? Первый рыцарь К королю! Второй рыцарь К королю! Третий рыцарь К королю! Втроем Да здравствует король! Томас Смотрите, как бы не выела моль Ваше новое платье "Да здравствует король". У вас еще что-нибудь? Первый рыцарь Именем короля! Сказать сейчас? Второй рыцарь А для чего мы гнались? Глянь, как петляет старый лис! Томас То, что сказать вы взялись, Именем короля - если и вправду именем короля, - Следует объявить принародно. Если у вас имеются обвинения, То я их принародно и опровергну. Первый рыцарь Нет, здесь и сейчас! Пытаются напасть на него, но священники и служки возвращаются и безмолвно преграждают им путь. Томас Сейчас и здесь! Первый рыцарь О прежних твоих злодействах и говорить нечего, Они общеизвестны. Но когда доверчиво Прощенный, возвращенный, возведенный в прежний сан, Ты оказался у родных осин, Какова была твоя благодарность? Добровольный изгнанник, Ибо никто тебя не высылал, не принуждал, - Злоумышленник и изменник, Короля французского ты толкал К ссоре с нашим, и Папа пленником Твоих гнусных наветов стал. Второй рыцарь И все же наш король, исполненный милосердия, Уступая искательному усердию Твоих радетелей, затянувшуюся тяжбу Прервал, вернув тебе высочайшую дружбу. Третий рыцарь И память об измене твоей навсегда погребая, Вновь сделал тебя архиепископом нашего края. Прощенный, возвращенный, возведенный в прежний сан. Где ж твоя благодарность, неверный куртизан? Первый рыцарь В клевете на тех, кто за молодого принца? В отрицании законности коронации? Второй рыцарь В шантаже анафемой? Третий рыцарь Постоянную подлость возвел ты в принцип. Интригуя против всех, кто в отсутствие короля, Но во благо ему печется о нации. Первый рыцарь Факты, увы, таковы. Отвечай, как бы ты ответил Самому королю. Ведь мы посланы и за этим. Томас Никогда я не интриговал Против принца, его покорный вассал. Власть его чту. Но зачем отослал Он моих ближних, зачем он меня самого В Кентербери заточил одного? И все же я желаю ему одного: Тройного венца, трех держав три короны. А что касается епископов отлученных, Пусть едут к Папе. Он их отлучил, а не я. Первый рыцарь По твоему наущению. Второй рыцарь Работа твоя. Третий рыцарь Их возврати. Первый рыцарь Возврати их. Томас Я не отрицаю, Что споспешествовал этому. Но никогда я Папских велений, тем паче проклятий не вправе менять. Пусть едут к Папе, он властен прощать Умыслы против меня, против Церкви святой. Первый рыцарь Так иль не так. Королевский Указ: Вон из страны и прочь с наших глаз. Томас Если Указ Королевский таков, Я вам отвечу: семь лет мое стадо Было без пастыря пищей волков. Море легло между нами преградой. Я вам отвечу: семь лет на чужбине Я претерпеть еще раз не готов. Я вам отвечу: такого отныне Вы не дождетесь во веки веков. Первый рыцарь В ответ на высочайшее повеленье Ты нанес величайшее оскорбленье; Безумец, которому ничто не препятствует Воевать даже с собственною паствою. Томас Не я нанес оскорбленье королю И не о его милосердии молю. И не на меня, не на Томаса Бекета с окраины, Вы, как гончие псы, натравлены. Закон Христианства и Право Рима - Вот к чему вы столь нетерпимы. Первый рыцарь Жизнью своей ты, однако, не дорожишь. Второй рыцарь На лезвии ножа ты, однако, задрожишь. Третий рыцарь Однако только предатели говорят так смело. Втроем Однако! Изменник, в измене своей закоснелый! Томас Власти Рима себя вверяю, Если ж убьете меня, то, знаю, Власти Господа вверен буду. Четвертый рыцарь Эй, Божье воинство, повяжи иуду! Выдайте, именем короля, смутьяна. Первый рыцарь Или же сами падете бездыханны. Второй рыцарь Будет болтать. Вчетвером Меч королевский пора достать. (Уходят.) Хор Вот они, вестники смерти; чувства обострены Тонким предчувствием; я услышал Пенье ночное и сов, я увидел в полдень - Крылья перепончатые пластают, громоздкие и смехотворные. Я ощутил вкус Падали в ложке своей. Я почуял Дрожь земли в сумерках, странную, постоянную. Я услышал Смех, примешавшийся к визгу звериному, визг пополам со смехом: шакала оскал и осла и галдение галки, и тарабарщину мыши и табаргана, и гогот гагары-сомнамбулы. Я увидел Серые выи дрожащими, крысьи хвосты мельтешащими в духоте зари. Я вкуси! Скользкую живность, еще не уснувшую, с сильным соленым привкусом твари подводной; я ощутил вкус Краба, омара и устриц, медуз и креветок - и лопаются живыми во чреве, и чрево лопнуло на заре; я почуял Смерть в белых розах, смерть в примулах, смерть в колокольчиках и гиацинтах; я увидел Тулово и рога, хвост и зубы не там, где всегда; В бездну морскую возлег я, вдыхая дыханье морских анемонов, взасос пожираемых губкой. Возлег я во прах и взглянул на червя. В небесах С коршуном вкупе пронесся. Позверствовал с коршуном и подрожал с воробьем. Я почуял Рожки жука-навозника, чешую гадюки, быструю, твердую и бесчувственную кожу слона, скользкие рыбьи бока. Я почуял Гниль на тарелке, и ладан в клоаке, клоаку в кадильнице, запах медового мыла на тропах лесных, адский запах медового мыла на тропах лесных, в шевеленье земли. Я увидел Светлые кр_у_ги, летящие долу, к смятенью Горилл нисходя. Мне ль не знать, мне ль не знать, Чт_о_ наступить собиралось? Ведь было повсюду: на кухне, в передней, В клетях, в амбарах, в яслях и в торговых рядах, В наших сердцах, животах, черепах в той же мере, Как в злоумышленьях могучих, Как в хитросплетениях властных. Все ведь, что выпряли Парки, И все, что сшустрили князья. В наших мозгах, в наших венах напрядено, Исшустрено колеей шелкопряда, Вгрызлось в печенки всем женщинам Кентербери. Вот они, вестники смерти; теперь слишком поздно Сопротивляться - я каяться рано еще. Ничто не возможно, кроме постыдного обморока Согласившихся на последнее унижение. Я согласился, растоптанный, изнасилованный, Вовлеченный в духовную плоть природы, Укрощенный животною силой духа, Обуянный жаждой самоуничтожения, Окончательной и бесповоротной смертью духа, Окончательным оргазмом опустошения и позора. Архиепископ, владыка наш Томас, прости нас, прости нас, молись за нас, чтобы мы могли тебя помолиться из глуби стыда. Входит Томас. Томас Мир вам, мир вашим помыслам и страхам. Все так и будет, и со всем смиритесь. То ваша часть всеобщей ноши, ваша Часть вечной славы. Таково мгновенье, Но будет и другое - и оно Пронзит вас жгучим и нежданным счастьем, Всю мощь Господня Промысла явив. Вы все забудете в заботах по хозяйству, Все вспомните потом у очага, Когда забывчивость и старость подсластят И возвращающимся сном представят память, Перевранным во многих пересказах. Сном, неправдой. Избытка правды не перенести. Входят священники. Священники (вразнобой) Владыко, здесь нельзя оставаться. Они возвратятся. Вперед. Через черный ход. Вернутся с оружием. Мы не сдюжим. Скорее в алтарь. Томас Всю жизнь они шли за мною, всю жизнь. Всю жизнь я их ждал. Смерть придет за мной не раньше, чем я буду достоин. А если я достоин, то чего же бояться. Я здесь только для того, чтобы объявить мою последнюю волю. Священники Владыко, они приближаются. Они вот-вот будут здесь. Тебя убьют. Поспеши к алтарю. Поспеши, владыко. Не трать времени на разговоры. Так нельзя. Что с нами будет, владыко, если тебя убьют, что с нами будет? Томас Мир вам! Успокойтесь! Вспомните, где вы и что происходит. Никого не намереваются лишать жизни, кроме меня. Я не в опасности, я просто близок к смерти. Священники А вечерня, владыко, а вечерня! Ты не должен забывать богослужения! В собор! к вечерне! в собор! Томас Спешите туда и помяните меня в своих молитвах. Пастырь останется здесь, дабы пощадили паству. Я предощущаю блаженство, предчувствую небеса, предвкушаю - Я зван - и не собираюсь отлынивать долее. Пусть все, что свершится, Будет радостным завершением. Священники Держите его! вяжите его! ведите его! Томас Руки прочь! Священники В собор! и живее! Уводят его силой. Во время реплики хора декорация меняется. На сцене внутренние помещения собора. Пока говорит наш хор, другой, в отдалении, поет латинскую молитву "День гнева". Хор Нем