Оцените этот текст:


(Стихи 1922-1930 гг.)

----------------------------------------------------------------------------
     Оригинал здесь http://www.severyanin.narod.ru/index.htm
----------------------------------------------------------------------------


КОРОЛЕВЕ МАРИИ

Однажды в нашей северной газете
Я вас увидел с удочкой в руках, -
И вспыхнуло сочувствие в поэте
К Жене Монарха в солнечных краях.

И вот с тех пор, исполнена напева,
Меня чарует все одна мечта.
Стоит в дворцовом парке Королева,
Забрасывая удочку с моста.

Я этот снимок вырезал тогда же,
И он с тех пор со мной уже всегда.
Я не могу себе представить даже,
Как без него в былые жил года.

Мне никогда уж не разубедиться
В мечте, над финской созданной водой,
Что южная прекрасная царица
Владеет поэтической душой!

Белград. 18-12-1930.


КЛАССИЧЕСКИЕ РОЗЫ

Как хороши, как свежи были розы
В моем саду! Как взор прельщали мой!
Как я молил весенние морозы
Не трогать их холодною рукой!

1843 Мятлев

В те времена, когда роились грезы
В сердцах людей, прозрачны и ясны,
Как хороши, как свежи были розы
Моей любви, и славы, и весны!

Прошли лета, и всюду льются слезы...
Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране...
Как хороши, как свежи были розы
Воспоминаний о минувшем дне!

Но дни идут - уже стихают грозы
Вернуться в дом Россия ищет троп...
Как хороши, как свежи будут розы
Моей страной мне брошенные в гроб!

1925


ЧАЕМЫЙ ПРАЗДНИК

ЗАПЕВКА

О России петь - что стремиться в храм
По лесным горам, полевым коврам...

О России петь - что весну встречать,
Что невесту ждать, что утешить мать...

О России петь - что тоску забыть,
Что Любовь любить, что бессмертным быть!

1925



КТО ЖЕ ТЫ?

Гой ты, царство балагана!
Ты, сплошная карусель!
Злою волей хулигана
Кровь хлебаешь, как кисель...

Целый мир тебе дивится,
Все не может разгадать:
Ты - гулящая девица
Или Божья благодать?






ПРЕДВОСКРЕСЬЕ

На восток, туда, к горам Урала,
Разбросалась странная страна,
Что не раз, казалось, умирала,-
Как любовь, как солнце, как весна.

И когда народ смолкал сурово
И, осиротелый, слеп от слез,
Божьей волей воскресала снова,-
Как весна, как солнце, как Христос!






ЧТО НУЖНО ЗНАТЬ

Ты потерял свою Россию.
Противоставил ли стихию
Добра стихии мрачной зла?
Нет? Так умолкни: увела
Тебя судьба не без причины
В края неласковой чужбины.
Что толку охать и тужить -
Россию нужно заслужить!






И БУДЕТ ВСКОРЕ:

И будет вскоре весенний день,
И мы поедем домой в Россию:
Ты шляпу шелковую надень:
Ты в ней особенно красива:

И будет праздник : большой-большой,
Каких и не было пожалуй,
С тех пор, как создан весь шар земной,
Такой смешной и обветшалый:

И ты прошепчешь: "Мы не во сне?.."
Тебя со смехом ущипну я
И зарыдаю, молясь весне
И землю русскую целуя!






ИЛИ ЭТО ЧУДИТСЯ ?

Или это чудится?
Или это так?
Тихо шепчет: "Сбудется.
К свету этот мрак.
Только не растаскивай
Скопленных лучей".
Чей ты, голос ласковый?
Чьих ты блеск очей?

Возникает гридница.
Смотришь, - ничего.
Слышится, - не видится.
Что за колдовство!
Проплывает утица
На призывный кряк.
Или это чудится?
Или это так?






В ТОТ МАЙ

Был май. На подстриженной Стрелке
Уже продавали фиалки.
Детишки играли в горелки,
И нежились горизонталки.

И шины колясок хрустели,
Прижатый тревожили гравий.
Был май, и на майской пастели
Все было в Островской оправе.

Белесо ночела столица
За Невками и за Невою.
И были обвеяны лица
Сиренью в тот май неживою:

Болотной, чахоточной, белой
Обвеяны были сиренью.
Дышали уста Изабеллой -
Чуть терпкой, чуть тленною ленью:

Была обреченность и гибель
В глазах, островах, в белой жути.
И в каждой-то каменной глыбе
Был сказ о последней минуте.

Угаслыми были горелки
И зяблыми горизонталки
В тот май полумертвый на Стрелке,
Где мертвыми стали фиалки:





ПРЕДГНЕВЬЕ

Москва вчера не понимала,
Но завтра, верь, поймет Москва:
Родиться Русским - слишком мало,
Чтоб русские иметь права:

И, вспомнив душу предков, встанет,
От слова к делу перейдя,
И гнев в народных душах грянет,
Как гром живящего дождя.

И сломит гнет, как гнет ломала
Уже не раз повстанцев рать:
Родиться Русским - слишком мало:
Им надо быть, им надо стать!





РУССКИЕ ВИЛЫ

Когда Бонапарт приближался к Москве
И щедро бесплодные сеял могилы,
Победный в кровавом своем торжестве, -
В овинах дремали забытые вилы.

Когда ж он бежал из сожженной Москвы
И армия мерзла без хлеба, без силы -
В руках русской бабы вдруг ожили вы,
Орудием смерти забытые вилы!

...Век минул. Дракон налетел на Москву,
Сжигая святыни, и, душами хилы,
Пред ним москвичи преклонили главу ...
В овинах дремали забытые вилы!

Но кровью людскою упившись, дракон
Готовится лопнуть: надулись все жилы.
Что ж, русский народ! Враг почти побежден:
- Хватайся за вилы!






ОТЕЧЕСТВА ЛИШЕННЫЙ

Была у тебя страна,
И был у тебя свой дом,
Где ты со своей семьей
Лелеял побеги роз:
Но, родины не ценя,
Свой дом не сумев сберечь
И мало любя семью,
Ты все потерял - был день.
Зачем же теперь видна
Во взоре тоска твоем
И в чужом краю зимой
Ты бродишь и наг и бос?
И ждешь не дождешься дня
Услышать родную речь
И, сев на свою скамью,
Смотреть на сгоревший пень?..
И снова сажать ростки,
И снова стругать бревно,
И свадьбу опять сыграв,
У неба молить детей, -
Чтоб снова в несчастный час,
Упорной страшась борьбы,
Презренным отдать врагам
И розы, и честь, и дом:
Глупец! От твоей тоски
Заморским краям смешно,
И сетовать ты не прав,
Посмешище для людей:
Живи же, у них участь
Царем быть своей судьбы!..
- Стихи посвящаю вам,
Всем вам, воплощенным в "нем"!




Я МЕЧТАЮ...

Я мечтаю о том, чего нет
И чего я, быть может, не знаю...
Я мечтаю, как истый поэт, -
Да, как истый поэт, я мечтаю.

Я мечтаю, что в зареве лет
Ад земной уподобится раю.
Я мечтаю, вселенский поэт, -
Как вселенский поэт, я мечтаю.

Я мечтаю, что Небо от бед
Избавленье даст русскому краю.
Оттого, что я - русский поэт,
Оттого я по-русски мечтаю!






СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА

- Что такое Россия, мамочка?
- Это ... впавшая в сон княжна...
- Мы разбудим ее, любимая?
- Нет, не надо: она - больна...

- Надо ехать за ней ухаживать...
- С нею няня ее... была...
Съели волки старушку бедную...
- А Россия что ж?
- Умерла...

- Как мне больно, моя голубушка!..
Сердце плачет, и в сердце страх...
- О, дитя! Ведь она бессмертная,
И воскреснет она... на днях!






КОЛЫБЕЛЬ КУЛЬТУРЫ НОВОЙ

Вот подождите - Россия воспрянет,
Снова воспрянет и на ноги встанет.
Впредь ее Запад уже не обманет
Цивилизацией дутой своей:

Встанет Россия, да, встанет Россия,
Очи раскроет свои голубые,
Речи начнет говорить огневые, -
Мир преклонится тогда перед ней!

Встанет Россия - все споры рассудит:
Встанет Россия - народности сгрудит:
И уж Запада больше не будет
Брать от негодной культуры росток.

А вдохновенно и религиозно,
Пламенно веря и мысля серьезно,
В недрах своих непреложностью грозной
Станет выращивать новый цветок:

Время настанет - Россия воспрянет,
Правда воспрянет, неправда отстанет,
Мир ей восторженно славу возгрянет, -
Родина Солнца - Восток!






СТИХИ МОСКВЕ

Мой взор мечтанья оросили:
Вновь - там, за башнями Кремля-
Неподражаемой России
Незаменимая земля.

В ней и убогое богато,
Полны значенья пустячки:
Княгиня старая с Арбата
Читает Фета сквозь очки:

И вот, к уютной церквушке
Подъехав в щегольском "купэ",
Кокотка оделяет кружки,
Своя в тоскующей толпе:

И ты, вечерняя прогулка
На тройке вдоль Москва-реки!
Гранитного ли переулка
Радушные особняки:

И там, в одном из них, где стайка
Мечтаний замедляет лет,
Московским солнышком хозяйка
Растапливает "невский лед":

Мечты! Вы - странницы босые,
Идущие через поля, -
Неповергаемой России
Неизменимая земля!






СТРАНИЧКА ДЕТСТВА

В ту пору я жил в новгородских дебрях.
Мне было около десяти.
Я ловил рыбу, учился гребле,
Мечтал Америку посетить.

И часто, плавая в душегубке
И ловко вылавливая тарабар,
Размышлял о каком-нибудь таком поступке,
Который прославила бы труба:

Я писал стихи, читал Майн Рида,
При встречах с девочками краснел,
И одна из сверстниц была мой идол,
Хотя я и не знал, что мне делать с ней:

Дружил с рабочими нашего завода,
Но любил все-таки - больше людей-
В преддверьи своего одиннадцатого года,
Всех наших четырнадцать лошадей!

В катанье на масленице, в день третий,
Когда доставляла тройка меня
В город, в котором учились дети,
По главной улице ее гонял.

И, разгоревшись, дав Тимофею
На чай прикопленных три рубля,
Говорил: "Понимаешь? Чтобы всех быстрее!"
И кучер гиком ее распалял.

Десятки саней оставались сзади,
Саней уважаемых горожан,
И, к общей зависти и досаде,
Мальчишка взрослых опережал!

А кончилось тем, что и сам стал взрослым,
И даже довольно известным стал,
И этого достичь было очень просто,
Потому что истина всегда проста:






ПАСХА В ПЕТЕРБУРГЕ

Гиацинтами пахло в столовой,
Ветчиной, куличом и мадерой,
Пахло вешнею Пасхой Христовой,
Православною русской верой.

Пахло солнцем, оконною краской
И лимоном от женского тела,
Вдохновенно-веселою Пасхой,
Что вокруг колокольно гудела.

И у памятника Николая
Перед самой Большою Морскою,
Где была из торцов мостовая,
Просмоленною пахло доскою.

Из-за вымытых к Празднику стекол,
Из-за рам без песка и без ваты
Город топал, трезвонил и цокал,
Целовался, восторгом объятый.

Было сладко для чрева и духа.
Юность мчалась, цветы приколовши.
А у старцев, хотя было сухо,
Шубы, вата в ушах и галоши:

Поэтичность религии, где ты?
Где поэзии религиозность?
Все "бездельные" песни пропеты,
"Деловая" отныне серьезность:

Пусть нелепо, смешно, глуповато
Было в годы мои молодые,
Но зато было сердце объято
Тем, что свойственно только России!






НОЧЬ НА АЛТАЕ

На горах Алтая,
Под сплошной галдеж,
Собралась, болтая,
Летом молодежь.

Юношество это
Было из Москвы,
И стихи поэта
Им читали Вы.

Им, кто даже имя
Вряд ли знал мое,
Им, кто сплел с другими
Все свое житье:

Ночь на бивуаке.
Ужин из ухи.
И костры во мраке,
И стихи, стихи!

Кедры. Водопады.
Снег. Луна. Цветы.
Словом, все, что надо
Торжеству мечты.

Ново поколенье,
А слова ветхи.
Отчего ж волненье
Вызвали стихи?

Отчего ж читали
Вы им до утра
В зауральской дали
В отблесках костра?

Молодежь просила
Песен без конца:
Лишь для русских - сила
Русского певца!

Я горжусь, читая
Ваше письмецо,
Как в горах Алтая
Выявил лицо:






НАРОДНЫЙ СУД

Я чувствую, близится судное время:
Бездушье мы духом своим победим,
И в сердце России пред странами всеми
Народом народ будет грозно судим.

И спросят избранники - русские люди -
У всех обвиняемых русских людей,
За что умертвили они в самосуде
Цвет яркий культуры отчизны своей.

Зачем православные Бога забыли,
Зачем шли на брата, рубя и разя...
И скажут они: "Мы обмануты были,
Мы верили в то, во что верить нельзя..."

И судьи умолкнут с печалью любовной,
Поверив себя в неизбежный черед,
И спросят: "Но кто же зачинщик виновный?"
И будет ответ: "Виноват весь народ.

Он думал о счастье отчизны любимой,
Он шел на жестокость во имя Любви..."
И судьи воскликнут: "Народ подсудимый!
Ты нам не подсуден: мы - братья твои!

Мы часть твоя, плоть твоя, кровь твоя, грешный
Наивный, стремящийся вечно вперед,
Взыскующий Бога в Европе кромешной,
Счастливый в несчастье, великий народ!"






СЛОВА СОЛНЦА

Много видел я стран и не хуже ее-
Вся земля мною нежно любима.
Но с Россией сравнить?.. С нею - сердце мое,
И она для меня несравнима!

Чья космична душа, тот плохой патриот:
Целый мир для меня одинаков:
Знаю я, чем могуч и чем слаб мой народ,
Знаю смысл незначительных знаков:

Осуждая войну, осуждая погром,
Над народностью каждой насилье,
Я Россию люблю - свой родительский дом-
Даже с грязью со всею и пылью:

Мне немыслима мысль, что над мертвою - тьма:
Верю, верю в ее воскресенье
Всею силой души, всем воскрыльем ума,
Всем огнем своего вдохновенья!

Знайте, верьте: он близок, наш праздничный день,
И не так он уже за горами-
Огласится простор нам родных деревень
Православными колоколами!

И раскается темный, но вещий народ
В прегрешеньях своих перед Богом.
Остановится прежде, чем в церковь войдет,
Нерешительно перед порогом:

И, в восторге метнув в воздух луч, как копье
Золотое, слова всеблагие
Скажет солнце с небес: "В воскресенье свое
Всех виновных прощает Россия!"






БЫВАЮТ ДНИ

Бывают дни: я ненавижу
Свою отчизну-мать свою.
Бывают дни: ее нет ближе,
Всем существом ее пою.

Все, все в ней противоречиво,
Двулико, двоедушно в ней,
И, дева, верящая в диво
Надземное, - всего земней:

Как снег-миндаль. Миндальны зимы.
Гармошка - и колокола.
Дни дымчаты. Прозрачны дымы.
И вороны - и сокола.

Слом Иверской часовни. Китеж.
И ругань-мать, и ласка-мать:
А вы-то тщитесь, вы хотите
Ширококрайнюю объять!

Я - русский сам, и что я знаю?
Я падаю. Я в небо рвусь.
Я сам себя не понимаю,
А сам я - вылитая Русь!

Ночь под 30-й год



МОЯ РОССИЯ

И вязнут спицы расписные
В расхлябанные колеи:
Ал. Блок

Моя безбожная Россия,
Священная моя страна!
Ее равнины снеговые,
Ее цыгане кочевые, -
Ах, им ли радость не дана?
Ее порывы огневые,
Ее мечты передовые,
Ее писатели живые,
Постигшие ее до дна!
Ее разбойники святые,
Ее полеты голубые
И наше солнце и луна!
И эти земли неземные,
И эти бунты удалые,
И вся их, вся их глубина!
И соловьи ее ночные,
И ночи пламно-ледяные,
И браги древние хмельные,
И кубки, полные вина!
И тройки бешено-степные,
И эти спицы расписные,
И эти сбруи золотые,
И крыльчатые пристяжные,
Их шей лебяжья крутизна!
И наши бабы избяные,
И сарафаны их цветные,
И голоса девиц грудные,
Такие русские, родные
И молодые, как весна,
И разливные, как волна,
И песни, песни разрывные,
Какими наша грудь полна,
И вся она, и вся она-
Моя ползучая Россия,
Крылатая моя страна!






БЕССМЕРТНЫМ



БЕССМЕРТНЫМ

Любовь! Россия! Солнце! Пушкин! -
Могущественные слова!..
И не от них ли на опушке
Нам распускается листва?

И молодеет не от них ли
Стареющая молодежь?
И не при них ли в душах стихли
Зло, низость, ненависть и ложь?

Да, светозарны и лазорны,
Как ты, весенняя листва,
Слова, чьи звуки чудотворны,
Величественные слова!

При звуках тех теряет даже
Свой смертоносный смысл, в дали
Веков дрожащая в предаже
Посредственная Nathalie:

При них, как перед вешним лесом,
Оправдываешь, не кляня,
И богохульный флерт с д`Антесом -
Змей Олегова коня:






БАЛЬМОНТУ

Мы обокрадены своей эпохой,
Искусство променявшей на фокстрот.
Но как бы ни было нам плохо,
В нас то, чего другим не достает.

Талантов наших время не украло.
Не смело. Не сумело. Не смогло.
Мы - голоса надземного хорала.
Нам радостно. Нам гордо. Нам светло.

С презреньем благодушным на двуногих
Взираем, справедливо свысока,
Довольствуясь сочувствием немногих,
Кто золото отсеял от песка.

Поэт и брат! Мы двое многих стоим
И вправе каждому сказать в лицо:
Во всей стране нас только двое-трое,
Последних Божьей милостью певцов!






НЕЗРЯЧЕЙ

Любовь явила зренье Иоланте,
Когда судьбой ей послан был Бертран.
...Я размышляю об одном таланте,
Незрячем в безлюбовии пера...

Его-то кто же вызрит? Что за рыцарь?
Не поздно ли на старости-то лет?
О, злая и сварливая царица,
Яд у тебя на письменном столе!

Взамен чернил ты пишешь им и жалишь
Всех и подчас - подумай - и меня...
Но ты сама почти уже в опале, -
О, пусть тебя все рифмы сохранят.

Остерегись, прославленная! Рано
Иль поздно ты познаешь суд судьбы.
Моли у неба своего Бертрана:
Еще прозреть есть время, может быть!..





ЛИДИИ ЛИПКОВСКОЙ

Вы так жалеете, что том моих стихов
Забыт в Америке перед отъездом Вами.
Греха подобного не наказать словами,
И я даю Вам.. отпущение грехов!

Вы говорите, что среди сонетных строф
Вы не нашли Вам посвященных мной. Как даме,
Я Вам, польщенный, отвечаю: Вас стихами
Я пел четырежды, и впредь всегда готов...

Сирень весны моей! Вот я на Вас гляжу,
Переносясь мечтой к совсем иному мигу,
Когда я молод был и мир готовил к сдвигу,

И Вы, мой соловей, мне пели на межу.
И пусть Вы за морем мою забыли книгу,
Я голос Ваш всегда в душе своей вожу.

Варшава , 17 сент. 1924




ДЕВЯТОЕ ОКТЯБРЯ


ДЕВЯТОЕ ОКТЯБРЯ

Девятого октября
Оранжевая заря
Свела нас у струй реки.
Молила рука руки.

Девятого октября
Пришел я к реке, горя
Любовью к тебе большой,
Постигнув тебя душой.

Девятого октября
Ты встретилась мне, даря
Святое свое святых
И свой непорочный стих.

С тех пор я - ничей, стал - твой,
И ты над моей листвой -
Оранжевая заря
С девятого октября.

Юрьев, 1923



ДОРОЖЕ ВСЕХ...

Моя жена всех женщин мне дороже
Величественною своей душой.
Всю мощь, всю власть изведать ей дай Боже
Моей любви воистину большой!

Дороже всех - и чувства вновь крылаты,
И на устах опять счастливый смех...
Дороже всех: дороже первой Златы!
Моя жена душе дороже всех!

Моя жена мудрей всех философий, -
Завидная ей участь суждена,
И облегчить мне муки на Голгофе
Придет в тоске одна моя жена!

Toila-Uljaste. 1923




ЕЕ ПИТОМЦЫ

Она кормила зимних птичек,
Бросая крошки из окна.
От их веселых перекличек
Смеялась радостно она.

Когда ж она бежала в школу,
Питомцы, слыша снега хруст,
Ватагой шумной и веселой
Неслись за ней с куста на куст!

Озеро Uljaste. 1923




"МОРЯНА"

Есть женщина на берегу залива.
Ее душа открыта для стиха.
Она ко всем знакомым справедлива
И оттого со многими суха.

В ее глазах свинцовость штормовая
И аметистовый закатный штиль.
Она глядит, глазами омывая
Порок в тебе, - и ты пред ней ковыль...

Разочарованная в человеке,
Полна очарованием волной...
Целую иронические веки
Печально осиянные луной.

И твердо знаю вместе с нею : грубы
И нежные , и грубые нежны.
Ее сомнамбулические губы
Мне дрогнули об этом в час луны...

Озеро Uljaste. 1924




ФИОЛЕТОВОЕ ОЗЕРКО

Далеко, далеко, далеко
Есть сиреневое озерко
Где на суше и даже в воде -
Ах везде! ах, везде! ах везде! -
Льют цветы благодатную лень,
И названье цветам тем - Сирень.

В фиолетовом том озерке -
Вдалеке! вдалеке! вдалеке! -
Много нимф, нереид, и сирен,
И русалок, поющих рефрен
Про сиренево-белую кровь,
И названье тем песням - Любовь.

В той дали, в той дали, в той дали , -
Где вы быть никогда не могли, -
На сиреневом том озерке, -
От земли и небес вдалеке, -
Проживает бесполая та -
Ах, не истинная ли мечта? -

Кто для страсти бесстрастна, как лед...
И полет, мой полет, мой полет -
К неизведанному уголку,
К фиолетовому озерку,
В ту страну, где сирени сплелись,
И названье стране той - Фелисс!








ЗАКАТЫ ОДИНОЧЕСТВА

Если с нею - как храм природа.
Без любимой - она тюрьма.
Я за марку улов свой отдал:
Без обеда - не без письма.

Я пишу ей, что трижды встретил
Без нее - и я жив? - закат,
Что не надо рождаться детям,
Если ждет их, как нас, тоска.

Что для счастья больной и белой,
И единственной, как земля,
Я не знаю, чего не сделал,
Но я знаю, что сделал я!




И ТОГДА -

В альбом Б.В.Правдину

Я грущу по лесному уюту,
Взятый городом в плен на два дня.
Что ты делаешь в эту минуту
Там у моря теперь без меня?

В неоглядное вышла ли поле
В золотистых сентябрьских тонах?
И тогда - сколько радости воли
В ненаглядных любимых глазах!

Или, может быть, легкой походкой
Ты проходишь по пляжу сейчас?
И тогда - море с дальнею лодкой
В зеркалах обожаемых глаз...

Или в парк по любимой тропинке
Мчишься с грацией дикой козы?
И тогда - ветрятся паутинки
Женской - демонстративной - косы...

Не раскрыт ли тобою Шпильгаген?
Книга! - вот где призванье твое!
И тогда - моя ревность к бумаге:
Ты руками коснулась ее...

Неизвестность таит в себе смуту...
Знаю только - и это не ложь! -
Что вот в самую эту минуту
Ты такой же вопрос задаешь...

Юрьев.17 сент. 1926




ЗЕЛЕНОЕ ОЧАРОВАНЬЕ

Распустилась зеленая и золотая,
Напоенная солнечным соком листва.
Грез весенних вспорхнула лукавая стая,
И опять - одряхлевшие юны слова.

Снова - необъяснимо и непостижимо,
Обнадеженно, опыту наперекор -
Все разлюбленное стало нежно-любимо,
Очаровывая разуверенный взор.

И недаром ты в парке вчера щебетала
О давно не затрачиваемой любви:
Ведь на то и весна, чтобы все, что устало,
Зазвучало как тихие губы твои...








В СНЕГАХ

Глубокий снег лежит у нас в горах.
Река в долине бег остановила.
Вся белая, слилась со снегом вилла.
И мы одни идем в своих снегах.
В устах медлительное: "Разлюбила":
"Всегда люблю!" - поспешное в глазах.

Ну да, всегда: Я знаю, снег растает,
Под звон литавр взломает лед река.
В ней снова отразятся облака,
И в рощах жемчуг трелей заблистает.
Ну, да - всегда! Об этом сердце знает!
Иначе снег лежал бы здесь - века!






СЕРЕБРЯНАЯ СОНАТА

Я стою у окна в серебреющее повечерье
И смотрю из него на использованные поля,
Где солома от убранной ржи ощетинила перья,
И насторожилась заморозками пустая земля.

Ничего! - ни от вас, лепестки белых яблонек детства,
Ни от вас, кружевные гондолы утонченных чувств:
Я растратил свой дар - мне врученное Богом наследство -
Обнищал, приутих и душою расхищенной пуст:

И весь вечер - без слов, без надежд, без мечты, без желаний,
Машинально смотря, как выходит из моря луна,
И блуждает мой друг по октябрьской мерзлой поляне,
Тщетно силясь в тоске мне помочь, - я стою у окна.

1925






НЕ БОЛЕЕ ЧЕМ СОН

Мне удивительный вчера приснился сон:
Я ехал с девушкой, стихи читавшей Блока.
Лошадка тихо шла. Шуршало колесо.
И слезы капали. И вился русый локон.

И больше ничего мой сон не содержал:
Но, потрясенный им, взволнованный глубоко,
Весь день я думаю, встревоженно дрожа,
О странной девушке, не позабывшей Блока:





ПОЮЩИЕ ГЛАЗА

Над калиткой арка из рябины.
Барбарис разросся по бокам.
За оградой домик голубиный.
Дым из труб, подобный облакам.

Домик весь из комнаты и кухни.
Чистота, опрятность и уют.
Подойди к окну и тихо стукни:
За стеклом два глаза запоют.

Женщина с певучими глазами
Спросит, кто любимый твой поэт,
И, с улыбкой прислонившись к раме,
Терпеливо будет ждать ответ.

Назови какое хочешь имя:
Будь то Надсон или Малларме,
В дом, где облака таятся в дыме,
Будешь вхож, назвать себя сумев.

Если же ты скажешь: "Что мне в этом!
Знать стихов я вовсе не хочу", -
Женщина, рожденная поэтом,
Вдруг погасит взоры, как свечу.

И хотя бы кудри поседели
Пред стеклом, скрывающим уют,
О твоем тебя не спросят деле
Те глаза, которые поют:





НА ЗАКАТЕ

:отдыхала глазами на густевшем закате:
Н. Лесков

Отдыхала глазами на густевшем закате,
Опустив на колени том глубинных листков,
Вопрошая в раздумьи, есть ли кто деликатней,
Чем любовным вниманьем воскрешенный Лесков?

Это он восхищался деликатностью нищих,
Независимый, гневный, надпартийный, прямой.
Потому-то любое разукрасят жилище
Эти книги премудрости вечной самой.

А какие в них ритмы! А какая в них залежь
Слов ядреных и точных русского языка!
Никаким модернистом ты Лескова не свалишь
И к нему не посмеешь подойти свысока.

Достоевскому равный, он - прозеванный гений.
Очарованный странник катакомб языка!
Так она размышляла, опустив на колени
Воскрешенную книгу, созерцая закат.





СОЛНЕЧНЫЙ ЛУЧ

В твою мечтальню солнце впрыгнуло
С энергиею огневой,
И, разогревшись, кошка выгнула
Полоски шубки меховой.

И расплескался луч в хрусталиках
Цветочной вазы от Фраже,
С улыбкой на диванных валиках
Заметив томики Бурже:

Луч попытается камелии
Понюхать, в тщетном рвеньи рьян.
Разглядывая рукоделие,
Тебе укажет на изъян.

Потом (пойми, ведь солнце молодо
И пустовато, как серсо!)
Чуть-чуть придать захочет золота
Недопитому кюрасо:

О, солнце марта любознательно,
В нем шутка и предвешний хмель!
Смотри, сосет оно признательно
Развернутую карамель:

И все стремится в сердце девичье
Бесцеремонно заглянуть:
Вместилась в грудь строфа ль Мицкевича,
Строфа ль Мюссе вместилась в грудь?

И, напроказничав в мечталенке,
Взглянув кокетливо в трюмо,
Запрячется в конвертик маленький,
В котором ты пошлешь письмо:




УЗОР ПО КАНВЕ

По отвесному берегу моря маленькой Эстии,
Вдоль рябины, нагроздившей горьковатый коралл,
Где поющие девушки нежно взор заневестили,
Чья душа целомудренней, чем березья кора,

По аллее, раскинутой над черной смородиной,
Чем подгорье окустено вплоть до самой воды,
Мы проходим дорогою, что не раз нами пройдена,
И все ищем висячие кружевные сады:

И все строим воздушные невозможные замки
И за синими птицами неустанно бежим,
Между тем как по близости - ласточки те же самые,
Что и прошлый раз реяли, пеночки и стрижи.

Нет, на птицу, на синюю, не похожа ты, ласточка,
На палаццо надземное не похожа изба.
Дай рябины мне кисточку, ненаглядная Эсточка,
Ту, что ветер проказливо и шутя колебал:

1923 Toila-Valaste



ОТЛИЧНОЙ ОТ ДРУГИХ

Ты совсем не похожа на женщин других:
У тебя в меру длинные платья,
У тебя выразительный, сдержанный стих
И выскальзыванье из объятья.

Ты не красишь лица, не сгущаешь бровей
И волос не стрижешь в жертву моде.
Для тебя есть Смирнов, но и есть соловей,
Кто его заменяет в природе.

Ты способна и в сахаре выискать "соль",
Фразу - в только намекнутом слове:
Ты в Ахматовой ценишь бессменную боль,
Стилистический шарм в Гумилеве.

Для тебя, для гурманки стиха, острота
Сологубовского триолета,
И, что Блока не поцеловала в уста,
Ты шестое печалишься лето.

А в глазах оздоравливающих твоих -
Ветер с моря и поле ржаное.
Ты совсем не похожа на женщин других,
Почему мне и стала женою.




ЛЮБОВЬ КОРОННАЯ

Посв.Ф.М.Л.

Она, никем не заменимая,
Она, никем не превзойденная,
Так неразлюбчиво-любимая,
Так неразборчиво влюбленная,

Она вся свежесть призаливная,
Она, моряна с далей севера,
Как диво истинное, дивная,
Меня избрав, в меня поверила.

И обязала необязанно
Своею верою восторженной,
Чтоб все душой ей было сказано,
Отторгнувшею и отторженной.

И оттого лишь к ней коронная
Во мне любовь неопалимая,
К ней, кто никем не превзойденная,
К ней, кто никем не заменимая!






ТВОЯ ДОРОЖКА

Свежей душистого горошка,
И значит - свежести свежей,
Немножко больше, чем немножко,
Ты захотела стать моей...

И к свежим я влекусь озерам
В незаменимости лесной,
Твоим сопровождаем взором,
Сопутствуем твоей весной.

Он сник, услад столичных демон,
Боль причинивший не одну...
Я платье свежее надену!
Я свежим воздухом вздохну!

Я - твой! Веди меня! Дорожка,
Мне выисканная тобой, -
Свежей душистого горошка:
Свежее свежести самой!






ВЕДЬ ТОЛЬКО ТЫ ОДНА !

Ни одного цветка, ни одного листка.
Закостенел мой сад. В моем саду тоска.

Взад и вперед хожу, по сторонам гляжу.
О чем подумаю, тебе сейчас скажу.

Ведь только ты одна всегда, всегда нежна,
В печальной осени душе всегда нужна.

И только стоит мне взглянуть в глаза твои -
Опять весна пришла и трелят соловьи.

И на устах моих затеплен юный стих
От прикасания живящих уст твоих.

И пусть в саду пустом ни одного цветка,
И пусть в бокале нет ни одного глотка,


И пусть в столе моем нет ни одной строки, -
Жду мановения твоей благой руки!






ЛЮБОВНИЦА

1

"Любовница" пошло звучит, вульгарно,
Как все позахватанное толпой,
Прочти ли сам Пушкин свой стих янтарный,
Сама ли Патти тебе пропой.

Любовница - плоть и кровь романа,
Живая вода мировых поэм.
Вообразить себе Мопассана
Без этого слова нельзя совсем...

"Любовница" - дивное русское слово,
И как бы ты смел на него напасть,
Когда оно - жизни твоей основа
И в нем сочетались любовь и страсть?!

2

В этом слове есть что-то неверное.
Драматическое что-то есть,
Что-то трогательное и нервное,
Есть оправдываемая месть.

В этом слове есть томик шагреневый,
На бумаге веленевой станс.
В этом слове есть тайна Тургенева
И сиреневый вешний романс.

Благодарно до гроба запомнится
Озаряющее бытие
Грустно-нежное слово "любовница",
Обласкавшее сердце твое.

3

Если же слово это
Может быть применимо
К собственной - не другого
И не к чужой - жене,
Счастье тебе готово,
Равное власти Рима
В эру его расцвета,
Можешь поверить мне!






СТИХИ ОКТЯБРЬСКОГО ЗАКАТА

Ты чутко читала Сергея Волконского
На синей тахте у стены голубой.
Я только что кончил работу с эстонского,
И мы говорили о книге с тобой.

- Ведь это не часто, чтоб книга претолстая
Была целиком и умна, и тонка, -
Сказала так славно, и хлынули волосы
Каштановым ливнем на край дневника.

Луч солнца упал на склоненную талию,
На женственный шелк старомодных волос,
И нас, северян, потянуло в Италию,
И южное в северном солнце зажглось!

Ты вспомнила строфы священные Блоковы,
Шепнула: " И нашим бы музам на юг..."
А луч западающий двигался около,
Как будто обрадовался: "узнаю!"





КАК ХОРОШО...

Как хорошо, что вспыхнут снова эти
Цветы в полях под небом голубым!
Как хорошо, что ты живешь на свете
И красишь мир присутствием своим!

Как хорошо, что в общем вешнем шуме
Милей всего твой голос голубой,
Что, умирая, я еще не умер
И перед смертью встретился с тобой!

1928




НА КОЛОКОЛА


НА КОЛОКОЛА

Ко всенощной зовут колокола,
Когда в путь вышедшие на рассвете,
Мы различаем в далях монастырь.

Окончен лес и пыльная бела
В полях дорога к церкви, где на третьей
Версте гора, вокруг которой ширь.

Там, за полями на горе собор
В лучах печалящегося заката,
И не печальные ли купола?

Нам, проозеренный оставив бор,
Где встретилась с утра одна лишь хата,
Идти на нежные колокола.

У башенки зубчатого кремля,
Воздвигнутой над позаросшим скатом,
Свернув с пути, через калитку мы

Вступаем в монастырь. Его земля
Озарена печалящим закатом,
И в воздухе сгущенье белой тьмы.

Монашенки бесшумны и черны.
Прозрачны взоры. Восковые лики.
Куда земные дели вы сердца?

Обету - в скорби данному - верны,
Как вы в крови своей смирили клики?
Куда соблазн убрали вы с лица?

Иль, может быть, покойницы на вид,
Иных живых вы, девушки, живее,
И молодость повсюду молода?

И в ночь, когда сирень зашевелит
Свой аромат и вас весной овеет,
Не ищете ли повод для стыда?





МОЛИТВА

Достоевскому

Благочестивого монастыря
Гостеприимство радостно вкушая,
Я говорю: жизнь прожита большая,
Неповторяемая на земле!
Все находимое порастерял.
И вот, слезами взоры орошая,
Я говорю: жизнь прожита большая...
Проговорил и сердцем обомлел:

Большая жизнь, но сколького не знал!
Мелькают страны, возникают лица
Тех, о которых некому молиться,
Кто без молитвы жил и постарел...
Чем дольше жизнь, тем явственней сигнал...
С кем из безвестных суждено мне слиться?
О всех, о ком здесь некому молиться,
Я помолюсь теперь в монастыре...

Ночь под 1927 г.



ЗЕМНОЕ НЕБО

Как царство средь царства стоит монастырь.
Мирские соблазны вдали за оградой.
Но как же в ограде - сирени кусты,
Что дышат по веснам мирскою отрадой?

И как же от взоров не скрыли небес, -
Надземных и, значит, земнее земного, -
В которые стоит всмотреться тебе,
И все человеческим выглядит снова!



НА МОНАСТЫРСКОМ ЗАКАТЕ

Если закат в позолоте,
Душно в святом терему.
Где умерщвленье для плоти
В плоти своей же возьму?

Дух воскрыляю свой в небо:
Слабые тщетны мольбы:
Все, кто вкусили от хлеба,
Плоти навеки рабы.

Эти цветы, эти птицы,
Запахи, неба кайма,
Что теплотой золотится,
Попросту сводят с ума:

Мы и в трудах своих праздны, -
Смилуйся и пожалей!
Сам Ты рассыпал соблазны
В дивной природе своей:

Где ж умерщвленье для плоти
В духе несильном найду?
Если закат в позолоте -
Невыносимо в саду:

1927




ЧЕРНЫЕ, НО БЕЛЫЕ

Белоликие монахини в покрывалах скорбно-черных
Что в телах таите, девушки, духу сильному покорных?

И когда порханье запахов в разметавшемся жасмине,
Не теряете ли истины в ограждающем Амине?

Девушки богоугодные, да святятся ваши жертвы?
Вы мечтательны воистину, вы воистину усердны!

Но ведь плотью вы оплотены, и накровлены вы кровью, -
Как же совладать вы можете и со страстью и с любовью?

Соловьи поют разливные о земном - не о небесном,
И о чувстве ночи белые шепчут грешном и прелестном...

И холодная черемуха так тепло благоухает,
И луна, луна небесная, по-земному так сияет...

Как же там, где даже женщины, даже женщины - вновь девы,
Безнаказанно вдыхаете ароматы и напевы?

Не живые ль вы покойницы? Иль воистину святые? -
Черные, благочестивые, белые и молодые!





ВСЕ ОНИ ГОВОРЯТ ОБ ОДНОМ

С.В. Рахманинову

Соловьи монастырского сада,
Как и все на земле соловьи,
Говорят, что одна есть отрада
И что эта отрада - в любви:
И цветы монастырского луга
С лаской, свойственной только цветам,
Говорят, что одна есть заслуга:
Прикоснуться к любимым устам:

Монастырского леса озера,
Переполненные голубым,
Говорят, нет лазурнее взора,
Как у тех, кто влюблен и любим:

1927

Last-modified: Thu, 26 Jul 2001 07:42:49 GMT
Оцените этот текст: