Макс Бременер. "Тебе посвящается..." повесть и рассказы Издательство "ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА" Москва 1970 Оформление О. КОРОВИНА НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОБ ЭТОЙ КНИГЕ С автором этой книги я познакомился давно, когда он был еще студентом Литературного института имени Горького и только начинал печататься в "Пионере". Это был скромный, застенчивый, деликатный, твердый, резкий и язвительный юноша. На первый взгляд может показаться, что эти черты едва ли совместимы в одном характере, но если вглядеться внимательнее, то окажется, что они не только уживаются, а порой даже естественно сочетаются друг с другом. Я пишу об этом потому, что и у героев Макса Бременера - мальчишек, подростков, юношей - характеры сложные, подчас противоречивые, и этим прежде всего, на мой взгляд, интересны произведения, которые вы прочтете. Вам будет не просто и не легко определить свое отношение к таким героям, как Юра и Вовка (рассказ "Чур, не игра!") или Рома и Афанасий ("Сочинение на вольную тему"), их не разделишь с самого начала на "положительных" и "отрицательных", они то располагают к себе, то отталкивают, потому что в разных положениях ведут себя по-разному, как это случается и в жизни. Вместе с тем автор всякий раз приводит нас к ясному пониманию главного в характерах своих героев. В рассказах, которые вы прочтете, я вижу много достоинств, и все-таки самой интересной вещью в этой книге мне кажется повесть. Может быть, дело тут просто в том, что с героями повести, если они полюбились, дольше не расстаешься? (А рассказ, едва к герою привяжешься, глядишь - уже кончился!) В детстве это было для меня очень важным преимуществом повести перед рассказом. Но нет, дело все-таки в другом. Повесть, написанная более десяти лет назад, воскрешает волнующую пору в жизни нашей школы во множестве важных и точных подробностей. Некоторые писатели знают словечки, которые сегодня в ходу у ребят, и щедро уснащают ими речь героев. "Железно", "законно", "нормально", - говорят у них школьники на каждом шагу, и им кажется, что этого довольно, что читатели узнают на страницах их книг самих себя. На страницах повести М. Бременера школьный жаргон не бросается в глаза. Мы узнаем старшеклассников - юношей и девушек - не только и не столько по обиходный словечкам, сколько по тону, манере, строю их речи, по тому, о чем и как они думают, - по многому такому в их характерах, их отношении к жизни, чего они сами за собой не замечают и не заметили бы, не будь на свете художественной литературы. Автор открывает нам скрытый смысл поступков героев, смысл, скрытый поначалу не только для тех, кто смотрит на героев со стороны, но порой и для них самих. Как для каждого истинного писателя, для М. Бременера изображение жизни его героев - это одновременно и осмысление их жизни. Никогда не следует разбирать характеры героев раньше, чем вы успели с ними познакомиться. По этой причине я не стану здесь говорить о том, какие черты в характерах героев повести М. Бременера кажутся мне самыми главными. Скажу лишь, что о таких, как эти ребята, М. Бременер написал одним из первых. И здесь мне хочется добавить еще несколько слов о том, что такое - открыть характер. Настоящий характер в литературном произведении - не сумма каких-то черт (положительных или отрицательных, или тех и других), которые автор решил соединить в своем герое. Ведь иной раз мы остаемся равнодушными к герою, хотя автор наградил его целой кучей добродетелей. И точно так же какого-нибудь закоренелого негодяя мы, случается, никак не можем возненавидеть, чувствуя, что он от начала до конца выдуман автором "из головы". Нет, характер нельзя придумать, сконструировать, его можно только открыть: открыть сначала для себя в жизни, а потом открыть его для читателя в своем художественном произведении. К этому и стремится М. Бременер. Он ставит своих героев в такие обстоятельства, в которых самые важные, типичные черты их проявляются наиболее ярко, наиболее полно. И вместе с тем обстоятельства эти не только помогают раскрыться героям: они еще и характеризуют наше время, нашу жизнь, потому что порождены ими. Веселые страницы соседствуют в книге с серьезными, а иногда и печальными. Не раз, когда вы будете от души смеяться, автор прервет вас, как бы говоря: "Чур, не игра!" - и речь дальше пойдет о серьезном, непростом, не об игре - о жизни. Убежден, что вы с интересом будете следить за судьбами героев и верно поймете, кто из них достоин вашей дружбы. Ю. Сотник ПЕРЕДАЧА ВЕДЕТСЯ ИЗ КЛАССА Будущее не придет само, если не примем мер. За жабры его, - комсомол! За хвост его, - пионер! В. Маяковский ГЛАВА ПЕРВАЯ Было 1 сентября. Валерий Саблин шел в школу, которая еще весной была женской, и волновался. В этой школе он в прошлом году был раза два на вечерах. Тогда Валерий при входе предъявлял пригласительный билет и в течение вечера все нащупывал его в кармане - ему казалось, что дежурные смотрят на него, как контролеры в троллейбусе на притаившегося "зайца". А теперь это была его школа, но все-таки он шел, точно в гости, повторяя про себя: "Интересно, что будет... Интересно..." И, переступив порог 9-го "А", проглотил привычное: "Здорово, вы!" - и сказал стесненно, себе под нос: - Здравствуйте... Первая неделя учения вместе с девочками разочаровала его. Мальчики в 9-м "А" занимали один ряд, девочки - два. Не было ни одной парты, на которой бы мальчик и девочка сидели рядом. Мальчики сидели в ряду, первом от дверей. Может быть, поэтому кто-то из них пошутил: "Мы сбоку припека!" Потом, когда и старостой класса, и редактором классной газеты выбрали девочек, мальчикам стало немного досадно, хотя никто из них вовсе и не метил на эти посты. Но было неприятно, что девочки верховодят, даже и глазом не поводя в их сторону. Как-то на перемене Валерий и несколько его одноклассников стояли во дворе у ворот. Они украдкой курили и уныло поругивали девочек. К ним подошел Игорь Гайдуков, с которым Валерий в прошлом году сидел на одной парте. Теперь Игорь учился в параллельном классе. - Валер, - сказал он, - это правду про вас говорят или врут от безделья? - Насчет чего? - спросил Валерий. - Насчет того, что вы с девчатами врозь сидите, - ответил Гайдуков, и рослые парни за его спиной захихикали и придвинулись ближе. - А вы разве не врозь? - поинтересовался Валерий. - Мы?.. Спросил тоже! Мы себя не роняем. - А у нас не клеится как-то, с первого дня ни то ни се, - отозвался безразличным тоном Валерий. - Не приглянулись... - Черт, - сказал Игорь Гайдуков, - до чего же вы тихие хлопчики! Слушайте меня и маху не дадите. Инициатива, дети, - продолжал он наставительным тоном, - должна исходить от мужчины. Девочки нос воротят? Что делать? Слушайте! После большой перемены каждый мальчик занимает место рядом с девочкой, которая ему по душе. Портфель и учебные пособия перенесете на выбранные места без шума. На места, что от вас освободятся, переправите в полном порядке девчачий инвентарь. С началом урока начнете новую жизнь на новых местах!.. - Здорово! - загорелись все. И только один девятиклассник, Алеша Шустиков, кисло возразил: - Почему, вообще говоря, ребятам это брать на себя? - А почему, - спросил Игорь Гайдуков, - женщины бывают министрами, послами, профессорами, а в шахматишки нашему брату проигрывают? Потому что в этом деле главное - инициатива, а ее-то у нас больше! - И, обращаясь уже к одному Шустикову, весело посоветовал: - Проигрываешь в уме - выигрывай в инициативе! - Верно! - зашумели ребята, развеселясь, и теперь заговорили уже все вместе, отмахиваясь от Шустикова, который раза три повторял: "Я вовсе не считаю...", но дальше продолжать не мог: никто его не слушал. К тому же раздался второй звонок, и все метнулись было к дверям школы, но Гайдуков поднял руку, точно оратор. - Дети, - заключил он, - момент ответственный, трудности неизбежны... Портфели перекладывайте в темпе, без суеты! После большой перемены мальчики действительно заняли новые места, но пробыли на них недолго. Девочки кричали, норовили выкинуть из парт имущество "переселенцев", грозили завучем, директором, комитетом - словом, заговорили наконец с мальчиками. Приход учительницы не угомонил их, и Ксения Николаевна не сразу поняла, что же такое стряслось. Поняв, она спросила спокойно: - Ну, не совестно ли? - Это относилось к "переселенцам", поднявшим шум. В таких случаях мальчикам остается либо молчать, либо безнадежно и упрямо, грубым голосом повторять: "А что я сделал? А что я сделал?" Сейчас они не спорили. Всем ясно было: номер не прошел. Когда все водворились на старые места, а шум почти уже стих, в класс вошел директор. - Что здесь происходит? - осведомился он. Ксения Николаевна коротко ему объяснила. - Вот такое происшествие, - заключила она с улыбкой. Увидя ее улыбку, директор плотнее сомкнул губы. Затем Андрей Александрович сказал: - Подобного самовольства, подобного самочинства не случалось за многие годы существования нашей школы. Он произнес это отчетливо и неторопливо, словно первую фразу диктанта, которую спустя полминуты прочтет опять. Но он ничего не стал повторять, а взглянул вдруг на вторую парту. Здесь рядом с черноглазой, густобровой, смугловатой девочкой сидел Валерий, единственный из мальчиков, еще остававшийся на новом месте. Соседка не смотрела на него, но и не гнала. - Тут еще что такое? - спросил Андрей Александрович строго. Девочка привстала и сказала спокойно, даже равнодушно: - Андрей Александрович, Саблин мне не мешает. Валерий удивленно и признательно взглянул на соседку: "Не ожидал!.." А директор больше не интересовался ими. Он только еще раз напомнил классу, что восемьсот первая школа служит примером "всем учебным заведениям в округе"; сказал, что ученики 9-го "А" должны гордиться своей школой, и ушел, ступая осторожно и тяжело, без звука притворив за собой дверь. Ребята вздохнули облегченно. Ксения Николаевна опустилась на стул. - Потеряли треть полезного времени, - проговорила она. - Ну, займемся все-таки русской литературой девятнадцатого века. Ксения Николаевна принялась рассказывать о Гончарове. "Гончаров писал очень толстые книги, - мелькнуло в голове у Валерия. - Кажется, он написал всего три книги, но зато уж толстенные..." И хотя очень скоро Валерий уже знал, что Ксения Николаевна рассказывает увлекательно, - тишина была полная, внимание общее и слитное, - но сам почему-то не мог сосредоточиться. Он все всматривался в профиль соседки и думал сбивчиво: "Почему самочинство?.. Ерунда! Ладно, пускай. Ничего... Ничего страшного". Насчет "самовольства и самочинства" ребят из 9-го "А" речь заходила еще не раз. На другой день ребят - комсомольцев девятых классов - попросили после уроков зайти к секретарю комитета комсомола школы Лиде Терехиной. Очень высокая, с чинными манерами, Терехина была та самая девочка, на место которой Валерий накануне пересел. В классе Валерий заметил, что она очень смешлива. Но сейчас Лида показалась ему серьезной. Каждому из ребят, входивших в пионерскую комнату, она, встав, протягивала прохладную руку и говорила вежливо: - Здравствуйте. Пожалуйста, садитесь. Стульев хватает? Стульев было достаточно. Когда собрались мальчики-комсомольцы и девочки, члены комсомольского комитета школы, избранного в прошлом году, Лида Терехина вышла из-за своего стола. Она собиралась сказать, что хочет познакомиться с новыми членами комсомольской организации еще до предстоящего собрания, но вдруг задумалась, сдвинула брови. Лида привыкла свои выступления начинать словами: "Девочки! Мы..." И сейчас она чуть не оговорилась; хорошо, что спохватилась в последнюю секунду, - уж мальчишки посмеялись бы над ней! "Как обращаться? "Мальчики и девочки"? Смешновато!" Ей даже вспомнились такие стихи: Мальчики и девочки Сидят на скамеечке Против карусели,- Ах, что за веселье!.. Лида чуть не фыркнула. Откуда эти стишки?.. Да из "Приключений Буратино"! - Товарищи! - начала Лида Терехина сухо, потому что дальше молчать было нельзя. - Давайте познакомимся... Ну, побеседуем просто. По душам, как говорится, - закончила она, глядя себе под ноги. Но оттого ли, что Лида в смущении не сказала, о чем предстоит побеседовать, или оттого, что открывать душу так вот вдруг, ни с того ни с сего, никому неохота, - как бы то ни было, разговора пока не получалось. Тогда Лида придвинула к себе стопку исписанных листков бумаги и, просмотрев верхний, начала: - Давайте подумаем, кто мог бы в будущем войти в наш актив. Вот, например, - она легонько дотронулась до верхнего листочка в стопе, - вы, Ляпунов. Избирали вас в прежней школе в комсомольские органы? - Нет, - ответил Ляпунов, и по комнате пробежал смешок. - Потише, товарищи! - сказала Терехина и продолжала решительно: - Ничего не значит, что не избирали пока Ляпунова в комитет! Раньше не избирали, а сейчас могут его девочки... то есть товарищи... избрать - ничего нет смешного! Раньше не приходилось руководить, а теперь научится! Так? В то время как Ляпунов откашливался, ребята перешептывались, предвкушая потеху, а некоторые даже поудобнее усаживались. Ляпунов выждал, пока стихнет оживление, и наконец ответил: - По моему разумению, я не подойду. - Отчего же? - возразила Лида тоном, каким подбадривают скромника. - Вам дали очень хорошую характеристику, вы... - Это меня спихнуть хотели в вашу школу, потому и дали, - сказал Ляпунов басом. - А вообще-то во мне хорошего мало. - Почему же? - растерялась Лида. Ребята посмеивались. Многие из них в прошлые годы учились вместе с Ляпуновым или, во всяком случае, хорошо его знали. Он сидел по два года в пятом и седьмом классах, и сейчас ему было восемнадцать лет. Это был аккуратно выбритый и опрятно одетый, очень вежливый молодой человек, которого в голову не приходило назвать "верзилой" или "детиной". Ни одним предметом и вообще ничем он всерьез не интересовался, о чем и сам, если случалось говорить с педагогами, сожалел. Время от времени он чудил, да так, что заражал "чудачеством" весь класс, и ему подпевали все, даже отличники, активисты и завзятые тихони. Притом Ляпунов отличался добродушием: выходки его бывали не злостными, а чаще всего забавными, так что их сравнительно легко прощали. - Почему же? - повторила Лида. - Я, видите ли, - ответил, потупясь, Ляпунов, - переросток. У меня мысли не там... - Как это "не там"? - Да вот... - сказал Ляпунов, изображая смущение. - Невеста у меня, вот какое положение... - Да? - переспросила ошеломленно Лида, не зная, как к этому отнестись. - Ну... а по предметам по всем успеваешь? - Не по всем. По английскому не успеваю, - ответил Ляпунов без всякого замешательства. - И тебе не стыдно перед... девушкой? - Ну, для нее это - последнее дело! - ответил Ляпунов, у которого никакой невесты не было. - Жаль! - укоризненно покачала головой Лида. Она не уговаривала больше Ляпунова. Отложив в сторону его характеристику, она внимательно прочитала следующую. Знакомство явно затягивалось. Мальчики, переглядываясь, думали об одном: если уж не удается уйти домой, может, поразвлечься немного?.. И, хотя после паузы Лида Терехина стала расспрашивать Стасика Санкина, "одного из самых лучших учеников", как гласила характеристика, парня вдумчивого и отнюдь не дурашливого, Стасик, угадывая настроение ребят, решил раздуть отдельные робкие смешки в общее веселье. С сосредоточенным видом первого ученика, каким он в самом деле и был, Стасик нес отчаянную ерунду... - Та-ак, - протянула Лида Терехина, смутно подозревая, что ее разыгрывают. Потом она завязала беседу с Борей Кавалерчиком. Кавалерчик окончательно переборщил. Он врал, что у него потеря памяти, куриная слепота, детская подагра и гланды с орех, и вообще представил себя каким-то придурком. Лида спросила, почему он уверен, что не справится с работой, если его выберут в комитет. - У меня общее развитие отстает, - ответил Кавалерчик, - я совершенно не бываю и музеях. - Да неужели? - не поверила Лида. - Как же так? - Не знаю, - сказал Кавалерчик, страшно сжимая челюсти, чтобы не прыснуть от смеха. - Я в жизни не был в Третьяковке. Он, несомненно, валял дурака. Должно быть, Лиде так и показалось - она не стала вдаваться в подробности, а фамилию Гайдукова произнесла уже неуверенно и даже с опаской: что, мол, готовишь мне ты? - Ребята, я думаю так: пошутили - и хватит, - начал Игорь грубовато и умиротворительно. - Смех смехом, - посмеяться мы все любим, - а дело делом. - Гайдуков рубанул рукой по воздуху, как бы отсекая все, что не дело. Ребята не протестовали, кто-то даже пробурчал: "Правильно". Все чувствовали, что вроде хватили лишку и надо б замять. - Теперь, Лида, про то, что, значит, вас интересует, - продолжал Гайдуков просто. - Был в прошлом году комсоргом класса, буду, конечно, и в этом году охотно работать - изберут ли кем-нибудь или нет, все равно. Учусь на четверки и пятерки, преобладают то те, то эти... А теперь у меня к вам... - Гайдуков, самую чуточку конфузясь, взглянул на Терехину, - слово критики. - Пожалуйста, - немедленно отозвалась Лида. - Немножко долго с нами знакомитесь, - сказал Гайдуков, - а ведь после шести уроков головы прямо гудят... Верно, хлопцы? Предлагаю закруглить. Кто "за"? И вернуться к делам на собрании. Кто "против"?.. Ну вот. - Чудаки! - Лида улыбнулась и пожала плечами. - Сказали бы сразу: устали, мол. А они... - А сама спросить не могла? - отозвался кто-то, впервые переходя на товарищеское "ты". В эту минуту отворилась дверь, и на пороге остановилась молодая худощавая женщина с комсомольским значком на жакете. - Здравствуйте, - сказала она. - Меня зовут Зинаида Васильевна. - Наш классный руководитель, - шепнул Гайдуков Валерию. - Познакомились между собой? - спросила Зинаида Васильевна Лиду. - Да, немного, - ответила Лида. - Теперь увидимся на собрании. - Хорошо, - кивнула Зинаида Васильевна. - Но одно прошу выслушать, прошу, товарищи, обязательно выслушать до собрания. Ребята слегка отпрянули от дверей. - В девятом "А", - Зинаида Васильевна возвысила голос, - произошел безобразный случай, как очень хорошо выразился Андрей Александрович, - самочинство, какого не было на памяти нашей школы. Как педагог и комсомолка, как ваш старший товарищ, прошу вас мне обещать, что подобные случаи не повторятся, что вы будете начеку. Ребята нестройными голосами заверили Зинаиду Васильевну, что все будет в порядке, и на бегу распростились с нею. Никто не стал объяснять ей, что в 9-м "А" не стряслось ничего беспримерного, - все спешили домой. ...Валерий Саблин и Игорь Гайдуков вышли из школы вместе. На асфальтированном пространстве перед зданием, политом только что прошедшим дождем, толпились ребята. Вечер уже наступил, но небо было еще совсем светлым, а луна на нем - неприметной; только на улицы уже спустились сумерки, и ребята, выходя со двора, на который падал свет из окон учительской, как бы исчезали во тьме переулка. - Побродим, проветримся малость, а? - предложил Гайдуков. - Ее уже нет, ушла... - Кого нет? - Да Лены. Мы заседали, а она дома давно либо в кино где-нибудь. - А мне-то что... - запальчиво начал Валерий. - Ладно, - перебил Гайдуков. - Как тебе, так и мне. Просто, я слыхал, пересел ты удачно. - Это да, - согласился Валерий. - Слушай, Игорь, тут разве два выхода? - Как - два? Один, в переулок... - Игорь потянул Валерия к калитке. - Постой, - сказал Валерий. - Куда ж это они тогда? - Он указал на мальчишек, судя по росту, наверное, пятиклассников, которые один за другим огибали школу и скрывались за нею. - Посмотрим? - У пацанят свои дела, - пожал плечами Игорь, но все-таки - правда, вялой и расслабленной походкой - зашагал за Валерием. За школой ребятишки, помогая друг другу, переправлялись через высокий сплошной забор прямо на широкую и людную улицу. Секунду посидев на двухметровой ограде, они перекидывали ногу и храбро срывались вниз. - Урок гимнастики, а, пацаны? - громко спросил, подойдя, Игорь. - Большие ребята, - шепнул с опозданием один из мальчиков тем, кто стоял лицом к забору. Все в замешательстве посмотрели на Игоря и Валерия. Переправа приостановилась. - Зачем вы? Расшибиться ж можете, - сказал Валерий. - Не, не расшибемся! - беспечно сказал мальчишка, подставлявший товарищам плечи, когда те перелезали через забор. - Тут убиться не убьешься, - успокоил старших другой мальчик и, видя, что те не таят никакой угрозы, стал взбираться на плечи товарищу. - Стоп! - приказал Гайдуков, прикинув на глаз вышину забора. - Кости тут переломаешь свободно. Ну, кто ж это догадался... таким путем возвращаться по домам? И тогда худенький маленький мальчик, который даже в новенькой форменной тужурке и фуражке с высоким околышем выглядел вовсе не бравым, а каким-то совсем домашним, ответил, переглянувшись с другими: - Там, в переулке, стоят такие... больше вас. И отнимают у нас по пятьдесят копеек... у каждого. А то не пропустят. - По шее накладут, - пояснил мальчишка, подставлявший товарищам плечи. - Пошли вместе! - предложил ребятишкам Валерий. - Не тронут. Пошли! Минуту ребятишки внимательно разглядывали Валерия и Игоря. - Нет, - сказал наконец самый маленький. - Их там много, лучше мы здесь... ...Идя переулком, Игорь Гайдуков и Валерий Саблин поравнялись с горсткой парней, стоявших у ворот большого проходного двора. - Вы не из восемьсот первой? - окликнул один из парней. - Из нее, - ответил Валерий. - Что ж, мальцы учатся еще?.. - Парень выругался. - Налог подоходный собирать хочешь? - усмехнулся Гайдуков. - А что? - Парень отделился от своих, сплюнул под ноги Игорю. - И с тебя можем взять. - Он загородил Игорю дорогу. - Игорь, держи портфель, - спокойно сказал Валерий. - Ты, беги к своим, разобью челюсть! Ну! - Он отвел назад правую руку и по-боксерски выставил левую вперед. - Ребя-я, сюда! - крикнул парень, отступая к тротуару. В это время на мостовую упал резкий свет фар, и рядом послышалось тарахтение моторов: из-за угла выехали два милиционера на мотоциклах. Парни отошли в подворотню. Валерий и Игорь поспешили вперед. Они были уже на широкой улице, когда из переулка им вдогонку донеслось: - Саблин, свидимся скоро! - Странно, откуда они меня знают? - в недоумении произнес Валерий. Ребята, задумавшись, шли молча. - Неужели с ними был кто-нибудь из наших? - сказал наконец Гайдуков. Назавтра Валерий после уроков зашел в учительскую. Он с порога попросил разрешения войти и, только войдя, увидел директора. Валерий попятился было (редкий школьник не испытывает перед директором смущения!), но Андрей Александрович, разговаривавший с какой-то женщиной, уже заметил его. Валерий поздоровался, Андрей Александрович ответно кивнул и спросил, какое дело привело к нему Валерия. Дело у Валерия было одно: он хотел рассказать о малышах, лазающих через забор. Но он не готовился говорить об этом именно с Андреем Александровичем. Поэтому рассказ его, сдобренный бесчисленными "в общем", получился довольно бессвязным. Он сам чувствовал это и, как всегда, когда "язык слов не вяжет", злился на себя за невнятицу. Женщина, с которой директор беседовал до его прихода, - вероятно, это была мать кого-то из учеников, - глядела на него сострадательно: трудно было угадать, сочувствует ли она малышам, которым докучают хулиганы, или запинающемуся девятикласснику. А на лице директора все более твердело, прочнело, если можно так сказать, досадливое выражение. Когда Валерий предположил, что малышей, возможно, обирают старшеклассники из их же школы, Андрей Александрович прервал его. - Думаю, это маловероятно, - сказал он. - Кроме того, не очень хорошо бросать тень на своих товарищей, когда вам не известно ничего определенного. Валерий представил себе, что со стороны выглядит ябедником, и залился краской. - Я на товарищей не бросаю, - неловко выговорил он. - Мои товарищи подобным не занимаются. - Надеюсь, - сказал директор. - Вы, кстати, из девятого "А"? - Да. - Ну, вам пока не приходится гордиться своими товарищами, - заметил Андрей Александрович и, не отпуская Валерия, поведал незнакомой женщине, слушавшей их разговор, историю "самовольства" в 9-м "А". - И это произошло в начале урока одной из лучших наших преподавательниц - Ксении Николаевны, - подчеркнул он, делая жест в сторону Ксении Николаевны, которая проверяла тетради за маленьким столом в глубине учительской. Ксения Николаевна ниже склонилась над чьим-то сочинением. - Вот чем приходится радовать товарища инспектора, - закончил Андрей Александрович, с укоризной подняв глаза на Валерия. ("Так это инспектор вовсе..." - подумал тот.) - Что можете сказать? Валерий ничего не мог сказать. Он только понял вдруг, что строгость, с которой директор говорил сейчас о самочинстве, - напускная; что директору едва ли кажется ужасным и беспримерным переселение его товарищей на соседние парты. Просто Андрей Александрович хвалится сейчас перед инспектором, но не открыто, а очень хитро: ведь если даже такое пустяковое происшествие для его школы - чрезвычайное, то как же замечательна - должен подумать инспектор - эта школа! Валерий повернулся, чтобы выйти из учительской, но Ксения Николаевна остановила его: - Подождите меня, Саблин, одну минуту. Она сложила тетради в портфель и вышла вместе с Валерием. В коридоре она сказала: - Не пойти ли нам с вами без долгих отлагательств туда, где вас вчера остановили эти... удальцы-молодцы? - А зачем, Ксения Николаевна? - удивился Валерий. - Как - зачем? Если есть в этой компании наши старшеклассники - узнаю их. Что-нибудь им подходящее скажу. Если не наши - разведаю, что за молодцы такие. Валерий замялся. Она спросила просто и не обидно, как о житейском: - Может быть, вы побаиваетесь? Тогда не стоит, конечно. - Так я не за себя - за вас, - ответил Валерий. Он вообразил себе на минуту, как грузная, седая Ксения Николаевна, в своем тяжелом пенсне с очень толстыми стеклами, пытается усовестить хулиганов... Ему захотелось как-нибудь предотвратить эту бесполезную встречу. Пока он подбирал слова, Ксения Николаевна сказала: - Давайте условимся: вы, что бы ни было, ни во что не ввязывайтесь. Предоставьте уж все мне. ...У ворот двора, где накануне остановили его и Игоря, никого не было. Валерий был немного разочарован. К тому же слегка беспокоило: не подумает ли Ксения Николаевна, что он все придумал? - Никого нету, - сказал он виновато. - И запал наш зря пропал, - заметила Ксения Николаевна, коротко, устало рассмеявшись. - Что же... значит, в другой раз. - Да, конечно... - Валерию все-таки неловко перед учительницей. - А вам вообще-то не в эту сторону нужно было? - Это совсем неважно, - говорит Ксения Николаевна бегло и другим голосом продолжает: - На будущее давай условимся: нужно что-нибудь - обращайся ко мне. Если я не в школе, то дома. И вот мой телефон. - Она записывает номер на листочке, приблизив к нему стекла пенсне. - Пожалуйста. - Спасибо... А вы - наш классный руководитель? - Да, взяла ваш класс, верно. Всего хорошего, Валерий. - До свидания. - Будь здоров! Они расходятся в разные стороны. Один раз Валерий оглядывается вслед учительнице, потом идет быстрее. ...Дома Валерий застает мать. Он знает наперед, что она спросит: "Все благополучно?" Мать всегда осведомляется об этом со жгучим, но мгновенно гаснущим, едва он ответит утвердительно, интересом. Подробности ей неважны. А Валерий иногда не прочь бы - сегодня особенно - поговорить подробно. Поэтому на всегдашнее: "Все благополучно?" - он пожимает плечами и, точно раздумывая, произносит: - Я бы, пожалуй, мам, на завод работать пошел... (Уходить из школы на завод он не собирается. Это просто попытка заинтересовать, вызвать расспросы о школе.) Для Ольги Сергеевны его слова - совершенная неожиданность. Но она спокойно спрашивает только: - На какой же завод? - Ну, на какой... На Второй часовой, например, учеников набирают. Мать нарезает круглый домашний пирог (сегодня суббота), наливает чаю себе и Валерию. - Ты решил стать часовщиком? - спрашивает она, напирая на слово "решил". И Валерий еще раз убеждается: с матерью можно говорить только напрямик. Он сказал о заводе - значит, она станет расспрашивать, в каком цехе он будет учеником, долго ли продлится его ученичество, сколько времени займет езда до Второго часового. Вопроса "Тебя тянет на завод или тебе не по душе в школе?" она не задаст: она никогда не задает наводящих вопросов и сама не отвечает уклончиво. - Понимаешь ли... - тянул Валерий, соображая, как бы перевести разговор на свою школу. - Вообще-то говоря... Мать вдруг перебила его: - Может, тебе просто не терпится приносить в дом заработок? Да? Он покраснел, жалея, что на самом деле не думал об этом, и наклонил голову. Мать потрепала его по щеке, по затылку, на мгновение притянула к себе. - Тебе нечего об этом думать, - проговорила она, поднимаясь из-за стола. - Ведь нам хватает. Вот такая у него мама. Она представляет его себе лучшим, чем он есть, и неприятно тут только одно: то, что никакими успехами ему не удается ее удивить. Когда в конце четверти он приносит дневник, она спрашивает вскользь, без трепета: - Все пятерки? - Одна четверка. Ольга Сергеевна кивает - так приблизительно и предполагала. А ведь многих товарищей Валерия родители в таких случаях встречают на пороге: - Покажи-ка дневник! Парень медленно, растягивая удовольствие, достает дневник, с деланной угрюмостью протягивает родителям, и - о эффект! - с выражением зыбкого счастья на лицах созерцают папа и мама тройки на местах почти неизбежных двоек. - Молодец! - говорят они. - Не подкачал. И в доме праздник. Раньше Валерию недоставало, чтоб мать гордилась его отметками. Теперь он к ее сдержанности привык. Правда, иногда, как сегодня, хочется, чтоб она его выспросила обо всех делах. Но в конце концов он мог бы и сам поделиться с нею. - Я что-то устала, - говорит Ольга Сергеевна. - Заснуть бы сегодня пораньше... Так в школе, Валерий, все благополучно? И, прежде чем он успевает ответить, она уже дремлет. ГЛАВА ВТОРАЯ Валерия и Кавалерчика вызвали на заседание комитета комсомола. В пионерской комнате за длинным столом, накрытым кумачом, сидел весь вновь избранный состав комитета: Игорь Гайдуков и Стасик Станкин, соседка Валерия по парте Лена Холина, несколько незнакомых девочек. Была здесь и классная руководительница 9-го "Б" Зинаида Васильевна Котова. Над их головами висели портреты членов штаба "Молодой гвардии". Тяжелое бархатное знамя дружины стояло возле. Лица членов комитета показались Валерию необычно торжественными, и на несколько мгновений застучало сердце: "Случилось что-то важное..." - Хотим тебя, Саблин, утвердить вожатым. Ты как к этому? - спросил Гайдуков, новый секретарь комитета. - Вожатым отряда пятого "Б", - пояснила Зинаида Васильевна. - Какое у вас отношение к работе, которую вам собираются доверить? - Отношение? Что ж... - говорит Валерий кисло. Хоть это ему и по душе - возиться с малышами и опекать их, - но, как ни странно, он не доволен, а раздосадован сейчас. После недолгих секунд, когда ему чудилось, что произошло важное и внезапное, большая перемена в его судьбе, Валерий чувствует себя так, будто у него были какие-то определенные ожидания и он в них обманут. Так бывает с ним в последнее время. В первый раз это было весной - он шел из школы по мостовой, спасаясь от капели, пробирался по бугристому ледяному насту двора, грязному насту в трещинах и каналах, по которым зима стекала в калитку на улицу, где были одни только потоки: ни снега, ни льда. Тогда он ощутил вдруг, что дома его ждет удивительная новость. Но дома было, как обычно, без перемен. Эта обычность ошарашила, почти подавила его. Потом, летом, он как-то возвращался домой после дня, проведенного за городом, в лесу, - и опять, как весной, казалось Валерию: его что-то ждет. Однако дома с утра ничего не изменилось, а Валерий поник так, будто не сбылось обещанное. - Валерий, - сказал Гайдуков, - вообще-то это я предложил тебя назначить вожатым... Мы с ним вышли как-то после уроков вместе, - обратился Игорь к членам комитета. - Я его от школы тяну, а он видит: малыши за школой собираются - и в момент учуял неладное. Я бы внимания не обратил, а оказалось, правда, пацаны боятся переулком идти: с них там какие-то наглецы налог взимают насильственным путем. Ну вот... Я подумал, у Саблина, как говорится, душа лежит к мальцам... Но, - обратился он к Валерию, - если это не по тебе, так мы можем другую работу поручить. - Нет, - возразил Валерий, - не надо. Это верно по мне. - Очень хорошо, товарищи, - сказала Зинаида Васильевна, - что Саблин берется за дело с охотой. Надо бы пояснить, какие у него будут задачи. Но сначала два слова о реплике Гайдукова. Он в своей довольно-таки короткой реплике употребил два слова, нарушающих чистоту языка. Какие это были слова? Это были слова "пацан" и "малец". Многие наши учащиеся засоряют свою речь. Мы сегодня будем обсуждать поступок Ляпунова, который в этом особенно, так сказать, преуспел. И, мне кажется, Гайдукову, секретарю комсомольского комитета, культурному юноше, не стоит пользоваться словечками вроде "пацан". - У меня вопрос к вам, Зинаида Васильевна, - сказал Гайдуков спокойно, - каким словом я, секретарь комитета, должен заменять слово "пацан"? - Говорите "мальчик", - немедленно отозвалась Котова. - Хорошо, мальчик, - согласился Гайдуков. - Дер кнабе, дас кинд! - выпалил вдруг Кавалерчик. - Что? - не расслышала Зинаида Васильевна. - Я просто так, - сказал Борис. - А все-таки? - По-немецки "мальчик" - "дер кнабе", - дружелюбно сообщил Станкин. - По-моему, это не имеет никакого отношения к делу, - нахмурилась Котова. - Абсолютно, - вежливо кивнул Стасик. - Пацан лучше! - решительно произнесла Лена Холина, которая до этой минуты не проронила ни звука и только покусывала в задумчивости кончик косы. - Лучше кого?.. - не понял Гайдуков. - Можно мне сказать? - Лена спохватилась, что не взяла слово. - Мальчик может быть и большой и маленький. - А пацан - это именно маленький мальчик. Поэтому пацан - лучше. Точнее. - Правильно! - дружно поддержали Лену девочки-комитетчицы. - Раз уж... - Холина допускает ошибку, - вмешалась Зинаида Васильевна. - Вы должны учиться говорить литературным языком. И не надо свою речь бессмысленно засорять. - Зинаида Васильевна, а "Педагогическая поэма" написана литературным языком? - кротко спросила Лена. - Ну конечно! - тотчас ответила Котова. - Так вот, в "Педагогической поэме" Макаренко все время называет маленьких мальчиков пацанами, - не повышая голоса, но глядя на Зинаиду Васильевну торжествующими глазами, объявила Лена. - Значит, он тоже, как я, допускал ошибку? И все в упор, с яростным любопытством смотрели на Котову: как она станет выбираться из положения? Котова минуту была в замешательстве. Сказать, что ошибался Макаренко, она не смела. Признаться, что ошиблась сама, - не умела. - Давайте будем поскромнее, - сказала Зинаида Васильевна с оттенком наставительности, - не будем себя на одну доску ставить с выдающимися писателями. А лучше повнимательнее будем следить за своей собственной речью, чтоб она была чище, без вульгарных словечек... Перейдем к товарищу Ляпунову. - Разрешите мне... - начал было Валерий, желая вступиться за Лену, но Игорь замахал на него рукой. Валерий сел. И перешли к Ляпунову. Оказалось, что Ляпунов называл одноклассников "ложкомойниками". Ребята не обижались, но девочкам это не понравилось. И вот Ляпунов их иначе почти и не величает - только "ложкомойницами". Девочки оскорбляются. Члены комитета в один голос втолковывали Ляпунову, что дразнить так девочек - глупо и бессмысленно; что голова дана человеку, чтобы думать; что он, "не мозгуя, тормозит налаживание дружбы с девочками", как выразился Станкин. Ляпунов принял нахлобучку как должное. Он не отрицал, что глупо дразнил, мало думал, безмозгло тормозил. Но особенной вины за собой, видимо, все же не чувствовал и увещевающе повторял, что оскорблять никого не хотел: просто привязалось словечко и с языка не сходит. - Жаргонное словечко, - вставила Котова. - Наверное, да, - подтвердил Ляпунов с видом человека, который хотя и не в курсе дела, но вполне доверяет чужой учености. После этого Котова долго еще поучала Ляпунова. Она цитировала высказывание Ломоносова о русском языке, постановление Моссовета о поведении подростков в общественных местах, поговорку "С кем поведешься, от того и наберешься" и закон о равноправии женщин. Все это было верно: и то, что говорил Ломоносов, и то, что постановил Моссовет, и то, что вещала поговорка, и то, что провозглашал закон. Но все это было хорошо известно, а главное, едва ли касалось Ляпунова, который умел вести себя в общественных местах и на права женщин посягал ничуть не больше, чем на права мужчин. И потому он выслушал все терпеливо, но без уважения. Ребята видели это. После того как Ляпунов не "для порядка", а вполне искренне признал: виноват, - вопрос для них был исчерпан. И они томились. Выйдя из школы, члены комитета разделились на две группы. Девочки шли немного впереди, мальчики - сзади. Иногда расстояние между ними как бы случайно укорачивалось, они шумно перекидывались несколькими фразами, а потом снова либо девочки независимо ускоряли шаг, либо мальчики небрежно отставали. (Не очень-то, мол, за вами гонимся!..) Некоторое время шли так - не врозь и не вместе. - Здорово Лена Зинаиду Васильевну поддела! - нарочно громко сказал Гайдуков. - Опять девчата нам умственное превосходство показали! Польщенные девочки приостановились. Граница между группами стерлась. - А Зинаида-то не приняла боя! - заметил Ляпунов. - Так, мной заслонилась... Лучше б меня не было, ей-богу... - Он сделал неожиданный шутовской жест: будто на себя, опостылевшего, рукой махнул. Ребята рассмеялись. - Она поспешно заслонилась Ляпой, - веселился Кавалерчик, - а перед нами не поставила задач! Тебе известны твои задачи, а, Валерий? - Мне известны его задачи, - вмешался Игорь Гайдуков и преувеличенно внушительным тоном отчек