о я в чумном состоянии нахожусь. Словом, уговорил. В пятницу я уволился с работы, написал Светланке и Нине Михайловне письма, в Светланкин конверт вложил ее письмо к московскому инженеру и отправил. После этого собрал чемодан, взял у матери триста рублей денег и пошел к Мохову. Пашка обрадовался, заегозил: "Едем, Федя! Едем!", а у самого за душой -- ни рублевки. На что билет покупать?... Триста рублей моих для двух человек -- это же крохи. Пошли по его дружкам, надеясь у кого-нибудь занять, а дружки сами девятый день без соли сидят... В одном месте попали на выпивку. Пашка изрядно нахлебался, я в рот не взял. Вернулись к Мохову. Дело -- к ночи, а спать не могу. В субботу с утра Мохов стал клянчить на похмелье. Дал ему пятерку. Он мне стакан водки налил, стал убеждать, что от бессонницы -- самое лучшее средство. Ну я сдуру весь стакан и выпил. Мозги, конечно, сразу отключились, потому что таким делом, -- Костырев щелкнул себя по горлу, -- раньше не увлекался. Пашка опять к дружкам потянул. Помню, в пивной бар "Волна" заходили. Мохов там, кажется, с кем-то пиво пил, а у меня все, как в тумане... Почти четверо суток перед этим глаз не сомкнул. Когда вернулись к Мохову, заснул, словно убитый. Утром в воскресенье Пашка разбудил ни свет ни заря, потянул на вокзал, чтобы уехать с самой первой электричкой в Новосибирск. Спрашиваю: "Где ты денег взял?" "Да тут, -- говорит, -- старый друг один подвернулся", а сам из какого-то рюкзака вещи в чемодан перекладывает, торопится. Смотрю: вещи новенькие, даже с магазинными этикетками. Я его за грудки: "Ты что сочинил, Пашка?! Тебя ж в милицию сейчас надо сдать!" Мохов трухнул, залопотал: "Сам со мною сядешь. Между прочим, в сельхозтехниковском магазине твою кепочку видел. Думаешь, поверят, что раньше ее там оставил?... Дудки! Уголовному розыску только попадись на крючок! По себе знаю... Да ты не волнуйся. Часа через три-четыре упорхнем на самолете из Новосибирска, и пусть ищут ветра в поле. Только смотри, Федя... Кепка твоя в магазине осталась, если что -- бери магазин на себя. Первый раз больше года не дадут. Будешь на меня переть -- групповую примажут. Тогда по шесть лет, как медным котелкам, свободы не видеть". -- О Гоге-Самолете Мохов ничего не рассказывал? -- спросил Антон Костырев, когда тот замолчал. -- Нет, ничего не говорил. -- Кто помог Мохову отключить охранную сигнализацию в магазине? -- Не знаю, -- понуро глядя в пол, ответил Костырев. -- Я с ним, со скотиной, после этого принципиально не разговаривал. В Новосибирске, когда приехали на электричке сюда, он куда-то бегал, с кем-то встречался, а я сразу уехал в Толмачево и с вокзала не выходил, -- поднял на Антона глаза. -- Да вы допрашивайте Мохова. При мне он как миленький, все расскажет. Антон позвонил дежурному следственного изолятора и попросил, чтобы Голубев доставил на допрос Мохова. После этого показал Костыреву заранее приготовленную фотографию Игоря Айрапетова и спросил: -- Узнаете? Костырев внимательно посмотрел на снимок. -- Где-то видел, а где... Не могу вспомнить. -- Не в баре "Волна"? -- Может быть... -- он еще внимательнее вгляделся в фотографию. -- Нет, не в баре. Кажется, в "Космосе"... Точно, в "Космосе". Изрядно уж с тех пор времени прошло, но помню. Мохов еще за одним столом с этим парнем сидел и к сестре Светланкиной вязался, пока я его не пугнул... А в баре, я же сказал, для меня все, как в тумане, было. Посидели молча, думая каждый о своем. В коридоре послышались шаги. Дверь отворилась, и Голубев впустил в нее Мохова. При виде Костырева с Моховым произошло почти то же, что и с Костыревым, когда тот неожиданно увидел в кабинете Светлану Березову. -- Ну, что уставился, как баран на новые ворота? -- взглянув на него, усмехнулся Костырев. -- Не узнал? -- Федя!... -- неестественно изобразил радость Мохов. -- Ты что такой сердитый? Тебя пытают? Крест во все пузо -- не закладывал! Костырев поднялся во весь свой могучий рост, угрожающе сжал кулаки, прищурился: -- Эх, Паша, заложил бы я тебе сейчас... Мохов шарахнулся к двери. Натолкнувшись у порога на Славу Голубева, повернулся к Антону и закричал: -- Громилу на помощь призвали! Запугать хотите, да? -- А ну, друзья, по местам! -- строго приказал Антон; дождавшись, когда Костырев и Мохов -- один с усмешкой, другой тревожно, -- глядя друг на друга, сели, спросил: -- Надеюсь, отрицать знакомство не будете? -- Чего тут отрицать, -- сказал Костырев. -- Нет! -- с вызовом крикнул Мохов. -- В таком случае -- рассказывайте, как дело было. Без вранья, по-честному. -- Я все по-честному сказал, -- Костырев посмотрел на Антона и кивнул в сторону Мохова. -- Теперь пусть он выступает. -- Запугиваешь? -- окрысился Мохов. -- Чего тебя запугивать? -- с прежней усмешкой спросил Костырев. -- Ты и так, будто осиновый листок на ветру, дрожишь. -- Сам струсил, думаешь и другим страшно?! Лицо Костырева стало строгим. -- Не кричи, Паша. С детства знаешь, что меня запугать не так-то просто. Прошу тебя: расскажи все честно следователю, а он пусть решает, вместе нас в тюрьму садить или поврозь. -- Ты о чем, Федя?... -- словно не понял Мохов. -- Не прикидывайся, Паша, -- Костырев опять уставился взглядом в пол. -- Я все откровенно рассказал, теперь -- твоя очередь. Врать начнешь, сильней запутаешься и срок больше получишь, как говорят твои блатные дружки. Мохов втянул голову в плечи, будто бы съежился, взглянул на Антона, и Антон заметил, что он рад бы говорить все откровенно, но боится. Очень сильно боится. Кого?... Айрапетова или Остроумова? -- Паш, рассказывай, не тяни время, -- спокойно, но требовательно проговорил Костырев. -- Ты ведь знаешь, Паш, что я не люблю кривить душой. -- А чего рассказывать, один я управился с магазином, -- Мохов еще больше съежился, посмотрел на Антона и перекрестил живот. -- Во, крест даю -- один. Антон встретился с ним взглядом, включил микрофон: -- Начните по порядку. Как узнали, что в магазин поступили золотые часы? Мохов болезненно поморщился, передернул плечами и заговорил, поминутно взглядывая на Костырева, словно опасаясь, что Федор вот-вот его прервет: -- Если по порядку, то значит... В субботу утречком кирнули с Федей, ну и поволокло нас на подвиги. К некоторым корешкам моим зашли, побазарили об том, об сем, хотел деньжонками у них поживиться. Не вышло. С тоски зашли в пивбар "Волна". Гляжу, Игорь Владимирович Айрапетов -- он меня когда-то лечил -- с Иваном Лаптевым пиво тянут, а перед ними на столике -- целая гора вяленой рыбы. Подошел, чтобы пару рыбешек стрельнуть. Разговорились. Попросил у Айрапетова денег в долг, сказал, на Север еду, заработаю -- рассчитаюсь. Мужик он всегда денежный, а тут зажался. Показывает золотые часики и говорит, что в сельхозтехниковском магазине купил. Спрашиваю: "Еще там остались?" Говорит: "Навалом". Тут у меня и мелькнуло, толкую: "Дай хоть пару червонцев, завтра тебе этих часиков полный карман привезу". Поломался, но пятнадцать рублей все-таки дал, выручил... -- Костырев присутствовал при вашем разговоре с Айрапетовым? -- Не, он на улице с монтером знакомым базарил. -- Это Валерка Шумилкин был, на подстанции работает, -- вставил Костырев. -- Сейчас вот только вспомнил. Антон повернулся к Мохову: -- Рассказывайте дальше. -- А чего рассказывать... -- Мохов покривился. -- Федя забалдел капитально, еле-еле дохилял ко мне домой, утыркался спать. Я тоже малость прикимарил. Проснулся -- темно. Думаю, пора за часиками топать. Рюкзачок с собой прихватил, выхожу на улицу -- хоть глаз выколи. Чернота, гроза собирается. Соображаю: на меня работает -- следы замоет. Подхожу к магазину -- еще темней стало. Сразу не сообразил, после догадался, что погасли уличные фонари. Замок свернуть было парой пустяков -- инструментик с собой прихватил. Часы отыскал мигом, но их только шесть штук оказалось. Перерыл в прилавке все ящики, аж стекло раздавил, а часиков больше тю-тю... Стал шерстить все подряд, втихаря фонариком посвечиваю. Гляжу -- старая кепка. Читаю -- на подкладке Федина фамилия написана. Сразу хотел в рюкзак сунуть, но смикитил: если кепка исчезнет из магазина, продавец сразу наведет угрозыск на Федин след, а нам такая самодеятельность вовсе без надобностей. Решил оставить кепочку. Специально на видное место положил. Дальше шарю. В пустой из-под одеколона коробочке выручку нашел, а часов -- как не было. Со зла аж курить захотелось. Достаю пачку "Нашей марки", которую в пивбаре у Айрапетова стрельнул, а в ней ни единой сигаретки не осталось. Швырнул сдуру за прилавок... Смотрю, на витрине красивые бритовки лежат. На всякий случай в карман три штучки сунул и давай рюкзак набивать одежонкой, которая получше. Только управился, рюкзак за плечи надел, слышу: оконное стекло хрустнуло. Я мигом -- за вешалки, где пальто висят, для смелости железяку схватил, которой замку голову отвернул. Выглядываю оттуда одним глазом, вижу -- мужик по магазину мелькнул. Подскочил к стене, вроде электрическим выключателем щелкнул и сразу к прилавку затопал. Одеколонные флаконы звякнули, похоже, забулькало что-то... В этот миг молния как полоснет! В магазине стало светло, как будто лампочки включили. Смотрю, Гога-Самолет с перепугу за прилавок присел. Я из своего укрытия -- к дверям. Зацепился, вешалки повалились, ящики какие-то загремели... Гога как заорет!... Я кое-как выпутался из-под вешалок, только на крыльцо вываливаюсь -- опять молния! Вижу, что-то лохматое к крыльцу прет: не то баба, не то привидение... -- Мохов перекрестил живот. -- Во крест даю, чуть от страха коньки не отбросил. Ладно, железяка в руках была. Я этой железякой ее и шарахнул, а сам, дай бог ноги, рвать от магазина... -- Как Гога-Самолет в магазин попал? -- Уже говорил, через окно залез, -- Мохов опять закрестился. -- Только крест даю, он без сговора со мной лез. Богом клянусь, без сговора! Групповой не было, начальник... -- Кто отключил сигнализацию? -- Уже говорил, электричество было выключено. -- Кто выключил? С электромехаником Лаптевым договорились? Мохов ударил себя кулаком в грудь: -- Начальник, гад буду, не договаривался" Может, Гога-Самолет договорился, а я, под шумок, вперед его успел. -- Вы Айрапетову полный карман часов обещали, Как намеревались их взять? -- Да я ж для понта ему загнул, чтобы денег взаймы -- А ночью в магазин пошли, рюкзак с собою взяли. Как это понимать? -- Чутьем чувствовал, что энергии не будет. -- Наивно, Мохов, очень наивно, -- Антон нахмурился, помолчал. -- Куда дели украденные часы? -- Загнал Айрапетову по дешевке, а одни совсем бесплатно отдал за то, что билеты нам с Федей на самолет добыл. Народу на аэровокзале было битком, без блата к кассе не пробиться. -- Как часы попали к Остроумову? -- Не было в деле Остроумова! -- испуганно закричал Мохов. -- Но ведь он принес нам часы. -- Крест... Не знаю! -- Кто писал Костыреву письма? С какой целью? -- Никаких писем не знаю. Никаких! -- Кроме тебя, некому... -- хмуро сказал Костырев. -- Федя, крест... -- начал Мохов, но, столкнувшись с презрительным взглядом Костырева, осекся. Больше, сколько Антон ни старался, ничего вразумительного Мохов не показал. Создавалось впечатление, что из какого-то безотчетного страха он всеми силами, порою до наивности, скрывает истину. Категорически отрицал Мохов участие в деле Остроумова и связь с Гогой-Самолетом. Антон был вынужден прекратить допрос. Когда Мохова и Костырева увезли в изолятор, в кабинет вошли Березова и Голубев. Светлана смотрела на Антона настороженно-вопросительным взглядом. -- Вы оправдаете Федю? -- спросила она. -- Его может оправдать только суд, -- ответил Антон. -- Я лишь вправе изменить так называемую меру пресечения, то есть освободить из-под стражи. Но пока это не в интересах самого Федора. -- Когда же этот интерес наступит? -- Не будем спешить, Света. Поспешность, как правило, к добру не приводит. Березова, соглашаясь, наклонила голову и попрощалась. Едва она вышла, Слава Голубев возбужденно прошелся по кабинету и заговорил: -- Только что звонил Степан Степанович. За сумочку Березовой Айрапетов пообещал соседскому Генке купить абонемент на все хоккейные игры сезона. Предстояло самое трудное -- допрос Айрапетова. Прежде, чем начинать его, Антон решил встретиться с Игорем Владимировичем, так сказать, неофициально. 21. "Солист" из ресторана Айрапетов сам назначил Антону место встречи в сквере, против ТЮЗа. То ли оттого, что рабочий день еще не кончился, то ли от сгрудившихся на небе предгрозовых облаков скамейки в сквере пустовали. Антон выбрал одну из них, с которой лучше просматривались асфальтированные аллейки, и, развернув газету, сделал вид, что увлечен чтением. Игорь появился минута в минуту, как обещал по телефону. Легкой, энергичной походкой он подошел к Антону, крепко пожал руку и, садясь рядом, весело проговорил: -- Точность -- вежливость королей. -- Я королем не был, поэтому притопал раньше, -- пошутил Антон и насторожился -- в конце аллеи, откуда только что пришел Айрапетов, замаячила сутулая фигура "солиста" из ресторана. Похоже, он догонял Игоря и еще издали замахал ему рукой. Айрапетов демонстративно отвернулся, с усмешкой проговорил: -- Для полного счастья этого черта нам только и не хватало. Сейчас на похмелье просить будет. "Солист", не обратив внимания на Антона, плюхнулся на скамейку рядом с Игорем, поморщившись, прижал ладонь к груди и, тяжело передохнув, сказал: -- Фу-у... Чуть сердце не выскочило, думал, упущу тебя. -- Соскучился? -- опять с усмешкой спросил Айрапетов" -- В вытрезвителе сегодня ночевал. -- Поздравляю. -- Смеешься, а тут хоть плачь. -- "Солист" вытер вспотевший лоб. -- Вчера какой-то "юморист" записку подсунул, насчет Ольги и Юрки. Я рога в землю и попер. Только из ресторана на проспект вываливаюсь и с ходу -- в объятия к милицейскому. Чуть с копытков его, родимого, не снес. Голову надо отворачивать за такие шутки. Встретился бы мне сейчас тот остряк!... -- И что бы произошло? -- Как гусю, шею бы свернул. Айрапетов засмеялся: -- Давай, Олежек, сворачивай. -- Чего? -- не понял "солист". -- Шею. Я тебе вчера записку написал. "Солист" какое-то время обалдело смотрел на Игоря и вдруг расхохотался до слез, будто ему только что рассказали очень смешной анекдот. -- Ну, князь... ты даешь, -- вытирая глаза, проговорил он. -- Ну, даешь! С тебя причитается. -- Сколько? -- Пару червонцев до завтра, -- выпалил "солист" и, видимо, не надеясь на успех, торопливо заговорил: -- Понимаешь, завтра в церковном хоре обещают триста целковых отвалить, платят там железно... -- Зачем тебе сегодня двадцатка понадобилась? -- перебил Айрапетов. -- Ты с похмелья после двух стопок уже занавески жевать готов. -- Понимаешь... С Цыганкой этой, которая вчера в ресторане за соседним столом с тобою сидела, договорился. Сейчас ждет в "Сибири" меня -- как бога, а я, как нищий, за тобою по следу таскаюсь. Князь Игорь, не унижай Олега. Клянусь совестью, рассчитаюсь. -- На том свете угольками, -- Айрапетов стал серьезным. -- Попрут тебя из церковного хора, как из ансамбля выперли. Будешь ты от тяжести горбиться по ресторанным подмосткам... -- Игорь! К чему такие мрачные краски? Надо мужественно идти по кругу жизни. Одолжи два червонца, и на мало оборудованной для веселья планете одним счастливым человеком станет больше. Неужели тебе этого не хочется? Неужели две каких-нибудь рваных десятки для тебя сделают погоду? Не веришь, что сам отдам, Ольга рассчитается. Ты же знаешь, у нее завтра получка. Айрапетов внимательно посмотрел на "солиста", подумал и вдруг решительно, вполне серьезно сказал: -- Я одолжу тебе, Олег, деньги. Могу даже дать без отдачи, но... Ты должен откровенно рассказать, что у тебя произошло с Людой, когда она стала вырываться из моей квартиры. С той девушкой, из кафе "Космос"... в прошлое воскресенье. Помнишь? -- Такой пустяк?! -- удивился "солист" и посмотрел на Антона, словно только сейчас его увидел. -- Это свой человек, -- заметив взгляд, сказал Айрапетов. -- Можешь говорить при нем. "Солист" невинно улыбнулся: -- А что у меня с Людой произошло? Ровным счетом -- ничего. Прилег к ней на диванчик, а она бузу подняла. -- Ты ей бритвой угрожал? -- Какая угроза?! Для хохмы взял бритву, хотел разыграть. Она подумала, что по правде, вцепилась зубами в руку. Во... -- приподнял рукав, -- до сих пор след имеется. Вижу, дело керосином пахнет. Швырнул бритву в окно. И вся любовь. Это ж я рассказывал раньше. Достаточно тебе? -- Почему она так сильно опьянела от стакана шампанского? -- снова спросил Айрапетов. -- Откуда мне знать, -- удивленно пожал плечами "солист". -- Не хочешь говорить? Ни копейки не получишь. -- Вот привязался, как вчерашний милиционер из вытрезвителя... -- лицо "солиста" стало виноватым. -- Я ж не думал, что ты ее к себе поведешь... -- Рассказывай, Олег, о том, что ты сделал Люде, а не о том, что думал, -- недовольно оборвал Айрапетов. -- Ничего серьезного я не сделал... Подумаешь, снотворного в шампанское сыпанул. Что, она умрет от этого? Ольга перед каждой ночью это зелье глотает и хоть бы что. Храпит, как лошадь. Айрапетов смотрел на "солиста" уничтожающим взглядом. -- Клянусь, Игорь, никогда не думал, что Люда так сильно захмелеет, -- испугался тот. -- Клянусь! Хотел похохмить... -- Знаешь, что за такие хохмы бывает? -- Айрапетов резко показал на Антона. -- Это сотрудник уголовного розыска, твоя хохма уже до них докатилась. "Солист" побледнел, на лице его появилась растерянность. Он, видимо, решил, что его разыгрывают, но, не будучи в этом твердо уверенным, засмеялся неестественным, вымученным смехом. -- Рассчитываться?... -- посмотрев на Антона, спросил Айрапетов. -- Или вы еще с этим "хохмачом" побеседуете? -- Если потребуется, я его приглашу, -- ответил Антон. Игорь достал из кармана две десятки. Глаза "солиста" блеснули бесшабашно-радостно. Он почти вырвал из рук Айрапетова деньги, сунул их в свой карман и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Айрапетов бесцеремонно оборвал: -- Иди, иди к Цыганке, а то не поспеешь. Ничуть не обидевшись, "солист" бодро вскочил со скамейки, шутливо козыряя, поднес к виску два пальца. -- Иди, Олег... -- Айрапетов поморщился. -- Иди, золотце, молча по своему кругу жизни. -- Честь имею, -- "солист" еще раз козырнул и, вихляясь, как на шарнирах, развязно зашагал к ресторану. Сутулость его поубавилась, словно он почувствовал себя окрыленным. -- Оказывается, с Людой Сурковой не все так безобидно было, как этот пошляк раньше мне рассказывал, -- задумчиво глядя ему вслед, проговорил Айрапетов. -- Почему вы его тут же не арестовали? -- Арест -- крайняя мера пресечения, с ним спешить нельзя, -- ответил Антон, про себя раздумывая: "Не специально ли эта встреча с "солистом" разыграна?" -- В отношении типов, подобных Олегу, юридическая щепетильность излишня, -- убежденно заявил Игорь. -- Таких дураков надо учить сразу. -- Ну, это еще как сказать... -- Антон помолчал и, меняя тему разговора, спросил; -- Чем занимается Евгения Петровна? -- Она в своей стихии. Банкет проворачивает. Защита уже на носу. -- Вам работать надо? -- Пустяки! -- Айрапетов небрежно махнул рукой. -- Кандидатская сделана без сучка, без задоринки. Оппоненты и те поют дифирамбы, так что защита будет носить чисто формальный характер, -- он без всякого предупреждения поднялся со скамейки. -- Встаем? Соловья баснями не кормят. Надо бы подзаправиться... -- Давайте просто походим, поговорим, -- тоже поднявшись, сказал Антон. -- Разговор серьезный будет. -- Тем более! -- Айрапетов улыбнулся. -- Серьезные разговоры надо вести в серьезном месте, за круглым столом. Идемте ко мне домой. Разговаривая, они вышли из сквера. Хмурившееся до этого небо посветлело. Рванувшийся сквозь облака луч солнца ярко полыхнул, отразившись, как в зеркале, от стекла кабины телефона-автомата. Этот отблеск словно подсказал Айрапетову неожиданно пришедшее решение. -- Подождите, -- вдруг остановившись, сказал Игорь. -- Сейчас я Олежке еще одну классическую шутку устрою. Говорил он по телефону недолго. Вышел из кабины удовлетворенный, обнял Антона за плечи и беззаботно сказал: -- Сейчас Ольга нагрянет в ресторан, собственными глазами увидит своего пижона в компании с Цыганкой, -- и, подняв руку, остановил подбегавшее такси с зеленым огоньком. Антон исподволь приглядывался к Айрапетову, стараясь уловить фальшь, но тот не давал ни малейшего повода усомниться в естественности своего поведения. Казалось, Игорь до мельчайшей клеточки пропитан буйной энергией, которая так и рвется из него. Приведя Антона в свою квартиру, он с ловкостью бывалого официанта стал выставлять из холодильника на стол закуску, рассказывая при этом смешные истории из медицинской практики. В коридоре жалобно, как показалось Антону, тренькнул звонок. Айрапетов положил на стол салфетку, которой вытирал и без того чистые, из хрусталя, стаканы, и пошел открывать дверь. Через несколько секунд он гостеприимно провел в комнату молоденькую, с высоким начесом смуглянку и представил ее Антону: -- Оля. Жена Олега, -- повернувшись к ней, добавил: -- А это товарищ Бирюков -- сотрудник уголовного розыска, с которым меня свела судьба, благодаря твоему Олежке. Смуглянка мельком взглянула на Антона, смутилась: -- Я, кажется, некстати, но у меня, Игорь Владимирович, неотложная просьба... -- Присутствие очаровательной женщины всегда кстати, -- не дал ей договорить Айрапетов и, несмотря на робкий протест, усадил в кресло. Оля сжала ладони и, опустив глаза, тихо продолжила: -- Я только что заходила в ресторан, Олег действительно сидит там с этой... -- Ты сомневалась, Олечка? -- Нет, лишний раз убедилась в вашей правоте. Мне нужно в долг рублей сто, -- тонкие губы смуглянки дрогнули, словно она сдерживала слезы. -- Олег, подлец, вчера утащил из дома все до копейки. Айрапетов, ни слова не говоря, открыл письменный стол, отсчитал деньги и щедрым жестом протянул их смуглянке. -- Не знаю, как вас благодарить, Игорь Владимирович. Вы так добросердечны... -- голос ее дрогнул. -- Посоветуйте, что делать с Олегом. Может, лечиться устроить? Игорь положил смуглянке на плечо руку. -- В таком деле, Олечка, трудно советовать. Ты сама врач, прекрасно знаешь, что лечение от алкоголя -- крайняя мера. Успех стопроцентно зависит от самого лечащегося, от его желания раз и навсегда покончить с недугом. У Олега, насколько мне известно, такого желания нет. Спрашивается: что даст лечение?... Месяц, от силы два он воздержится глотать спиртное, а затем начнется прежнее и, как ты знаешь, в более страшном виде, потому что подобное лечение не проходит бесследно. -- Я понимаю, но... Что сделали бы вы, будучи на моем месте? -- Немедленно бы развелся, -- убежденно проговорил Айрапетов, чуть помолчал. -- Постараюсь объяснить. Во-первых, детей у вас нет. Во-вторых, все чистое, что между вами было, растоптано и заплевано Олегом. В-третьих, Оля... Твое призвание -- медицина, у тебя перспективное будущее. Семейные неурядицы загубят твой талант. У вас с Олегом разные судьбы. Несколько перефразируя известный стих, скажу: тебе пора за дело приниматься, а его удел -- катиться дальше, вниз. -- Если я брошу Олега, он погибнет. Не жестоко, ли это будет? -- Нет, по-моему, не жестоко. Гораздо страшнее, если, запутавшись в семейных неурядицах, вы погибнете оба. Кстати, свое решение тебе не навязываю. Это всего-навсего мое мнение, -- сделав ударение на слове "мое", сказал Айрапетов, подошел к столу и улыбнулся. -- Давай, Олечка, как говорят бизнесмены, выпьем за успех будущих предприятий. -- Что вы! -- смуглянка торопливо поднялась. -- У меня отвратительное настроение, я испорчу вам беседу. Она решительно пошла к выходу. Игорь посмотрел на Антона и словно угадал его желание: продолжить разговор без свидетелей. Когда он проводил смуглянку и вернулся в комнату, Антон встретил его вопросительным взглядом. -- Вы удивлены? -- спросил Игорь. -- Не могу сообразить, добро вы сделали или зло, -- ответил Антон. -- На мой взгляд, добро, -- выделив ударением слово "мой", убежденно сказал Айрапетов. -- Чем быстрее Ольга развяжется с Олегом, тем раньше сможет по-настоящему заняться медициной, где ее, бесспорно, ждет блистательная карьера. -- Но ведь это вчера из-за вас Олег так блистательно попал в вытрезвитель. -- Я всего-навсего написал шутливую записку. Если, прочитав ее, Олег оказался идиотом, не способным думать, то тем самым только ускорил разрыв, который непременно произойдет у него с Ольгой. -- Они могли помириться, если бы вы еще и сегодня не вмешались. -- Олег не стоит Ольгиного мизинца. Он изменяет ей на каждом шагу. Когда вижу, что подонок губит талантливого человека, не могу по-мещански созерцать. Хоть расстреляй меня за это. -- Айрапетов, откидывая со лба прядь волос, энергично вскинул красивую голову и удалился на кухню. Вернулся оттуда быстро. Ставя на стол бутылку шампанского, весело улыбнулся: -- Пора, по-моему, перейти к официальной части, ради которой мы встретились. Отложим дискуссию о добре и зле до лучших времен. Антон ладонью накрыл свой стакан. -- Разговор будет серьезным, -- он помолчал и посмотрел Айрапетову в глаза. -- Могу я рассчитывать на вашу откровенность? На лице Игоря мелькнуло недоумение. -- Мне всегда близок язык настоящих джентльменов. Антон задумался. Перед ним сидел умный, обаятельный тридцатилетний парень. Материально обеспеченный, без пяти минут, как говорил Степан Степанович, кандидат медицинских наук, превосходно разбирающийся в психологии людей и удивительно легко, вроде бы мимоходом, управляющий их поступками. Совершенно неожиданно в сознании Антона возник забитый народом до предела зал судебного заседания. На скамье подсудимых -- Мохов и Остроумов. Попробовал рядом с ними представить Айрапетова и... не смог -- его образ совершенно не вязался с образами уголовников. -- Скажите, Игорь, что заставило вас написать фальшивое письмо Федору Костыреву? -- задал первый вопрос Антон. -- Я не знаю такого человека, -- чуточку подумав, как ни в чем не бывало ответил Айрапетов. Антон достал копию заключения графической экспертизы, исследовавшей конверт, найденный Светланой Березовой у Костырева, и положил ее перед Игорем. -- Против этого документа возражать трудно, Игорь Владимирович, -- спокойно сказал он. Лицо Айрапетова потемнело. Не отрываясь от чтения, он зубами достал из пачки сигарету, машинально щелкнул зажигалкой и затянулся так, что, казалось, щеки сошлись вместе. Табачный дым клубами поплыл по квартире. Антон молча ждал, что скажет Игорь. Тот, закончив читать, посмотрел на Антона и сказал: -- Сейчас вспомнил. Писал я Костыреву, только забыл его фамилию. Об этом просил меня Мохов. Понимаю, что поступил не по-джентльменски, но не вижу причины, из-за которой письмом заинтересовался уголовный розыск. -- Из-за сфабрикованной вами фальшивки порядочный парень едва не угодил в тюрьму. -- Костырев избил предполагаемую тещу? -- натянуто пошутил Айрапетов. -- Нет, связался с Моховым и чуть не стал соучастником преступления. Мохов совершил кражу из магазина. -- Не вижу в этом своей вины. Костырев же не обезьяна. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы разгадать фальшивку. К тому же, трудно поверить, чтобы современного парня могло шокировать глупое письмо сумасбродной мамаши. -- А если современный парень впервые столкнулся с вероломной подлостью и растерялся? -- спросил Антон, глядя в упор на Айрапетова. Игорь отвел глаза: -- Этого я не предполагал. -- Почему, в таком случае, вы боялись своего письма и хотели любой ценой вырвать его у Березовой? -- опять спросил Антон и, не оставляя Айрапетову лазеек, добавил: -- Обещанный соседскому Генке хоккейный абонемент не так уж дешево стоит. Айрапетов долго молчал. Казалось, он не замечает дымящей в руке сигареты, но выражение его лица было спокойным, задумчивым. Такое лицо бывает у неглупого, сдержанного человека, волею случая попавшего в нелепую историю. -- В этом я виновен, -- отчетливо произнося каждое слово, наконец, сказал он, еще немного помолчал и стал объяснять: -- Полусонная Люда Суркова в тот злосчастный вечер проговорилась, что ее сестра таскает в сумочке какое-то загадочное письмо, которое хочет передать в милицию или в прокуратуру. Это письмо якобы ей прислал тот мрачный парень, с которым однажды в кафе "Космос" чуть не подрался Мохов. Признаюсь честно, трухнул. Решил перестраховаться. Перестраховка, как видите, вышла боком. -- В тот вечер Суркова знала о другом письме, на котором вы подписали только адрес. -- О другом?... -- удивился Айрапетов. -- Никаких адресов я не подписывал. -- Это уже не джентльменский разговор. -- Антон с упреком посмотрел на Игоря и положил перед ним копию второго заключения экспертизы, исследовавшей конверт с письмом московского инженера. Выдержка изменила Айрапетову -- на его лице появилась растерянность, и Антону вдруг стало неловко, будто он играет с Айрапетовым, словно кот с пойманной мышью. Имея такие сведения, как показания Остроумова и Мохова, не стоило большого труда припереть Игоря к стенке. Однако, чувствуя уверенность, Антон не торопился раскрывать карты -- слишком необычный "игрок" сидел перед ним. Надо было разобраться в мотивах преступления и, главное, установить истинное лицо Айрапетова. -- Вспомнил, -- тихо сказал Игорь. -- В тот же раз Мохов дал мне какое-то письмо, которое я даже не прочитал, и попросил надписать конверт таким же почерком. Не задумываясь, начеркал ему что-то похожее. -- Для чего нужны были Мохову эти фальшивки? -- Он хотел сагитировать друга уехать с собою куда-то на север, а тот не соглашался. Так, во всяком случае, Мохов мне объяснял. -- Вам известно, кто Мохов? -- Знаю, вроде сидел за хулиганство, но подробностями его биографии не интересовался. -- А напрасно не поинтересовались, -- сказал Антон и сразу спросил: -- Как к Мохову попало письмо Василия Михайловича Митякина, которое тот получил от Березовой? Айрапетов усмехнулся и ответил самым искренним тоном: -- Это для меня новость. С Митякиным мы школьные друзья. Последний раз встречались около месяца назад, на железнодорожном вокзале. Кроме него, были я, Бураевская, Мохов и мой дядя Николай Петрович. Ни о каких письмах при встрече не было даже разговора. -- После той встречи вы с Митякиным не виделись? -- Нет. Время меняет людей. От школьной дружбы почти ничего не осталось. Что-то насторожило Антона в ответе, и он, стараясь сосредоточиться, задал побочный вопрос: -- Чем вызвана привязанность вашего дяди к игрушечной собачке? -- Это давняя тяжелая история. Николай Петрович, с женой и пятилетней дочерью Зиночкой, попал в автомобильную катастрофу и только чудом остался жив. Жена и Зиночка погибли. У каждого, даже самого здорового человека, существует предел так называемой физиологической выносливости, и когда этот предел перейден, развивается, говоря языком медицины, психогенное расстройство. Оно у Николая Петровича усилилось полученной в катастрофе травмой головы. Игрушечная собачка -- его память о погибших дочери и жене. Мы пробовали собачку спрятать, надеясь, что дядя быстрее забудет трагедию. Но Николаю Петровичу стало еще хуже -- он чуть было не лишился рассудка полностью. Эту игрушку очень любила Зиночка, она была моей сверстницей. -- Зачем Николай Петрович ездил в райцентр в прошлое воскресенье? Вы были там в субботу? -- Да, я был в райцентре в субботу, а Николай Петрович... Он часто уезжал без моего разрешения. Пришло время задать самый главный вопрос, и Антон спросил: -- Чем вы, Игорь Владимирович, объясните такое совпадение: в один и тот же день у вас снято пять тысяч рублей в сберкассе, а у Остроумова на эту же сумму открыт счет? -- Не может быть... -- почти прошептал Айрапетов. Антон положил перед ним выписки из сберкассовых лицевых счетов, сухо проговорил: -- Чтобы не играть в кошки-мышки, добавлю: Остроумов передумал садиться в тюрьму за кражу. Не выгодно ему показалось отсиживать за чужие грехи. Айрапетов, вскочив из-за стола, заходил по комнате. Затем сел на прежнее место, хотел налить себе вина, но передумал, смял в пепельнице недокуренную сигарету и тут же, щелкнув зажигалкой, прикурил новую. -- Я действительно заплатил Остроумову деньги, -- жадно затягиваясь табачным дымом, заговорил Игорь. -- Однако вовсе не потому, что принимал участие в краже. Мохов по дешевке продал мне золотые часы, и когда я понял, что уголовный розыск напал на его след, испугался. У страха глаза велики, под его влиянием я стал ворочать глупость за глупостью... -- Что рассказывал Мохов о магазине? -- Ровным счетом ничего. -- Когда состоялась купля-продажа? -- В воскресенье утром. -- Билеты Мохову и Костыреву на самолет вы покупали? -- Я. В аэропорту у меня есть знакомые. -- Мохов вас знакомил с Костыревым? -- Нет... Допрос только начинался... 22. Портрет без ретуши Не один день понадобился Антону для выяснения обстоятельств дела. Очные ставки и перекрестные допросы, анализ показаний свидетелей и сверка экспертиз безжалостно глотали время. И, несмотря на это, полная картина совершения кражи не прорисовывалась, не стирались приятные краски ретуши с портрета Игоря Айрапетова, не хватало какого-то очень важного соединительного звена в преступной цепочке Лаптев -- Самолет -- Мохов -- Айрапетов. Кто из них запевала? Кто оказался причастным к преступлению по воле случая? Какова доля вины каждого из них? Но сильнее всего интересовало Антона подлинное лицо Игоря Владимировича Айрапетова. Антон больше склонялся к тому, что преступник не может стать врачом, а вот врач может скатиться на преступный путь. Чем вызвано падение врача Айрапетова? Когда зло началось?... С фальшивого письма Костыреву? С покупки краденых часов у Мохова? Скорее всего значительно раньше... Ведь уже Бураевская в свое время подметила, что Игорь способен на заведомую подлость. Значит, уже тогда он был способен пойти на связь с преступниками. Загадкой оставалось и письмо Березовой к московскому инженеру Василию Михайловичу Митякину. Каким путем оно оказалось у Мохова? Не организовал ли эту фальшивку с помощью Айрапетова сам Митякин? Хотя Светлана безоговорочно верит в порядочность Митякина, но, если у того по отношению к ней были серьезные намерения, то Костырев мог оказаться третьим лишним и, чтобы от него избавиться, Митякин мог попросить Айрапетова... Ведь ради чего-то они встречались. Ради чего?... С нетерпением ожидал Антон возвращения Митякина из Томска. Наконец Василий Михайлович появился в Новосибирске. Договорились встретиться в гостинице "Центральная", где Митякин снял одноместный номер. Направляясь к нему, Антон предполагал увидеть подвижного молодого мужчину, чем-то схожего с Айрапетовым. Однако предположение не оправдалось. Василий Михайлович оказался не по возрасту степенным, высокого роста, с глубокими залысинами в заметно поредевших волосах и с несколько грубоватыми чертами худощавого лица. Предложив Антону сесть в кресло, сам осторожно присел на краешек стула, предварительно приподняв штанины брюк, словно боялся, как бы не измять элегантно наутюженные стрелки. Чувствовалось, что к появлению сотрудника уголовного розыска он относится настороженно. Разговор долгое время не клеился. Даже на второстепенные вопросы, касающиеся Айрапетова, Митякин отвечал, предварительно подумав, осторожно подбирая слова, как будто до смерти боялся сказать лишнее. Убив целый час на беседу с ним, Антон смог выяснить, что вырос Айрапетов в обеспеченной семье и со второго или третьего класса за ним закрепилось прозвище "Богатый". В отличие от некоторых зазнаек из обеспеченных семей, Игорь был на редкость простецким среди друзей и учился здорово, без всякой зубрежки. Среднюю школу закончил, чуть-чуть не дотянув до золотой медали, и в медицинский институт поступил без протекции, хотя мама с папой и навязывали ему свои услуги. И в студенческие годы Игорь продолжал оставаться общительным, энергичным, любил веселые компании. Родительских денег не жалел, одалживал их друзьям, водил знакомство с легкомысленными девицами, имел массу поклонниц, но своей популярностью у них не злоупотреблял. Были, конечно, и чудачества, но не выходящие из рамок. -- Как его родители на это смотрели? -- спросил Антон. Прежде чем ответить, Митякин достал пачку сигарет -- Антон сразу приметил, что курит он так же, как Айрапетов, "Нашу марку", -- долго искал по карманам спички. Найдя их, неторопливо прикурил, несколько раз затянулся, положил сигареты на стол и только после этого заговорил: -- Во взгляде родителей на поведение Игоря в то время один нюанс был. Игорь рвался из-под родительского крова к самостоятельности. Родители же делали все, чтобы удержать его в своем гнезде. Потому на некоторые чудачества Игоря всегда смотрели сквозь пальцы. -- Как он опекуном дяди стал? -- Подробностей не знаю, но мне известно, что на этой почве у Игоря произошел с родителями конфликт. За то, что Игорь уехал в Сибирь, Евгения Петровна, говоря бухгалтерским языком, полностью перестала его финансировать. Однажды мы с ним встретились в Москве, и я первый раз увидел Игоря без денег. Он даже у меня занял на авиабилет до Новосибирска. Через полмесяца вернул долг телеграфным переводом. -- Скажите, Василий Михайлович, чем была вызвана ваша встреча с Айрапетовым на железнодорожном вокзале? -- постепенно подводя разговор к письму Березовой, спросил Антон. -- Зная обширные связи Игоря, я телеграммой просил его забронировать приличный номер в гостинице. Он выполнил просьбу. В вокзальном ресторане мы немного поговорили и, по-моему, оба пришли к выводу, что ничего общего между нами не осталось от прежней дружбы. Игоря, например, интересовал один-единственный вопрос: хорошо ли я зарабатываю? -- И последнее... -- Антон достал письмо Березовой в фальшивом конверте и подал его Василию Михайловичу, Вы узнаете это? Митякин с недоумением поразглядывал конверт, неторопливо вынул из него листок и, едва взглянув на первые строчки, удивленно спросил: -- Как оно к вам попало? Антон улыбнулся: -- Без вашей помощи на этот вопрос затрудняюсь ответить. -- Это же мое письмо! -- Я знаю. Светлана Березова рассказала. Загадкой остается, каким образом этот листок оказался в конверте, адрес на котором написал Игорь Айрапетов. -- Письмо я получил незадолго до поездки сюда. Положил, отлично помню, вот в этот карман, -- Митякин хлопнул по правой стороне пиджака. -- Хотел встретиться в Новосибирске с Березовой и устранить возникшее между нами недоразумение. Светлана ошибочно поняла мое предложение о наших отношениях... Собственно, насколько понимаю, вас волнуют не мои отношения со Светланой. Интересно другое -- в Новосибирске я не мог найти письма. Оно как испарилось. Неожиданная догадка пришла Антону в голову. -- Вспомните, пожалуйста, как вы сидели в ресторане, когда встретились с компанией Айрапетова, -- п