ь обязана вам, Монкбарнс. Но, если вы сами не примете ее руку, я прямо скажу, не знаю, где дочь бедного рыцаря может найти себе пару в наши корыстные времена. - Вы говорите обо мне, сэр Артур? Ну нет! Но я сохраняю за собой право поединка и, неспособный сразиться сам с моим прекрасным врагом, выставлю за себя другого бойца. Впрочем, об этом - потом! Что ты нашел в этих бумагах, Гектор? Ты склонился над ними так, словно у тебя пошла из носу кровь. - Ничего особенного, сэр. Но только моя рука теперь уже почти совсем поправилась, и я собираюсь через день или два избавить вас от своего общества и отправиться в Эдинбург. Я узнал, что туда прибыл майор Невил. Я хотел бы повидать его. - Какой майор? - спросил дядя Гектора. - Майор Невил, сэр, - повторил молодой воин. - А кто он такой, черт возьми, этот майор Невил? - настаивал антикварий. - Вы, мистер Олдбок, - вмешался сэр Артур, - наверно, не раз видели его имя в газетах. Это весьма выдающийся молодой офицер. Но я рад сообщить, что мистеру Мак-Интайру незачем уезжать из Монкбарнса, чтобы его повидать: сын пишет, что майор приедет с ним в Нокуиннок, и мне нечего говорить о том, что я охотно познакомлю молодых людей - конечно, если они еще не знакомы. - Нет, лично мы еще не знакомы, - ответил Гектор, - но мне приходилось много слышать о майоре Невиле, и у нас есть общие друзья; ваш сын один из них. Но мне все равно пора в Эдинбург. Я вижу, что начинаю надоедать дяде, и боюсь... - ...что дядя надоест тебе? - перебил его Олдбок. - Кажется, этого уже не исправить. Но ты забыл, что приближается восхитительное двенадцатое августа и что ты условился где-то встретиться с одним из лесничих лорда Гленаллена, чтобы преследовать ни в чем не повинных пернатых. - Верно, верно, дядя, я совсем забыл! - воскликнул легко воспламеняющийся Гектор. - Но вы перед тем сказали что-то такое, что у меня все вылетело из головы. - Если угодно вашим милостям, - сказал старый Эди, высовывая свою седую голову из-за экрана, где он обильно угощался элем и холодным мясом, - если угодно вашим милостям, я могу сообщить новость, которая удержит тут капитана не хуже охоты. Вы слыхали о том, что сюда идут французы? - Какие французы, глупая голова? Вздор! - У меня не было времени, - сказал сэр Артур, - просмотреть направляемую мне как представителю власти корреспонденцию за последнюю неделю. Я взял себе за правило читать ее, кроме спешных дел, только по средам, потому что я все делаю методически. Но мне довольно было одного взгляда на письма, чтобы заметить, что поднялась какая-то тревога. - Тревога? - переспросил Эди. - Я думаю - тревога, если мэр приказал немедленно зажечь на Хелкит-хеде огонь (это надо было сделать на полгода раньше), а сторожить этот маяк городской совет назначил не кого-нибудь, а самого старика Кексона. Одни говорят, что этим хотели уважить капитана Тэфрила, который почти наверно женится на Дженни Кексон, другие считают, что хотели угодить вашей милости и Монкбарнсу, как вы носите парики, а еще иные вспоминают старую историю про судью, который заказал парик, а потом так и не заплатил за него. Так или иначе, а Кексон уже сидит на верхушке утеса, как баклан, чтобы кричать в непогоду. - Клянусь честью, отличный страж! - сказал Монкбарнс. - А что тем временем будет с моим париком? - Я точь-в-точь это же спросил у Кексона, - ответил Охилтри, - и он сказал, что может заглядывать к вам каждое утро и подправлять его перед тем, как лечь спать, потому что днем при маяке будет другой человек. Кексон говорит, что может завивать ваш парик и наяву и во сне. Это сообщение направило разговор по иному пути. Все заговорили о защите страны и о долге, обязывающем человека сражаться за ту землю, на которой он живет. Наконец пришло время расстаться. Антикварий и его племянник зашагали домой, обменявшись с обитателями Нокуиннока самыми теплыми словами взаимного уважения и сговорившись в самом скором времени встретиться снова. Глава XLIV Она меня не любит, ну так что ж? Бледнеть мне, видя, как она цветет? Вздыхать, когда другим дарит улыбки? Ну нет, я дорожу своим покоем! Он не перо на шляпе у девицы, Чтоб колебаться от кивков небрежных. Старинная пьеса - Гектор, - обратился к нему дядя, когда они шли домой, - я иногда склонен подозревать, что ты в одном отношении глуп. - Если вы считаете меня глупым лишь в одном отношении, сэр, вы, безусловно, оказываете мне большую честь, чем я ожидаю или заслуживаю. - Я хочу сказать - в одном отношении par excellence*, - ответил антикварий. - Мне иногда казалось, что ты поглядываешь на мисс Уордор. ______________ * Особенно (франц.). - Да, сэр? - невозмутимо произнес Мак-Интайр. - Да, сэр! - повторил за ним дядя. - Этот чертов малый отвечает так, словно нет ничего разумнее на свете, как ему, армейскому капитану без гроша за душой, жениться на дочери баронета. - Я полагаю, сэр, - ответил молодой горец, - для мисс Уордор в этом не было бы ничего унизительного с точки зрения древности рода. - О, боже упаси нас касаться этой темы! Нет, нет, вы оба равны, оба - на вершинах знатности и вправе смотреть свысока на всякого roturier* в Шотландии. ______________ * Простолюдина (франц.). - А с точки зрения состояния, мы тоже равны, так как ни у кого из нас его нет. Может, я ошибаюсь, но только я не могу упрекнуть себя в самонадеянности. - Вот в этом-то и есть ошибка, - возразил дядя. - Она не захочет пойти за тебя, Гектор! - В самом деле, сэр? - Сущая правда, Гектор. А для вящего подтверждения должен сообщить тебе, что она любит другого. Она однажды неверно поняла несколько слов, с которыми я к ней обратился, и впоследствии мне удалось разгадать, какой смысл она в них вкладывала. Раньше я не мог понять, почему она медлит и краснеет. Но теперь, мой бедный Гектор, я знаю, что это был смертный приговор твоим надеждам и притязаниям. Поэтому советую тебе трубить отступление и, по возможности в порядке оттянуть свои силы, ибо гарнизон форта слишком силен, чтобы тебе идти на приступ. - Мне нет надобности трубить отступление, дядя, - сказал Гектор, гордо выпрямившись и шествуя с оскорбленным и торжественным видом. - Незачем отступать тому, кто и не наступал. В Шотландии найдутся женщины, кроме мисс Уордор, из такой же хорошей семьи... - И с лучшим вкусом, - подхватил дядя. - Несомненно, такие найдутся, Гектор. И хотя она принадлежит к самым благовоспитанным и разумным девушкам, каких я встречал, я сомневаюсь, способен ли ты оценить ее достоинства. Тебе нужно другое. Крупная фигура, над головой крест-накрест два пера, одно - зеленое, другое - синее, амазонка - цвета, присвоенного полку. Сегодня она правит кабриолетом, а завтра делает смотр полку, проезжая рысью на сером пони, который накануне тащил экипажик, - hoc erat in votis*. Вот какие качества могли бы покорить тебя, особенно если бы леди питала склонность к естественной истории и предпочитала некую разновидность phoca. ______________ * Вот чего тебе хотелось (лат.). - Не жестоко ли, сэр, - сказал Гектор, - при всяком удобном случае тыкать мне в нос этим проклятым тюленем? Но мне это все равно, и мое сердце не разобьется из-за мисс Уордор. Она свободна выбирать, кого хочет, и я желаю ей всяческого счастья. - Великодушное решение, о столп Трои! А я, Гектор, опасался сцены. Твоя сестра говорила мне, что ты отчаянно влюблен в мисс Уордор. - Сэр, - ответил молодой человек, - не хотите же вы, чтобы я был отчаянно влюблен в девушку, которой я безразличен? - Ну что ж, племянник, - уже более серьезно проговорил антикварий, - в том, что ты говоришь, конечно, есть свой смысл. И я многое дал бы за то, чтобы лет двадцать - двадцать пять назад мог рассуждать так, как ты. - Мне думается, в таких вопросах каждый может рассуждать как хочет, - сказал Гектор. - Люди старой школы смотрели на это иначе, - возразил Олдбок. - Но, как я уже говорил, современный образ действий представляется более благоразумным, хотя и не более интересным. А теперь скажи мне, как ты смотришь на возможность вторжения, которая сейчас так всех волнует? Люди все еще кричат: "Они идут!" Гектор, глубоко униженный, но всячески старавшийся скрыть это от своего насмешливого дядюшки, охотно поддержал разговор, который мог отвлечь мысли антиквария от мисс Уордор и тюленя. А когда они достигли Монкбарнса, им пришлось рассказывать дамам о событиях в замке и, в свою очередь, выслушивать сообщения о том, как долго дамы ждали с обедом, прежде чем решили сесть за стол без антиквария. И за этими разговорами обе вышеупомянутые деликатные темы были забыты. На следующее утро антикварий встал рано и, так как Кексон еще не появлялся, сразу почувствовал, что ему не хватает мелких новостей и слухов, о которых неизменно докладывал бывший парикмахер. Болтовня Кексона стала не менее необходимой антикварию, чем понюшка табаку, хотя оба эти удовольствия он ценил, или только делал вид, что ценит, не больше, чем они того заслуживают. Ощущение пустоты, обычно сопровождающее подобные лишения, было устранено Охилтри, который прохаживался вдоль изгороди из подстриженных тисов и падубов, по-видимому, чувствуя себя вполне как дома. И в самом деле, за последнее время все так к нему привыкли, что даже Юнона не лаяла на него и лишь следила за ним строгим и бдительным оком. Антикварий в халате вышел из дома, и нищий сейчас же приветствовал его. - Теперь они идут, и по-настоящему, Монкбарнс! Я прямо из Фейрпорта, хотел доставить вам это известие и сейчас же пойду назад. В бухту только что вошел "Искатель", и говорят, что французский флот гнался за ним. - "Искатель"? - на миг задумавшись, переспросил Олдбок. - Вот оно что! - Ну да, "Искатель", бриг капитана Тэфрила. - Так, так! А он имеет отношение к надписи "Искать номер два"? - спросил Олдбок; ему показалось, что название судна проливает новый свет на историю с таинственным ящиком и находившимся в нем кладом. Нищий, словно мальчик, пойманный на веселой проказе, прикрыл шляпой лицо, но не мог удержаться и расхохотался от души. - В вас, верно, сам дьявол сидит, Монкбарнс, и помогает вам так ловко подгонять одно к одному! Кто бы подумал - поставить рядом то да это! Вот поймали вы меня! - Мне все ясно, - сказал Олдбок, - как надпись на хорошо сохранившейся медали: ящик, в котором было найдено серебро, принадлежал бригу, а сокровище - моему "фениксу"? (Эди кивнул в знак подтверждения.) И оно было закопано там, чтобы помочь сэру Артуру в его затруднениях? - Мною, - сказал Эди, - и двумя матросами с брига; но они не знали, что в ящике. Они думали, что капитан привез какую-то контрабанду. Я сторожил это место днем и ночью, пока клад не перешел в нужные руки. А потом, когда этот немецкий черт стал таращить глаза на крышку ящика (кто хочет ягнятинки, ищет, где лежала овца), какой-то шотландский бес дернул меня сыграть с ним шутку. Теперь вы видите, что я не мог болтать перед судьей Литлджоном. Скажи я хоть слово, все и выплыло бы наружу. Мистер Ловел очень разгневался бы. Вот я и решил, что лучше буду терпеть, а рта не раскрою. - Должен сказать, что он удачно выбрал, кому доверить дело, хотя это и было немного странно, - заметил Олдбок. - А я о себе скажу так, Монкбарнс, - ответил нищий. - Мне изо всей нашей округи скорее всего можно доверить деньги. Мне их не надо, и не хочу я их, да и тратить их мне не на что. А у молодого человека и не было особого выбора. Ведь он думал, что навсегда покидает страну. (Надеюсь, что тут он ошибся.) Ночью нам довелось узнать о горестях сэра Артура, а к рассвету Ловел уже должен был быть на борту брига. Однако еще через пять суток бриг снова вошел в бухту. Я, как условились, встретил лодку, и мы зарыли клад там, где вы его нашли. - Это была очень романтическая и глупая затея, - сказал Олдбок. - Почему было не довериться мне или иному другу? - На руках молодого человека, - возразил Эди, - была кровь сына вашей сестры, который еще мог умереть. Где тут было мистеру Ловелу долго раздумывать? И как он мог просить вас через кого-нибудь еще? - Ты прав. А что, если бы Дюстерзивель опередил вас? - Едва ли он сунулся бы туда без сэра Артура. Накануне он здорово перетрусил и не собирался даже близко подходить к тому месту. Его только насильно можно было затащить туда. Первую-то находку спрятал он сам, как же он мог рассчитывать на вторую? Если он все же вертелся возле сэра Артура, то лишь затем, чтобы выманить у него еще сколько удастся. - В таком случае, - спросил Олдбок, - как мог попасть туда сэр Артур, если бы его не привел немец? - Гм, - спокойно ответил Эди, - у меня была заготовлена такая сказка про Мистикота, что он примчался бы за сорок миль, да и вы тоже! А потом его бы обязательно потянуло туда, где он уже раз нашел денежки. Ведь он теперь знал, как нужно искать клады! Короче, серебро было в слитках, а сэру Артуру грозило разорение. Ловел же больше всего старался о том, чтобы сэр Артур не догадался, чья рука ему помогла. Вот мы и не нашли лучшего способа подсунуть ему эти слитки, хотя и долго ломали себе головы. Но, если бы серебро случайно попало в лапы Дюстерзивеля, мне было велено немедленно рассказать все шерифу или вам. - А знаешь, несмотря на все эти мудрые предосторожности, мне кажется, трудно было рассчитывать, чтобы такая неуклюжая затея сошла гладко. Вам повезло, Эди! Но откуда, черт возьми, у Ловела взялось столько серебряных слитков? - Вот уж этого я вам не могу сказать. Но их погрузили на борт в Фейрпорте вместе с прочим его добром, и мы уложили их на бриге в снарядный ящик. Так оно было удобно и для хранения и для переноски. - Боже мой! - воскликнул Олдбок, вспоминая начало своего знакомства с Ловелом. - И для этого молодого человека, бросающего сотни фунтов на такие странные предприятия, я думал устраивать подписку, чтобы издать его сочинения! И я еще оплатил его счет в Куинзферри! Нет, никогда больше я не стану оплачивать ничьих счетов! А у вас с Ловелом, видно, была постоянная переписка? - Нет, я получил только наспех нацарапанную записку, что в Тэннонбург прибудет - говорилось о вчерашнем дне - пакет с очень важными письмами для хозяев Нокуиннока. Боялись, видите ли, как бы в Фейрпорте не вскрыли эти письма. И не напрасно. Я слыхал, что миссис Мейлсеттер потеряет должность, потому что больше смотрит за чужими делами, чем за своими собственными. - Какой же награды ты теперь ждешь, Эди, за то, что был и советчиком, и гонцом, и охранителем, и доверенным лицом в этом деле? - Ни черта я не жду, разве что вы, джентльмены, придете на похороны нищего и, может быть, вы сами понесете изголовье гроба, как бедному Стини Маклбеккиту. Мне это дело не составило труда, я все равно бродил бы с места на место. Но как счастлив я был, когда выбрался из тюрьмы! Я все думал: что, если важное письмо придет, пока я сижу взаперти, как устрица, и все из-за этого пойдет прахом? Иной раз я говорил себе: откроюсь вам и все расскажу! Однако я ведь не мог пойти против приказа мистера Ловела. И, мне кажется, ему надо было повидать кого-то в Эдинбурге, прежде чем сделать то, что он хотел, для сэра Артура и его семьи. - Понятно. Ну, а как твои политические новости, Эди? Французы все-таки идут? - Бог их знает! Но так говорят, сэр! Сейчас огласили строгий приказ, чтобы солдаты и добровольцы были наготове. Скоро сюда пришлют толкового молодого офицера - проверить нашу оборону. Я видел, как служанка чистила мэру портупею и лосины, и помог ей, потому что она - сами понимаете - не много в этом смыслит. Вот я и узнал новости в награду за труды. - А ты сам что думаешь, старый солдат? - Право, не знаю. Если их нагрянет сколько говорят, сила будет на их стороне. Но среди добровольцев много смелых молодых парней. Не хочу сказать ничего плохого и о тех, кто слаб или малопригоден, потому как я и сам такой. Но и мы сделаем что можем! - Вот как Воинственный дух снова просыпается в тебе, Эди? Под нашим пеплом снова пышет пламя! Разве и у тебя, Эди, есть за что биться? - Мне не за что биться, сэр? Неужто я не стану биться за свою родину, и за берега ручьев, по которым я брожу, и за очаги хозяек, которые дают мне кусок хлеба, и за малышей, что ковыляют мне навстречу, чтобы поиграть со мной, когда я прихожу в какую-нибудь деревушку? А, черт, - продолжал он с жаром, сжимая посох. - Будь у меня столько сил, сколько доброй воли, я не одному бы дал их про запас на целый день боя. - Браво, браво, Эди! Страна не в такой уж опасности, если нищий готов драться за свою миску, как лэрд - за свою землю. Тут их разговор вновь обратился к той ночи, которую Эди и Ловел провели в руинах монастыря. Сообщенные нищим подробности чрезвычайно позабавили антиквария. - Я не пожалел бы гинеи, чтобы посмотреть, как этот подлый немец корчился от страха, хотя привык нагонять его своим шарлатанством на других, и сам дрожал то перед гневом своего покровителя, то перед воображаемым духом. - Да, - сказал нищий, - ему было чего испугаться. Казалось, дух самого Дьявола в латах вселился в сэра Артура. - Кстати, что будет с тем проходимцем? - Я как раз утром получил письмо, из которого узнал, что он отказался от возбужденного против тебя обвинения и предлагает раскрыть такие обстоятельства, которые облегчат более, чем мы ожидаем, приведение в порядок дел сэра Артура. Это пишет шериф, а еще он сообщает, что Дюстерзивель дал какие-то важные сведения правительству, и поэтому его, вероятно, просто вышлют на родину: пусть мошенничает у себя дома! - А что же станется со всеми прекрасными машинами, и колесами, и штреками, и штольнями в Глен Уидершинзе? - спросил Эди. - Я надеюсь, люди, прежде чем разойдутся, сложат из тамошнего хлама хороший костер, подобно тому, как армия, которой приходится снять осаду, уничтожает свою артиллерию. А что касается ям в земле, Эди, то я оставлю эти ловушки на пользу следующему мудрецу, который захочет променять добро на дым. - Господи помилуй! Как же так - сжечь? Ведь это большой убыток. Не лучше ли вам попытаться продать это имущество и хоть так вернуть часть ваших ста фунтов? - продолжал Эди с насмешливым сочувствием. - Ни одного фартинга не возьму! - рассердился антикварий и, повернувшись, отошел на два шага; но тут же вновь повернулся к нищему, чуть улыбнулся, смущенный своей раздражительностью, и сказал: - Ступай в дом, Эди, и запомни мой совет: никогда не говори со мной о рудниках, а с моим племянником - о phoca, или, как вы его называете, тюлене. - Мне надо назад, в Фейрпорт, - сказал странник. - Хочу послушать, что говорят о вторжении, но я запомню, что сказала ваша милость: не говорить с вами о тюлене, а с капитаном - о ста фунтах, которые вы дали Дюстер... - Пошел к черту! Я хотел, чтобы ты не напоминал об этом мне! - Ах, боже мой! - Эди изобразил крайнее удивление. - А я-то думал, что ваша милость позволяет всего касаться в приятном разговоре, кроме вон того претория да еще бляшки, что вы купили у бродячего торговца, приняв ее за настоящую старинную монету. - А ну тебя! - пробурчал антикварий, поспешно отвернулся и ушел в комнаты. Нищий поглядел ему вслед, а затем, прерывисто смеясь, как делают сорока или попугай в ознаменование удачной проделки, снова вышел на дорогу в Фейрпорт. Привычка сделала его непоседливым, да и по натуре он был большим охотником до новостей. И вот вскоре он опять очутился в городе, который покинул утром с единственной целью "малость покалякать с Монкбарнсом". Глава XLV На Понеле алел костер, На Скиддо - три костра; И рог тревожил топь и бор С заката до утра. Джеймс Хогг Страж, стоявший на холме и смотревший в сторону Бирнама, вероятно, подумал, что грезит, когда увидел, как роковой лес двинулся в поход на Дунсинан. Так и старый Кексон, сидя у себя в будке и размышляя о близкой свадьбе дочери и о чести породниться с лейтенантом Тэфрилом да изредка поглядывая на следующий сигнальный пост, был немало удивлен, заметив в этом направлении свет. Он протер глаза, глянул еще раз, потом проверил свое наблюдение по поперечине, направленной на нужную точку. Свет становился все ярче, как комета перед взором астронома, "терзая смутным ужасом народы". - Господи, смилуйся над нами! - сказал Кексон. - Что же теперь делать? Впрочем, об этом пусть думают головы поумнее моей, а я пока что зажгу маяк! И он тут же зажег маяк, который отбросил в небо длинный, колышущийся сноп света; этот свет вспугнул с гнезд морских птиц и заиграл глубоко внизу на поалевших морских волнах. Другие сторожа, столь же старательные, как Кексон, в свою очередь заметили и повторили сигнал. Огни засверкали на мысах, скалах, отдаленных от берега холмах, и вскоре по сигналу о вторжении поднялась вся округа. Наш антикварий, пригревшийся под двумя двойными ночными колпаками, нежился в постели, как вдруг его покой был прерван воплями сестры, племянницы и двух служанок. - Это что еще? - произнес он, приподнимаясь. - Женщины в моей комнате? Среди ночи! С ума вы сошли, что ли? - Дядя, маяк! - воскликнула мисс Мак-Интайр. - Французы идут убивать нас! - завизжала мисс Гризельда. - Маяк, маяк!.. Французы, французы!.. Убьют, убьют!.. - наперебой кричали служанки, как хористки в опере. - Французы? - повторил Олдбок, торопливо приподымаясь. - Ступайте вон из комнаты, женщины, чтобы я мог одеться. И принесите - эй, слышите? - мой меч! - Который, Монкбарнс? - крикнула ему сестра, одной рукой протягивая бронзовый римский меч, а другой - "Андреа Феррара" без рукояти. - Самый длинный, самый длинный! - кричала Дженни Ринтерут, волоча двуручный меч двенадцатого столетия. - Женщины, - обратился к ним Олдбок в большом волнении, - успокойтесь и не поддавайтесь напрасному страху! Уверены ли вы, что они пришли? - Уверены, уверены! - воскликнула Дженни. - Больше чем уверены! Все морские ополченцы, и сухопутные ополченцы, и добровольцы, и йомены готовятся и спешат, как могут, пешком и верхом, в Фейрпорт. Даже старый Маклбеккит пошел с остальными (много от него будет толку!). Господи, скольких из тех, кто хорошо послужил королю и родине, недосчитаются завтра! - Дайте мне, - сказал Олдбок, - ту шпагу, которую мой отец носил в сорок пятом году. У нее нет перевязи, но мы как-нибудь обойдемся. Сказав это, он продел шпагу под клапан кармана панталон. В этот миг вошел Гектор, который поднимался на ближайший холм, чтобы выяснить, насколько справедлива эта тревога. - Где твое оружие, племянник? - встретил его Олдбок. - Где твоя двустволка, с которой ты не расставался, когда она была нужна лишь для того, чтобы тешить твое тщеславие? - Что вы, сэр! - ответил Гектор. - Кто ж берет с собой в поход охотничье ружье? Я, как видите, в форме и надеюсь принести больше пользы, если мне дадут под команду отряд, чем если у меня будет десять двустволок. А вам, сэр, надо отправиться в Фейрпорт и, во избежание сумятицы, дать указания, где расквартировать людей и лошадей. - Ты прав, Гектор! Кажется, мне лучше поработать головой, чем руками. А вот и сэр Артур Уордор; впрочем, между нами говоря, он мало поможет и головой и руками. Сэр Артур, вероятно, был иного мнения. Одетый в свой старый лейтенантский мундир, он тоже направлялся в Фейрпорт и хотел захватить с собой мистера Олдбока, так как после недавних событий особенно укрепился в своем первоначальном мнении о его мудрости. И, несмотря на все мольбы женщин, чтобы антикварий остался в качестве гарнизона Монкбарнса, мистер Олдбок и его племянник сразу же приняли предложение сэра Артура. Только тот, кому случалось вблизи наблюдать подобные сцены, может представить себе царившую в Фейрпорте суматоху. В окнах сверкали сотни огней. Они внезапно появлялись и исчезали, свидетельствуя о суете внутри домов. Жены и дочери горожан с громкими причитаниями сбегались на рыночную площадь. Иомены из окрестных долин носились верхом по улицам, то в одиночку, то группами по пять-шесть человек. Барабаны и флейты добровольцев, призывавшие к оружию, сливались с командой офицеров, звуком горнов и набатов. Корабли в гавани были освещены, и шлюпки, спущенные с вооруженных судов, увеличивали сумятицу, высаживая людей и пушки для усиления местной обороны. Этой частью приготовлений весьма деятельно руководил Тэфрил. Два или три небольших корабля уже отдали концы и вышли в море на поиски ожидаемого неприятеля. Такова была картина общего смятения, когда сэр Артур Уордор, Олдбок и Гектор не без труда проложили себе путь на главную площадь, к ратуше. Здание было освещено, и там собрались члены магистрата и многие окрестные землевладельцы. И на этот раз, как всегда бывало в подобных случаях, здравый смысл и твердость духа шотландцев восполняли недостаток опыта. Членов магистрата осаждали квартирмейстеры воинских частей, требуя билетов на постой для людей и лошадей. - Давайте, - сказал судья Литлджон, - разместим лошадей в наших товарных окладах, а людей - в наших гостиных. Поделимся ужином с одними и фуражом - с другими. Мы разбогатели под защитой уважающего свободу и отечески пекущегося о нас правительства; теперь пришло время показать, что мы его ценим! Присутствующие громкими возгласами выразили свое одобрение, и люди разных сословий единодушно предлагали отдать все свое достояние на защиту отечества. Капитан Мак-Интайр выступал как военный советник и адъютант мэра, проявляя хладнокровие и знание дела, совершенно неожиданные для его дяди, помнившего его обычную insouciance*, отчего тот время от времени лишь удивленно поглядывал на него, наблюдая, с каким спокойствием и твердостью капитан объяснял различные меры предосторожности, подсказанные ему опытом, и давал указания, как их выполнять. Он нашел состояние различных частей неплохим, если учесть их случайный состав. Их было много, и все они были проникнуты бодрой уверенностью и полны воодушевления. Потребность в людях с воинским опытом в эту минуту настолько перевешивала все другие соображения, что даже старый Эди, вместо того чтобы остаться в стороне, - подобно Диогену в Синопе, катавшему свою бочку, когда все кругом готовились к обороне, - взял на себя надзор за раздачей боевых припасов, что и выполнял весьма толково. ______________ * Беспечность (франц.). Все с нетерпением ожидали двух событий: появления гленалленовских добровольцев, которые, во внимание к высокому положению этой семьи, должны были образовать особый отряд, и заранее объявленного прибытия офицера, которому главнокомандующий вверил заботу об обороне берега и полное распоряжение местными воинскими силами. Наконец послышались звуки рога иоменов Гленаллена, и сам граф, к удивлению всех, кто знал его привычки и слабое здоровье, появился в мундире, во главе своего отряда. Его нижнешотландские иомены, верхом на прекрасных лошадях, составили внушительный эскадрон; за ним следовал полк в пятьсот человек, в одежде горцев, которых также вызвал граф из своих северных владений. Впереди двигались музыканты, игравшие на волынках. Опрятный и подтянутый вид этого отряда вассалов привел в восхищение Мак-Интайра. На дядю же его еще большее впечатление произвело то, как в этот ответственный час сказался боевой дух древнего рода, одаривший новыми силами немощного и, казалось, полуживого графа, вождя этих бойцов. Граф потребовал, чтобы ему и его людям отвели позицию, которой действительно грозила бы опасность, выказал большую распорядительность при разработке плана размещения сил и остроту ума при его обсуждении. Когда над Фейрпортом занялось утро, военный совет все еще заседал и приготовления к защите шли полным ходом. Но вот в толпе послышались крики, возвещавшие прибытие "храброго майора Невила и еще одного офицера", и на площадь въехала запряженная четверкой лошадей почтовая карета, которую громким "ура" приветствовали добровольцы и горожане. Члены магистрата вместе с мировыми судьями поспешили к дверям ратуши встретить прибывших. Каково же было удивление всех присутствующих, и в особенности антиквария, когда носителем красивого мундира и треуголки оказался не кто иной, как столь мирный Ловел! Понадобились дружеские объятия и сердечные рукопожатия, чтобы Олдбок поверил своим глазам. Сэр Артур был не менее удивлен, когда в обществе Ловела, или, точнее, майора Невила, увидел своего сына, капитана Уордора. Первые же слова молодых офицеров свидетельствовали, что храбрость и усердие всех собравшихся были совершенно напрасны, если не считать того, что послужили лишним доказательством их патриотического духа и расторопности. - Как мы выяснили по пути сюда, - объяснил майор Невил, - сторож на Хелкит-хеде был весьма естественно введен в заблуждение костром, который какие-то праздные люди разожгли на холме над Глен Уидершинзом, как раз на линии передачи сигналов. Олдбок виновато взглянул на сэра Артура, и тот, пожав плечами, ответил ему таким же взглядом. - Это, вероятно, машины, которые мы в порыве гнева обрекли пламени! - сказал антикварий; он ободрился, но был немало пристыжен, что оказался причиной такого нарушения всеобщего покоя. - Черт бы взял этого Дюстерзивеля! Видно, он оставил нам в наследство кучу неприятностей вроде этого прощального фейерверка. Кто знает, какие еще хлопушки взорвутся у нас под ногами!.. А вот и сам бдительный Кексон! Выше голову, старый осел! Отвечать за тебя приходится нам. А теперь забери эту железину! - И Олдбок передал ему шпагу. - Не знаю, что бы я вчера сказал человеку, который вздумал бы меня уверять, что я прицеплю к себе такое украшение. Тут лорд Гленаллен слегка тронул его за локоть и увлек в отдельную комнату. - Ради бога, скажите, кто этот молодой человек, так разительно похожий на... - ...на несчастную Эвелин? - перебил его Олдбок. - Я полюбил его с первого взгляда, а ваша светлость указали причину. - Но кто... кто он? - продолжал лорд Гленаллен, судорожно сжимая руку антиквария. - Раньше я назвал бы его Ловелом, но теперь оказывается, что он майор Невил. - ...которого мой брат воспитал как внебрачного сына... и сделал своим наследником... Боже, это дитя моей Эвелины! - Постойте, милорд, постойте! - сказал Олдбок. - Не торопитесь с таким предположением. Какова его вероятность? - Вероятность? Нет, здесь не вероятность, а уверенность! Управляющий, о котором я вам говорил, письменно изложил мне всю историю. Я лишь вчера получил это письмо. Приведите его, ради бога, чтобы отец мог благословить его, прежде чем умрет. - Хорошо. Но ради вас самого и ради него, дайте мне минуту, чтобы подготовить его к такой встрече. И, решив расследовать дело глубже, чтобы полностью убедиться в справедливости столь странной истории, Олдбок отправился к майору Невилу, который в это время отдавал распоряжение распустить собравшиеся вооруженные силы. - Прошу вас, майор, на минуту передать дела капитану Уордору и Гектору, с которым вы, надеюсь, окончательно помирились (Невил улыбнулся и через стол пожал руку Гектору), и выслушать меня. - Вы могли бы этого требовать от меня, мистер Олдбок, даже если бы мои дела были более неотложны, так как я выступал перед вами под вымышленным именем и за ваше гостеприимство отплатил тем, что ранил вашего племянника. - Вы поступили с ним, как он того заслуживал, - ответил Олдбок, - хотя, кстати сказать, сегодня он выказал и здравый смысл и подлинный воинский дух. Право, если б он освежил в памяти науку, а также почитал Цезаря, и Полибия, и "Stratagemata" Polyoeni*, я думаю, он добился бы в армии повышения, а я, конечно, помог бы ему. ______________ * "Военные хитрости" Полиэна (греч.). - Он вполне этого заслуживает, - сказал Невил. - А я рад, что вы готовы меня простить. Вы сделаете это еще более охотно, если узнаете, что, к сожалению, я имею не больше прав на имя Невила, под которым все меня знают, чем на имя Ловела, под которым знали меня вы. - Вот как! Тогда, я уверен, мы найдем вам такое имя, на которое у вас будет самое твердое и законное право. - Сэр! Я полагаю, что вы не считаете несчастные обстоятельства моего рождения подходящим предметом для... - Ни в коем случае, молодой человек, - перебил его антикварий. - Я думаю, что знаю о вашем рождении больше, чем вы сами, и, чтобы убедить вас в этом, скажу: вы были воспитаны и известны как внебрачный сын Джералдина Невила из Невилсбурга в Йоркшире и, я предполагаю, как его наследник по завещанию. - Простите, но мне никто не сулил таких видов. На мое воспитание не жалели затрат, мне предоставляли средства для успешного прохождения службы в армии, но, мне кажется, мой предполагаемый отец долгое время питал надежду на брак, хотя она и не осуществилась. - Вы говорите "предполагаемый" отец. Что побуждает вас думать, что мистер Джералдин Невил не был в действительности вашим отцом? - Я знаю, мистер Олдбок, что вы не стали бы расспрашивать о таких деликатных вещах для удовлетворения праздного любопытства. Поэтому откровенно расскажу вам, что случилось в прошлом году, когда мы занимали небольшой город во французской Фландрии. В монастыре, близ которого мы квартировали, я нашел женщину, удивительно хорошо говорившую по-английски. Это была испанка, звали ее Тереза д'Акунья. Когда мы познакомились и ей стало известно, кто я, она сказала мне, что нянчила меня в раннем детстве. Впоследствии она то и дело бросала намеки на то высокое положение, которое я будто бы вправе занять, и обещала объяснить все более подробно в случае смерти некоей шотландской леди: пока та была жива, она считала себя обязанной хранить тайну. Она же сообщила мне, что мистер Джералдин Невил мне не отец. Вскоре мы подверглись нападению неприятеля и были вынуждены покинуть город, ставший добычей свирепых республиканцев. Монашеские ордена были предметом их особой ненависти и жестокости. Монастырь был сожжен, и многие монахини погибли, в том числе и Тереза, а с ней исчезли и все возможности узнать историю моего рождения и всю - несомненно связанную с ней - трагедию. - Raro antecedentem scelestum, или, как я мог бы здесь сказать, scelestam, - заметил Олдбок, - deseruit poena*. Это признавали даже эпикурейцы. Что же вы после этого сделали? ______________ * Злодея редко минует кара за былое (былые) преступление (преступления) (лат.). - Я написал мистеру Невилу и просил у него объяснений, но без успеха. Тогда я взял отпуск, поехал к моему приемному отцу и бросился к его ногам, умоляя раскрыть мне до конца то, чего не досказала Тереза. Он отказался и, когда я проявил настойчивость, стал гневно попрекать меня теми благодеяниями, которые мне уже оказал. Я нашел, что он превышает права благодетеля, а он вынужден был признать, что не имеет права на звание отца, и мы расстались, весьма недовольные друг другом. Я отказался от имени Невила и принял то, под которым вы меня знали. В эту пору, гостя на севере Англии у друга, который покровительствовал моему инкогнито, я познакомился с мисс Уордор и, повинуясь романтическому увлечению, последовал за ней в Шотландию. Я колебался между различными планами устройства своей жизни и решил еще раз обратиться к мистеру Невилу за объяснением тайны моего рождения. Прошло много времени, прежде чем я получил ответ. Его вручили мне как раз в вашем присутствии. Мистер Невил писал о плохом состоянии своего здоровья и заклинал меня в моих же интересах не допытываться правды о его родстве со мной, хотя оно настолько близкое, что он решил сделать меня своим наследником. Когда я готовился покинуть Фейрпорт и посетить мистера Невила, прибыл второй гонец с сообщением, что его не стало. Внезапно обретя большое богатство, я не мог подавить угрызения совести, вспоминая, как я вел себя с моим благодетелем. К тому же в письме были намеки, будто на моем рождении лежит пятно, которое намного хуже простой незаконности. При этом я вспомнил также о предубеждении против меня сэра Артура. - И вы до тех пор ломали себе голову над этой печальной темой, пока не заболели, вместо того чтобы обратиться ко мне за советом и рассказать всю историю? - сказал Олдбок. - Совершенно верно. А тут подоспела моя ссора с капитаном Мак-Интайром и необходимость бежать из Фейрпорта и вообще из здешних мест. - Бежать от любви и поэзии - от мисс Уордор и "Каледониады"? - Именно так! - И с тех пор вы, по-видимому, вынашивали планы, как помочь сэру Артуру? - Да, сэр, в чем мне помогал капитан Уордор в Эдинбурге. - И Эди Охилтри - здесь. Вы видите, я все знаю! Но откуда у вас было столько серебра? - Это была посуда, принадлежавшая мистеру Невилу. Она хранилась у доверенного лица в Фейрпорте. Незадолго до смерти мистер Невил приказал переплавить ее. Вероятно, он не хотел, чтобы я видел гербы Гленалленов. - Так вот, майор Невил, или, разрешите мне сказать, Ловел, - это ваше имя мне особенно мило, - мне кажется, вам придется сменить оба ваши псевдонима на имя и титул высокородного Уильяма Джералдина, обычно называемого лордом Джералдином. И антикварий поведал о странных и грустных обстоятельствах смерти матери молодого человека. - Не сомневаюсь, - добавил он, - что ваш дядя поддерживал версию, будто дитя того несчастного брака умерло. Может быть, он сам помышлял наследовать брату: ведь он когда-то был разгульным и необузданным молодым человеком. Но что касается каких-либо злоумышлении против вас лично, то хотя нечистая совесть Элспет и могла навести ее на подозрения, вызванные взволнованностью мистера Невила, рассказ Терезы и ваш полностью оправдывают его. А теперь, мой дорогой сэр, разрешите мне представить сына отцу. Мы не будем пытаться описать эту встречу. Всесторонние доказательства оказались исчерпывающими, так как мистер Невил оставил у своего управляющего, пользовавшегося его доверием, запечатанный пакет и в нем подробный отчет обо всем деле. Этот пакет приказано было вскрыть лишь после смерти старой графини. Причиной столь долгого сохранения тайны, вероятно, был страх перед тем, как разоблачение позорного обмана может отразиться на высокомерной и властной старухе. Вечером того же дня йомены и добровольцы Гленаллена пили за здоровье молодого наследника. Месяцем позже лорд Джералдин сочетался браком с мисс Уордор. Антикварий преподнес молодой леди массивное обручальное кольцо старинной чеканки с девизом Альдобранда Олденбока "Kunst macht Gunst". Старый Эди, самая замечатель