себе все то зло, что мы ему причинили, я готова прозакладывать графскую корону, которую мне предстоит в один прекрасный день разделить с вами, что он не способен платить злом за зло. - И все-таки, Эми, я ему не доверяю, - упрямствовал ее супруг. - Клянусь честью, не доверяю я ему - и все! По мне, пусть о нашей тайне лучше дьявол пронюхает, чем этот Тресилиан! - А почему же это, милорд? - спросила графиня, даже вздрогнув слегка от решительного тона, которым все это было произнесено. - Позвольте узнать, почему вы так худо думаете о Тресилиане? - Сударыня, - объявил граф, - одна моя воля уже должна была быть для вас достаточной причиной. Но если вам нужно нечто большее, то посудите сами, как этот Тресилиан настроен и с кем он в союзе. Высокого мнения о нем держится этот Рэдклиф, этот Сассекс, в борьбе с которым я едва-едва удерживаю свои позиции в глазах нашей подозрительной властительницы. А если он добьется передо мной такого преимущества, Эми, получив сведения о нашем браке, прежде чем Елизавета будет к этому должным образом подготовлена, я навсегда лишусь ее милостей, я, может быть, даже потеряю сразу все - и почет и богатство, потому что ведь в ней есть черты характера ее отца, Генриха, и стану жертвой, и, быть может, даже кровавой жертвой, ее оскорбленного и ревнивого чувства. - Но почему же, милорд, - продолжала настаивать графиня, - вы так худо толкуете о человеке, о котором знаете так мало? Все, что вам известно о Тресилиане, вы знаете от меня. А именно я и уверяю вас в том, что он ни в коем случае не разгласит вашей тайны. Если я поступила с ним дурно ради вас, милорд, то тем более я теперь забочусь о том, чтобы вы отдали ему должное. Вы рассердились, как только я заговорила о нем. Что же вы сказали бы, если б узнали, что я с ним виделась? - Если это так, - вымолвил граф, - вам бы лучше держать это свидание в тайне, как нечто, высказанное на исповеди. Я не стремлюсь никого погубить, но тот, кто сунет свой нос в мои личные дела, пусть бережется. Медведь {В гербе Лестера была старинная эмблема, принятая его отцом, в бытность последнего графом Уориком, - медведь и суковатая палка. (Прим. автора.)} не допустит, чтобы кто-нибудь преградил ему его грозное шествие! - И вправду грозное! - прошептала графиня, страшно побледнев. - Ты больна, моя крошка, - сказал граф, стараясь поддержать ее в своих объятиях. - Лучше тебе снова прилечь, нельзя вставать так рано. Есть у тебя еще какие-нибудь просьбы, не затрагивающие моей чести, моего благополучия и моей жизни? - Нет, никаких, мой повелитель и возлюбленный, - пролепетала графиня. - О чем-то еще я хотела вам сказать, но вы разгневались, и я все забыла - Отложи это до нашей следующей встречи, милочка, - сказал граф с нежностью, снова обнимая ее. - Воздержись только от просьб, которые я не могу и не смею исполнить. А если все остальное, что ты пожелаешь, не будет выполнено с буквальной точностью, то это уж будет такое желание, которого не в силах удовлетворить даже сама Англия со всеми своими заморскими владениями. С этими словами он наконец распростился с женой. У лестницы он получил от Варни широкий плащ с ливреей и шляпу с полями и закутался так, что его нельзя было узнать. Во дворе его и Варни ждали оседланные лошади. А накануне вечером уже отправились в путь двое-трое слуг, посвященных в тайну лишь настолько, чтобы знать или догадываться об интриге графа с красивой дамой в этом замке, хотя ее имя и звание были им неизвестны. Энтони Фостер сам держал поводья графского жеребца, крепкого и выносливого, а его старик слуга держал за уздечку более нарядного и породистого коня, на котором в качестве господина должен был воссесть Ричард Варни. Однако, когда граф подошел к ним, Варни выступил вперед, чтобы взять под уздцы лошадь хозяина, не давая Фостеру оказать графу эту услугу, которую он, видимо, считал своей привилегией. Фостер бросил на него злобный взгляд за подобное вмешательство, лишавшее его возможности услужить графу, но уступил Варни место. Ничего не заметив, граф вскочил на лошадь и, забыв, что в роли слуги он должен был следовать за мнимым господином, выехал, погруженный в свои мысли, из четырехугольного двора, махнув несколько раз рукой в ответ на прощальные приветствия платком, которые графиня посылала ему из окна своей комнаты. Когда его стройная фигура исчезла под темными сводами ворот, Варни пробормотал: "Вот вам превосходная политика - слуга впереди господина!" А когда граф совсем скрылся, он улучил момент перемолвиться словечком с Фостером. - Ты бросаешь на меня такие угрюмые взгляды, Энтони, - сказал он, - как будто я лишил тебя прощального кивка милорда. Но зато я побудил его оставить тебе на память кое-что получше за твою верную службу. Взгляни-ка сюда! Кошелек с таким замечательным золотом, какое вряд ли когда-нибудь бренчало между большим и указательным пальцами скряги. Ну-ка, брат, пересчитай их, - добавил он, в то время как Фостер с угрюмым видом взял золото, - да приобщи к ним то, что он вчера вечером так любезно дал на память Дженет! - Что такое? Что такое? - взволнованно заговорил Фостер. - Разве он дал Дженет золота? - Конечно, чудак ты этакий, а почему бы и нет? Разве ее уход за прелестной госпожой не заслуживает награды? - Она его не возьмет, - решительно сказал Фостер. - Она должна вернуть его. Я знаю, что он влюбляется в девичьи личики хотя и пылко, да ненадолго. Его любовь непостоянна, как луна. - Ну, знаешь, Фостер, ты попросту с ума спятил. Неужели ты надеешься на такое счастье, что милорд удостоит Дженет своим милостивым взглядом? Да кто, черт подери, заслушается дрозда, когда рядом распевает соловей? - Дрозд ли, соловей ли, для птицелова все одно. А вы-то сами, мистер Варни, - небось мастак наигрывать на дудочке, чтобы завлечь резвых птичек в его сети. Не желаю я совсем такого дьявольского предпочтения для Дженет, какое вы уже устроили не одной несчастной девушке. А, вы смеетесь? Нет, я спасу от когтей сатаны хоть одну ее из своей семьи, можете быть спокойны. Она вернет назад это золото. - Да, или же отдаст тебе на хранение, Тони, это ничуть не хуже, - возразил Варни. - Ну ладно, а теперь я должен сообщить тебе кое-что поважнее. Наш лорд возвращается ко двору не в очень-то приятном для нас расположении духа. - Что вы имеете в виду? - спросил Фостер. - Уж не наскучила ли ему его миленькая игрушечка, его забава? Он заплатил за нее королевскую цену и, бьюсь об заклад, уже жалеет о своей покупке. - Ни чуточки, Тони, - ответил шталмейстер. - Он в ней души не чает и готов ради нее расстаться со двором. А тогда - прощай надежды, владения и спокойное житье. Церковные земли отберут, и хорошо еще, Тони, если нас не потащат отчитываться перед казной. - Тогда мы пропали, - пробормотал Фостер, меняясь в лице от тревожных предчувствий, - и все из-за женщины! Будь это ради спасения души - еще куда ни шло! Нет, иногда мне хочется отшвырнуть от себя все земное и стать одним из беднейших прихожан нашей общины. - Ты на это способен, Тони, - заметил Варни, - но, думаю, что дьявол вряд ли уверует в твою вынужденную бедность и ты кругом будешь в накладе. А вот послушайся-ка моего совета, и Камнор-холл останется за тобой. Ни слова о том, что Тресилиан был здесь, ни слова, пока я тебя не предупрежу. - А почему, позвольте узнать? - подозрительно спросил Фостер. - Олух ты этакий! - воскликнул Варни. - При теперешнем настроении милорда это лучший способ утвердить его в решении удалиться от двора, чуть он узнает, что его леди преследуют подобные призраки, да еще в его отсутствие. Он сам захочет стать драконом, стерегущим золотое яблочко, и тогда, Тони, ты можешь убираться прочь. Умный да внемлет! А теперь - прощай! Я должен скакать за ним! Он повернул коня, вонзил в него шпоры и исчез под сводом вслед за лордом. - Сам бы ты убрался прочь или сломал себе шею, сводник проклятый! - пробормотал Фостер. - Но я должен плясать под его дудку, потому что выгода у нас одна и он вертит надменным графом, как хочет. Все-таки Дженет должна отдать мне эти золотые монеты: они будут отложены на дела богоугодные. Я замкну их особо в крепкий ларец, покуда не приищу им должное употребление. Дуновение тлетворного вихря не должно коснуться Дженетона должна остаться чистой, как ангел, чтоб молиться богу за отца. Мне нужны ее молитвы, я на опасном пути. О моем образе жизни уже ходят самые дикие слухи. Прихожане посматривают на меня косо, а когда мистер Холдфорт говорил, что лицемер подобен гробу повапленному, который внутри завален костями мертвецов, он вроде как посмотрел прямо на меня. Римская вера была удобнее, Лэмборн верно говорил. Человеку надо только было следовать предуказанным путем - перебирать четки, слушать мессу, ходить к исповеди да получать отпущение грехов. А эти пуритане идут более трудным и тернистым путем. Но я попробую - буду каждый раз читать библию целый час перед тем, как открою свой железный сундук. Тем временем Варни устремился за своим хозяином и вскоре догнал его. Лестер ожидал его у задних ворот парка. - Ты зря теряешь время, Варни, - сказал граф. - А оно не ждет. Только в Вудстоке я смогу в безопасности переодеться, а до этого моя поездка сопряжена с опасностями. - Туда всего лишь два часа быстрой езды, милорд, - ответил Варни. - Что до меня, то я задержался лишь для того, чтобы еще раз напомнить ваши приказания об осторожности и сохранении тайны этому Фостеру и узнать, где обретается джентльмен, которого я предложил бы в свиту вашего сиятельства вместо Треворса. - Ты думаешь, что он подходит для моей передней? - спросил граф. - Как будто бы да, милорд, - ответил Варни. - Но если ваше сиятельство соблаговолит поехать дальше один, я могу вернуться в Камнор и доставить его к вашему сиятельству в Вудсток, прежде чем вы встанете завтра утром. - Да, как тебе известно, я уже сейчас сплю там, -сказал граф. - И, пожалуйста, не щади лошадиной шкуры, чтобы утром ты был при мне, когда я буду вставать. Сказав это, он пришпорил лошадь и помчался дальше. А Варни поехал назад в Камнор, минуя парк, по большой дороге. Он спешился у двери славного "Черного медведя" и выразил желание побеседовать с мистером Майклом Лэмборном. Эта достойная личность не преминула предстать перед своим новым хозяином, но на этот раз с видом довольно унылым. - Ты потерял след своего дружка Тресилиана, - сказал Варни. - Я вижу это по твоей виноватой харе. Так вот каково твое проворство, бесстыжий! Ты плут! - Черт его раздери совсем! - воскликнул Лэмборн. - Уж как я за ним охотился! Я выследил, что он укрылся здесь у моего дядюшки, прилип к нему, как пчелиный воск, видел его за ужином, наблюдал, как он шел к себе в комнату, и presto! {Очень быстро, мгновенно (итал.).} На следующее утро он уже исчез, и даже сам конюх не знает куда. - Ты, очевидно, вкручиваешь тут мне, любезный, - прошипел Варни. - Если так, то, клянусь, тебе придется раскаяться. - Сэр, и самая лучшая собака может дать промашку, - заныл Лэмборн. - Ну какая мне выгода с того, что этот молодчик вдруг испарился неведомо куда? Спросите хозяина, Джайлса Гозлинга, спросите буфетчика и конюха, спросите Сисили и кого угодно в доме, как я не спускал с Тресилиана глаз, покуда он не отправился спать. Ей-ей, не мог же я торчать у него всю ночь, как сиделка, когда увидел, что он спокойненько улегся в постельку. Ну, сами посудите, разве я виноват? Варни действительно порасспросил кое-кого из домашних и убедился, что Лэмборн говорит правду. Все единодушно подтвердили, что Тресилиан уехал внезапно и совершенно неожиданно рано утром. - Но не скажу ничего худого, - заметил хозяин. - Он оставил на столе в своей комнате деньги для полной оплаты по счету и даже еще на чай слугам. Это уже вроде бы и ни к чему: он, видимо, сам оседлал своего мерина, без помощи конюха. Убедившись, что Лэмборн вел себя вполне честно, Варни начал говорить с ним о его будущей судьбе и о том, как он хочет устроиться, намекнув при этом, что он, Варни, дескать, уразумел из слов Фостера, что Лэмборн не прочь поступить в услужение к вельможе. - Ты бывал когда-нибудь при дворе? - спросил он. - Нет, - ответил Лэмборн, - но, начиная с десятилетнего возраста, я не меньше раза в неделю вижу во сне, что я при дворе и моя карьера обеспечена. - Сам будешь виноват, если твой сон окажется не в руку, - сказал Варни. - Ты что, без денег? - Хм! - промычал Лэмборн. - Я люблю всякие удовольствия. - Ответ вполне достаточный, да к тому же без обиняков, - похвалил его Варни. - А знаешь ли ты, какие качества требуются от приближенного вельможи, значение которого при дворе все возрастает? - Я сам представлял их себе, сэр, - ответил Лэмборн. - Ну вот, например: зоркий глаз, рот на замке, быстрая и смелая рука, острый ум и притупившаяся совесть. - А у тебя, я полагаю, - заметил Варни, - ее острие давно уже притупилось? - Не могу припомнить, сэр, чтобы оно было когда-либо особенно острым, - сознался Лэмборн. - Когда я был юнцом, у меня случались кое-какие заскоки, но я их маленько поистер из памяти о жесткие жернова войны, а что осталось - выбросил за борт в широкие просторы Атлантики. - А, значит, ты служил в Индии? - И в восточной и в западной, - похвастался кандидат на придворную должность, - на море и на суше. Я служил португальцам и испанцам, голландцам и французам и на собственные денежки вел войну с шайкой веселых ребят, которые утверждали, что за экватором не может быть мирной жизни. {Сэр Фрэнсис Дрейк, Морган и многие смелые авантюристы той эпохи были и в самом деле немногим лучше настоящих пиратов. (Прим. автора.)} - Ты можешь хорошо послужить мне, и милорду, и самому себе, - помолчав, сказал Варни. - Но запомни: я знаю людей. Отвечай правду: можешь ты быть верным слугой? - Ежели бы вы и не знали людей, - сказал Лэмборн, - я счел бы своим долгом ответить - да, без всяких там прочих штучек, да еще поклясться при сем жизнью и честью и так далее. Но так как мне кажется, что вашей милости угодна скорее честная правда, чем дипломатическая ложь, я отвечаю вам, что могу быть верным до подножия виселицы, да что там - до петли, свисающей с нее, если со мной будут хорошо обращаться и хорошо награждать - не иначе. - К твоим прочим добродетелям ты можешь, без сомнения, добавить, - сказал Варни издевательским тоном, - способность в случае необходимости казаться серьезным и благочестивым. - Мне ничего не стоило бы сказать - да, - ответил Лэмборн, - но, говоря начистоту, я должен сказать - нет. Ежели вам нужен лицемер, можете взять Энтони Фостера. Его с самого детства преследует нечто вроде призрака, который он называет религией, хотя это такой сорт благочестия, который всегда оборачивался для него прибылью. Но у меня нет таких талантов. - Ладно, - сказал Варни. - Если нет в тебе лицемерия, то есть ли у тебя здесь хоть лошадь в конюшне? - Как же, сэр! - воскликнул Лэмборн. - Да такая, что потягается с лучшими охотничьими лошадками милорда герцога в скачке через изгороди и канавы. Когда я маленько промахнулся на Шутерс-хилл и остановил старика скотовода, карманы которого были набиты поплотнее его черепной коробки, мой славный гнедой конек вынес меня прочь из беды, несмотря на все их крики и улюлюканья. - Тогда седлай его сейчас же и поедешь со мной, - приказал Варни. - Оставь свое платье и вещи на хранение хозяину. А я определю тебя на службу, где если сам не приложишь стараний, то не судьбу вини, а пеняй на себя. - Сказано превосходно и по-дружески! - воскликнул Лэмборн. - Я буду готов в одно мгновение. Эй, конюх, седлай, болван, мою лошадку, не теряя ни секунды, если тебе твоя башка дорога. Прелестная Сисили, возьми себе половину этого кошелька в утешение по случаю моего неожиданного отъезда. - Нет, уж это к дьяволу! - вмешался ее отец. - Сисили не нуждается в таких знаках внимания от тебя. Убирайся прочь, Майк, и ищи себе милость божью, если можешь, хотя не думаю, чтобы ты отправился туда, где она тебя ожидает. - Позволь-ка мне взглянуть на твою Сисили, хозяин, - попросил Варни. - Я много наслышан о ее красоте. - Это красота загорелой смуглянки, - возразил хозяин. - Она может устоять против дождя и ветра, но мало пригодна, чтобы понравиться таким вельможным критикам, как вы. Она у себя в комнате и не может предстать пред светлые очи такого придворного кавалера, как мой благородный гость. - Ну, бог с ней, добрый хозяин, - согласился Варни. - Лошади уже бьют копытами. Счастливо оставаться! - А мой племянник едет с вами, позвольте спросить? - осведомился Гозлинг. - Да, намерен как будто, - ответил Варни. - Ты прав, совершенно прав, - сказал хозяин, - говорю тебе, ты совершенно прав, родственничек. Лошадка у тебя бойкая, смотри только ненароком не угоди в петлю. А уж если ты непременно хочешь достигнуть бессмертия посредством веревки, что весьма вероятно, раз ты связался с этим джентльменом, то заклинаю тебя найти себе виселицу как можно дальше от Камнора. Засим вверяю тебя твоей лошади и седлу. Шталмейстер и его новый слуга тем временем вскочили на лошадей, предоставив хозяину извергать свои зловещие напутствия наедине сколько ему вздумается. Они поехали сначала быстрой рысью, и это мешало их беседе, но когда они стали подниматься на крутой песчаный холм, разговор возобновился. - Ты, стало быть, доволен, что будешь служить при дворе? - спросил Варни. - Да, уважаемый сэр, ежели вам подходят мои условия так, как мне подходят ваши. - А каковы твои условия? - поинтересовался Варни. - Ежели я должен зорко следить за интересами моего покровителя, он должен глядеть сквозь пальцы на мои недостатки, - объявил Лэмборн. - Ага, - сказал Варни, - значит, они не слишком бросаются в глаза, чтобы ему переломать о них ноги? - Верно, - согласился Лэмборн. - Далее, ежели я помогаю травить дичь, мне должны предоставить глодать косточки. - Это разумно, - признал Варни. - Сначала старшим, потом тебе. - Правильно, - продолжал Лэмборн. - Остается добавить только одно. Ежели закон и я поссоримся, мой покровитель должен вызволить меня из тенет. Это самое главное. - И это разумно, - подхватил Варни, - если, конечно, ссора произошла на службе у хозяина. - О жалованье и прочем таком я уже не говорю, - добавил Лэмборн. - Я должен рассчитывать на всякие секретные награды. - Не бойся, - успокоил его Варни. - У тебя будет достаточно платьев, да и денег тоже вполне хватит на всякие твои развлечения. Ты поступаешь в Дом, где в золоте, как говорится, купаются по уши. - Вот это мне по душе, - обрадовался Майкл Лэмборн. - Остается только, чтобы вы сообщили мне имя моего хозяина. - Меня зовут мистер Ричард Варни, - ответил его спутник. - Но я имею в виду, - сказал Лэмборн, - имя того благородного лорда, к кому на службу вы хотите меня определить. - Ты что, мерзавец, слишком важная персона, чтобы называть меня господином? - запальчиво прикрикнул на него Варни. - Ты у меня можешь дерзить другим, а наглости по отношению к себе я, знаешь ли, не потерплю. - Прошу прощения у вашей милости, - присмирел Лэмборн. - Но вы, кажется, на дружеской ноге с Энтони Фостером. А мы теперь с Энтони тоже друзья. - Я вижу, ты хитрый плут, - смягчился Варни. - Так заруби себе на носу: я действительно собираюсь ввести тебя в свиту вельможи. Но ты будешь находиться всегда при мне и должен выполнять мои распоряжения. Я его шталмейстер. Скоро ты узнаешь его имя. Перед этим именем дрожит Государственный совет, оно управляет королевством. - С таким талисманом вполне можно производить магические заклинания, - заметил Лэмборн, - ежели кто хочет отыскать тайные клады! - Если подойти к делу с умом, то да, - согласился Варни. - Но запомни: если сам полезешь творить заклинания, то можешь вызвать дьявола, который разорвет тебя на мелкие кусочки! - Все ясно, - объявил Лэмборн. - Я не преступлю должных границ. Тут путешественники, закончив разговор, опять помчались вперед и вскоре въехали в королевский парк в Вудстоке. Это старинное владение английской короны тогда сильно отличалось на вид от того, чем оно было, когда в нем обитала красавица Розамунда и оно служило ареной для тайных и весьма непозволительных любовных интрижек Генриха II. Оно еще меньше похоже на то, чем стало в нынешние времена, когда замок Бленхейм напоминает о победе Марлборо и не в меньшей степени о гении Ванбру, хотя при жизни его осуждали люди, значительно уступавшие ему по тонкости вкуса. Во времена Елизаветы это было старинное, весьма запущенное здание, давно уже не удостаивавшееся чести быть королевской резиденцией, вследствие чего последовало совершенное обнищание окрестных деревень. Жители их, однако, несколько раз подавали прошения королеве о том, чтобы она хоть изредка удостаивала их чести лицезреть ее царственный лик. По этому самому делу, по крайней мере на первый взгляд, благородный лорд, которого мы уже представили читателям, и посетил Вудсток. Варни и Лэмборн, не стесняясь, проскакали галопом прямо во двор старинного полуразрушенного здания. Там можно было видеть в то утро сцену величайшего переполоха, которого здесь не видывали за два последних царствования. Челядь графа, ливрейные лакеи и другие слуги то входили, то выходили из дома с наглым шумом и ссорами, ведьма обычными для их должности. Слышались лошадиное ржание и собачий лай, так как лорд, по долгу осмотра и обследования замка и всех угодий, был, конечно, снабжен всем необходимым для того, чтобы позабавиться охотой в парке, по слухам - одном из древнейших в Англии и изобиловавшем оленями, которые уже давно бродили там в полной безопасности. Несколько деревенских жителей, в тревожной надежде на благоприятные последствия этого столь редкого посещения, слонялись по двору, ожидая выхода великого человека. Всех их взволновало внезапное прибытие Варни. Послышался шепот: "Графский шталмейстер!", и они не замедлили попытаться снискать его расположение, снимая шапки и предлагая подержать уздечку и стремя любимого слуги и приближенного графа. - Держитесь где-нибудь подальше, судари мои, - надменно заявил Варни, - и дайте прислужникам сделать свое дело. Уязвленные горожане и крестьяне отошли по этому знаку назад. А Лэмборн, который неотступно следил за поведением своего начальника, отверг предложенные услуги еще более неучтиво: - Отойдите прочь, мужичье, чтоб всем вам провалиться на этом месте, и пусть эти мерзавцы лакеи исполнят что им полагается! Они передали своих лошадей слугам и вошли в дом с надменным видом, вполне естественным для Варни благодаря привычке и сознанию своей высокородности. Лэмборн же вовсю старался подражать ему. А несчастные жители Вудстока перешептывались между собою: - Ну и ну! Избави бог нас от всех этих самодовольных щеголей! А если и хозяин похож на слуг, то ну их всех к дьяволу! Туда им и дорога! - Помолчите, добрые соседи! - вмешался судебный пристав. - Держите язык за зубами. Потом все узнаем. Но никого никогда в Вудстоке не будут так радостно встречать, как добродушного старого короля Гарри! Он, бывало, уж если хлестнет кого плетью своей королевской рукой, так потом отсыплет ему горсть серебряных грошей со своим изображением, чтобы пролить елей на раны. - Да будет мир его праху! - откликнулись слушатели. - Долгонько ждать нам, покуда кого-то из нас отхлещет королева Елизавета! - Как знать, - возразил пристав. - А пока - терпение, дорогие соседи! Утешимся мыслью, что мы заслуживаем такого внимания руки ее величества! Тем временем Варни, за которым по пятам следовал его новый прислужник, направился в залу, где лица, более значительные и важные, чем собравшиеся во дворе, ожидали появления графа, еще не покидавшего своей комнаты. Все они приветствовали Варни с большей или меньшей почтительностью, в соответствии с собственной должностью или неотложностью дела, которое привело их на утренний прием графа. На общий вопрос: "Когда выйдет граф, мистер Варни?" - он коротко отвечал в таком роде: "Не видите, что ли, моих сапог? Я только что вернулся из Оксфорда и ничего не знаю", и тому подобное, пока тот же вопрос не был задан более громко персоной более значительной. Тогда последовал ответ: "Я спрошу сейчас у камергера, сэра Томаса Коупли". Камергер, выделявшийся среди других серебряным ключом, ответил, что граф ожидает только возвращения мистера Варни, с которым хочет перед выходом побеседовать наедине. Посему Варни поклонился всем и отправился в покои лорда. Послышался ропот ожидания, длившийся несколько минут и заглушенный наконец распахнутыми дверями. Вошел граф, впереди которого шли камергер и управитель имением, а сзади - Ричард Варни. В благородной осанке и величественном взгляде графа не было и следа той наглости и нахальства, которые были столь характерны для его слуг. Его обращение с людьми, правда, бывало различным, в зависимости от звания тех, с кем он говорил, но даже самый скромный из присутствующих имел право на свою долю его милостивого внимания. Вопросы, задаваемые графом о состоянии имения, о правах королевы, о выгодах и невыгодах, которыми могло бы сопровождаться ее временное пребывание в королевской резиденции Вудстока, свидетельствовали, по-видимому, о том, что он самым серьезным образом изучил прошение жителей, желая содействовать дальнейшему развитию города. - Да благословит господь его благородную душу! - сказал пристав, пробравшись в приемную. - Он выглядит немного бледным! Ручаюсь, что он провел целую ночь, читая нашу памятную записку. Мистер Тафьярн, который потратил шесть месяцев на ее составление, сказал, что потребуется неделя, чтобы в ней разобраться. А смотрите-ка, граф добрался до самой сути в каких-нибудь двадцать четыре часа! Засим граф пояснил, что он будет стремиться убедить государыню останавливаться в Вудстоке во время ее поездок по стране, чтобы город и окрестности могли пользоваться теми же преимуществами ее лицезрения и ее милости, как и при ее предшественниках. Кроме того, он выразил радость, что может быть вестником ее благосклонности к ним, заверив, что для увеличения торговли и поощрения достойных горожан Вудстока ее величество решила устроить в городе рынок для торговли шерстью. Эта радостная весть была встречена громкими изъявлениями восторга не только избранных особ, допущенных в приемную, но и толпы, ожидавшей на дворе. Права корпорации были вручены графу на коленях местными властями, вместе с кошельком золота, который граф передал Варни, а тот, в свою очередь, уделил из него некоторую толику Лэмборну, в качестве задатка на новом месте. Вскоре после этого граф и его свита сели на лошадей, чтобы возвратиться ко двору королевы. Их отъезд сопровождался такими громкими кликами: "Да здравствуют королева Елизавета и благородный граф Лестер!", что эхо разнеслось по всей старинной дубовой роще. Любезность и учтивость графа засияли отраженным светом и на его приближенных, так же как их надменное поведение до этого бросало тень и на их господина. И, сопровождаемые восклицаниями: "Да здравствует граф и его доблестная свита!", Варни и Лэмборн, каждый на приличествующем ему месте, гордо проехали по улицам Вудстока. Глава VIII Хозяин. Я вас слушаю, мистер Фентон. И, уж во всяком случае, ваша тайна останется при мне. "Виндзорские насмешницы". Теперь необходимо вернуться к подробностям событий, которые сопровождали и даже вызвали внезапное исчезновение Тресилиана из "Черного медведя" в Камноре. Читатель помнит, что этот джентльмен после встречи с Варни возвратился в караван-сарай Джайлса Гозлинга, где заперся в своей комнате, потребовал перо, чернила и бумагу, попросив, чтобы его в этот день больше не беспокоили. Вечером он снова появился в общей комнате, где Майкл Лэмборн, исполняя поручение Варни, все время за ним следил. Майкл сделал попытку возобновить знакомство и выразил надежду, что Тресилиан не питает к нему недружественных чувств за его, Лэмборна, участие в утренней схватке. Но Тресилиан отвел его домогательства хотя и вежливо, но весьма твердо. - Мистер Лэмборн, - сказал он, - я полагаю, что вполне достаточно вознаградил вас за время, потраченное из-за меня. Я знаю, что под вашей маской какой-то дикой тупости у вас хватит здравого смысла понять меня, когда я говорю откровенно, что предмет нашего временного знакомства исчерпан и в дальнейшем между нами не должно быть ничего общего. - Voto {Клянусь! (исп.).}! - воскликнул Лэмборн, одной рукой крутя свои бакенбарды, а другой хватаясь за эфес шпаги. - Ежели бы я думал, что этим вы намерены оскорбить меня... - То вы, без сомнения, отнеслись бы к этому рассудительно, - прервал его Тресилиан, - и так, видимо, вы и поступите. Вы прекрасно отдаете себе отчет в том, какое между нами расстояние, и не потребуете от меня дальнейших объяснений. Доброй ночи! Сказав это, он повернулся к своему бывшему спутнику спиной и начал беседовать с хозяином. Майкла Лэмборна так и подмывало завязать ссору, но его гнев излился лишь в нескольких бессвязных проклятиях и восклицаниях, а затем он смирился и утих под властью превосходства, которое более сильные духом люди внушают личностям вроде него. В задумчивом молчании он пристроился где-то в углу, пристально следя за каждым движением своего недавнего спутника. Он теперь испытывал к нему чувство личной вражды и собирался отомстить, выполняя приказание своего нового хозяина Варни. Наступил час ужина, за ним последовало и время удалиться на покой. Тресилиан, как и все прочие, отправился спать в свою комнату. Он лег в постель, но вскоре вереница печальных мыслей, не дававшая ему уснуть, была внезапно прервана скрипом двери, и в комнате замерцал свет. Бесстрашный Тресилиан вскочил с постели и схватился за свой меч, но не успел он выхватить его из ножен, как знакомый голос произнес: - Не спешите с вашей рапирой, мистер Тресилкан. Это я, ваш хозяин, Джайлс Гозлинг. Тут ночной гость приоткрыл фонарь, до сих пор испускавший лишь слабое мерцание, и перед взором удивленного Тресилиана предстал сам добродушный хозяин "Черного медведя". - Что это еще за представление, хозяин? - рассердился Тресилиан. - Неужто вы поужинали так же весело, как и вчера, и теперь лезете не в свою комнату? Или полночь у вас в гостинице считается подходящим временем для всяких маскарадов? - Мистер Тресилиан, - ответил хозяин, - я знаю свое место и время не хуже любого другого веселого хозяина гостиницы в Англии. Но вот тут мой паскудный пес родственничек, который следит за вами, как кот за мышью. А вы сами поругались и подрались то ли с ним, то ли с кем другим, и боюсь, что дело будет худо. - Ты, знаешь ли, совсем спятил, милый мой, - сказал Тресилиан. - Пойми, что твой родич не заслуживает моего гнева. А кроме того, почему ты думаешь, что я с кем-то поссорился? - Ах, сэр, - был ответ, - у вас на скулах были красные пятна, и я понял, что вы только что дрались. Это так же верно, как то, что сочетание Марса и Сатурна предвещает беду. А когда вы воротились, пряжки вашего пояса оказались спереди, шагали вы быстро и пошатывались, и по всему было видно, что ваша рука и эфес вашей шпаги недавно находились в тесном общении. - Ну хорошо, любезный хозяин, если мне и пришлось вытащить шпагу из ножен, то почему же это обстоятельство заставило тебя вылезть из теплой постели в такое позднее время? Ты видишь, что беда миновала. - По правде говоря, это-то мне и сомнительно. Энтони Фостер - человек опасный. При дворе у него могущественные покровители, которые уже поддерживали его в трудное время. А тут еще мой родственничек... да я уж говорил вам, что он за птица. И если эти два давнишних закадычных дружка снова свели знакомство, я не хотел бы, мой достойный гость, чтоб это все шло за ваш счет. Даю вам честное слово, что Майкл Лэмборн весьма подробно выспрашивал у моего конюха, куда и в какую сторону вы поедете. Вот я и хочу, чтобы вы припомнили, не сделали ли вы или не сболтнули чего-то такого, за что вас могут подстеречь на дороге и захватить врасплох. - Ты честный человек, хозяин, - сказал Тресилиан после недолгого размышления, - и я буду с тобой откровенен. Если злоба этих людей обращена против меня, что весьма вероятно, то это потому, что они подручные негодяя, гораздо более могущественного, чем они сами. - Вы разумеете мистера Ричарда Варни, не так ли? - спросил хозяин. - Он был вчера в Камнорском замке и хоть и старался проникнуть туда тайно, но его заметили и сообщили мне. - О нем я и говорю, хозяин. - Тогда, бога ради, достойный мистер Тресилиан, поберегитесь! - воскликнул честный Гозлинг. - Этот Варни - защитник и покровитель Энтони Фостера, который подчинен ему и получил по его милости в аренду это здание и парк. А сам Варни получил во владение большую часть земель Эбингдонского аббатства, а среди них и замок Камнор, от своего хозяина, графа Лестера. Говорят, что он вертит им как хочет, хотя я считаю графа слишком благородным вельможей, чтобы пользоваться им для таких темных делишек, о которых тут ходят слухи. А граф вертит как хочет (то есть в хорошем и подобающем смысле) королевой, да благословит ее господь! Теперь видите, какого вы себе нажили врага! - Ну что ж, так уж вышло, ничего не поделаешь, - сказал Тресилиан. - Боже ты мой, так надо же что-то предпринять! - волновался хозяин. - Ричард Варни... Он тут пользуется таким влиянием на милорда и может предъявить так много давних и тяжелых для всех претензий от имени аббата, что люди боятся даже произнести его имя, а уж о том, чтобы выступить против него, не может быть и речи. Вы сами можете судить об этом по разговорам, которые тут велись вчера вечером. О Тони Фостере чего только не говорилось, а о Ричарде Варни - ни слова, хотя все считают, что он-то и есть ключ к тайне, связанной с миленькой девчонкой. Но, быть может, вы все это лучше меня знаете. Бабы хоть сами и не носят шпаги, зато часто служат поводом для того, чтобы лезвия мечей перекочевывали из своих ножен воловьей кожи в другие - из плоти и крови. - Я действительно знаю побольше, чем ты, об этой бедной, несчастной даме, любезный хозяин. И сейчас я настолько лишен друзей и дружеских советов, что охотно прибегну к твоей мудрости. Я расскажу тебе всю эту историю, тем более что хочу обратиться к тебе с просьбой, когда рассказ мой будет окончен. - Добрейший мистер Тресилиан, - сказал хозяин, - я всего лишь простой трактирщик и вряд ли способен помочь хорошим советом такому человеку, как вы. Но я выбился в люди, не обвешивая и не заламывая несусветных цен, и можете быть уверены, что я человек честный. Стало быть, если я и не сумею помочь вам, я по крайней мере не способен злоупотребить вашим доверием. А потому говорите мне все начистоту, как сказали бы своему родному отцу. И уж не сомневайтесь, что мое любопытство (не хочу отрицать того, что свойственно моей профессии) в достаточной степени сочетается с умением хранить чужую тайну. - Я не сомневаюсь в этом, хозяин, - ответил Тресилиан. И покуда его слушатель застыл в напряженном ожидании, он на мгновение задумался, как начать свое повествование, - Мой рассказ, - наконец начал он, - для полной ясности должен начаться несколько издалека. Вы, конечно, слышали, любезный хозяин, о битве при Стоуке и, может быть, даже о старом сэре Роджере Робсарте, который в этой битве храбро сражался за Генриха Седьмого, деда королевы, и разбил графа Линкольна, лорда Джералдина с его дикими ирландцами, а также фламандцев, которых прислала герцогиня Бургундская для участия в восстании Лэмберта Симнела? - Помню и то и другое, - отвечал Джайлс Гозлинг. - Об этом десятки раз в неделю распевают там, у меня внизу, за кружкой эля. Сэр Роджер Робсарт из Девона... Ах, да это тот самый, о котором еще до сих пор поется песенка: Он был цветком кровавым Стоука, Когда был Мартин Суорт убит. Не дрогнул в битве он жестокой, В бою был тверд он, как гранит. {*} {* Эти стихи, или что-то вроде этого, взяты из длинной баллады или поэмы о битве при Флоддене, изданной покойным Генри Вебером. (Прим. автора.)} Да, там был и Мартин Суорт, о котором я слышал от деда, и о храбрых немцах под его командой, в разрезных камзолах и причудливых штанах, с лентами над чулками. А вот песня о Мартине Суорте, я тоже ее помню; Мартин Суорт с друзьями, Седлайте, седлайте коней! Мартин Суорт с друзьями, Седлайте коней поскорей! {*} {* Эти стихи из старой песни действительно встречаются в старинной пьесе, где певец похваляется: В бою я в ловкости могу поспорить С Мартином Суортом и с его друзьями. (Прим. автора.)} - Верно, дорогой хозяин, об этом дне говорили долго. Но если вы будете распевать так громко, то разбудите несколько большее количество слушателей, чем мне нужно для того, чтобы посоветоваться о своих делах. - Прошу извинения, мой достойный гость, - сказал хозяин, - я забыл, где я. Когда мы, веселые старые рыцари втулки, вспоминаем какую-нибудь старинную песню, наше благоразумие сразу испаряется. - Итак, хозяин, мой дед, как и некоторые другие корнуэллцы, был горячим приверженцем Йоркского дома и сторонником Симнела, принявшего титул графа Уорика, а все графство, которое впоследствии сочувствовало восстанию Перкина Уорбека, называло его герцогом Йоркским. Мой дед сражался под знаменами Симнела и был взят в плен в отчаянной схватке под Стоуком, где в боевых доспехах погибло большинство предводителей этой несчастливой армии. Добрый рыцарь, которому он сдался, сэр Роджер Робсарт, спас его от немедленной мести короля и отпустил без всякого выкупа. Но он не мог защитить его от других бедствий, возникших в результате его опрометчивости. Это были тяжелые штрафы, которые совершенно разорили его, - так Генрих стремился ослабить своих врагов. Добрый рыцарь делал все, что мог, для смягчения участи моего предка. Их дружба стала впоследствии такой тесной, что мой отец вырос как названый брат и ближайший друг нынешнего сэра Хью Робсарта, единственного сына сэра Роджера, унаследовавшего его честный, благородный и гостеприимный нрав, хотя он не может равняться с ним воинскими подвигами. - Я слышал о добром сэре Хью Робсарте, - прервал его хозяин, - и даже довольно часто. Его охотник и верный слуга Уил Бэджер говаривал мне, бывало, о нем сотни раз в этом самом доме. Что, дескать, это рыцарь веселого нрава и любит гостеприимство и открытый для гостей стол, не так, как по нынешней моде, когда камзолы до того расшиты золотыми кружевами, что хватило бы целый год прокормить дюжину здоровых молодчиков и мясом и элем, да еще дать им захаживать раз в неделю в заведение для поддержки благосостояния трактирщиков. - Если вам случалось видеться с Уилом Бэджером, хозяин, - сказал Тресилиан, - вы, конечно, достаточно наслушались о сэре Хью Робсарте. Я добавлю только, что гостеприимство, коим славитесь вы, нанесло изрядный ущерб его состоянию. Впрочем, это не так существенно, ибо у нег