Уселись. Коляска, разбрызгивая грязь, пересекла площадь и въехала в одну из улиц. Мика, надвинув на лоб японскую шляпку, с любопытством озирался по сторонам. Платайс припоминал карту Читы и проверял, хорошо ли он ори- ентируется в незнакомом городе. За этим поворотом должна показаться колокольня... Правильно! Вот она торчит над крышами домов. А слева от церкви стоит дом Митряевых. Старый, двухэтажный, рубленный из толстых стволов вековых лиственниц. Прохожих было много, большинство военные. Солдаты шли и строем, и в одиночку. И все с любопытством оглядывали коляску с большой овчар- кой, сидевшей между мужчиной и девочкой. Во многих дворах дымились по- ходные кухни. Казалось, что коляска едет не по городу, а по военному лагерю. Миновали еще один поворот. Эта улица вела на городскую окраину. Дома здесь стояли пореже, грязь на дороге стала гуще. - С приездом, однако, господин Митряев! - неожиданно произнес из- возчик, когда поблизости никого не было. - С благополучным приездом! - добавил он, не поворачиваясь. - Отчаянная голова! Надо ж - в такую берлогу сунуться! Да еще с сынишкой! Мика вздрогнул и сжался. Платайс спокойно похлопал сына по коле- ну. - Все, Мэри, в порядке!.. Такой тройной шрам лучше всякого паро- ля... Откуда он у вас, Карпыч! Извозчик шумно вздохнул, приподняв широкие плечи. - Молодой был - дурной... Один на медведя хаживал... Осталась па- мятка от когтей. - Скажите, Карпыч, - спросил Платайс, - вы заметили что-нибудь или знали, что я с сыном? - Партизанский телеграф донес, а так, вроде, не заметно. Карпыч говорил тихо, глухо и ни разу не оглянулся на седоков. - Вы уж того... не обижайтесь!.. - попросил он. - Со спиной моей говорить приходится. А что поделаешь?.. Глаз чужих много... Бедному извозчику вроде не о чем с японским богачом беседовать... Особо по первому разу... Опасно... Нас тут недавно крепко потрясли... Вдвоем, считай, остались... Слабая мы вам подмога. - Ничего, Карпыч, ничего! - сказал Платайс. - Дайте мне только оглядеться... А кто второй? - Тоже извозчик - ломовой. - А звать как? - Все Лапотником прозывают. И вам так же надо, - Карпыч причмок- нул на лошадь и кнутом указал на почерневший от времени особняк. - А вон и усадьба Митряева... Держитесь: управляющий - жох! Что там про- верка на вокзале! Этот похуже будет - печенку выест!.. Ну, а меня, когда надо, на площади у станции найдете. - Мы что-нибудь получше придумаем, - возразил Платайс. - Все, однако! - прервал его Карпыч. - Помолчим... Опасно. Забор вокруг усадьбы был добротный, высокий, без единой щелочки. Ворота и небольшая дверь в них наглухо заперты. Массивные ставни на окнах второго этажа, видневшегося за забором, тоже были закрыты. Не дом, а крепость или острог, угрюмый, почерневший. Карпыч остановил лошадь у ворот и долго стучал кнутовищем в за- пертую дверь. Платайс и Мика сидели в коляске. Овчарка скулила и с беспокойством поглядывала то на них, то на забор. Она просила разреше- ния отойти от хозяев. Платайс кивнул головой - разрешил. Чако сорвался с места. Он мчался не к воротам, а вдоль забора. И Платайс успел заме- тить, как метрах в десяти справа от ворот закрылся потайной глазок, прорезанный в доске. Не добежав до "глазка", Чако остановился и пошел назад. Он слышал шаги за забором. Человек, следивший за коляской, приближался к воро- там. Дверь открылась. - Кого привез, Карпыч? - спросил высокий костлявый мужчина с чер- ными крохотными усиками и гладко причесанными на прямой пробор волоса- ми. - Известно кого, Ляксей Петрович, - ответил извозчик. - Братца хозяина вашего - царство ему небесное. Не дождался, горемычный... Управляющий пригнулся, пролез сквозь низкую дверь с высоким поро- гом и, косясь на овчарку, скалившую зубы, дважды сдержанно поклонился: сначала Платайсу, потом - Мике. - Милости просим! Выпрямившись, он представился: - Ицко, Алексей Петрович. При вашем брате состоял в управляющих, а теперь - ваша воля. - Я думаю, - ответил Платайс, - мой брат плохих людей не держал, а хорошие и мне нужны. - Милости просим! - повторил управляющий и, скрывшись за ворота- ми, быстро распахнул обе створки. Карпыч подвел лошадь к широкому крыльцу с резными потрескавшимися балясинами, покрякивая, снял чемоданы и сказал Платайсу: - Вот и прибыли... Дай вам бог удачи, однако, господин Митряев! Платайс достал кошелек, протянул Карпычу пару крупных бумажек, предупредил: - У меня много будет поездок. Ты, дед, каждое утро заглядывай сю- да. Управляющий скажет, нужен ты или нет. Пряча поглубже деньги, Карпыч широко улыбнулся. Рубцы на щеке ра- зошлись, как меха гармошки. За сивыми усами прорезались белые крепкие зубы. - Да за такую деньжищу!.. Да я день-деньской у ваших, ворот тор- чать буду! - Не надо! - улыбнулся и Платайс. - По утрам заезжай. - Куда прикажете? - спросил управляющий, подымая чемоданы. - Оба в спальню. А затем приходите в кабинет, - сказал Платайс и первый уверенно вошел в дом, знакомый по плану, начерченному настоящим Митряевым. - Ну, здравствуй, хоромина!.. Сколько же лет я в тебе не был?.. Лет пятнадцать?.. Нет, больше! - В голосе Платайса звучало не- поддельное волнение. - Мэри! Я здесь и родился!.. Нравится тебе этот дом? - Не очень, папочка! - хрипловато ответил Мика и прокашлялся, чтобы голос стал потоньше. - Ваша дочка простыла в дороге? - спросил управляющий. - Можно ванну истопить горячую. Только служанки в доме нет. Я всех слуг уво- лил, чтобы не платить даром. - Не надо! - отказался Платайс. - Ванну истопите вечером... А у Мэри это после тифа, да еще и воспаление легких было. - То-то я смотрю - волоски короткие! - посочувствовал управляю- щий. "Глазастина длинноногая!" - про себя обругал его Мика. - Жду вас в кабинете, - сказал Платайс, остановившись у одной из дверей. - Слушаюсь! Управляющий кивнул головой и понес чемоданы дальше - в спальню. Кабинет был обставлен вполне современной мебелью. Большой стол с богатым чернильным прибором и дорогими костяными счетами. Диван и три кожаных кресла. По стенам - шкафы с застекленными дверцами, на полках - конторские книги. У камина - новая полированная качалка с длинными выгнутыми полозьями. И только за столом стояло очень старое широкое дубовое кресло с высокой, как у трона, фигурной спинкой и толстыми подлокотниками. Платайс заинтересовался этим креслом, а Мика забрался в качалку. Такой штуковины он никогда не видывал. Тяжелая, с хорошо подогнанными полозьями, она закачалась плавно и бесшумно. - Мэри! - одернул сына Платайс. - Не увлекайся! Постучав, вошел управляющий, снова сдержанно поклонился и прищу- рил без того маленькие острые глаза. - К вашим услугам. - Садитесь! - предложил Платайс. - И расскажите мне о брате. Я ведь ничего не знаю. Мне только во Владивостоке сообщили о его кончи- не, но что и почему - никаких подробностей. - Кто сообщил? - глядя на свои острые колени, спросил управляю- щий. - Я привык спрашивать, а не отвечать, - сухо произнес Платайс. - Прошу учесть это на будущее. Но для первого раза отвечу: мой давний токийский друг - генерал Оой из теплых ко мне чувств очень заинтересо- ван, чтобы оставленное братом наследство целиком, без потерь перешло в мои руки. - Пока не пропал ни один гвоздь! - хмуро сказал управляющий. - Вы сможете в этом убедиться, прочитав завещание. В нем перечислено все. - Где же оно? Управляющий достал из кармана длинный ключ со сложной бородкой. - Пожалуйста... Секрет сейфа, надеюсь, вы знаете? Платайс задумался. - Я здесь не был больше пятнадцати лет... Управляющий перебил его: - А сейф установлен еще вашим батюшкой - лет сорок назад! Платайс зашел за стол, сел в старинное дубовое кресло и на секун- ду прикрыл глаза, делая вид, что старается припомнить секрет сейфа. Недаром Платайс провел с Митряевым несколько дней и ночей, по капле выжимая из него необходимые сведения о брате, об отце, о Чите, о доме, о сейфе... Замочная скважина - в левом подлокотнике кресла. По- вернуть два раза... А что, если Митряев и сам забыл секрет замка или умышленно сказал неправду?.. Но пока все сходилось. Платайс нащупал в подлокотнике отверстие, вставил ключ. Кресло с круглым куском пола под ним медленно поверну- лось, и Платайс оказался сидящим лицом к стене. Одновременно отъехала в сторону деревянная панель и открылась толстая стальная дверца сейфа. "Здорово!" - восхищенно подумал Мика. Платайс повернулся к управляющему. - Ваше недоверие становится оскорбительным. - Я обязан проверить! - Похвально! Но не хватит ли проверок? Или нам придется расстать- ся. - Как вам будет угодно! - Хорошо! Мы вернемся к этому вопросу, когда вы введете меня в курс всех дел. Достаньте завещание... А ты, Мэри, иди погуляй! Мика выбежал во двор и вздохнул с облегчением. Ему было трудно вести эту опасную игру. Он боялся, что каким-нибудь движением или сло- вом подведет отца. Лучше быть подальше, чтобы не помешать, не сбить чем-нибудь. Услышав шаги мальчика, овчарка подбежала к крыльцу. Она уже успе- ла обследовать весь двор и взяла его под свою охрану. - Ну что, Чако? - шепнул Мика. - Что тут интересного - показывай! Они обошли вокруг дома, заглянули в пустовавший флигель для слуг, в амбар, в сарай. Под старым кедром стояла скамья. Мика решил отдох- нуть. Вокруг было тихо-тихо. Гулко шлепнулась кедровая шишка. Щелкая свежие орешки, мальчик задумался. До приезда в Читу ему представлялись захватывающие истории: пе- рестрелка, бегство, опять пальба, погоня. И везде и всегда побеждают они с отцом. А здесь не было ни бегства, ни стрельбы. И победа теперь не казалась легкой и быстрой. До провала было гораздо ближе. И сам провал мог быть до обидного будничным - без погони, без боя. Стоит уп- равляющему догадаться, что Мика - мальчишка, и всему конец. Мика придирчиво осмотрел платье, поправил шляпку, чулки, поглядел на большие туфли. Они точно выросли за это время, стали невозможно ог- ромными. Сейчас он готов был обрубить на ногах пальцы, лишь бы надеть маленькие туфельки. Стало жарко. Он хотел ладонью вытереть мокрый лоб, но вовремя вспомнил уроки тети Майи и вынул платок. Из кармана выпал кусочек мела - того самого, которым, выполняя приказ командира, он рисовал птичек. Сколько этих белых трясогузок осталось красоваться и на деревьях, и на домах, и на вагонах! Мика не верил, что Цыган и Трясогузка могут ра- зыскать его. Но приказ есть приказ, и Мика везде, где мог, рисовал птичек. - Идем-ка! - сказал он овчарке. - Есть дело! Они вышли за ворота. Выбрав в заборе широкую и гладкую доску, Ми- ка привычно нарисовал трех хвостатых пташек. На колокольне, белой свечой вздымавшейся над окраинными домишка- ми, ударил колокол. В ПРИФРОНТОВОЙ КРАПИВЕ В те дни Чита, захваченная семеновцами и японскими оккупантами, была "пробкой", которая заткнула железную дорогу и мешала продвижению Красной Армии, освобождавшей Дальний Восток. Для решающего штурма к городу подтягивались красноармейские части. С одним из эшелонов, под- ходивших с запада, приехали Цыган и Трясогузка. Они уже знали, что дальше по железной дороге проезда нет. Надо было искать обходные пути. Короткое совещание со своим единственные подчиненным Трясогузка провел на заброшенном огороде, густо поросшем крапивой. - Думай! - приказал командир. - Сиди и думай, как пробираться дальше. Цыган почесал обожженную крапивой ногу и сделал сосредоточенное лицо. Оба молчали несколько минут. По одежде, по лицам было видно, что ребята долго добирались до этой прифронтовой станции и ехали не в спальном вагоне прямого сообще- ния. В них ничего не осталось от тех приглаженных мальчишек, которые несколько месяцев жили в домике старых учителей, мылись по утрам, завтракали ровно в половине девятого и по будильнику начинали слушать урок. Они опять превратились в обычных беспризорников. - Придумал? - спросил командир. - Придумал. - Ну? - Надо позавтракать. Раньше за такой ответ Цыган обязательно получил бы затрещину. Те- перь времена изменились. Трясогузка командовал культурно. Он даже не замахнулся. Обжег Цыгана крапивным взглядом и сказал: - Ладно! Еда будет!.. Сиди и думай! Он ушел, осторожно раздвигая жгучие стебли. Обычно еду добывал Цыган. Надо бы и сегодня послать его. Но ко- мандир погорячился. Отступать было поздно, и он поплелся к станции, забитой войсками. На станции и вокруг нее завтракали и отдыхали перед отправкой на передовую бойцы одного из полков. Стояли пирамиды винтовок, серыми грудами лежали скатки. Разбившись повзводно, красноармейцы получали у походных кухонь кашу, чай и хлеб. Здесь было где развернуться Цыгану. Он бы не вернулся пустой. А Трясогузка не знал, с чего начать. Особенно опасался он политработни- ков. Ни один из них не пройдет мимо беспризорника. Обязательно прице- пится и не отстанет, пока не отправит с кем-нибудь в тыл со строгим наказом - сдать в ближайшую деткомиссию. Трясогузка так навострился, что мог издали безошибочно отличить политработника от любого другого командира. Но и других надо было бо- яться. Несдобровать, если подумают, что он воришка. Ведь всякое быва- ет. Беспризорник - он и винтовку по глупости украсть может. Или коте- лок "уведет". И решил Трясогузка идти открыто, напрямик, чтобы никто не мог принять его за воришку. У водокачки нашел он старое, но довольно чис- тое ведро, прикрыл дырявое дно широкими листьями лопуха, выбрал кухню, у которой стояла самая короткая очередь, деловито направился к ней и пристроился сзади последнего бойца. Это был пожилой красноармеец в полинявшей гимнастерке с заплатами на локтях. Боец повернулся и с удивлением оглядел и мальчишку, и вед- ро. Трясогузка стоял с независимым видом, будто ему так и положено - стоять в этой очереди. - Ты... чего? - спросил красноармеец. - А ты чего? - ответил Трясогузка. Встречный вопрос озадачил бойца. - Я?.. Я - за кашей. - И я не за щами! - отрубил Трясогузка. Красноармейцы из очереди стали оглядываться. Увидев мальчишку с большим ведром, они заулыбались. - На взвод берешь или на роту? - крикнул кто-то. - На армию! - отрезал Трясогузка под общий хохот. На любой вопрос он отвечал резко и быстро, не задумываясь, но не забывая смотреть по сторонам: нет ли поблизости политработника. - Ты откуда? - спрашивали у него. - Я не откуда, я - куда! - Ну и куда же? - В Читу! - Рано ты туда собрался - мы еще семеновцев оттуда не вытурили! - Нам ждать некогда! Мы сами эту пробку выдернем! - Ишь ты! Про пробку знает! - удивились красноармейцы. - А што- пор-то есть? - Мы все имеем! - Кто ж это - вы? - Я сказал - армия! - Трясогузка многозначительно щелкнул по вед- ру. - А ну - расступись! - крикнул бойцам стоявший перед Трясогузкой красноармеец. - Накормим эту армию! Пусть пробку вышибает! Трясогузку подтолкнули к кухне. Повар заупрямился, но вокруг так загалдели, что он махнул рукой и опрокинул в ведро три полных черпака каши... К Цыгану Трясогузка пришел без ведра - спрятал его в крапиве. Спрятал и появился с постным лицом. Спросил не очень грозно: - Придумал? "Плохи дела у командира! Не выгорело с едой! Это тебе не приказы приказывать!" - подумал Цыган и сказал: - Есть на примете один номерок... Силовой... Только в цирке сило- виков чистым мясом кормят! - Какой номерок - выкладывай! - А такой - пехом! - Пехом? Через фронт? - переспросил Трясогузка. - Тебя за этот номерок не только мясом, а и кашей кормить не стоит!.. Были бы у меня резервы - списал бы я тебя в обоз или вообще выгнал из армии! Трясогузка зашел за кусты, вернулся победителем и торжественно поставил перед Цыганом ведро с кашей. - Помолись на командира и ешь!.. ОМУЛпВАЯ БОЧКА Линия фронта пересекала и железную дорогу, и реку Ингода. Она на- чиналась где-то у границы и протекала вблизи Читы. К этой реке, кото- рую никак нельзя было миновать, и подошли вечером боец и командир ар- мии Трясогузки. - Устал? - спросил командир. Цыган устал меньше Трясогузки. - Можно еще - пока не стемнеет. - Не спорь! - прикрикнул командир. - Вижу - устал!.. Привал! - и он первый не сел, а свалился в густой брусничник. Река просматривалась очень далеко - до самого изгиба. Казалось, что там она упирается в лес и больше никуда не течет. Из-за леса из- редка долетали пушечные выстрелы. Отдаленные, еле слышные. А здесь бы- ло мирно и спокойно. Но и тут когда-то шли бои. На высоком пригорке виднелись опустевшие окопы. Внизу, у воды, зияла воронка. Крупный сна- ряд угодил под корни высокой сосны, выкорчевал ее и сбросил в реку. Сосна лежала в воде, цепляясь за берег одним суком. Прогудел какой-то жук. Сухо ударился в гитару, висевшую у Цыгана за спиной. Трясогузка приподнял голову, но так ничего и не сказал. Вы- мотался мальчишка. Цыган понимал это и щадил командирское самолюбие. Он перекинул гитару и тихонько запел: Славное море - священный Байкал, Славный корабль - омулевая бочка. Эй, баргузин, пошевеливай вал... Песня всегда вовремя. Трясогузка слушал дружка, и усталость пос- тепенно уходила. - А кто этот - Баргузин? - спросил он. - Кавказец? - Ветер, - задумчиво ответил Цыган. - А бочка омулевая? - Бочка как бочка... А омуль - рыба... Ее в бочках засаливают. - Почему же корабль? - Захочешь с каторги смотаться - поплывешь и в бочке! И опять они долго молчали. Трясогузка даже вздремнул, глядя на мелкую речную рябь. И привиделось ему в полусне, что плывет он в таин- ственной омулевой бочке, а на шесте вместо паруса - замызганный пиджа- чишко, и какой-то грузин дует в него, широко оттопырив щеки. Открыл глаза - ни грузина, ни бочки. Пусто на реке. Лишь сосна чуть колышется на воде у берега. Смотрел-смотрел на нее Трясогузка и вдруг расплылся в счастливой улыбке. - Я отдохнул, - сказал Цыган. - Могу идти дальше. - Можешь! - весело подхватил командир. - Разрешаю! Валяй-топай по бережку! А я поплыву!.. Жаль, что бочку забыл прихватить, но зато есть у меня сосна! Сосенушка! Да она обоих нас выдержит, и еще место оста- нется!.. За мной! Они скатились к воде и осмотрели свой будущий корабль. Сосна была толстая и густая. Большая часть веток скрывалась под водой, но и тех, которые торчали вверх, хватало, чтобы надежно спрятать двух-трех чело- век. И самое главное - сосна держалась за берег одним суком. Сломай его - и корабль отчалит. Трясогузка уже не чувствовал никакой усталости. Он опять превра- тился в волевого командира. Приказы посыпались один за другим. Цыган сбегал к окопам, разыскал и принес несколько досок. Пока Трясогузка устраивал под гущей веток удобное сиденье, Цыган притащил большой ка- мень, перебрался с ним с берега на сосну и, когда командир приказал отчаливать, со всей силы обрушил камень на сухой сук. Тот надломился, и берег стал медленно отдаляться. - Славный корабль - омулевая бочка! - фальшиво и радостно пропел Трясогузка. - Кто надоумил? - спросил Цыган, усаживаясь на доску позади ко- мандира. Трясогузка предпочел не отвечать. Сумерки сгущались. Сосну вынесло на середину реки. Справа и слева уплывали и растворялись в вечерней дымке прибрежные деревья. За ними уже ничего не было видно - сплошная темная синева. - А вдруг нас к белякам прибьет? - прошептал Цыган. - Ты не того бойся! - тоже шепотом ответил Трясогузка. - А чего? - Красных!.. Вот к ним прибьет - хана! Детдома не миновать! - Лучше в детдом, чем к семеновцам! - возразил Цыган. - Дура! - не зло обругал его Трясогузка. - Сравнил детдом с белы- ми! Детдома бояться нечего, только неохота туда. Пока тебя там кормят да учат, никаких семеновцев не хватит - всех расколошматят! И так уж почти никого не осталось... Колчака нету? Нету! Выйдешь из детдома, как в рай. Сидят вокруг люди под деревьями и Микины ананасы лопают. Спросят у тебя: а где ты был, когда мы воевали?.. Сосна, царапая сучьями дно на перекате, миновала изгиб реки. Впе- реди замерцали огоньки. На берегу стояли части второго эшелона крас- ных. Горели костры. Ржали лошади. - Помкомвзво-о-од! - пролетел над водой звонкий голос. Мальчишки больше не разговаривали: по воде даже шепот слышен да- леко. Молча следили они за огоньками. Одни пропадали сзади. Впереди показывались новые. Но чем ближе к передовой, тем реже попадались они. Здесь соблюдали маскировку. Наконец оба берега погрузились в полную темноту и слились с черной водой. На небе не было ни звездочки. Сосна плыла так плавно, что мальчишкам почудилось, будто все остановилось, даже время. Это было очень неприятное ощущение. Они обрадовались, ког- да на берегу неожиданно затарахтел пулемет. Пока он стрелял, за ство- лами деревьев пульсировало бледно-оранжевое пятно. Оно хоть и медлен- но, а все-таки двигалось - значит, сосна плыла. И опять наступила беспросветная тьма. И опять остановилось время. Сколько прошло: полчаса, час или пять часов - ни Цыган, ни Трясогузка не могли определить даже приблизительно. В глазах рябило, и они не сразу поверили, что впереди снова мелькнул огонек. Но вот блеснул еще огонек, третий, четвертый, - и все вернулось на свои места: и река, и берег. И время снова стало ощутимым. - Передовую проплыли! - повернувшись к Цыгану, прошептал Трясо- гузка. - Тут - умри! Тут не детдомом, а пулей пахнет! Теперь сосна плыла в расположении семеновских войск. Мальчишки устали от долгого напряжения и все чаще клевали носами. Цыган стукнул- ся лбом в спину Трясогузки. Командир повернулся, заботливо придвинул обмякшего дружка к толстому суку. - Обхвати, а то еще нырнешь в воду... Так они плыли еще несколько часов, пока на посеревшем небе не проявились зазубрины еловых макушек. Трясогузка потряс Цыгана за плечо. - Проснись - светает! - Я не сплю... Просто кимарю... А что? Это была шикарная ночная пантомима! - Куда шикарней! - усмехнулся Трясогузка. - Ты еще сухой? Сейчас будешь мокрым! Залезать в воду мальчишкам не хотелось, но на сосне к берегу не подгребешь - сил не хватит, а ждать, когда она сама уткнется в отмель - опасно. Станет совсем светло - их наверняка заметят. Мальчишки разделись, связали одежду в один узел. С ним поплыл Трясогузка. Цыган греб правой рукой, а в левой держал над водой люби- мую гитару. САЛЮТ Желтолицый круглоголовый солдат-японец быстро, маленькими шажками ходил вдоль длинного фуражного склада, стоявшего недалеко от читинско- го вокзала. На винтовке поблескивал широкий штык. Объект, который охранял часовой, был важным. Теперь все, что мож- но увезти из Советской России, стало для японцев важным. Они еще хо- зяйничали на огромной территории от Владивостока и почти до Байкала, но командование японских оккупационных сил уже понимало, что скоро им придется убраться на свои острова. Не очень доверяя Семенову, Каппелю, Унгерну и другим ставленникам внутренней контрреволюции, японцы сами охраняли складские помещения, в которых накапливалось, готовилось к отправке награбленное добро. С ок- купированной территории они увозили не только ценное оборудование, но и хлеб, и лес, и фураж. По железной дороге днем и ночью шли на восток грузовые составы. К полудню на дороге, ведущей к одному из складов, показался длин- ный обоз с прессованным сеном. Обоз прибыл издалека. Лошади притоми- лись и плелись, понурив головы. Возчики были в пыли с ног до головы. Рядом с одной из тяжело нагруженных подвод шел старый сибиряк с окладистой бородой. Вожжи намотаны на кулак. За поясом - топор и кнут. На ногах - лапти и онучи. Лапти не назовешь хорошей обувью. Но на но- гах этого бородача и лапти, и онучи выглядели вполне уместно. И шел он широко, свободно, красиво, - другой и в яловых сапожках так пройти не сможет. Этого человека все называли Лапотиком. Он сам плел себе лапти, надевал их в тот день, когда спадали зимние холода, и не снимал до но- вых морозов. Работал Лапотник ломовым извозчиком. Любил дальние поездки за се- ном, за лесом. Другие ломовики прятались от японцев - боялись, что их пошлют за Читу, в какое-нибудь село. А он охотно соглашался ехать хоть за сто верст. Это был партизанский связной. Через него Карпыч передавал те скудные сведения, которые ему удавалось добыть в Чите. Обоз остановился у склада. Японец молча распахнул одну за другой две двери. Началась разгрузка. Возчики неторопливо носили на склад се- но, спрессованное в метровые кирпичи. Заднюю подводу разгружал длиннорукий вихрастый парень. Он уже пе- ретащил на склад часть груза, вернулся за новой ношей, снял с воза очередной кирпич прессованного сена и вдруг заулыбался, замахал рука- ми, подзывая других извозчиков. В углублении крепко спали два парень- ка. Разгрузка приостановилась. Каждый, кто подходил к подводе, снача- ла удивлялся, а потом невольно улыбался. И все молчали, словно боялись разбудить лежавших в обнимку ребят. - Видать, ночью залезли, - тихо сказал вихрастый парень. Мальчишки ничего не слышали. После трудной ночи на реке беспро- будно сладко спалось им в сене. Подошел и японец, поглядел и, не снимая винтовку с плеча, нажал большим пальцем на спусковой крючок. Грянул выстрел. Точно взрывом подбросило ребят. Они очумело спрыгнули с телеги и, как слепые, не разбирая дороги, понеслись прочь. Японец хохотал. Его лицо было похоже на большую растрескавшуюся репу. Извозчики хмуро молчали. Рука Лапотника, очутившаяся на топори- ще, побелела от напряжения. Похохотав вдоволь, часовой перезарядил винтовку и вернулся к складу. А мальчишки, напуганные до полусмерти, все еще бежали, не зная куда. Низко над городом пролетал аэроплан с красными звездами на стре- козьих крыльях. Ребята не видели его, но они услышали новые выстрелы и припустились еще быстрее. Им казалось, что из-за них всполошилась вся Чита. - Вот это да-а! Салютом встречают! - со страхом и восторгом крик- нул на бегу Трясогузка. - Теперь небось настоящую облаву устроят!.. Жми за мной! - Жму-у! - простонал Цыган, придерживая болтавшуюся за спиной ги- тару. Летчик сбросил листовки и улетел на запад. Стрельба утихла. Ребя- та опомнились и поняли, что никто не собирается гнаться за ними. - Куда мы бежим? - удивился Цыган, останавливаясь. - Мы же от го- рода! Остановился и Трясогузка, сердито посмотрел на дружка. - Эх ты! А еще болтал, что жил в Чите. - Я же за тобой бежал! - возмутился Цыган. - Ну и что?.. Сказал бы: влево или вправо!.. Может, это и не Чита совсем! Мальчишки огляделись. Рядом - железнодорожные мастерские. Кругом валялись старые шпалы, рельсы, на колее впритык друг к другу стояли ржавые колесные пары. Сзади виднелся склад и вокзал. Еще дальше - бе- лела вершина колокольни. - Чита! - уверенно сказал Цыган. - Веди! - приказал Трясогузка. - Куда? Командир раздумывал минуты две. Больше молчать было неудобно, и он дал новую команду: - Садись! Они сели на шпалу и уставились друг на друга. - Только не приказывай думать, - попросил Цыган, - Жрать охота! Трясогузка скептически оглядел дружка. - Сам тощий, а брюхо - прорва!.. Ты о чем-нибудь другом думать можешь? - Сейчас не могу! - признался Цыган. - Сосет... - Со-сет! - передразнил его командир. - Сосочку хочешь? Трясогузка злился потому, что и сам страшно хотел есть, но не знал, где добыть еду. Это не у своих кашу получать ведрами! Тут семе- новцы! Им не скажешь, что приехал читинскую "пробку" выдергивать! - Ты вот что! - откипев, сказал Трясогузка. - Ты давай мне про Читу все выкладывай! И Цыган послушно начал рассказывать, где стоял их передвижной цирк, в каком трактире они обедали с отцом и матерью, по каким улицам ходили после представления, что видели. - Не то! Не то! - повторял командир. - А про что ты хочешь? Спроси - я вспомню! Трясогузка не знал, что спрашивать, и безнадежно говорил: - Ладно, дуй подряд! Цыган припомнил, что иногда ему поручали важное дело - следить за мальчишками, которые подбирались к цирку сзади и, отогнув брезент, старались пролезть без билетов. Трясогузка оживился. - Беспризорники? - Не знаю. - А были в Чите беспризорники? - Где их нет! - Та-ак! - Командир заложил ногу за ногу и подрыгал носком. - Скоро будем обедать!.. Но он ошибся. Обед в тот день они получили очень поздно. Долго бродили по улицам Читы. Побывали на вокзале, на базаре. Ходили они не бесцельно. Командир составил четкий план из двух основных пунктов. Во-первых, в четыре глаза смотреть на дома, будки, деревья - на все. Кто знает, где Мика нарисовал условный знак? Однажды птичка сидела на шпале, а здесь он мог и на трубе ее нарисовать. Во-вторых, надо найти хотя бы одного беспризорника. Командир хорошо знал этот народец и рассчитывал на его помощь. Рисунков и надписей на заборах хватало. Всяких - и смешных, и глупых, и злых. Но птички с растопыренными крыльями не было ни одной. Не попадались и беспризорники. - Может, они тут вывелись? - тоскливо произнес Цыган, которому казалось, что вместо живота у него образовалась пустота и ее уже ничем и никогда не наполнишь. - Не вывелись! - успокоил его Трясогузка. Прохожие не обращали внимания на двух бродивших по улицам мальчи- шек. Значит, в Чите привыкли к беспризорникам. "Но где же они? - удив- лялся Трясогузка. - Не выходной же у них день сегодня!" Маленького и жалкого беспризорника они увидели у открытых ворот, за которыми на просторном дворе дымила походная кухня. Рядом на толс- том чурбане лежала широкая доска, а на ней - большущий кусок мяса. Его только что вынули из котла. От мяса валил пар. Солдат кашевар сидел около сарая и точил длинный нож. Беспризорник, вытянув тонкую шею, следил за солдатом - ждал, ког- да тот отвернется от кухни. Трясогузка насмешливо оттопырил губы. Цыган сокрушенно покачал головой. Мальчишки поняли, на что нацелился беспризорник, и сразу же узнали в нем глупого новичка, который еще никогда в жизни не воровал и, наверно, никогда не сможет. Слишком он наивен и нерасчетлив. Уста- вился на добычу и не видит, что делается за спиной, хотя это как раз самое главное. Бежать-то ему придется с добычей назад, а дорога пере- резана: Цыган и Трясогузка были уже совсем близко. Да и сама добыча, конечно, не та. Как он побежит с этим мясом, если оно только-только из кипятка вынуто? За пазуху не сунешь и в руках не понесешь - горячо. "Марала!" - презрительно подумал Трясогузка и хотел повторить это слово вслух, но беспризорник как-то нелепо согнулся и на цыпочках за- семенил к кухне. Все произошло именно так, как предполагали опытные в таких делах Цыган и Трясогузка. Беспризорник подскочил к чурбану, вцепился в мясо, вскрикнул от боли и растерялся. Ему бы со всех ног назад, а он беспо- мощно тряс ошпаренными руками и дул на растопыренные пальцы. А потом даже Трясогузке и Цыгану стало страшно. Разъяренным быком налетел ка- шевар. Беспризорник повис над землей. Одной рукой солдат держал его за шиворот, а другой рассекал ножом воздух у самого носа мальчишки. Ру- гался кашевар виртуозно. Он выпалил залпом десятка два забористых сло- вечек и по-футбольному выбил беспризорника со двора. Мальчишка перевернулся через голову, очутился на ногах и, не ог- лядываясь, помчался прочь. - Кульбит с переходом в быстрый карьер! - определил Цыган этот номер. - А жаль - мы бы помогли ему съесть мясо! - Идем! - позвал Трясогузка. - Нам этого малыша терять нельзя!.. Как улепетывает! Он до самой хазы не остановится! А мы - за ним! По- нял?.. ХРЯЩ Был за Читой карьер, в котором добывали песок, а рядом - лесопил- ка. Она уже не работала. Оборудование увезли. Крыша и стены обвали- лись. Уцелела только бывшая котельная. Она служила для читинских бесп- ризорников пристанищем. Здесь они ночевали, здесь делили добычу. Руководил ими бывалый беспризорник Хрящ. Особой силой он похвас- таться не мог, но был похитрее, поумнее других и лицом выделялся. Уг- ловатое, сухое, оно, казалось, состояло из одних хрящей. Глаза серые, но выразительные, властные и часто страшные. Он мало говорил. Взглянет - и все понимают, что приказал Хрящ. Следуя за маленьким беспризорником, Трясогузка с Цыганом подошли к царству Хряща. Среди торчавших во все стороны балок лесопилки кто-то промелькнул и спрятался за обвалившейся трубой. Трижды раздался тонкий предупреж- дающий свист. - Служба у них поставлена хорошо! - похвалил караульного Трясо- гузка. - А сколько их? - с тревогой спросил Цыган. - Изобьют еще! - Накормят! - уверенно ответил командир, будто шел к старым и добрым друзьям. Больше никто не появлялся на развалинах, но, когда мальчишки по- дошли поближе, из всех щелей, как муравьи, поползли беспризорники и плотным кольцом окружили незваных гостей. - Здорово! - по-свойски приветствовал их Цыган. Никто не ответил, но и никто пока не лез драться. Все ждали Хря- ща. Как он скажет - так и будет. Круг разомкнулся. Из пролома в стене вышли два высоких и сильных парня. Они вынесли плетеное кресло. За ними, не спеша, появился и сам Хрящ в мятом, похожем на гофрированную трубу цилиндре и в черной под- девке. Сел в кресло. Телохранители встали по бокам. - Здорово! - повторил Цыган. Хрящ даже не взглянул на него. Он смотрел на гитару, шевелил хря- щеватым носом. Перевел взгляд на правого телохранителя, спросил: - Что за артисты? - Пожрать бы! - сказал Трясогузка. - А потом и поговорить мож- но... Тонкие губы Хряща чуть раздвинулись, и вся толпа беспризорников захохотала. Царек перестал улыбаться, и все умолкли. Короткий кивок головы - и правый телохранитель пошел на Трясогузку, но отлетел, натк- нувшись на встречный удар. Царек взглянул влево - на второго телохра- нителя. Теперь уже два парня пошли на Трясогузку. Несдобровать бы ребятам, если бы не гитара. Цыган сдернул ее с плеча, ударил по струнам и запел тоскливым, отчаянным голосом: Ах, где мой табор, маманя с батей?.. Это было так неожиданно, что все замерли. А Цыган прошелся паль- цами по струнам, заставил гитару заплакать и пропел, точно пожаловался на свою горькую судьбу: Пришли солдаты да на закате... Разжались кулаки у беспризорников. И грянул выстрел! - с болью пел Цыган. Второй и третий!.. И сиротою рассвет я встретил... Погасли злобные огоньки в глазах беспризорников. Гитара рыдала, а Цыган пел - рассказывал о горе, о сиротской жизни. Хрящ надвинул на глаза мятый цилиндр и, когда Цыган замолчал, глуховато объявил: - Обед! Потом он подозвал Трясогузку и Цыгана и грязным пальцем с длинным ногтем указал на самое почетное место - у своих ног. Лужайка перед развалинами превратилась в столовую. Для гостей на земле постелили салфетки - листовки, которые днем летчик сбросил с аэ- роплана. На эти салфетки телохранители выложили хлеб, колбасу и даже сахар. Цыган с Трясогузкой набросились на еду. Жевал что-то и Хрящ, и телохранители, и все беспризорники, рассевшиеся вокруг кресла царька. Никто не разговаривал. Слышалось чавканье и тихое всхлипывание. Трясогузка оглянулся, но не увидел, кто плачет. - Кто это? - спросил он у Хряща. - Малявка! - с презрением ответил царек. Услышав свое прозвище, из-за груды битого кирпича выглянул тот малыш-беспризорник, который пытался стащить мясо. - Ты чего? - крикнул Цыган. - Руки болят? Малявка замотал головой и жалобно заморгал глазами. На грязных щеках белели промытые слезами извилистые полосы. - Есть хочу! - пропищал он. - Не заработал! - изрек Хрящ. Цыган подмигнул Малявке, вскочил на ноги и разыграл всю сцену, которая произошла у походной кухни. Он был то Малявкой, то кашеваром. И голос у него менялся. Он то пищал, как Малявка, то рычал и ругался, как тот солдат. Беспризорники хохотали. Улыбался и Хрящ тонкими губа- ми. А Цыган, показывая, как Малявка вылетел из ворот, несколько раз перевернулся в воздухе через голову и попросил у царька: - Накорми ты его! Хрящ повелительным жестом вытянул руку. Телохранитель вытащил из кармана большой кусок сахару и положил ему на ладонь. Сахар полетел через головы беспризорников. Малявка поймал его, спрятался за груду кирпича, и оттуда сразу же долетел громкий хруст. За обедом Трясогузка поднял листовку и прочитал первую строку: - "Товарищи солдаты! Против кого вы воюете? Атаман Семенов и японские генералы обманули вас!.." Откуда это у тебя? - спросил он у Хряща. - С неба! - усмехнулся царек. - Спрячь подальше, а то сам на небо попадешь! - Ты не пугай! - нахмурился Хрящ. - Поел и отвечай: кто такие, зачем притопали? Ссориться с царьком было невыгодно, и Трясогузка сказал уважи- тельно: - Помощь твоя нужна. Без тебя - амба! - Амба! - подтвердил польщенный Хрящ и выжидательно произнес: - Ну-у? - Ищем мы птичку! - понизив голос, таинственно сообщил Трясогуз- ка. - Мелом нарисована... Вот так нужно! - он чиркнул по горлу паль- цем. - Позарез!.. Не видал где-нибудь в городе? - Может, и видал! - неопределенно ответил Хрящ и наклонился к Трясогузке. - А мне отколется? - Законы знаем! - многообещающе прошептал тот. - Урки! - повелительно, крикнул царек беспризорникам. - Кто птаху видал? Мелом намалевана... Минуту длилось молчание. Потом встал один мальчишка, проглотил комок творога, вытер руки о штаны и сказал: - Видал... Мелом... Три штуки... И крылья - в стороны. - Иди сюда, Конопатый! - приказал Хрящ. - Где? Мальчишка подошел. И лицо, и шея, и даже уши у него были густо усыпаны веснушками. Из-под рыжих и каких-то пушистых ресниц хитренько поблескивали быстрые глаза. - Где? - переспросил он и зажмурился. Распахнув рыжие пушистые ресницы, он проговорил отрывистой азартной скороговоркой: - Домина там - во! Крыши не видать! И собака - морда страшенная! Сунулся - она на меня! Я - ходу!.. А пожива там есть! Фраер один туда въехал - богач из Японии! С дочкой! Шляпа - зонтик! - Ты про птицу, про птицу! - напомнил ему Трясогузка. Конопатый зажмурился, подумал и выпалил: - На заборе... Справа от ворот... Пятая доска... Три птахи сидят. - Отведешь их завтра! - приказал Хрящ и добавил, грозно взглянув на Трясогузку: - Помни! - Законы знаем! - повторил Трясогузка. - За нами не пропадет! ТУЧИ Каждое утро к мрачному особняку Митряева подъезжал Карпыч, нето- ропливо слезал с козел, раза три стукал кнутовищем в ворота и, услышав лай овчарки Чако, забирался на облучок и терпеливо ждал. Выходил уп- равляющий и говорил, будет сегодня работа или нет. Чаще всего Карпыч приезжал не напрасно. У Платайса, вполне освоившегося с ролью Митряе- ва, поездок было много. Он осматривал склады с товарами, доставшиеся ему по наследству, съездил на кладбище к могиле старшего Митряева, де- лал визиты представителям городских властей, встречался с деловыми людьми, вел переговоры о продаже имущества. Во время этих поездок Платайс подробно расспросил Карпыча и по- нял, что положение крайне сложное. Семеновская контрразведка зверство- вала. Особенно отличался подполковник Свиридов - хитрый и дальновидный офицер. Аресты следовали за арестами. Одних расстреливали, других вы- селяли из Читы. Кроме Лапотника, Карпыч не мог назвать Платайсу ни од- ного человека, которому можно довериться. Конечно, в Чите были честные и смелые люди, но, чтобы найти их, требовалось время. А у Платайса его - в обрез. Готовилось наступление красных. К этому моменту Платайс должен был разведать расположение семеновских войск и передать все сведения советскому командованию. В первый день наступления ему предстояло во чтобы то ни стало вывести из строя железную дорогу, чтобы семеновцы не могли отступить в Маньчжурию. Для одного человека это непосильная за- дача. Вот почему Платайс каждый день разъезжал по городу, заводил зна- комства и искал, искал людей, на которых можно опереться. В т