ай Николаевич, мы встретили там радушие и заботу. Мы пришли на светлый праздник, одновременно с нашим компанейским судном "Князь Ментиков"... Вот подарок, сделанный мне королем Гаваев. - Что это? - Костюм полинезийского воина. - И копье? - Да... Камехамеха говорит, что симпатизирует русским. Он обижен, что наша Компания больше не торгует на Гаваях. - А что он говорит про американцев? Офицеры "Байкала" опять отозвались почтительным шумом. Расспросы долго еще продолжались. Помянули события в Китае, Гонконг, прииски Сан-Франциско. Наконец губернатор поднялся. - Геннадий Иванович,- обратился он к капитану.- Вы выполнили поручение прекрасно, с необычайной отвагой! От души благодарю вас! Дорогой мой Геннадий Иванович! - Он пожал руку капитану, обнял и трижды поцеловал его. Спутники губернатора поздравили Невельского. - Благодарю вас, господа,- обратился Муравьев к офицерам "Байкала".- Ваш славный подвиг принадлежит истории. Благодарю вас за службу! Вы исполнили невозможное! А теперь, господа, за дело. Я сегодня же отправляю рапорт государю. Миша,- обратился он к Корсакову.- Утром ты скачешь в Петербург. Готовься на рассвете в путь. Геннадий Иванович, немедленно представьте мне рапорт об открытиях и описи. - Рапорт готов! - Просмотрите его еще раз. Есть у вас письма в Петербург ?-обратился губернатор к офицерам,-Садитесь и пишите... Да прошу вас отобедать со мной.- Он пригласил капитана и офицеров на берег. Завойко был хмур. - У Василия Степановича превосходные вина,- заметил губернатор.- Мы просим всех к себе. - Прошу вас, господа...- сказал Завойко. Невельской просил прислать для команды свежих овощей, каких только возможно. - У вас цинга? - спросил Завойко. - Цинги нет, но овощи необходимы. - Почему вы решили, что на нашем судне цинга? -- спро- 83 сил, обратившись к Завойко, доктор Берг.- Я мог бы вам представить отчет, из которого вы могли бы легко удостовериться, что вследствие принятых мер команда "Байкала" дала самый низкий процент больных из всех когда-либо совершивших кругосветное. Этот отчет мог бы быть положен в основу соответствующего врачебного обсуждения и послужить материалом для составления правил. "Черт знает, какие тут педанты и бюрократы",- подумал Завойко. Он обещал капитану продуктов самых свежих и свежих овощей, которых не видали они с самого ухода из Гонолулу. - Так за рапорт! И приезжайте кутить, Геннадий Иванович! Жду вас всех, господа! - сказал Муравьев. Он помянул, что путешествует с женой, что с ними всемирно известная виолончелистка мадемуазель Христиани, что дамы уж, верно, заждались, Лица просияли. - Жена жаждет видеть вас, Геннадий Иванович. Итак, едем! Кутить вовсю! Пить вино и целовать француженку! - добавил он потихоньку, обнимая несколько удивленного этими словами Невельского. Когда все вышли из каюты, Муравьев сказал: - В рапорте напишите все об иностранных судах у пролива. - Я уже помянул... - А в частном письме к Меншикову - об артиллерийском ученье! . Поднявшись наверх, губернатор поблагодарил выстроенную команду, обнял и поцеловал правофлангового. Вскоре и он и все его спутники съехали на катере. Невельской, отдав все распоряжения, спустился к себе. Присев за стол, он покачал головой. Возбуждение охватило его с необычайной силой. Взяв гусиное перо, он почесал за ухом, как бывало в детстве, когда, начитавшись про путешествия, предавался фантазиям. Понемногу он взял себя в руки... А офицеры писали письма и потом оживленно собирались на берег. На судне оставался один Казакевич. Вестовые носились, подавая офицерам необходимые вещи. В ход пошли горячие щипцы, духи. В каютах двери были раскрыты. Громко обсуждались события дня. - Однако этот аянский барин не очень любезно приглашал нас,- говорил мичман Грот. - Кажется, ему не очень все понравилось. - А заметили, как губернатор дал ему понять?..- высовывая из своей каюты намыленную щеку, воскликнул юнкер Ухтомский, худой и высокий румяный юноша, знаток языков, исполнявший на "Байкале" обязанности переводчика. - Что же вы хотите,- отозвался старший штурманский офицер Халезов, пожилой человек лет сорока, маленький и плотный, прозванный "дедом" за ворчню, заметно волновавшийся в предвкушении губернаторского обеда,- он тут живет всю жизнь, делает карьеру, и, на тебе, явились незваные гости... Глава 11 В ШЛЮПКЕ Когда андреевский флаг снова заполоскался на корме, а гребцы налегли на весла, Муравьев сидел лицом к Аяну, глядя куда-то вдаль, поверх его крыш и леса. В рассказах Невельского ему открылся огромный широкий мир. О японцах капитан говорил так, словно лишь немного не дошел до Японии. Муравьев чувствовал, что Невельской был его рукой, которая, бог даст, до всего дотянется. Но предстоящая длительная разлука с капитаном была удобна Муравьеву. Иначе нужно было бы сказать ему о Камчатке, и переносе порта, и о всех начатых переустройствах, а говорить об этом еще нельзя. На то были свои соображения. "Пусть себе спокойно идет в Охотск, сдает судно, а потом едет в Якутск, там встретимся. Или уж продолжим разговор в Иркутске..." - Лево руля! - скомандовал Василий Степанович, замечая, что правят на скрытый подводный камень. "Так вот каков этот Невельской, о котором я так беспокоился,- думал Завойко.- Да еще смеет упрекать и делать намеки! Однако я скажу Николаю Николаевичу, что здесь есть люди, которые все уж много лет изучают и все знают, и как это можно пренебрегать их мнением..." Настойчивый, отлично знакомый со всем, что делается на побережье, не бравший взяток, не облагавший туземцев налогом в свою пользу, как часто это делали другие правитель- 85 сгвенные чиновники и служащие Компании, Завойко был в то. же время человеком необычайно ревнивым и горячим. Кровь кинулась ему в голову, едва узнал он об открытии Невельского. "Этого, прежде всего, не может быть. Невельской открыл Амур! - размышлял он.- Так, может, все предыдущие исследования ложны?" Теперь, когда перед Василием Степановичем открыта была широкая дорога, и деятельность его получила всеобщее признание, и все им восхищались, а губернатор даже хотел писать о нем царю, является вдруг этот Невельской и доказывает, что Амур доступен. А у самого карта - точная копия карты Гаврилова, только цифры промера другие. Как же так? Я снаряжал экспедицию. Так, может, скажут, что Завойко обманул Компанию и правительство? Значит, Завойко подлец, и скажут, что из своего эгоизма махнул рукой на Амур... Тут Завойко вспомнил про дядюшку Фердинанда Петровича... "Он не допустит",- решил Василий Степанович, позабывая, что хотел еще сегодня избавиться от излишней дядюшкиной опеки. Ведь Фердинанд Петрович получил монаршье благоволение за опись Гаврилова. Темные подозрения охватили Завойко. Временами казалось ему, что тут все подстроено. Невельской нанес ему жестокий удар и, быть может, ставил под сомнение всю его деятельность. "Да и как же я бы мог послать ему инструкцию? Может быть, я сам должен был туда идти, бросив компанейские перевозки и оставив семью, может, так рассуждает Николай Николаевич? Но "я везде скажу, что Завойко сделал все, что мог, и больше не мог сделать никто". В свое время мелькнула у Завойко мысль послать с Орловым инструкцию. "Но что он там будет зря заниматься с этим Амуром, когда там уже все описано Гавриловым! - подумал тогда Завойко.- Какие там исследования еще! Да если надо будет, то мы уж как-нибудь сделаем все сами. Вопрос уже решен государем,- полагал он,- и Компания затраты сделала на аянскую дорогу" Главной целью Невельского представлялась ему тогда опись побережья, а не Амура. "Так и нечего зря доказывать то, что уже высочайше решено". И Завойко не послал инструкцию, хотя Орлов отправился в лиман. Когда приехал губернатор, Завойко встревожился, не будет ли от него придирок из-за непосылки инструкции. Но губернатор даже и не помянул о ней. У Василия Степановича от- легло на душе, потом пошли слухи, будто "Байкал" погиб, а уж ото служило явным доказательством, что Амур недоступен. Завойко, как и всем, была очень неприятна гибель судна и людей, и уж тут было не до официальных бумаг, и Муравьев ничего не поминал про инструкцию. "Но вот как снег на голову свалился этот "Байкал", и Невельской выставляет при губернаторе и при всех, что я не послал ему инструкцию! А я всей душой заботился об этой экспедиции, послал Орлова, ожидал губернатора и не знал, как ему лучше сообщить о несчастье и гибели "Байкала", и губернатор вполне согласен был со всеми моими действиями". Так бывает с людьми, что, ведя внешне одну политику, а втайне другую, глубоко возмущаются и чувствуют себя горько и незаслуженно обиженными, когда окружающие, разобравшись в их поступках, не принимают в расчет внешней показной стороны их деятельности, а судят по подлинной сути. "Разве каждый день я не приказывал разузнавать о "Байкале"? Разве мало Завойко толковал с тунгусами, и разве я не собирался еще послать людей?" Невзрачный вид Невельского, его легкое заикание, рассуждения о многих вещах, которых он не мог знать как следует, убеждали Завойко, что это типичный петербургский хлыщ. А его все слушали! Фантазер! Как он мог войти в Амур, когда Амур недоступен? Как он смеет рассуждать, что Америка желает захватить Японию, да еще объявлять это при губернаторе! Но какие бы там исследования и открытия этот Невельской ни производил и в какие бы высокие рассуждения ни пускался, а время покажет, кто из нас прав! Тревога все сильней охватывала Завойко. Он всем существом готов был противиться тому, что услышал на борту "Байкала". "Конечно, я понимаю все не так, как губернатор, который радуется, как неразумное дитя, и еще спохватится, ежели не послушает Завойко. Этот Невельской думает только о том, чтобы выдвинуть себя. А я должен спасти и дело, и свою честь, и честь Николая Николаевича. Однако каков нахал! Хотел, чтобы Орлов ему в лиман инструкцию привез". Завойко был бесстрашный человек. Он не потерял присутствия духа, слушая Невельского. Он знал, что все замечают, как глядит он с подозрением. Так и пусть люди видят, что Завойко не верит ему. А Завойко никто не заподозрит, что он обманывает. 87 Со всей силой и твердостью своего характера Завойко решил действовать. Он знал: там, где Завойко берется за дело, победа будет на его стороне. Генерал, сидя в шлюпке, молчал и, кажется, не обращал на Завойко внимания. Шлюпка врезалась килем в песок. Матросы выскочили за борт. Губернатор сошел на берег. Глава 12 ЮЛИЯ ЕГОРОВНА Выйдя на отмель, Завойко сказал губернатору, что "просит аудиенции" и желает незамедлительно дать свои объяснения, - Пожалуйста, Василий Степанович,- ответил Муравьев. Он приказал своим спутникам идти вперед и взял Завойко под руку. По тому, как он это сделал, Василий Степанович почувствовал, что Николай Николаевич не переменился. Это придало ему духа. - Я слушаю вас,- сказал Муравьев. Чуть наклонившись к уху губернатора и поводя вокруг своими голубыми глазами, Завойко быстро заговорил. Муравьев опустил руку, но ни один мускул его уставшего лица не дрогнул. Он выслушал Завойко и сказал однотонно и пренебрежительно: - Этого не может быть. - Да уверяю вас, ваше превосходительство! - срывающимся голосом воскликнул Завойко, чувствуя, что, кажется, ошибся, губернатор не поддается.- Там в высокий уровень вода перекатывается через мели... Я знаю, откуда у Невельского эта карта, это карта Гаврилова... Лицо Муравьева задрожало и перекосилось. - Да вы думаете, что вы говорите? - останавливаясь, спросил губернатор. - Уверяю вас, ваше превосходительство,- спокойно ответил Василий Степанович.- А если не хотите, то можете не верить. Мое дело сказать. - Помните, что не может быть того, что вы говорите! - сдерживаясь, сказал Муравьев. 88 Завойко с мокрым от пота лицом в свою очередь попытался вразумить губернатора. - Вы смотрите у меня,- грубо сказал Муравьев.- Если вы будете язык распускать, то я этого не потерплю. Завойко уже знал дикий нрав Муравьева. И теперь он почувствовал, что надо придержать язык за зубами. - Сейчас же отдайте распоряжение приготовить к утру коней. Михаил Семенович едет курьером в Петербург. Да позаботьтесь принять сегодня Невельского и офицеров как следует,- сказал губернатор, подходя к дому. - Что значит "как следует"? - А то, чтобы было все, что полагается. - Если вы видели мои запасы вина и знаете о них, то можете знать и то, что Завойко ничего не скроет,- с обидой ответил Василий Степанович. - Вы должны понять, какое произошло событие, и радоваться. - Чему же мне радоваться! Тому, в чем и вы еще покаетесь, ваше превосходительство? - Поймите, что тут нет и не может быть подлога, а ежели вы, Василий Степанович, сомневаетесь, держите все при себе, будущее покажет. Но будьте хозяином, как бы лично вам это и ни было неприятно. - Что значит "лично мне", ваше превосходительство? Этого я не могу понять, я думаю о благе отечества. Муравьев пошел в дом. Завойко усмехнулся и пожал плечами. - Мои запасы вина к вашим услугам,- сказал он в спину губернатору и, покраснев до шеи, направился к другому концу здания. "И как говорит с дворянином!" Отдав все распоряжения, Василий Степанович поспешил к жене. Юлия Егоровна, отослав своих пятерых ребятишек гулять с няньками-якутками, заканчивала туалет с помощью старухи украинки. Юлия Егоровна сразу заметила, что муж расстроен. Она очень хорошо знала это по тому, как он мигал и какое движение было на его обычно спокойном лице. Тот присел на табурет, блестя глазами. - Невельской говорит, что устье Амура доступно! Будто бы стопушечные корабли могут проходить! Он злобно сверкнул глазами и стал пересказывать все, что слыхал от Невельского. Когда внизу послышался голос губернатора, Завойко "вздрогнул, и вид у него был такой, словно он готов разорвать в клочья всех этих нагрянувших людей. - Я уже сказал генералу, что у Невельского подложная карта,- продолжал он.- Карту Гаврилова где-то достал, только цифры промера подставил другие. Юлия Егоровна смотрелась в зеркало, держа перед собой ПУДРУ и не говоря ни слова. Глаза ее разгорелись, чуть скуластое лицо было холодно. - Он славы тут ищет. Дешево эту славу заработать хочет,- говорил Завойко.- Стопушечные корабли у него в устье войдут. Какой подлог! Где он выкрал эту карту?! И так лжет, так лжет! В авантюру хочет втянуть правительство и Компанию, а Николай Николаевич желает себе славы и рад, что его обманывают. Никогда главное правление не пойдет на то, что они хотят. Завойко готов был сейчас на что угодно, чтобы доказать, что Амур недоступен, и вывести Невельского на чистую воду. Он называл Невельского лжецом, обманщиком, который лезет судить о том, чего не знает. Юлия Егоровна, слушая мужа, все ясней чувствовала, что Невельской действительно совершил открытие. Она еще до прихода мужа поняла, что произошло какое-то важное событие. Когда губернатор и другие гости вернулись с корабля, ее странно встревожили доносившиеся радостные восклицания. Потом вошла Екатерина Николаевна в слезах, сказала, что Амур открыт, и поцеловала Юлию Егоровну. - Вы тоже радуетесь? - спросила она Юлию Егоровну. - Ах, да! - вскинув голубые глаза, отвечала та. И вот теперь муж уверял ее в обратном. Муж занимался этой проблемой несколько лет и уверял всех, что Амур недоступен, что аянская дорога вполне обеспечит перевозку грузов для портов. Но вот явился человек, видимо более подготовленный, чем ее муж, и явно на глазах у всех обнаружил его ошибку. Она была очень самолюбива и горда, трезвее мужа смотрела на все и понимала, какой страшный удар нанесен и ему и ей. Открытие, совершенное Невельским, компрометировало всю деятельность мужа. Муравьев мог быть недоволен, но еще хуже взглянет на это дядя, вполне доверявший до сих пор мужу, дядя, для которого дорога истина... Но дело было не только в этом. Она вдруг почувствовала, что ее славный муж, подвиги которого она считала непревзойден- 90 ными, которым она так гордилась, вдруг стал ей неприятен, он оказался таким простым и мелким. "Так вот, сильный, смелый мой муж,- подумала она,- кажется, слишком надеялся на дядюшку, тогда как Невельской действовал сам. Еще хуже, если за его спиной есть кто-то в Петербурге..." - И еще имеет нахальство утверждать, что нашел пролив в южной части лимана и будто бы Сахалин у него остров,- продолжал Завойко, с надеждой глядя в лицо жены, словно ожидая от нее одобрения.- Да, да, уверяет будто бы Сахалин остров, что противно всем ученым доказательствам. Юлию Егоровну покоробили эти слова. Из уст мужа неприятно было слышать эти ссылки на ученых, чьи книги он не читал. Она презирала сейчас своего мужа, с которым уехала на Восточный океан, ради которого жала, как сибирская мещанка, терпела голод, холод, лишения, рожала ребят в ужасных условиях. Она была глубоко оскорблена. До сих пор она была уверена, что ее муж делает великое дело. И она терпела. Она была слишком горда, чтобы простить мужу такой позорный провал. Все вокруг, что создавала она своими руками, потускнело для нее, и этот дом, и обстановка - все теперь выглядело по-другому... - Он, конечно, ищет здесь карьеру и делает открытия по чужой карте,- твердо и спокойно сказала она и взглянула на мужа,- но... дядя будет благодарен ему за его ложные сведения. - Как благодарен? Да я не допущу! Я открою ему глаза... Я докажу, что это ложь! - шепотом, краснея, стал уверять Завойко. - А ты со своими заботами об Аяне останешься ни при чем,- сказала Юлия Егоровна.- Губернатор может быть очень недоволен тобой. Завойко вспыхнул. Гордость и готовность бороться заговорили в нем. Именно это и желала возбудить в муже Юлия Егоровна, выказав ему холодное пренебрежение и как бы показав, что не верит в его силу, хотя он и прав. Она делала вид, что не верит мужу, будто бы он может развенчать Невельского. Она надеялась, что этим еще сильнее возбудит в нем злобу и энергию, хотя энергии в нем всегда было очень много. Надо было лишь подсказать ему направление. Этим направлением был обычный путь в Петербург, в правление Компании, к дяде; 91 там вершились все дела Востока и без дяди ничто не могло быть решено. Но это надо было сделать очень осторожно. И действовать не только там, но и тут. На счастье, губернатор берет мужа в спутники до Якутска. - Я все сделаю,- твердил муж с таким видом, словно просил верить. - Я иду к гостям,- сказала Юлия Егоровна и вышла, не глядя на мужа, похорошевшая от возбуждения, с горящими щеками. Глава 13 НА БЕРЕГУ "Какая удача,-думал Невельской, подходя на вельботе к берегу.- Сразу после описи встретить Николая Николаевича и такое прекрасное общество". Его только смущало поведение Завойко. "Очень странно, что он недоволен. И это после того, как у них тут, как они говорят, слухи ходили, что я погиб. Хорош же гусь этот Завойко. Кажется, надо поставить его на место... Мало ли, что его личные интересы ущемлены, честь затронута! Подумаешь, задел интересы! Разве я не вижу, что он держит камень за пазухой! Да, это сделал я! Я Амур открыл, а они доказывали, что Амур недоступен. Врангель уверял меня, что исследования бесполезны, смотрел как на наивного мальчика и поучал: мол, это же известно. И инструкцию мне не прислали! Что я тут должен думать? Кто это сделал? Орлов встретил меня и мог бы доставить... Впрочем,- твердо решил капитан,- мало ли что вздумаешь сгоряча". Он заметил, что Аян обстроен хорошими домами и причалы хороши. Но сейчас ему все это было неприятно. Невельской поймал себя на этом чувстве. "Кажется, я пристрастен,- подумал он,- а уж это подлость". На берегу встретил его Корсаков; из дома с мезонином и березовым садом навстречу капитану и офицерам вышел Завойко, а с ним капитан "Иртыша" Поплонский, Струве и Штубендорф. Завойко, казалось, стал выше, осанистей, а выражение лица его сделалось помягче. 92 "Кажется, он стал полюбезней",- подумал Невельской, но с невольной неприязнью взглянул на Завойко и сразу же почувствовал, что тот эту неприязнь заметил. - Вот и вы к нам пожаловали, Геннадий Иванович. Очень будем рады видеть вас в нашем Аяне, где мы всегда любим гостей. - Ну, я тоже очень рад, Василий Степанович,- ответил Невельской, стараясь перемениться.- Так это ваша усадьба? - Да, как я есть хохол, то не могу жить без земли, чтобы не пахать ее, и чтобы не развести сада, и не показать примера здешним людям, которые боятся копнуть землю. Я завел себе оранжерею и очень удивляю этим американских китобоев, которых здесь шляется немало. "Право, он переменился,-подумал Невельской.-Если так, он благородный человек". Здравые рассуждения Завойко были по душе капитану, в них было что-то свое, родное. "Он, кажется, все понял,- решил капитан.- Да ведь и в самом деле это ясно и очевидно, какое может быть ущемление его интересов". - Вы уж простите мою хозяйку, что не вышла встречать,- говорил Завойко. - Вы меня простите, Василий Степанович... - Ах, что вы, что вы... Так пожалуйте... "Он, кажется, в самом деле благороден",- подумал Невельской. Казалось, его встретил совсем другой человек. "Страна не принадлежит Китаю",- прочитал губернатор.- Вы уверены? Разговор шел в кабинете. - Совершенно уверен! - Как вы можете быть уверены в том, что идет вразрез общепринятому мнению? Ведь это же будет читаться канцлером. - Вот именно, ваше превосходительство, вопреки общепринятому мнению я и обязан был написать это, чтобы прочитал канцлер... Хотя бы ему и неприятно было, но ведь истина... - Вы моряк, а не политик,-полушутя ответил Муравьев и вписал своей рукой: "видимо". Получилось: "Страна, видимо, не принадлежит Китаю".- Зачем вам лезть на рожон и брать на себя ответственность! Принадлежит она или нет - это, скажут, в лучшем случае, спорный вопрос и, скажут, не ваше дело. Наше дело - представить факты правительству. 93 Теперь уже Невельской был не неизвестным офицером, мечтавшим совершить открытие. Он - капитан, в рекордно короткий срок сделавший переход вокруг света. За плечами у него важнейшая опись. Радость и восторг губернатора давали ему право говорить совершенно откровенно и попросту, и хотя бы в первый день встречи чувствовать себя с ним на равной ноге. - Николай Николаевич! Пусть государь узнав! истину! - Какое это имеет значение. Не в этом суть. Да и сказал вам как-то граф Василий Алексеевич, что вы не о двух головах, и я тоже скажу. Да нам с вами и без этого достанется.- Муравьев рассказал об экспедиции Ахтэ. - Тем более необходима была мне инструкция в лимане,- ответил Невельской.- Ведь могут подойти формально, обвинить меня... - Это я беру на себя, Геннадий Иванович. Даже если бы и узнали, где вы получили инструкцию. Я берусь защитить вас. - Николай Николаевич, ведь мы исследование скомкали. - Геннадий Иванович, вы и так произвели все отлично, превзошли все ожидания. - Нет. Мы еще, не дай бог, спохватимся когда-нибудь. Если говорить начистоту, мы далеко не выполнили своей задачи. Будь инструкция, мы представили бы сведения, уничтожающие все цели экспедиции Ахтэ. Муравьев рассказал про путешествие англичанина Гиля. - Однажды утром в приемной вижу иностранца. Я принял его, обласкал как мог, пригласил к обеду и просил бывать у меня. И вот через несколько дней он приносит мне бумагу, подписанную графом Нессельроде, с предписанием губернатору Восточной Сибири оказывать английскому подданному Гилго возможное содействие. Не генерал-губернатору прислали бумагу, а англичанину, в пакете Министерства иностранных дел, в Иркутск на почту... Мой дорогой Геннадий Иванович, это похуже, чем неприсылка инструкции! А ну, я бы вспылил! Ведь знают меня, может, этого и надо было. Надо сказать, что Гиль держал себя очень хорошо, был принят во всех домах. С ним сдружился цвет нашего общества. Он давал уроки английского языка в семьях ссыльных. Один иркутянин, полуфранцуз, он давно живет там, сошелся с ним близко и ставил нас в известность... Но Гиля ни в чем нельзя было обвинить. Прожил зиму в Иркутске, бывал у меня, а весной уехал в Охотск и на "Иртыше" - на Камчатку. Правда, по дороге были с ним неприятности: он ударил двух якутов головами друг о друга и чуть 94 не- убил, да в Киренске его приняли за шпиона и схватили бел всяких церемоний...- Муравьев засмеялся.- Но он вышел из этих неловкостей. Перед ним извинились, и он тоже извинился... Но это между прочим. Так вот, я все время должен опасаться шпионажа со стороны,- тут Муравьев поднял указательный па-лет,- канцлера! Вот каково мое положение. Гиль приятный собеседник, образованный, бывалый человек, но не подозревать его я не смел. Да и быть не может, чтобы он не был шпионом. Не могут же англичане надеяться на нашего канцлера, который сам ничего толком о России не знает. Он рассказал о другом англичанине, Остене, который пытался спуститься по Амуру. - Это все одно, Николай Николаевич... И подход их описного судна к устьям Амура то же самое. - А у меня ни средств, ни судов. Вся надежда на Завойко. Один он на всем побережье держится великолепно. Ни на йоту не уступит никакому китобою. Он рассказывал мне, что, когда они съезжают на берег и начинают буйствовать, он приказывает стрелять их по ногам. Снова заговорили о положении на океане, о Гаваях. Пришел Завойко. Невельской рассказал, что Камехамеха в случае войны русских с англичанами обещал известить письмом о движении вражеских судов. Завойко ответил, что торговлю с Гаваями можно вести широко. - Тут надо отправлять тот же лес, что рубят у нас и везут в Гонолулу американцы... Стали говорить, что делать дальше с Амуром. Невельской стал требовать занятия устья десантом с артиллерией, а также судна, которое наблюдало бы за лиманом. - И такому отряду или, точнее сказать, экспедиции, Николай Николаевич, как воздух, нужны паровые катера, именно паровые, а не гребные, для ускоренного производства промеров по реке и на лимане. Лиман так огромен, что потребует исследований в течение нескольких лет. Площадь его исчисляется тысячами квадратных миль, наши промеры - первая разведка... При вечных ветрах исполнить эту задачу нелегко. Соображений было много, и Муравьев наконец сказал, что сейчас все равно ничего не решим, отложим все, а до встречи в Якутске нужно отдать лишь самые важные распоряжения. Его заботила мысль об экспедиции Ахтэ. 95 - Да вот Невельской ругает нас с вами,- вдруг сказал он, обращаясь к Завойко,- что не прислали ему инструкции в лиман. Что вы скажете? Он хотел шутливым разговором сгладить острые углы, а получилось наоборот. Завойко метнул неприязненный взор, словно задели больное место. Он стал, волнуясь, объяснять, что не мог рисковать, что во время ночлега где-нибудь у гиляков могли выкрасть инструкцию у Орлова, а потом произошли бы дипломатические осложнения. Он и сам чувствовал, что получается нескладно, и тем сильнее волновался. "Впрочем, что я буду уговаривать,- решил Муравьев,- они сами не маленькие, должны понимать, к чему это приведет, если они раззадорятся, как молодые петухи". - Ну, пойдемте кутить, господа! - сказал он снисходительно.- Да помните, что успех дела зависит только от вас обоих. Без вас я как без рук. За дверью уже слышался гул и оживленные голоса. - Сегодня ваш праздник, Геннадий Иванович, будем вас чествовать, вы именинник,- сказал Муравьев.- И не будем поминать старого! "Л я еще должен поить п угощать на свои трудовые заработки всю эту ораву,- подумал Завойко.- Ох, всегда расплачивается тот, кто трудится! Вот Завойко захотел быть генералом! Еще действительно все случится, как с городничим! Этот Муравьев, кажется, легок на посулы". Глава 14 КОНЦЕРТ В АЯНЕ Подходя на "Байкале" к Аяну, Невельской совершенно не предполагал, что в такое позднее время в этом маленьком глухом порту его может ждать генерал-губернатор. Из письма, которое тот прислал ему в Петропавловск, он знал, что Муравьев намеревался побывать па Камчатке, но далеко не был в этом уверен, тем более он был поражен, когда Корсаков, поднявшись на борт "Байкала", передал ему инструкцию и сообщил, что Муравьев здесь и что с ним Екатерина Николаевна, а также знаменитая виолончелистка мадемуазель Элиз Христиани, имя 90 которой сразу вспомнилось-капитану по Петербургу. Когда оп уходил в плаванье, там ждали ее на гастроли. И хотя он подумал с досадой: "Зачем мне теперь эта инструкция!" - но в то же время сильно обрадовался, что Муравьев с женой в Аяне. Он видел в этом необычайное их благородство и рад был, что встретит Екатерину Николаевну, с которой познакомил его Муравьев еще в Петербурге. И потом, когда он докладывал губернатору и его спутникам в каюте, он все время помнил, что на берегу общество дам, которого он давно был лишен, и в том числе компаньонка Екатерины Николаевны - молодая знаменитость. Если он вдруг забывал об этом, то через несколько мгновений новое воспоминание придавало ему радости, как в детстве, когда ждешь, что вечером елка. У него мелькнула мысль - не судьба ли это?.. Но когда губернатор сказал ему: "Мы едем на берег кутить и целовать француженку", капитан был покороблен и даже оскорблен в самых лучших чувствах. "Как он может говорить так, если она путешествует в обществе Екатерины Николаевны,- думал он.- Она актриса, так это еще не дает никакого права..." Невельской когда-то учился у Каратыгина дикции и знал, какой тот прекрасный семьянин, честный, образованный человек и как много и тяжело трудятся артисты. А тут знаменитость, француженка, о которой трубит весь мир, молодая и, как говорят, красивая, поехала в Сибирь. Это делает ей честь. Как же можно так судить о ней? Что она француженка? Так Екатерина Николаевна тоже француженка, и тем более странно, что Муравьев говорит это. Какие-то костромские предрассудки... Неприятный разговор с губернатором и Завойко озаботил его, но, едва переступил он за порог кабинета, дела вылетели из головы. Екатерина Николаевна поднялась навстречу. Она в открытом платье травянистого цвета топ, с отделкой из множества кружев, с огромным розовым шелковым цветком на груди, свежая, рослая, розовая, похожая на античную статую под наскоро наброшенными и схваченными кое-где шелками, с гладкой прической, подчеркивающей черноту ее волос и профиль греческой богини. Рядом с ней и Муравьев приобретал новый вид; чувствовалось, что это действительно сильный человек, если его полюбила такая прекрасная женщина. Она, улыбаясь, сказала, что очень рада, что от душп поздравляет с благополучным прибытием. 97 Юлия Егоровна, глядя голубыми глазами, приветливо улыбнулась. Она в сером шелке, с закрытой грудью и с серьгами в виде гроздьев винограда. - Ваш дядюшка Фердинанд Петрович приказал низко кланяться вам,- целуя ее руку, сказал капитан. - Как приятно, что вы видели его перед отъездом! - Тон у Юлии Егоровны был приветлив. - Фердинанд Петрович много мне рассказывал о вас и о вашей аянской жизни. - Ах, мы были в такой тревоге,- жеманно сказала Элиз Христиани, протягивая руку и по-девичьи приседая. Она высока, гона, румяна, у нее черные пристальные глаза, красивые, чуть полноватые, розовые обнаженные плечи и руки, как у женщин Буше. ...Именно такие розовые, свежие женщины снились по ночам молодому капитану в его плавучей холостяцкой норе, над которой грохотали волны. Элиз действительно была хороша. Глаза ее полны живости, она знала это и играла ими, пристально вглядываясь в капитана. Она мгновенно заметила его легкое заикание, нервность, рябинки на лице. Но все, что было бы противно во всяком другом, в нем казалось оригинальным. Столовая, в которой собралось общество, показалась офицерам после длительной жизни в каютах необычайно просторной. Почти всю ее занимал накрытый длинный стол. Капитан сидел между Екатериной Николаевичи и Элиз, Виолончелистка не говорила ни слова без движений и гримас. Капитан видел таких женщин прежде, бойких и самостоятельных. Он в глубине души несколько робел и поглядывал время от времени на нее с интересом, как бы желая знать, где же таится та гениальность, что доставила этой бойкой девице всемирную славу. И вдруг он заметил, что на мгновение взор ее потух, но она тотчас спохватилась, и опять в ней вспыхнула живость. Ему показалось, что она чем-то тайно опечалена. Элиз тоже ждала встречи с Невельским. Но сейчас, когда он был рядом, она снова поняла, что- надежды ее напрасны. Он нравился ей... Может быть, лицо его было несколько грубо, он, видимо, по-военному суховат, как и все, кто вырос и воспитался в этой среде. Но на таких быстрее действуют и красота и талант, и она именно это видела сейчас по лицу капитана... На душе у нее не стало легче, избавление не приходило. 98 Л он, приглядываясь к соседке, чувствовал себя так, словно попал на третий акт спектакля и, не видев начала, мог лишь догадываться о том, что было. Между тем обед начался, и матросы, служившие за столом, забегали. - Господа,- с бокалом шампанского поднялся Муравьев.- Я буду говорить кратко, по-солдатски. За "Байкал", господа, и за его отважного капитана! Геннадию Ивановичу Невельскому, совершившему величайшее открытие современности, ур-ра, господа! - гаркнул он тем хриплым, переходящим в тенор баритоном, которым командуют на парадах и при атаках. С криками "ура" все поднялись. Невельской хотя и знал, что его помянут, но не ожидал такого оборота и густо покраснел. Руки с бокалами и сияющие лица потянулись к нему со всех сторон. Элиз теперь улыбалась ласково и как-то деланно-ободряюще, как бы призывая его не быть столь наивным и неопытным в своей новой роли знаменитости. Ей, кажется, хотелось руководить им. Капитан вдруг поднялся. Ему тоже захотелось ответить. Вообще он был неспокойный человек и к тому же понимал все по-своему. - Господа,- быстро сказал он,- если бы не Николай Николаевич, ничего бы не было! Господа! Бессмысленный запрет продолжался бы...- Он умолк, пробежав взглядом по ряду блюд и тарелок, и глаза его поднялись и остановились на губернаторе.- Вы, Николай Николаевич, смогли разрушить преграды и совершить невозможное. Но, Николай Николаевич, еще не все сделано... и все плохо... еще преграды есть... Мы только у истока дела. И если мы будем трусить и ждать инструкции...- Он заикнулся и с жаром воскликнул,- но заслуга ваша велика!.. Господа, ура Николаю Николаевичу! "Кажется, черт знает что я сказал",- подумал капитан, усаживаясь. - Так вы полагаете, что в наше время совершить открытие легче, чем испросить на нею разрешение? - как-то особенно гордо спросил Корсаков, чуть клонясь к капитану через стол и мельком косясь на Элиз. - Ну да, да! - ответил Невельской.- "Да что он таким козырем..." - Но что за великое открытие совершил капитан? - шепотом обратилась Элиз к губернатору. Она не могла понять, в чем тут дело, так как суть от нее скрывали. 99 Муравьев что-то любезно ответил. - О! - поднимая брови, многозначительно отозвалась Элиз и стала снова улыбаться. После тостов и криков начался общий бурный разговор по-французски и по-русски. Невельской заметил, что теперь Элиз как-то странно взглядывает на Корсакова. "Так она влюблена в Мишеля",- подумал он, и как-то мгновенно в уме его сложились и первый и второй акты недосмотренной пьесы. "Да, он красавец". Миша понравился ему... Он был юн, забавно горд и, видно, счастлив. Зажгли огни. Настежь распахнули одно из окон. Почувствовалось, как холодный горный воздух потек в душную комнату. Пили за губернаторшу, за хозяйку и хозяина, за Элиз, за старшего офицера Казакевича, оставшегося в эту ночь на судне, за всех офицеров "Байкала" и за всех спутников губернатора в отдельности. Дамы вышли отдохнуть. Теперь пили без всяких тостов, кто когда хотел и что хотел, и ряды пустых бутылок выстроились на столе и на полу. Муравьев с увлечением излагал свой взгляд на события во Франции. - Луи Наполеон будет императором,- говорил он.- Это последние официальные известия, дошедшие из Европы о мартовских событиях. Но китобои уверяли, что Наполеон уже император. Его поддерживают католики и роялисты. Его приход к власти означает войну, но не ради интересов Франции. Англомания Луи Наполеона всем известна! Невельской вспомнил сейчас душные дни, проведенные в Портсмуте, и хотя события были на другой стороне пролива, но отзвуки их доносились и в Портсмут и в Лондон беспрерывно. Англия жила этими событиями, о них говорили и в парламенте и на улицах, писали в газетах... - Но есть еще третья партия, более сильная! Это англичане! Сами французы не враждебны нам! "Да у него жена француженка - и он так рассуждает, а у меня жена баронесса, так мне кажется, что немцы хороши, а вот Невельской все терся около англичан и женится на какой-нибудь их старой барышне с большими ногами, какие мы у них видали, и будет уверять, что англичане наши первые друзья,- думал Завойко.-Нашел друзей!" Екатерина Николаевна ему нравилась своей скромностью и Элиз тоже. "Но ежели каждый будет хвалить тех, на ком женат, то мы растащим всю нашу Россию в разные стороны! А ежели ему придется воевать против французов?" 100 - Католики, роялисты и англичане! Вот три партии! - уверял Муравьев. Завойко подсел к Невельскому. - Мне было очень приятно услышать, что вы были у его высокопревосходительства дядюшки Фердинанда Петровича. - ...очень любезно принял меня и многое рассказал, я ему очень, очень благодарен, Василий Степанович! "Как же не быть!" - подумал Завойко. - Так он вам и открыл? - спросил он, подразумевая, что дядюшка "открыл" карты. - Он посадил меня в свое кресло,- с некоторой нервностью ответил Невельской, чувствуя, что Завойко спрашивает неспроста... "Пусть думает что хочет, а я не боюсь". "Так я и знал! Что бы он делал, если бы не расположение и доверие дядюшки? А еще намекает, что, мол, Фердинанд Петрович не сочувствовал. И еще смеет в разговоре со мной подвергать сомнению наше исследование..." - Поверьте мне, Василий Степанович, только молю вас, поймите все верно, что я говорю, глубоко уважая вас,- мы с вами должны действовать заодно, общими силами. Ведь вы сами столько трудились для основания здесь русской жизни! - Так разве ж я не действую заодно? - обидчиво возразил Василий Степанович.- Еще в прошлом году - вы того не знаете,- с гордостью сказал Завойко.- Орлов был в лимане и уговорил гиляков продать землю в деревне Коль для устройства русского редута. Они просили за это китайки и несколько топоров. Завойко был старше чином и чувствовал, что надо бы соблюдать в разговоре с Невельским побольше достоинства. Но он был очень озабочен, да и надо было успеть выспросить его. В это время загремели стулья, внесли виолончель, вошли дамы, хлопнула крышка фортепиано. Свечи горели ярко, и свет их отражался в блестящем красном зеркале фортепиано. Элиз прошла, улыбаясь, и легко поклонилась на обе стороны. Она была в коричневом платье, которое очень шло к ее глазам. Екатерина Николаевна села за фортепиано. Невельской хотел что-то сказать и потянулся к Завойко, но зазвучала нота на фортепиано, потом другая, послышалось, как смычок тронул струны виолончели, и все мягко стихли, словно примиренные.