уэй расплачивается с официантом и уходит. Но, значит, выстрел охотника попал в цель: на следующий вечер уже сама миссис Шамуэй подходит к столику, предусмотрительно занятому м-ром Мак-Кинли. - Ну как, ничего не произошло пока? - приветливо и уже тоном сообщницы осведомляется она, запросто присаживаясь на свое место.- Я тоже большая любительница наблюдать... ну, всякие т а к и е пестрые уличные бытовые сценки! - Вот, терпеливо жду пока...- тоном бывалого рыбака говорит Мак-Кинли, приподымая шляпу.- Но только при вашей врожденной нервности... я бы предписал вам воздерживаться от чрезмерных впечатлений! - О, вам делает честь такая наблюдательность! Вы врач? - Немножко. Мне и в прошлый раз показалось, у вас были не то чтобы заплаканные, а как бы в дымке давней печали... глаза. Простите, ваше состояние дает мне право, пусть на непрошеное, сочувствие. Скажите... у вас большое горе? - Три дня назад я предала земле близкое мне существо,- тронутая проникновенным тоном м-ра Мак-Кинли, признается приручаемая жертва. - Мне также знакомо такое опустошение, эта сверлящая после ночной бури тишина,- с опущенными глазами платит откровенностью за доверие м-р Мак-Кинли.- Вот уже два года с лишним, как я напрасно пытаюсь найти какую-нибудь привлекательность в своем одиночестве... - Зачем? - О, чтобы привыкнуть и смириться! - Нас всех, путников по земле, роднят одни и те же земные горести да еще, пожалуй, тоска по небу...- искоса рассматривая меню, со вздохом произносит миссис Шамуэй. Мистер Мак-Кинли смотрит на свою старуху страшными, бархатными глазами. - Простите мою навязчивость, миссис... - О, Шамуэй! - Благодарю вас, миссис Шамуэй... Я Мак-Кинли. Будем надеяться, что т а м вашему другу будет лучше. Видимо, это было очень отзывчивое, доброе существо, верный рыцарь и умный собеседник? - Я бы не сказала так... но нас связывали девять лет самой тесной дружбы! - Вот так же и я!.. До сих пор, проснувшись иногда среди ночи, я отчетливо, как бы в мерцании, вижу наклоненную надо мной любимую головку,- искусно признается м-р Мак-Кинли.- Поразительно, с какою силой человеческое сердце хранит черты дорогих нам спутников. Мы даже перенимаем у них некоторые черты для себя... Вы не замечали, миссис Шамуэй? - По счастью,- благодарно и не без волнения отвечает та,- у меня, кроме воспоминаний, сохранилась и фотография. Как странно! Точно предвидя несчастье, мы снимались всего на прошлой неделе. - Я был бы счастлив познакомиться с вашим бедным другом! - просит м-р Мак-Кинли. С увлажнившимся взором м-с Шамуэй шарит в сумочке портрет любимого покойника. М-р Мак-Кинли замечает там вполне достаточную для пролития крови пачку денег и чековую книжку, которую та некстати роняет на пол. М-р Мак-Кинли возвращает ее владелице и получает взамен фотографию в кожаном паспарту для осмотра. На ней голый и гладкий, с какой-то огнедышащей мордой дог. Кивая со склоненной набок головой, м-р Мак-Кинли долго рассматривает карточку. "Какое милое, интеллектуальное лицо!.." - как бы говорит он всем своим видом. - По-видимому, он был уже стар? - с участием осведомляется м-р Мак-Кинли. - Представьте, совсем нет; он погиб под междугородным автобусом. Его сгубила любознательность. Он что-то там заметил под колесами и полез удостовериться. У него было чудесное здоровье: никогда не болел... - Мы так неосторожны становимся с годами... и тем более нуждаемся в строгой взаимной опеке! - через силу делает еще один шаг к поставленной цели м-р Мак-Кинли.- Но, кажется, у вас самой тоже завидное здоровье? - О, муж побаивался меня при жизни, а бабка до восьмидесяти трех лет не пропустила ни одного лыжного состязания, пока сама не поскользнулась на горной тропе...- хвастается м-с Шамуэй, запирая сумочку, и улыбается вызывающе, кокетливо, как девочка. Мистер Мак-Кинли снова смотрит на нее оценивающими, ласкательными глазами. Правда, эта пожилая ужасная дама прочна, как плаха на эшафоте, над ней придется потрудиться. Что делать, в его положении на что только не пустишься ради осуществления мечты!.. Впрочем, как и многие философы, м-р Мак-Кинли с его придирчивой душевной чистоплотностью не очень уверен пока, что буквально все дозволено во имя детей, в природе пока не существующих. Поэтому по ходу повести ему потребуются еще и еще доводы - убедиться, что это как раз та самая старуха, которую совсем не грешно принести в жертву какому-нибудь особо возвышенному и неотложному идеалу. Однако пора идти, м-р Мак-Кинли торопится отодвинуть стул м-с Шамуэй. Расплачиваясь, он, как и впоследствии всегда, не скупится на чаевые официанту, который сгибается в поклоне подобострастного удивления. Мелочь эта не ускользает от внимания польщенной миссис Шамуэй. "О, по-видимому, обтрепанные обшлага у этого чем-то весьма привлекательного джентльмена - только черты чудачества, нередкого на Западе у людей с достаточной рентой". Украдкой, искоса она посматривает на м-ра Мак-Кинли, проверяя свои догадки: "Но, боже, кто же вы, однако, кто?" Они выходят вместе. Д и к т о р. Так началась самая жестокая и захватывающая в жизни мистера Мак-Кинли игра, где ставкой служило всего лишь скромное семейное счастье, как будто нельзя было достичь его другим путем. А сбережения его стали таять с каждым свиданием. Всякий вечер по возвращении домой с прогулок со своей избранницей м-р Мак-Кинли отмечает карандашом на косяке двери оставшуюся в его распоряжении после очередного урона сумму сбережений. Она катастрофически падает: 1750, 1711, 1628, 1592. Наша пара находится на большом состязании по рестлингу: второй ряд. Полутемный спортивный зал до потолка набит публикой, которая по-детски беснуется и переживает все фазы происходящей драки. В особенности нежно в этот вечер звучащая мелодия мечты (всякий раз на разных инструментах!) тонет в плеске свистков, выкриков и брани: болельщики! Два жирных медлительных борца в звероподобных масках на потребу зрителя усердно делают вид, будто калечат друг друга, выламывают конечности третьему противнику, сообща и всласть бьют его головой о чугунную штангу, без заметных, впрочем, повреждений организма: завтра снова придется выступать! Вся подавшись вперед в порыве наслаждения, м-с Шамуэй выражает свои переживания чуть ли не громче всех. Она раскраснелась, с губ ее то и дело срываются слова, неожиданные для ее пола и возраста, господину в переднем ряду приходится пускаться на всякие хитрости, чтобы защитить воротник от ее цепких рук... Все это время м-р Мак-Кинли, откинувшись к спинке сиденья, смотрит - не на ринг, однако, а чуть вкось, куда-то пониже затылка своей дамы. Впоследствии мы еще неоднократно увидим это малоприманчивое местечко на шейке м-с Шамуэй - на экране, каждый раз все с большим увеличением. Внезапно ощутив его взгляд или просто устыдясь своей непосредственности, она оборачивается к своему спутнику. М - с Ш а м у э й. Я не шокирую вас, мистер Мак-Кинли? С детства обожаю все эти схватки, драки, поединки, дешевую уличную кровь, будь то солдаты, пьяные, мальчишки, петухи! Я ужасно азартный человек - в отца. Подумайте, старик полсостояния проиграл на пари, а был почти самый богатый в штате. Нас всех, в нашем роду, как-то пленительно бодрит игра, обманы, смертельные опасности, горные кручи... Вам не утомительно со мною, дорогой? М а к - К и н л и. Зато я полная противоположность вам. Я согреваю свое сердце в вашем присутствии. Вы как раз тот милый спутник, который нужен таким, как я... Хотите мороженое, оранжад? М - с Ш а м у э й. Нет... Рядом с вами, Мак-Кинли, я ощущаю всегда странный, даже пьянящий прилив молодости... и словно в чудесном сне: кто-то ловит меня, караулит за углом, а я бегу, ускользаю... становлюсь такая гибкая, быстрая, как в юности! (С загадочным блеском в глазах.) Отчего все это? М а к - К и н л и (влюбленно). Это означает лишь, что сама судьба велит нам до смерти быть вместе! М - с Ш а м у э й (кокетливо прищурясь). ...до вашей или моей? Ладно, оставим наши грустные мысли и давайте веселиться. Улыбнитесь же мне, мистер Мак-Кинли. Мистер Мак-Кинли пробует сделать это как-то наискось, одними губами. Миссис Шамуэй признательно и наугад тискает его руку, затем снова обращается к рингу, где как раз господин в маске без заметного успеха пытается еще одним способом лишить жизни своего партнера. М - с Ш а м у э й (вдохновенно). А ну, грязный негодяй, пусти еще соку из этой падали! Показ одной примерной сцены - как м-р Мак-Кинли, готовясь к очередному свиданию с избранницей, одевается, репетирует перед зеркалом приемы своих несколько отускневших мужских чар, производит классически-пантомимные жесты: отвращения, преклонения, восторга, огорчения и, конечно, обожания. Потом, в уголке, чтоб не видно было в замочную скважину, неожиданно и безобидно-домашним предметом производит примерный полноценный удар по чему-то воображаемому, после чего отходит, озираясь. Вправив цветок в петлицу, м-р Мак-Кинли украдкой от жильцов и то чинно, то опрометью спускается по лестнице. Черт возьми, так и есть: вечно торчит на дороге эта худосочная ведьма! Нижняя жилица, пожилая любезная женщина, исполняющая какую-то должность во дворе, сочувственно здоровается с проходящим мимо принаряженным соседом. - У вас кто-нибудь умер, мистер Мак-Кинли? Очередная встреча на улице. М а к - К и н л и. Так куда же мы отправимся сегодня? М - с Ш а м у э й. Мне все равно, но... я почему-то ужасно голодна, дорогой! Весь день ушел на беганье по лавкам. Женщины так несчастны, когда у них много лишних денег! М а к - К и н л и. Я тоже толком не позавтракал с утра. М - с Ш а м у э й. O, берегитесь, сегодня я разорю вас! М а к - К и н л и. Хотел бы вечно служить вам. М - с Ш а м у э й. Вы профессиональный обольститель, мистер Мак-Кинли. Не бойтесь, я люблю слушать про это! Признавайтесь, сколько женских жизней у вас на совести? Они направляются к такси мимо газетного продавца. Кричащие заголовки на свисающих листах: "Рекордное ограбление банка. Банкноты в луже крови. Исчезнувший полисмен!.." М - с Ш а м у э й. Ни за что не согласилась бы хранить свои деньги в банке. Я считала: это восемнадцатый налет за неполный месяц, а еще неделя впереди. М а к - К и н л и. Деньги и драгоценности лучше всего держать почти на виду... в склянке для крупы на кухне. Естественность - лучшая маска для обмана. Сам я держу их просто под подушкой... а вы? М - с Ш а м у э й (уклончиво). Ну, я предпочитаю в разных местах! Время от времени ею овладевают подозрения; тогда нос у нее становится острей и хищнее взгляд - при вытянутой, удлиняющейся шее. Сидя в ресторане, например, она, по внезапному вдохновению и очаровательно улыбаясь, меняет бокалы. Какое железное терпение приходится с ней иметь, хотя бы и во имя великой цели. М а к - К и н л и. Неужели и в самом деле вы еще не любили ни разу, миссис Шамуэй? М - с Ш а м у э й. О, никогда! М а к - К и н л и. Тогда что же связывало вас с мужем? М - с Ш а м у э й. Я даже не помню, как случилась наша свадьба: кто-то посоветовал это нам в шутку, и потом вдруг стало поздно. Мы вообще редко виделись с моим супругом, разве только когда соседи собирались играть в покер. Он обожал лошадей и целые дни проводил на конюшне... или уезжал в Европу за своими историческими подковами... М а к - К и н л и. Пардон... за чем, за чем? М-с Шамуэй Он собирал всемирную коллекцию подков всех стран, эпох и образцов. Это была его смешная страсть... Даже так и умер с подковой в руке! Ничто не изменилось в моей обстановке, когда я стала вдовой. М а к - К и н л и. Почти невероятно!.. Оставлять дома молодую прелестную жену, чтоб рыскать по свету в поисках старого железа! Бог и должен был наказать его за это. И вам не удавалось задержать его при себе? М - с Ш а м у э й. Для чего? М а к - К и н л и (вкрадчиво и благоговейно). Дети! Неужели вам не нравится божественный шум, который производят дети? М - с Ш а м у э й. Я никогда не задумывалась об этом. Своих у нас не было, а любить чужих... О, мне всегда казалось это даже безнравственным. Покойный муж подозрительно относился ко всем, кто хотя бы разговор заводил на эту тему. Он говорил, что все выдающиеся маньяки и революционеры в своих кровопролитиях всегда ссылаются на бедствия детей... причем не своих, заметьте, а именно чужих, чужих! М а к - К и н л и. Мне тоже приходилось слышать про существование такой теории: что все простительно во имя детей... даже преступление. После этого разговора м-р Мак-Кинли почувствовал, что сковывавшие его дотоле цепи религиозных, моральных и иных ограничений стали значительно легче. Несомненно, небесное правосудие уступит ему эту старушку по сходной цене! Как привередливо, с видом балованного знатока он выбирает сегодня меню и вино! М а к - К и н л и. Простите, у меня так мало времени было изучить ваши причуды, миссис Шамуэй! На сравнительно близкой эстраде появляется привлекательная, в сверкающей наготе, с довольно двусмысленными жестами танцующая мулатка. Подрагивающая музыка опять смешивается с магической мелодией мечты. Галерея напряженных, совершенно неприличных мужских лиц: "Как бы чего не пропустить!" Один Мак-Кинли смотрит не на девицу, а прежним, бархатным, без всякого выражения, созерцающим взором все в ту же точку на желтой, дряблой шее своей старухи. Медленно наползающий объектив раздвигает на весь экран этот ненавистный квадрат старой кожи - с порами, складками, завитком седых волос. Губы у м-ра Мак-Кинли почти пропадают в волевом нажиме, что позволяет судить, насколько созрело, оформилось одно сокровеннейшее решение у этого мечтателя. Да, он совершит свой роковой шаг, не дрогнув, разве только с содроганием отвращения! Видимо, при таких мыслях человеческий взгляд приобретает почти вещественную тяжесть,- точно прочтя их у своего спутника, миссис Шамуэй с каким-то напряженным лукавством оборачивается к нему. М - с Ш а м у э й (после долгого пристального взгляда). Скажите мне, мистер Мак-Кинли... но сперва дайте слово сказать только правду и не отводя глаз!.. М а к - К и н л и. О, я готов. М - с Ш а м у э й. Признайтесь, о чем таком нестерпимо ужасном вы подумали сейчас? Ни единая черточка не дрогнула в лице м-ра Мак-Кинли. М а к - К и н л и. Я подумал, что почти всегда мы трагически упускаем подходящий момент уйти из жизни. Ее глаза щурятся в поиске правильной разгадки. М-с Ш а м у э и. Ваше сожаление, Мак-Кинли, распространяется и на меня?.. Мне даже почудилось, что вы хотите немножко помочь мне в этом. М а к - К и н л и (бесстрастно). Оно распространяется на всех. Для себя я уже решил. На днях я навсегда прощусь с вами. (В ответ на ее недоверчивый испуг.) О нет, пока еще не то!.. Я просто решил уйти в сальваторий. М - с Ш а м у э й. Что же, это так модно сейчас... как в прошлом веке уходили в монастырь! У меня две ближайшие подруги уже с месяц там. (В раздумье.) Вообще вам нельзя отказать в благоразумии, мистер Мак-Кинли. Конечно, если застигнет большая война, это новые налоги, сборы на калек, даже, говорят, очереди за маслом, как в Европе! (Странная идея загорается у нее в глазах.) А может быть, нам сделать э т о не откладывая и вдвоем?.. И мы с вами пролежали бы ближайшие триста лет вместе, где-нибудь на дне океана, как влюбленные голубки! Если бы вы согласились, мы могли бы завтра же и записаться... М а к - К и н л и (печально качает головой). Это исключено, дорогая миссис Шамуэй. На двоих и чтобы не валяться где-нибудь без присмотра, в дрянной, наспех высверленной норе,- на это нужна сравнительно значительная сумма, а я не смогу реализовать свои ценности в столь короткий срок. Разумеется, если бы вы захотели доверить мне необходимую сумму, я бы мог все оформить завтра же... даже пока вы спите. М - с Ш а м у э й. Ну, в таком случае разумнее было бы сходить туда вдвоем! М а к - К и н л и (холодно). Простите... Что вы имели в виду, миссис Шамуэй? Миссис Шамуэй медлит, двусмысленная саркастическая усмешка змеится по ее губам. Ее, видимо, ужасно возбуждает начавшаяся острая игра. У нее сейчас торжествующие, точечные, ненавистью сверлящие зрачки. Наверно, призраки невинных жертв вот с таким же выражением впоследствии навещают по ночам своих палачей. М-р Мак-Кинли надеется, впрочем, что за двести пятьдесят лет пребывания в целебном кокильоне подобная гадость как-нибудь выветрится из памяти! М - с Ш а м у э й. Я думаю, затем хотя бы, что ведь потребуется личное присутствие при заключении контракта... (Пауза.) Между прочим, знаете, какой смешной случай мне рассказала на днях моя компаньонка, мисс Брэйк? Один аферист купил на женины деньги два места в самом роскошном сальватории и, представьте, замуровался т а м со своей любовницей. Правда, жена кинулась было за ним вдогонку, но где их там найдешь, в этих так называемых бездпах непроглядного времени! Следует поединок взглядов. Едва приметная скорбь разочарования читается в бесстрастном лице м-ра Мак-Кинли. Д и к т о р. Вот видите, мистер Мак-Кинли, а вы еще колебались, жалели старую чертовку, надеялись обойтись без э т о г о. Среднему человеку трудно добиться удачи в условиях современной цивилизации! Теперь остается только запастись инструментом и засучивать рукава... Мистер Мак-Кинли торжественно поднимается, складывает на столе салфетку, молча сует под нее очень крупный банкнот и, поклонившись своей даме, печально движется к выходу. Лакей провожает его в благоговейном полупоклоне. М-с Шамуэй кусает губы, она почти несчастна: ей страшно утратить, может быть, единственный в ее бездарном существовании шанс на счастье, которого в конечном счете она так и не узнала никогда. Не столько раскаяние, как боязнь прогадать толкает ее вослед ушедшему м-ру Мак-Кинли. Ей удается догнать своего нового друга лишь на улице. Ночной мокрый город, и никого вокруг. Льет полноценный дождь: уж осень. Мак-Кинли уходит пешком, полный оскорбленного достоинства: это самая крупная и острая ставка в его жизни. Некоторое время м-с Шамуэй, такая же промокшая, почти умоляющая, молча, как девчонка, бежит сбоку. М - с Ш а м у э й. Простите меня, мистер Мак-Кинли, если я заподозрила... лучшие из ваших побуждений. Столько дурных людей кругом, а я так суеверна, так перепугалась в тот раз, когда вы спросили меня о моем здоровье, только виду не подала! Ну, простите, пощадите же меня, если хоть немножко успели меня полюбить... Без единого слова м-р Мак-Кинли переходит наискосок пустынную в этот час ночи огромную площадь. Если взглянуть сверху, то комично и даже трогательно видеть эту пару, шагающую прямо по лужам, под проливным дождем, которого оба они до самого конца не замечают. Значительно выше своего спутника, м-с Шамуэй всеми средствами пытается пробиться в его трагическое безмолвие - задержать за рукав, заглянуть в глаза, встать ему на дороге. М - с Ш а м у э й. К тому же я еще не заплатила вам того своего двойного проигрыша на скачках. И вот так всю жизнь, представьте: в нужную минуту у меня не оказывается с собой мелких денег... Ну, хоть взгляните на меня, дорогой друг! Но м-р Мак-Кинли неумолим, хотя возможно, что, промочив ноги, чего терпеть не может, он и в самом деле не слышит сейчас чертовой старухи. Д и к т о р. Нет-нет, прищеми ведьме хвост, помучь, не сдавайся! Впрочем, поторопись: тебе еще надо заранее обзавестись ключом от ее квартиры, изучить расположение комнат, иначе ты просто не сможешь ни проникнуть к ней, ни разыскать потом что-нибудь в потемках! М - с Ш а м у э й. Мне, право же, и самой так досадно за свою ошибку. Но поймите, я так одинока... Кроме приятелей покойного мужа, вдового кузена да вот еще компаньонки мисс Брэйк, у меня буквально никого на свете. Я одинока, трусиха, всего боюсь! Мои опасения тем более понятны в наш век, когда все кругом рвут свое счастье зубами прямо из рук судьбы... М а к - К и н л и (глядя прямо перед собой). У вас болезненная фантазия, миссис Шамуэй. Вам надо найти более выносливого друга. У меня нет других женщин на примете... и, к сожалению, я не слишком пригоден для таких диких сцен ревности. М - с Ш а м у э й. О бессердечный человек, вы и теперь еще можете вскружить голову любой женщине... Хотя, правду сказать, именно это качество с самого начала сделало вас для меня человеком-загадкой! Ну, проводите же свою Энн, мистер Мак-Кинли, в знак того, что вы перестали сердиться. Я живу совсем недалеко... М а к - К и н л и. Нет, только не сегодня, Энн. Не просите. Промокшие и молчаливые, они еще одну улицу бредут рука об руку, давая время зарубцеваться душевному шраму, нанесенному этой размолвкою. Все уладилось; и вот, как прежде, наши герои проходят мимо объектива - в парке, по набережной на закате,- держась за руки, как робкие любовники. Их диалог похож на воркование еще неплохо сохранившихся голубков. Д и к т о р. И многие, глядя на сентиментальную пару, вздыхали при мысли, сколько им пришлось преодолеть препятствий, прежде чем отыскали друг друга в сутолоке жизни. При сменяющихся, как указано, пейзажах происходит один и тот же сквозной разговор. М - с Ш а м у э й. Так почему же все-таки вы не женились раньше, милый Мак-Кинли? М а к - К и н л и (со вздохом). Иногда друга приходится искать всю жизнь, прежде чем найдешь. М - с Ш а м у э й. Как жаль, что мы не встретились с вами раньше, т о г д а! Я была моложе и, по общим отзывам, гораздо лучше. Говорят даже, у меня была красивая спина. Некоторые намекали даже, будто со спины я напоминаю... Долгое, соединяющее их молчание. М а к - К и н л и (тихо и кротко). Так кого же вы напоминали со спины? М - с Ш а м у э й. Не настаивайте, это лишнее. М а к - К и н л и. Я умоляю вас! М - с Ш а м у э й. Но, боже, зачем, зачем вам это? М а к - К и н л и. Ну, просто так... чтоб знать. М - с Ш а м у э й. Мне стыдно, пожалейте меня, Мак-Кинли! М а к - К и н л и. Я хочу. М - с Ш а м у э й. Мне так трудно выговорить то слово! Боже, помоги мне! (Умирающим голосом.) Ну, на Джоконду... Благоговейная пауза. М а к - К и н л и. Так вот, запомните, Анна: вы для меня и сейчас такая же, какою были т о г д а! М - с Ш а м у э й (трепетно). О, имейте в виду, несчастный Мак-Кинли, я жадная! Вам придется доказывать это всю жизнь! За время этого диалога, где слова перемежаются вздохами или пожатием рук, день постепенно сменяется вечером, и вот уже совсем к ночи м-р Мак-Кинли со своею дамой добираются до старого добротного здания, видимо, с дорогими квартирами и в фешенебельном квартале. Пользуясь пустынностью улицы, поздним часом и отсутствием уличных свидетелей, можно и задержаться чуть дольше положенного у подъезда. М - с Ш а м у э й. Ну, вот я здесь и живу... довольно уединенная улица, правда? Покойный муж не терпел уличного шума... людского в особенности. (Продолжая ранее начатый разговор.) Но успокойте же меня! Значит, вы полагаете, что, пока мы с вами будем дремать у себя в сальватории, за двести пятьдесят лет эти ужасные вояки утихомирятся наконец на земле? М а к - К и н л и. Безусловно. При нынешних темпах военного прогресса к тому времени на земном шаре уж ровно ничего не останется. Нечего станет разрушать, некого покорять, нечему завидовать. М - с Ш а м у э й. Где же мы станем жить тогда? Бегать наподобие бездомных кошек посреди гадких руин? М а к - К и н л и. Ну, к тому времени успеет заново отстроиться очередная за нами цивилизация. М - с Ш а м у э й. Мне нравится ваш оптимизм, мистер М а к - К и н л и. (Мечтательно.) И все же больше всего, больше, чем войны, я боюсь, пожалуй, старости, которая однажды тихо постучится в дверь!.. М а к - К и н л и. Мы встретим ее у камина вдвоем! М - с Ш а м у э й. Благодарю, милый друг! (Со вздохом.) Ну как жаль, что мне пора, а то мисс Брэйк увидит нас из окна. М а к - К и н л и. Который у вас этаж? М - с Ш а м у э й. Четвертый... (В ответ на попытку своего кавалера взять за руку, войти в подъезд вслед за нею.) О, ради бога, не надо, только не сейчас! Вот в средине будущей недели мисс Брэйк уедет на месяц к родным на Запад. И я останусь одна, совсем одна... и в вашей власти... (Шепотом.) Тогда! М а к - К и н л и (страстно). Но почему вы огорчаете меня, почему нельзя сейчас... почему? М - с Ш а м у э й. Ну как вам сказать, дорогой... Мне просто хочется спасти вашу душу! Вследствие краткой и безмолвной борьбы за обладание дверной ручкой миссис Шамуэй неосторожно выпускает из руки свою сумку, часть содержимого разлетается вокруг - бумажки и туалетные вещицы. М - с Ш а м у э й. Вот и доигрались... Мистер Мак-Кинли на коленях у ее ног: собирает рассыпавшиеся по тротуару мелочи своей дамы. Д и к т о р. Не зевай, Мак-Кинли, ключ от двери лежит прямо под тобой... нет, ступенькой ниже. Временно наступи на него ногой, пригодится. Так... ура, сдвинулись наконец! Шепни ей понежнее "спокойной ночи", обожги ее жарким взором на прощание! Следует корректный мужской поклон в ответ на воздушный, несколько затянутый жеманный поцелуй Шамуэй. Она уходит, печально оглядываясь. Оставшись в одиночестве, м-р Мак-Кинли роняет перчатку, чтобы иметь предлог, не вызывая подозрений со стороны возможного наблюдателя, нагнуться за роковым ключом. Некоторое время затем он стоит с почтительно поднятой головой и без шляпы, устремив взор на этаж своей дамы. Д и к т о р. Ладно, сматывайся к черту, артист... Чего доброго, ее компаньонка заприметит твое лицо. Теперь пора подумать и о топоре! Н а д п и с ь: "В ту же ночь..." По дороге домой он мимоходом, как бы по рассеянности, остановился у знакомой витрины с разложенными там топорами, тесаками, косарями и другими надежными инструментами для убоя и разделки туш. Н а д п и с ь: "В ту же ночь..." Перед тем как лечь в кровать, уже раздетый, м-р Мак-Кинли тщательно пересчитывает оставшуюся в карманах наличность. Раздумчиво поглядывая на мигающую в окне рекламную иллюминацию сальваториев, он припоминает дневные расходы, потом переправляет записанную на дверном косяке оставшуюся сумму сбережений - 930 на 792. Н а д п и с ь: "В ту же ночь..." Он спит, и ему опять снятся охваченные пламенем деревья, бегущие солдаты, вокзалы в пору эвакуации, убитые с затоптанными лицами, и еще дети, дети... заплаканные малютки везде. Проснувшись, он сидит впотьмах, вслушиваясь в жалкий и тянущий за душу неизвестного происхождения детский плач. Д и к т о р. В общем, выпала хлопотливая неделя: до заключительной развязки времени оставалось в обрез - подкопить мужества и обзавестись кое-каким необходимым для задуманного предприятия инвентарем... Тот же облюбованный железо-скобяной магазин, и в нем стенд со всевозможными мясницкими приборами. М-р Мак-Кинли пропускает все это через свои руки, выбирая топор поухватистей, даже, пользуясь отсутствием свидетелей, прикинул один под мышку. Нерешительность: может быть, взять вон тот, удобный, исторически испытанный стилет из арсенала староанглийских подкалывателей? Нет, топор верней! Когда поднял глаза, на него посматривает сбоку чрезвычайно проницательный приказчик. П р о д а в е ц. Боитесь, что несколько тяжеловат? А попробуйте еще вот этот, вскиньте на руку! М а к - К и н л и. Мне хотелось бы что-нибудь полегче, но вместе с тем... П р о д а в е ц. Зато наша сталь высшей марки, без износу: никакая кость не устоит. (Иронически.) Если угодно, в подвале у нас найдется пробный чурбак для подобных вам скептических покупателей... Д и к т о р. В непогожие вечера наш герой занимался холостяцким шитьем на досуге, приспособляя сезонную одежду к потребностям текущего дня. Вечер и дождик в окне. Сидя на кровати по-портняжьи, с поджатой ногой, машинально посасывая то и дело прокалываемый палец, м-р Мак-Кинли производит какую-то перешивку в своем пальто. Для надежности в ход пущена особо толстая нитка, почти дратва. Нет, портной из вас, м-р Мак-Кинли, никогда не получится! С непривычки грубая, почти кулевая игла трудно входит в толстый драп, приходится протаскивать ее плоскогубцами. Крупным планом видно все рабочее поле: м-р Мак-Кинли прикрепляет к подкладке у плечевого шва широкую тряпичную петлю. Затем, с помощью надетой на лампу картонной коробки убавив свет, предусмотрительно став спиной к объективу, м-р Мак-Кинли примеряет что-то в углу, затем снова терпеливо шьет, машинально высвистывая мелодию мечты. Девчоночий голосок окликает его из-за двери. Д е в о ч к а. Мама спрашивает у вас, мистер Мак-Кинли, не надо ли помочь вам? У нее нашлась игла потоньше. М а к - К и н л и. Спасибо, маленькая, я уже пришил свою пуговицу! Д е в о ч к а. У вас такая толстая пуговица? М а к - К и н л и. Нет, но очень ценная, и я боюсь ее потерять! Наконец непривычное дельце совсем улажено. М-р Мак-Кинли примеряет пальто и все так же, украдкой от объектива и замочной скважины, вправляет в петлю под мышкой какой-то неудобный продолговатый предмет. Затем - пример странностей человеческого поведения наедине с собой: м-р Мак-Кинли застегивается, извлекает зачем-то из короба в углу, верно, от отца сохранившийся черный котелок и в этой необъяснимой маскировке не подходит, а скорее как-то сбоку вдвигается в доступное нам поле большого поясного зеркала. При этом задетая ногой за шнур лампа со стеклянным дребезгом, десятикратно усиленным в воображении, разбивается о пол. О, теперь уж не до нее! Освещенный подрагивающим рекламным светом из окна: мрак - свет - мрак, м-р Мак-Кинли с головою набочок глядит на нас из черноты зеркальной рамы, и, возможно, это наиболее страшный момент в предполагаемом фильме. По припухлому бугорку возле подмышки слева угадывается обушок спрятанного орудия, которым в конце недели будет распахнута наконец желанная дверь в будущее. Когда, вот также под вечерок однажды, м-р Мак-Кинли двинулся наконец привести в исполнение свой план, все это, столь чудовищное вначале, имело теперь вполне обжитой вид, даже вызывало несколько легкомысленный отклик у подсматривавших за ним соседей. Чувствуя на себе чужие глаза, м-р Мак-Кинли, как всегда, несколько торопится, спускаясь по лестнице. Д и к т о р. Теперь уж не спешите, мистер Мак-Кинли, не навлекайте на себя лишних подозрений. Шагайте спокойно и торжественно... ну как если бы на банкет к шефу по случаю юбилея или... мало ли там куда ходят солидные мужчины ваших лет! И вот м-р Мак-Кинли приметно замедляет походку. И не старайтесь прятать этот предательский выступ у подмышки. В вашем возрасте самая статная мужская фигура имеет свойство несколько портиться - в уплату за уважение, достаток и покой! Двери в этажах приоткрываются тотчас по проходе злосчастного холостяка, и вот уже между этажами в пролете лестницы происходит оживленное, громким шепотом обсуждение невероятного происшествия. П е р е к л и ч к а ж и л ь ц о в: - Видали, как вырядился? Чистый индюк! Свататься пошел. - Пришла очередь и за нашим праведником! - Да, бедняжка, не иначе как прямиком направился в свой капканчик. - Вот бы на приманку-то посмотреть... Святые обожают худеньких: худенькие - не так грешно! - А пойдем полюбуемся, если время есть... Мак-Кинли отправляется по теперь уже ему и нам известному адресу, но сперва, кажется, он нарочно кружит, делает петли по всем правилам конспирации, пока на глухой, безлюдной улице не удостоверяется наконец, что он предоставлен самому себе. Тем временем наступил вечер, а в пустынном районе у м-с Шамуэй гораздо ранее, чем в других местах, наступает затишье. Пора было бы, пожалуй, и к делу приступать, но м-р Мак-Кинли медлит, потому что идет туда странным кружным путем сомнений и колебаний не приспособленного к такому акту человека. Отрывочные, противоречивые и вперебой мелодии сопровождают его скитания, как и мысли. Боже, какой это громадный город, если брести наугад! В самом деле, судя по медлительным стрелкам всех встречных циферблатов - церковной колокольни, вокзала и вот здесь, прямо под рукавом,- время в нем практически до безумия бесконечно, если не тратить его особо крупными купюрами. Иногда Мак-Кинли останавливается в самых неожиданных местах, даже среди шумного движения улицы, и тогда происходит беглый диалог с совестью, со здравым смыслом или с кем-то повыше, пока прикосновение полицейского либо осатанелый автомобильный гудок не возвратят его к действительности. Д и к т о р. А может быть, и впрямь не стоит, Мак-Кинли?.. Не поискать ли более подходящее взамен? М а к - К и н л и. А что... боишься - бог? Я и сам все время думаю о том же... Надо полагать, он разберется в моих обстоятельствах! Д и к т о р. Не в этом дело: на худой конец отвернется, будто не заметил, как он обычно поступает при всех очевидных непорядках на земле. Тут другое. М а к - К и н л и. Значит, тебе жаль старуху... или что? Д и к т о р. Да нет, как раз и старуха для твоей цели первый сорт, но... пока строговато на этот счет, а, как правило, такие грешки непременно раскрываются в конце концов, и можно вместо сальватория, черт его побери, попасть в тюремный крематорий. М а к - К и н л и. Ты, кажется, намекаешь, что следует отложить?.. Надолго? Д и к т о р. О, навсегда, дорогой Мак-Кинли! Лучше выпей себе большую рюмочку на сон грядущий, и пусть над тобою исполнится судьба большинства. Да и на кой черт они тебе в конце концов - вольному гражданину свободной страны - малютки, хлопоты, тревоги... (совсем вкрадчиво) да и самая эта хлопотливая жизнь зачем? Надоумясь, м-р Мак-Кинли заходит в шумный бар и, сквозь толпу протолкавшись к стойке, продолжая ту же мысленную беседу, жестом заказывает себе нечто среднего размера в подкрепление духа. Д и к т о р. И вообще насчет крови... Ее и с рук-то до конца не смоешь, а уж если счастье ею пропитается... М а к -К и н л и (вслух). Я и сам про нее все думаю... кровь. Но покажи мне туда другую дверь!.. И почему медленно можно, а сразу - нет? (Он бросает бармену монету и уходит, забывая про оплаченное питье.) Двое рабочего вида, соседи по стойке, молча переглядываются после последней реплики незнакомца. - Слыхал?.. Видно, не в себе. Чего-нибудь натворит в эту ночь. - Придется приглядеть за ним. Как у тебя со временем? - Пошли... Двое отправляются по пустой улице за Мак-Кинли, каждое, чем-то алогичное движение которого подтверждает их подозрения. Слежка проходит удачно, пока внезапно, из-за угла, не появляется до ослепительности красивая, необычная в каждой подробности своей ночная девица. Она проходит мимо почти впритирку, опаляя взором, такая искусительная, что добровольные сыщики околдованно провожают ее глазами до ближайшего перекрестка,- когда же вспомнили про Мак-Кинли, того и след простыл. Снова один в поисках решимости м-р Мак-Кинли бредет по городу - поразительные картинки ночи попадаются ему по дороге. Вот насквозь промокшая в непогоде, оплывшая от дряхлости старуха газетчица неопрятно, руками и с расстеленной на коленях бумажки ужинает на своей скамеечке, под сенью кричащих, с голыми девками, журнальных обложек. Вот проехала тюремная автокарета с качающейся головой узника или жандарма в решетчатом окне. Вот у витринки ночного варьете подросток с руками по локоть в карманах разглядывает выставку образцово совратительных красоток. И снова мимо Мак-Кинли дважды и, как ни странно, в о д н у и т у ж е с т о р о н у, проходит давешняя, зловеще развеселая, в фантастическом наряде, ночная девица. А то еще м-р Мак-Кинли, опершись о перила набережной, наблюдает цветные огни плывущей по реке самоходной баржи. Вот, свесясь за ограду виадука, он бессознательно считает цистерны проходящего под ним длинного товарного состава. - Каждый имеет право на счастье в своей неповторимой жизни...- куда-то в последний клуб пара роняет Мак-Кинли. Д и к т о р. Но ты собираешься добывать его самовольно... в свободном обществе, где и без того все направлено к этой цели... правда, с соблюдением разумной очередности. Не бойся, твое страдание не пропадает: не оплаченное на этом свете заносится на наш текущий счет т а м. М а к - К и н л и. Значит, добро состоит в примирении со злодейством? Д и к т о р. Ну, знаешь, поищи себе собеседника посильней. В этой вечной путанице сам черт ногу сломит... Да не он ли и подсунул нам с тобой эту вредную старуху? Помяни мое слово, она еще непременно выкинет какую-нибудь подлую штуку. Черт любит потешаться над бедными. Мистер Мак-Кинли бредет, не подымая головы, пока глаза не натыкаются на тяжкие, гранитные, во всю ширину взгляда, ступени. Он поднимает голову - перед ним храм, ни души вокруг. Неожиданно м-р Мак-Кинли поднимается в этот торжественный и гулкий полумрак; скамьи, алтарь, немногочисленные свечи перед статуей Марии. Он заходит в тень от колонны и понуро опускается на край скамьи. Мистер Мак-Кинли горбится, отчего виднее становится выпирающий близ лопатки, слева, обушок топора. Так вот куда привели его разногласия с самим собою! Некоторое время спустя появляется священник. Кто подал ему сигнал о ночном госте? Неслышно и как бы колеблясь, он зигзагами приближается к сидящему Мак-Кинли. Благообразная внешность и ясный взор придают его молодому лицу и фигуре осанку старшинства. С в я щ е н н и к. Я давно слежу за вами. Если вы пришли молиться... М а к - К и н л и (вздрогнув). Я пришел думать. С в я щ е н н и к. Думать в храме - значит просить совет у неба, а вы смотрите вниз, во тьму. Могу ли я помочь вам? М а к - К и н л и (заносчиво). Э, знаете что... вам лучше не ходить со мною в ночной лес, отец! С в я щ е н н и к (с улыбкой). Для тьмы у нас имеется испытанный светильник. Так о чем же ваши недоумения? Судя по всему, м-ру Мак-Кинли непривычно вести такие разговоры. М а к - К и н л и. Я искал: должно ли зло непременно предшествовать злу или... Мучительная для м-ра Мак-Кинли пауза. С в я щ е н н и к. Что или? Уточните свои обстоятельства, сын мой, чтобы мне скорее найти вас в ваших потемках. Д и к т о р. Он стесняется, ваша милость... брякнуть боится что-нибудь неподходящее в таком строгом месте. С в я щ е н н и к. Ничего, откройтесь... Дайте свету войти в вашу душу! М а к - К и н л и (впервые так волнуясь на протяжении фильма). Ладно, вот... Я солдат, прошел сквозь огонь, кровь, любое дерьмо. И я, заметьте, смирный солдат, за мной не числится особых подвигов, но у меня главная медаль... я бы сказал, за кроткое поведение. Я всегда считал, так меня учили: значит, богу нравится, чтобы каждый из-за дерева подстерегал ближнего с дубиной... Но я полагал, что в грозную, последнюю минуту он пощадит детей. Нехорошо, святой отец, что малышам так часто приходится оплачивать зверство старших. И хотя уж давно стало очевидно, куда покатился мир, но я все твердил себе