й, но уже коронный свой хит "Тушеная зайка". У "Вовов" была своя фишка: они почти не пели о любви и иных человеческих пороках, предпочитая, в духе старых мастеров перестроечной эпохи, изводить слушателей своей гражданской позицией по важнейшим политическим и экономическим вопросам современности. Были они по взглядам правые, поддерживали СПС, который, себе на беду, не подозревал о существовании нежданных союзников. Лехе нравился этот хит и он на ходу, продираясь в свой угол, со всеми вместе подхватил припев: "Все плохо лежи-и-т! Все плохо стои-и-т!..." Хотелось пить -- и Леха угостился смородиновым соком из пивной кружки, хотелось есть -- но нельзя приваживать в организм несвоевременные калории, это ложный голод, сам пройдет. Как назло -- никого знакомых. Лехино либидо уже царапнули пару раз прямые косяки в его сторону, но в дыму и полутьме не рассмотреть как следует, что там за подруги... А в эпицентр идти, танцевать -- неохота, ломы... Оп-па! А на втором этаже интересное что-то! Необычное! Леха внезапно ощутил, как сверху, в такт басам, сквозь потолок волнами, толчками пошли радость и удивление. Скорее туда! Язычок одной из волн обдал Леху с ног до головы, и он даже подпрыгнул от нетерпения, но толпы танцующих и несовершенство собственных ног не позволяли ускориться. Что в руке? Кружка в руке, ладно не помешает, сама растает постепенно... Вот чудеса: только что позывные шли со второго этажа, вот именно из этого зала, а теперь вдруг тут... обычно. Дым, сумерки, пары танцуют. А радость-то снизу прет. Леха ринулся вниз и замер на полпути: а третий этаж он и не проверил, а обман -- на то и обман, чтобы заманивать и обманывать. Ом мана мани ПУ! Леха засмеялся и поскакал на третий этаж. Ну и ладно: отрицательный результат -- тоже результат. Радость -- она ведь никуда не исчезла, как родилась на первом этаже, так и растет там. -- Что, брат, на измену попал? -- Попадают на деньги... одни, а купаются в них другие... Я тороплюсь, друг, на первый этаж пора мне, к радости... -- Ну, беги. Во, блин, повело чувака, счастливый!.. Чувака повело, но это его личные наркоманские проблемы, а отнюдь не наши... Кружку надо поставить на место, и тогда никаких искажений не будет. Зря он также "марочку" лизал, вполне возможно, что из-за нее он не может обнаружить дерево радости, слизанная "кислота" его с поиска сбивает... Если только она не фальшивая... Но в любом случае это поправимо... "Вовы", быть вам монстрами рока. Быть! Быть! Да, вы синтезировали звук и цвет в одну циновку, трехмерную циновку для танцующих. Хорошо, гениальные вы мои!!! Леха крикнул на выдохе и выдул замечательный пузырь, переливающийся всеми цветами радуги. Имя тебе -- Радость, пузырь! Слова вылетали изо рта у Лехи такими же разноцветными, искрящимися пузырьками, только много меньшими, чем первый, который был Радость. Однако никого из окружающих это не изумило, что в свою очередь удивило Леху. Вечер чудес, да? Кружку он собирался поставить на место... А то зазналась у него в руке. Приструню тебя, кружка! Если они не удивляются, следовательно -- его крыша едет. Логично, поскольку кислота была марочной, а значит -- не фальшивой. Но -- прочь голые руки, надо выдуть еще одну замечательную заключительную отрезвляющую серию пузырьков... Щас! Леха аккуратно налил сок в кружку, пытаясь отмерить ровно половину, выпил его весь, поставил кружку на пульсирующий стол, осторожно, чтобы не задеть ему зыбкий позвоночник, и начал творить заклинание. ... куколь по полю... (ой, растворись или отворись?), отворись... черным пламенем... белым именем... БЫТЬ ПО-МОЕМУ! И словно бы только освещение в зале чуточку изменилось... и больше ничего. Нет же! Еще как изменилось! Эйфорический морок соскочил с Лехи, но не весь -- и не исчез без следа, а развернулся окрест, захватив все здание, включая полуоткрытые террасы наверху и трактир "Малинка", который был, типа, филиал по отношению к "Денежкам медовым" и имел отдельный вход с противоположной стороны здания. Леха постиг! О, да, он все еще под остатками этого подлого воздействия, но они уже не властны над ним, они как легчайшая тюлевая занавесочка между ним и скучными, суетливыми буднями: дунь -- и исчезнет! Леха дунул, веселое мерцание осталось на месте, а изо рта длиннющей гирляндой выскочили хохочущие мыльные пузыри. Хохот и радостный визг вокруг подтвердили: морок стал всеобщим. Пляшущие соседи протягивали руки, тыкали пальцами -- в пять секунд от пузырей и следа не осталось. -- Прикольно, пиплы? -- вскричал Леха, рот до ушей, руки воздеты над толпой, как у проповедника... И опять изо рта вырвалась колонна ярко-прозрачных пузырей... Леху это даже слегка достало: он повел рукой у самого рта, оборвав, ухватил гирлянду за кончик и отбросил в сторону. Пузырьки с веселым щебетом разлетелись в разные стороны и попрятались среди танцующих. Что это у него на руке? А, ссадины на костяшках... Леха уверенно дунул, словно бы ему не впервой, струя холодного зеленого пламени охватила на секунду кулак и предплечье... Вы здоровы, юноша... Вот чудеса! -- Прикольно! Круто! Давай, Змей Горыныч! Ура! Здорово!... -- Все это -- ваше теперь!!! А где мой сок? И вообще у меня рот, а не пиротехническая лавка. И пузыри послушались Леху, перестали вылетать из его рта, но зато над всем залом вспыхнул необычайный фейерверк... Люди смеялись, орали несусветное, мычали, и каждый звук рождал... нет, не пузыри, как у Лехи, но мелкие яркие летучие объекты, в которых можно было опознать шарики, буковки, особенно "о", "я" и "у", звездочки, цветочки, циферки, октаэдры, конфетти... Стол был уже просто стол, а не вертлявая спина с горбом на неуверенных ножках... Музыканты на сцене безумствовали со всеми вместе, им было не до инструментов, но никто и не замечал отсутствия музыки... И отсутствия не было... Все было музыкой в этом зале (как, вероятно, повсюду в клубе) -- смех, воздух, табачный сумрак. Люди прыгали, танцевали и каждый попадал в такт своим ощущениям... Литровая коробка опустела. Что это так стесняет... Дубинка. А вот мы тебя модернизируем... Один хлопок ладонью по карману -- и дубинка сплющилась в мягкий листок. Леха хохотнул вдруг, подпрыгнул и замер в воздухе на полсекунды дольше положенного... Во -- нагородил огород!... Леха мысленно проговорил заклинание, понял, что ошибся словом и невероятно возросшим чутьем определил последствия ошибки: все словили его "торч", а он сам... А он сам находится под воздействием ровно в той мере, чтобы понимать настроения околдованных, не больше. Кроме того, его заклинания дали мороку реальность в пределах замкнутого пространства, то есть оживили глюки. Грезы наяву. Кроме того, они, искаженные и подморочные, разбудили Лехины колдовские силы. Ненадолго, до утра, вероятно, и в том же пространстве (по крайней мере Леха не чувствовал эту силу неотъемлемой частью себя самого -- как руку, скажем, или как гортань, скорее, как перчатки на руках). Кроме того, Леха подцепил "пошуть". Ум его, словно бы в компенсацию от перенесенного замешательства-помешательства, резал события точно и остро: да, ему хочется "балаганить" и чудить, но он реально осознает искусственность, "интервентность" этих хотений. Он трезв, но на эмоциональном уровне не шибко-то адекватен. Пошуть. Бабушка успела ему нарассказать всякое разное, что к добру, а больше к худу встречается на колдовском пути. Часто во время ошибок в колдовстве (а может, и в волшебстве, кто знает?), особенно если колдующий неопытен или дряхл либо нечисть невысокого полета, на него нападает так называемая пошуть, колдовская "измена": соблазн шалить, шутить, озоровать, проказничать колдовскими же приемами. Чаще всего именно из-за этого "попавший" обнаруживает себя перед людьми, перед вражеской нечистью. Чем ниже ранг колдующего -- тем больше власти имеет над ним пошуть. Чем круче, чем сильнее колдун, тем легче ему держать пошуть под контролем своего ума. В этом смысле, как бабушка рассказывала, в деревне Черной местные долго и неоднократно ошибались на свою голову в сторону дяди Пети, который, по крайней мере внешне, словно бы не просыхая, под пошутью ходил, -- в оценке его сил и здоровья ошибались. Дядя Петя, его отец, был пришлый, не коренной, при Елизавете Петровне Романовой объявился в Черной, да так там и застрял... Местным никак не выковырнуть его оттуда было, а позже и притерпелись... Пошуть -- так пошуть. Леха оттолкнулся, плавным и сильным кувырком подлетел прямо к сцене. О! О, наконец-то я умею наяву! Леха сразу же узнал ощущение полета, он столько раз испытывал это счастье во сне и столько же раз разочарованно просыпался. Нет уж, теперь, но не сейчас, конечно, попозже, но он вдоволь налетается. И-и-их-ха-а!!! Есть такое мягкое слово: блаженство! "Я -- музыкант!" -- торжествующий голос его накрыл на мгновение все остальные звуки, проросшие в зале. С ним никто не спорил, напротив -- приветственно замахали руками, затрясли улыбками, осыпали фонтанами летучих сверкающих слов: -- Играй! Ура! Играй нам! Йо-о-о! -- Хорошо, сыграю! Я -- Леха! -- Вау! Леха! Ваяй! Пой! Жми, Леха! Ну, дурачок... Ой, дурачок... Что же я делаю, на каком, интересно, инструменте я музыкант? Леха огляделся смущенно. А, все одно пропадать в позоре, закошу под Бенни Гудмена! "Как тебя..., эй, кларнет, ну-ка, цыпа-цып сюда! Гули-гули-гули..." -- Леха выставил руку по направлению к стойке, над которой были укреплены футляры с настоящими музыкальными инструментами, засучил тремя пальцами... Кларнет курлыкнул неуверенно, заерзал в футляре -- крепления лопнули -- и черной с серебром змейкой мелькнул, резко ударился в Лехины пальцы, но Леха успел подхватить его, не дал благородному инструменту упасть в грязь лицом... Н-нуте-с, и куда прикажете вас целовать, млстивый гсдарь? Леха набрал полную грудь густого темного воздуха, нажал наугад на кнопки-рычажки и дунул что есть мочи: какой странный звук -- сильный, звонкий, чистый! Похожий на ощущение полета! Но это еще не музыка... Звук висел над потолком и, вырвавшись наконец после многолетнего заточения на свободу, не хотел исчезать, возвращаться в опостылевшее узилище. -- Не спи, звук! Вот тебе подмога! -- Леха дунул еще раз, перехватив пальцами поближе к раструбу. Новый звук был мощнее, шире, хотя и не такой подвижный, он подплыл к своему товарищу и затрепетал рядом. -- Кого-то вы мне напоминаете, друзья? А ну, дружно и весело, как три богатыря на танцах -- вот вам третий, Добрыня, оба-а-а!!! -- Леха дунул третий раз и засмеялся, очень довольный собой: звуки, наконец, оправились от неожиданности и свились в странную, но очень даже прикольную плясовую, так что ноги сами норовили приерзывать и притоптывать. Ну и ладно, и потанцуем... Леха аккуратно положил кларнет на маракасы и, не сходя со сцены, принялся было танцевать вместе со всеми, но остановился вдруг... Темное пятнышко на окраине сознания разрослось и переместилось поближе, к самому "Я". Что это еще такое, а? Зоркость новых умений и свет университетских знаний, проникших, несмотря на Лехино разгильдяйство, ему в голову и долгосрочную память, дали ответ: колдовской морок, царящий этой ночью в клубе, реален, но по структуре своей, по архетипу -- точь-в-точь кислотный, наркотический, а стало быть, и по "карьере" своей практически идентичен. И вот сейчас, после долгих и мощных всплесков эйфории (вовсе не обязательных при "кислоте" и ей подобных) и глюков, постепенно подступает обязательная при употреблении наркоты реакция... Разная она бывает -- глюкожуть, депрессняк, ломки -- все от "материала" зависит, но вот чего не бывает, это чтобы не было этой реакции, грозной и подлой изнанки кайфа. Что такое массовый отходняк, кислотный, непредсказуемый?.. Нельзя с этим шутить. Леха прикрыл глаза и ярко, почти как наяву, представил свою руку: она тянется, хватает это темное пятно, сжимает его, подносит поближе... Задергалась, поганка... Хлоп другой ладонью в ладонь! Вдрызг тебя!.. Гуляй ребята, сегодня все бесплатно... Точнее, я заплачу, если что. А вслух крикнул: -- Не устали, народ? -- Нет! Нет... НЕТ! Н-е-е-ет! -- в потолок выстрелили сотни разноцветных искрящихся фонтанчиков-ответов. Рожденные кларнетом звуки, поняв, что им ничего плохого не угрожает, взялись за дело с новой силой, да так, что только один Леха и удержался от веселого танцевального сумасшествия. Соскочил со стойки фарфоровый мужичок с зеленой бутылкой не по росту, откуда-то повыскакивали ковбои, индейцы, гномы в полосатых чулках, но не настоящие, а тоже местные клубные куклы; король Элвис-пелвис, человек-фотография, глядя в бушующий зал, одобрительно заржал в десяток глоток, затряс бакенбардами на жирных щеках... Любопытная лошадь из нарисованной на стене пустыни подошла вплотную и пыталась высунуть морду сюда, в обольстительное трехмерное пространство. А это кто такая, желтая, смешная? Над стойкой тихо извивалась желтая матерчатая змея, мягкое тело ее не могло самостоятельно освободиться от металлических шпилек-креплений, но змея радовалась вместе со всеми и благодарно улыбалась и подмигивала ему, Лехе... -- А у меня тоже есть змея, Аленкой звать. А тебя? Ну-ка, лети сюда. Скрепы убоялись Лехиного колдовства, разжались испуганно, и змея резво поползла по воздуху, почтительно зависла в полуметре от Лехи, продолжая улыбаться. -- Небось, говорить не умеешь? Ладно, назову тебя Клара и веселись помаленьку. Но от сцены далеко не уплывай, будешь, типа, на подтанцовках. Клара была скроена предельно просто, и дальнейшая беседа с ней ничего интересного не обещала. Поэтому Леха махнул ладонью, очертил ей место и переключился на другое. Точнее, на другую змею, живую, не тряпичную... Какой позор: Аленушка, красавица, можно сказать -- член семьи, его "ангел-хранитель", воспитанница, о существовании которой он почему-то абсолютно, в ноль, забыл и вот только что вспомнил. И где инструмент? А, на барабанчиках. -- Раздайся, народ! Место, место очистили! Во-от так, шире круг! Только у нас и только сейчас!.. Парный смешанный танец: "Зеленый Чингачгук"! Исполняют диджеи Ле и Але! Леха примерился к окрестностям, по-дирижерски взмахнул кларнетом: потолок подпрыгнул метра на четыре, да так и остался на новой высоте, разъехались в стороны столики между опорными колоннами и сами колонны, образуя изрядных размеров то ли зал, то ли ангар непонятного предназначения. Но Леха внутренним пониманием знал, что за пределами здания, и даже этажом выше никто и не заметил новаций с пространством, впрочем, там, на втором и на третьем, тоже веселье било через край... Леха метнул кларнет на место, в футляр над стойкой, вытер о рубашку потные ладони. -- Аленка, давай! Аленка дрессированной бомбой вымахнула на свободу во весь двадцатиметровый экстерьер, четыре пятых своего невероятно длинного тела она завила в кольца по периметру очищенного для танцев круга, а четырехметровый остаток, увенчанный клыкастой головой, вытянула поближе к повелителю. Леха шутливо щелкнул по раздвоенному языку -- "Спрячь швабру, щекотно же, дурочка" -- и начал было прикидывать, как бы объяснить змее, что он от нее хочет. Но Аленка своим дремучим, но верноподданническим инстинктом легко разобралась в неясных его желаниях, она опустила туловище параллельно полу, на высоте примерно метра, а то и пониже, а кусок шеи, в метре от головы, прогнула, свесила седлом, чтобы Леха мог туда удобно усесться и при этом держаться на месте, не съезжать по гладкой коже вниз... -- Ух, молодец! Умница ты моя, Аленушка! Музыка-а-а! Леха пожелал, чтобы на время танца образовался барьер между ним с Аленкой и зрителями: мало ли -- хвостом неудачно махнет или увлечется в танце, жрать, типа, захочет... Барьер, словно гигантский прозрачный цилиндр, возник по периметру заранее очищенной "танцплощадки", но и змея очень тонко чувствовала расстояние и настроения повелителя: Лехин гнев во время лесного происшествия кое-чему ее научил. Аленка словно бы слышала музыку своим безухим телом, или это серебряные звуки подлаживались под ее феерические па... Сколько весил Леха -- девяносто, плюс съеденное и выпитое, минус туалет, плюс кроссовки, одежда с ключами, минус тревоги последних дней, плюс белье, носки, нестриженые ногти... Немало весил, но Аленушка неистовствовала, металась в танце, словно бы пытаясь заполнить все пространство магического "стакана" темно-зелеными волнами исполинского тела, секущего протабаченный воздух одновременно в ста направлениях. Лехины волосы, возмущаемые со всех сторон вихрями и ураганчиками, окончательно растрепались во все стороны, но сам он был почти неподвижен: участок шеи, приспособленный под седло, вплоть до Аленкиной головы продолжал висеть над полом метрах в двух, и только сама голова с полуоткрытой пастью мерно поворачивалась налево и направо, словно бы отсчитывая плясовой ритм и с тем, чтобы видеть повелителя, выражение его лица -- доволен ли ею, удобно ли ему? Повелителю, с одной стороны, было вполне удобно: грубые джинсы не елозили по змеиной коже, такой гладкой и нежной на первую ощупь, но такой "врагонепроницаемой", если вспомнить рассказы... -- Ну, а я так и буду сиднем диджеить? Как Маугли? Народы, хорош зевачить! Танцуют все! Аленка, жги! в пень тебя замуровать! Уау!!! Мам-а! -- Аленка с готовностью отъехала головой назад, метнулась вперед и тут же вниз и с поворотом, поворотом, поворотом... вверх... в пике... Леха уже ничего не видел вокруг: он до судороги сцепил ноги в замок под Аленкиным туловищем, руками обхватил другой его участок, возле головы, прижался к нему подбородком... Хорошо еще, что Аленка догадалась, нарастила два спасительных горба перед грудью и за спиной... О-о-о-а-аййй!.. Сердце, желудок и душа Лехины в слепом ужасе метались по грудной клетке, но повсюду их настигал холодок невесомости, тут же сменяющийся тошнотой карусельных перегрузок и опять вниз... вверх... и к чертовой матери... -- Хватит!!! Ф-фу-уу... Уморила, животное... Еще ниже... Аленка мгновенно, по-солдатски, выполнила приказ: замерла в той же позе, с которой начались "змеиные горки", а потом, повинуясь указаниям, наклонилась еще ниже, чтобы повелителю не надо было спрыгивать. Леха с усилием расцепил сразу же задрожавшие ноги, оперся на левую, а правую неуклюже перенес через Аленкину спину, но не выдержал -- опять присел, как на скамейку. -- Нет, нет, господа, все аплодисменты ей, фрау подколодной... фу-у... Долой стену... Ого! -- Оказывается прозрачный щит погасил все звуки вокруг, и теперь они вернулись шквалом аплодисментов, хохотом, свистом, просьбами "тоже дать попробовать"... -- Нет, лапочка, куда тебе пробовать с твоим позвоночником, когда во мне центнер весу, да меня и так уже укачало... Тем более, что ты летать не умеешь. Не умеешь ведь? Что я? Я? Не знаю, надо будет попробовать... -- Аленка, сократись, метров до пяти... Все! Ко мне не приставать, есть, пить и танцевать! Слышали, народы? Леха огляделся. Веселье продолжалось, но, но... Вроде бы как поменьше стало летучих слов и разноцветных шариков из ртов выдуваться... Устали, что ли? Леха напряг бицепсы: есть еще порох в пороховницах. Сейчас, сейчас... только лимонадику холодного вдарить и можно будет продолжить... За окном что-то не так... Нет, вроде не опасное... Тогда и хрен с ним, после разберемся. -- Лель, ты как? -- Замечательно. Представляешь, у меня все пластмассовые ножики в сахарные превратились, в руках крошатся, хоть смейся, хоть плачь. Но все равно замечательно! Давно мне так в кайф не было! А лучше сказать -- никогда не было! -- А почему -- хоть плачь? -- Так с меня же высчитают... -- Проверь, должно быть все нормально. И дай мне... просто водички, газированной. -- Момент! Ай, Лешенька! Все в порядке с ножиками, спасибо, дай я тебя поцелую! Вскрыть? И сдачу не забудь... Ой, монеты сами скачут, смотри! Леша! -- Угу... Странно, все приплясывают, один я пешком стою. Лель, этот микрофон явно к тебе неравнодушен... Эротоман, похоже, твой микрофонец! Цыц, мембрана оральная! Вот так... Лель, станцуем? -- Вообще-то мне не... Давай! С удовольствием! Ну пойдем же! -- Зачем пойдем? Полетели! И-иэх, залетныя! -- Зачем Лехе понадобился дурацкий этот кучерской вскрик? Да какая разница, когда весело, аж сердце замирает. Звуки под потолком никак не могли истощиться в выдумках: одна мелодия переливалась в другую, другая в следующую, та еще дальше -- и все танцевальные, нарядные... Леха подхватил Ольгу за талию, взмыл вместе с ней под потолок, та немедленно завизжала, и Лехе пришлось спуститься чуть пониже. -- Хорошо, что ты сегодня в джинсах, а не в юбке... -- Что, не расслышала? -- Я говорю, что мы сегодня и летать умеем! Не страшно? -- Теперь нет! Здорово! А как же мы будем танцевать? -- А под музыку. И все танцуют! Кто в себя поверит -- тот взлетит! Ура!.. Ольга освоилась в новых условиях даже быстрее Лехи: главное было -- не сомневаться, и тогда воздух, когда надо, стелется под твистующие ноги твердой площадкой, чтобы через мгновение поддать снизу вверх упругим трамплином -- ты, крутясь юлой, взлетаешь над партнером по танцу -- и вот уже опять вы глаза в глаза, но только кто-то из вас вверх ногами стоит... Леха все же исхитрился и, не прерывая танца, сумел углядеть хохочущих и визжащих от восторга соседей, которые осваивали новую Лехину фишку: с высоты никто не брякнулся по-крупному, не ушибся, но мелких конфузов хватало на всех. Однако ни короткие юбки и девичьи достоинства и недостатки под ними, теперь открытые всем ветрам и взглядам, ни чужие случайные подошвы на прическе, ни неразбериха с законами физики не мешали оттягиваться так, как никогда, никогда, никогда до этого! Если это сон -- это волшебный сон! Если это явь -- это сбывшаяся мечта, которую ни за что уже не забудешь! Даже если вся выручка в итоге спляшет в чужие карманы, даже если вилки вслед за ножами превратятся в соль, а тарелки в оберточную бумагу -- это неважно сегодня! Есть только неведомая музыка, чудо-музыка, есть счастье в сердце, есть Леша, такой странный и чудесный парень... Как он это делает? Нет, Андрей лучше, конечно же, но и с Лешкой замечательно танцевать... в полете... И ведь трезвые все... Силы бушевали в Лехе и никак не хотели заканчиваться, а все же он слегка притомился. Наверное, человеческий мозг просто не приспособлен к большим и длительным порциям счастья, хотя народ вокруг балдеет на всю катушку и никто не жалуется на его избыток. -- Ладно, Лель, давай, я же понимаю. Постарайся скоренько: отпусти товар потребителям -- и еще потанцуем! Только, чур, к микрофону не подходи, я ревную. Ревную, говорю! Что-то было не совсем так... Он же видел... Забыл этот момент, елы-палы... Он пил воду, а угловым зрением отметил, что... Что... Ночь. За окнами не должно быть темно, там же белая ночь. Который час, а? Да, за окнами было не по-летнему темно, в начале июля такого непрогляда не бывает даже в ненастье! Леха вгляделся попристальнее во тьму и словно бы заметил там... шевеление... колебание эфира... Приближается что-то. Тревожное, но ему лично неопасное, если по Аленке судить... Пошуть соскочила с Лехи, улетучилось и веселье. Их несколько и от них пахнет болью. Леха хлопнул себя по карманам: колба на месте, а где дубинка? Лопух, сам же ее плоской сделал, надо вернуть... -- Аленка, ну-ка, во весь рост! Будь за спиной, секи внимательно. Что бы там ни было, но Леха с некоторой гордостью осознавал, какое бесплатное во всех смыслах чудо он сумел подарить тем, кто оказался в эту ночь в клубе... Нельзя, нечестно будет, если все сделанное омрачить неудачной концовкой... -- Народы! Небольшой антракт: всем спать! Реальность перетекает в сон, такой же хороший! В Багдаде все спокойно!.. -- И по слову Лехиному очистился воздух от летающих и танцующих пар и одиночек, погасли фонтаны и фейерверки разноцветных слов и смешков, все мягко осели на пол и уснули, не разбирая места и чина. Может быть, в результате хаотического приземления и не всем стало удобно, однако никто этого не заметил по сонному делу. Последние слова его еще висели в воздухе, как двери открылись от грубого толчка и в зал ввалились трое: двое из них -- парень и девушка -- целы и невредимы, на ногах, а между ними, волоком и словно в обнимку, третий, весь окровавленный... -- Родич! Помоги скорее! -- Две пары горящих зеленым глаз безошибочно уперлись в Леху. -- Привет! А что такое, я н-не... Не врубился... Леха махнул рукой и неуместная музыка смолкла враз. -- Слушай, а почему мы тебя не знаем? Это ты здесь маяк засветил? Хо! А эту змейку я знаю... Так это Чет здесь, что ли? Позови его скорее, Горь умирает! Ну же! -- Чета нет. Это теперь моя Аленка. -- Твоя???-- Девушка отпрыгнула в сторону и вытянула руки. Леха никогда не видел, чтобы глаза так яростно полыхали. -- И нас теперь заманил? -- Жека, уймись, дура! Змея сожрет! Видно же, что наш! Я, по-моему, что-то слышал о нем!.. Леха одурело затряс головой. Он ничего не понимал, но окровавленный человек, потерявший одну из опор, накренился и бесчувственным кулем повис на парне...Что-то розовато-белое... ребра, точно... очень хорошо просматривались сквозь разорванную грудь... -- Что надо делать? -- Лечить, дурак! Сдохнет же сейчас!.. Спасай же, идиот! -- Заткнись, Жека! Парень, срочно делай, что можешь, после поговорим, я его уже выпускаю, невмоготу мне... Леха подошел вплотную... Паутинка сдерживающих заклинаний пульсировала вокруг туловища, но была уже совсем бледной, слабой. Ну, вот хрен его знает, что нужно делать... Ладно... -- Кровь, кость, ткань, на место встань! Все на место вернуть! Будь по-моему! Лечись же, сраная болячка! -- Леха водил растопыренными пальцами вдоль растерзанного тела, выкрикивая, что на ум взбрело, пыхтел и напрягался, как давеча (сто лет с тех пор минуло, не меньше!) в электричке, ни на секунду не веря в хоть сколько-нибудь положительный результат. Пальцы свело, скрючило хлестким морозным ударом, Леха моментально и начисто утратил чувствительность рук по самые локти... Уй!... -- В мозг словно током долбануло и Леха затряс головой, даже матюгнулся от "шершавой" остроты ощущений... Дважды матюгнулся. Сила, что из него выстрелила, жадно впиталась в умирающее тело и... Рубашка, джинсы по-прежнему в лохмотьях, в крови, но живот, грудь, руки -- все цело! Вау! Как это? Я, что ли? -- Ого-го! Ну ты здоров, брат! -- Парень так и держал раненого за руку, перекинув ее себе за шею, а другой недоверчиво щупая ему грудную клетку... -- Жень, глянь на Горика, вот чудеса в решете! -- Девушка виновато охнула, метнулась к ним, подставила другое плечо... -- Горь, Горь!.. А почему он в себя не приходит? -- Нет, ну дурной народ бабы! Скажи спасибо родичу, что дышит, рыбий глаз! Без сознания он, крови литра два потерял, а то и больше, зато жив и цел... x x x Вечер густел незаметно для глаза, но волшебную силу в Дениса качал исправно, так резво, что аналогий и не вспомнить было... Денис вышел на Дворцовую со стороны Миллионной и, как это было им заведено со школы еще, присел у подножия Александрийского столпа... Ему нравилось болтаться тут, просто сидеть, смотреть, редко с кем-нибудь, чаще в одиночку. Ну и что, что без компании, все равно -- ништяк. Кое-кто мазнул его взглядом, но и только. -- Не угостишь сигареткой? -- Не курю. -- Сорри... И все, ноль внимания. Ленька прикорнул за спиной, может, спит, а может, думает античные свои думы, если, конечно, нежить способна думать... Морка, мерзавец, наверняка сидит сейчас и гадит на ни в чем не повинного болвана с крыльями. И сюда глазками посверкивает. Хорошо -- не видно его на таком расстоянии. А он-то все видит, клювом водит. С ним спокойно. Точно, наверху пристроился. Денис потянулся мыслью, волей, взъерошил перья на верной птице и пригладил их обратно. Пташка ты моя крикливая, Морочка... Ворон тотчас откликнулся на ментальную ласку, подскочил на месте, каркнул тихонечко; его ничуть не удивляли новые возможности его недавнего питомца и друга, а теперь господина и... Он просто радовался всему, что исходило от Дениса, лишь бы тот не сердился и не ругал его. И не цацкался бы лишний раз с этим трусливым насекомым, от которого и тепла-то настоящего не чуется... Нет, но что такое странное вокруг? Марево непонятное, не погодное, давит на психику... Раньше Денис всегда полагался насчет магической оценки окружающего на Леньку и Мора, но теперь он сам больше их, чутче, мощнее. Он чувствует, а они -- нет. Это "нечто" нисколько не пугает его. Но волнует. x x x -- ...а меня Слава. Спасибо еще раз, Леша, спас! Что она на тебя возникала -- не бери в голову, Горь -- ее нынешний парень, вот она и переживает. Сейчас к нам присоединится, можно будет кофейку дернуть. Увидишь, она хорошая дева, свойская, не стерва. И я тогда все расскажу, чтобы нам не повторяться. И ты тоже, если захочешь... Так это действительно Аленка? -- Угу. Дядя Саша подарил. -- Леха все растирал и растирал онемевшие руки и жизнь постепенно возвращалась в них, наполняла теплом и слабенькой, тренькающей в такт сердцу, болью. -- Серьезный зверь, слышал про него. Про нее, -- поспешно поправился парень, -- я про Аленку. -- А он что тебе, действительно дядя? -- Тут Леха занервничал внутренне, в памяти загремели предостережения и советы. Еще неизвестно -- чьи они, эти трое? -- Слушай, Слава, ну какое это имеет значение? Мне в ломы на такие вопросы отвечать, пойми меня правильно. Парень примолк на секунду, кашлянул виновато. -- Извини, это на меня "болтун" напал, от нервов. Ты прав и птица ты другого полета, из высоких, сразу видно, хоть и колдуешь очень уж странно. Но сегодня это без разницы. Не сердись, ладно? Леха сконцентрировался: либо парень в сто раз круче Лехи, либо действительно... все эмоции как на ладони..., смущен, растерян... Сейчас в туалет попросится. -- Леш, а где тут можно... А то мой пузырь вот-вот лопнет... А, ага, я быстро!.. Женя, или, как ее называл колдун Слава, Жека, выглядела лет на 25, а то и больше, к тому же ее пропорции были грубее, чем предпочитал Леха. Впрочем, на лицо она была миловидна, и Леха с готовностью допускал, что она может по-настоящему нравиться кому-то другому. -- Извините, мальчики, что вмешиваюсь... Ой, устала... Но нельзя ли чего-нибудь горяченького попить? Только не сбитень. Просто заварной кофе, без колдовства? Может, за тот столик пересядем, чтобы мне Горя было видно? А ты защиту выставил? Слу-ушай, а у тебя что здесь -- новая постановка "Спящей красавицы"? (А вот это ты зря, Женя...) Пулеметная очередь вопросов завершилась нетактично и Леха с облегчением понял: да, не по нутру ему эта девица, и больше уже можно не заботиться о том, чтобы понравиться ей или хотя бы произвести на нее благоприятное впечатление. -- Слишком много вопросов, Женя. У меня тоже есть один. -- Хоть восемь. Задавай. -- У вас глаза всегда такие яркие? Про то, что они, вдобавок, с вертикальными зрачками, Леха постеснялся спросить, чтобы впросак не попасть. -- Ой... Славка, точно. Кто? Ну давай, ты верни, как было... Нет, Алексей, это из-за сегодняшней ночи мы так. Да и забыли... Слава, и Горю убери... Слава проворчал буквально два-три слова (какие -- Леха не разобрал) и оказался с обыкновенными серыми глазами, а девушка -- с карими, неинтересными. -- А что это за ночь такая сегодня? -- Леха развернулся на три четверти, к окну. -- Почему так темно? И который час, эти стоят и электронные тоже... -- Леша, ну ты как с Луны упал... Действительно не знаешь? Мы думали, ты специально кадило раздул, чтобы издалека было видно, куда бежать в случае чего. И вообще, сколько тебе лет? Не верится, что много. -- Не много и есть. Но ничего я не знаю. Так уж вышло. Вы бы объяснили мне... Почетче. Ладно? -- Леха выпрямил спину, развернул плечи, положил на стол руки -- строго параллельно одна другой, как можно более сурово и требовательно вперился в Славу, и парня почему-то это проняло. И девица примолкла. -- Древняя Ночь. Можно увидеть древние силы. Давно было предсказано и рассчитано. Место, время... Потому город именно здесь заложен, что все здесь накапливается... И для нас, и для тех, для... -- Не очень-то я понял... -- Да мы и сами вполуха слушали, думали -- ничего особенного, ну, вроде затмения будет, знамения всякие. А старики не соврали, оказывается. -- Для кого -- для тех? -- Сам знаешь. Ибо сказано, что его отродье дважды родится именно в эту ночь. Почему дважды -- не знаем, в пророчествах нет конкретики. Может, это, конечно, бабкины сказки... Но теперь мы в них верим. -- Что смотрите? Не думайте, я -- не он, не волнуйтесь. -- А, кстати, можно было подумать. Особенно сейчас, да, Жека? -- Угу. Но ты -- не он. -- Жека вдруг зажала рот ладонью и промычала сквозь пальцы: -- Мы его видели! -- Его??? -- Б-бабамм -- Леху словно кирпичом по голове шабахнуло. -- Это... он вас рвал?... -- Лехино сердце загромыхало так, что дышать стало трудно, ярость вернула силы рукам, на глаза упал розовый туман, но Леха сидел неподвижен, только скрипнула кожа на кулаках. -- Нет, какая-то его каменная тварь. Черная, с крысиной мордой. Телом -- не понять: то человеческое, а то зверя, очень быстро шевелится в пространстве, сволочь. -- Не с крысиной, а с львиной. -- Какая разница... Но она была при нем, и мы его видели... Слушай, Леш, ты весь белый, давай я еще тебе заварю... -- Сиди. Продолжайте. Кто он, что он, где видели? -- А собственно, и все. Видели его не его, но он науськал на нас каменную гадину, и мы от нее бежали... Недалеко от Дворцового моста дело было, на набережной. -- Сначала думали ее поймать или убить... -- Это ты с Горем думала ее поймать, вот и поймали... -- Так и что, и где эта каменная? -- Не знаем. Вдруг повернулась и убежала. И все, а мы сюда. -- А как он выглядит? -- Далеко, не рассмотрели мы. Тонкий, вроде молодой. -- Леша, а ты не его ли сюда хотел заманить? Ты за ним охотник, да? -- Что значит -- тонкий? И насколько молодой? -- Не знаю. Но точно, что не толстый. Да, Жека? -- Но человек он? -- По виду -- вроде бы да. Но, Алексей, вокруг него такая... вроде ауры. Чувствуется мощь. Видно ее издалека, она на бледно-розовое свечение похожа. Леха уже не помнил себя от бешенства и нетерпения. -- Все, я пошел. Один, без вас обойдусь. Так. Чашки, джезвы помыть и на место. Когда все проснутся -- не выделяйтесь. Ну, насчет воровства даже и не предупреждаю, верю вам. До встречи. -- Только бы найти!!! Аленка, на место! -- Змея зеленой молнией ударилась в Лехину грудь... -- и уже за пазухой, дурная-дурная, а смекает... Леха пнул дверь, аж стекла посыпались. Идиот, ладно, потом, все потом. Какая темень! Хочу видеть в темноте! О, уже лучше... Леха в горячке пробежал метров двести, прежде чем сыроватая, резкая прохлада, но иная какая-то, совсем не питерская, остудила ему щеки и сознание. Леха сбавил темп, теперь он шел быстрым шагом и таращился по сторонам, словно бы надеясь увидеть сатанинское отродье, ту тварь, что стала причиной всех его бед, убийцу его матери и близких. Мрачноват показался ему город Питер в Древнюю Ночь. Тьма ощущалась тьмой, но не мешала колдовскому зрению: Леха видел все, почти как при дневном свете, чуть менее резко, быть может... Кое-где на тротуарах мерцали колонны неправильной формы, в человеческий рост... Леха специально свернул, подошел ближе: это же люди, вернее, их прозрачные фантомы, замершие неподвижно... Пока Леха осматривал парочку -- он и она, оба в возрасте, за тридцать, -- те чуточку переменили положение рук и ног... Они двигались, очень-очень медленно шли, а может быть, и разговаривали, если судить по теткиному выражению лица. А если их потрогать, а?... Лехин указательный палец утонул в плече незнакомца... и Леха ничего не почувствовал. Почти ничего. Руку по локоть, пробив незнакомцу грудь от плеча до плеча... Пить захотелось и натертая пятка заныла. Когда успел, спрашивается... А если убрать руку... И жажда прошла, и... Леха не поленился, ощупал себе пятку прямо сквозь кроссовку -- ниччо не натер, как, впрочем, и следовало ожидать. Пора было идти дальше. Примерно понятно, что в эту самую Древнюю Ночь пространство и время для колдунов вроде него (и для вражеской нечисти) иные, чем для простых людей... Но Леха не смог удержаться и весь вошел в тот объем, что занимал идущий под руку с женщиной мужчина... И сразу ему стало ведомо, вплоть до подцепленных ощущений и воспоминаний, что это за человек, и откуда он идет, и как звали его родителей, тестя с тещей и двух детей, и почему пятка натерта... Как глупо; хорошо, что еще в тетку не вселился... Леха покинул пространство чужого тела и двинулся дальше. Силы-то где, куда подевались, е-ка-лэ-м-энэ-э! И сразу же стало не до куража и экспериментов: то, что еще прошлым утром представлялось Лехе признаками высокого колдовства и его вершинами, вроде колдовского зрения, теле... теле... ну... -- рупь с асфальта сам в ладонь прыгнул, другая ерунда, типа тенью управлять, все это было теперь при нем... но грозная всерастворяющая в себе мощь, она исчезла. Ее больше не было, Леха твердо это понимал, не представляя -- вернется ли она к нему? Впору обратно в "Денежки" мчаться, вдруг она там все еще находится и ждет его возвращения. Какая чушь! Была и улетучилась, от места не зависит. Самый положительный результат всего этого дела -- он действительно способен быть крутым, как и обещали ему старшие. Если переживет эту ночку. Во-во... А теперь он в самый нужный момент обессилел и идет на встречу с тем, кто сумел заметелить насмерть всех его родных, во главе с самим дядей Петей. Коленки у Лехи дрогнули. А против него только они с Аленкой, плюс дубинка в семьдесят сантиметров длиной да в четыре толщиной. Ага, еще и пробирка, в которой сидит вражеский же слуга! Чудненько... Леха медленно и нервно осознавал, в каком капкане он очутился. Он ничего не может поделать с этой Древней Ночью, он ничего о ней не знает и даже не удосужился расспросить о ней этих... городских Женю и Славу, которые знают хоть что-то. Хоть бы Мурман был рядом... Леха остановился, напрягся, зажмурясь, во всех красках представляя себе верного пса... Не появится, так хоть почувствует, что Леха его зовет... Ни фига. Ладно. Тогда он пойдет домой. Пешком. Через... Нет уж, на хрен крюка давать, через Лейтенанта Шмидта пойдет. Пускай трус, но вот так и никак иначе. Страшно -- не то слово. Леха уловил движение краем глаза и повернул голову вправо. (Только в это мгновение он врубился, что город сделался недвижим, темен и беззвучен, почти беззвучен. Некоторые, редкие, правда, фонари, многочисленные витрины и окна горели, но Леха не столько видел это, сколько ощущал, потому что электрический свет распространялся как-то иначе, вне Древней Ночи. И луны не было, и звезд... Шум только от его шагов и дыхания, а если остановиться и задержать выдох, то где-то далеко идут шумы, но что они такое -- неясно. Интересно, это его колдовской силой "Денежки медовые" не подчинились Ночи?..) О-о-аа!.. Медный всадник. Он смотрел прямо на Леху, и глаза его светились багрово и грозно. К