ежданное наследство или подиум в Париже, но все это -- без единого кошмара. Я так хочу. Ну и еще любое хорошее, что тебе придумается... Денис выпрямился. Маша тут же пошевелилась, дрогнула вверх уголками губ, левая рука ее осталась на груди, правая легла на покрывало, ладонью наружу... В принципе, он мог бы обнять ее и поцеловать, как спящую царевну... в губы... И вообще... И вообще -- ты козел, Денис Петров. Иди отсюда, там Ленька с Моркой уже от стыда за тебя сгорели. Урод, ой, урод. Ничего подобного: верные ворон и паук и не думали краснеть и стыдиться мыслей и желаний своего юного властелина; Ленька, словно мохнатый тюк на резинке, качался по паутине вверх-вниз, от люстры к полу, Мор сидел на краю столешницы и всматривался куда-то в окно, в темноту... Семейная идиллия в чуждых интерьерах... Йо-о! Откуда там такая темнотища? Фига-к, здорово! Ну-ка, попрыгали по местам: "Приятели, смелей разворачивай парус!". Посмотрим, что там творится, на площадях и весях северного вертограда, где неизъяснимая красота белой ночи, до краев напоенная благоуханием отцветающей сирени, должна переполнять, а заодно и реально благородить сердца и души тусующих челов? Гм... Непроглядная ночь обрушилась на Дениса и в то же мгновение выцвела жиденькими сумерками, еще более доступными для обзора, чем светлейшие из белых ночей... И все это без заклятий: пожелалось -- и мгновенно исполнилось! Учитесь, животные. Но и животные, похоже, отлично сориентировались в новых условиях, особенно Ленька: нехитрые эмоции блаженства так и перли из него, словно после усиленной кормежки. Мор, против обыкновения, не торопился покидать плечо ради уличного пространства, только глазами посверкивал по сторонам, но чувствовалось, что и он в общем и целом доволен текущим моментом, особого мнения и возражений по повестке дня не имеет. И опять на Дениса повеяло чем-то таким... Таким... И слов к этому не подобрать... Чем-то радостным... и древним. Однажды, еще в Москве, малышом, в маминой шкатулке он нашел пергаментный свиток, горячий и очень тяжелый... Он взял свиток в руки... и вот что-то такое сходное успел почувствовать, пока мама не увидела и не отняла. И никогда больше он не видел этого свитка, и мама очень резко отказывалась говорить на эту тему... Надо будет поискать, кстати говоря, что там такое было написано? Ни ветерка. И в то же время не душно. Не жарко, не холодно, а в самый раз. И душа поет, подначивает тело прыгать и кричать, и веселиться всяким иным активным способом. Стало быть, это и есть пресловутая Прежняя Ночь. Ну и... погуляем... Так странно было идти по абсолютно тихим улицам. И безлюдным. Конечно же, люди никуда не делись: большая часть их легла спать, но и оставшихся хватало, чтобы заполнить тротуары парами, рядами и кучками слабо мерцающих призрачных столбиков. Однако "столбики" эти были практически неподвижны и бесшумны, что есть они, что нет их... Денис быстро разобрался что к чему и первое время развлекался тем, что проходил сквозь эти "столбики", задерживался в них, иногда вмешивался в разговор, заставляя собеседников выслушивать неизвестно откуда взявшийся голос, или даже мысль, что гораздо тоньше и прикольнее... Но, увы, результата не дождаться, слишком медленно идет для них время. Может, в десять или в сто раз медленнее. На проезжей части он точно так же "пробивался" сквозь "мчащиеся" автомобили, но стукнулся животом и ушиб лоб, когда попытался пройти сквозь стоящий у обочины микроавтобус. Немало удивившись такому феномену, Денис принялся экспериментировать и очень быстро научился вдобавок проникать сквозь неподвижные предметы: автобусы, афишные тумбы, стены, двери... Просто это было труднее делать, тратило силы и вызывало довольно неприятные ощущения в висках и затылке. И Морка, если в такой момент сидел на плече, всегда раздраженно орал, видимо, ему было больно... Ну какой тебе кр-р-рови, дурачок? Когда ты успел проголодаться? Утром, утром я тебя покормлю, птица. А пока потерпи ради торжества науки. Мне еще под воду надо зайти, проверить. Да шучу я, не ори... А Ленька -- вот ему хоть бы хны, что значит -- нежить, ему что по улице, что сквозь вонючий парадняк... А ведь и запахов нет... Кроме как от Моркиных перьев... -- Денис сунул лицо в оттопыренный ворот футболки, похлопал подмышкой... -- и от подмышек, но это уже устранит в ванной, когда домой вернется... И долго ли вы собираетесь использовать меня в качестве транспортного средства, гражданин Морецкий? Здоровенный, совершеннолетний лоб, румяный, сильный, косая сажень в крыльях... А? Брысь с меня! Ворон, как всегда, на лету подхватил настроение Дениса и принялся закладывать лихие виражи над ним и по ходу движения, разбивая хрустальную тишину Прежней Ночи хриплыми пиратскими выкриками. Денис шел, куда глаза глядели, да незаметно и прошел изрядный кусок Малого проспекта, пока справа по курсу в створе одной из линий не обозначился мост через реку Смоленку. -- Что я хотел... Нет, но ведь что-то меня сюда привело? Со Среднего на Малый, по Малому -- сюда ведь, а не туда, а? Морка, а Морка? Поведай нам с Леонидом Арханычем: что тебе сверху видно?... "Кр-рови" ему там видно. Да, негусто. Ну... раз так... --А не взлететь ли нам с тобой, Ленька, подобно вольным птицам, над сим вертоградом, и не оборзеть... тьфу... и самостоятельно, назло Морке, не обозреть ли орлиным оком окрестности? Хочу -- взлететь! Денис чуть согнул ноги в коленях и неуверенно подпрыгнул. Асфальт резво провалился глубоко вниз и не спешил возвращаться на место. Денис с запозданием испугался, что сердце у него сейчас замрет и завопит в невольном ужасе, как это бывает на качелях, но нет: с гравитацией и вестибулярным аппаратом ничего не случилось, просто он на месте, а вся планета отодвинулась метров на пять вниз. При этом -- ни ветерка. А вперед? Угол дома медленно пополз на него. Выше не надо, там провода. Ниже... еще... Хватит, стоп. Последние слова Денис произнес мысленно, однако волшебная сила послушалась его и сделала все правильно: Денис остановился в метре над землей, сохраняя вертикальное положение. Он поболтал ногами и вроде чуть шевельнулся... Руками... То же самое, как застрявший Давид Копперфилд на веревке. А ну-ка, выше, но осторожно, чтобы провода не задеть. Дениса вознесло метров на десять, вровень с крышами окрестных домов. Он глянул вниз -- и сразу скулы свело... Я не боюсь. Я не боюсь. Денис чуть было не подумал словами: "Хочу не бояться высоты" -- и вовремя спохватился! Нет, оно, конечно, замечательно, когда даже мысленные твои повеления выполняются, но тут, похоже, лучше не шутить с огнем. Вот, например, перестал бы он бояться высоты, согласно промысленному желанию, а сам и не заметил бы в себе изменений... Но это уже был бы не совсем он, Денис... На самую чуточку, а все же... А вдруг он пожелал бы аналогичным образом не грустить, не страдать, не вспоминать... Контроля-то над желаниями нет, и откуда ему взяться, кроме как от... Но Он может и не обращать внимания на такие мелочи, не пасти Дениса по пустякам... Так недолго и помереть по частям, в смысле утратить прежнюю личность, уступить ее невесть как слепленному "франкенштейну" на пожирание -- и самому этого не заметить. Хорошо бы -- как в компе при удалении файла: "Вы действительно хотите переместить этот файл в корзину?". Нет, нет, я еще этого не подумал... Гм... Так... ЛЮБЫЕ МОИ ЖЕЛАНИЯ... МОГУЩИЕ ПРИВЕСТИ К СЕРЬЕЗНЫМ... К ИЗМЕНЕНИЮ СТРУКТУРЫ... МОЕЙ ЛИЧНОСТИ... Бред. Не так. СРАЗУ ЖЕ ПОСЛЕ КАЖДЫХ ДЕСЯТИ ИСПОЛНЕННЫХ ЖЕЛАНИЙ... ИХ ПЕРЕЧЕНЬ ДОЛЖЕН ВСПЛЫВАТЬ В МОЕЙ ПАМЯТИ, ПРИЧЕМ В ЭТОТ МОМЕНТ, ПРИ ВОСПОМИНАНИИ И ОЦЕНКЕ, ИХ ОСУЩЕСТВЛЕННОЕ ВЛИЯНИЕ НА МОЮ ЛИЧНОСТЬ НЕ ДЕЙСТВУЕТ. Хреновенько, по-дауновски сказано... Желать и формулировать желания -- тоже учиться надо. Ладно, рискнем так желать и эдак, лучше вслух. После одного-двух десятков желаний видно будет. Но вообще говоря, с философской точки зрения эффект всемогущества, пусть даже относительного, при отсутствии контроля и самоконтроля обязательно чреват перерождением и утратой первоначального... Надо же, так задумался над устройством мироздания, что и страх потерял. Или это дурацкое желание сработало? Гм... "Еще на десять метров выше!" О, какой командирский голос у меня прорезался. Ладно, чего стесняться, все равно некому слышать... Оп, оп, страх-то на месте, лучше смотреть вдаль, а не вниз. Не мешай, Морочка, не мельтеши. Сядь на место, я сказал, осмотреться надо. Денису вдруг вздумалось "выключить" свое магическое "освещение" Прежней Ночи, и стоило только мысленно пожелать... Р-раз! И он, словно Буратино в темном чулане, повис, трепыхаясь, посреди непроглядной тьмы. Ни звезд, ни луны. А... А это Морочка глазками в два уголька освещает Вселенную. Спасибо, дорогой, так и сиди на плече, никуда летать не надо покамест. А это что? Денис поглядел в сторону предполагаемого востока: где-то в непредставимой дали вроде как пульсировал слабый зеленоватый отсверк рассвета, но вряд ли это рассвет... Посмотреть, что ли? Наверняка это гораздо ближе Уральского хребта, а скорее всего -- и вообще в пределах Фонтанки... На севере -- мрак. На юге -- мрак. На западе мр... Ой... Денис всмотрелся. Множество малюсеньких скачущих светлячков образовывали бледно-синее марево. На запад или на восток? Туда и туда, но сначала на запад, конечно же. На запад, Диня, огоньки-то уж больно приветливые... Еще на десять выше, на всякий случай. Полный вперед! Двадцать метров в секунду, успел уточнить Денис, и далекие огоньки в сохраненном безветрии резво потекли навстречу, и вот они уже внизу, целое поле синих огней под ним и... Стоп, елы-палы! Ой, лопух... Денис подмигнул ворону и засмеялся. Восемь против одного, мой славный, что мы в данную минуту парим над Смоленским кладбищем, где по непроверенным данным похоронена Арина Родионовна. Впрочем, откуда тебе знать, Морка, кто такая была Арина Родионовна, кстати, твоя с Ленькой мимолетная современница, и кому она там приходилась нянькою?.. -- Типа, СВЕТ! Ну, я же говорил... Прозрачная бледность пространства сменила плотную тьму; внизу, как и догадался Денис, рыхло-зеленой скатертью с прожогами раскинулось Смоленское кладбище, православная его сторона. Чуть в стороне, вон там -- Денис знал это со школы -- лютеранская, рядом армянская... Синие огоньки, хорошо видимые и сейчас, прыгали и плясали, если смотреть на них издалека, вблизи же они светились неподвижно и ровно. Хаотический характер их расположения закономерностей не признавал; Денис сообразил только, понял, что вне могил огоньков не бывает, но и то не все могилы отмечены синим, напротив, светилась меньшая их часть, однако же их, светящихся, было много, очень много. Наша с вами задача, мои немногословные друзья, подобно бабочкам или пчелам, порхающим от цветка к цветку, неутомимо и добросовестно собирать нектар, то бишь мощь, без которой мне не исполнить то, что я обязан сделать ради... ради всех, о ком я помню и буду помнить всегда. Инициации-то не было, -- в очередной раз вспомнилось Денису, придется пробиваться к результату самостоятельно. Интересно, сам он это помнит или... Отец, я выполню все, что ты велишь мне, без просьб и условий. Но все же я прошу тебя... Ты знаешь, о чем я прошу... О ком я прошу... Все было буднично и просто: Денис медленно двигался по воздуху, а точнее, по пространству, ибо воздух оставался неподвижен, останавливался примерно в метре над огоньком, слабый щелчок -- и голубая молния на вдохе, щелчок и вдох, -- уже не нужно было, как вначале, приникать губами вплотную: синие змейки взлетали сами, ледяным ветерком впивались в губы и уже под самым сердцем претворялись в горячую грозную радость... Постепенно, по мере накопления навыка и ускорения процесса поглощения, морозные вдохи и горячие клубочки прибывающей силы слились в два обособленных, но при этом неотделимых друг от друга потока из холода и жара... Хватит. Хватит пока. Добрать все оставшееся можно и в другую ночь, а эта -- волшебная, зачем пропускать... И опять эта кислая мыслишка о работе собственного сознания: сам он так подумал или выполняет указание?.. Вверх! Десять метров! Еще двадцать. Не страшно. Ну-ну... Нет, это не полет, я иначе хочу. О... Вот они десять выполненных желаний, подлежащих инвентаризации... Тэ-эк, "вверх, вниз, видеть, не видеть"... Нормально, все остаются в силе. -- Платформу под ноги, плоскую, твердую, круглую, диаметр три метра. Все-таки хорошо, что в моей магии есть "защита от дурака". Платформа вполне могла -- и непротиворечиво желанию -- стать под углом сорок пять градусов и быть при этом скользкой или вонючей... Денис постоял на платформе с минуту, сделал ее прозрачной, задумался... Нет, очередное свое желание он не рискнул сформулировать вслух, но понадеялся на то, что его, Дениса, волшебная мощь и без слов правильно угадает, что именно он хочет от нее... И волшебная сила не подвела: мягкий толчок в спину, под лопатками зазудело, мышцы вдоль позвоночника окаменели на мгновение и взбунтовались, пошли судорогами... Денис прогнулся, выгнулся, дернул плечами... Две огромные черные тени с холодным шелестом выскочили из-за спины и повисли высоко по сторонам, на самых границах периферийного зрения. Денис скосил глаза влево, повернул голову... Потом направо. О, ДА!!! Он крылат! x x x Ряшка прямо-таки давилась яростью, могучие лапы бешено скребли дубовую, забранную сталью дверь, но было поздно: вторгшийся был проворен и хитер на колдовские штучки, он уже топтался в сенях, куда Ряшке доступ был заказан... -- Это еще кто? -- Не чувствовалось испуга в голосе Ирины Федоровны. Был бы пришелец врагом, так бы постарался вломиться и в жилье, не стуча и не спрашивая. -- Открывай, Ирина свет Федоровна! Ну и имечко взяла, язык сломаешь! Открывай! Дорогого гостя не узнаешь? -- Да кому открывать-то? -- Э, э, ведьма, поаккуратнее с метелкой, я же чую. -- Сок, ты, что ли? -- Ну а кто еще... -- Да мало ли горлопанов по ночам не спят, а вокруг порядочных шныряют... -- ...Да, благодарю за угощение, а все же в свое время у настоящего чая, праотца нынешних сортов, вкус был совсем иным... Вот это был чай, и это был вкус... -- Возможно, я уж не помню и в ваших краях отродясь не бывала. Теперь спрошу, раз напился: с чем пожаловал? С добром, с худом ли? -- Откуда добру-то взяться. Где этот сопляк? -- Что? -- Не притворяйся глухой. Мне не нравится сложившаяся ситуация, и в ней никому нет дела до хороших манер. Из-за одного балбеса и мне, и нам всем на ниточке висеть? Где он? Я спрашиваю. -- Вот ведь какой резвый ты нонче, Соныч, а что ты при Петре покойном здесь не объявлялся, строгие вопросы не задавал? -- Не надо, не заденешь. Та эпоха кончилась. А новой может уже и не быть, все подохнем вслед за Петькой... Петром Силычем, земля ему пухом. Ирина, я сюда в ночи с края света приперся не в вопросы на вопросы играть. Показывай. Его показывай, или я сам... Уйми кошака. -- В городе он. Завтра-послезавтра вернется. Только я тебе сама глаза вырежу, если ты с худом к нему... -- Прости, конечно, Ирина, но не с твоей статью -- мне грозить. Петр, действительно, всем это известно, был мне одно время -- лучший друг. Но тебе-то он кто? Сын его? Никто. -- Он внук мой. -- Давно ли? Откуда у тебя внук, когда ты бездетна, а? В уме ли ты, стара? -- В уме. Он мой внук, и за его жизнь я свою положу, уж о твоей не говоря. -- Точно с ума съехала. Или это Пузатый тебя убаловал да мороком обвел -- свое отродье беречь? Я же помню тебя здравомыслящей старухой... И не старухой помню. Ну-ка еще кружечку... -- Нукать у себя в Тибете будешь.Все, кафе закрыто. -- Надо же, обиделась. Ладно, обойдусь. Завтра еще подъедут кое-кто из высоких. Два дня ждем, а там... -- Да хоть усритесь все вместе, извини на грубом слове. Подождешь, сколько надо будет. Вон тебе комната, спи, отдыхай. А я тебе свое сказала. Помни о сем. x x x Денис закинул левую руку за плечо, недоверчиво потрогал. Вроде бы теплое, живое... И не мягкое ничуть, и не царапается. О-о... Только подумалось, а крылья уже вновь распустились, взметнулись вверх и в стороны. Теперь опять пусть сложатся. Тяжелые, а мельчайшему позыву повинуются... И тоже странность, сюрприз подсознания: Денис, ощутив крылья за спиною, ждал, что они будут, как у летучей мыши, -- голые и перепончатые, жестких рубленых очертаний а они оказались широкие, шелестящие, с роскошными длинными перьями, метущими платформу, с крутым, но скругленным изгибом наверху, короче говоря, как у ангела, только черные... Физику мы знаем в пределах средней школы, но... Прикольно, однако, надо срочно пробовать... Что, Ленька, неудобно стало? Привыкай, или хочешь -- на грудь переместись? Ну, как знаешь. Морка, держись рядом. Если что... Но что "если что", так и не придумалось, и Денис, зажмурившись невольно, прыгнул с платформы вперед и вверх! И вниз! Ветер! Лед и ужас внутри! Тяжесть... Р-р-рули-и-и-им! Крылья властно и жестко пригасили свободное падение и и вывели Дениса из крутого пике в стремительное горизонтальное скольжение по воздуху. Денис рассмеялся было, но резкая, спрессованная скоростью атмосфера ворвалась в легкие, заставила захлебнуться, закашляться. Пусть... нет, пусть пока все так и остается, привыкнет -- уберет ненужные ощущения, а пока они в новинку и доставляют радость! Руки... Странно чувствовать их и крылья одновременно, словно бы у него две пары рук! Мышцы рефлекторно сжались, распустились, еще и еще раз... Ага... Так это он крыльями машет, задает им скорость и направление. Упругий, сдобренный услужливой магией воздух обнимал, держал тело горизонтально земле, не давая ногам и заднице переломиться в пояснице... Здорово... Так, а куда, интересно, он успел залететь?.. Денис завертел головой по сторонам -- внизу как раз лежала покрытая неподвижной рябью волн вода -- он над Невой, сзади Тучков мост, впереди Биржевой... Быстро. А как там сейчас на Петропавловке? Менты, надо думать, не при делах, как и простые смертные, все в коматозном состоянии, а он и безо всякого пропуска -- маг и крутяга-парень, почему бы и не слетать? Крылья сами знали, что нужно делать при подлете и снижении: два небрежных взмаха и вот уже Денис стоит на пляже, топчется кедами на чуть вязком песке. Прозрачные мглистые сумерки (которые, конечно, далеко не белая ночь -- но тоже ничего, любимого лилового оттенка!) уже не мешали любоваться пустынным, одному ему принадлежащим городом... Ни музыки, ни плеска волн, ни голосов гуляющих по набережным... Но в этом даже дополнительный кайф. Он -- и Питер, один на один. Хм... А нельзя ли все же, чтобы все так и оставалось, как есть, но при этом, чтобы вода была водой, чтобы волны шевелились... Хочу, чтобы так было! И стало так, как вздумалось Денису: заплескались низенькие дряблые волны, рябь на Неве, как и положено реке, зарябила узорами, каждое мгновение разными... Силы, небось, прорва ушла... А с точки зрения сопряженности физических законов... Ну и ладно, дались тебе эти законы, подумаешь, летал же он, а крылья держали, тоже вопреки... Он волшебник, маг, понятно... Сын, в конце концов! -- Это не ты сын... Не ты, пешка, слякоть, самозванец... Я-а-а, я Его Сын... -- Кто??? -- Денис в панике развернулся. Маленькая лысая голова -- красные глаза выкачены из орбит -- смотрела на него, выглядывала из чего-то бесформенного, то ли неровного бревна, то ли металлоконструкции на кривых опорах... Мор лениво взмахнул крыльями, облетел вокруг головы и вернулся на плечо к Денису. И Ленька не выказывал тревоги... А Денису жутковато... Неожиданность... Вот что помешало Денису рассмотреть ходячую нелепицу... Нелепый, несуразный медный истукан, калека, волею своего создателя... Денис расслабился. Кстати, а зевать нельзя, враги могут быть очень опасны, он видел, помнит... -- Странно. А я думал, что ваш батюшка -- Михаил Шемякин. -- Денис улыбался, но тревога все ж точила сердце мелким надоедливым жучком... -- Я-а-а, я-а-а Его сын... Я нашел это место, я-а-а. Я принес первую жертву, много, много душ... Я служил... я был истинный Сын... и слуга... Отдай, отдай мне... Я-а-а... -- Не, ну ты нахал!.. Большой железный самозванец. -- Денис на всякий случай отступил на три шага. Истукан двигался медленно, выставляя вперед правую ногу и осторожно перенося на нее вес корпуса, подтягивал левую... -- Это ты... самозванец... Я нашел это место... На краю мира... Где сходится все... Отдай, отдай... -- Угу. Чего тебе отдать? Опера "Жизнь за царя", ария Ивана Сусанина. Тебе не кажется, чугунок, что красные глаза плохо сочетаются с синим гермошлемом... Твое здоровье! -- Денис вытянул правую руку и поманил указательным пальцем. Мощная, чуть ли не в полено толщиной, синяя молния ослепила его, обожгла привычным, сладостным уже холодом. Денис даже покачнулся -- настолько велика оказалась накопленная истуканом мощь. Вместе с нею к Денису пришло знание: древний царь, Первый Император Российский, не обрел покоя и после смерти, дух его жаждал продолжения земного существования, алкал власти, поклонения, великих свершений... В этом городе, созданном его волей, капризом и жаждой чуда, в городе, стоящем на границе двух миров, земного и потустороннего, каждое из его десятков, сотен памятных воплощений, в камне ли, в металле, каждое и все они -- стремились возродить его, воплощающего... А для этого годами, десятилетиями, веками все они копили мощь, силу, источаемую самим городом и сущими носителями ее, людьми и нелюдью... Творению Шемякина в этом смысле повезло: он был среди людей; дни и годы напролет, не зная усталости, новые и новые толпы туристов стояли с ним рядом, хватали за длинные медные пальцы, стучали по лысине, фотографировались, сидели у него на руках. И каждый оставлял ему в прибыток крохотную частичку зла и мрака, частичку того, что таится в каждой человеческой душе, в детской ли, старческой... И эти частицы текли и текли непересыхающим потоком, копились и накапливались и претворялись в волшебную субстанцию, которая должна была однажды оживить его и вновь дать возможность в полную силу служить Тому, чьим сыном он считал себя... -- Стоп, хватит. Похоже, переборщил... Петра Ляксеич, слышишь меня, чи нет? --....... Истукан застыл в нелепой позиции: носки врозь, левая рука у горла, правая потянулась к Денису, да замерла на полпути... Молчит, силы кончились, разве что в глазах на самом донце осталось тусклое зарево... Денису было не по себе, слова медного царя стучали в нем, били по сердцу: "я-а-а, не ты... отдай...". Вот тебе и "Ляксеич"... Шутилось глупо и через силу... Внезапно Дениса пробрала досада и злость: да что он, в самом деле, на каждую шваль рефлектирует!.. -- Так, Ваше Императорское, вот Вам допинг в зубы -- и галопом "домой", в кресло, чтобы завтра туристов не пугать и не разочаровывать. Продолжай копить, я загляну при случае. Галопом, я сказал! Подчиняясь воле Дениса, медный истукан с глухим звоном пал на четвереньки и, не касаясь песка, помчался вдоль берега туда, к арке, внутри которой по старой питерской традиции памятными досками отмечали уровни самых выдающихся наводнений в истории Города... Хорошо быть крутым. И живым. Денис расправил плечи. А где... Крылья исчезли незаметно, так что Денис даже и задним числом не мог вспомнить ощущение, в какую именно секунду это произошло. Но чувства сожаления не было: появятся крылышки, как только в них случится нужда или просто прихоть. Вот захочет он через Неву перемахнуть или постоять на шпиле Петропавловской крепости... Сердцу, возмущенному злобствованиями уродливой металлической куклы, хотелось радости и развлечений, которые бы смыли, стерли из памяти скользкие и подлые надежды сумасшедшего фантома, убрали бы их без специального пожелания "забыть". Ни в коем случае нельзя желать ничего подобного, Диня! Можно научиться понимать эмоции и намерения животных, по типу Леньки и Морки, а вот пожелаешь неосторожно "понимать язык деревьев" или там зданий... Или никогда не хотеть спать... И хрен его знает, какие будут шизофренические последствия. Нет, можно, конечно, попробовать, но попозже: сначала нужно семнадцать раз отмерить, и сформулировать, и предусмотреть безущербный откат на прежние рубежи... А пока можно... просто прогуляться по воде. Например, к Эрмитажу. Кеды хорошие и их очень легко усилить на этот случай: мои кеды -- непромокаемые. Не пропускают... да, только снаружи. Паук недовольно зашевелился: он понял намерение Дениса и он недолюбливал воду. -- Спокойно, старенький, я же не под воду ухожу, а так... "яко по суху". И Ленька внял доводам, притих, во всяком случае втянул обратно лапы, покрытые грубой серебряной шерсткой. "Как скажешь, Господин" -- примерно так услышал Денис паучье настроение. И Морка в этом отношении такой же стал... Раньше, бывало, не унять защитничков-нянечек, а теперь -- сразу во фрунт... С одной стороны -- вроде бы и хорошо, бесхлопотно... Но зачем мне слуги вместо родных и близких?.. -- Вот что, Морка и Ленька!.. Слушаться -- слушайтесь с полуслова, это правильно, но и бояться -- не бойтесь. Что-то не нравится -- дайте мне знать, не обижу и не накажу. Ферштейн, господа-приятели? То-то же. Оба хорошие: и ты, в перьях, и ты, шестиходик. А засим -- прогулка по водам. Денис решительно поставил левую ногу на водяной барханчик, наступил... Вода поддержала, спружинила мягко и скользнула дальше, но Денис даже не покачнулся; вода вдруг соединила в себе лучшие качества асфальта и ортопедической обуви и стлалась под ноги так, что не было никакой возможности ни поскользнуться, ни споткнуться, ни иным каким способом потерять равновесие. Денис шел прямо вперед, но течение уверенно сносило его вправо, в перспективе -- под Дворцовый мост, но Денис вовсе не собирался поддаваться течению, он все время забирал влево и в результате вышел как раз к Зимнему, на набережную. Денис прикинул: времени порядочно прошло с тех пор, как он вышел от Марии, уйму его потратил на кладбище, "порхая от цветка к цветку"... Да полеты, да прогулки, разговоры всякие... А вокруг (Денис попробовал на мгновение) по-прежнему тьмища кромешная... Может, она вообще навсегда... Но что-то подсказывало Денису, что не навсегда эта ночь и край ее не так уж и далек... Денис смотрел на Петропавловскую крепость, где он только что был, и думал... Старался думать, но мысли и желания дробились в какую-то назойливую и неуловимую мошкару, разлетались по извилинам, не желая принимать хоть сколько-нибудь отчетливые формы. Растопырился вдруг и спрыгнул со спины паук, воинственно крикнул ворон, и Денис словно бы очнулся. Он развернулся одним прыжком и глаза его сразу же уловили движение: черное нечто прыжками мчалось прямо к нему, к их маленькой компании... В мыслях -- откуда и прыть взялась! -- Денис выставил вперед левую ногу, поднял согнутые руки на уровень плеч... -- Оба -- на месте! Я сам попробую. Я сам!!! Это черное нечто передвигалось с грацией сиамской кошки, но Денис ощущал, как дрожит асфальт под ее-его прыжками. Как оно точно выглядело, Денис от волнения не разглядел, разве что глаза испускали темно-красный, ничего не освещающий свет. Страх и предчувствие близкой смерти вырвались из груди Дениса наружу и заморозили вокруг него пространство и время: прямо над ним замер в воздухе Морка с нелепо опущенными крыльями, в десяти шагах сгорбилось перед последним прыжком черное чудовище... Правую руку повело -- Денис глянул краешком глаза и даже удивился: там трепетал, будто факел на ветру, огненный меч... Но... Нет! КНУТ ХОЧУ!!! И отпустило. И стал огненный кнут вместо огненного меча. Денис разрешил разморозиться времени и пространству, взмахнул трехметровым кнутом и изо всех сил приветил им прыгнувшее чудище. Денис даже и не усомнился в своем, доселе не изведанном и не пробованном ранее кнутобойном умении; быть может, досада на собственный страх убила в нем сомнения, но кнут не подвел: траектория прыжка изменилась на противоположную и чудовище кубарем вылетело с тротуара на проезжую часть, беспрепятственно кувыркаясь сквозь мерцающие автомобильные призраки. Денис одним гигантским скачком настиг его и хлестнул еще раз. Чудовище опять кувыркнулось и звонко шмякнулось под самую стену дворца. Шмякнулось, да так и осталось лежать неподвижно, черной каменной грудой. -- Не притворяйся, черная, не позорь Древний Египет. -- Денис полоснул еще раз, с оттягом. -- Как звать тебя... кошечка? -- Не бей меня, о Повелитель! Мощь твоя велика, и я не сразу признала тебя! Прости и не бей меня больше! Уау-у-у!!! Больно! Пощади! Денис замахнулся в пятый раз: -- Имя! Не то на гравий расшибу. Говори! -- Людишки зовут меня Мут-Сохмет, мой Повелитель, но истинное имя... -- ...мне оно на фиг не нужно твое истинное, достаточно общепринятого. Мут-Сохмет, говоришь? Смотри, я ведь не поленюсь в Эрмитаж зайти да и проверить по табличкам... Шучу. В тебе очень много синевы... Ну, специальной магической силы много в тебе, Мут-Сохмет, и мне она нравится. -- Как пожелаешь, о Повелитель, Ты волен взять ее, только пощади меня, позволь лишь смотреть на Тебя и лобызать стопы Твои! -- Денису неприятно было смотреть на пресмыкающееся каменное чудище в образе львицы. Память о ее намерении сожрать его, теперешнего Повелителя, была слишком свежа, чтобы поменять гнев на милость и... и вообще... -- Что у тебя с мордой? Это от кнута? -- Нет, о Повелитель! Эти сколы -- защитная магическая маска от посторонних глаз, они мне не мешают. Разговаривали на ходу: Денис все же решил заглянуть в Эрмитаж, просто из любопытства, без особой цели и надобности... Дверь открылась бесшумно, стоило только шевельнуть ладонью... -- И без тебя есть кому лобызать стопы мои, кошечка. Да, прямо сквозь несвежие носки... Ладно, живи. И сила мне твоя пока без надобности... -- Денис внезапно вспомнил кое-что. Как он вообще мог об этом забыть! Что это -- дурость или вражеское наваждение? -- Вот что, Мут-Сохмет, ты, как я понимаю, не просто так, а из Прежних? Ну, я же вижу... Так вот, я беру тебя на службу в эту ночь. Будь верна мне, преданна и отважна. Ты будешь охранять меня от врагов моих... -- О, да, мой Повелитель! Да, я служу тебе! Твои враги неподалеку, мой Повелитель! Я чую запах трех презренных существ, из тех, кто способен видеть Прежнюю Ночь. Прости, я сначала приняла тебя за одного из них! -- Где... Где эти враги? Неужели от страха так слаб мой голос? -- Там... Там... Вдоль воды... Позволь мне найти их и испить их презренную кровь... Позволь мне, о Повелитель... -- Позволяю. -- Денис понимал, что при таком обороте дел ему бы лучше не заходить в помещение, а держаться на открытом пространстве, но... Но что-то такое... странное... Надо непременно зайти... -- Теперь брысь по делам! Но возвращайся сразу же, как услышишь мой зов. Ясно? -- Да, о Повелитель! -- Мут-Сохмет встала на дыбы, с грохотом, но при этом грациозно грянулась о каменные плиты и прыжками помчалась прочь. Хорошо бы поглядеть, что за добычу высмотрела себе Мут-Сохмет?... Но это он еще успеет... Надо войти внутрь. Надо. Денис вошел. Внутренний голос, подсказывающий ему, что делать, настораживал. Вместо любопытства жила в нем угроза, в этом голосе, а ведь не каждый, наверное, решится угрожать ему, Его Сыну... Денис принудил себя остановиться и внимательно, не спеша, оглядеться по сторонам. Где-то на периферии простого зрения улавливалось дежурное освещение вестибюля, мерцающий столбик человеческой охраны... Как тихо... Даже плеск Невы сюда не доносится, хотя... ведь можно пожелать... -- С животными в музей нельзя, о юноша. Подходите за билетиком, а животные пусть на улице вас подождут. Денис словно ждал подвоха, да он и на самом деле ждал его. -- Мут-Сохмет, ко мне!!! Морка, Ленька!!! Взять!!! Из окошечка кассы высунулась луноликая тетка лет пятидесяти и с любопытством уставилась на Дениса поверх очков. -- А вот орать в музее не надо. Хотя даже и зверушек своих ты не разбудишь, не то что экспонаты... А все же надобно соблюдать приличия. Денис стоял, разинув рот, и сознание впитывало зловещие чудеса: Ленька растопырился на каменном полу, безвольные лапы словно окостенели... Морка неподвижной тряпкой валяется чуть поодаль: видимо, успел среагировать на угрозу и пролетел в ее сторону метра два... Прямо сквозь двери ураганом ворвался вихрь... и опал черным сугробом, и даже глаза-факелы погасли у Мут-Сохмет... -- На зверя надейся, а сам не плошай. Ну, о юноша, будем драться или билеты покупать? -- Не надо. Я понял, кто вы. -- Денису пришлось собрать все силы, чтобы слова из горла выталкивать внятно, куда уж там драться... -- И кто же это я? -- Тетка открыла узкую дверь, с усилием выпихнула оттуда рыхлый зад и подержанное дополнение к нему, абсолютно голая остановилась в полутора метрах от Дениса и утерла носовым платком потное краснощекое лицо. Денис старался не глядеть на ее мерзкие телеса. -- Так кто я, о юноша? -- Смерть. -- "Твоя, и не только твоя", -- если точно называть мой титул. Угадал, умница. Придется тебя бесплатно пропустить... в рыцарский зал. -- Что, уже пора? -- Денис скосил глаза, неистово пожелал... В руке вспыхнул огненный меч... и постыдно тренькнул, осыпался серыми угольками. -- А ты считаешь, что рано? -- Именно так и считаю. Кроме того, для приглашения, как я понимаю, тебе необходим... некий материальный посредник, либо стихия, а я ничего этого не вижу. Я не желаю умирать и постараюсь этого не делать. -- Денис тщетно пытался воспользоваться накопленной мощью... Попытка... и еще... -- Посредники? А инфаркт? А потолок обвалится... Ты мне напоминаешь, о юноша, птенчика в силках: бьешься, трепыхаешься... Папу зовешь... Что значит -- нет? Я же слышу писк твоего сознания: "Помогите кто-нибудь!"... Паника мешает знакомству. Успокойся на некоторое время. Быть может, я и не позову тебя сейчас, а просто поглядеть пришла. Твой богоравный папочка очень ценит тебя. Я бы сказала, любит, но мне сие чувство неведомо и ему, как я понимаю, тоже. Впрочем, и он мне -- никто. Я слушаю только себя... но выслушать могу любого. -- Ну, познакомились. А чего вы... ты все-таки хочешь? -- Хотения всегда расшифровываются, как корыстный интерес, но я бескорыстна и неподкупна. Торговаться со мной не надо, а любопытство или то, что подвигает меня на предварительное общение, я привыкла удовлетворять собственными силами. О юноша. Спрашивай, быть может, я отвечу. Мне же спрашивать не о чем, на самом-то деле по большому счету я и так все знаю. -- Но не знаешь ведь, что я спрошу? -- А ты знаешь? -- Мама у тебя сейчас? -- Глупый вопрос. Ее нигде нет. -- Она вся умерла? -- Бледный вопрос. Если мы примемся публично философствовать на тему "Я и твоя мама", то схоласты поголовно сойдут с ума, запутавшись во внутренних противоречиях... Твоя мама умирала долго, сделав первые реальные шаги к окончательному еще до твоего рождения... Она не вернется. Но ты в силах сделать муляж, сам не отличишь. -- Какая вы все-таки гадина! Мне муляж не нужен. -- Ой ли? Ты в этом так уверен? -- Да уверен. А почему вы... ты в таком виде? -- Ах, это? Какая разница. Взяла, что под руку попалось. Прежней владелице уже с полчаса как без разницы. Могу и твоей мамой обернуться. Хочешь? -- А папой? -- Денис дрожал от ненависти... Вот уж поистине бессильной: никогда, ни за что, даже он, даже его Отец не в силах причинить этой пакости ни малейшей неприятности! Никакой... Впрочем... -- Папой? Твоим? Оригинальный вопрос... Пожалуй, что нет... А может быть -- да... А мыслишки твои -- со мной справиться -- лакомые. Но откуда ты знаешь: вдруг я способна... способен... способно существовать отдельно от человечества и обслуживаю марсиан? И все твои апокалиптические труды пойдут насмарку?.. Посмотри-ка на меня? Странно... Ты меня не боишься, оказывается... -- Боюсь, и еще как боюсь... Просто я стараюсь не показывать этого. -- Нет, этот страх, что сейчас в тебе, -- не совсем то... Но сие поправимо. -- Да уж не сомневаюсь. А пока я постараюсь не называть вас гноесосущей гадиной и вонючей портянкой, но взамен мы, как ты выражаешься, пофилософствуем, если вы... ты не против. -- А я и не против, да и называй, если хочешь. Пока живой. -- А если изобретут лекарство против старения? -- Это что, вопрос? -- Нет, это я так ляпнул. Для разминки, типа... Вот ты со мной разговариваешь... -- Разговариваю. И даже на "ты". -- Не перебивай, пожалуйста, -- мысли и без того мелкими пташечками ... Если бы ты хотела... меня забрать, то уже бы забрала, без предисловий. Так? -- Я слушаю. -- А если не забрала, значит, отсюда пара интересных выводов. Первый: существует назначенный срок, который ты обязана соблюсти. Второй: значит, и ты не самая крутая и кому-то служишь. Не так ли? -- Не так. -- А поподробнее не ответишь? -- Назначенный срок существует для людей и иных, способных к абстрактным рассуждениям, когда он уже прошел. Я служу хаосу, как и все сущее в мире. -- Если бы все служили хаосу, то и был бы хаос. Что будет, если ты прикоснешься ко мне? -- То и будет. Сам же догадываешься. -- А если я к тебе прикоснусь? -- Нет разницы. Денис пошел -- ватные ноги не позволили побежать или прыгнуть -- к тетке, успел сделать два шага, на третьем споткнулся и замер, пальцам вершка не хватило -- дотянуться... -- Торопишься? -- Может быть. Вернее, проверял на себе и на тебе теорию свободы воли. А что же это ты тогда убегаешь? Если бы я тронул -- значит так суждено... ну, или назначено? -- Не тобой суждено и не тобой назначено. Со мной в пятнашки не играют, и ты не пробуй: ты ведь непрост и у тебя ведь может и получиться. -- Что может получиться? -- Один раз. Ускорить... Замедлить... Свое... Чужое... -- Ботан и отгадчик из меня никакой, ты бы попроще... -- Ты закончил спрашивать? -- Нет еще. Ты знаешь моего Отца. -- Да. -- Вы встречались? -- Выбери ответ по вкусу, любой будет верен. -- Я смертен? -- Все бренны. -- А ты? А Отец? -- Ты глупец, о юноша, если задаешь такие вопросы. -- Ну, а все-таки? -- Ты надоел мне быстрее твоего альтер эго. -- Кого??? Моего... -- Твоего. Он вроде тебя -- тоже еще жив. Все бренно, включая бесконечность, даже дурацкая теория Большого Взрыва с этим не спорит. -- Можно еще один вопрос? Ну, пожалуйста... -- Да. -- Быть может, я повторюсь... Человек -- он совсем умирает? Весь, полностью? Телом и сознанием? --Ты именно человека имеешь в виду? --Те, кто может мыслить, осознавать свое "я" и твою бренность. Я их имею в виду, о них спрашиваю. -- О венец вселенной. Душа говядины, в которую ради него превратилась корова, его не интересует...Все же ты глупец и не умеешь спрашивать. Но отвечу, перед тем как разлучимся, перед тем как встретимся... Слушай и не перебивай. Ты чихнул, из носоглотки вылетели мелкие брызги, из легких вышел воздух с углекислым газом, покинувшим твою кровь... Это часть тебя. Она умерла? Ты постриг волосы и ногти. Ты умер частично? Ты написал стихотворение, посвященное бренному кусочку протоплазмы по имени Ника. Микроскопическая часть тебя,