ен заботиться, кормить, водить на водопой, вычесывать репейники из грив и хвостов... -- А от кого они "телохраняли" тебя? -- Да, от всякой нехорошей нечисти. Вот типа той, что тебя морочила в плену. -- Фу! Зачем ты вспомнил про эту пакость! Не хочу! Динечка, умоляю, сделай, чтобы я про это забыла? -- Могу, но -- нельзя. Того не стоит, поверь. Кстати, знаешь, чем ты меня не устаешь поражать? Помимо неземной красоты? -- Денис постепенно пришел в себя. Вновь наложенные охранные запреты сильнейшего свойства никто больше не пытался нарушить, напряженное до предела чутье подсказывало, что на многие километры вокруг -- никакой магической опасности. Но все равно надо отсюда уходить, по возможности, не оставляя следов, и впредь быть гораздо осторожнее. Сегодня этот слуг, глупую мелочь на него наслал, а завтра сам припожалует. Главное, что отец ведь предупреждал... Но все равно: Маша будет с ним -- и точка! -- Глупостью? -- Нет, не угадала. Тем, что даже когда ты злишься или напугана, нет в тебе синего пламени. -- Чего нет? Какого синего пламени? Ты мне ничего не говорил? -- Нечто вроде энергетического поля, которое вырабатывают почти все люди. Научу -- увидишь и поймешь. Вот в тебе такого поля нет. -- Это хорошо или не очень? -- Диалектика... Смотря откуда считать. Предпочитаю считать, что очень хорошо, великолепно и грандиозно. И необычно. За это с меня мимоза, -- напомнишь к Восьмому марта... Что ты делаешь? -- Смайлик. Видишь -- голову набок, а губы улыбаются... -- Опять чушь из тебя поперла -- значит перестала бояться. -- Ну, еще не совсем... Не отнимай руку!.. А можно его потрогать?.. Только что я устроил массовое побоище и загубил более десятка мыслящих существ. Но почему, почему это нисколько не колышет мою совесть и не тревожит мое воображение? Они, конечно, первые начали и они мои заклятые враги, но все же... Что-то в этом есть нелогичное, сомнительное, удручающее... Отец, я верен тебе, но у меня своя голова на плечах, ты слышишь меня? x x x -- Ирина Федоровна, голубушка, никто этого заранее знать не может. Мы можем только... уповать. Вот и неправда твоя: и к Леше, и к тебе я всегда был со всей душой, заочно и явочно, просто очень нервничал, ты же понимаешь. Одно сразу видно, что он -- сын человеческий, со всеми недостатками и особенностями. Но силушки в нем... Я как только окунулся поглубже, как только оценил масштабы -- сразу лыжи навострил, подальше от него. Ну что ты смеешься? Я правду говорю. Погоди -- достанет ли ему ее, чтобы с делом справиться? Завтра я уже по эту пору дома буду, а там чисто, прохладно, в наших краях ты воздухом не дышишь -- а живешь им. Поброжу, посижу, попою, попрощаюсь с горами на всякий случай... Да, да, не будем о плохом. По дороге я что узнал-то... Думал все -- говорить тебе, нет ли? Городские ваши каким-то чудом вынюхали, да и напали на сатаненка... Хорошо хоть -- сообщили заранее, а то гадай потом на толокне, играй сам с собой в дурака. Как и следовало ожидать... Нет, конечно, одна шишгаль тупоумная, юное хулиганье... Даже и костей ни от кого не осталось. Глеб сказал, что для чующих, кто их осознавал, словно погасли они все в один миг, уж не знаю как там реально было... Да не могу, говорят тебе! Плеснет ему вожжа под хвост -- он и меня придавит вместо сатаненка. Хребет у него пока еще жидкий -- предсказуемо управляться с подобной силою. Я не трус, если бы знал, что пользы больше будет -- остался бы. Мне не веришь -- у любого из верхних спроси. Мне знаешь ли, тоже сидеть да приговор из-за горизонта высматривать -- томительно покажется. Ну, будь здорова, а мне пора. Что? Полагаю -- сыт на неделю вперед, Леша его там, возле Нарвы, до отвала свеженькой дичинкой накормил. Ему не еду -- ему только Лешку и подавай, всю дорогу подвывал, да жалостно так... x x x Леха любил ночные прогулки, спешить ему было некуда и от Техноложки он решил пойти пешком. Иначе стал выглядеть мир и, наверное, это навсегда. Денег -- полные карманы, впервые в жизни. Если еще понадобятся -- никаких проблем: можно отнять, украсть, выманить страхом и эффектными фокусами... Или просто заработать, гм... с применением обретенных способностей. Уж он не будет, как дядя Петя, -- в деревне гнить да самогон глушить... Если бы только удалось управиться с Антихристом, о, как бы он зажил... Леха улыбнулся привычным мечтам и вдруг с предельной ясностью сообразил, что отныне это вовсе не мечты, а вполне реальные перспективы! Долголетие без дряхлости, богатство, ограниченное только собственным аппетитом, бабы, путешествия, компьютеры, слава... Тпру... Слава будет всемирной, но очень выборочной: только среди родичей. Ни людишкам, ни этим его слава ни к чему. До дому идти и идти, время было; Леха разбился на два внутренних лагеря и заспорил. Ну а на фига ему богатство? Как на фига, неужели? Купить себе поместье, со слугами, с конюшней. Мурману -- конуру размером с Зимний дворец... Зачем конура -- дома будет жить. Купить поместье, конечно, можно, только -- с целью какой? Смотреть из окон на салазки и мальчика с жучкой? Поместье подождет. Мир надо посмотреть: Канары, Япония, Париж, Нью-Йорк... Поедет в Монте-Карло и сорвет там... Сколько? В смысле -- зачем, когда денег и так будет полно? Ну просто путешествовать будет, не опасаясь спида, террористов и катастроф, -- мало, что ли? А еще? Всегда будет молодым. Это очутится не скоро. А пока -- чем будет жизнь заполнена? В армию он не пойдет, учиться дальше, на лекции и семинары ходить -- просто смешно. Работать? Надо подумать -- кем бы он хотел, и для чего? Бабки зарабатывать -- неактуально. Слава в мировых масштабах -- уже проехали... Итак: пожрать, секс, путешествия, тачки... Зачем ему "Порше"? Дядя ╗си без людского транспорта умеет гораздо быстрее, значит и он сумеет. Перед тетками форсы метать? -- И так все они его будут... Хм... Забавная штука -- вседозволенность, вроде бы как ничего уже и не хочется по-настоящему. Разве что в Париж. Или Марианскую впадину осмотреть. Или наконец понять про шимпанзе ... А на хрена теперь ему знать про шимпанзе, если он уже на шее носит телепата Аленушку с динамически изменяющимися размерами организма и вообще, что называется, видел чудеса? И какая ему теперь разница, сколько денег на счетах у Черномырдина? Учиться заклинаниям? -- Леха остановился. А ну-ка... Нет, так... Надо сесть на скамеечку, и пусть никто вокруг его не замечает... Леха поерзал задницей по некрашеной скамейке (елки зеленые, после дождя!.. ладно встанет и высушит) и выставил ладонь: сразу же по всему дворику загуляли вихри, пространство задрожало, словно в полуденной пустыне, а столбик этого пространства, что вытянулся над Лехиной ладонью, постепенно и прозрачность утратил... Шел процесс конденсации углекислого газа... Углекислый газ, под бдительным колдовским присмотром, презрел валентность и по капле выдавил из себя свободный кислород... Дальше Леха положился только на общесловесное пожелание, внутренне будучи готов к неудаче. Но нет, углерод сгустился не в рыхлый графит, а как надо: на ладони лежал прозрачный кристаллик неправильной формы. Вот тебе и алмаз в два грамма весом! Гранить уж не буду сегодня, ибо не умею... Из лужицы на Леху смотрело ухмыляющееся лицо; ладонь медленно повернулась "на ребро" и отражение заходило мелким ходуном, на несколько секунд утратило портретное сходство... Лучше он потом в газетах прочитает про счастливчика... При всем при этом ни маму, ни отца с Четом не оживить... Леха помрачнел и больно прикусил губу. А если??? Нет, это невозможно, вот это как раз действительно невозможно. А именно этого и... Неужели всегда так? Все, все, переключиться немедленно и проморгаться... Наверное, в советское время было очень здорово, интересно и весело: все было в дефиците и всего хотелось. Надо будет у бабушки порасспрашивать. И вообще... Интересно, она что-нибудь знает или помнит про Киевскую Русь? Можно было бы заняться историей или археологией. Но зачем? Вот он сакраментальный вопрос даже для продвинутого, эрудированного колдуна! И, кстати говоря, проблемы метаболизма: как будем решать насущное -- рабски терпеть до дому, откачивать колдовством или демократично отойти в подворотню и предоставить все природе? Последнее проще, тем более -- ночь. Дома надо будет немедленно придумать себе занятие, да хотя бы и инвентаризацию сделать: отобрать действительно ценное -- фотографии, некоторые памятные вещи, телефонные книжки. На самом деле ценного немного, весь фокус в том, чтобы все перебрать и ничего не забыть. Как раз хватит ему до утра, а там можно будет и поспать немножко. А потом уже и... -- Леха! Ты? -- голос знакомый, а Леха все равно вздрогнул. Лучше считать, что от неожиданности. Кто это? -- Хэ-хей! Слышу, голос очень знакомый -- точно! Эдька! -- Я самый. Ты чего здесь? Куда, откуда? -- Домой иду. Был тут... -- А, я тоже домой. Вон там, сразу за углом, арка... Короче, от невесты иду. Женюсь, в сентябре свадьба. -- С ума сошел? -- Напрочь! Вместе учились, только в разных группах, и я запал. Ее родаки -- ничего, мои -- сначала на дыбы... Короче -- пятого сентября гуляем. Считай, что ты тоже приглашен. Так ты куда сейчас? -- Домой, через Васильевский, если успею. Через час буду... -- Слушай, Леха, мы ведь после девятого не виделись. Как я в свою лажовую путягу попал... Ты, говорят, студент? -- Угу. -- Круто. А я вот корочки получил, конец колледжу. Батя обещал устроить в одну контору, а пока халтурю потихонечку... А что это у тебя за трость... -- Забудь. -- Сейчас мы с ее отцом немножко посидели... А чего тебе дома? Слушай, пошли ко мне? Мои на даче, соседи тоже, сеструха в лагере каком-то молодежном... Закуска есть, целый холодильник оставили, винца сейчас купим. Или чего-нибудь покрепче. Ленку-то ее мамаша не отпускает со мной ночевать, днем приходится встречаться. Типа, только после загса и венчания, представляешь? Поехали, ну? Столько не виделись. Жалко, что поздно уже, а то бы еще кому позвонили. -- А, поехали, даже и лучше. Ты там же? -- Да, там же, на Пестеля, рядом с Пантелеймоновской. Сейчас тачку возьмем. Не дергайся, Леха, есть деньги. -- Деньги и у меня есть... Эдька, ты просто молоток, что меня заметил!.. x x x Маша уснула -- еще двенадцати не было; устала за день, да и недосып накопился за предыдущие дни, ребенок ведь, а вот Денису -- хоть бы что, сна ни в одном глазу. Как легко, оказывается, привыкнуть к радости и уюту и как лениво покидать их даже на короткое время. Но он уже которые сутки домой не заглядывал, это недостойно, нечестно. Кроме того, быть может, в родной обстановке он сумеет понять что-либо полезное или найти. Надо действовать сейчас, пока ночь, а днем или утром у него точно сил не наберется заходить в мрачную, навеки опустевшую квартиру... Машу же не поведешь туда, слишком много пришлось бы ей объяснять. А если поставить в ее сознании магические барьеры... То это только начать... Тогда лучше действительно слепить муляж, состоящий из одних достоинств и пить-есть не требующий. Кстати... пусть она до утра не просыпается. Да, сны -- какие будут, не надо вмешиваться, просто пусть сон будет крепким. Денис минут пять тщательно ощупывал окрестности: на многие сотни метров -- ничего существенного. Магическая защита -- на всю катушку. Может, ей Морку и Леньку для страховки оставить? Нет. Она человек, и лучше будет, если вокруг нее будет просто охраняемое пространство, а не два представителя... гм... совсем другого мира. Денис наклонился к девушке и осторожно поцеловал в щеку. Он, конечно, мог бы их принудить... Ишь запрыгали как лягушки! Не буду, со мной пойдете. Точнее полетите, ибо соскучился я, братцы мои, по крыльям!.. Ты, Ленька, ретроград: вот почему бы тебе не согласиться на пару крылышек, по типу стрекозиных? Так бы и порхал вокруг меня, мух бы ловил. А то повадился на чужом горбу путешествовать. Ну как знаешь, а нам с Моркой нравится, да Морик? Ключ на старт, курс -- Марсово поле, строение намбер пять. Поехали! Денис не удержался -- и путь к дому получился извилистым, запутанным, как "борода" из рыболовной лески... И это было классно, нет ничего лучше! Надо будет потом поэкспериментировать с другими скоростями и на настоящих высотах... Нет, но как это больно -- не уметь летать! Маше наверняка понравится, и уж он постарается, чтобы и ей стало дано... -- Динечка, а можно спросить? Только не сердись... -- С чего я должен на тебя сердиться? -- У тебя есть друзья? Знакомые, с кем ты тусишь? -- Хм... Скорее да, чем нет... О, такси. Позже расскажу, не под дождем и не в машине, только напомнить не забудь. Надо будет сводить ее хотя бы в "Аннушку", познакомить. Не то чтобы они там все друзья, но нормальные ребята, и об Интернете можно, и о стихах... Двери узнали хозяина, запоры, повинуясь сказанному, сами закрутились и защелкали... "Здравствуй, хижина родная, здравствуй, милый уголок..." Хоть бы пыль какая осела... Паук и ворон -- не понять, а заглядывать лень -- то ли от радости забегали, зашныряли по своему жилищу, то ли рефлексы телохранителей включились... Чисто здесь, глупыши, нет опасностей. А почему бы и нет: оно ведь -- и их жилье, у каждого свой угол, только им принадлежащий, свои воспоминания, быть может... Поесть, что ли?... Ну, поедим, кофейку попьем. Как хорошо, оказывается, когда на кухне напротив тебя -- близкий тебе человек, и как грустно понимать, что в доме, в котором ты так долго жил, никогда уже этого не случится: непоправимое -- непоправимо. Денис вскочил и побежал в мамину спальню. Шкатулка стояла там, где он ее помнил. На этот раз она не сумела защитить свои секреты и распахнулась с музыкальным стоном -- стоило только пожелать... Нет... Вместо пергаментного свитка -- полоска серого пепла, как и следовало того ожидать. Денис поднапрягся... И еще раз нет, даже ему не по зубам восстановить разрушенное... Шкатулку он возьмет с собой, чтобы никогда отныне не открывать ее, просто знать, что там лежит его память о маме, а уж что там за кольца и колье с сережками -- какая разница... Кофе остыл, и новый лень заваривать... Что там такое? Странное... Денис вглядывался в сумерки Марсова поля, довольно густые из-за надвинувшихся облаков. Надо же -- и здесь синие огоньки, и немало. Но теперь это уже мелочи, которые вряд ли что могут добавить к его возможностям... Хотя -- стоит ли пренебрегать даже такой малостью, если неизвестно, с кем тебе предстоит схватиться? Да что это там такое? Не зарница, и не прожектор, и не реклама... Глупый ты, Денис Петров, а еще летун... Это зеленоватое марево -- мощнейшее магическое гало. Вот именно, только подумал, а он, оно, они -- сам, как огурчики, припожаловало. Да, Отец, ты, как всегда, прав. И я иду, что я буду прятаться? Пусть они прячутся и боятся, а я устал... это делать. А вот на этот раз палатка-фигвам на две персоны! Будете ждать дома, ибо не по вашим силам мне помогать против этих уродов. Да, я помню твое крыло, а сегодня обстановка еще злее может оказаться. Короче говоря -- оба по лавкам и без обсуждений. Лучше пожелайте мне удачи... в бою. На открытом пространстве тьма оказалась гораздо скромнее, чем это виделось из окна. И тучи разбежались, и время уже рассветное... Денис передернул плечами, как от холода: впервые на его памяти ворон и паук пытались ослушаться его прямого приказа и вырваться вслед за ним из квартиры... Тем более дома сидите, если угроза велика; знаю я вашего брата: погибнете и тоже окажется, что не оживить... Ничего, потерпите... А зарево-то стоит, и стоит гораздо дальше, похоже что даже за Летним садом. Ну что ж, какая разница кто кого найдет, результат важен. Денис подышал глубоко, даже сделал пару приседаний... Но на самом деле не то что страха -- волнения особого не было, только печаль. Кто там будет? И если этот кто-то обладает членораздельной человеческой речью, то не расскажет ли он для начала -- что ему надо и что им движет? И Денис расскажет, почему бы и нет? А.. как же мама, отец?.. Ладно, посмотрим... Машка, небось, десятый сон видит... Некуда спешить, шагом, обыкновенным шагом... И гало двинулось... навстречу... x x x -- Не забудешь? -- Записано, -- Леха хлопнул по карману. -- О, а что это у тебя за палка в руках? Ни фига себе набалдашник! Ну-ка... -- Эдик, нет у меня никакой палки... -- Тете Лене привет! -- Обязательно передам! Ну, все, побежал... Леха, наконец, выскочил от Эдика, и веселье тут же стерлось с него, как нарисованное. Пришлось десять раз подряд выслушивать претензии к будущей теще, пришлось пообещать прийти на свадьбу, пришлось пить... Леха из любопытства пробормотал бабушкино заклинание -- чистая работа, "балды" как не бывало! Оно бы все и хорошо, но в последний час Леху немилосердно прищемило за сердце... Он уж и так вертелся, и сяк, пока не въехал, что причина не в сердечных мышцах и не в межреберных... Этот где-то неподалеку. Леха решил идти через Фонтанку, через Марсово поле, потом вдоль по набережной... Рассвело, но город еще тускл, голубые, желтые и бежевые краски больше угадываются, чем видятся, но трава и деревья -- четко зеленые. Опа! Ноги сами принесли куда надо: ребята говорили о розоватой ауре -- вон она, в другой стороне от рассвета. А вот он -- ее владелец. Интересная в этом месте ограда, как он раньше на нее внимания не обращал? И кого же вы боитесь больше, медузы горгоны, меня или его? Леха прыгнул, не касаясь рукой решетки, и очутился в Летнем саду. Незнакомец шел от Марсова поля, навстречу, Лебяжий канал, служивший оградой с той стороны, также не задержал его, и Леха даже не уловил момента, когда незнакомец перемахнул через этот канал.... Леха замер. Слева сзади -- ограда, впереди -- дорожка со скамеечками, квадратный Карпиев пруд с отпузыренным боком, за ним опять дорожка, за ней... Парень, совсем молодой, как и описывали, но без своего каменного зверя. Опасность и приобретенное могущество невероятно обострили Лехины способности постигать сущее: то, что он видел впереди, имело форму человека, парня, примерно Лехиного ровесника... Но эта мощь... Такое ощущение, что само пространство прогибается под этим... этим. Дядя ╗си слишком оптимистично смотрел на вещи, когда рассуждал о слонах и кабанах. Такого слона ему не одолеть. Вот почему погибли все, кроме Мурмана... Так... Аленка, ну-ка слезай, побудь здесь, если что -- выручай, но это уже не обязательно... А ведь жутко. Жезл крысиного короля покалывал пальцы, силы сквозь в него вливались рекой, но это все равно детский смех, когда перед тобой совсем иные масштабы, ранга стихий и океана... Теперь их разделял только пруд. Рыжий, несколько хиловатый на вид, но внешность обманчива, как оказалось в очередной раз... Он не предпринимает ничего такого... Надо подождать и быть готовым... Денис первый ступил на поверхность водоема, свободно опустив руки вдоль туловища, но будучи в полной готовности атаковать и контратаковать. Лохматый верзилистый парень на другой стороне пруда держал в руках нечто вроде посоха, сантиметров семьдесят длиной, с серебристой шишкой на конце. И посох, и владелец его сочились мощью настолько очевидной и грозной, что страх прорвался наконец сквозь отрешенность и печаль, и Денис невольно замедлил шаг. Незнакомец -- видно было как замялся -- взглянул в упор на Дениса и тоже двинулся навстречу. Вода под ним приняла форму твердого круга радиусом в метр, и этот круг, сообразуясь с шагом незнакомца, постоянно держал его в центре, пройденный же путь уже не становился вновь водою, а оставался твердой дорожкой. Денис коснулся ее сознанием -- лед, обыкновенный лед... Остроумно. Пять метров расстояния, четыре, три... Два... Один. Сквозь колдовство и магию, пропитавшие землю и воздух в этой части города, не могли пробиться даже самые настырные любители угасающих белых ночей: от великого памятника работы Паоло Трубецкого, что на Миллионной улице, до Пантелеймоновской церкви, от Инженерного замка до набережной Невы никого народу, ни одного бодрствующего свидетеля в окнах -- только эти двое. Да, и еще анаконда Аленушка свернулась в полуметровое колечко у подножия исполинской вазы на берегу пруда: ей приказано не вмешиваться и она безмятежно выполняет приказ. И еще два существа не спят и догадываются о происходящем: паук Ленька и ворон Мор. Но они надежно заперты в квартире и даже феноменальные боевые способности обоих не в силах преодолеть защитную мощь окон, дверей и стен, так что и Мор, и Ленька до краев наполнены беспокойством, но вынуждены терпеть и ждать, пока Денис не сжалится и не освободит их, позволив быть при нем неотлучно, как это и положено им, его защитникам и любимцам. Что сказать? Что ему нужно такое сказать, чтобы он понял... Чтобы он знал, что ничто не обращается вспять, что маму не воскресить вне зависимости от того, раскается ли он, убивший ее, или будет прощен мною, не отомстившим за мать... Объяснить ему, да заодно и себе, что на фиг нужны все эти чудеса и моща в рукаве, если оба мы как марионетки движимы судьбою, роком, предрассудками старших и неутоленной любовью к родителям, а сами не властны ничего изменить, кроме как и впредь умножать и без того длинный счет взаимных кровавых претензий. Ведь он ровесник мне, и взгляд у него отнюдь не даунский; мы вполне могли быть невидимые приятели по Интернету, и уж почти наверняка у нас есть общие знакомые... Неужели не дано нам преодолеть воздвигнутых не нами барьеров. Да не может быть такого, просто не мо... Над городом раскатилось глубокое синее небо. Позолота Спаса-на-Крови и шпиль Петропавловки подтверждали: солнце восходит и нет ему поблизости тупых атмосферных преград, все абсолютно чисто. Но в безупречно прозрачном небе вдруг вспыхнул яростный гром: странно одновременные свет и звук, случайная зарница, наверное. Жезл словно бы сам среагировал на резкий взмах кисти рыжего незнакомца: стремительно высунул длинное острое жало и с силой влетел в грудную клетку его, напротив Лехиной правой руки. Денис попытался было ощупать витой, нагретый Лехиными ладонями ствол, но сморщился от непереносимой боли, потерял равновесие и начал медленно падать навзничь... Леха, немой от ужаса и ярости, потрясенно следил за тем, как жезл задымился, сначала у самой раны, которая уже дала первую струйку крови, потом все ближе и ближе к набалдашнику... Исчезли звуки и краски из этого мира, только наискось зависшее тело над водой, да замершие комья дыма, да багровая веточка с красными ягодками крови... Набалдашник взорвался оглушающим синим пламенем, под пару небесному, и краски вернулись в мир вместе с движением и звуком. Ледяная дорожка лежала на месте, подвластная не огню и лету, но одной лишь воле создавшего ее; на месте был и Леха, живой и невредимый... Но не было нигде жезла, подарившего окончательную победу своему последнему владельцу, и не было рыжего паренька, лютого врага, минуту назад стоявшего перед Лехой и готового что-то сказать ему или, наоборот, выслушать его... Леха брел напрямик, по воде и суше, по спасенному миру, через пруд, Лебяжий канал, Марсово поле, вдоль по набережной Невы. Он ничего не видел и не слышал, он ничего и никого не хотел видеть и слышать, он просто тупо шел, и в груди его неровно и нехотя стучало в один миг и на века постаревшее сердце... x x x -- Командир, куда путь держишь? На такси, может, ближе будет? -- Леха непонимающе поднял голову. Что за хрень? И этот туда же... -- А бензину хватит? -- Хоть до Луны, если надо будет. -- Знаешь фамилию этого чувака? -- Х'эх... Франклин, вестимо. -- Подарю обоих возле деревни Черная Псковской губернии... -- Поехали... Надо только будет быстренько заправиться... Уже далеко за городом Леха выкарабкался из ступора: помогла лютая злоба, навеянная прочитанными мыслями разбитного таксиста. Леха пригляделся повнимательнее: точно, суккуб, причем мужик (в последние десятилетия подобные дикости все еще редки, но уже утратили статус исключительности, -- прим. автора), везет его на обед, в качестве основного блюда... Леха прикрыл глаза. Ладно, тогда подправить суккубовы замыслы на чуть-чуть, чтобы аппетит в нем проснулся уже в родных лесах, возле деревни... Леха отлично представлял, что и как будет дальше, знал и то, что суккуб, когда все вскроется, не возьмет его на жалость и предсмертные мучения его будут воистину велики, в компенсацию теперешнему веселью-предвкушению... То-то Мурман запрыгает... Завтра же с ним в леса. Эх, бабушке ничего не купил... Леха почему-то верил, что вот он вернется, обнимет своих родных и они обнимут его, и спрячут, укроют от этой тоски и боли, если он сам справиться не умеет... А пока таксист жал свободной рукой кнопку радионастройки и сквозь зеркальце радостно позыркивал на заднее сиденье, на дремлющего смутного и лоховатого парня, и зрачки его были багровы... x x x Анаконда Аленушка подняла голову и зашипела: что-то случилось. Только что жизнь ее была проста и осмысленна и вдруг все кончилось -- повелитель исчез. Вид и запах существа, идущего по воде, тот же, но она -- она не принадлежит ему отныне и служить не обязана. Если бы повелитель вернулся в этот сгусток силы и страха, то и она бы не побоялась вернуться и с удовольствием заняла бы излюбленное место на его груди... Но те путы, что были наложены на нее когда-то, потеряли связь с повелителем и соскользнули... Змея не размышляла долее, она расплелась и, оставаясь такою же полуметровой, поползла через мост, на запах подвальной сырости, обещающей покой и сытость. Тихо ждать и жить, жить и ждать... одинокую тихую людскую душу... x x x Паук Ленька внезапно осыпался со стены перламутровым пеплом. Ворон прыгнул с жердочки под потолок, ударился грудью в окно и отчаянно закричал. Он понял: не уберег. Хозяин исчез навсегда, доказательства тому -- видения, которые он успел выхватить из погибающего мозга своего властелина, самого дорогого в его жизни хозяина и друга. Ворон опять, вне себя от ярости и горя, с лету ударил о стекло, но оно и на этот раз выдержало... Держали стены и двери, сотрясаемые чудовищными ударами, держали потому лишь, что сила, укрепившая их, тратилась именно с этим расчетом: защитить, и надежно защитить, хозяев от магических, колдовских и иных неприятностей любой мощи. И все же нашлось уязвимое место: в уголке бронированной входной двери тоньше самой тонкой трещинки мерцал стык между заклятьями, и ворон ударил в этот стык, и раз, и другой, и третий... Пройдет день, неделя, месяц или год, без пищи и воды, без сна, прежде чем трещинка поддастся и разойдется до нужных пределов... Да хоть столетие: упорства и ненависти Мору не занимать. Он освободится и найдет врага, найдет того, чей образ запечатлелся в угасающем сознании Дениса. Он найдет его и уничтожит. А для этого нужно жить и бить, бить, бить ненавистную дверь. Да будет так, вот так, вот так!.. x x x Скучно жить в чужом доме и без Лехи. Мурман наловчился спать почти круглые сутки, так ждать легче. Вдруг сквозь сон, уже под утро, тявкнул он жалобно, прямо по щенячьи, и возмущенный кот Васька подобрался, да и пошел спать во двор, в сарай, подальше от ужасающего этого запаха и воя... Куда хозяйка смотрит, нет бы выгнать наглеца, так она его и поит, и кормит, и чуть ли не вылизывает. Хорошо хоть на руки не берет... А снился Мурману кошмар: будто Леха обернулся вдруг вожаком-хозяином, и Мурман понимает, что обратного превращения не будет. Ни санок, ни каникул, ни совместного лая в лесу -- ничего этого не будет, а только жизнь и служба вожаку-хозяину. И так горько стало Мурману, что, умей он плакать -- расплакался бы, но он не умеет... Мурман перебирает лапами во сне, царапает клыками половик и вновь тоненько тявкает, словно бы охает и жалуется кому-то... x x x В тот год, ближе к середине августа, довелось мне оказаться в районе метро "Василеостровская". А нужно мне было попасть к метро "Черная речка", где меня ждала теплая компания на двух машинах, чтобы нам всем вместе ехать в Дом творчества кинематографистов и там веселиться на просторе в течение нескольких суток напролет. Я слегка опаздывал, чего делать очень не люблю, и нервничал по этому поводу. И вот на углу Пятой линии и Малого проспекта я, что называется, нос к носу столкнулся с Машей. И так-то мне стало грустно... Ну, а как бы я ей помог?.. Да и к тому же, повторяю, опаздывал. (Впрочем, никто мне этим не попенял тогда, при встрече на Черной речке...) Нет, ровна была ее походка, и щеки уже не зареваны, и ходила она по улицам -- не то что месяц до этого, когда она разве что в мусорные баки не заглядывала в бессильных и отчаянных поисках... Да... Смирилась, типа. Вру. Не смирилась. Просто поверила, наконец, что все кончилось, и эта волшебная любовь, ее и Дениса, умерла и уже не вернется к ним... к ней... Но кто может измерить глубину раны, что открылась тогда в ее душе? Я бы не рискнул. Но ведь не может такого быть, чтобы хорошенькая, неглупая и отважная девчонка семнадцати лет от роду, отныне проведет оставшуюся жизнь в бесплодных воспоминаниях и стенаниях, навеки одна. Не должно быть такого, чтобы любовь, внезапным светом и радостью наполнившая твою жизнь, сверкнула ранним человеческим утром, как росинка на листе, и исчезла бесследно в бесконечном небе -- иди, мол, и оплакивай ее всю оставшуюся старость... Так не бывает, чтобы однажды испытанное чувство, пусть даже такое же сильное и искреннее, в свое время -- далеко ли, скоро ли -- не было бы заслонено другим чувством, не менее искренним и глубоким. Так не бывает, чтобы человек один-единственный раз, легко, мимолетно и беспечно вкусил того, что мы называем странным и зыбким словом "счастье" и больше никогда, никогда, никогда, ни на миг не обрел его вновь. Нет, так не бывает. Так не бывает. Конец