Евгений Медников. На реках бабилонских
Опубликовано в журнале "Стерн" No4, в сетевом и бумажном варианте.
Проблема преобразования мира в Арканаре, на Голуэе и в Бабилоне
Заметки
http://www.lito.spb.ru/stern/stern4/mednikov.html
Как я впервые прочитал "Трудно быть богом" - не помню. Вроде бы был
какой-то полуслепой текст, отпечатанный на ротапринтной машине "Эра". Или
томик, данный мне на два дня... В общем, время прошло, произведение в голове
осталось, а обстоятельства, при которых с ним познакомился - начисто
вылетели.
А вот как было дело с книжкой "Русские сказки" Романа Злотникова, помню
точно - ведь было это несколько месяцев назад. На книжном развале в подвале
Олимпийского прохожу я мимо лотка, на котором выставлены боевички с яркими
картинками на обложках. И слышу, как продавец вещает потенциальному
покупателю: "Это когда как бы Февральская революция произошла, а Октябрьской
не было..." Тут я останавливаюсь и поворачиваюсь к лотку, поскольку всякие
альтернативные варианты развития истории мне интересны, а книжки на эти темы
пишет даже Бушков.
Но это оказалась не альтернативная история, а, как было обозначено на
обложке, "фантастический боевик". Продавец продолжал: "И в этот момент он
там появляется и начинает всех крушить..." Обложка являла суперменистого
детину в шинели с красными отворотами и с пулеметом "Максим" наперевес. Я
хмыкнул скептически, поскольку знал, что поднять-то такой пулемет без станка
в одиночку можно, а вот стрелять из него с рук затруднительно. Но книжку все
же решил купить.
Как я впервые прочитал "Кромешника" - не помню. В онлайне вещи такой
величины перевариваются с большим трудом, и впечатления от романа не
составилось никакого. Впоследствии, раздобыв два геликоновских томика, я
читал роман как будто впервые.
Зато я отлично помню, как впервые узнал об авторе "Кромешника".
Никакого О'Санчеса я тогда не знал, зато видел в интернете Александра
"Санчеса" Милицкого. И вот тут появляется еще один "Санчес". Далее в одной
из гостевых между ними возникает спор, кому же должен принадлежать ник,
оказавшийся общим. Милицкий выдвигает какие-то аргументы. У О'Санчеса
аргумент был один, простой и бесхитростный: мол, уже выходит книжка "Побег
от ствола судьбы на горе жизни и смерти" (это та, что впоследствии стала
"Кромешником"), на обложке которой написано "О'Санчес", и что бы там ни
рассуждали, ситуация остается за ним.
Примерно так же относится к миру и Гек, герой "Кромешника". Что бы там
ни делали окружающие, ситуация остается за ним - просто потому что его
аргументы в данный момент убедительнее. Вернее, один аргумент - сила.
"Трудно быть богом" - культовый роман целого поколения. "Русские
сказки" - добротная коммерческая проза, которую поклонники "серьезной
литературы" и не заметили. "Кромешник" - книга претендующая на философское
наполнение, уже пержившая два издания, имевшая в интернете определенный
резонанс и тем не менее воспринимаемая частью читателей как заурядный
боевик.
Герой Стругацких - человек, вооруженный техникой земного двадцать
второго века и оказавшийся в инопланетном средневековье, в Арканаре.
Супермен, по существу - и не только потому, что быстрей других мечами машет.
В случае чего может и золота наштамповать сколько надо, и вертолет вызвать.
Изо всех своих суперменских сил коммунар Антон ( вместе с десятками других
окопавшихся на планете "прогрессоров") спасает местных изобретателей от
преследований и творит иные добрые дела.
В "Сказках" трое землян из далекого будущего свалились во временную
дыру (впрочем, дело опять же происходит на другой планете). Попали в
заварушку наподобие большевистского переворота. Попали они туда абсолютно
голыми, так что никаких высоких технологий принести с собой не удалось. И
тем не менее один из них, майор Голицын, супермен - не только потому что
русский, а потому что секретные генетики над ним хорошо поработали. И теперь
он может не только из станкового пулемета навскидку палить, но при этом
каждая пуля попадает куда нужно. Ну, реакция у него такая - любая пуля из
очереди находит чей-то лоб, да не просто чей-то, а тех, кто поднял свое
оружие. В общем, голыми руками может задавить любую мировую революцию...
Герой "Кромешника" (Гек, он же Кромешник) - тоже супермен. Правда, не
такой эффектный, как Антон-Румата или Иван Н. Голицын. Трудились над ним не
генетики, а только папаша-пьяница с мамашей, однако же реакция у него тоже
гораздо лучше, чем у остальных. Живет он в придуманном О'Санчесом Бабилоне
(где-то возле Фолклендов, у Южной Америки). На мерцание монитора и лампы
дневного цвета спокойно смотреть не может, а уж если нападет на него
десяток-другой отморозков - мало им не покажется, всех уложит. Мировой
революции на повестке дня в Бабилоне нету, разве что государственный
переворот местоного бабилонского масштаба. Но у Гека задача находится -
устроить, чтобы криминальный люд на воле и в местах лишения свободы жил "по
понятиям".
Антон и Иван - посланцы Земли на межпланетных просторах. Точнее -
России. У Стругацких это, впрочем, не важно, ибо Земля - единая
коммунистическая планета. А у Злотникова на ней существует Российская
империя и конкурирующие с ней Соединенные Штаты, а также Объединенная
федеративная республика (немцы) и, очевидно, прочие страны.
Голицын - фамилия аристократическая, и, как вскользь сказано, многих
предков Ивана порешили во время революции и гражданской войны. Сам же он,
надо думать, потомок того самого поручика Голицына, который не внял
восклицанию "Зачем нам, поручик, чужая земля ?!" Россия Ивана Голицына давно
вернулась на монархический путь, но, памятуя о пролитой голицынской крови,
заварушку на планете Голуэя он принимает близко к сердцу. Как только
очнулся, так сразу взял в руки пулемет и начал крушить "товарищей" (которые
здесь, впрочем, именуются "соратниками").
Социальное происхождение Антона в его времени не имеет значения. Были
ли его предки во времена Великого Октября комиссарами в пыльных шлемах или
кем-то еще - неважно. "Румата" - коммунар. Там у них, в двадцать втором
веке, все коммунары.
Впрочем, ему приходится маскироваться - не поймут-с, средневековье-с.
Поэтому Антон притворяется аристократом, доном Руматой. Ему, правда,
противно это делать. "Не идет аристократизм", как говаривал в свое время
Жванецкий. Правда, быть аристократом в Арканаре - это презирать
простолюдинов, драться и всяким разным образом непотребно себя вести. Но вот
именно это у положительного коммунара дона Руматы получается плохо. То есть
побесчинствовать и перебить посуду попавшегося на пути гончара он еще может,
но при этом за разбитые в результате бесчинств горшки щедро заплатит
золотом. А уж как не хочется человеку коммунистических убеждений ночевать с
похотливыми местными дамами... Но дамы могут сообщить важные для
прогрессорской деятельности сведения!
А вот Голицыну не приходится притворяться аристократом - все видят, что
он такой и есть. Взяв себе аристократическое имя, "князь Росен" ведет себя
так, как должен вести аристократ. Сражается за восстановление порушенного
катаклизмом государства, спасает бывшего самодержца ("суверена") и
организует изничтожение "соратников".
И Гек, Гекатор Сулла, тоже живет под псевдонимами. Зовется ли он Тони
Руссо, Тони Сордже или Стивен Ларей - не важно. Потому что его настоящее,
аристократическое имя, "горькое и тяжкое", до поры не знает никто -
Кромешник. Гек - аристократ самой высокой пробы. "Пробами" в Бабилоне
называются уголовные касты - ржавые или золотые, скуржавые, фраты,
трудилы... Гек стал последним Большим Ваном. Варлак и Суббота, два чудом
выживших представителя этой легендарной пробы, выкорчеванной государственной
машиной подавления, перед гибелью своей назначили его преемником. "Ваны
уходили в никуда, в ночь. Они смиренно понимали, что поставлен предел их
земному существованию, что они последние осколки былого величия уголовного
братства; но вот смириться с тем, что умрут старинные блатные традиции и
принципы, что навеки канут в безвестность анналы их славного прошлого, -
этого Ваны не могли и не хотели". Гек получил на тело все нужные наколки,
узнал все вановские примочки и секреты, запомнил легенды и песни, перенял
"понятия". И остался один.
Безусловно, и Арканар, и Голуэя, и Бабилон - не более чем маски, в
разной степени прозрачные. За подробным рассказом О'Санчеса об обычаях
бабилонских зон угадываются реалии российских ИТУ. В произведении Стругацких
отразился тогдашний реально волновавший многих конфликт между
коммунистическими идеалами (в которые определенная часть общества,
безусловно, искреннее верила) и реальным состоянием этого самого общества, с
которым не построишь даже "один хороший социализм", как говаривал герой
Искандера. У Злотникова - просто-таки перепев реалий российского
большевистского переворота, даром что вместо Киева - Коев, а в бронепоезде
сидит не товарищ Троцкий, а соратник Птоцкий. Все узнаваемо - и офицеры с
барабанниками вместо револьверов, и мужичонки, в уста которых автор
вкладывает замечательное словечко "ыбло" (применяется, например, в качестве
обращения).
Чего хочет герой романа Злотникова - понятно. Он хочет переделать (в
лучшую, понятно, сторону) этот мир. Вернее, тот, Голуэю. Сделать так, чтобы
всякое ыбло, претендующее на управление бывшей великой страной, получило по
сусалам и водворилось на подобающее ему место. Для этого надо всего ничего:
спасти суверена, которого уже завели в подвал расстреливать, написать
толковый устав новой армии... Организовать эту самую армию, повыполов из ее
рядов тех, кто по разным причинам больше вреда приносит, чем пользы. В деле
чистки своих рядов "князь Росен" непреклонен: "Бабахнул выстрел. Между глаз
атамана возникла аккуратная, будто нарисованная дырочка, он уронил шашку и
рухнул на пол. Несколько мгновений в комнате стояла мертвая тишина. Князь
убрал барабанник и, повернувшись к полковнику, спокойно сказал:
- Позаботьтесь о теле, командующий, и назначьте нового атамана. - И
после паузы добавил: - Надеюсь, это будет ПОСЛЕДНЯЯ измена". Ну, а уж
противников крошить - будьте любезны, на войне как на войне.
Чего хочет герой романа Стругацких - тоже понятно. Он хочет переделать
(в лучшую, понятно, сторону) этот мир. Вернее, тот - Арканар. Он приближает
светлое коммунистическое послезавтра, до которого ни один из нынешних
аборигенов, безусловно, не доживет. А вот с методами приближения этого
послезавтра у "дона Руматы" и его друзей-коммунаров неувязочка. Даже самого
злобного и исторически вредного гражданина они не могут насильственно
обезвредить. Мораль-с не позволяет-с.
"Дон Гуг сказал, чуть заикаясь:
- Вы, товарищи, серьезно все это?
- Что именно? - спросил дон Кондор.
-Ну, все это?.. Убить, физически убрать... Вы что, с ума сошли?"
Действительно, товарищи, непорядок. Как известно, сторонники
коммунистической идеологии не применяли к своим противникам (а уж тем более
соратникам) никаких иных методов, кроме разъяснений и дружеских увещеваний.
А тут - коммунары (высшая стадия развития коммунистов, надо полагать) - и
вдруг убивать дона Рэбу. Нельзя. Никак не можно-с.
Чего хочет герой романа О'Санчеса - ясно не очень. Собственно, ясно,
что он хочет переделать (в лучшую, понятно, сторону) этот мир. Вернее, тот -
Бабилон. Но вот в какую сторону... Ему ясно с чем бороться - извести
наркоту, ликвидировать поборы беспредельщиков с честных граждан на воле и с
"трудил" на зоне. Платить граждане и трудилы, конечно, будут, но ему,
Кромешнику. И сугубо добровольно. Утопия убогонькая, но она вполне
соответствует миру, в котором родилась - да и придумал ее не академик, а
уголовник, пусть и весьма необычный. На пути к этому смутно видимому
идеальному устройству мира Гек-Ларей-Кромешник сметает всех. Врагов,
естественно, не жалеет - но и друзей не щадит, если кто-то замарался или
повел себя неправильно:
"Ларей поднял пистолет - откуда успел, только что с пустыми руками
сидел?.. - и выстрелил, не вставая с места. Пуля аккуратно пробила лоб и
оставила в стене дырку, окруженную маленьким нимбом, составленным каплями
мозгов и крови, брызнувших из растерзанного затылка. Тело бедного Китайца
завалилось в одну сторону, а стул в другую".
Беда только в том, что мир откликается на гуманизм Руматы и жестокость
Ларея одинаково равнодушно. Оба преобразователя мира чувствуют, что черпают
море чайной ложкой. Да и Иван Голицын-то... Ну, выиграл он гражданскую
войну, добился у суверена обещания, что править тот будет гораздо лучше,
чтобы бунт не повторился... Книжка заканчивается, но история-то идет дальше,
и неизвестно, не возникнет ли на исторической сцене через десяток лет новый
отряд "соратников". Мир ироничен по отношению к желающим преобразовать его.
Проявляя свойства пружины, сначала поддается, а потом - р-раз!
Для дона Руматы все закончилось неплохо - его вывезли на Землю, а что
до психологической травмы, то это уже частности.
Против Кромешника была направлена вся мощь государственной карательной
машины. А подстрелил его забитый солдатик, почти случайно подстрелил, за что
и получил орден и миллион талеров. Мир, назначая наказания
энтузиастам-преобразователям (особенно самым сильным), иногда иронично
выбирает самых ничтожных исполнителей своей воли. Правда, Гек попал в плен и
в больничку, а затем те, кто за ним охотился, решили с последним Ваном
разделаться окончательно.
Последняя глава "Кромешника", не считая эпиграфа, состоит из двух слов:
"Он выжил". Выжил, а, значит, легко отделался. Битва с миром характеризуется
одной неприятной особенностью - тем, что в качестве ее исхода победа
человека не предусмотрена. Есть только разные сорта поражений. Геку достался
не худший сорт. Он выжил.
P.S. Хотел написать статью про "Кромешник" О'Санчеса. Не вышло. То, что
вы прочитали - не более чем контуры или наметки настоящей критической
работы, которая, вполне возможно, даже и будет написана. Точка, от которой
стоит рассуждать дальше. Проблемы сильного героя, берущегося за
преобразование мира - тема, возникшая не в "Трудно быть богом". Надо думать,
и "Кромешник" эту тему в нашей литературе не завершил.
(c)Евг. Медников
Размышления о Кромешном Обществе и его Героях
Опубликовано на литературном сайте "Яхта"
http://yacht.zamok.net/Sanches/cixi.html
...Не спасешь того, за кем следуешь.
Его сердце не весело.
Ицзин
...Рассмотрим роман О`Санчеса "Кромешник" с позиций социальной
психологии. Такой анализ напрашивается, поскольку история жизни главного
героя, которой и посвящен роман, представляется детальной иллюстрацией к
современным теориям харизматического лидерства. Роман многогранен,
многослоен, и из основного сюжета, как от ствола, грубого и жесткого,
отходят и ветви философских обобщений, и изысканные хокку - похожие на
прелестные райские цветы. Кажется странным, тревожащим такое смешение стилей
и типов мышления. Однако именно эта необычность, эклектичность, если
читатель найдет в себе даосскую способность принимать сущее как оно есть или
хотя бы достаточной широты мироощущение, просто выдергивает его из рутины
ортодоксальных взглядов. Главный герой - Кромешник - является как бы
сконцентрированной проекцией всего романа. В нем органично слиты свет и
тьма, день и ночь, молодость и старость, Спаситель и Люцифер. Он является
жертвой и палачом, он абсолютно свободен и одновременно является пожизненным
узником. Он - самый отверженный и одновременно он - царствует. Он своим
существованием и подтверждает, и опровергает любые социальные теории и
доктрины. Кромешник - единственный главный герой романа; остальные
персонажи, несмотря на их многочисленность, остаются всего лишь фоном,
знаками, условиями и материалом для его полного воплощения. Однако оставим в
стороне символичность и многозначность имен действующих лиц романа, которые
доказывают, что персонажи его принадлежат не к реальному миру, а к миру идей
и знаков. Обратимся к феноменологии.
Какие же социальные идеи зримо воплощает Кромешник, он же Ларей, он же
Гек? Прежде всего, как уже сказано выше, он есть иллюстрация
харизматического лидера. Напомним, что термин "харизма" был введен Максом
Вебером и получил последнее время в среде российских политтехнологов и
смежных специалистов статус наиболее модного термина. Сейчас только ленивый
не пишет о харизме. Напишем о ней и мы.
Вебер указывает, что понятие харизма "применяется к определенному
качеству личности индивида, благодаря которому он отличается от обычных
людей и воспринимается как обладатель сверхъестественных, сверхчеловеческих
или исключительных способностей". Здесь же он поясняет, что "эти качества не
свойственны обычному человеку, они приписываются божественному происхождению
или воспринимаются как образцовые, благодаря чему индивид считается вождем
(leader)... Харизма признает только внутреннюю детерминацию и внутренние
ограничения. Обладатель харизмы ухватывает предназначенную для него свыше
задачу и требует от других послушания и следования за ним в силу своей
миссии" [М. Вебер]., (Цит. по Н. Фреик).
Йоханнес Штайрер, профессор Экономического университета Вены, выделяет
4 основных харизматических архетипа: патерналистский ("Отец"), миссионерский
("Спаситель"), величественный ("Царь") и героический ("Герой"). Прежде всего
покажем, что Кромешник точнее всего соответствует "героическому" типу.
Процитируем Нойбергера:
"Герой является "юношеской противоположностью" состарившегося отца и
олицетворяет то, чем некогда был наделен сам отец, - мужество, закаленность
в боях. Герой, непоколебимый и одинокий, наделенный сверхчеловеческими
силами, идет своим путем, побеждая всех врагов, завоевывая восхищение и
признательность окружающих и обретая в конечном счете бессмертие. Он никому
не подчинен, реализует коллективную мечту о власти и свободе,
самодостаточен, самобытен даже в своих фантазиях, могуч и силен. Короче:
герой всегда грандиозен".
Не правда ли, перед нами краткое описание главной сюжетной линии романа
- истории становления Кромешника?
Однако все не так просто. В Кромешнике мы, хоть и на втором плане,
можем проследить черты всех остальных харизматических типов:
"Образ отца ассоциируется как с "деспотичным отцом-господином", так и с
"отцом-благодетелем", для которого окружающие - дети. В рамках общества с
преобладающими патриархальными представлениями отец - это прообраз
создателя, родителя и неограниченного владыки. В соответствии с типом
деспотичного господина он кажется рассудительным, сильным, всезнающим,
большим и всемогущим, стабильным, непоколебимым и надежным. Как отец "всех
детей" он может обращаться со своим окружением благожелательно, заботливо,
покровительственно, с пониманием, прощая ошибки и прегрешения, а может,
наоборот, относиться строго, требовательно, грозно, проявляя власть и
наказывая непослушных". - Разве и это описание харизматического типа "Отца"
не про Кромешника, особенно в отношениях его со "свитой"?
"Царь" - "поздний" Кромешник, "ученый муж": по Штайреру, "Руководитель
обладает величественной харизмой, если в высокой степени проявляет такие
качества, как интроверсия и аутентичность, готовность к кооперации и
тонкость чувств, а также исключительность и независимость".
Наконец, харизматический архетип "Спасителя" (вспомним, как
Ларей-Кромешник принимает решение "спуститься во Ад" - добровольно
отправляется в "Зону"*, чтобы восстановить там обычаи благородных урок -
"Больших Ванов"): по Нойбергеру, " это тип харизматического обновителя,
великого преобразователя, мага-волшебника, превращающего все сущее в лучшее.
Он наставляет массы на истинный путь, ломает их "своеволие", делает
послушным инструментом. В фокусе его влияния - добровольное подчинение масс
необыкновенной харизме лучезарной личности, которая настолько далека от
повседневности, что не может быть измерена земными мерками".
Итак, в Кромешнике налицо органичное соединение всех четырех
харизматических типов. И если личность, обладающая харизмой, обладает особой
энергией влияния на окружающих, то, следовательно, Кромешник обладает этой
энергией четырехкратно. Он - первый и последний, и других уже не будет.
Теперь стоит разобраться в самом источнике энергии, ассимилированной
Кромешником. Здесь нам на помощь приходит, на наш взгляд, очень плодотворная
"пассионарная" теория Льва Гумилева. Но прежде нужно договориться о
терминах. "Харизматический лидер" и "пассионарий" суть неполные синонимы.
Понятие "пассионария" более емко и системно. Но для простоты (у нас ведь не
научный терминологический диспут) будем их считать релевантными. Итак,
"пассионарность, - по определению Л.Н. Гумилева, - это врожденная
способность организма абсорбировать энергию внешней среды и выдавать ее в
виде работы".
По каким признакам можно обнаружить пассионария? Какими качествами он
обладает? Опять позволим себе цитату: "Пассионарность как характеристика
поведения и психики - это активность индивида, которая проявляется в его
стремлении к цели (иногда - иллюзорной), требующей от него сверхнапряжения и
жертвенности. У пассионариев социальные и идеальные потребности доминируют
над биологическими ( Бариев).
Иными словами, для пассионария изначально характерно то самое сочетание
предельной страстности и предельного самоконтроля, о которых было упомянуто
ранее. Именно об этом свойстве, крайне желательном для правителя, говорит
Макиавелли: "Государь должен усвоить то, что заключено в природе и человека,
и зверя. Не это ли иносказательно внушают нам античные авторы, повествуя о
том, как Ахилла и прочих героев древности отдавали на воспитание кентавру
Хирону, дабы они приобщились к его мудрости? Какой иной смысл имеет выбор в
наставники получеловека-полузверя, как не тот, что государь должен
совместить в себе обе эти природы, ибо одна без другой не имеет достаточной
силы?".
Кстати, молодой Гек всерьез увлекался Макиавелли. Возможно, он своей
звериной интуицией чувствовал заранее, что предстоит ему однажды нести
тяжкую ношу Правителя.
Итак, любой природный правитель - пассионарий - суть Человек-Зверь, а
также - Жертва. Но Кромешник - особый случай. Все дело в источнике
пассионарной энергии, им полученной. "Традиционный" пассионарий, по
Гумилеву, усваивает природную космическую энергию. "Заряжающим" эффектом
обладает также соединение названных выше несовместимых качеств- страстности
и самоконтроля - типа "электрической батареи". Не такой ли контрастной
структурой личности обладает наш герой? Но это - констатация внутреннего
энергетического источника de facto, мол, да, он такой - сложный и
контрастный, необыкновенный, этот Кромешник. Но откуда он такой взялся и
куда он идет? Хилый заморыш, сын алкоголика и проститутки, который по
определению не должен был развиться дальше диагноза ЗПР - "задержка
психического развития", откуда он такой - влекомый гением? Ищите ответ на
вопрос, и, возможно, кто-то проницательный вам однажды подскажет, что далеко
не случайно Гек делает себе лицо Джеза Тинера, Джеза Тинера, Большого Вана,
погибшего от радиации, но успевшего передать свое семя какой-то бабилонской
шлюхе. Почему кости Джеза Тинера, хранителя "общака", так не дают покоя
Геку-Кромешнику? Только ли несметные золотые слитки получил он в наследство
от Больших Ванов? И единственным логичным ответом будет тот, что и
пассионарную энергию свою, и природные способности он также получил от
Больших Ванов и, стало быть, является также и их кровным наследником.
Однако что является энергоисточником, напитавшим Гека-Кромешника?
Чистая ли эта природная космическая энергия? Увы, такой энергией для него
явился созданный искусственно монстр - энергия термоядерной бомбы, испытания
которой неудачно прошли вблизи лагеря, где находился Джез Тинер.
Следовательно, происхождение пассионарности Гека - не космическое, а земное;
не чистое, а темное. Общество само искусственно создало своего Кромешника,
сотворив его по своему образу и подобию, снабдив его своей собственной
целью. Но какой может быть цель общества, которое все пропитано
безнравственностью и преступлением? По Л. Гумилеву, такое общество
соответствует фазе "обскурации". Вот как описывает ее Л. Н. Гумилев: "Всякий
рост становится явлением одиозным, трудолюбие подвергается осмеянию,
интеллектуальные радости вызывают ярость. В искусстве идет снижение стиля, в
науке оригинальные работы вытесняются компиляциями, в общественной жизни
узаконивается коррупция, в армии солдаты держат в покорности офицеров и
полководцев, угрожая им мятежами. Все продажно, никому нельзя верить, ни на
кого нельзя положиться, и для того, чтобы властвовать, правитель должен
применять тактику разбойничьего атамана: подозревать, выслеживать и убивать
своих соратников".
Фаза обскурации - "глубокая дряхлость" социума. Время для такого
общества остановилось, само общество обскурантов "спрессовано" на одномерном
Дне Времен. Единственное хорошее, что его ждет - это гибель, поскольку есть
надежда, что из этого Праха однажды родится жизнеспособный социум.
Кромешник, как и положено пассионарию, глубоко впитывает главное направление
пути того общества, частью и средоточием которого он оказался. "Убей меня! -
как бы говорит этот Дряхлый Старец своему Избраннику, - не хочу больше так
мучиться..."
Если это так, то становится понятым смысл поэтической прелюдии романа:
"Предрекая вечный сон
Двум Владычицам Времен,
На семи гнилых корнях
Ждет судьбу Кромешный Прах.
Он не добр и не зол,
Он бессилен и беспол,
Но во чреве у него
Зреет гибель и родство.
В судный день, в урочный год
В нем Кромешник прорастет.
Он, пожрав кромешный прах,
На семи гнилых ветрах
Улетит оттуда прочь,
В мир, где правят День и Ночь.
Он отринет Рай и Ад,
Встанет выше всех преград
И в безумии своем
Опрокинет окоем,
Чтобы ввергнуть в вечный сон
Двух Владычиц Всех Времен".
***
"Самый лучший лидер, в лучшем случае, только помогает мудрости,
изначально присущей группе... Настоящим лидером всегда и везде является
каждый, кто сознает назревающий процесс и помогает ему осуществиться. Лидеры
- это те, кто умеет предугадывать Дао" ( А. Минделл).
Кромешный свет, или Проделки Люцифера
---------------------------------------------------------------
Опубликовано на литературном сайте "Русский переплет" и в газете
"Лондонский курьер"
http://www.pereplet.ru/cgi/kot.cgi?id=21#21
---------------------------------------------------------------
Кромешный свет, или Проделки Люцифера
Недавно вторым изданием выпущен в свет замечательный роман: О'Санчес.
Кромешник. Побег от ствола Судьбы на горе Жизни и Смерти (Сага-небыль о
Кромешнике). В 2-х томах (книги первая и вторая). 320 С. и 364 С. СПб.,
<Геликон Плюс>. 2000. Тираж 1500 экземпляров. Первый тираж (издательство
<Симпозиум>; в одном томе) разошелся очень быстро.
Частенько я пишу о карнавально-игровых книгах (Борис Акунин, Сергей
Обломов). Вещи эти милы, остроумны, элегантны, забавны и исключительно
приятны для легкого чтения. Однако есть и серьезная литература, оттесненная
в силу ряда причин под плетень словесный. Роман <Кромешник> - большое
событие в большой литературе. Кстати, книга уже номинирована на премию
<Национальный бестселлер>. Читатель спросит, а о чем роман. Отвечаю: все о
том же, о чем хотел Пастернак поговорить со Сталиным, - о жизни и смерти. С
полной ответственностью заявляю: книга написана поразительно талантливо,
жестко, жестоко. Специально не употребляю терминов из более высокого
регистра: автор жив-здоров, слава Богу. Никакого сюсюканья, умилительного
заигрывания с читателем, прямо молотком по башке.
Писатель выступает под бархатной маской псевдонима. Никогда не забуду,
как лектор по марксистско-ленинской эстетике из Высшей партийной школы
доверительно сообщил нам, студиозусам: <Папаша русского символизма Борис
Бугаев скрывался под псевдонимом Андрей Белый>. Известно, что писателю около
сорока лет, что он - питерец. У меня были с ним две короткие встречи с
пустячными разговорами. Впечатление - большой человек, серьезный господин.
Книга сложна и многогранна, она может быть истолкована двадцатью
способами. На поверхностный взгляд, это обстоятельная, захватывающе
интригующая добротная гангстерская сага. Бандитские похождения героев
читаются взахлеб, не оторвешься. Кстати, книга пользуется огромным успехом у
насельников <крыток> (тюрем) и лагерных зон. Пошлейшая аналогия - <Крестный
отец> и другие романы Марио Пьюзо. Американский итальянец - отличный
писатель, однако, ощутимо поверхностный. Вот так. Автор проявляет такое
некнижное знание зековского житья-бытья, что возникает прямой амикошонский
вопрос: а не был ли он сам за <Хозяином>, где <чалился>, когда <откинулся>?
Впрочем, это не наше собачье дело. В романе уделено много места пресловутой
<сучьей> войне, описанной Шаламовым и Солженицыным. Думаю, что эти сведения
писатель получил не только из литературы.
В книге несколько сотен персонажей, роман причудлив, прихотлив,
мастерски выстроен и выделан. Читатель, вспомни бессмертное школьное
литературоведение: сюжет - последовательность событий в произведении; фабула
- та же последовательность событий, но в режиме <реального времени>. У
О'Санчеса сюжет и фабула не совпадают, что придает роману особый колорит в
узнавании главного героя с разных точек зрения, в разные периоды загадочной
жизни. Сомневаюсь, что О'Санчес лепил текст прямо на монитор (как я эту
заметку). Если и так, то потом текст подвергался скрупулезной и мастерской
правке.
У центрального персонажа много имен, основные - Гекатор Сулла и
Кромешник. Читатель, друг мой высокий, наморщи лоб, вспомни историю
античности (в шестом или пятом классе проходили). Геката - богиня колдовства
- в самом простейшем понимании, а Сулла - кровавый римский диктатор. Ну вот,
получается, что имя героя означает <колдовской диктатор>. Кстати,
Гекатор-Гек управляет своими бандами железной рукой, отличается редкой
жестокостью, не боится пролития крови. А Кромешник, увы, означает не что
иное, как обитатель ада, <обреченный на мглу> (Т. 2. С. 23). Все. Чуешь,
серным чадом запахло. Роман овеян ощутимым христоборческим дымком, читатель,
усвоение книги требует определенного духовного мужества. Всего один раз
проговаривается о своем герое, жителе выдуманного государства Бабилон в
южном полушарии, посвященном гибнущими стариками - преступными
<авторитетами> в высшую ступень иерархии: <Зловещей кометой взошел над
лягавскими резервациями и клетками Последний Ван - реликт ушедшей эпохи,
чернейший князь из уголовного племени, начисто выжженного роком и
политической инквизицией.., мифический Кромешник - сгусток мути, ужаса и
войны> (Т. 2. С. 237).
Эге, скажет проницательный читатель, понятно: герой - Люцифер, Асмодей,
Вельзевул. Так-так, добавлю я, возможно, и Антихрист. Плодом невероятных
преступлений-приключений Гекатора явилось двойное отрицание: <Я отрицаю
мудрость! Я - ее - отрицаю!> (Т. 2. С. 318); <Я - ОТРИЦАЮ - ВРЕМЯ!> (Т. 2.
С. 364). Естественно, я не стану пересказывать жизненные и духовные кульбиты
героя, выстрадавшего эти максимы. Прочитай, узнаешь.
В невероятном финале романа упоминается львиноголовая птица Анзуд из
шумеро-аккадской мифологии, посредница между землей и небом, между людьми и
языческими богами, нарушительница божественного права, носительница злого
начала. Не исключено, что и Гекатор Сулла - таинственный посредник между
людьми и демонами. Не обошелся писатель и без специфической хтонической
мистики (темы подвалов, провалов в земле, закоулков ада - вместилища времени
и пр.). Отмечу, что в романе определенно-жутковатая роль отведена
натуральным кровососущим <мелким бесам> по имени Вакитока и Пырь. Впрочем,
все это - мое наивное истолкование, частное мнение по частной проблеме.
Автор не раскрывает свои карты, на то он и писатель, теург и плут.
О'Санчес - очень культурный, начитанный человек, а это, поверьте, так редко
бывает. Закамуфлировать философский роман под увлекательный детектив-боевик
с пальбой, поножовщиной, взрывами, тюремными эскападами - бесподобная идея,
блестяще осуществленная. Смею думать, что такого еще в литературе не было. И
не только в русской
О'Санчеса, как и любого истинного художника, мучает смерть, блазнится,
манит, улещает и обманывает. Лучшие страницы романа посвящены этой жуткой,
но никоим образом не устранимой данности. Столица государства Бабилон,
разумеется, стоит на берегу реки Тикс (Стикс!). Писатель создает до дрожи
ужасный, но пленительный двойной образ Неумолимых Дев: < На берегу реки
Океан, омывающей Землю, развлекаются с удочками сестры-двойняшки. Они хотя и
сестры, но мало в них сходства: старшая вечно прекрасна во всесильной юности
своей, она благоухает весенним лесом, звездами, радостью. Младшая курноса,
одета в саван, измождена вечным гладом, от нее исходят волны тлена и сырого
холода. Но нет в ней дряхлости, и силы ее безмерны. Обе они длиннокосы, обе
они девы, ибо никому еще не удавалось овладеть ими сполна: только дерзнет
герой-любовник, коснется десницы десницей - а пыл и разум его уже распались
на атомы или угасли >. Роман, полагаю, будет переводиться на иностранные
языки. Тяжко будет переводчику на немецкий: смерть-Tod - мужского рода.
Ну, скажет читатель, <высокий штиль>. А ты подумай, кого ловят удочками
сестрички? О высоком подобает говорить высоко. Роман, кстати, отличает
неимоверное смешение речевых стилей: <от стихотворений в прозе> до <блатного
арго> и табуированной лексики. Да-с, эффект контраста.
Я уже сказал, что книга О'Санчеса очень жесткая, добавлю еще, что ей
присущ мощный авторский тоталитаризм в оценках, суждениях, прогнозах о
будущем частного человека и всего человечества. Вот так и никак иначе. Не
соглашаешься, не читай. А станешь читать - убедишься, что талант
писательский прет из О'Санчеса, как перепревшее тесто из кадки. Читатель,
тебе не надоели воздушные литературные эклеры? Покушай черного словесного
хлебушка. Рекомендую.
Top of Form 1
Last-modified: Sat, 19 Jan 2002 07:10:24 GMT