го острова, на Стрелку, на самый спуск, где пандус, мощеный булыжником, выводит прямо к Неве: Особенно весной мне нравится приглядываться к течению, искать условную границу, отделяющую Большую Неву от Малой: вот это льдинка туда-сюда болтается, на месте стоит: Ты уж скорей, смелей выбирай себе путь и протоку, а то так и растаешь на распутье, неприкаянная, неопределившаяся... Народу очень много. И праздношатающееся большинство ползет в том же направлении, встречать белую ночь и разводить мосты. А мне не до романтики, признаться, и не до условностей, мною же придуманных, чтобы отделить один мой мир от другого: сворачиваю с тротуара, вхожу в первую попавшуюся дверь - и вот я в Пустом Питере: Интернет-клуб 'Кво Вадис'. Сколько компьютеров и все включены. И так безлюдно: Можно, пользуясь халявой, побродить по сети вчерашнего дня или просто грабануть владельцев на бутербродик другой: Даже жалко, что уже поел: Ай, какое символичное название! 'Камо' я 'грядеши'? на Стрелку, сказано же. Пора дальше в путь-дорогу, только теперь уже по пустому Питеру, каков он был сутки назад. Это я тоже не случайно придумал, как не случайность и то, что в данную секунду в соответствующем Полном Питере коронка находится у Филарета, который, видать, не шутя опробовал ее и умудрился остаться в живых: Если бы я ее изъял в тот вечер, сейчас могла бы случиться некая накладка, а зачем она мне в такой ответственный час? Стрелка. Половина первого. Ночь. Вода молчит, город молчит, корона затаилась, мое плечо не ощущает от него ни холода, ни жара, ни онемения... Пора начинать: Слева Петропавловская крепость, справа Зимний дворец, впереди далеко мой самый любимый Троицкий мост, если считать из больших разводных. Смотреть на его развод лучше всего не сбоку, а с торца, глазами бронзового Александра Суворова. А из малых я люблю Театральный, и два деревянных, на Петропавловку ведущие: Кронверкский и Иоанновский. Грустно мне. А почему именно здесь? Что это на меня нашло? Есть местечко и получше, и функциональнее. Елагин остров - вот что мне нужно. Пуповина сил земных, второй по значимости центр сложения магических энергий всех существующих типов. Первый - в Южной Атлантике, но мне и этот хорош. А может быть это я трушу, время оттягиваю?.. Может быть, но мне приятнее думать, что я не боюсь. И чего мне бояться? Стать стихией? Ураганом, дождем, водою, воздухом, или пламенем? А может, действительно - стать? Надеть на себя корону и отдаться вселенной, стать безотрывной частью ее, как она и требует, уступив место иной ее части, неведомой, незнаемой, той, что ждет своей очереди многие премногие миллионолетия? Сколько раз я был на волосок, на ангстрем от этого выбора - и все еще здесь, все еще существую: нет, я не боюсь: разве я не пытался усовершенствовать, и даже поторопить сей ход вещей, вырастив себе наследника, с тем, чтобы увидеть того, кто примет от меня мой венец и узрит, в свою очередь, мой: Я ведь не знаю, не видел и не осязал того, кто был до меня - да и был ли он? А я - есть. И я хотел знать своего наследника: Не моя вина, что все они покинули меня: Это были дети мои, плоть от плоти моей, дух от духа моего, мятущегося и сомневающегося во всем сущем, даже во мне и в себе: Тоска подзаживет и станет грустью: Я знаю. Эта дурацкая корона: Эти дурацкие градины, солнечные гиперболоиды, вакуумные атаки: Нет в тебе мозгов, Вселенная. Вернее, в тебе они есть, но они как бы опосредованно тебе принадлежат, иначе бы ты, прибегнув к их услугам, придумала: Нет, это слово тебе не годится:. Иначе бы ты действовала иначе и принудила бы меня поступить по твоему. Ты и так управишься, если дать тебе волю, тупо и наугад наращивая усилия день ото дня, пока они не сравняются и не превзойдут мои, противодействующие твоим: Вот и эта пресловутая корона - Большой Взрыв один знает, да и тот неть и слабоумен, сколько времени она ковалась случайным образом и как долго меня искала... А теперь нет. Я князь мира сего, и того, и пятого, и десятого и всех остальных и мне нравится править и жить на манер человеческий. И я буду жить и творить столько, сколько захочу, а хочу я невозможного и бесконечного, имя им: Всегда и Никогда. Надо же, как я разволновался, пока летел: меч сам в руку прыгнул, черный мой меч. Если бы я был плохим поэтом, я бы сказал 'ослепительно черный меч' и с формальной точки зрения был бы безукоризненно прав, потому что темнота ослепляет: посади простого человека в комнату, где стены обладают цветовыми свойствами моего меча, он бы и ослеп; более того: даже стадионному прожектору вряд ли удалось бы осветить такую комнату хотя бы 'на удовлетворительно', весь свет стены бы впитали: Но в данном случае подобная правота не лучше воровства, образ вышел бы - пошлая дрянь. Мне мой меч нравится. Нет серьезно, это один из немногих предметов, которые я позволяю себе любить. Или почти любить. Однажды я даже посвятил ему целую страну: Да, а что, а мне нетрудно, сила-то есть и вся моя. Ха-ха-ха. Он, мой старый верный Чернилло, стал праотцом, праобразом (и прообразом, в какой-то мере) для всех мечей этой страны, а они, в свою очередь, постепенно стали святыней целого народа, главным культурным и историческим богатством нации, закрепленным в этом качестве письменно и законодательно... Мой меч - мой венец. Именно его бы я передал: наследнику. Да, а сам покорно бы стал стихией: Или континентальным шельфом: Эти тучи, что секли нас градом, или пытались обжечь меня болью в Сосновке - чувствуют ли они что-нибудь, кроме жажды сделать меня себе подобным?.. Не знаю, вряд ли, и уж наверняка не смыслят: И я таков буду: Был бы: Буду: Да не хочу я! Вернее, буду в бесконечной далекости, но - сам. Сам сложу с себя венец княжеский, сам смиренно низвергнусь в пропасть без начала и конца: Сам. Слуги мои, люди, звери, магический сор, вроде тех же домжей, бесы, джинны, и существа им подобные - почти всегда сопровождают меня в бесконечных блужданиях моих и бессмысленных поисках смысла, некоторых я награждаю могуществом, а особо важных мне и близких - творю по образу своему и подобию, и владеют они мечами, подобными моему и служат мне беззаветно: Но сегодняшнюю ночь я не могу поручить никому из них, ибо не доверяю. Нет, нет, я не параноик, мое недоверие - могуществу их, но не помыслам, ибо не могут они восстать против меня, их сотворившего: А почему бы и нет, собственно говоря??? Ведь восстал же я, малой частью будучи, против целого? Немалой, но - частью! Да, кстати говоря: Контраргумент веский и логичный. С одной стороны. А с другой - паранойя, логика, аргументы, преданность, предательство - все это пустые человеческие страстишки и мыслишки, при чем тут я, к которому они не применимы?.. Почему же неприменимы, коли создал их и подарил человечеству я, почерпывая в самом себе?.. Это тонкий философский вопрос. Кстати, философия - тоже выдумка человеческая. Надо же - как я вжился в это дело, вылитый гуманоид! Отложим рефлексии, а в освободившуюся руку возьмем меч, ибо пора приступать. Тиха белая ночь в Пустом Питере. Притих грозный Елагин остров, замер в Пустом Питере напуганной ипостасью своей. Облаков нет, ветров нет, дождей и молний нет. Ничего нет, ибо Пустой Питер - моя личная стихия и она недоступна ничему, только он и я, и эта корона, что висит предо мною в пустоте, скованная повелением моим. Я стою в центре всех дорог и путей, по которым струится мощь мира сего и эта мощь покорна мне, ибо пролегла через стихию мою. Все пути эти, ленты и тропы свернулись в единый ком, шар, кокон, сгусток с единой же целью - удержать. Корона висит предо мною, уже отнюдь не такая смиренная: мощь, что накоплена в ней, не терпит плена и воли чужой - и весь этот ком пульсирует в чудовищной и невидимой обычному глазу борьбе, ибо и я не мальчик-с-пальчик и не терплю непокорства ни в людях, ни в вещах. Первый удар я надеялся сделать последним. Да что надеялся - рассчитывал, ибо привык... А корона выдержала. Вся мощь Вселенной к ее услугам, в дополнение к ее собственной, наполовину беспредельной, однако этой всевселенской мощи не достать, не добраться до короны, сквозь стихию и время, барьеры, установленные мною, самоназванным повелителем вселенной... Ударю еще! Корона висит, невредима, но и шелохнуться не может, спеленутая всеми, без преувеличения - всеми силами, доступными мне и собранными в единой точке... Третий удар отдается в руки, все еще человеческие по форме, даже причиняет мне нечто вроде боли - с такой предельной мощью хрястнул я поперек хлипкого обруча - без результата. Этот камушек на седьмом зубце: Маленькая двенадцатиугольная копия одного заветного, инковского... Уж не знак ли он мне, с обещанием сделать меня красною планетой, под номером четыре в местной Солнечной системе?.. Фу, глупость какая, но зато глупость сия, в моем мозгу рожденнная, подарила мне идею... Корона остается висеть как была, я же разворачиваюсь на 90 градусов по отношению к плоскости короны и замираю в пространстве, как бы паря над землей в положении лежа: Это чтобы моему человековидному Я было удобнее рубить. Обе руки на рукояти, концентрация всего, что составляет суть моего Я - и мгновенный удар. Совсем другое дело! В течение пары секунд я не чувствую рук - онемели, меч чуть было не просыпался на черные искры - но выдержал. А вот зубчик с камушком отделился от короны и отскочил - и едва не попал в меня, в левую ногу! Нет, шалишь, я от раны, полученной на заре царствия моего, в Древнем Мире, сто миллионов лет отойти не мог, а может и больше, не считал точно... Упала красненькая бусинка на землю: На Землю - и впиталась ею, лишь волна плеснула. И туда ей дорога, а мы коронку домучаем: Только руки пусть отойдут малость: Удар!!! Хорошо пошло! Давай, колись, саббака! Какое там искусство боя??? Бью мечом - как пень колуном рублю, потому что ощущаю - не выдерживает, поддается псевдосеребряный кружочек, главы лишенный: Мир сотрясается... Мой мир дрожит... Я голову чуть повернул - что за стена такая колышется? Это же не стена, это земля подо мною кипит. Деревья вокруг исчезли и травы, и камни, и корни сожжены, да они уже лава, жаром пышущая, вероятно, красный камень постарался: Горизонт дрожит, воздух колышется: Это у меня, в Моем Пустом Мире! Так не должно быть, этого я не велел, не хотел и не приказывал: Но - реальность: Кокон тускнеет - силы, удерживающие короны иссякают. Или это корона ослабла и сил, дабы удерживать ее, менее потребно?.. Некогда размышлять, бить надо, а думать когда-нибудь после, минут через пять... или двести пять: Я бью. И лопнула корона, путы порвав напоследок, и лечу я сжимая меч в обеих руках, полностью потеряв ориентиры и разум, неведомо куда лечу, сквозь огнь и пространство... Шмякнулся я прилично, если считать по человеческим меркам, но в контексте происходящий событий - даже и не ушибся: Где это я? Чудеса - обхохочешься, как некогда говаривал один местный драматург! Я здесь же, в Пустом Питере моем. Меч в руке - цел и невредим, это - главное, хвала мне! Мне, мне хвала, кому еще? И летел-то я недалеко - вот на этом месте, если судить по пейзажу, должна бы быть станция метро 'Крестовский остров'. А сейчас это пологий холм из черной пыли: Решетки через дорогу, отделяющие меня от одного из парков, Приморского, задрожали и рухнули в ту же черную пыль: так не хорошо, господа молекулы, извольте все стать на свои места и принять прежний вид! Я картинно взмахиваю мечом и выкрикиваю во весь голос Повеление. Мог бы и не суетиться, и не орать, достаточно было бы простого... Но окружающий меня мир, исчадие мое, вместо того, чтобы послушаться меня, переламывается надвое и схлопывается по воображаемой оси: 'Я - место короньей казни'. Далекий Кировский стадион, что слева от меня, взмывает в поднебесье и смешивается там с каким-то правым от меня городским пейзажем, который тоже взмыл, но с протвоположной стороны. Ни хрена себе сандвич! Все что ближе (ниже?) - все это уже черная бесформенная пыль: На место!!! - Я вгоняю в приказ силы не меньшие, пожалуй, чем те, что понадобились мне для расправы над короной, моим несостоявшимся венцом, - и мир, Пустой Питер, в последний раз слушается меня и расправляется в прежнее двухсполовиноймерье... многие километры на все четыре стороны лежит пустой город, плоский как блин, с невысокими шишечками и шипочками куполов и шпилей, которые за полноценную мерность и не посчитаешь... Он развернулся предо мною, обмяк, мой Пустой Питер, но это уже не город и не мир, это фантом, лишенный Меня и силы. Все отдано без остатка битве, что продолжалась от силы - сутки: Точно, сутки по времени бывшего моего пространства-стихии, так, что я догнал время обычного мира, в котором стоит настоящий град Петербург: Я победил. Да, победа за мной, Вселенная молчит. Молчит и ждет, пока я покину руины моего Пустого опустевшего мира, чтобы пожрать останки его: Потому что я-то победил, да вот она не проиграла. Просто отхлынула на одно несчетное мгновение... Я иду. Мост, ведущий на Елагин Остров - в черную пыль за спиной, стоило мне сделать шаг с него, впереди и по краям деревья, кустарники, качели, сараи, дорожки, скамейки - все молчит и ждет, пока я пройду мимо, чтобы осыпаться мне вослед невесомым, неслышимым, медленным черным прахом: Нет больше Ленты, нет Магистрали сил - иссякли они. И в Полном Питере нет, ибо я все вобрал без остатка, и немало дней пройдет, пока силы туда вернутся и буйной магической мощью наполнят тело Елагина острова и щупальца его: А в Пустой Питер уже не будет возврата и самого его не будет отныне: Я мог бы выстроить точно такой же, но я не повторяюсь: У меня и дети были - каждый на свою стать, друг на друга мало чем похожие, кроме горькой безвременной судьбы... Железнодорожный переезд - в черную пыль, вместе с путями, семафорами, шлагбаумом: Деревья - стояли мертвы, а осыпались еще более мертвым прахом, ибо утратили форму - последнее свойство, отличающее их от 'ничто'... О, как хорошо, что я умчался со Стрелки Васильевского острова и разделался с короной вдали от Невы и Града. Мне было бы грустно смотреть, как осыпаются в прах дворцы и соборы моего любимого мира и даже понимание, что их точные копии, а вернее - оригиналы - по-прежнему живы и здоровы, не исцелило бы мою внезапную, однако же вполне предсказуемую тоску... Многоэтажки, панельные, бетонные, кирпичные - все в прах, но мне даже их эгоистически жаль, ведь я ходил среди них, взирал на них, пусть даже и с презрением: И представлять не хочу, что там, далеко за спиной, лежит на месте Невы и островов: Да и нет там ничего, наверняка пространство сворачивается вслед за мною, чуточку отступив, из почтения ко мне, либо по иной какой причине, на которые мне равно наплевать! Меч мой - он по-прежнему в деснице, хотя я не собираюсь никого и ничего рубить-губить-крушить: Рад был бы сорвать настроение, но чтобы нарочно искать - не стану. Нечего ему делать в руке моей, пусть вернется и будет там, где и положено, пусть спит и ждет, пока он опять понадобится мне в качестве меча, чтобы разить, или стать венцом наследнику моему... Мой двор, пустой, и в то же время, загаженный бытовым и строительным мусором, мой дом, такой же панельный, как и вся окружающая дрянь. Последний осколочек Пустого Питера. Я поднимусь по бетонной лестнице, открою дверь первого этажа, минуя примитивный дверной код, в эту секунду предусмотрительно открытый, дабы не тревожить ярость мою, взойду к своей квартире - и навсегда кусочек прожитой бесконечности канет в ничто. Странно: Шаги мои обрели звуковую мерность, ибо порождают эхо, тихой моросью брызжущее от стен и потолка: Это еще кто??? - Это я, мой господин Зиэль, это всего лишь я... В депрессии есть одно раздражающее свойство: временами исчезать куда-то совершенно немотивированно, пусть и ненадолго... Да. Следовало думать и ожидать, что она явится ко мне, парламентером, либо за указаниями, но мне не подумалось, отсюда и шок. Четверть шок, просто сильное удивление, не более того. - А, это ты, старая: Чего приперлась? - Повидаться. К себе домой ведь ты меня не зовешь? - Еще не хватало. Я тебе и в Пустой Питер ходу не давал, межпроч. Обнаглела, смотрю. - Так а его нету уже, Пустого твоего, ты сейчас в обычном. - Знаю, по звукам догадался. Короче, сука, чего надо? - Почему ты всегда говоришь со мною, наделяя меня женскими и иными свойствами? Те, кто воображают себя сильными и храбрыми, постоянно пытаются доказать мне то, что мне неинтересно, хотя и ложно, а ты, мой господин Зиэль - ты зачем уподобляешься инфузориям? - А так просто. Я перед тобой не отчитываюсь, понятно. Это ты мне служишь, не я тебе. - Вопрос терминов и человеческих пониманий. Мало того, что ты сам маниакально играешь в человека, но еще и меня пытаешься вовлечь в свои мизерные игрушечки и вообще всю природу... - Ох, жалко меч я спрятал, лень доставать: Не трожь природу и философию. В последний раз спрашиваю: какого хрена ты здесь, курносая? - Как скажешь, мой господин Зиэль, пусть курносая, могу и саван, и косу. И готовая я говорить женским голосом человеческие силлогизмы. Что людишки меня очеловечивают в своих штампованных представлегиях, я привыкла, но ты-то: Хочешь пожонглирую чем-нибудь, какими-нибудь женскими или рыжими головами? - Нет. Давай силлогизмы и женским голосом. - Собственно, говорить мне нечего, ибо я здесь лишь по повелению твоему, дабы напомнить тебе суть твою, помыслы и будущее, коего нет для тебя. - Как это нет? Только что, в честном бою, щитом и мечом, добыл я себе путь и перспективы. Будущее все еще реально. - Браво, браво, браво, мой господин Зиэль - трижды восклицаю я, в полном восторге от твоего последнего афоризма, совмещающего в себе, несмотря на предельную простоту и краткость его, все оттенки времен: будущее, настоящее и прошлое... - Какого такого афоризма? - 'Будущее все еще реально'. - А-а, я и лучше могу. Ну, так? - У тебя нет времени, ближайшие годы не в счет, сто их будет, или сто миллионов - не важно. - Времени вообще нет, если строго разобраться. - Тебе виднее, мой господин Зиэль. - И ты здесь только для того, чтобы мне это сказать, напомнить? - Да. - Сучка. Без твоих напоминаний знаю. И все? - И все. - Гм: Я сам определяю, когда мне быть и когда уходить. И определю, и объявлю волю свою. Я лично повенчаю наследника на княжество мое, породив его же, и однажды да будет так. - А что же ты тогда столь непоследователен, мой господин Зиэль? Почему, несмотря на бесконечные усилия беспредельного могущества твоего, венец все еще на главе твоей, а чаще в руце, разящей все и вся, включая... - Прочь, сука!!! Прочь! - Гнилью какой от нее разит, хладом ли странным? Вечность ее знаю - никак понять не могу: Вот-вот бы я ее пинком подцепил, и успел уже, несмотря на усталость, но - шустра она, даром что не моложе моего будет, чик - и растворилась. За все время знакомства - буквально два раза дотянулся, да и то получил сугубо моральное удовлетворение, никакого ущерба ее костям не нанеся. Сволочь старая. Служить-то она мне служит, да кланяться не спешит: Все логично: ведь чем я ее наказать могу? Ничем не могу. Жизни лишить? Это плохой каламбур, из дешевых... Вот я и дома... - Бруталин, ты опять с дурацким этим цветком? Разве не запретил я тебе эдак вот приветствовать меня? - Нет, сагиб. Ты велел держать руки свободными от цветка. Я готов исполнить и исправиться... - Буквалист ты, или хитромудрый чересчур: Уж сделай милость, встречай без цветков. В колбе когда сидишь - хоть подкову в зубах держи, а встречаешь в реале - изволь быть строже. Понял? - Да, сагиб. - Не вздумай еще раз 'не так' меня понять. Уяснил? - Да, сагиб. Прошу меня простить. - Сделано. Всех остальных приветствую и не надо ничего в ответ орать, сам чую - рады: В дом мой не ломился ли кто? - Нет, сагиб. - Нужду ли какую испытывали? Накопили ко мне вопросы, либо просьбы? - Нет, сагиб. - Сам за всех отвечаешь? Логично. Но не вздумай рты им затыкать, препятствием быть между Мною и их готовностью служить Мне. ПОНЯЛ? - Да, сагиб. - Что ты сразу на колени брякнулся, я не сержусь, я просто устал... - Сочувствую, сагиб. Прикажи, сагиб, мы готовы тебе служить и жаждем помочь тебе. Приказывай нам. - Ох, прикажу: Да чуть попозже. И пожр: И поужинать, и ванну, и музыку, и то, и восьмидесятое: Но чуть попозже, сначала мне нужно дельце одно сделать, либо попытаться сделать. Тьфу, пропасть! Действительно набрался дури человеческой по самую ватерлинию. Сделаю. Пока я там размышлял, да мечом рубился, идейка у меня всплыла, вернее вспомнилась: Бруталин! - Да, сагиб. - Пойдешь со мной, остальные пусть отдыхают. Да не на диванах моих чаи гонять, а пусть сидят на стенке в прихожей, где ты им караулку с глазами содеял. - Исполнено, сагиб. - За мной. И пошли мы во вторую комнату, в которую вхожу я только, если намылился путешествовать по мирам: Витринцы, оконцы: Нет, друзья мои, нынче я мимо, да все мимо, к зеркалу мой путь, что шага на три дальше: Портьера отъехала, послушная движению моей руки: Или это старательный Бруталин угадал и подсуетился: Да, не важно: Нет, усталость ни при чем, сил как таковых - у меня полно, я быстро восстанавливаюсь. Сердце у меня не на месте, вот какая штука, тяжести на нем лежат, из разряда тех, что не сбросишь, не затопчешь... Мог бы - но это себя топтать, куски от себя отрывать... Здоровенное зеркало, гораздо больше, чем нужно мне, да уж как слепил - пусть так и будет: Тридцать семь квадратов в высоту я уложил, да восемнадцать в ширину, каждый квадрат - магическое зеркало с идеальной поверхностью - сто тысяч лет шлифовать: Все они сложены в единое зеркало со столь же безупречной поверхностью. Зачем я его сотворил - уже и не вспомню. То ли тщеславие тешил, то ли игру начал, да забросил: Но факт остается фактом: зеркало это я не люблю и заглядываю изредка, только чтобы полюбоваться на дракончиков, или как сегодня... - Бруталин. - Да, сагиб. - Собери их - и в мешок. Аккуратно, не повреди никого. - Слушаюсь, сагиб. - Бруталин мой - спец в порученном вопросе: глазом моргнуть - как добыл он мешок немалых размеров, прыгнул к зеркалу - хвать, хвать, хвать - и в мешок дракончиков! Те, естественно, пищат, крылятами машут, кусаться пробуют, да с маршрута им не сойти, вот Бруталин и пользуется этим обстоятельством: стоит, словно у конвейерной ленты и дракончиков ловит: Однажды, на добрый желудок, я затащил к себе - правда это в другом месте было - одного художника-графика, позволил ему сделать картину с натуры: маленькие дракончики водят бесконечные хороводы сквозь зеркало, превращаясь постепенно из двумерных в трехмерные и обратно: Неплохо срисовал, бродяга, только параметры изменил, в угоду человеческим стандартам: зеркало чуть расширил и занизил вполовину: Я ему потом много чего показывал, пока он не состарился и не исчез естественным путем - Исполнено, господин. - Хорошо. Короче, ты с мешком вон отсюда и чтобы никто меня не беспокоил. Как только я закончу свои дела - сразу выйду, сам. И тут уже - утро ли, вечер, лето ли, весна - чтобы все было готово, от фруктов и ванны, до подтирательного батиста и программы телепередач, если вдруг!.. Понял? - Да, сагиб, ни мгновения не промедлим. - Прочь. Стой. - Да, сагиб. - Отдашь их Баролону под присмотр, дракончиков. - Да, сагиб... И вот я остался один: Я подхожу к зеркалу, не глядя падаю в кресло, заранее приготовленное Бруталином, и так замираю на несколько секунд: Потом открываю глаза, выбираюсь из уютных оков, сажусь прямо и заглядываю в зеркало. Вот уже и двое нас: я и мой единственный оппонент, если не считать безгласной и безмозглой Вселенной. - Здорово! - Приветствую я его, а он меня, наши голоса сливаются в один... - Ты мне не нравишься, - сообщает мне он, однако и я успел произнести это слово в слово, ни тысячной долей мгновения позже: Я смотрю ему прямо в глаза и он не отводит взора: Эх, покатилось дело! Я хочу заставить его подчиниться, не уравновешивать меня и не противодействовать нигде, ни в зазеркалье, ни в сновидениях, ни в помыслах: Он должен склониться предо Мною и так должно быть. - Опусти глаза. - Это я ему говорю, и он, судя по губам, что-то возражает. - Опусти взгляд, смирись. - Между прочим, смотреть в его глаза непросто: взгляд его глубок и свиреп. И холоден, и красен, и бесконечен и по-своему привлекателен. Заглянув в эти глаза, мне было бы не просто оторваться, вздумай я сейчас это сделать. Но я вовсе и не собираюсь и вообще ему тяжелее приходится, нежели мне. Потому что я - это Я. А он - всего лишь мое отражение. Он Мое, но не Я его!!! Тяжек взор мой для него, и память моя лишь утяжеляет его: Хваково семя готов был я выпалывать без устали и делал это: Но почему же никак не уберечь мне наследника:Что? Нет. О, нет, ты ошибаешься, красноглазый, он сам оступился и выбрал гибель свою: Что? Да, и этот тоже: Я даровал им свободу воли, дабы не рабами видели они сущее, но познавали его как подобает властителю: Неправда, я берег: Каждого из них берег я как себя самого... Опусти взгляд, презренный, опусти взгляд! Смешна мне гордыня твоя!.. О, он крепкий орешек и мне радостно будет сломить его и попрать его дух и прах, низвергнуть в черви могильные: Я видел - он дрогнул, я заметил это... - Боишься, дружок? Поздно меня бояться, ибо вот он я, в хладном гневе пребываю и не будет тебе пощады: И тому, кто подослал ко мне этого Ёси-Сэйси также не будет пощады, ибо замахнулся он на венец мой, не будучи наследником: Это твой, твой, твой подлый выкормыш, твой и сгинувшего Хвака, и однажды он столкнется с тем кто сильнее и быстрее его, а не с тем, кто глупее и доверчивее: НЕТ!!! Ну вот что ты врешь, а? Кому ты врешь, подлый? Хотя бы так рассудить: зачем мне все эти громы и молнии? А? Когда моего слова хватит, чтобы стать по-моему? Моего, а не твоего слова. Я не боюсь расстаться с оболочкой, я в любой момент готов впитать в себя всю тяжесть мира и впитаться в него огнем и водою: Ну и что? Разве числа могут потревожить Вечность? Нет в том разрыва. Но мне нравится принимать образ любой. А тебе нравится под меня косить! Клон, падаль, гниль! Опусти взгляд, я сказал! Ниц пади, тлен! Опусти взгляд! :Они сами, воистину сами пошли своим путем и каждый раз я узнавал, кто их подбил на измену мне: И карал: И буду карать, но на сей раз прозрел я и понял тайное тайных: это ты враг. Мне и наследству моему! Это Я не подвластен смерти, не ты. Но даже если и ты не по зубам ей - это не спасет тебя от позорного небытия, ибо надоел ты мне, надоел... Как там Бруталин? Сидит ли в колбе, с цветком в руках, надзирая за шестиглазым караулом, состоящим из джиннов моих или рассыпался на атомы и поля, ожидающие возвращения моего? Опусти взгляд предо Мною, раб зеркала Моего!!! Я вернусь, Бруталин, скоро вернусь: Бельведор настроит мне полуденное Вековековье за окном, Бергамот же напротив, развернет мне панораму коралловых рифов где-нибудь в пределах Туамоту, или Пасхи, на его выбор, Боливар: Боливара я заставлю искать мне текст одной полузабытой пьесы-водевиля... Баромой: А Брюша?.. Без работы не останется, уж мы с Бергамотом постараемся: Без Баромоя никак, ибо уже я взмок: вода и невесомость - побултыхаемся вдоволь: Баролон: Будет по совместительству старшим пастухом над дракончиками, потому что зеркало я разобью навсегда: Опусти взгляд! Опусти взгляд. Опусти, я сказал!!! Мне нравится, когда противник начинает нервничать и злиться. Когда я в облике земном, или подобном ему, в одном из миров, я тщательно слежу, чтобы силы наши - мои и врагов моих, были бы если не равными, то сопоставимыми, иначе не интересно: Здесь особый случай и я рад: опусти взгляд, враг! :И я рад, что моя выдержка лучше, отсюда неминуемый результат: он потерпит поражение. О, как он задрожал, еще бы: Его плющит, вот его и колбасит. - Опусти взгляд. Если смиришься, немедля и безропотно, если опустишь, если признаешь главенство и первородство мое: Еще не поздно: опомнись, мятежный, склонись - и помилую, и просто изгоню прочь из миров моих в чужедалье, с глаз долой, ибо только я, только мне и только для меня... - Опусти взгляд. Так будет, так должно быть, так я хочу и так... Мой ад не для двоих.