да колхозников, - спросил Воробьев. - Как куда, - удивился глупому вопросу официант. - На свалку, разумеется. Там же одни старухи остались. Все равно помирать пора. . - Кто бы мог еще несколько лет назад подумать, что у нас такое будет возможно, - сказал потрясенный Соколов. - Давно пора, - сказал Рябов. - Это еще только начало. Не то еще будет. В Кишиневе три бывших подпольных, а теперь легализированных миллиардера заявили, что способны и готовы купить весь город со всеми домами, учреждениями и предприятиями. -Неужели им продадут?! -возмутился Воробьев. - А почему бы не продать, - сказал Рябов. - Все равно все идет прахом. А так хоть какая-то польза будет. По крайней мере миллиардов двадцать рублей попадет в государственный банк. - А на что эти рубли, если они в бумагу превращаются, - сказал Воробьев. - И не проще ли объявить нынешние денежные знаки недействительными и ввести новые? Пока новые миллионеры появились бы, мы успели бы навести порядок в стране. - Не будьте таким наивным, - сказал Рябов. - Подпольные миллиардеры не такие уж дураки. Они такую возможность всегда в виду имеют. У них в руках материальные ценности и иностранная валюта. Связи в верхах. Они не потеряют ничего, наживутся даже. Пострадают, как всегда, невинные простаки. Москвичи ужинали в той части зала, где кормили командировочных, и где цены были не такие высокие, как для прочих. Воробьев, кивнув в сторону Акопяна, спросил официанта, во что обойдется ужин этого богача. Даже Рябов присвистнул, услыхав сумму: его месячной зарплаты в академии и как депутата не хватило бы на это. Акопян, узнав от официанта, что в зале сидит известный ученый и депутат Рябов, послал ему от себя бутылку французского шампанского. Рябов был тронут таким вниманием и раскланялся в сторону босса в знак благодарности. Тот снисходительно помахал ему пухлой ручкой. Рябов предложил своим спутникам шампанского. Воробьев согласился. Соколов отказался. - Кто бы я ни был, - сказал он, - а перед такой мразью унижаться никогда не буду. - Придется, - сказал Рябов. - Никуда от этого не денешься. - Это бабка надвое сказала, - возразил Соколов. - Погодите, мы до этой сволочи еще доберемся. - Как бы они сами до Вас не добрались! Они любую газету купить могут. Захотят Вас разоблачить, купят и журналистов, и Ваших начальников. Увы, таков неумолимый ход истории! - Сегодняшняя смута еще не есть вся история. Первые впечатления Соколова и Воробьева Соколов отправился в Управление КГБ знакомиться с информацией об умонастроениях и поведении здоровой части царьградцев, а Воробьев - в психиатрическую больницу,где собирались сведения о психически ненормальной или считающейся таковой части жителей города. Это разделение было до известной степени условным, так как почти все сумасшедшие, свихнувшиеся на политике, состояли на учете в КГБ, а почти все здоровые, удостоившиеся внимания КГБ, состояли на учете в психиатрической больнице. Совпадение было не случайным. Все жертвы карательной медицины были в ведении КГБ до того, как были осуждены на принудительное лечение. С началом перестройки их выпустили на свободу, т.е. вновь под надзор КГБ. С другой стороны, перестройка пробудила к политической активности тысячи царьградцев, среди которых более пятидесяти процентов были психически больные и неустойчивые граждане. Они пополнили ряды политсумасшедших, немедленно взятых на заметку в КГБ и в политическом отделении психиатрической больницы. Соколов был потрясен тем, какую информацию собрали осведомители КГБ о гражданах области с момента начала перестройки. Он думал, что работа такого рода ослабла или прекратилась совсем. А тут он увидел нечто противоположное: работа эта усилилась, стала квалифицированнее и продуктивнее. Горбань сказал, что число осведомителей у него сократилось раза в три или четыре. Зато осведомители стали лучше работать. Грамотнее. Раньше информация осведомителей на девяносто процентов была бессмысленной чепухой. Теперь процент чепухи снизился до десяти. Раньше рядовой осведомитель охватывал не более десяти объектов. Теперь же он охватывает до тридцати. Горбань выделил в распоряжение Соколова двадцать сотрудников во главе со своим заместителем. Соколов объяснил им, какого рода материалы требуется отобрать. Заместитель Горбаня сказал, что будь у них компьютеры, он один выдал бы нужную справку через десять минут. А пока им приходится действовать дедовскими методами. И на получение такой справки двадцать сотрудников должны трудиться в поте лица целый день. Отставание от Запада ощутимое, как видите. Соколов сказал на это, что скоро положение изменится к лучшему, что США и ФРГ уже начали поставку компьютеров в Советский Союз, и КГБ получит новейшие компьютеры в первую очередь. Соколов просматривал материалы, отобранные сотрудниками Горбаня по его указаниям, но не находил в них ни малейшего намека на политический терроризм. Из материалов было видно, какое озлобление владело жителями города. Причин для этого было более чем достаточно. Повышение цен на алкоголь. Преследования за самогон. Ухудшение продовольственного снабжения. Бесконечные очереди. Коррупция. Инфляция. Рост преступности. Моральное разложение молодежи. Крушение всех привычных ценностей. Одним словом, положение как во время войны и в первые послевоенные годы, но без надежды на улучшение. И все же ничего такого, что прямо относилось бы к политическому терроризму. Лишь в одном из доносов говорилось о молодом человеке, который собирал сведения о Маоцзедуньке с целью написать книгу об этой выдающейся дочери русского народа. К доносу было приложено заключение работника КГБ, беседовавшего с молодым человеком. Согласно заключению, молодой человек был земляком Елкиной, имел добрые намерения, и по совету работника КГБ прекратил это занятие, а собранные материалы уничтожил. Результаты Воробьева оказались еще более скромными. Армия сумасшедших в Царьграде была огромной и, судя по больничной статистике, росла с каждым днем. Но в ней не было ни одного индивида, свихнувшегося на терроризме. - Дела наши незавидные, - сказал Воробьев вечером при встрече с Соколовым. - Я по опыту знаю, что мир сумасшедших точно отражает в себе нормальное общество. Если в нем нет ни одного, обуреваемого идеей терроризма, то значит и в нормальном обществе нет потенциальных террористов. - Вы упускаете одну возможность, - возразил Соколов. - Потенциальный террорист может гулять на свободе, не привлекая к себе внимания и не обнаруживая себя. Как бы тщательно в наших коллективах не следили за поведением своих членов, как бы тщательно КГБ и его добровольные помощники не прочесывали население на предмет выявления индивидов, не отвечающих нормам нашего общества, всегда вне досягаемости остается некий Икс, который в своих мыслях и намерениях идет дальше того, что может вообразить обычный советский человек. - Ваш Икс без достаточно серьезных оснований не обнаружит себя, а если обнаружит, то в каком-то действии. У нас времени дара дней. Как мы найдем его? И зачем он нам нужен? - А зачем нас послали сюда? Размышления Соколова Нам нужно искать не некую беспристрастную истину, - думал Соколов, оставшись один. - Таковая вообще не существует. Нам нужно искать истину символическую или служебную. Тут есть свои правила. Например, преступники должны быть сомасштабны жертве их преступления. Для Брежнева было слишком мало, чтобы на него покушался всего лишь заурядный лейтенант. На его самую драгоценную в мире жизнь должны были покушаться силы некоей мировой реакции. Возможно, что покушение Ильина не состоялось, поскольку не удалось притянуть к нему эти силы мировой реакции. Не исключено, что многие покушения на Сталина были скрыты именно в силу неадекватности покушавшихся объекту покушения. Для убийства Маоцзедуньки притягивать силы мировой реакции было бы слишком много. Но ограничиваться опустившимися алкоголиками, отсидевшими многие годы в лагерях за никчемные уголовные преступления, было бы слишком мало. Все-таки нужен некий Икс как посредник между алкоголиками и силами реакции, если не мировой, то хотя бы республиканской или даже областной. Это напоминает сталинские методы? А разве существуют какие-то иные, несталинские?! Враги народа или консерваторы, - какая разница? Разница только во времени и в условиях. А суть дела та же. Силы реакции, - что это такое? Почему это должны быть непременно консерваторы? Разве миллионеры и миллиардеры бывшей теневой экономики не силы мировой реакции?! Тут-то никаких сомнений быть не может. И почему идея покушения должна исходить от сил реакции, а не от сил противоположных?! Почему покушение должно совершаться во имя перестройки, а не против нее?! Размышляя таким образом, Соколов вспомнил о молодом человеке, собиравшем материалы на покойную Елкину. Он не поверил в добрые намерения этого молодого человека. Кто-кто, а он, Соколов, хорошо знал, что только прохвост мог писать книгу о советском партийном работнике с намерением возвеличить его. А такой прохвост раззвонил бы повсюду о своем намерении, включил бы книгу в план какого-нибудь издательства, связался бы с самой Елкиной, получил бы не одну тысячу рублей авансом. Вряд ли такого прохвоста стали бы вызывать в КГБ. Нет, тут что-то неладно! Надо об этом молодом человеке навести справки. Надо вновь просмотреть с этой точки зрения архивы КГБ. Вдруг обнаружится упоминание об этом поклоннике Маоцзедуньки! А что, если повернуть эту историю против опостылевшей и ведущей к катастрофе перестройки?! Кто я в конце концов - коммунист или предатель коммунизма?! Не пора ли и мне свое слово сказать?! Почему я должен работать на перестройщиков?! Раз уж война, так война! Надо поработать над этим поклонником Маоцзедуньки. Тут что-то кроется. Соколов позвонил в Управление КГБ и дал распоряжение дежурному собрать по тревоге выделенных в распоряжение Соколова сотрудников. Пусть они вновь прочешут архивы с интересующей Соколова точки зрения. Пусть соберут исчерпывающие сведения об упомянутом в доносе молодом человеке и его окружении. Размышления Рябова Рябов решил придерживаться тактики, какой следовал всю прошлую жизнь. Не нужно прилагать никаких усилий к тому, чтобы выяснить то, что тебе нужно, ибо то, что тебе нужно, придет к тебе в голову само собой без всяких усилий. А если тебе в голову что-то не придет, то это тебе не нужно. Главное - твое присутствие в том месте, где тебе в голову что-то может прийти. А присутствующие в том месте сами выболтают все то, что тебе нужно. Не надо только им мешать. Рябов отправился к своему старому приятелю Крутову, который еще до путча ушел в отставку с поста первого секретаря обкома КПСС, потихоньку выскользнул из партии и стал одним из заправил частного бизнеса в области. Совершил он этот самый радикальный шаг в своей жизни по совету Рябова, хорошо осведомленного о намерении верхов под каким-либо предлогом ликвидировать аппарат КПСС и вообще запретить КПСС как преступную организацию, как того и требовали лидеры Запада. На обед к Крутову собрались все, кто имел что-либо достойное выбалтывания. В течение обильного обеда, перешедшего без перерыва в столь же обильный ужин, Рябов узнал о положении в области и в областном руководстве абсолютно все. Причем, в этом все для него не было ничего нового. Это все было точно таким же, как в Москве, только еще грязнее, пошлее, подлее и откровеннее. Что касается Маоцзедуньки, то из бесед у Крутова Рябов составил о ней представление как о беспринципном приспособленце, карьеристе, хапуге и непроходимой дуре, в общем - как о типичном партийном работнике провинциального масштаба. Идея изобразить ее жертвой заговора консерваторов показалась Рябову смешной. Но разве не такими же нелепыми являются вообще все приключения с историческими личностями и более крупного масштаба?! Они лишь на расстоянии и со временем начинают казаться чем-то значительным. Кто знает, может быть с его, Рябова, подачи эта тупая и жирная свинья займет видное место в истории. Итак, вырисовывается такая схема: технические исполнители преступления - организаторы - вдохновители. Первые пусть будут уголовники. Третьи пусть будут консерваторы. Дело за вторыми, за организаторами. Это - забота Соколова. Он мастер в таких махинациях. А он, Рябов, сделает в Москве отчет так, что комар носа не подточит. Он обрисует обстановку в области и в руководстве, опишет меры в отношении консерваторов, обрисует умонастроения интеллектуалов, которым жертва насолила порядочно, и обстоятельства убийства. Пусть эти три фактора не связаны нитями фактического сговора. Это и не требуется. Одно то, что они будут фигурировать совместно, придаст определенный поворот общественному мнению. Остальное люди домыслят сами. Потом он, Рябов, напишет целую книгу на эту тему. Книга станет бестселлером на Западе. Ее переведут на все западные языки. Он тут же придумал название книги: Покушение по-советски. Лишь бы этот недобитый сталинист Соколов не подпортил дело. Этому болвану может взбрести в голову идея докопаться до истины. А какая тут может быть истина?! Дело-то, честно говоря, не стоит выеденного яйца. Власти и подвластные Следователь Соколов был прав: Икс, о котором он говорил, на самом деле существовал в Царьграде. Начнем знакомство с ним с того, что перенесемся на десять летназад,в 1983-ий год, и отправимся вместе со специально отобранными гражданами в аэропорт, где ожидается прибытие секретаря ЦК КПСС Митрофана Лукича Портянкина. Наш Икс тоже направляется туда вместе с другими представителями Протезного комбината имени маршала Буденного изображать энтузиазм народа по поводу визита столь важной персоны. Визит важной персоны из Москвы в Партграде, как еще недавно именовался Царьград, превращался во всенародный праздник. В магазины на путях следования высокого гостя завозили дефицитные продукты питания и вещи - колбасу, селедку, сыр, туалетную бумагу, зубные щетки, бюстгальтеры, босоножки. В городе начинало твориться нечто невообразимое. Магазины буквально брали штурмом. Ослаблялись ограничения на пьянство. Пьяных не забирали в милицию и в вытрезвители. Правда, дефицитные предметы продавались далеко не всем, а лишь членам свиты высокого гостя и особо отобранным партградцам. Последние потом сдавали их обратно. В награду за это им продавали по банке растворимого кофе. Москвичи увозили все с собой, распространяя слух, будто в провинции живут припеваючи. Праздник так же резко обрывался, как и начинался. На другой день магазины снова пустели. Милиция и дружинники с удвоенной яростью набрасывались на пьяниц. Такие праздники прочно врезались в память жителям города. Встречались, к примеру, два Ивана. Хотя, честно говоря, Иванов тут осталось мало. Преобладали Эрики, Эдики, Рудики, Гарики и прочие. Итак, встречаются два Ивана. - Где ты такой шикарный костюм приобрел, - спрашивает один Иван. - А помнишь, в прошлом году Портянкин приезжал, - говорит другой Иван. - Забежал я в магазин, схватил этот костюм и черным ходом удрал. Говорят, КГБ до сих пор разыскивает, кто этот ловкач был. Иваны хохочут и идут по такому случаю в ближайшее злачное место отметить удачную покупку. Это тоже характерно для Партграда: расходы на выпивки по поводу покупок товаров втрое превышают расходы на сами покупки. А в горбачевские годы партградцы стали отмечать попойками даже приобретение бутылки водки или горбачухи - самой убийственной самогонки, изобретенной в Партграде в связи с началом эпохи Великой Трезвости. Такое отношение к визитам важных личностей является продолжением древней традиции. Партградцы испокон веков упорядочивали свою историю посещениями города князьями, царями, воеводами, министрами, генералами, митрополитами, ханами. Теперь их место заняли партийные вожди. С началом перестройки и в особенности после открытия города для посещений иностранцами у партградцев появилась надежда, что к ним в гости пожалуют западные президенты, канцлеры, премьер- министры, короли и принцы. Но пошел слух, будто теперь советское руководство намерено проводить политику прибеднения и попрошайничества. И к моменту визита важных персон с Запада магазины будут опустошаться дочиста, а партградцев заставят ходить полуголыми и просить милостыню, как это и было принято во времена легендарного основателя Партграда - князя Олега. Хотя Портянкин уже давно подвизался в Москве, Партград остался под его контролем и попечительством, так как он тут прошел путь от рядового стукача до первого секретаря обкома партии. На сей раз он прилетает в Партград в связи с награждением области орденом Октябрьской Революции за выдающиеся успехи в развитии сельского хозяйства. Успехи, честно говоря, очень скромные. Правильнее было бы говорить об неуспехах. Но в Партградской области неуспехи оказались меньше, чем в других областях, и это-то явилось выдающимся успехом. Как гласит народная мудрость, первым является последний от заду. В Москве учли также то, что в свинских партградских условиях даже свиньи выживают редко и с трудом, как однажды выразилась Елкина, в те годы бывшая секретарем райкома партии и удостоенная звания Героя Социалистического Труда за упомянутые успехи. Героями стали также сам Сусликов и Матрена Ивановна Лаптева, колхозница, вскормившая (по словам Маоцзедуньки) своей личной грудью больше ста свиней. Областное начальство и специально выделенные для встречи Портянкина представители трудящихся собрались в аэропорту. Начальство и самые, знатные трудящиеся находятся в особом зале, отделенном от зала для простых смертных пуленепробиваемой прозрачной стеной. Стена прозрачная, так как трудящиеся должны иметь возможность видеть своих вождей. Нельзя же их лишать у довольствия видеть, например, вот этого плюгавого человечишку, именуемого Сусликовым, или вон ту стокилограммовую бабищу с гнусной мордой, именуемую Маоцзедунькой! Стена сделана пуленепроницаемой, чтобы у трудящихся не появилось искушение причинить своим руководителям какую-нибудь пакость. И в самом деле, окажись рядовой гражданин в нескольких шагах от этого упыря Сусликова или от этого исчадия рая (как шутили по ее адресу интеллектуалы) Елкиной, у него наверняка появится непреодолимое желание дать им по морде, пырнуть чем-нибудь острым в пузо. Усиленные наряды милиции, агенты КГБ и дружинники охраняют порядок в здании аэропорта и его окрестностях. Личная охрана Портянкина прибывшая заранее, расположилась у входа и выхода из здания, готовая в любое мгновение выполнить свой священный долг. Служащие аэропорта приготовили специальный трап, по которому высокий гость будет спускаться с московского неба на партградскую землю, и развернули красную ковровую дорожку от трапа до здания аэропорта. Солдаты в два ряда выстроились по обеим сторонам дорожки. Перед входом в здание расположили микрофоны, через которые в Партграде зазвучит ликующе- торжествующий глас посланца Неба. Послышался отдаленный гул моторов самолетов- лайнера, на котором прибывает Портянкин со свитой и охраной, и военных самолетов, охраняющих его в воздухе. От кого охраняют? От ворон? От мух? Вряд ли возможно такое, что подвыпивший труженик советского общества окажется на высоте десять тысяч метров с шилом или отверткой, чтобы пырнуть ими высокого гостя в бок или в пузо. Тем не менее такая мощная охрана положена Митрофану Лукичу согласно его высокому положению на иерархической лестнице власти. Кто без этого поверит в то, что этот маразматик, неспособный без помощников снимать и застегивать штаны и связывать слова в осмысленные предложения, является одной из могущественнейших фигур в советской системе власти ?! Начальство впилось глазами в небо, откуда донесся шум моторов, и оцепенело в ожидании. Впереди начальственной группы и в самом центре застыл в монументальном спокойствии и торжестве пигмей Сусликов. Справа от него и несколько позади заледенела в буддийское божество стокилограммовая Маоцзедунька. Слева от него и тоже несколько позади покрылась холодным потом Матрена Лаптева, держащая гигантский каравай хлеба, - традиционный русский хлеб- соль. Руки у нее начали мелко трястись. Хлеб-соль начал угрожающе подпрыгивать. И наверно выскочил бы из матрениных ручищ, если бы не начальник областного КГБ Горбань. Он нагнулся к Матрене и что-то шепнул ей на ухо. Матрена побледнела и застыла наподобие Маоцзедуньки. В стороне от толпы, по ту сторону пуленепроницаемой перегородки, где собрались отобранные для встречи рядовые граждане, стоят два молодых мужчины. Один из них - Юрий Чернов. Ему двадцать четыре года. У него недоразвиты руки. Потому остроумные сослуживцы прозвали его Юрием Безруким по аналогии с основателем Москвы Юрием Долгоруким. Он не обижается на это. Как истинно русский человек он способен наслаждаться своим уродством и тем, что славящиеся на весь мир душевной добротой русские люди унижают его по этому поводу. Другой мужчина - Виктор Белов. Он вполне здоров, если не считать очки. Но очки давно перестали быть в России признаком уродства. Их носит иногда даже Маоцзедунька, когда пытается читать Анжелику. Прочитав половину страницы, она засыпает и спит в очках, она уверена, что в очках сны видятся четче и красочнее. Что касается Белова, то он наоборот, страдает бессонницей и все ночи напролет читаетнелегальную разоблачительную литературу, а также дозволенные сочинения мудрецов прошлого, в которых он мучительно ищет решение проблем будущего. Ему двадцать восемь лет. Молодые люди наблюдают ситуацию в аэропорту, издеваются надначальственнойтруппой по ту сторону перегородки и разговаривают о вещах очень серьезных, но в шутливой форме. Говорят они очень тихо, чтобы не слышали стукачи и агенты КГБ, составляющие половину собравшихся. - Посмотри, какой гигантский каравай испекли на это дурацкое хлеб-соль, - говорит Чернов. И где они муки на это нашли ? Небось весь урожай года пошел на это. -Не беда, - усмехается Белов. В этом году наш урожай в США был отличный. - Это слова Маоцзедуньки. - Я ее цитирую. - Гляди, какая охрана! Побаиваются, сволочи! Сколько милиции! Сколько топтунов! Царь ходил в сопровождении одного жандарма, ездил в открытой коляске среди толпы зевак, хотя страна кишела революционерами, жаждавшими его убить. А эти - слуги народа, выходцы из народа работающие на благо народа. А ездят в бронированных машинах с мощной охраной. Чего они боятся ? - Для них бронированные машины и мощная охрана суть явления престижные. Они суть показатель их значимости Они могли бы передвигаться так, что их никто не заметил бы. Но они должны передвигаться открыто и с помпой, но вполне безопасно. А в народе найдется немало таких, кто с удовольствием бросил бы в них бомбу или стрельнул. - Это стекло не возьмет даже противотанковая граната. - Во всем есть свое уязвимое звено, в особенности - в хорошо продуманной системе защиты и охраны. Тут действует закон нарушения меры: чем мощнее система охраны, тем вероятнее образование слабого пункта в ней. На отыскании такого слабого пункта основаны все удачные покушения и ограбления. Потом люди с удивлением задавались вопросом, как это они не заметили этот пункт ранее, почему не могли предусмотреть такую простую возможность. - Ты прав. В прошлом году тут ограбили самолет, доставивший деньги. Знаешь, как это сделали? Видишь те люки? - Я знаю эту историю. Психологически это понятно. Именно очевидность такой возможности мешает тому, чтобы на нее обратили внимание. Но в каждом конкретном случае надо быть гением, чтобы ее заметить. - В таком случае считай, что я гений. Видишь, вон там телевизионная установка?! - Ну и что? Их полно тут. О чем это говорит ? - Умному человеку это говорит о многом. Это наши отечественные установки. Значит, они регулярно ломаются. Их надо чинить. Следовательно, внутри есть особые пространства, по которым можно добраться до любой подслушивающей и подглядывающей точки. - Но ведь доступ туда охраняется! - Вряд ли. У нас усиленная охрана только на виду, для устрашения трудящихся и для отчетов начальству. А если что не на виду, делается халтурно и безалаберно. - А к чему мы об этом говорим? Мы же все равно такую возможность не используем. Бессмысленно. Убьешь одно ничтожество - на его место выползет другое, столь же ничтожное. Убьешь, например, Маоцзедуньку, а на ее место назначат Крутова. Что изменится? - Ничто. Может быть хуже будет. Но все-таки припугнуть их стоит. Какое-то разнообразие в жизнь внести. Самолет с Портянкиным приземлился и подрулил к трапу для торжественных встреч. Из него выскочили охранники. Затем неторопливо вышел человечек с физиономией упыря- секретарь ЦК Портянкин. За ним выползли сопровождающие его лица. Встречающие с цветами и хлебом- солью ринулись им навстречу, соблюдая положенный порядок. Матрена Лаптева сунула Митрофану Лукичу хлеб- соль, который схватили и унесли куда-то охранники. - Неплохая идея, - шепнул Чернов своему собеседнику. - Взрывчатку можно заложить в хлеб-соль и взорвать по радио. - С нашей техникой наверняка произошла бы задержка со взрывом, - прошептал Белов. - Или взрыв произошел бы раньше, чем нужно. А то и вообще не произошел- бы. Так и сожрали бы хлеб-соль с бомбой. Гости и встречающие подошли к микрофонам. Портянкин вынул бумагу с речью, нацепил очки и начал читать, подражая интонациям Брежнева. Именно наличие отсутствия серьезных промахов и упущений позволили вашей области выйти на первое место в социалистическом соревновании за..., - гремел глас секретаря ЦК из репродукторов. - Интеллектуально неполноценные существа захватили сферу руководства, - прошептал Чернов. - Все это смеха достойно! - ответил Белов. - Смеяться мало. Этих дегенератов надо убивать как ползучих гадов. - Эта мразь не стоит того, чтобы жертвовать своей жизнью. Ради чего?! - Хотя бы из ненависти. Хотя бы из мести. Хотя бы ради минутной вспышки гнева. Ты не допускаешь такое решение? - Нет. Я рационалист. Даже прагматик. Если ты мне даешь гарантию, что в результате этого жизнь в стране хотя бы чуточку улучшится, я без колебаний пожертвую для этого собой. - Такую гарантию тебе не даст никто. Но дело же не в этом. - В чем? - Что мы такое, в конце концов, есть: люди конца двадцатого столетия или болотные гады вне времени и пространства? Церемония встречи окончилась. Гости и вожди области умчались в черных лимузинах. Толпа рассосалась. Чернов и Белов вместе со всеми покинули здание аэропорта и втиснулись в битком набитый автобус. Всю дорогу до города молчали, опасаясь осведомителей КГБ и доносчиков. Начало жизни Отец Юрия Чернова, капитан Советской Армии, награжденный многочисленными орденами за участие в боях в войне с Германией и несколько раз раненый, был арестован в 1946 году по клеветническому доносу и осужден на двадцать пять лет лагерей строгого режима. Срок он отбывал в лагере неподалеку от Партграда. В 1955 году он был освобожден, но оставлен для работы в Атоме, т.е. на атомном предприятии, построенном в том же районе силами заключенных. Здесь он женился на восемнадцатилетней девушке из соседнего районного центра Красноармейска. В 1956 году, в тот день, когда Хрущев зачитал разоблачительный доклад на Двадцатом съезде партии, у них родился сын. Вместо рук у мальчика были такие отвратительные щупальца, что бедная мать при виде их лишилась сознания. Отец после этого запил пуще прежнего и вскоре умер от непонятной болезни. Юрий (так назвали мальчика) был уже не первым в Атоме инвалидом от рождения. До него тут уже родилось несколько детей без ног, без глаз, глухих и психически ненормальных. Рождались и такие дети, которых родителям вообще не показывали. Большинство родителей от таких детей отказывалось. Для них построили специальный интернат, куда стали помещать детей с дефектами от рождения со всей области и даже из других областей. Но мать Юрия отказалась отдать сына в интернат. После смерти мужа она перебралась в Красноармейск к родителям. Для нее началась жизнь, о которой лучше промолчать. Талант и ум русского человека тратится обычно на то, чтобы как-то выкручиваться в трудных житейских условиях. Мать Юрия проявила чудеса изобретательности, чтобы облегчить жизнь сына. Целью и смыслом ее собственной жизни стало научить его жить так, как будто он полноценный человек, и служить ему. Она приняла на свой счет вину всего общества и человечества перед ее сыном. Она научила его выполнять ручками, ртом, головой и плечами многие жизненно необходимые операции. Приспособила для него одежду, мебель, посуду. Когда он чуть подрос, она добилась того, что его взял под свою опеку протезный комбинат в Партграде. Ему изготовили специальные протезы, с помощью которых он научился писать и обращаться с книгами в школе. Дома он писал, держа карандаш во рту или прижимая его ручкой к подбородку. В школе такой способ мог бы смешить детей, а мать Юрия непременно хотела, чтобы он посещал обычную школу, а не школу для инвалидов от рождения при интернате. Как-то началась кампания по вовлечению инвалидов от рождения в нормальную жизнь. Черновых посетил журналист из Партграда. Он написал большую статью, в которой упомянул непонятное для матери Юрия слово комплексный метод. Когда Юрий вырос, окончил университет и стал работать в протезном комбинате, он стал свидетелем ажиотажа по поводу статьи американского ученого, выдвинувшего идею этого самого комплексного метода включения инвалидов от рождения в нормальную жизнь. Это добавило свою долю в его мрачные переживания, но не удивило его: он уже знал, что сами русские Иваны не позволят своим собратьям сделать что-то раньше и лучше, чем на Западе, а если все же это как-то сделалось, они не допустят признания приоритета и тем более не допустят внедрения открытия или изобретения в практику жизни. Чтобы какая-то деревенская русская баба, даже не знающая смысла слова комплексный, сделала что-то раньше американцев или немцев?! Быть того не. может! У матери был хороший голос. Она пела сыну тоскливые русские песни. Он подпевал ей. По выходным дням мать уходила с сыном за город. Они бродили по полям и рощам, по берегам ручейков и озер. Мать пела в полный голос и плакала. Юрий подпевал ей и тоже плакал от еще неосознанного отчаяния и тоски. Зрелище изумительной, но до боли грустной русской природы, наряду с заунывными, рвущими душу на куски звуками русских мелодий, навсегда определили тонус его переживаний. В бытовом отношении Черновы жили так, как жило большинство русского населения в провинции. С западной точки зрения это был уровень полунищенский. Но жители глубинной России начали сравнивать свою жизнь с западной позднее. А тогда, когда рос Юрий, они довольствовались тем что имели. Голода не было, и это было главным. Одеваться стали лучше, чем в послевоенные годы. Появились телевизоры, холодильники, велосипеды, мотоциклы, синтетические куртки, колготки, женские брюки. Жизнь понемногу улучшалась. Была надежда на лучшее. Молодые люди получали образование, уходили в города, устраивались лучше родителей. Ухудшения начались позднее, в конце семидесятых годов. В окружении Юрия лишь изредка говорили о России и о русском народе, причем - без гордости за них. Преобладали жалобы, насмешки, зависть к тем, кто ухитрился лучше устроиться, злоба. Потом в школе ему предстояло услышать слова, которые по замыслу должны были пробудить национальную гордость и патриотизм. Но это делалось так, что эффект получался противоположный. В километре от дома Черновых начиналась трясина- заросшие кустами и мелким лесом болота. О коварстве трясины складывались легенды, рассказывались правдивые истории. Во время коллективизации кто-то сломал огород, отделявший пастбище от трясины, и целое колхозное стадо засосало в трясину. В начале войны с Германией на трясине устроили склады с продовольствием и оружием для партизан на случай оккупации области немцами. Склады исчезли в трясине вместе с людьми. В войну на трясине прятались дезертиры. Ни один из них не выбрался оттуда. В хрущевские годы целая научно-исследовательская экспедиция из тридцати человек бесследно пропала в трясине. Число беглецов из лагерей, которые погибли в ней, перевалило за сотню. Со стороны трясины лагеря даже не охранялись совсем. Говорили, будто иногда охранники специально загоняли непокорных заключенных на трясину, списывая их потом как беглецов. Юрию, как и другим детям, категорически запрещали даже близко подходить к трясине. Когда дети шалили и не слушались родителей, их пугали трясиной, грозились отвести их туда, где их засосет в бездонную грязь. Но Юрия трясина не пугала. Она представлялась ему таинственным и полным чудес миром. Бабушка рассказывала ему сказки о нечистой силе, ведьмах, леших, водяных и прочих существах иного мира, якобы живших на трясине. Иногда в ее рассказах появлялись принцессы, царевичи и прекрасные дворцы, скрытые на волшебных островах в недосягаемых для людей местах трясины. А дед рассказывал правдивые истории о разбойниках, грабивших людей и топивших их в трясине. И якобы до сих пор где-то в глубине леса хранятся несметные сокровища, награбленные разбойниками, так как самих разбойников затянуло в грязь. Конечно, рассказы бабушки и дедушки не отличались той красочностью воображения, как сказки пушкинской няни. Но он сам обладал даже слишком богатым воображением, чтобы на основе убогих рассказов других людей построить свой яркий сказочный мир. Когда он подрастет и станет способным анализировать явления жизни, он однажды вдруг заметит болотную, трясинную основу своей детской мечты. В этом он увидит глубокий символический смысл. Он рано узнал, что самые большие страдания причиняет не столько сам факт уродства, сколько неосуществимая претензия стать полноценным человеком, несмотря на уродство. Жизнь ребенка-урода в среде здоровых детей оказалась для него с первых же шагов адом. Здоровые дети беспощадны к физическим недостаткам других детей. Защита же со стороны взрослых лишь усиливала в нем чувство неполноценности. В порядке самозащиты от всех он стал сторониться сверстников, много читать и думать. Он изобрел свой воображаемый мир, в котором и проводил большую часть своей жизни. В нем он превращался в прекрасного принца или в могучего богатыря, в отважного королевского мушкетера или благородного индейца. И мстил всему здоровому человечеству за свою несчастную судьбу. Школа В 1964 году, т.е. когда начался брежневский период советской истории, Юрий пошел в школу. Учился он блестяще. Некоторые учителя признавались, что такого ученика у них еще не было. Это породило раздражение и зависть у родителей здоровых детей. О его способностях стали помалкивать, преувеличивая успехи других, менее способных детей. Учителя не сговариваясь стали дружно занижать ему отметки. Так еще ребенком он понял одну из фундаментальных житейских истин: общество может быть к тебе справедливым, если ты бездарен или обладаешь допускаемыми им способностями. Но если твои способности превышают общественно допустимую норму, тогда не жди пощады. Если дети беспощадны к твоим физическим недостаткам, то взрослые беспощадны к твоим духовным достоинствам. Ему, как и другим детям, вдалбливали в голову идеологические и пропагандистские утверждения. Он, как и все, не понимал их. Скоро он стал равнодушен к ним, воспринимая это как неизбежное зло и пустую формальность. Потом на смену равнодушию пришло ироническое отношение ко всему, что было связано с идеологией и пропагандой. С этой точки зрения он ничем не выделялся из прочей массы детей. Он, как и другие, был пионером. Как и другие, вступил в комсомол. Выполнял соответствующие ритуалы и поручения. Реальная жизнь разрушала все мифы и идеалы прошлого, но не создавала никаких новых. В нем, как и в других, формировалась идеология отрицания всего советского. Не случайно потому сознание советских людей в годы перестройки будет стремительно заполняться западной идеологией, принявшей ложное обличие освобождения от идеологии советской, объявленной заблуждением. До Юриного городишка доходило то, что обдумывалось и говорилось в кругах интеллигенции в Партграде и в Москве. Неподалеку от города находились исправительно- трудовые лагеря, в которых содержались диссиденты. Жителям города и соседних деревень приходилось как-то общаться с ними и выслушивать их идеи. Так что критическое отношение к власти и к советскому образу жизни начало формироваться у Юрия с первых шагов его сознательной жизни как нечто само собой разумеющееся. Никакого перелома на этот счет в нем потом не происходило. Он изначально сложился как оппозиционер. То обстоятельство, что он родился инвалидом и оказался в исключительном положении сравнительно с другими детьми, способствовало формированию в нем особого, индивидуалистического неприятия советской реальности. Узнав о том, что его отец стал жертвой сталинского террора, он ощутил в себе желание мстить. Но кому, как? Что он мог сделать больше того, что уже сделалось само собой ? Потом он узнал, что сам является жертвой халатности тех, кто строил Атом. Жажда мести обрела реальную основу, но объект мести остался неопределенным. Состояние мести стало постоянным элементом его психики. В 1969 году до Красноармейска дошло известие о попытке покушения лейтенанта Ильина на Брежнева. Юрий не раз слышал сожаления о том, что Ильин не попал в ненавистного и презираемого маразматика Брежнева. Уже тогда он воображал себя в роли отважного героя, убивающего тирана. В 1970 году Юрий впервые увидал Евдокию (Дуньку, как ее звали в народе) Елкину, будущую Маоцзе-дуньку. Это произошло во время демонстрации Первого мая. Елкина тогда была секретарем райкома партии. Она стояла на трибуне и выкрикивала первомайские призывы. Ее голос гремел в репродукторах по всему городу. Образ этой орущей бабищи навечно врезался в память Юрию как символ власти. Дети Внимательный наблюдатель уже по состоянию школы в те годы мог судить о морально-психологическом разложении советского общества и предвидеть угрозу надвигавшегося кризиса. Впрочем, кое-кто из родителей и учителей предупреждали об этом. Но кто прислушался к ним?! Хотя Юрий рос необщительным мальчиком, ему все же приходилось проводить время в среде сверстников. Из их разговоров он получал такую информацию о реальной жизни людей, какую не мог иметь из школьных уроков и средств массовой информации. Ученики, как и взрослые, делились на слои с различным уровнем и образом жизни. Были бедняки, к числу которых принадлежал Юрий. Были богачи. В классе с Юрием училась девочка Таня, отец которой был директором техникума, а мать заведующей магазином одежды. В соседнем классе учился сын директора совхоза, дочь секретаря райкома партии, дочь генерала. Были и середняки, которые жили получше бедняков, но не могли тягаться с богачами. Различия были весьма ощутимыми. У Юрия на двоих с матерью была комнатушка в двенадцать квадратных метров в старом доме без удобств, а у дочери секретаря райкома партии был дом в городе на троих человек и дача около Партграда. Она каждое лето проводила на юж